Текст книги "Бесконечное лето: Эксперимент (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Лена дожидалась меня внизу, и я приветливо помахал ей ломиком, спустившись.

– Людей нет, зато инструментом разжился, – бодро отрапортовал я. – Давай вниз.

В самом конце коридора на первом этаже обнаружился малозаметный люк в полу. То есть малозаметным он был ранее, до того, как к нему зачастили особо любопытные пионеры – как минимум Шурик, а затем и нервный Семен с Алисой. Теперь он выглядел используемым на постоянной основе и выделялся на общем грязном и запыленном фоне как нарядная первокурсница на факультете информатики.

А еще на нем красовался новенький замок.

– Наверное, завхоз навесил, – слабым голосом предположила Лена. Вполне возможно – ибо не фиг подросткам забредать невесть куда и теряться потом с непредсказуемыми последствиями внизу. А может, и не завхоз. Может, это как раз те самые непонятные, и никак не проявляющие себя силы, которые мы ищем.

«А знаешь, как называются силы, которые, как тебе кажется, есть, но деятельность которых никому не видна? Галлюцинации».

– Это очень удачно, – прокомментировал я находку. Лена поглядела недоуменно, но я покрутил фомку в кулаке, и вопросы пропали. Действительно, для умелых и, самое главное, прямых рук, вооруженных ломом, никакой замок не преграда.

Так и оказалось, кстати. Хилые нынче замки пошли. «Я ломал замки, как шоколад в руке…»

Сейчас пойдет очередной куплет из нетленки: «Я укрылся в подвале, я резал…» Ну, нарезка пока подождет, нам бы пока вниз без увечий пробраться.

– Что там? – спросила Лена, когда я нырнул в люк и несколько минут после этого не подавал признаков жизни. А не подавал я потому, что искал выключатель.

– А все нормально, – с облегчением выдохнул я и дернул рубильник. Сначала показалось, что с рубильником произошло то же, что и с остальным зданием, но потом лампы под потолком мигнули и включились. Да, впечатляет. Страна Советов готовилась к ядерной войне надолго и всерьез, поэтому убежища изначально проектировались на длительную консервацию и возобновлении работы при полном отсутствии техобслуживания. И на эксплуатацию полными невеждами, да.

Вот в наше время ситуация была уже совсем иная – бывал я по работе в некоторых таких укрытиях. Фильтров нет, топлива для генераторов нет, запасы еды давно проданы и пропиты, противогазов тридцать процентов от номинала, и даже марлевых повязок не оказалось. Уж казалось бы – куда ты денешь марлевые повязки, и зачем? Ан нет, растащили и их. А тут после стольких лет заброшенности все отлично работает.

– Советское – значит, отличное, – сообщил я наверх. – Спускайтесь, мадам, такси ждет, счетчик тикает.

– И куда теперь? – поинтересовалась Лена, когда спустилась. Перед нами тянулся паровозик комнат, заставленных шкафами, лавками, какими-то стендами. Надо полагать, в свободное от войны время подвал использовался как склад.

– Пошли искать КП, командный пункт, то есть, – пожал я плечами. – Там должна быть связь, как минимум телефонная, а может, и передатчик. Послушаем, может, где-нибудь поблизости кто-то говорит на интересные темы. Лично я бы с удовольствием послушал обсуждение последнего альбома «Джудас Прист»!

***

– Ерунда какая-то, – недовольно нахмурилась Лена. Я промолчал, хотя был с ней полностью согласен.

КП мы, конечно, нашли – площадь всего укрытия не превышала двухсот квадратов. К тому времени, как мы туда добрались, в комнатке тоже уже горел свет и мигали аппараты связи. Телефон, правда, встретил меня мертвой тишиной, зато приемник был вполне рабочий. Что у нас тут, длинные волны, низкие частоты, небось? Ядерная война, облака пыли, завалы, и все прочее. Давайте посмотрим…

На коротких, длинных и средних волнах ничего интересного не обнаружилось, сквозь неожиданно сильные помехи бормотали что-то на неизвестных языках призрачные голоса. А вот при переключении на УКВ обнаружилось кое-что любопытное. Примерно раз в пятнадцать минут шел короткий обмен, приемник ловил обрывки какого-то разговора, скажем так, формального характера.

