Текст книги "Ищейки Смерти"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Вам письмо, – парень вручил Морроту сложенный вчетверо жёлтый лист. – Распишитесь здесь, – он протянул бланк, прикреплённый к деревянной табличке кнопками. Моррот прорезал в положенном месте крестик когтем. Посыльный удивлённо посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Чего штоишь? – зло посмотрел Тартор.

– Понимаете… – замялся парень, – я тут всю ночь стоял… Если бы немного чаевых…

Услыхав о чаевых, Моррот разразился такими проклятиями в адрес бедолаги-парня, что тот исчез с глаз быстрее, чем это, в принципе, возможно по законам природы. И, сказать начистоту, очень был счастлив этому.

Записка не была многословной: «Любимые Тосик и Моррик, мы празднуем медовый месяц. Нам нужен экипаж и несколько бочек вина. Ждём вас у Главных ворот Сара. Любяще, Т. и Ф.»

Судя из записки, дела были хуже некуда. Чем мягче обращение, тем серьёзнее передряга. Один лишь «Тосик» уже означал крайнюю степень внимания. Медовый месяц – условный знак Смертельных ищеек о статусе «вне закона». С экипажем и вином – всё предельно ясно. Загрузить сундуки кареты провизией и отправиться в путь. Ну, и Главные ворота означали абсолютно противоположное. Встреча должна произойти близ второстепенного входа в город. Того, что находится в Южном районе. Хотя, была и радостная новость. Судя по всему, Тартор вышел из клиники. Хотелось бы верить, что ему там помогли…

Как бы ни болела голова с похмелья, а выбора другого не оставалось: нужно второпях прощаться с Саром.

Глава 4: Сделать правильный выбор

Сар оставался в дне пути на северо-восток. Погони не последовало, и это не могло не радовать. Небо было на редкость звёздным: среди мириад разноцветных камней, теснились платиновые пятаки лун.

Ночь выдалась холодной, но меховые одежды, вино и костёр заставляли забыть об этом.

– Ну, и что дальше? – ехидным голосом спросил Тартор, поджаривая на палочке земляную жабу.

– Как что? Каждый разойдётся куда глаза глядят, – неуверенно ответила Филика. За это время она сотню раз мысленно возвращалась к своему решению. И не всегда она его поддерживала…

– Мы, конечно, можем так поступить, – заговорил Моррот. – Но, не знаю как там у вас, а у меня денег не осталось… А наёмники одиночки нынче не в моде…

– Деньги это одно, – начал речь Тос. – Немаловажное, конечно. Но наш отряд. Да Гирен вщё подри, мы ведь Шмертельные Ищейки! Пушть и беж Лирка… Но вщё равно – Шмертельные Ищейки! Вмеште – наш боятша, уважают и обходят штороной те, кто мечтает жашадить каждому иж наш в шпину кинжал! Только мы ражойдёмша, как у них появитша такая вожможношть!

– Вот мудрость-то какая в словах примовых! – ехидней некуда вякнул Тартор сквозь набитый жабьим мясом рот.

– Как ты эту дрянь жрать можешь? – не выдержал Моррот, с отвращением глядя, как Тартор ненасытно откусывает и пережёвывает жабье мясо.

– Ты бы отмахнул свою брезгливость и попробовал! Очень даже вкусно! – Тартор поднёс жабу к лицу Моррота, от чего тот скривился ещё больше и оттолкнул угощение. – Ну да, лучше твои горькие коренья и ягоды поглощать… – буркнул Тартор и продолжил трапезу.

– Тос, как всегда прав, – заговорила Филика. – Моё решение было поспешно, необдуманно…

– Конечно же, чего ещё можно ожидать от женщины? – Тартор весь просто светился радостью.

– Узнаю старого доброго язвительного Тара, – похлопал его по плечу Моррот.

– Лучше бы ты в той клинике остался! – не выдержала Филика.

– Лучше бы ты ноги научилась вместе держать! – уж слишком подло ответил Тартор.

Глаза Филики наполнились гневом. Ещё чуть-чуть, и она выхватит свой пистолет и продырявит его тупую, вечно выбритую морду!

