Текст книги "Логофет Базилевса (СИ)"

Автор книги: Александр Санфиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Одна из таких змей остановилась у главных ворот Мурома и чего-то ожидала, вторая начала круто огибать стену, выходя к за ней к малым воротам, уже ночью, заложенным изнутри камнями и деревом. Воеводы обменялись недоумевающими взглядами и Магута, на всякий случай приказал усилить оборону северной стены. Вновь двойным сигналом прозвучала труба, и нападавшие остановились, как бы ожидая, что осажденные сами откроют им ворота.

Магута повернул голову, чтобы что-то спросить у соседа и в этот момент его подбросило в воздух, по ушам ударил оглушительный шум. Когда он, шатаясь, встал на ноги, то практически ничего не слышал, и только непонимающим взором обнаружил, что на местегородских ворот и части стены образовалась безобразная дыра, в которую неторопливо вливались бесчисленные ряды воинов Тьмутараканского князя.

Я сидел в княжеском тереме в высоком кресле князя Ярослава, Только, что от меня ушли представители горожан, которые выясняли у меня, какую виру они должны уплатить за поддержку своего князя. Ушли они недовольные, но я знал, что такую сумму серебра они соберут. С самого утра, когда мы почти бескровно заняли город, у меня не было свободной минуты. Два взрыва, которые разрушили городские ворота, полностью лишили муромчан способности сопротивляться.Разочарованные легкой победой половцы вышли из города и сейчас устраивали скачки по полям, жарили дичь и забранную у жителей скотину и с надеждой ожидали обещанного выкупа и дележки богатств князя Ярослава. Я же, наконец, слегка освободился и сейчас сидел и думал, как поступить с плененным княжеским семейством. Наконец, я все же вроде додумался и приказал доставить ко мне местного попа.

Пока попа искали, князя, княгиню и княжат рассадили за большом столом в зале, сам Ярослав сидел связанный, и только зыркал на меня исподлобья. Он оказался крепким орешком, и как я его ночью не уламывал,отказался приказывать защитникам города открыть ворота. Конечно, это было только потому, что мне не хотелось применять на нем свои методы. Но надо было думать о будущем и своем авторитете, так, что пытки пришлось оставить.

–Ну что же князь,– сказал я ему,– не хотел по-хорошему, будет по-плохому. Вот сейчас возьмем город, и сами заберем, все, что нам нужно.

–Ярослав ничего мне не ответил, только гордо скривил губы, явно показывая, что не верит моим словам.

–Ну, не веришь, так не верь,– сказал я и закончил бесполезную беседу. Через час, когда князь, усаженный на самое удобное место для наблюдения, увидел, взлетающие в воздух бревна доски и кирпичи, он вытаращил глаза и только шептал молитвы. Руки у него были связаны. Иначе, он, наверняка, осенял бы себя крестным знамением.

После этого он замолчал и за сегодняшний день не произнес ни слова.

Вот и сейчас он сидел за столом и мрачно смотрел на меня.

Его сыновья, приведенные в залу, сначала сидели молча. Потом, увидев, что никто не обращает на них внимания, начали шептаться.

Старший из них неожиданно встал и звонким ломающимся голосом закричал:

–князь Глеб, пошто ты пошел войной на нас и в полон взял? Не по Правде это!

Я спросил у муромского воеводы, стоявшего рядом со мной, как зовут парня, тот, услужливо нагнувшись, назвал мне имя.

–А скажи мне Юрий Ярославович, что бы ты сделал с тем, кто пригласил бы на пир честной твоего брата, и там предательски убил?

Юноша опешил:

–Я, я бы его ноги к вершинам березовым привязал и разорвал бы Иуду на части,– выкрикнул он.

Сидевшая рядом с ним княгиня охнула и заплакала.

–Ну вот,– сказал я, – ты сам своему отцу и казнь назначил.

Парень побледнел:

–Быть такого не может! Батюшка, такого злодейства никогда бы не совершил!

–А ты возьми и спроси у него сам, правду ли я говорю.