– Контроль, это Белка, чисто. Прием.

– Белка, понял вас, продолжайте. Прием.

– Быстрей бы смена… холодно как…

– Белка, не забивайте эфир. Конец связи.

Тут-то Лена и высказалась насчет ерунды. Я, если помните, не возражал.

– Ты же местная, так? – Лена кивнула. – Военная часть, особо охраняемый объект поблизости есть?

Лена наморщила лоб.

– Не помню… вроде бы нет.

А это что мы слушали только что? Или оно нам приснилось? В общем, явно какое-то военизированное учреждение, практикующее патрулирование. Учитывая специфику СССР, это армия, КГБ или ГРУ. Но вот вопрос: зачем устраивать особый объект рядом с пионерлагерем? Это же чревато всяким нехорошим, или я чего-то не понимаю? Или наоборот – понимаю слишком хорошо, и приснившиеся мне в бреду эксперименты над детьми все-таки имеют место?

Ничего не понятно.

– Я другого не пойму, – говорит Ленка неожиданно. – Почему им холодно?

А ведь и верно, я как-то упустил. Лето ведь на дворе. Ну пускай под землей прохладней, но не настолько же. А «Контроль» того, кто жаловался, определенно жестко оборвал. Дескать, сам знаю, помолчи. То есть это не аномалия, с их точки зрения, не кратковременный эпизод, а нормальное состояние там, где они ходят. Еще загадочнее. И впрямь «не могу понять…» А как хотелось бы!

Пока я терзался раздумьями, Лена поступила более прагматично – осмотрела КП и, конечно, нашла то, на что стоило бы обратить внимание с самого начала. Запасной выход.

Выглядело это как маленькая прилегающая подсобка, заставленная пустыми ящиками, поддонами и пластиковыми бутылями. Но был нюанс – в полу имелся очередной люк, тоже запертый, но ненадолго. Как легко догадаться, фомка не подвела, и мы полезли вниз.

«Это еще не конец, нужно погрузиться глубже», радостно процитировал я про себя. Чувствую себя Домиником Коббом. Жаль, Ленка не оценит.

***

Вынужден признать – был неправ, вспылил. Тут действительно были какие-то угольные выработки. И мы как раз по ним брели. Возникает вопрос – зачем нам это понадобилось? Неужто не хватало приключений на свою голову и прочие важные органы?

Ответов на этот вопрос было два. Первый: уголь тут копали в каком-то сильно отдаленном прошлом. А сейчас все рельсы были аккуратно убраны, вагонетки изъяты, старые подпорки заменены новыми, крепкими. Плюс к этому – лампы под потолком работали все до одной, и никак не похоже, что они тут висят уже двадцать с чем-то лет. Значит, что?

Значит, эти выработки взяла под свое волосатое крыло какая-то работающая организация. И очень хотелось бы узнать, над чем работающая.

Вторую причину я Лене не назвал, но по важности она стояла даже чуть выше. Дело было в том, что голоса, которые мы слушали, включив наверху приемник, никуда не делись. То есть я продолжал их слышать даже сейчас, бредя по туннелям глубоко под землей. Если уж на то пошло, сейчас они звучали даже громче, но, конечно, слышны были только мне, Лена в ответ на расплывчато сформулированный вопрос только недоуменно пожала плечами.

Не поймите неправильно – я осознаю, как это звучит. «Санек окончательно поехал», вот как. Но это были не похоже на то, что обычно имеется в виду под «голосами в голове». Никаких «убей их всех во славу Сатаны» или «прыгай в окно, русские идут». Будь это что-то подобное, я бы первым рванул на поверхность и сдался подоспевшим санитарам, или кто у нас там за них… Виоле? Значит, подоспевшей Виоле. М-да.

Но на самом деле все было совершенно иначе. Это было больше похоже на… радиоперехват, наверное. Как будто в ухе сидел невидимый динамик, транслирующий обмен сообщениями между неизвестными охранниками, объявления по громкой связи, и даже просто беседы один на один.

– Распаковка груза один в шестом доке через сорок минут. Груз один в шестом доке через сорок минут.

– Южный берег, у вас изменение температуры, как принимаете?

– Принимаем нормально, зафиксировали повышение, там девчонки загорают. Через час, думаем, снова опустится.