– Филика, о чём он говорит? – приподнялся с места Моррот.

– Что жа шутки? – добавил Тос.

– Это дело каждого! – еле сдерживаясь от крика, ответила Филика. – Вас никто не спрашивал, сколько проституток вы оттягали в Саре!

– Да, но… – потупил взгляд Моррот.

– Вот и заткнитесь! – таки перешла на крик Филика. – Я ваш командир! Поэтому заткнитесь! И идите все спать, Спайкниф всех вас сожги!

– Значит, ты ещё и в богов веришь, – упивался её полным разгромом Тартор.

– Паршивая сволочь! – не выдержала Филика и налетела на него. И, прежде чем их успели разнять, хорошенько намяла Тартору бока и лицо.

– Нет, всё-таки в клинику нужно было не меня, а тебя упрятать, – слизывая кровь с улыбающихся губ, сказал Таротр. – Колючие красные уродцы тебя бы на место в момент поставили!

– Дежуришь ночью! – Филика брыкалась в железном захвате Тоса. – И следующей! Всю неделю дежуришь! Всё время дежуришь! Ненавижу тебя!

– С превеликим удовольствием, о наш великий истерический лидер, – ухмыльнулся Тартор.

Что ж, можно радоваться – у Смертельных ищеек опять всё по-прежнему…

Но, как ни странно, угрозы Филики не приняли столь широкий размах, как это бывало раньше. Одной сверхурочной ночи дежурства было вполне достаточно. Как она говорила: ей на Тартора наплевать как на человека, но его боевые качества «пока ещё» нужны команде, а лечение его и так донельзя больного ума слишком дорого обходится и занимает недопустимо много времени.

План дальнейших действий прост: не топтаться на месте. Решено держать путь к Западным Землям. В таких местах всегда работёнка найдётся. Не слишком сложная, зачастую невысоко оплачиваемая. Но это именно то, что надо для поддержания команды в форме.

С Тартором Филика старалась не разговаривать, а если и обращалась с приказанием или просьбой, то только через товарищей.

Фермерские Угодья начинались сразу за мостом через реку Западный Бур. Хороший, широкий каменный мост. Не в пример тому, что несколько лет назад был уничтожен механическими солдатами легендарного злодея Тризолуса Первого…

Лагерь разбили в сотне метров от ближайших поселений. Над каретой подняли кроваво-красный флаг, посредине которого золотилась эмблема денежного мешочка с рисунком на нём: красная шпага входила в левую глазницу и выходила из низа белого черепа. Этот флаг во все времена означал только одно: наёмники готовы принять задание.

Первого клиента пришлось ждать целых три дня. Им оказался сухой старик с длинными седыми волосами и клокастой бородой. Его просьба имела бытовой характер: старший сын отказался подчиняться отцовской воле и силой завладел половиной всех родовых имений. Остальных пятерых сыновей головорезы старшего не подпускают к землям. Им приходится тесниться в оставшемся фамильном доме и владеть всего лишь семью виноградниками, в то время, как старший сын один имеет доход с целых пяти виноградников и одного яблочного поля! Но самое страшное, из-за всех этих междоусобиц дети совсем позабыли о старике-отце. Будто бы его и нет вовсе. Его слова уже который год никто не воспринимает всерьёз. Из громадной спальни, заслуженной годами тяжкого труда, отца выселили в подсобный садовый домик, в котором, между прочим, зимой замерзает вода в стакане, а летом – она оттуда выпаривается. Старик, которого, кстати, зовут Сарток (именно тот, из славного рода Виноградарей), хочет лишь одного: проучить своих неразумных, неблагодарных сыновей. Для этого он и пришёл к наёмникам. Он считает, лучшего выхода, как убить всех своих детей, просто нет. Они не заслуживают жизни, если способны так обращаться с любящим отцом на старости лет. Отцом, который вырастил их, воспитал любовь к труду и винограду! За всё это он согласен отдать все деньги, закопанные им несколько десятков лет назад на случай чёрного дня. Сей чёрный день настал. Сотня золотых!

