Текст книги "Бухать и колдовать (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Скучный! А дай тогда попробовать, – Гермиона бесцеремонно утащила коктейль себе. – М-м-м, вкусно! Это "Олд-фэшн" называется, на основе бурбона, по-моему. И хорошего бурбона, между прочим!

Стало ясно, что алкоголя в ней плещется уже грамм триста минимум, так что в нашей двойке она выступала пока что лидером. Какие у меня были варианты, дамы и господа? Не было у меня вариантов. Только один: устроить за лидером гонку!

Я вырвал стакан из загребущих ручонок и сделал залихватский глоток. Вискарь сначала шибанул в лоб коварным апперкотом, но быстро смутился, смешался с биттером и сахаром, прикрылся для верности цитрусовым ароматом, и уже спокойно, чинно, как настоящий джентльмен с Юга, прошествовал в желудок. Стало тепло и спокойно.

Музыка снова сменилась. Неведомый маэстро, видимо, решил, что завернутая в мантии толпа двигается слишком медленно, и решил помочь с этим вопросом – из колонок плеснуло темным, шипящим на раскаленной плите нейрофанком. Гермиона улыбнулась.

– Вот это мне нравится! Пойдем! – И не успел я раскрыть рот, чтобы проговорить формулу вежливого отказа, утащила меня в клубящуюся тьму мош-пита. Гремела музыка, темнота дышала розами, откуда-то с потолка доносился прозрачный голубой свет, пахло весной и фиалками: только подымай кверху свой длинный нос. Круговорот мантий модных цветов, которым даже в пьяном бреду нельзя было подобрать названий, если, конечно, ты не женщина (до такой степени дошла тонкость вкуса) прыгал и колыхался, словно театральные кулисы.

– Мама, я в раю, – слабым голосом сказал я, но, поскольку никто не услышал, вынужден был повторить торжествующим воплем: – Я в раю, мама!

Толпа ответила в одобрительном духе: как же иначе, мол. Здесь преобладали бесшабашные младшекурсницы, и в одежде у них все было продумано и предусмотрено: тонкие талии были обтянуты и подчеркнуты, шея и плечи открыты именно настолько, насколько нужно, и никак не дальше; каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала, что они способны погубить человека; остальное всё было припрятано с настолько большим вкусом, что мне в лицо бросилось три литра крови, отчего оно даже в темноте стало красным, как флаг – того и гляди начну темноту разгонять наподобие прожектора.

Долго заниматься разгоном мне, однако, не дали: по самому носу дернул целый ряд локтей, обшлагов, рукавов, концов лент, душистых шемизеток и платьев. Галопад летел во всю пропалую: вымахавший в косую сажень Невилл Лонгботтом, рыжая и визжащая от восторга Джинни Уизли, Лаванда Браун с голубым пером за ухом, Кэти Белл с пером белого цвета, армянский студент по обмену Сорян, блестящий от пота Дин Томас, сверкающий белыми зубами на темном лице, Полумна Лавгуд, француз Зинедин Зизу, Драко Малфой, Пэнси Паркинсон – всё поднялось и понеслось...

– Танцы – это хорошо! – проговорил слегка помятый я через несколько минут, медленно пятясь в более спокойные широты. – Но в малых дозах. В больших дозах я сейчас готов воспринимать только алкоголь. И еще любезную мою Гермиону. Подь сюда, селянка.

– Интересно, а я буду "любезной", если останусь потягивать эту огненную вкуснотень в трех шагах от тебя?

– Истинные пророки и святые лишены высокомерия, – сказал я смиренно, – Если Гермиона не идет ко мне, то я подойду к Гермионе.

И подошел. Свечи в вышине мигали красным, золотым и синим не хуже светомузыки, радостный визг в отдалении складывался в мелодический рисунок. И она стояла одна среди толпы, бесстыдно и безупречно красивая, стояла и смотрела...

– Мужчина, вы такой обаятельный, я положительно не могу перед вами устоять! – засмеялась девушка, обхватывая меня за шею одной рукой. По правде говоря, одной было довольно мало, но в другой она сжимала полупустую бутылку с зеленой шейкой, которая того и гляди норовила хрустнуть от прикладываемых усилий. Перед глазами у меня начали свои подлые разведывательные полеты игрушечные вражеские вертолетики.