– Инженер Соколов, пройдите в первый ангар. Соколов, в первый ангар.

 – Горностай, как слышите меня? Почему не отвечаете? Прием.

– Слышу вас хорошо, отходил на предмет естественных надобностей.

– Горностай, в дежурке есть туалет, неужели сложно потерпеть? Прием.

– Это же старые туннели, Контроль. Тут за каждым углом туалет, хе-хе.

– Отдел маскировки, напоминаем, через три часа учебная тревога. Учебная тревога через три часа.

-…Я не сразу согласился, конечно. С другой стороны, зарплата капает, стаж идет, плюс сверхурочные. Да и климат хороший, причем практически постоянно – ну ты понял.

– Я и сам не жалуюсь, хотя дочка, конечно, папку уже сколько не видела. Съездить бы хоть на пару недель, да как тут вырваться…

– Говорят, скоро будут сокращать… а может, и вообще закроют все. Нет результатов – нет финансирования.

– Дела…

Я ничего не понимал – надо полагать, это у меня теперь постоянное состояние такое. Кто все эти люди? О чем они говорят? И самое главное – что они забыли у меня в голове? Тут волей-неволей поверишь в подступающее безумие, с такими-то приходами. И в общем-то, это и было главной причиной того, что мы сейчас ковыляли непонятно где и непонятно куда. Будем надеяться, что все будет как в лучших домах – все ответы придут в конце. Только до этого конца еще нужно добраться.

– Саш! – Лена схватила меня за руку так, что я от неожиданности чуть не шарахнулся куда-то в сторону. – Постой. Там, впереди, кажется, кто-то есть…

Мы прижались к стенам туннеля и медленно двинулись вперед. Через несколько метров я увидел, что Лена была права – в какой-то боковой штрек свернули две фигуры. Здоровые, широкоплечие лбы, на груди закреплены фонари, как у Тони Старка. Какие варианты?

– За ними, – скомандовал я, и мы принялись красться следом, сохраняя дистанцию метров в двадцать пять. Этот коридор был более узким, и лампы здесь не горели, но положение спасали мощные фонари у наших поводырей. Поначалу мы остерегались и держали дистанцию, но патрульные явно не ждали подвоха и шли медленно, спокойно разговаривая, так что постепенно мы осмелели и подкрались так, чтобы слышать их разговор.

-…Так она ж дура, на всю голову ударенная! – говорил человек слева.

– Кто? Наташка? Из первого отдела? – спрашивал человек справа.

– Ну, а кто? – подтверждал левый. – Я ей как-то предложил встречаться, так она мне знаешь что ответила? «Твоя любовь должна измеряться количеством роз в подаренном мне букете». Ну не стерва?

– Характер у нее – ад, не вопрос, – соглашался правый. – Но зато какие ноги! И это я уже не говорю про за…

– Стоп! – резко прервал его левый. – Я облился холодным потом и прилип к стене. Оба патрульных остановились, лучи фонарей застыли.

– Что такое? – правый полуобернулся и едва не зацепил светом меня. Я медленно-медленно отползал назад. Лена у противоположной стены, казалось, вообще не дышала.

– Ориентируюсь, – проворчал левый. – Это мы сейчас… ага. Значит, налево пойдем – обратно к посту выйдем.

– Ну так давай, – поддержал его напарник. – Чего в темноте стоять? У меня от этих коридоров мурашки по коже, постоянно кажется, что кто-то на тебя смотрит.

– Таблеточки пей, помогает, – посоветовал второй. – По инструкции последний пункт осмотра – репозиторий, прямо по коридору.

Первый поежился.

– Репозиторий? Это же там, где…

– Точно, – подтвердил второй. – Неприятное место, конечно.

– Да ну его на фиг, сколько можно? Что там проверять, гробы эти? Обойдутся! – возмутился первый и решительно направился в левый коридор. Второй вполголоса ругнулся, полоснул фонариком прямо перед собой крест-накрест, и последовал за первым.

Мы остались одни.

– Лен! – тихонько позвал я через минуту, для надежности. – Ты все слышала?

– Все, – подтвердила она шепотом. – Он сказал «гробы». Нужно посмотреть.

И мы пошли прямо.