Смертельные Ищейки для виду посовещались, хотя с самого начала было ясно, как они ответят старику. Он просит слишком многого. Его сыновья заслужат смерти лишь в том случае, если будут убийцами. Кровь за кровь, как говорится… Пусть какими бы не были их злодеяния, смертная казнь – слишком жестокое наказание. Да и что это, вообще, за отец, который жаждет смерти всех сыновей? Разве он не умеет прощать? Скорее всего, старик просто выжил из ума.

Легко, конечно, рассуждать, когда сам далёк от такой ситуации…

Но, разумеется, главный фактор – плата. Сотня золотых за шесть убийств: слишком и слишком мало…

Старику пришлось отказать. Расстроенный, разбитый, подавленный, он поплёлся домой. В подсобную лачугу. Где раньше держали использованные инструменты.

Сарток приходил утром. А ближе к обеду пришёл ещё один человек. Крупный, весь сбитый, крепкий на вид, розовощёкий, смолянистые волосы до плеч, широкая грудь и громадные мозолистые руки. Видно, ему не был чужд труд на свежем воздухе. Это оказался Киллип (именно тот, из славного рода Виноградарей), старший сын седобородого старика.

История Киллипа значительно отличалась от истории, поведанной его отцом. Традиции их семьи уходили корнями на сотни лет в прошлое. Всегда владелец был только один. И, не смотря на то, сколько у него детей – наследник тоже один! Старший. Сын или дочь. Да, пол особой роли не играет, в отличие от варварских обычаев некоторых других семей. Но это всё условно, по большому счёту. Наследник – наследует лишь ответственность за семью. Доход с фермы распределяется поровну среди каждого члена семьи. Ну, это не распространяется на одиночек, решивших покинуть семейное дело и пуститься в вольное плавание. Так уж вышло, что Сарток перестал справляться со своими обязанностями. Поэтому старший сын, как этого и требуют обычаи, занял его место… Но, почему-то остальных сыновей подобное не устраивало. Вернее, больше всего это не устраивало Фиркока, самого младшего сына. Он никогда не любил земледелия и всегда мечтал поделить все их земли, продать свой участок и уехать в Карт учиться каллиграфическому искусству. Каким-то нечеловеческим образом ему удалось переметнуть на свою сторону братьев. У Киллипа просто не осталось выбора, как не допустить развала семейного дела. Силой отобрав у неразумных братьев половину имений, он продолжает традиции Виноградарей. Захоти, он мог бы отобрать всё, но как же тогда жить братьям? Решение далось тяжело, но всё же, он решил оставить им большую часть. Пусть с ней что хотят, то и делают. Пока не продали, хоть это радует. В общем, Киллип слышал, что каждый наёмник обладает «большим даром убеждения». Его просьба не заключается в кровопускании братьев. Нет! Всё, что требуется: заставить Фиркока пересмотреть свои взгляды и перестать перечить многовековым традициям семьи. Измени он свою позицию, остальные братья последуют его примеру как послушные барашки. Киллип уверен в этом. А если не получится убедить: что ж, будущее всей семьи дороже прихоти одной паршивой овцы… Ну, и вознаграждение будет великодушно: в сотню, нет, в сто двадцать копрей!

Вот это уже другой разговор. Тут и советоваться не пришлось. Филика многозначительно намекнула, что Ищейки «подумают» над предложением. О их решении фермер обязательно узнает…

А уже ближе к вечеру пришла и третья сторона конфликта. Бледнокожий, худощавый, рыжеволосый парень лет двадцати на вид. Он был больше похож на какого-нибудь сарского клерка среднего звена, нежели на владельца виноградных полей. Его белое лицо казалось болезненным. Скорее всего, так оно и было.

