Текст книги "Бесконечное лето: Эксперимент (СИ)"

Видимо все, что видел я – страшная пропасть.

И никого уже ничем не удивить.

Видимо все, что слышал я – старая новость.

Снова пытается меня в пропасть тащить.

– Ты очень хорошо поешь, – сказала Алиса после долгого молчания. Времени было уже, наверное, заполночь, вдоль аллей горели фонари, вокруг которых кружились ночные бабочки, на улице не было ни души. Только кузнечики стрекотали.

– Да разве я пою? – попытался я оправдаться. Гитару заносить в музыкальный клуб не стали, будить Мику показалось неразумным решением. Завтра отдам. Если не проиграю весь день, со мной такое случается, увлекающаяся я натура.

– Ты очень хорошо поешь, – повторила Алиса. И больше до самого своего домика не сказала ни слова.

Ну, а мне прокрасться в свой домик и юркнуть под одеяло оказалось и вовсе быстро. Хороший был день. Непростой, зато плодотворный. Обдумать бы все, но боюсь не успеть, очень уж спать тянет. Значит, завтра. Надеюсь, выйдет не хуже. Наде…

Но тут режим сна включился на полную мощность.

***

– Саша, проснись…

Я плавал в темной, вязкой пустоте, которая катала меня как камешек в потоке, то прижимая ко дну, то отпуская почти на поверхность. Вырываться было бесполезно, да и невозможно. Просыпаться – тем более. Может ли очнуться ото сна обычный камешек? Снятся ли камешку электрические овцы?

– Саша, что происходит? Ты говорил во сне. Тебе плохо? Проснись…

Неполадки в системе. Выход из спящего режима невозможен. Запуск отладочного режима.

– Саша? Ружичка? Что с тобой? – скрипнула кровать, освобождаясь от веса. Вожатая отошла к окну. Шагнула к двери. Вернулась. Снова склонилась надо мной и положила руку на лоб.

Программа отладки не завершила работу и не отвечает. Сбой доступа к терминалу. Общий сбой системы. Необходимо переподключение.

Я открыл глаза. Надо мной в утреннем полумраке белело лицо Ольги Дмитриевны.

– Саша? Как ты…

– Ключ. Сорок два. Принудительная перезагрузка, – четко сказал я прямо в расширившиеся от удивления и страха глаза вожатой.

И отключился.

***

Глава 5

Утренние вопросы – Муки творчества – Не ночная – Беседы в пути – Отважные первооткрыватели

Проснулся я в этот раз, для разнообразия, рано, даже вожатая еще спала. Полежал чутка с закрытыми глазами, подумал. Потом понял, что сейчас снова усну, поднялся решительно, и выскочил из домика. Вокруг валялись нанесенные словно бы ветром ветки, листья и куски коры. Хм, неужели буря ночью была, я вроде бы ничего такого не слышал. Любопытно глядя по сторонам, направился к умывальникам. Думать, кстати, не прекратил.

Провалов в памяти, к счастью, не наблюдалось, я отлично помнил вчерашнее странное состояние на грани сна и бодрствования, и Ольгу, которая напрасно пыталась меня разбудить, и ощущения, будто я часть какой-то сложной машины, и понимания, что во мне обнаружилась внезапная, но опасная неполадка, и ее нужно исправить… исправить перезагрузкой.

Судя по самочувствию, перезагрузка прошла успешно.

Возле умывальников я тоже никого не встретил, если не считать кошки – красивого темно-пепельного цвета, с ярко-желтыми глазами. Вроде британской эта порода называется, нет? Кошка сидела на краю полянки и невозмутимо наблюдала за мной.

– Привет, – тихонько сказал я ей. Старая привычка: вижу кота – надо поздороваться. Да, я безнадежный и сумасшедший кошатник, оставайтесь на линии, ваше мнение очень ценно для нас.

Кошка внимательно поглядела на меня, лениво выгнула спину, и неспешно отправилась в кусты. Вот и поговорили.

«Это дежавю. Так бывает, когда Матрица что-то меняет».

Кстати, о Матрице. Что же это было, ночью-то? Понятно, что как-то связано со всеми остальными странностями в лагере, но как именно? По ночам мозги ребят подключают к огромному советскому компьютеру и высчитывают вероятность победы над загнивающим Западом? Промывают голову лозунгами «Слава КПСС»? Вводят нейротоксины для ускоренного полового созревания? Готовятся к вторжению адских помидоров-убийц из глубокого космоса?

Последняя версия мне показалась особенно убедительной. С ней я и вошел обратно к себе в домик.

Ольга Дмитриевна стояла у своей кровати в неглиже и рассматривала себя в зеркальце. При виде меня она ойкнула и подхватила простыню, закутавшись в нее на манер бедуинского бурнуса.