– Предлагаю усилить накал отдыха, – сказал я, артикулируя, как бешеный. – Танцы – вчерашний день... в буквальном смысле, потому что уже заполночь. Предлагаю отбыть наверх, для продолжения...

– Банкета! – Гермиона пьяно мотнула головой. – Хотя нет: я есть не хочу. И пить... тоже не хочу!

Бутылка со звоном улетела на пол, но не разбилась: слава коврам!

– Вот! Отдохнуть хочу! – определилась девушка и заглянула мне в лицо, повиснув на шее, словно мартышка на лиане: – Гарри Поттер, приглашаю тебя отдохнуть!

– Возражений не поступило, – заявил я и поволок ее к лестнице наверх. Мы все-таки уже порядочно накидались – лестницы словно жили своей собственной жизнью, они ходили ходуном и чуть ли не вращались вокруг собственной оси. Какой идиот придумал такой неудобный способ восхождения? Пришлось удовлетвориться грязноватым лифтом с кнопками, которые уже второй год тлели горьким неприятным дымом.

– Гарри? – требовательно сказала Гермиона. Теперь она обнимала меня за талию, но делала это скорее по причине плохой координации, нежели спонтанно возникшей симпатии. – А что ты думаешь о женщинах?

– Одно хорошее. Женщины, скажу я тебе, это такой предмет, про который...

– Ах, так ты нас, значит, считаешь предметом? Шовинист! Феодал!

– Но зато самого наилучшего качества в этой проклятой вселенной! Поди-ка попробуй рассказать или передать всё то, что мелькает на их смеющихся лицах, все те излучинки, намеки – нет, любезная Гермиона, ничего такого словами здесь не передашь. И это, кстати, довольно печально, ибо, как всем давно известно, женщины любят ушами.

– Женщины, чтобы ты знал, любят совершенно другим, – сказала вдруг Гермиона абсолютно трезвым голосом. Лифт звякнул и остановился. Дверь пришлось открывать одной рукой, другая была накрепко занята отнюдь не упирающейся девушкой. В коридорах и общей гриффиндорской зале не было ни души – все сознательные парни и девушки праздновали сейчас внизу, а идиотов на факультете не держали, они быстро отсеивались.

– Ну что, легендарный Гарри Поттер, – рассмеялась Гермиона снова, танцующим шагом пройдясь по комнате. В камине клокотал огонь, и в его переменчивом свете она казалась юной богиней-вакханкой, легкомысленной и порочной. – Развлекай меня!

– Мы же уже пьяные, зачем нас еще развлекать? – нашелся было я, и это было правдой только наполовину. Алкоголь стремительно выветривался из крови, ему на смену приходило какое-то сладкое щемящее предвкушение. Ведь все уже решено, все знаки поданы, ответы получены, и если только не случится чего-то совсем уж запредельного, мы проведем ту ночь вместе, а там уже, потом, наутро – а, черт да будь что будет!

Гермиона остановилась точно насчет камина. Отблески пламени создавали вокруг ее тоненькой фигурки настоящий ореол, словно она была древней святой, вдруг сошедшей на землю, чтобы дарить тепло и радость. Как же могло быть иначе?

– Раз ты задаешь такие вопросы, – сказала она с ноткой недовольства, – то никакой ты еще не пьяный, да и я тоже, если способна это замечать. А все бутылки остались далеко внизу, тут сухо и пусто, я проверила.

– Я могу сползать за добавкой. Но вернусь не раньше утра.

– Есть способ лучше. Драко как-то говорил мне, что научил ферменты в своем желудке превращать сахар, который выделяется из спиртного, обратно в алкоголь, и поэтому может оставаться пьяным сколько душе угодно. Нужно попробовать.

Она широко расставила ноги – ох, зря ты не сидишь сейчас, девочка! – развела руки, приняв позу Витрувианского человека, и что-то забормотала, грозно вращая в воздухе кистями.

– Ферменты... – сказал я, – слыхал я о них. Редкостные жмоты, да еще и иностранцы, судя по фами... о-о-о-о!