Фиркок был не так многословен, как его старшие родственники. Весьма убедительно, всхлипывая и постоянно сморкаясь в шёлковый платок, он поведал о коварстве братьев. О том, что они все хотят отправить его в Карт учиться каллиграфии, а то и вообще утопить в колодце. А он всего лишь хочет продолжить дело любимого отца, зверски убитого прошлой весной старшим братом. Все его братья злые, бессердечные люди. Они, безусловно, заслуживают только смерти… По четыре сотни копрей за смерть каждого, плюс три сотни за смерть сумасшедшего старика, что живёт у них в подсобке и порочит светлую память, называя себя их умершим отцом.

Да, денег у него поменьше, чем у остальных. Как наивна молодость! За смерть шестерых он предлагает всего девяносто два золотых…

Филика кивнула Тосу. Тот в ту же секунду накинулся на просителя, сильно встряхнул и прижал его к земле всеми четырьмя руками.

– Шлушай меня, шошунок, – зашипел Тос, брызгая слюной, – когда ты, папенькин шыночек, шрал в шёлковые пелёнки, кривилща жа штолом от ижобилия кушаний и бежжаботно бегал по прошторам родовых имений, я подыхал ш голоду, глотал отравленную пыль на шеребряных приишках Шахтной цепи и не видел ничего, кроме швоих оков, шахт и уженькой камеры, в которой приходилошь делить кровать ш дешятком таких же ижмученных каторжников!

Парень лежал тихо. Его рот был приоткрыт, губы подрагивали, глаза были полны такого страха, который бывает только у обречённых перед смертной казнью.

– Не поделили они виноградники! – шипел Тос. – Да я тебе ш огромной радоштью шею шверну, богатенький шошуночек! Прямо щейчас, – прим потянул руку к шее парня, но тут же отдёрнул, скривившись от резкого запаха. – Ты што, обделалща? Вот же шошунок! Вот шошунок!

– Кажется, с него хватит, – предположил Моррот.

– Да, Тос, а то сейчас от страху его душа в потусторонний мир улетит, – согласилась Филика.

Тос поднялся, подняв за собой и парня, на макушке которого появилась густая седина. С ненавистью посмотрев в остекленевшие от страха глаза, прим метнул Фиркока через бедро. С глухим, хрустящим суставами стуком, парень рухнул на землю.

Товарищи удивлённо посмотрел на Тоса.

– Ты чего это? – спросил Тартор, – Так ведь и убить можно…

– Жаль, что дышит, – зло ответил Тос и скрылся в карете, сильно хлопнув за собой дверцей.

Следовало сказать парню что-то поучительное, подводящее к тому, чтобы он оставил все свои глупые затеи и не мешал семейному делу ради своего же блага. Но говорить никому не хотелось…

Фиркок лежал на земле. Тяжело дышал, но не произносил и слова о нужде в помощи. Наёмники легли спать. Наутро парня уже не было. Дежурящий этой ночью Тартор сказал, что тот поднялся часа через два, как все легли, и поплелся, прихрамывая туда, откуда пришёл.

Так ли это было, или просто Тартор не захотел всем омрачать итак плохое настроение и закопал бездыханное тело где-нибудь неподалёку – останется загадкой. Да, загадкой. Вот только не для Тартора…

В любом случае, к вечеру пришёл окрылённый Киллип и заплатил наёмникам за блестящую работу сто двадцать золотых.

Глава 5: Красота убивает

Работы хватало. Но не той, которой хотелось бы…

У провинциалов и проблемы – провинциальные. В основном, бытовые. Семейные ссоры: кто-то кому-то недодал, кто-то у кого-то отобрал, кто-то отбил у кого-то жену, кто-то слишком долго сидит в кресле Старосты и в том же духе.

Смертельных ищеек роль усмирителей корыстолюбивых амбиций никогда не прельщала. Иногда приходилось играть и её, но только в тех случаях, когда, по мнению команды, другого выбора не оставалось. Дело с Виноградарями было как раз одним из таких случаев. Сар хорошо прохудил кошельки, и их вновь нужно было наполнить. Конечно, большинство других, менее разборчивых наёмников всегда были и будут рады в чужих отношениях копаться. Главное, чтобы платили. Но, как не переставала твердить Филика, это низко и нужной репутации охотникам за головами не добавляет.