– А я не смотрю, – сообщил я, отвернувшись и найдя собственную кровать на ощупь.

– Надеюсь, – сварливо отозвалась вожатая, шурша чем-то в стороне.

Помолчали.

– Саша… ты себя… нормально чувствуешь? – кашлянув для приличия, поинтересовалась Ольга. – Уже все, кстати.

«Осторожно, высокое напряжение».

Я пожал плечами.

– Отлично. Вот, даже встал пораньше. А что?

Вожатая замялась.

– Ты… спал плохо. Говорил во сне.

«И ведь не соврала!»

– Ну, сейчас отлично все, никаких проблем, – заверил я заметно нервничающую Ольгу. – Я, кстати, на линейку.

– Ты только после нее зайди к Виоле, пусть она тебя посмотрит! – предложила напоследок вожатая, но без особой надежды.

И правильно. Не хватало мне еще к этой роковой женщине, она на меня ступор наводит.

***

Впервые после школы оказался на линейке. Как выяснилось, я был в первом отряде, где роль вожатой исполняла – вот неожиданность! – Славя. И как раз сейчас она с жутко серьезным видом проводила перекличку.

– Андреева!

– Есть, – отозвалась высокая девчонка с иссиня-черными волосами

– Байрамова!

– Да, – лениво сказала скуластая девушка с двумя длинными косичками.

– Вавилова!

– Присутствует.

– Винниченко! – худой, коротко стриженный парень молча поднял руку.

– Двачевская! – Тишина. – Нету Алисы, как обычно, – вздохнула Славя, что-то черкая в журнале.

– Комаринец!

– Любавская!

– Нигальчук!

– Ружичка!

– Рыбакова!

– Стецюра!

– Третьякова!

– Одинцова – есть, это я, – деловито заключила Славя, ставя последнюю птичку в журнале. – Тринадцать по списку, двенадцать присутствуют. Переходим к повестке дня.

После переклички на линейке не рассказали ничего интересного, кроме, разве что, объявления о завтрашнем вечере юных талантов, на который, стараниями Ульянки, записали и меня. Причем в раздел «авторская песня под гитару». Ну, как говорится, погоди. Я вам устрою авторскую песню. И под гитару, и две гитары, и три гитары. И бодрое пионер-шоу в стиле Оззи и Элиса Купера. Все будет.

«Сядем усе!»

Озаренный гениальной идеей, я поскакал по лагерю в поисках Алисы, потому что только она могла оценить всю мощь моего замысла, плюс только она могла помочь в его осуществлении. Ну, еще Мику, конечно. Но Мику потом.

Алиса нашлась почти что сразу – она дежурила у столовой. Надо полагать, меня дожидалась. Очень, очень рассудительная девушка. Мы чинно поздоровались, я протянул ей локоть, и мы поднялись на крыльцо как подвенечная пара.

– Есть шикарная идея, – пробормотал я ей на ухо. – Тебе понравится. Ешь быстрее.

– Ясненько, – промурлыкала она.

С завтраком было покончено, и мы удалились в сторону футбольного поля, там народу было меньше всего. Уселись на трибунах. Я прочистил горло. Помолчал. Решительно начал:

– Меня тут обманом и хитростью заставили участвовать в завтрашней помеси «АБВГДейки» и «Музыкального киоска», и скажу тебе честно, в знак протеста против этого произвола, а также очередного срока на киче, который впаяли прогрессивному негру Нельсону Манделе, я всерьез собирался уйти в леса и партизанить там как братья Бельские в Белоруссии.

Алиса выглядела как начинающий закипать рыжий самовар. Правда, самовар был очень симпатичный. Я со значением поднял палец.

– Но потом я поразмыслил как следует, выпил водки из эмалированного чайника и съел сырник, пахнущий как счастливое детство. И передумал. Потому что мне пришла на ум прекрасная идея, которую, я уверен, ты оценишь как мало кто другой.

Тут я снова сделал паузу.

– Да говори уже, вот тоска! – возмутилась Алиса. Повязанный наподобие фенечки пионерский галстук у нее на руке переливался на солнце и воинственно топорщился, как будто хотел что-то сказать. Я осуждающе покачал головой.

– Как повяжешь галстук, береги его, – нравоучительно сообщил я. – Он ведь…

– С красным знаменем цвета одного! – закончила Алиса. – Сейчас кто-то в лоб получит, и этот лоб тоже станет с красным знаменем одного цвета!

– Все, вообще ничего не скажу, – обиделся я.

– Ты думаешь, я шучу? – подскочила рыжая.

– Ладно-ладно. Идея такая… А давай быстренько создадим рок-группу и споем завтра перед всеми что-нибудь залихватское, да с нормальным звуком и инструментами!