Ощущение было, будто я из скучного, покрытого измазанным целлофаном мира, вдруг прорвался в настоящий и живой! С одежды все еще осыпались ручейками пыль и известка, но тут было определённо красочнее, интереснее и... теплее? Золотые с червоточинами стены мягко пульсировали, едва сдерживая порывы нездорового воображения, огонь метался в тесном узилище, тоскливо подвывая – праздник начинал складываться без его участия. Потолок пропал, словно с кастрюли над головами кто-то любопытный снял крышку: звезды глядели нам прямо в глаза, без иронии, но со смыслом.

– Ух! – сказал я с выражением. Пол под ногами покачнулся. Когда мы успели перебраться на яхту? И куда держим курс? Кто капитан? – Ах! Аых! Уга-га!

– Ну, я чуточку переборщила, – признала Гермиона. Она расплывалась в колышущемся воздухе, будто мираж. Возможно, все дело было в том, что мы переместились в пустыню. "Корабли пустыни", слыхали о таком? – Спиши это на... о, черт, теперь и меня накрыло.

Она сделала всего шаг – очень, очень длинный шаг – и вдруг оказалась совсем рядом: сверкающие глаза, растрепавшиеся волосы со смешными "петухами", выбившимися из прически, румянец на высоких скулах.

– А тебе кто больше нравится: Джинни Уизли или я?

– Вопрос из бронхов! – Я наморщил лоб и свесил нижнюю губу чуть ли не до подбородка. – Потому что не из легких. Видишь ли, вы все-таки обе очень красивые.

Следующий момент я пропустил, но когда он миновал, мы уже оказались на диване, среди подушек, пустых пакетов из-под чипсов и картонных коробок, где когда-то была пицца "Барбекю", причем Гермиона уже сидела на мне, и ее маленькие ладошки упирались мне в грудь, словно предостерегая: не ошибись.

– Да, это правда. Но ведь она рыжая. А рыжие, как известно, лукавы, лживы, злы, коварны... Где лживость, там трусость и малодушие.

– Но зато, – сказал я, – достаточно хорошенько прикрикнуть на рыжую "Вот я тебе!", чтобы она свернулась в калачик и полезла целоваться.

– Это не проблема, – сообщила Гермиона и полезла целоваться.

– Святые Мстители, до чего же хорошо, – сказал я пару минут (долгие годы? суровую вечность?) спустя, когда мы, наконец, оторвались друг от друга. Гермиона не ответила, она рассеянными движениями вытирала губы и смотрела на меня. Она и есть звезда – вдруг сообразил я. И она выбрала меня, и путешествовала сотни лет, чтобы оказаться здесь, на этой планете, а что же я? Управлюсь ли с небесным светилом?

– Расскажи что-нибудь, – сказала она вдруг.

– А? Про что?

– Вообще. – в комнате уже царил почти полный мрак, камин затухал, но сердце громыхало так, что на книжных шкафах подрагивали конспекты.

– Девушки – удивительные существа. – я на секунду задумался и даже перестал гладить то, что было совсем рядом, юное, прекрасное, пахнущее сиренью и крыжовником. – Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек – и поминай как звали, не вытащить его оттуда. А попробуй описать один блеск их: влажный, бархатный, сахарный; бог знает, какого нет еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, зацепит за сердце, да и поведет по всей душе, как будто смычком. Нет, просто не подберешь слова: прекрасная половина человеческого рода, да и ничего больше!

– Это не то, – невидимая во тьме Гермиона пошевелилась на моих коленях так расчетливо, что я и в самом деле тотчас же понял – не то. – Это было про женщин вообще. А я хочу – про меня. Ты так можешь?

– Про тебя? Твои глаза на звезды не похожи, нельзя уста кораллами назвать, старина Шекспир написал это не для себя, а на будущее, он ведь гений, а потому знал, что мы встретимся... Но ты нежная и удивительная, ты лучше всех на свете, и сколько бы ни прошло времени, я всегда буду возвращаться к тебе, ведь ты прекраснее всех звезд...

– Правда? – она вдруг мотнула головой и уставилась мне в лицо с такой отчаянной силой, что в темноте чуть было не загорелись глаза. – Ты сейчас... ты правда так думаешь?