В общем, от подавляющего большинства заказов приходилось отказываться. Согласились только на два.

В первом случае, муж насиловал остывшую к нему жену. И так, хорошенько насиловал, от души. С жестокими избиениями. Они жили не сильно богато, поэтому у женщины не оказалось больше семнадцати золотых монет. Филика прониклась сочувствием к ней и в тот же день, не смотря на столь мизерную плату, продырявила череп насильника свинцовой пулей.

Второй случай сулил денег куда-а-а больше. Просить пришёл человек с грустными, полными немой боли глазами. Он представлял множество семей. Все эти семьи принадлежали разным сословиям: от самых низов, до богачей. Но их объединяло одно: смерть сына. У некоторых, даже нескольких сыновей. Всё было предельно просто: в семействе Удочников, что живут в центре Рыболовных Угодий, девятнадцать лет назад родилась девочка. Её назвали Илина, что в переводе с древнего западного наречия означает «красавица». И, так уж совпало, что с самого рождения девочка отличалась невообразимой красотой и нежностью. Она росла, хорошея с каждым годом. Не секрет, что сейчас ей во всех Западных Землях по красоте равных не сыщешь. Стройная, высокая, с русыми косами до самых… колен, лицо – словно написанное величайшими из художников – всегда светится очарованием, нежностью и беззащитностью (что в доли секунд очаровывает любого, даже самого чёрствого мужчину) и, разумеется, глаза, столь глубокие и бесконечные как небо… Но вот за всей этой наружной маской красоты скрывается чёрствое, подлое и корыстолюбивое создание. Сколько в дуэлях за неё молодых парней погибло! А она от этого только удовольствие получает. День прожит зря, если ради её красоты не погиб какой-нибудь влюбчивый юноша, чтоб её, нерадивую, Сифа в потусторонний мир утащила! Но нет. Родители погибших сыновей не хотят её смерти. Это было бы слишком просто. Нужно лишить её самого главного, после чего смерть – будет казаться детской шалостью. Нужно отнять у неё красоту…

Разумеется, это будет непросто. Вокруг девушки постоянно крутятся толпы ополоумевших влюблённых. Ради неё они готовы удавить любого, даже самих себя. Чем, собственно, периодически и занимаются.

В этом непростом деле затронуты интересы очень многих граждан. И некоторые из них – уважаемые, богатые люди. За выполнение заказа они готовы хорошо заплатить. Очень хорошо… Тысяча золотых монет! Ну, или двадцать пять тысяч копрей. В каком денежном виде наёмникам только будет угодно. Но всё должно быть выполнено на самом высшем уровне!

Вначале Филика сделала вид, что она, а следовательно, и весь отряд – не заинтересованы. Мол, дело не такое уж и важное, пусть парни убивают себя дальше, если дураки такие… Но, только лишь из уважения к родительской скорби и жажды отмщения, её отряд готов помочь. Просящий человек обречённо глядел на командиршу наёмников. Он пережил смерть и перерождение: потерял всякую надежду, а после – обрёл твёрдую уверенность. Тартору было смешно глядеть на этот маскарад. Ведь Филика, когда говорила про отказ, не глядела на собеседника, а разглядывала свои ногти. Такая, казалось бы, мелочь, а выдаёт её с потрохами. Ведь он уже давно заметил, что командирша делает это только тогда, когда пытается соврать…

Не теряя более времени на разговоры, Смертельные Ищейки отправились к Рыболовным Угодьям. Три дня пути, и они были уже на месте. Ничего необычного за это время не произошло, если не считать одного случая, вырывающегося из рамок обыденного. На второй день пути в небе пролетело что-то громадное, блестящее металлом на солнце. Должно быть, какая-нибудь выжившая механическая тварюка Тризолуса. Но раз пролетела мимо, не проявила к наёмникам интереса, то и Гирен с ней.