На князя уставились тревожно три пары глаз. Молодые князья, не искушенные в жизни и еще вчера слушавшие былины о подвигах богатырей, изо всех сил желали, чтобы это оказалось неправдой. Князь опустил голову, несмотря на бороду на его щеках были видны красные пятна.

–Батюшка, скажи, что ты этого не делал! – закричал Юрий и продолжал с надеждой смотреть на отца. После продолжительного молчания Ярослав Святославович заговорил:

–Дети мои, вы еще отроки и только готовитесь к службе ратной. В жизни может случиться всякое. Бывают случаи, когда приходится делать дела неприглядные, жестокие.

Надежда, видневшаяся на лице княжат потухла, Юрий сел, но между собой дети уже не переговаривались.

В сенях послышался шум и в зал зашел поп. Увидев его, я чуть не охнул. Он был, наверно всего лишь на полголовы ниже меня. Но зато толще в два раза, серебряный крест почти лежал на его животе. Он остановился, видимо привыкая к темному залу, после света дня, затем сказал:

–Явился я Глеб Владимирович по твоей просьбе, и только потому, что передали мне, что хочешь ты все решить без крови и по-христиански.

Его гулкий голос без усилий наполнил весь зал. Я встал с кресла и сказал:

– добро пожаловать отец Пантелеймон, прости, что вызвал тебя сюда. Но дела так обстоят, что без духовного лица никак не обойтись.

Я повернулся к князю Ярославу:

–Князь, сейчас ты должен целовать крест, а том, что никогда в жизни, ты и потомки больше не займете княжеский стол, ни в каком граде, а ты примешь постриг и уйдешь в монастырь. Только в таком случае я могу оставить тебя живым. Твоих детей и жену я возьму к себе в Тьмутаракань. Обещаю, что место при мне они займут достойное.

Если ты не согласен, то тогда казнь лютая за прегрешения твои.

Княгиня зарыдала еще громче, а парни волчатами смотрели на меня.

По напряженному лицу Ярослава было видно, что он лихорадочно размышляет, что ему делать.

–Так мне, может, подумать время дашь, князь Глеб?– наконец, нарушил он молчание.

–Нет! Нет, у тебя времени думать, решай сейчас,– был мой ответ.

Я согласен,– после недолгого размышления сказал он,– но если ты нарушишь свое слово и детей моих обидишь, Господь тебя накажет.

Все многочисленные присутствующие в зале были свидетелями, как перед иконами, стоя на коленях, князь Ярослав отрекался от власти и целовал в том крест святой. После этой процедуры, он вышел, не глядя ни на кого, а вслед за ним выбежали его дети и жена.

Пантелеймон внимательно смотрел на меня.

–Знаешь ли ты, Глеб Владимирович, что тезка твой Глеб Владимирович – Святой Глеб был первым князем в граде нашем. Ныне бог твоими делами указывает, что должен ты взять Муром под свою руку. Видно всем, как Господь тебе благоволит. Много уже в сем годе про подвиги твои слухов было, да такие, что не верилось в них вовсе. Будетсегодня народ тебя князем кликать, ты уж уважь, город наш, тобой разоренный, возьми под защиту свою.

Я слушал хитроумного попа и думал:

–Вот же пройдоха. Знает, ведь прекрасно, что живу я на краю земли в Тьмутаракани. Значит, придется здесь воеводу оставлять, а воеводу конечно местного. А моим именем теперь половину князей пугать можно, кто захочет, чтобы к нему в гости пожаловали десятки тысяч половцев. Так, что вряд ли кто из них рискнет занять место вакантное. Да надеется еще отец Пантелеймон, наверно, что теперь и виру поменьше сделаю. Ну, уж нет! Мои воины должны знать, что война под моими стягами приносит не только победы, но и деньги.

–Отец Пантелеймон я помню не только это, я помню, что здесь двадцать лет назад брат вашего бывшего князя, Олег Святославович убил брата моего старшего Изяслава. Не мил моему сердцу ваш город, но ежели весь народ меня попросит, постараюсь я неприязнь свою сдержать. И под руку свою его возьму. А жить я в вашем городе не буду.Посадника я своего я позже пришлю, а до того времени, подумай с людьми посоветуйся, кого мне воеводой назначить, чтобы порядок в городе блюсти.