Она была совсем рядом, теплая, живая и настоящая... Настоящая. Я был в этом уверен. И ничего уже не имело значения: ни продолжающая медленно вращаться комната, ни темнота, тысячами светлячков мерцающая на сетчатке, ни пьяный цветочный запах. Ничего, только одно.

– Правда, – сказал я, с усилием шевеля непослушным языком. – Но послушай... Чертовы ферменты добрались-таки до меня; я наглухо отрублюсь минут через пятнадцать, самое большее, и, скорее всего, наутро не буду помнить ровным счетом ничего. Поэтому... Запомни меня сейчас – и не обижайся на любую ерунду, которую я понесу завтра. Я буду выделываться и нести чушь, но это все неправильное, притворное. А пока я настоящий, я могу сказать тебе это: ты самая замечательная девушка, которая только могла появиться в моей запутанной и несчастливой жизни. Запомни это... и запомни меня таким.

И пускай все рушится к черту в пропасть, не успев начаться. Все самое главное я уже сказал.

– Ты настоящий волшебник Гарри, – прошептала Гермиона на ухо. – Как ты умеешь смотреть, и как умеешь говорить... А еще говорят, что магия в таких случаях не работает...

– А потому нет никакой магии, – грустно сказал я. Ощущение было, что я вишу на краю водопада, и камни выскальзывают из-под мокрых пальцев. – Все это выдумки проклятых капиталистов, придумавших наш глупый мир за триста процентов прибыли. А на самом деле, знаешь...

Девушка устроилась на мне поудобнее. Раздался шорох одежды.

– Знаю, Гарри, – она прижалась ко мне уже по-настоящему, готовая и горячая, девочка-мечта. – Пускай так. Пускай сколько угодно так. Но только пока мы здесь, она есть – и никуда не денется.

***

Сознание вернулось небыстро – но все-таки решило, поразмыслив, не отлетать пока в рай, где, по слухам, один фиг сейчас нет свободного места, записываться нужно за полгода. Так что частички моей многострадальной психики с мудреными названиями немножко, конечно, побуянили в эфире, но в конце концов осели внутри моей бестолковки и принялись за свою привычную работу – обеспечивать прохождение электрических сигналов по нейронам и обработку оных сигналов вязким органическим мозгом.

Для посторонних это выглядело так, будто я застонал и очнулся.

– Славного пробуждения, Гарри, – сказал кто-то приятным рокочущим голосом. Ослабевшие за последние пару десятков минут глаза только бестолково моргали и напрочь отказывались фокусироваться. – Ты отдыхал, и я не счел нужным нарушать этот сон. Нет причины торопиться.

Я собрался изящно и красноречиво возразить неведомому супостату, но вместо этого закашлялся – изо рта плеснуло непереваренным алкоголем, и мутная тень перед глазами отпрянула назад.

– Ты, как обычно, непостижимо галантен, Гарри, – сдержанно заметила фигура. Было уже понятно, что это средних лет мужчина с окладистой бородой и в темном костюме, чем-то напоминающий этого актера, голубоватого такого британца... Джуда Лоу, вот. Он двигался мягко и быстро среди приглушенного мерцания факелов и сдержанного клекота феникса.

Стоп. Феникс Фоукс – явный признак того, что мы в кабинете директора. А сам импозантный бородач, получается...

– Да-да, это я, – нетерпеливо сказал Дамблдор, успешно приближаясь со второй попытки. Кстати, выяснилось, что пошевелиться я не мог – заклинание обездвиживания работало как часы. Как же оно называлось? "Иммодиум" какой-нибудь? Справа от меня замерла стройной статуей Гермиона (все еще без сознания), слева виднелся славный парняга Рон. Драко, надо думать, тоже примостился где-то поблизости.

– Профессор?.. Не узнаю вас в гриме, – пробормотал я первые после блевания слова. Многие стесняются в таких обстоятельствах говорить, считают – запах неприятный получается. Не таков я! Нужно сразу прояснить ситуацию и немедля взять под свой контроль – вот мой девиз.

Дамблдор сухо усмехнулся.