Для простых, непосвящённых во все сложные подробности мыслящих (Смертельные Ищейки относились к их числу), война трёхлетней давности казалась, по меньшей мере, странной. Нет, каждый, конечно же, знал имя истинного виновника кровавых расправ над Новым Буром, Тимпанусом и Стальней. Тризолус Первый, тогдашний Верховный Маг королевства Техмаг. Чудовище в обличие человека или что-то вроде этого. Его передвижная крепость Форт Террора и полчища техномонстров сеяли ужас по всем необъятным просторам Объединённого Королевства Сарбонии и Западной Картурии. Но что приводило в крайнее замешательство, так это почему столь блистательно начатые военные действия так плачевно закончились? Армия техномонстров, почему-то совершила нападение на Форт Террора. После ожесточённого боя остались лишь исполинские груды металла. Ничто не уцелело. Принято считать, что тогда погиб и Тризолус, находившийся в технокрепости. Так это, или нет – для большинства интересующихся навсегда останется тайной. Но, по крайней мере, у Техмага сейчас другой правитель. Сикрофус Двадцать Восьмой – мудрый маг, на чьи плечи пала тяжёлая участь выплаты репараций пострадавшим городам. Нужно отдать должное, с этой обязанностью новоявленный Верховный Маг справлялся отлично.

От былой мощи армии Тризолуса осталось лишь бледное напоминание – волей случая не принявшие участие в финальной битве техномонстры. Они разбрелись без цели по землям Материка. Их и по сей день можно встретить на своём пути. Они агрессивны, поэтому умные путешественники обходят механизмы стороной. Встречаются, конечно, и отважные глупцы, жаждущие дать бой паровой гадине. Но, хоть механизмы с душами злобных зверей внутри аметистовых кристаллов и поржавели изрядно, а угрозу жизни таких смельчаков могут представить нешуточную…

Оставив всех в лагере, разбитом близ поселений, Филика вышла на разведку. Долго искать заказанную девицу не пришлось. Илину не заметить – просто невозможно. Неисчислимая свита ухажёров роилась возле неё, словно пчёлы над медовыми сотами. Где бы она ни прошла – везде была в центре внимания. И да, человек с грустными глазами не соврал: девушка действительно прекрасна! Губить такую красоту – просто немыслимое преступление. Но тысяча золотых монет…

То, что Филика выяснила, следуя по пятам девушки – прячась за стенами домов, спинами прохожих и столбами улиц – не могло не удивлять. Сопровождавшие красавицу мужчины источали такую раболепную покорность, что становилось не то, что отвратительно, а даже жутко. Они были заслеплены красотой до такой степени, что превратились в покорные безмозглые марионетки. Ими вертели, откровенно пренебрегали, заставляли выполнять любую прихоть, любой мельчайший каприз. Из них выкачивали все деньги, все силы, все остатки притаившегося где-то на дне подсознания достоинства. А они всё не сводили преданных глаз с объекта вожделения. Они из шкуры лезли вон, чуть ли не в буквальном смысле. И с таким фанатизмом это делали, что просто мурашки по коже начинали бегать. Да, нельзя умолчать о том, что Филике в некоторые моменты даже становилось завидно… Столько мужчин. Столько возможностей! Но эта зависть быстро проходила. Если парень ради того, чтобы открыть перед тобой дверцу, должен натолочь морду десятку-другому соперников – это уж совсем ненормально…

План был прост: подобраться к девушке и подсыпать ей в бокал порошок из отборных поганок. Главное, не переборщить с дозировкой. Ведь в большом количестве – порошок смертоносен. А вот в достаточном – вызывает жуткую болезнь кожи. Всё тело покрывается красными волдырями и язвами, которые, увы, ничем и никогда не вылечить.

Лучшей кандидатуры на выполнение задуманного коварства кроме Тартора найти было невозможно. Он отлично сойдёт за очередного кавалера Илины. Никто и не заподозрит неладное. А когда заподозрят – наёмники будут уже далеко, занятые пересчётом тысячи золотых монет….