–Я попросил Пантелеймона остаться на пир по случаю победы, и тот с явным удовольствием согласился. Дружинники Ярослава, после того, как все узнали об целовании креста такжевстали на колени передо мной и просили их простить, как обычно кивая на приказ, что делали войска во все времена.Магута ходил за мной, как приклеенный, на лице его был все время написан один вопрос, который читался без труда:

Что это было???

Он в отличие от многих очевидцев сразу понял, что взрывы не колдовские заклятья, а какое-то вещество, которое так себя ведет при поджоге. Но спросить явно боялся. А я не собирался всем подряд рассказывать о порохе, минах и пушках. А горожане, которые подозревали меня в сношениях с нечистой силой, после этих взрывов, были сильно разочарованы, когда я отстоял вечернюю молитву в церкви, и ничего со мной не случилось.

Мы оставляли Муром, моими войсками он был вычищен до нитки, но по сравнению с тем, что делали половцы, приведенные другими князьями на Русь, это были всего лишь цветочки. Народ это очень хорошо понимал. Поэтому при моем выезде из Мурома сотни людей стояли вдоль улиц, наблюдая за нашим отъездом, в их глазах было больше беспокойства, не захочет ли кто из князей, занять вакантное место сразу после меня. За отъездом также наблюдала и голова городского пьяницы, насаженная на колу на городской стене. Во рту нее не было языка. Это был тот, шустрый ругатель, который поносил меня в день штурма.

Самое интересное, что я даже про него и не вспомнил. Услужливые горожане сами изловили клеветника, и когда я его увидел, он уже находился в вышеописанном виде.

Очень уж хотелось городской верхушке угодить своему новому князю.

За меня в Муроме оставался воевода Магута, который уже целовал крест, что будет строго блюсти порядок в городе и отправлять выход в Тьмутаракань.

От моего отца пришли вести, что он с Мстиславом осадил Чернигов и добился того, что голодные жители сами выгнали Давыда Владимировича с сыновьями из города. Вот только он ухитрился так уйти, что его до сих пор не обнаружили. Злые языки поговаривали, что он никуда не убежал, а его тайно убил Владимир Мономах, но я уже знал, что собой представляет мой отец, и был уверен, что это не так.

Мы торопились уйти, чтобы пройти степи по снегу, потому, что еще немного и на юге начнутся оттепели, и вновь придется нашим коням брести поколено в грязи.

Обратный путь ничем особым не запомнился. Ели кто и попадался на нашем пути, то мы их не видели, потому, что в степи нет больных на голову, встречаться с шестьюдесятью тысячами половцев, так и не повоевавшими вдоволь.

В грязь мы все же попали уже близко к перешейку, а когда зашли в Тавриду, здесь уже начинала отрастать зеленая трава и наши войска растаяли, как облака, разъехавшись в поисках своих кочевий. Со мной остались только полки русов и большой обоз, в котором ехали несколько тысяч муромчан, польстившихся на рассказы о сказочном края, где воткнешь палку в землю, и вырастет дерево. Там же в обозе ехали и дети Ярослава, и его жена, что мне делать с ними я еще не знал, но все зависело от меня, княжата еще были в том возрасте, когда можно вырастить из юноши воина и притом такого, чтобы он был предан только тебе.

И вот, наконец, мы смотрели на Корчев и синеющий в мареве таманский полуостров. Я поймал себя на мысли, что радуюсь, так, как будто попал в родной дом. Сейчас хотелось только одного, переправиться через пролив и обнять свою жену. Впереди была масса дел, и забот. Но сейчас у меня была одна мысль, – Наконец, тоя дома.

Тяжкое бремя власти

За окномдворца царила весна, Небо над Константинополем было закрыто тучами перелетных птиц. В открытое окно веяло свежей зеленью, но василевс Иоанн Комнин пребывал в отвратном расположении духа. Мало у него было забот с турками и с прочими врагами, стремившимися отщипнуть кусочек стареющей империи, над страной нависала новая опасность. И имя ей было – князь Глеб Владимирович, правнук императора Константина Мономаха и его собственный зять.