– До чего же мне надоела та шкура дряхлого добродушного ублюдка... К счастью, сущность вампира имеет и некоторые преимущества. Одно из них – возможность менять облик по своему усмотрению, и даже в сто с лишним лет выглядеть достаточно... авантажно.

– О, да у меня уже практически стояк, – сообщил я куда безмятежнее, чем чувствовал себя на самом деле. Интересно, сколько сейчас времени? – Вот только жаль, что для этого впечатляющего превращения вам приходится иногда пить кровь обычных людей. Лично я – лично я! – этого не одобряю и не могу согласиться. Вот как хотите.

– У всех есть свои маленькие слабости, мой юный друг, – ухнул совиным хохотом бывший директор. – Как там говорилось на том идиотском плакате времен победившей толерантности: "Кровососы не враги нам, они просто хотят жить по своим обычаям!" Впрочем, довольно об обычаях. Вернемся к вашему незавидному положению.

– Мы уже на "вы"? – подивился я радикальному смягчению нравов. Дамблдор поморщился.

– Речь о всей вашей шайке. Как я понимаю, это последняя ячейка сопротивления в Хогвартсе? Третья из тех, что Снейп умудрился собрать и направить в бой за последние несколько часов. И столь же бесполезная.

– Блин, – сказал я, скривившись в отнюдь не обаятельной гримасе. – Так он, получается, просто безнадежный дурак, или работает на вас, Альбус?

Бородач на секунду задумался.

– Полагаю, просто дурак. Пьяный дурак, если уж быть совсем точным. Но вы, ребята, наивные, отчаянные, одурманенные болванчики – вы пришлись очень кстати! Мы с Минервой тут самую малость покуролесили, наплодили целую ораву безмозглых упырей и не оставили почти ничего на прокорм.

Дамблдор потер ладони, как довольная муха. Руки у него были, конечно, шикарные, лучше, чем у пианиста. Видели когда-нибудь, как их писали на своих картинах голландские художники? Два пальца в одну сторону, два – чуть в другую, вроде жеста мистера Спока. Так выглядит тоньше и изящнее. В общем, Дамблдору ладони, видимо, выписывал кто-то калибром не меньше Ван Дейка.

– Отчаянное было положение! – сказал он с этой своей новой презрительной ухмылочкой. – Не останься у нас свежей живой крови, пришлось бы выдвигаться из Хогвартса куда раньше, чем я планировал. Но теперь...

Я громко дыхнул, и волшебник-вампир отшатнулся, обнажил длинноватые клыки, почти скрытые бородой.

– Конечно, Гарри, я не забыл, – скривился он. – Алкоголь, ваша вечная и надежная защита... По счастью, спирт выводится из организма чуть меньше, чем за сутки. Это время у нас, конечно, есть. Оставим вас на десерт.

Мне малость поплохело. У них полно времени, это прекрасно, а что насчет нас? Краем глаза я уловил умоляющий взгляд Гермионы. Наша пай-девочка, видимо, все надеется, что у меня есть план спасения, и я вот-вот мастерски введу его в действие. А есть ли у меня план?

Так сразу и не скажешь. Зато у меня есть вопрос.

– У меня вопрос, – сообщил я так громко, что в невидимом плену слева заворочался рыжий Рон. Дамблдор приподнял бровь.

– Неужели, Гарри?

– Точно говорю. Зачем вам это было нужно, Альбус? Вся эта кровавая резня, упыри на улицах Хогсмида, школа, полная живых мертвецов? Чего вам не хватало – пару мутных смертей в год, о которых уже на второй день ходят только глухие слухи, полное равнодушие со стороны Министерства? Или за столько лет меню из двоечников и бездарей, разбавленное мясцом зверьков из леса, вам успело надоесть?

Я рисковал и зарывался, конечно – все для того, чтобы потянуть время. Но это сработало. Дамблдор взмахнул своими длинными ладонями и снова отвалился к столу. Обошел его, качая головой, как заводная кукла. Что-то здесь было, какой-то непонятный секретный мотив: "Гарри Поттер и Алукард Хеллсингович"!