Алиса застыла. В глазах у нее медленно разгоралось боевое безумие. Я это знал потому, что у меня во взгляде оно было уже давно.

– Класс! – выдохнула она. – Идея настолько дурацкая, что невозможно устоять!

Я заулыбался.

– И я тоже так считаю.

Алиса задумалась.

– Только… это же репетировать, репетировать и еще раз репетировать надо. А у нас всего полтора дня, не больше.

«А учитывая, что я после обеда собираюсь с Ленкой забраться в опасные подземелья, то даже сильно меньше».

– Есть мнение, справимся, – оптимистично заявил я. – План такой: сейчас рвем к Мику, хватаем гитары. Моя – лид-гитара, твоя – бас. Посвящаем Мику в план, она в восторге…

– Зачем нам в группе Мику? – прищурилась Алиса.

– Нам нужна будет ионика, а она умеет, – вспомнил я. – Плюс всем нравятся азиатки.

– ЧТО???

– Вот я и говорю – ионика…

– Дальше!

– Она в восторге. Оставляем ее пока, пусть готовит аппаратуру, колонки, пульт, всякое такое. Еще выдам ей партитуру пары композиций, есть там пара кусков… Тем временем мы репетяем начерно – у меня соло-партии, у тебя ритм. Дальше я с акустикой свалю куда-нибудь в лес, потренируюсь, поимпровизирую…

Это я удачно ввернул. Теперь послеобеденное отсутствие не будет выглядеть так, будто я в компании с Леной замышляю весь тутошний мир поставить с ног на голову. Репетирует человек. В лесу. Один. Вдохновение ищет. И все знают. Идеальное прикрытие.

– Позже, вечером, подключаем Мику и прогоняем немного с ней. А, черт, забыл же совсем, ударник нужен. Без ударника несчитово.

«Не будет того эффекта!»

– Я Ульянку подтяну, – предложила Алиса. – Там не очень сложно должно быть, а у нее тоже музыкальное образование, справится.

– Вот! – обрадовался я. – Видишь, все один к одному. Завтра весь день репетируем вместе, а вечером выдаем со страшной силой. Как тебе?

Алиса чинно сложила руки на коленях.

– Как вы скажете, командор.

Что-то она слишком уступчивая.

– Остался самый главный вопрос, – похоронным голосом сказал я. – Самый неприятный и противоречивый. Я специально оставил его на потом, но больше тянуть с этим нельзя, прости.

Алиса ощутимо напряглась.

– Как назовем наш коллектив? – задумчиво поинтересовался я.

– Тьфу ты! Чуть до инфаркта не довел, дурень! И вообще, зачем его как-то называть? – Алиса закинула ноги на спинки передних рядов и качалась на сиденье. Это чертовски отвлекало. – Придумывать название для трех репетиций и одного выступления в глухом пионерском лагере?

– Ну… положено так. Как вы яхту назовете, так она и поплывет.

– Ну, давай придумаем. – Алиса скинула ноги со спинок, зато закинула за голову руки. – Как тебе такое – «Рвалл и металл»?

Я задумался.

– Название, конечно, неплохое… да кого я обманываю, дурацкое название. Дальше.

Алиса надулась.

– Давай тогда по очереди, я тоже хочу обхаивать твои предложения.

«Ха, я на отыгрышах в ролевке для всей партии имена придумывал годами, и ни разу не повторился!»

– Значит так, – принялся я загибать пальцы. – Нумеро уно…

– Мне не нравится, – сразу же сообщила Алиса.

– Это означает «номер один», дитя мое, а названия я еще даже не начинал говорить. Итак – «Групповая контузия».

– Нет.

– «Неправильные пионеры»?

– Не пропустят. Эй, моя очередь!

– «Гитара и три пьяные школьницы»?

– Сам алкаш, – парировала Алиса. – Тем более не разрешат.

– «Медленное вторжение карликовых слонов»?

– Как ты такое придумываешь? Но нет.

– «Гости из будущего?»

Алиса задумалась.

– Вроде бы звучит… Надо подумать.

Черт. Я был уверен, что это кино вышло в конце семидесятых и нынешней молодежи будет хорошо знакомо. С другой стороны, звучит и впрямь здорово, даже без привязки к фильму и нетрадиционному коллективу из моего времени. А неизбежный подтекст – он кому надо подтекст!

– Подумай, вдруг понравится, – искренне посоветовал я. И вовремя отскочил в сторону – мимо просвистела брошенная Алисой сандалия.

***

– Я так рада, что у нас наконец начинает получаться какая-то музыкальная идея, это просто здорово, Саш, спасибо за эту мысль, я просто очень-очень благодарна, знаете, тут иногда за целый день никто не приходит, а сейчас столько людей, столько идей… нет, этот шнур не сюда, а этот сюда.