–Нет, не зря мой отец, все время опасался этого человека. Хотя и использовал в своих целях. Но кто же мог подумать, что Глеб, назначенный эпархом Тьмутаракани, собственно, небольшого города на северном берегу Понта Евксинского, сможет за один год изменить там практически всю геополитическую обстановку,– в который раз подумал Иоанн.

Он лениво повернул голову, и евнух, неслышно сидевший за занавеской, сразу вскочил и приготовился выслушать приказания автократа.

–Логофета секретов и Логофета дрома немедленно ко мне.

Скоро к его сандалиям склонились оба, запыхавшихся логофета. Но если логофет дрома сухощавый пожилой ромей делал это, даже с каким-то изяществом, то логофет секретов Василий, со своим толстым животом, пыхтел, как будто бежал не одну стадию.

Иоанн улыбнулся про себя и сказал, обращаясь к логофету дрома:

–Евдоким, доложи мне последние сведения из Тьмутаракани.

Тот, с достоинством открыл кожаный тубус и вытащил оттуда папирус. Раскрутив его, он начал свой доклад, периодически сверяясь с записями.

–Префект Тьмутаракани Гаяс в последнем письме сообщил следующее;

Прошедшей зимой, эпарх Глеб по требованию его отца архонта Владимира, собрал свои войска и ушел на севербрать приступом какой-то город, которым на этот момент владел их родственник князь Ярослав Святославович. Его поход полностью удался. Он взял город практически без потерь. Ходят неясные разговоры, что там было применено новое оружие, но какое пока неизвестно. К удивлению всех, он не казнил князя, а заточил его в монастырь. Притом, вынудил его написать отречение от власти не только за себя но за своих потомков. Но Глеб, тем не менее, видимо не особо доверяясь словам князя, его детей, и женузабрал с собой и сейчас они являются заложниками клятвы Ярослава. Архонт Владимир со своим сыном Мстиславом, между тем, взяли приступом город Чернигов, где сидел князем брат Ярослава Давид. Что с ним стало неизвестно, но есть слухи, что его тайно убили вместе с детьми.

И теперь договор, который подписали князья в Любече, практически не действует.

Что же касается князя Глеба, то он, удачно сходив в зимний поход, привел в Корчев тысячи своих соплеменников. И к тому же выкупил у своих половцев, всех кого они захватили в полон. Он, как хан, мог бы забрать весь полон себе. Но предпочел заплатить выкуп.

В результате действий эпарха Глеба в настоящее время вся Таврида находится в его власти. Наши города полисы, могут жить только с его согласия.Половецкие кочевья перекрыли все возможности сухопутной торговли на полуострове. Также и у нас, население Корчева увеличилось почти в десять раз, вокруг Тьмутаракани этой весной практически нет касогов, а землю распахивают русы, Эти земли Глеб раздал своим ближайшим помощникам. Мне известно, что эти помощники заняты какой-то тайной деятельностью, но какой мне пока не ясно. Но вскоре, я надеюсь, это выяснится.

Иоанн скептически хмыкнул, он хорошо помнил уроки Глеба и понимал, что надежды префекта призрачны. Скорее всего, его шпионы просто исчезнут, а он не узнает ничего.

Логофет, между тем, продолжал:

–После удачныхпоходов половцы полностью преданы своему хану и насколько мне известно с надеждой ожидают весны, когда хан поведет их в новые завоевания.

Буквально несколько дней назад, дромоны, которые имеются в распоряжении Глеба, отправились в разрушенную крепость Тану, притом туда повезли всех мастеров судостроителей, которые были на этот момент в Таматархе. Эпарх был очень оживлен и сообщил, что он собирается восстановить там крепость ипостроить верфь.

–Погоди!– спокойно слушавший монотонный голос логофета Иоанн, встрепенулся,– Что он собирается??

–Он собирается строить верфь.