– Приблизительно так и обстояли дела, – согласился директор. – С одной маленькой поправкой. Сам я всегда был терпелив и осторожен, десятилетия работы в Хогвартсе не дадут соврать. Нет. Терпение лопнуло не у меня.

Дверь за спиной так сильно шваркнула, открываясь, что ударилась о противоположную стену. Мимо прошелестели легкие шаги.

– Это я его соблазнила, – улыбнулась смутно знакомая светловолосая красавица. Но ведь Снейп говорил... да и Альбус только что подтвердил...

– Минерве до смерти осточертела ее древняя старушечья форма, – согласился Дамблдор. Новая Макгонагалл смешно надула губки и покаянно кивнула. – До смерти – разумеется, не своей, фигуральное выражение... И она... то есть, мы решили: устроить напоследок вечеринку для души... тоже фигурально. Оторваться по полной, ни в чем себе не отказывая. Как там у классика: мы зажгли в Англии такую свечу, которую им, с божьей помощью, не потушить никогда! Я ответил на твой вопрос?

– Да, Гарри, он ответил на твой вопрос? – просюсюкала дьявольски горячая в своем новом облике Минерва Макгонагалл. Она веселилась и пребывала, по всему было видно, в отличном настроении. – Потому что если да, то мы пока отправим вас, всех четверых, в кладовую – дозревать. А то, знаешь ли, приближается вечер, а в темное время суток я контролирую себя хуже некуда – могу не сдержаться и куснуть, не глядя.

Я раздумчиво покачал головой.

– А если я откажусь?

– А кто тебя спрашивает-то, Гарри? – развеселилась девушка. Не знаю, можно ли ее так называть по итогу, но, с другой стороны, если она выглядит как девушка, значит, девушка и есть. Они вообще разнообразные бывают, мне ли не знать. – Ты, на всякий случай, наш пленник и добыча, а не наоборот! Я начинаю думать, что зря навернула тебе по голове там, в Битве у Василиска. Похоже, это не очень-то пошло тебе на пользу.

– Ах, это... – я улыбнулся как можно беззаботнее. За окном мелькнула смутная тень. – Видите ли, вы неправильно все поняли. Я получил от вас по башке потому, что собирался получить по башке. Во-первых, потому что я этого всячески заслуживал, Гермиона подтвердит. А во-вторых, это вело к моей цели значительно быстрее и безболезненнее, чем возможная альтернатива.

Ухмылка Макгонагалл стала чуточку напряженной.

– Что ты такое несешь, дурачок?

– Нам нужно было добраться до кабинета Дамблдора, верно? Прорубаться через толпы упырей, василисков и горных троллей показалось мне не лучшим вариантом. Вы бы еще и цербера на нас спустили потом, я думаю. Неэффективно. Куда лучше пропустить один-единственный удар и прийти в себя уже у самой цели. Собственно, я так и сделал.

Дамблдор прочистил горло.

– Что ж... это разумно, Гарри. Весьма разумно. Похвальная находчивость. За исключением одной-единственной детали. Ты все еще в магических путах, а я все еще не отказался от мысли выпить твою кровь... как только она очистится от алкоголя, конечно. Или ты предпочел бы, чтобы я начал с твоей милой спутницы?

– Я бы предпочел, Альбус, чтобы вы рассыпались сейчас пеплом по полу, и, в отличие от Фоукса, никогда больше не радовали нас своим присутствием. В общем, у вас отличные шансы именно так и кончить. Потому что имеется еще одна маленькая деталь.

– Просвети же меня.

– Красный флаг на Астрономической башне, – сказал я, и Гермиона удивленно вздохнула. А все-таки жаль, что речевые функции к ней еще не вернулись, гениальность всегда нуждается в хоре восхищенных голосов. – Об этом говорилось на лекциях по охране труда, на которые никто из преподавателей никогда не являлся и оттого не среагировал. Включая и вас, Альбус. Сигнал неодолимой, смертельной опасности. Авроры будут здесь с минуты на минуту.

– Дрянной, гнусный мальчишка! – взорвался Дамблдор, распахивая руки. У него за спиной вдруг набухли плотные крылья, сотканные из абсолютной тьмы. Черты лица Минервы исказились, обнажая острые, как у кошки, зубы. – Я самолично перегрызу тебе горло и захлебнусь твоей разбавленной кровью!