***

Коридор закончился довольно быстро и неприятно – массивной металлической дверью, запертой на кодовый замок. Обидно – ни сканирования сетчатки, ни голосового распознавания, ни даже банальных отпечатков пальцев, а пройти можно, только зная код. «Простота есть необходимое условие прекрасного», как сказал граф Толстой. Ничего прекрасного в сложившейся ситуации я, правда, не видел.

Рядом разочарованно вздохнула Лена.

– Что делать? – тихо спросила она. – За ними?

Я энергично покачал головой.

– Там же пост, ты слышала. Как ты мимо него собралась?

Лена вздохнула повторно.

– Мне казалось, ты что-нибудь придумаешь…

Казалось ей. Чего тут придумать-то? Чтобы открыть дверь, нужен ключ-код. Где взять ключ? Взять его негде. Вернуться? Пойти с разоблачениями к вожатой? Курам на смех. Петлять дальше по туннелям? Либо заблудимся, либо попадемся. Эх, что ж так неудачно, должен быть выход, должен быть ключ…

Не к месту вспомнился дурацкие ночные события: «Ключ сорок два». Бред какой-то.

Набираю на панели «4» и «2», нажимаю «Ввод» и отворачиваюсь. Ну, по крайней мере, можно будет сказать, что пытался, но ничего не выш…

За спиной слышится короткая электронная трель и щелчок открывающейся двери. Лена застывает с широко открытыми глазами.

– Как это у тебя…?

На замке горит зеленый огонек.

– Элементарно, Ватсон, – сообщаю я. Не потому, что я такой весь из себя замечательный. А оттого, что понятия не имею, как вообще так получилось.

Мы входим в темноту репозитория. Наверняка, где-то здесь есть свет, но я понятия не имею, где его включить. Обойдемся фонариком.

Мы в просторном помещении, выложенном белым кафелем. Здесь холодно, нет не так – ХОЛОДНО! Под потолком клубятся клочья пара. Наверное, какое-то дополнительное охлаждение, бог его знает зачем.

«Что там проверять, гробы эти?»

На морг, правда, не похоже совсем – а я этого очень опасался. Хотя я в морге не был никогда, сравнивать не с чем. Но железных столов с накрытыми простынями трупами как-то не видать. И вот этих, в сериалах подсмотренных, выдвижных полок – тоже нет. Уже хорошо. Но что-то же тут есть, не зря охранники нервничали.

Вдоль стен стоят странные массивные конструкции, похожие… не знаю даже, как описать. Был я как-то на нашей местной гидроэлектростанции, в машинном зале. И вот там в полу торчали такие штуки, похожие на гибрид летающей тарелки и механического осьминога, а попросту – на положенные плашмя огромные шестерни. Там, на ГЭС, мне пояснили, что это просто верхняя часть турбины, где расположен генератор. Но выглядело все равно очень сурово и мощно. Здешние установки мощно не выглядели, но все равно производили впечатление. Было в них что-то… магнетическое.

Мы подошли поближе. Лена хмурилась, словно старалась что-то вспомнить. В верхней части каждой из установок – а в этой комнате их было восемь – было проделано небольшое окошко, под ним располагалось что-то вроде пульта, а поскольку установки располагались довольно высоко, то к окошкам вели металлические лесенки из пяти ступенек.

– Саш… Саша… – голос у Ленки дрожит, то ли от холода, то от страха. А может, комплексно. – Пошли… пошли отсюда. Мне тут не нравится. Тут… нехорошо.

Невозможно спорить – подземные базы, как вам скажет любой сценарист американских фильмов – это всегда не к добру. Только ее покажут – сразу утечка смертельного вируса или побег опасных мутантов, а то еще вселенский апокалипсис происходит. Но это все у плохих американских ученых. С хорошими советскими такой фигни ни за что не случится.

Это я себя успокаиваю, понятно. А заодно и Лену – ей я свои путаные мысли пересказал в укороченной форме. А пока пересказывал, мы поднялись по лесенке на верхнюю площадку первой шестерни. Ничего не понять – перед нами явно был пульт управления, кнопочки какие-то, тумблеры, лампочки. Сокращения вида «ПИТ», «ПЕРЕГРЕВ КАП», «СБРОС ТР» и «ПОДАЧА КОРТ» ясности в картину не добавляли.