Иоанн вновь опустился на кушетку, с которой невольно вскочил, услышал такую новость.

– Этого только не хватало, мало мне венецианцев с генуэзцами, теперь, что? Корабли появятся еще и у русов?!

–Василевс,– прервал мысли задумавшегося Иоанна логофет,– дело в том, что в это письмо было вложено еще одно, но никто не может понять, что там написано, единственное в начале письма есть строчки: «передать Василевсу». Вот это письмо.

Иоанн взял, протянутый ему папирус и почувствовал, как багровый туман гнева застилает ему глаза, перед ним был, так хорошо знакомый ему, почерк Глеба.

Он посмотрел на довольного собой логофета дрома.

– Ты выяснил, каким образом могло это письмо попасть внутрь свитка Гаяса?

Евдоким, с удивлением, посмотрел на своего Василевса:

– Василевс, я ничего не выяснял, мы думали, что это письмо вложил сам Гаяс.

Иоанн замолчал, что толку разбираться с ничего не понимающим логофетом. -Глеб обыграл его полностью. Интересно это у него по наследству передались черты его прадеда Константина Мономаха, недаром, судя по его рассказам, когда к нему вернулась память, он считал, что его зовут Константин?

Скорее всего, он вычислил всех его шпионов, а теперь таким образом сообщает об этом. Следовательно, не боится, что я пришлю новых,_– заключил он.

Сейчас он ни о чем больше мог думать, как только уединиться и прочитать письмо своего зятя.

Отпустив озадаченных чиновников, он встал и прошел в свой кабинет, где у него лежали вырезанные карточки для расшифровки писем, и приступил к работе. Через час перед ним лежал текст, сократившийся раз в пять, но не потерявший от этого своей актуальности.

Здравствуй дорогой родственник. Как я только, что убедился, ты достаточно осведомлен о моих действиях и планах.

Но, как я писал уже ранее, я не планирую, и не планировал, ничего, что могло бы причинить ущерб твоей империи. Наоборот я бы хотел, чтобы ты укрепил свою власть, как должно.

Поэтому я хочу тебя предупредить, насколько мне стало известно, в твоем дворце зреет очередной заговор. Обрати внимание на поведение своей сестры Анны. Твоя сестричка все никак не успокоится, и теперь хочет сделать Василевсом своего мужа, или твоего брата. Я думаю, что ты при должном внимании сам все выяснишь, ипредпримешь меры для ликвидации заговора. Кстати, у меня сейчас строится женский монастырь, который будет нуждаться в образованных монахинях. Когда будешь решать, как поступить с заговорщиками вспомни об этом.

Далее хочу тебе сообщить, что мой отец, которого тебе представляют, как архонта Владимира, вовсе не так уж зависим от вас, и по сути является не архонтом, а князем, занимающим великий стол. После зимних удачных походов его влияние резко возросло. И сейчас он вновь поддается на уговоры помочь Василию, сыну самозванца Диогена занять придунайские земли. Я, к сожалению, нахожусь слишком далеко от Киева и не могу влиять на обстановку там, хотя написал письмо отцу с просьбой соблюдать мир с ромейской империей.

И последнее, я тебе уже предлагал совместный походна Конийский султанат и Данишмендидов, мне будет гораздо спокойнее, если рядом с нами не будет сельджуков, да и туркменов тоже. Время идет и надо принимать решение. Поэтому пришли человека, которому ты можешь доверить обговорить подробности такого похода, Я со своей стороны смогу выставить не менее ста тысяч половцев и пять тысяч катафрактов – русов, а пеших воинов не менее двадцати тысяч, а может даже и больше.

Зная твой ум и решительность, надеюсь, что ты согласишься на мое предложение

Твой зять князь Глеб Таврический.

Иоанн положил папирус на стол и задумался.

Похоже, Глеб еще умнее, чем они думали с отцом. Вот каким образом он узнал, про заговор? Похоже, за то время, что он был логофетом, ему удалось создать сеть осведомителей во дворце, притом, так, что никто ничего не заподозрил.

Холодный пот потек у него по спине.