– По правде говоря, – сказал я, – я думаю, что они уже здесь. А вот последняя фраза была у вас, извиняюсь, уж очень шаблонной. Наберут сценаристов по объявлениям...

Башня содрогнулась и треснула. По стенам побежали резвые трещины, сверху посыпался раствор и известка. Зашелся гневным карканьем в своей клетке старый феникс. Вампиры переглянулись и прыснули в разные стороны: Дамблдор к секретной двери, спрятанной за портретами предыдущих директоров, Макгонагалл – в обычную, парадную, можно сказать, дверь. Но только это им ни капельки не помогло. От потолка отвалился и с грохотом рухнул гигантский кусок, за ним сумрачно синел надвигающийся вечер, и посвистывали диковинные летательные аппараты, похожие на летающие мотоциклы. Они мигали желтым, габаритным, и красным, поворотным, и медленно опускались до нашего уровня.

– Ничего себе! – театральным шепотом с присвистом раздалось слева. Аллилуйя, вот и голосовая поддержка пошла! – Это же эти... как их... Пиленгасы!

– Сам ты пиленгас, – поправила Рона проклюнувшимся голосом Гермиона. – Это называется "Фигейрас". По названию города, где...

– Это фестралы, – сказал я хрипло. По лицу лил пот, руки дрожали, как у паралитика. Организм вдруг сообразил, что чуть не оказался на краю гибели, и ударными дозами вбрасывал в кровь адреналин. – Точнее, "Фестрал-9000", полицейская модель. Авроры наконец добрались и до нас.

Затрещало электрическим треском и отключилось сковывающее заклинание; мы, все четверо, без сил рухнули на пол. Дальше пошла кутерьма: десантирующиеся фигуры в противомагических бронежилетах вышибли дверь и вели в коридорах плотный огонь из энергетического оружия, вдалеке визжали упыри, бушевал расстреливаемый в упор василиск, по пережившей радикальную реновацию комнате носились ветряные смерчи от все прибывающих фестралов, летали бумажки, тряпочки и дымящиеся перья – фениксу в этой суматохе, похоже, не свезло.

– Вот это да, – прохрипел Драко, сидя на корточках и глядя в пол. – Вот так раз. Раз так вот. Так вот да...

– Похоже, наша славная миссия подходит к концу, – сказал я, не отряхивая с одежды грязь и пыль, помог подняться Гермионе. Она тоже выглядела неважно – ну, для постороннего наблюдателя, конечно. Для меня это не имело ни малейшего значения. – Послушай...

– Ты спас нас, Гарри, – сказала она без улыбки, глядя на меня огромными карими глазами. – Ты снова...

– И сделал бы это еще тысячу раз, – сказал я. В ушах нарастало гудение, и я вдруг понял, что оно означает. Оставалось секунд пятнадцать, самое большее. – Сколько угодно, просто чтобы ты... чтобы тебя...

– Я хотела сказать...

– Я только хотел... я вспомнил. Я все вспомнил о вчерашнем вечере, и о тебе, и о нас... И хотя у нас уже совсем мало времени, но ты должна знать...

Реальность вздыбилась, закружилась черным смерчем из острых треугольников, и зубастой жадной пастью поглотила в себе Хогвартс, башню, авроров и Гермиону.

Поглотила всё.

***

Эпилог

Первым делом чувствительность вернулась к рукам. Оно и к лучшему: иначе каждый второй раз случались бы сонные параличи, а клиентам это совершенно ни к чему. Так и до жалобы с разбирательствами и возвратом денег недалеко. Я глубоко выдохнул и стащил с головы шлем.

– Александр, все в порядке? – потолочные лампы с непривычки били в глаза, я недовольно прищурился, и Вика, заметив это, торопливо нагнулась над креслом. Сухо щелкнули и раскрылись пластиковые манжеты на запястьях. – Как самочувствие?

– Момано, – я вытащил изо рта загубник и продублировал: – Нормально. Шея болит малость, конечно, но то такое...

– Приносим извинения... Однако, вы могли упомянуть это, находясь внутри симуляции, мы бы тут же отреагировали и поправили подголовник... Других претензий нет?