Оставалось окошко. Было оно небольшим, темным и каким-то неприветливым, но по всему выходило, что посмотреть туда надо. Я глубоко выдохнул и приблизил лицо к толстому стеклу.

– Ну что? – голос у Лены был прямо-таки отчаянным.

– А ничего. Темно и не видно ни фига. – Я отвалился от окна и направил на него фонарик, но слабый луч ничуть не разогнал тьму за стеклом. – Стоп. Должно же тут быть что-то аппаратное, не может быть, чтобы они тут с фонарями ходили… Ага, вот что-то похожее… «ПОДСВЕТ СО», понятия не имею, что это за «эс-о», но «подсвет» определенно намекает…

Я нажал кнопку. В окне зажегся свет.

Лена ахнула. Я не ахнул, правда, но сердце точно пропустило удар или два.

Центральная часть «шестерни» являлась, похоже, чем-то вроде одноместной капсулы, заполненной какой-то желеобразной массой. И вот в этой капсуле, в этой массе висела как в невесомости обнаженная девушка.

Вряд ли ей было больше лет, чем нам. Длинные черные волосы застыли вокруг ее головы неподвижной грозовой тучей. Откуда-то из затылка выходил и тянулся до пола тонкий шланг в металлической оплетке. Такие же шланги, только поуже, были присоединены к обеим рукам, ногам и пояснице. Смуглое скуластое лицо было спокойно, а чуть раскосые глаза закрыты. И она казалась смутно знакомой, ко всему прочему, но это невозможно, потому что, потому что…

Лена ткнула пальцем в заложенную за уголок окна бумажку. Надпись гласила: «Байрамова, У., ВГ-92». Фамилия, фамилия, где же я ее…

– Это же из лагеря девочка! – выпалила Лена. Соображала она явно быстрее моего. – Ульзана, я ее помню, она из первого отряда!

Точно, я же ее только сегодня на линейке видел. Как это? Что это значит?

Почти бегом я рванул к следующей шайбе. «Винниченко, А.», «Вавилова, И.», «Нигальчук, А.» Все ребята из лагеря, все знакомые имена, но попадались и другие – «Стругацкая, М., ВГ-76», «Голиченко, Я., ВГ-54», «Советина, У., ВГ-101». И знакомая фигурка с шлейфом красных волос, беззащитно застывшая в окружении коммутаторов и кабелей. Как бабочка в янтаре…

– Советина… Ульяна… – прошептала Лена. – Но как…

А я заметил еще кое-что. Когда мы только вошли в репозиторий, все индикаторы на пультах были темными. Сейчас на всех горела красным одна и та же кнопка. «ПЕРЕГРЕВ».

Неожиданно оживают голоса в голове.

– Резкий подъем температуры в репозитории! Ситуация три! Ситуация три! Белка! Как слышите?

– Контроль, я Белка, слышу вас, – отзывается знакомый голос «второго».

– Белка, вы на дежурстве осматривали репозиторий?

Короткая пауза.

– Так точно, осматривали.

– Срочно возвращайтесь, там, похоже, взлом. Доклад по разрешении ситуации.

– Есть.

Ленка смотрит круглыми глазами.

– Что это было? Я… я слышала…

– Внезапная телепатия, нас сейчас накроют, бежим отсюда! – рявкаю я. Некогда размышлять над здешними чудесами и ужасами, пора бежать. Фонарик за пояс, а от тяжелого фомича придется избавиться. Прощай, дорогой товарищ, ты верой и правдой служил мне эти часы, ты ломал замки и вселял уверенность, но сейчас, в этот грозный момент…

«Стабилизация температурного уровня. Локализация тепловой аномалии».

Дверь начинает медленно закрываться. Лена испуганно ахает, но мы успеваем.

Вылетаем в дверь, несемся дальше, сандалии скользят по влажным камням. Вот и перекресток, здесь патруль повернул налево, к посту, но нам к посту не надо, значит… значит – прямо? Пускай прямо, тем же путем, что и пришли, Ленка не отстает, она вообще молодец, с такой я бы и в разведку, и куда угодно…

– Ни с места! Стоять! Стоять!!! Руки за голову!

Их двое, фонари обшаривают нас слепящими лучами. Всего двое, но это здоровенные жлобы, больше ничего не разобрать, глаза от света слезятся. Неудачная это была затея с самого начала. Не нужно нам было лезть сюда, не нужно.