–Так, что он имеет возможность убить меня в любое время,– бились панические мысли в голове,– да еще и намекает мне на это. Что же делать? Неужели Тени, которые сейчас служат мне, служат еще и ему? Нет, вряд ли, они ничего не знают про дворцовые интриги. Искать его шпионов нужно в другом месте.

Немного успокоившись, Иоанн вновь вызвал главного логофета.

–Ну, расскажи мне Василий, чем занимается моя сестра Августа Анна.

Встревоженный логофет мгновенно вспотел, ему ничего не было известно, про какие-либо подозрительные дела Анны. Но ведь вопрос прозвучал?

–Василевс, по докладам моихосведомителей. Августа озабоченаописанием деятельности вашего великого отца. Она ежедневно опрашивает множество военачальников, очевидцев сражений, чтобы как можно лучше написать все в своем труде. Ничего подозрительного не происходит.

–Ну, что же очень хорошо, а чем занимается ее муж Никифор Вриенн.

Логофет покраснел:

–Василевс, последние дни он очень много времени уделяет беседам с вашим братом.

–И о чем они беседуют, ты выяснил?

–Осведомители работают, Василевс.

–Василий, после смерти отца я оставил тебя главным логофетом, но это не значит, что ты будешь манкировать своими обязанностями. Завтра я должен знать все о переговорах моих родственников. Ты все понял?

–Да величайший,– и логофет, упав ниц, припал губами к сандалиям автократа.

Иоанн ухмыльнувшись, при виде того, как трясущийся от страха чиновник выскочил в дверь, услужливо открытую чернокожими рабами, вновь погрузился в тяжкие раздумья.

В соборе Успенья Божьей Матери было не протолкнуться, сегодня на заутрене в церкви стояли сам князь Ростово-Суздальского княжества Юрий Владимирович с семьей и его гость старший брат Мстислав Владимирович. Столпившиеся жители Суздаля с любопытством разглядывали старшего брата своего князя, которого они еще не видели. Приехал он со свитой заполночь, а утром уже стоял на молитве, выказывая свою приверженность божьему слову. После окончания молитвы, братья вышли и вместе пошли пехом в княжеский терем, находившийся неподалеку от собора. Десяток крепких воев бдительно следил за окружающими. И хотя князьям здесь нечего было опасаться, охрана не расслаблялась. Братья между тем продолжали, начатый еще поздно вечером разговор.

–Вот так и получилось Гюрги,– говорил Мстислав младшему брату, – исчез

Давыд, аки тать в ночи, а теперь слух пошел, что я с отцом его вместе с семьей распорядился зарезать.

–А ерунда,– махнул рукой, Юрий,– если живы они, то объявятся, а не объявятся так тому и быть. Ты мне лучше расскажи, что там наш брат Глеб поделывает. Надо бы его, по какому случаю вызвать хоть в Киев этим летом. А то может, так и не увидим брата родного. Или не совсем родного?– и он с хитрой усмешкой посмотрел на Мстислава. Но Мстислав оставался серьезным.

–Не шути так брат, сказал он,– отец лично его признал, а помнишь, как Ярополк сомневался, а вои говорили, что при встрече у него даже слезы были, да и Глеб прослезился. А вообще, если хочешь знать,– он склонился к уху брата и заговорил совсем тихо, – если он и не брат, то все делает, как родич настоящий. Стоило отцу сказать, что нужно ратиться идти, слова не сказал, поднял войска свои и на Муром пошел. Таким братом дорожить надо. В степи уже почти все половцы под него ушли. Да, что половцы. Вон торкский хан Аюб, сказал, что первый раз видел, как рус правильносидел на кошме и кумыс пил. Он отцу все намекал, что уйти они теперь могут под Тьмутаракань, дескать, Глеб им намекнул, что ежели под него пойдут, то не пожалеют. Про его удачу военную уже былины ходят. Сам ведь знаешь, что он Биляр взял. А мы сколько раз пытались на булгар ходить, такого не получалось ни разу. Но, мне совсем не нравится, что его купцы теперь без пошлины через булгар идут. Наших то, когда они по Итилю в Персию спускаются, или в Тьмутаракань,чистят безбожно. А в Муроме, говорят, городские ворота он громом небесным сломал.