– Технических – нет, все отлично. – Я размял шею, пошевелил челюстью: похоже, показалось. Свесил ноги с кресла, нашаривая сапоги. Рефлекторно стрельнул глазами в поисках окна – не хватало еще проснуться посреди какого-нибудь катаклизма – но в симуляционных, конечно, никаких окон не было; считалось, что это мешает погружению.

– Что-то не так с сюжетом? – Вика была сама предупредительность, готовая решить любую проблему, предоставить консультацию, даже сделать скидку при необходимости. В последнее время, поскольку людей стало сильно меньше, то "сим-студии", как их называют, буквально бьются за каждого клиента. – Или актеры недотянули? Вы можете оставить отзыв, мы обязательно проработаем и учтем его в следующих наших представлениях.

Они всегда его так называют – представления. На самом-то деле это просто виртуальная реальность, интерактивное кино с персонажами, которых отыгрывают живые люди. Все по заданному сценарию, который утверждает клиент.

– Слишком рано завершили, – сказал я, зашнуровывая второй сапог. Нет, не показалось: голова все-таки болела. Где-то сбилась калибровка шлема. Но совсем чуть-чуть. – Не все успел из того, что хотел. Плюс Дамблдор этот... сбежал же, чертяка. И подельница его тоже сбежала, как я понял.

– Учитывая, что вы выбрали обходной путь, с флагом, – Вика ткнула пальцем в планшет, отслеживая сюжетные линии, – вероятность успешной погони за антагонистом была крайне низкой. Мы не стали жертвовать реализмом во избежание...

– Понимаю. Я без претензий. Просто... да, рановато закончилось.

В груди была пустота. Пустота и недоумение. Словно ты протянул кому-то букет, а двери лифта закрылись и обрубили живые зеленые стебли. Железо, бетон, пустота... и легкий запах сирени в воздухе.

– Мне очень понравился исполнитель роли Снейпа, – сказал я, влезая в горловину свитера. – Вроде бы и эпизодический персонаж, а все равно цепляет. Верите – я чуть было всерьез не остался в его башне! Словом, великолепный актер.

Вика вежливо улыбнулась.

– Благодарю вас. Раньше он играл в театре юного зрителя – ну, вы сами понимаете, метод Станиславского и так далее... Школа чувствуется.

– Вас не затруднит передать ему мои комплименты?

– Если можно, натурой. Продукты или лекарства... деньги не очень в цене.

– Постараюсь обеспечить. А на роль Дамблдора вы так никого и не нашли? Я почувствовал какую-то... деревянность.

– Вакансия не заполнена. Работы над ролью неоправданно много, а фактической игры – буквально пятнадцать минут, там какие-то совершенно смешной оклад получается. Так и обходимся пока программой.

Все готово. Очередной сеанс симуляции "Гарри Поттер D3luxe Edition" подошел к концу, в коридоре уже дожидался новый клиент, в нетерпении суча протезами по линолеуму и злобно шипя через газовую маску. Оставалось последнее.

Я обаятельно улыбнулся.

– А что насчет Гермионы? Я, в общем-то, уверен, что это живой человек, не алгоритм. Не могли бы вы подсказать...

– Сожалею, но вы знаете правила. Личности актеров не разглашаются. Вы можете, однако, заказать повторную симуляцию с этим же исполнителем. Полностью анонимную, конечно же.

– Угу. Во избежание нашей встречи в реальном мире.

Вика наклонила голову.

– И сохранения волшебства. Нашему миру и нашей реальности они чертовски необходимы.

– Тут не поспоришь. – Я герметично застегнул плащ, подхватил противогаз. Он пах резиной, дымом и потом. – А что на улице?

Мы вышли в коридор – тут было людно, поскольку выходной. "Сим-студии", наверное, один из самых прибыльных бизнесов в истории. Люди платят нечеловеческие деньги просто ради того, чтобы на восемь-двенадцать часов убежать от жизни вокруг. Чтобы почувствовать, что они – не одни. Что они все еще кому-то нужны, что их ждут. Пускай это и будут всего лишь актеры за масками персонажей давно сгинувшей популярной культуры.