– Стоим, – отвечаю я, и не слышу собственного голоса.

***

Бронежилетов на охранниках не было, и разгрузок с магазинами и разными подвешенными гранатами тоже. Собственно, из оружия я видел только длинноносые черные пистолеты. Сто процентов, еще ножи где-то спрятаны. Какой же военный без ножа? Наверное, мы не считаемся опасными, оттого они и автоматов не взяли.

Руки, правда быстро и качественно связали пластиковыми наручниками. Видимо, так далеко их наивность и уверенность в своих силах не простиралась. Или это я себя успокаиваю? Скорее всего, это протокол такой, для всех задержанных.

В туннеле было сыро и темно. Налобные фонари рисовали белые узоры на влажных стенах, выхватывали то бесстрастные лица наших конвоиров, то бледное как смерть лицо Лены, окаймленное черными в ярком ртутном свете волосами.

– Извините… мы – мы из лагеря неподалеку, заблудились под землей… мы честно не знали, что тут запретная зона… нам бы… нам бы обратно, – выдавил я из себя.

Но говорить с нами никто не собирался. Старший в группе ткнул пальцем себе в грудь и, не особенно и скрываясь, сообщил:

– Контроль, я «Белка». «Белка». Как слышите, Контроль? Прием.

Ответа я не услышал, видимо, говорили в наушник.

– На выходе из туннеля К-18 задержали двух «эксов» из лагеря, – равнодушно сказал старший. – Да, недалеко от репозитория. Врут, что заблудились под землей. Да, там километра три с половиной… Так точно.

Он снял с пояса какой-то прибор и направил на нас.

– Парень и девчонка. Девчонка… – пауза, – «Я-17». Да. Невозможно установить, тут темно.

Он навел на Лену фонарик.

– Имя?

– Л-лена, – прошептала та.

– Так точно, – сказал человек в микрофон.

А я все пытался понять. Что-то с этими служивыми было не так. Что-то в их форме настораживало. Хотя и в форме не разбираюсь совсем, и охранника не отличу от милиционера, а налоговика от десантника, но тут что-то другое… Общее.

– Парень, – старший снова сделал паузу и посмотрел на прибор. – Это… Сорок второй. Подтверждаю. По протоколу, есть. Девчонка? Так точно.

Он повернулся, и в его лице было что-то такое нехорошее, что я дернулся, пытаясь закрыть собой Ленку. Но младший в группе держал нас крепко. Повинуясь короткому жесту первого, он подтолкнул Лену к нему, цепко ухватил меня за локоть и молча указал на коридор. Шагай, мол.

– Извини, девочка, – сказал из-за моей спины тот, что говорил по рации.

Младший был очень силен, и бросок на него со связанными руками результатов не дал. Короткая подсечка, и я лицом вниз рухнул отдыхать на мокрый каменный пол. А в туннеле позади стало совсем темно и тихо, только на секунду моргнула вспышка. А потом… потом послышался звук падающего тела.

Второй охранник рефлекторно повернул голову, чем я и воспользовался, с низкого старта с переворотом рванув вперед и вправо, туда, где секунду назад приметил боковой коридор. Коридор, хвала Аллаху, оказался сквозным, с шансами на побег. Выстрела я снова не услышал, только что-то слегка кольнуло в ногу. И нога отнялась.

Но я был очень упорным, есть у меня такое хорошее качество, очень помогает по жизни. Двигаться я не перестал, просто упал на четвереньки и в таком приглядном виде, опираясь на связанные руки, поскакал дальше. Ничего, наши далекие предки этим манером немаленькие расстояние преодолевали, чем я хуже? Судя по всему, ничем, особенно в части умственного развития. Что же тут творится, кто эти люди? Явно те, кого мы слушали раньше. Господи, Ленка, Ленку же, ее же… Удачно это я придумал, на четвереньках-то, силуэт снижается, меня в темноте вообще наверное не видно… Куда же теперь… И почему им холодно… И почему мне холодно…

Я полз вперед рывками, переваливаясь из стороны в стороны, как паук. Перед глазами плясали красные мошки, в груди свистело и булькало, будто в бронхи залили горячего шоколада, а легкие тщетно пытались зацепить из окружающего вечера хоть чуть-чуть еще свежего воздуха. В голове стучали молоточки, по внутреннему зрению ползла, как в рекламе, одна единственная завязшая там строчка: «легко ковыляя от слова до слова, дай Бог нам здоровья до смерти дожить, легко ковыляя от слова до слова…» Ковылялось, кстати, совсем не легко. Но я все же ушел, я уже практически оторвался от тех, кто убил Ленку, и теперь…

Что-то совсем не больно клюнуло в шею сзади, и тело перестало слушаться окончательно.