–Так, может, это греческий огнь был?– задумчиво спросил Юрий, – как тогда у Херсонеса, наши лодии ромеи сожгли.

–Нет, огонь он бы горел бы и все, а тут якобы настоящий летний гром зимой был, и в воздух все взлетело. И в первый раз я такую историю слыхал, что не дал он половцам воли, город разорить. Понимаешь, что это значит – он действительно для них стал ханом. А нас, когда они слушались? Всегда мы от них ожидали, что в любой момент предать могут.

С воями, которые после Мурома в Киев ушли, передал он письмо отцу нашему, дескать не советует он мир с ромеями нарушать из-за земель дунайских, и намекнул, что есть у него задумка с базилевсом на турок идти.

Юрий наморщил лоб:

– Турки, то это кто такие?

Мстислав замялся,– Ну это навроде печенегов наших, только они на южном берегу Чермного моря обитают и ромеев беспокоят. Наши полки то уже видывали их. Говорят, бьются крепко. Так вот он и пишет, что если все получится, то хочет он, что Киев полки свои тоже выставил. И главное манит то он чем? Пишет, что доспехов и броней у турок много, есть, что взять, не то, что голожопых печенегов по степям вылавливать. А в Диком поле в этом году делать нечего, те половцы, что под Глеба не пошли за Итиль удрали и оттуда носу не кажут.

Братья пошли дальше, Мстислав крутил головой разглядывая Суздаль, где последний раз был очень давно, а Юрий также шел погруженный в свои мысли, периодически поглядывая на спутника неприязненным взглядом.

–Конечно,– думал он, – Мстислав рад, что грех свой давний на нем теперь не висит, что тогда мальца в лесу потерял. Нашел себе родича! Вишь, говорит, выступил на нашей стороне! Ну, и что из этого. Ох, и хитер видно этот Глеб, всехобошел. Ладно, пусть пока так будет. Не судьба сейчас с отцом спорить. Погодите, еще придет мое время.

Он повернулся к брату:

– Феодор, что ты там рассматриваешь?

– Да вот смотрю, хорошо ты град свой укрепляешь, и ров сделан неплохо. Я лет десять назад здесь был, так ничего еще не было.

Будущий Долгорукий довольно улыбнулся:

–А то, что думаешь, только вы с отцом мастеров имеете хороших. Хватит глазеть, пойдем, в кои веки встретились, посидим за столом праздничным.

Уже месяц я дома, позади была радостная встреча с Варварой, которая, наплевав на все условности, вместо положенных приветствий просто крепко обняла меня и заплакала на груди.Когда после первых объятий, я посмотрел на ее пополневшую фигуру, все было понятно – нас ожидает пополнениесемейства. Но я даже обрадоваться по-настоящему не успел потому, что практически сразу меня завалили делами и вопросам, которые накопились за время моих зимних приключений.

Первым делом ко мне явились оба префекта, и их доклады я выслушивал, а потом обсуждал почти целый день. Все проблемы упирались в одну, резкое увеличение населения грозило голодом. Конечно крестьяне уже позанимавшие опустевшие селения касогов, начинали распахивать земли, но нужно было зерно и не только на сев, но и на еду. А взять его было собственно неоткуда, разве только у ромеев. Хорошо, что мне не надо было кормить орды половцев, кочевавших в Крыму, но дружина хотела, есть и пить, как и все прочие обитатели княжества. Да уж, если бы не удачный захват Биляра, я бы был полный банкрот. Но все равно, останавливаться было нельзя. Собранное войско должно воевать, а проблему, что с ним делать дальше решать по мере возникновения.

Первый корабль, ушедший в Константинополь увез мое письмо Иоанну. Я сам, вложил его в письмо, которое Гаяс отправлял логофету дрома, как я и думал, он аккуратно информировал своего начальника о происходящем.