Любимый эспонтон Тартор оставил в карете. Припрятанный в голенище сапога нож на любые случаи жизни – вот и всё оружие. Ещё одно издевательство над моральными принципами Тартора: ему пришлось променять излюбленную кожаную бронированную одежду на парадный костюм, который добрая, запасливая Филика приобрела несколько лет назад специально для него. Они тогда находились в Лормиране, выполняли задание одного богача, нагло преданного деловым партнёром. Тартор сильно вывел командиршу из себя. Она до такой степени утомилась от споров, что, треснув по столу кулаком, ушла бродить по улицам города. Вернулась Филика ближе к вечеру с торжествующей улыбкой на уставшем лице, в руках она держала модный тёмно-синий костюм в белую тонкую полоску. Протянула обновку обескураженному Тартору. Он хотел поблагодарить, но не знал как – так долго этого не делал, что просто забыл. А тем временем Филика сладким голосом говорила, что Тар – незаменимый член их команды, что его боевые умения заставят позавидовать любого вояку и в спорах – Тартору нет равных… Но, поскольку работа наёмника всегда полна опасностей, то от преждевременного путешествия в потусторонний мир никто не застрахован. И, случись чего неладное с Тартором, Филика бы не хотела закапывать столь важного члена в рванье, которое он обычно носит. Этот костюм станет замечательным одеянием для последнего пути. Тар ведь заслуживает особых почестей?.. Тогда Тартор откинул костюм и, провожаемый ликующим взглядом оппонентки по спорам, отправился в карету заливать унизительный разгром чёрным вином, чёрным элем и всем остальным чёрным, что только имело спиртовой градус.

Филика отряхнула костюм от пыли и спрятала в сундук. Там он и пролежал до сегодняшнего дня. Для этих провинциальных мест костюм вполне сойдёт за очень модный (а не безнадёжно устаревший, как это было на самом деле). Вот и замечательно! И, отпирайся, не отпирайся Тартор, а надеть злосчастный костюм таки пришлось.

Записаться в штат ухажёров Илины оказалось куда проще, чем предполагалось. Вертящимся вокруг неё мужчинам друг до друга, как это ни странно, тогда дела не было. Тартор влился в безропотно снующую за девушкой толпу мужчин с той же лёгкостью, как река Морская впадает в море Покоя. Это произошло на базарной площади. Несколько поклонников выбирали любимой меха. Многие другие были заняты сочинительством и декламацией прескверных любовных стихов. Причём, декламировали они одновременно, стараясь друг друга перекричать. Понять что-либо в этой бешеной какофонии любовной экзальтации – задача воистину затруднительная. Один рыжебородый мужчина в дорогущем смокинге, видимо, самый счастливый, держал над головой возлюбленной большой зонт на длинной деревянной ручке. Мужчину ничуть не смущало, что солнце, от которого должен был спасать этот зонт, прятали косматые белые тучи. Он с залитым потом от усердия лицом выполнял свою ответственейшую обязанность. Его лицо светилось детской радостью. Остальные мужчины просто стояли, ничего особо не делая, полными преданности и любви глазами заглядывая в рот Илине.

«А девушка вполне даже ничего…»

Снующая возле Илины толпа влюблённых состояла из представителей многих рас. Людей больше всего, несколько молчаливых люртов, с пяток драгов, парочка кротов, немного примов (вопреки своим строгим верованиям) и, неизвестно на что рассчитывающий карл с выпачканной на груди и подбородке чем-то коричневым шерстью. Но был среди них ещё один мыслящий. Стрек. Прозрачные с желтизной крылья, хитиновое тело, покрытое серыми волосками, мелкими шипами и уродливыми наростами, что бывают у представителей его расы от укусов змей. Тартор сразу обратил на него внимание. Но не потому, что стрека трудно встретить в этих местах, а потому, что тот совсем не был похож на остальных. И не видом, а поведением. Его движения были лишены той бездумной увлечённости, присущей остальным. Стреки – сложная раса в плане выдачи эмоций. Трудно понять, радуется он или зло желает тебе скоропостижной кончины. Их глаза не шевелятся, их лица абсолютно лишены мимики. Даже нижняя часть лица, столь похожая на человеческую, неспособна и на жалкое подобие улыбки. Когда стрек говорит – его рот слегка приоткрывается, откуда выплёскиваются бесцветные клекочущие слова. Конечно, сами стреки отлично различают эмоции собратьев: по смене неуловимых ухом других рас интонаций в голосе, по подёргиванию жвал и головных усиков. Но для человека, прима, люрта или драга подмечать подобные детали – задача воистину непосильная.