***

Я снова сидел на берегу, и передо мной вязким потоком струилась ткань мира. А где-то внизу опять текла невидимая во тьме река, куда нельзя было попасть ни в коем случае. Но было и кое-что новое – неприятная тяжесть в груди, безболезненная, но некомфортная.

Что-то вроде прерывистого дыхания щекотало кожу под ключицами, в нос проникал слабый запах, от которого хотелось чихать. И голоса за спиной в этот раз были слышны чуть лучше.

– Сколько?

– Уже почти пятнадцать минут.

«Вытащи меня из этого ада»

– Давление падает.

– Массаж сердца. Я вас учить должен?

Захотелось откашляться. Но в пустой Вселенной это выглядело бы глупо. Хотя вот, кажется, за спиной послышались легкие шаги. Это Славя, я знаю. Очень хорошая девушка. Она поможет, она всем помогает, а значит, и мне.

– Кальций внутрисердечно.

– Может, есть смысл сразу…

– Надеюсь, обойдется без этого. Адреналин!

Стало жарко. Голова закружилась. Откуда-то пробила дрожь. Рядом со мной сидела Лена и грустно улыбалась. Не спас я ее, не получилось у меня никого спасти. В руках у девушки было длинное лезвие, мрачно поблескивающее в никогда не кончающихся здесь сумерках. Виски пульсировали, голова была готова лопнуть.

– Идет фибрилляция.

– Дефибриллятор на три тысячи. Разряд!

Алиса… Волны рыжего пламени, смешные хвостики, мимолетная улыбка. Боже, какая же она красивая.

– Остановка сердца.

– Пять тысяч. Разряд!

«А ты умеешь играть на гитаре?» Река, пляж, капельки воды на раскаленной коже. Солнце. Бесконечное лето. Мы будем вместе. Всегда.

– Пульса нет.

– Вентиляция легких.

«Плей!» задорно кричит Алиса, сверкая зубами на ярком солнце, и, прежде чем я успеваю ответить, бросает мяч в воздух.

«Аут!» отвечаю я, радуясь ее ошибке.

– Шесть тысяч. Разряд!

Солнце наливается красным цветом. От воды поднимается пар. Мы никогда не играли с ней в теннис. Но разве это важно, когда мы вместе, и у нас наконец все хорошо?

– Нитевидный пульс.

– Глюкозу и Рингера, шесть кубиков. Через десять минут проверить состояние. Все.

И действительно, все.

***

Глава 7

Живой – Психотерапия – В порядке бреда – Товарищ старлей – Якоря и Ключи – Мальчик, Который…

У меня иногда складывается впечатление, что весь мир, все человечество медленно, осторожно идет по тонкой проволоке, натянутой над пропастью. И с боков этой проволоки – пустота, вверху рай, а внизу ад. И все, в общем, понятно. Упасть – никак нельзя. Но и наверх ты никак не запрыгнешь, хотя там хорошо, наверное. И в итоге все, что остается – это пугливо идти по проволоке, помня про ад, и надеясь, что вот за углом, вот за поворотом рай внезапно окажется чуть ближе. Ну хоть на ладошку. Ну чтобы хоть одним глазком.

Так к чему я это все. Сейчас мне почему-то кажется, что в 1984 году человечество, стоя на туго натянутой проволоке над адом, пошатнулось. Оно еще может восстановить равновесие, еще может удержаться. Но будет это непросто.

А ведь какое наслаждение, какое блаженство в полете! И пусть это даже полет с натянутой проволоки в адское пламя. Но за этот короткий миг, когда чувствуешь себя птицей, когда ты летишь – ты можешь отдать многое. Пусть даже ты летишь к смерти.

К смерти.