Но вообще то с этим вопросом надо было заканчивать, и я в один прекрасный день собрал всех своих немногих чиновников – ромеев у себя в доме и рассказал им немного о своих планах. Но главное было то, что отныне они подчиняются мне не как эпарху, ставленнику Василевса, а как князю, полноправному правителю Тамани и Тавриды. Особого удивления в глазах прожженных бумагомарак я не увидел. Они уже давно видели, к чему вела моя деятельность. Но молчание Василевса сбивало их с толку. И они даже сейчас подозревали, что здесь не все итак просто.

Сам же Гаяс в личной беседе со мной заверял меня в своем полном и беспрекословном подчинении и преданности. Но было понятно, что вся эта ромейская шобла предаст меня при первой реальной угрозе своему благополучию. Нужно было постепенно менять всех на своих, преданных мне людей. А где их было брать.

Настроение немного улучшилось после того, как пообщался с Ратибором. Тот за зиму смог незаметно взять почти всю власть в свои руки. Иромейская администрация собственно говоря была номинальной. По всем жизненно важным вопросам обращались к нему. Он успевал воевать, с неожиданно забывшими свои распри касогами,ухитрился их загнать в горы, где они начали умирать от голода и вынужденно сдавались на милость победителя. И следить за постройкой крепости, чьи стены уже начинали виднеться на противоположном берегу.

В конце своего доклада он с вздохом сообщил:

–Ты знаешь, Глеб Владимирович, все же годы берут свое, когда я тридцать лет назад здесь был, то такими делами с удовольствием занимался, а нынче, что-то подустал.

И улыбнувшись, добавил:

–Ну, а ты теперича, благословясь, за дела возьмешься, мне старому хоть от дел отойти дашь.

–Ратибор, да ты что, я таких слов от тебя еще не слышал. Что это за лихоманка на тебя нашла?

–Ну, так слушай, ты хоть знаешь, сколько годков мне минуло? Вот не знаешь, а я ведь постарше твоего отца буду.

–Так, а чем же ты воевода на воле заняться хочешь?

Ратибор посмотрел мне в глаза:

–Глеб, познакомился я с епископом здешним Мануилом. Много мы с ним бесед о жизни вели, так вот надумал я княже постриг принять. Не одну сотню я жизней человеческих отнял, грехов на мне, рассказать тебе, сколько и не поверишь. И пора пришла искупать грехи мои тяжкие.

–Ратибор, ты же воин, не увечный, в силе еще. Подумай, рановато ты себе долю такую выбрал? Может, еще послужишь мне, как отцу моему служил?

Воевода улыбнулся:

–Так я о чем речь веду, не справляются Зосима и Досифейс новиками, нет у них пока знаний для этого, воины они сами по себе опытные, а учить не умеют. Вот я хочу, ежели ты князь не против, туда уйти и делом, которое мне по нраву заниматься, воинство христово готовить.

–Ох, воевода по живому ты меня режешь. Вот сам то подумай, на кого мне рассчитывать надо. Я сейчас тебе все как есть разложу. Вот смотри, вышел я из под власти Базилевса, вы все считаете, что давно надо было это сделать, ведь так?

–Конечно, негоже князю русов у Базилевса служить, вотсоюзником быть почетно.

–Ну, вот, яи хочу союзником Базилевсу стать,но с ромеями, сам знаешь, ухо держать надо востро. Чуть, что не так или убьют, или отравят.

Ратибор усмехнулся:

–Княже, кому ты это говоришь, не раз видел, каковы они есть.

–Ну, так вот, сам видишь, мне всем ромеям, что в городах здесь сидят доверять нисколько нельзя. Чуть, что они меня отравят, или базилевсу в оковах выдадут. Поэтому надо мне везде своих людей ставить. А ставить надо тех, кто от тебя зависит, или предан тебе. Ну, и положиться по большому счету я могу на тебя, да на своих теней, ну вот еще на нукеров моих половецких, что клятву принесли, ты знаешь, что если по их вине я погибну, они сами на саблю кинутся. Но их то я не могу в помощники брать, не справятся. Поэтому, для меня каждый надежный человек, как яхонт драгоценный.