Этот стрек настораживал больше всего. Вопреки канонам своей расы, отвергающим любую одежду и украшения, на его тонкой шее висело два аметистовых камня: один, на серебряной цепочке – небрежно вытесанный силуэт прима; второй, на золотой цепочке – детализированный бюст бородатого человека с лысиной. Эти светло-фиолетовые камни воистину несуразно смотрелись на его сером грудном панцире. Но что-то Тартор слишком много уделяет ему внимание. Есть лишь одна цель – Илина.

«Да она ведь красавица!»

Тартор всегда был разборчив в женщинах, делая упор в предпочтении на степень наслаждения. Чем женщина красивее, тем, соответственно, выше окажется и наслаждение, если она лишена некой брезгливости и как минимум на «хорошо» знает предмет «основы секса». Нет, если выбирать между неопытной красавицей и невероятно опытной «не очень и красавицей» – для коротко-временной связи Тартор, конечно же, выберет вторую. Но где сейчас ты найдёшь неопытную девицу? Время такое. Конкуренция… Поэтому для разборчивого наёмника обязательно наличие: пышных грудей, милого личика, длинных, желательно рыжих, на худой конец – каштановых волос, чувственный, слегка округлый животик, тонкая талия, изящным изгибом переходящая в крутые бёдра, ну, стройные, длинные и аппетитные ножки, разумеется, и две небольшие впадинки на пояснице, да, без впадинок – никуда… Правда, когда Тартор изрядно выпивал, его требования к женщинам значительно уменьшались. До того уменьшались, что наутро самому смешно (если не страшно) становилось. Но, хмель выходил из головы, впуская в неё всё те же жёсткие рамки. Илина не то, что соответствовала всем представлениям об идеале красоты – она была его воплощением. Да, ради такой женщины Тартор не прочь пару-тройку шей свернуть. Так, не туда мысли пошли. Работа. Двести пятьдесят золотых на товарища. Будет жалко такую красоту губить, но… А почему, собственно, сыпать порошок из отборных поганок должен Тартор? Все остальные, значит, в лагере себе отсиживаются, а ты за них всю грязную работёнку делай! За что им тогда столько денег с заказа? Ведь, в сущности, всё сделает Тартор! Ну ладно, что-то опять не туда мысли пошли. Они ведь команда. Каждый выполняет то, что нужно для общего дела и только тогда, когда от него требуется. Не стоит об этом забывать.

С базарной площади они плавно переместились в таверну с пугающим любого нормального мужчину названием «Дамский каприз». Пустующий зал вмиг заполнился до отказа. Мест, как ни странно, хватило на всех. Самые счастливые уселись подле любимой. На этот раз повезло двум усатым мужчинам и стреку. Тартору досталось разделить пыльный столик невдалеке от входа в уборную с примом, молчаливым люртом и придурковато улыбающимся карлом.

Если бы Тартору удалось занять место стрека или одного из тех усатых…

Стрек всё время сидел молча. Да не то, что молча, а вообще – как статуя сидел. Практически не шелохнулся. Впялился сетчатыми глазами в одну точку (или одновременно в несколько, как это они умеют) и всё. Глупец! Возле него усатые мужчины что-то безустанно рассказывали смеющейся в ответ красавице, поочерёдно целовали ей ручку и кормили с ложечки сладкими кушаньями. Вот же везёт этим проходимцам! Зависть жгучими ручьями разносилась по венам. Тартор представил, как целует бархатную ручку девушки. Представил и погрустнел, что недостоин этого.

Тем временем, с места поднялся коренастый люрт с бледным лицом и медленно направился к столику любимой. Было в его походке нечто очень знакомое Тартору. Холодная напряжённость, выверенная скованность и чёткость каждого движения. Не бывать Тару наёмным убийцей, если люрт не готовится к драке!