Лена!

Я открыл глаза. И ничего не понял. Белое вокруг все, сверкающее, расплывчатое, и ветерок обдувает. Где я вообще? «Я проснулся рано утром, я увидел небо в открытую дверь». Вот еще одна мысль – сейчас светло, значит, это день. А под землей мы бродили несколько часов, не больше. То есть примерно с восьми вечера до настоящего момента в моей памяти имеется дыра. Это не очень хорошо. Но и не очень плохо, я отлично помню и находки в репозитории, и наше задержание, и попытку побега.

«Прости, девочка».

И это тоже. Но я жив, относительно адекватен, сохранил память и рассудок. А это значит, ничего еще не закончилось. Это значит, еще повоюем.

В поле зрения вплывает что-то пахнущее лекарствами и еще чем-то. О, это же Виола. Значит, это что? Это медпункт. А я тут всего раз был до этого, в первый день, и ровно пять минут, поэтому и не опознал сначала.

– Я тебя, конечно, вчера просила подежурить в медпункте, – сообщает Виола, задумчиво глядя на меня сквозь очки своими гетерохромными глазами. – Но не предполагала, что ты для этого умудришься получить нарушение мозгового кровообращения, в просторечии микроинсульт. Тут ты меня удивил, пионер.

«Микроинсульт?»

– Принесли тебя вчера вечером бездыханного, – продолжает Виола. – Весь лагерь за твою жизнь боролся. Растирали тебя, антикоагулянты кололи… Так что дежурство твое сегодняшнее отменяется, раненый герой, сама справлюсь. Ладно. – Она делается серьезной. – Как врач, рекомендую до такого в дальнейшем не доводить. Меньше жирной и соленой пищи, меньше сладкого, меньше алкоголя, больше активного отдыха и прогулок на свежем воздухе.

– Ох, доктор, – разлепляю я губы. Хрипоте моего голоса может позавидовать Джигурда. – Без ножа вы меня режете. Как же я теперь без соленого, острого, сладкого и вкусного? И я уже не говорю об алкоголе. В человеческих ли это силах?

«А с вечерними прогулками на свежем воздухе у меня и так все отлично».

Виола хмыкает.

– Юморист… Геннадий Хазанов. – Она покачала головой. – Не везет мне в эту смену, юморист – сначала Шурик, потом Семен, теперь вот вы с Леной…

На моем лице, наверное, что-то отразилось, потому что Виола подняла брови.

– Она заходила сюда незадолго до того, как принесли тебя, просила что-нибудь от головы… Что-то не так?

«Это не значит почти ничего, кроме того, что, возможно, я буду жить».

– Нет, – отвечаю я не своим голосом. – Все нормально. Я, наверно, пойду?

– Постой, – хмурится медсестра, – я должна тебе выписать гипотензивное, восстановительное, плюс раствор ромашки…

– Я обязательно загляну еще, – обещаю я, торопливо обуваясь. – А без раствора ромашки и вообще жизни себе не мыслю!

И покидаю гостеприимный медпункт.

Мысль в голове одна: она жива! Ленка жива, и даже почти здорова – почти, потому что обращалась за медпомощью. Может, она сумела бежать? Может, ее пощадили? Может, это был очередной сон, а ты окончательно запутался в слоях этой приветливой реальности?

«Мы поместили еще один сон внутрь твоего сна, чтобы ты сходил с ума пока сходишь с ума.»

Пока лечу к домику Лены, успеваю оглядеть себя. Да нет, вчерашнее мне не приснилось и не привиделось. Костяшки на кулаках сбиты, запястья все еще ноют от наручников, колени ободраны. Одежда, правда чистая, но форма – она вообще одинаковая, может, и переодели. И еще… наклоняюсь, ощупываю голени. Ага – на правой нахожу на ощупь след от укола. Сюда меня и подстрелили. Такой же присутствует в районе седьмого шейного позвонка. А этим добили. После этого у меня была какая-то неприятность то ли с сердцем, то с мозгом, но теперь все снова в норме. Весело.

Подсознание работает все же на удивление хорошо, и вычленяет из этого бессвязного потока две ключевые мысли. Наручники и одежда. Точно. Вот что мне не давало покоя там, в подземельях. Ну что ж, информации прибывает. «Теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь!»