– А тут у тебя написано ля-минор, а ты играешь ре-минор…

– Тебе шашечки надо, или ехать? В смысле – легкая помарка в гениальной партитуре, или музыка?

– Музыка… а у тебя по сольфеджио что было?

– Вот давай только без этих пошлых намеков, хорошо?

– Это что, все слова песни? Один куплет? Вторая и четвертая строки повторяются?

– Вот еще припев, смотри не перепутай!

– Тут же вообще одна строчка!

– В этом и заключается красота композиции!

– А если у нас все получится, хотя не факт, но вдруг, и все пройдет хорошо, и Петру Ивановичу понравится, и Ольге Дмитриевне, то может, нас порекомендуют, и будут приглашать на фестивали и концерты как народную самодеятельность, но не народную конечно, тем более что рок-музыка сейчас популярна… да-да, тут работают только две клавиши одновременно.

– Ритм простейший, гляди: бочка, бочка, рабочий, бочка, бочка, рабочий, и параллельно – хэт, хэт, хэт, хэт. Ребенок справится.

– А я по-твоему кто?

– Пока я буду в лесу, вы попробуйте сработать «кач», чтобы сильные доли…

– Кому ты рассказываешь, я по-твоему не знаю, что такое сыгранные басист и барабанщик?

– Ударнику нравилась Оля, та, что играла на ионике… А Оле снился соло-гитарист, и иногда учитель пения.

– Какая еще Оля???

– Главное, что надо запомнить – не волноваться. У нас все получится. Не может не получится.

– Мы не волнуемся.

Работа спорилась.

***

Гитару после обеда пришлось взять с собой – оставить в укромном месте не было никакой возможности, да и риск, что кто-нибудь на нее случайно наткнется, все же существовал. Так что от столовой я отправился уже основательно загруженным.

С Леной мы договорились встретиться на противоположном конце лагеря, за зданиями кружков, и время уже поджимало, так что следовало бы…

– Ружичка! Постой.

Передо мной стояла Виола из медпункта. Надо же, а я уже и забыл о ее существовании. В столовую она, я так понимаю, не ходит, а никаких других случаев пересечения со мной у нее быть не может – я-то не больной.

– Мне завтра на полдня нужно будет отлучиться из медпункта, – пояснила медсестра. Интересно, зачем она по всему лагерю ходит в белом халате, это же негигиенично. – Поэтому у меня к тебе будет маленькое, но ответственное поручение – посиди там в качестве дежурного. Основные лекарства – болеутоляющее, антибиотики, жаропонижающее, противомикробное, дезинфицирующее – лежат в столе, при необходимости выдашь. Там же и бинты с ватой. Я вернусь часам к четырем, так что попросишь кого-нибудь принести тебе перекус из столовой. Все понятно?

А я не слушал. Я невидящим взглядом смотрел сквозь нее, сквозь площадь и сквозь лагерь вообще. Да, знатно я отупел тут, а ведь еще даже три дня не прошло.

– Не ночная рубашка, – услышал я собственный голос будто со стороны. Виола непонимающе нахмурилась.

– Что?

Я пришел в себя.

– Да, конечно, о чем вопрос. Я помогу.

Виола улыбнулась и продефилировала мимо, оставив после себя слабый лекарственный запах. А я остался обдумывать неожиданно пришедшую в голову мысль. И чем больше я ее обдумывал, тем меньше она мне нравилась.

Конечно, можно было понять это и раньше. Наверное, что-то следует списать на шок, на недостаток света, на эффект неожиданности. И все же странно, что я догадался так поздно. Откуда в заштатном пионерском лагере возьмется ночная рубашка?

На парне из леса был больничный халат.

***

Лене я рассказывать про лесную встречу и собственные прозрения не стал, просто предложил перед разведкой проверить заодно и медпункт – дескать, там может находиться что-то интересное. Девушка, правда, блестящую идею зарубила на корню.

– Смысла никакого нет, – резонно объяснила она. – В медпункте постоянно сидит Виола, как ты ее собрался отвлекать? Давай лучше завтра, придумаем что-нибудь.

Скрепя сердце согласился, хотя проверить свои догадки хотелось до ломоты в зубах. Ну, тайные госпитали КГБ же! Ну, зловещие эксперименты врачей-убийц! Ну дети в качестве подопытных кроликов! Какой простор для фантазии!

Но Лена, как ни крути, была кругом права. Тем более, что завтра я и так в медпункт попаду – Виола сама напросилась. Так что отвлекаться лишний раз мы не стали, а наоборот – углубились по едва приметной тропинке в лес. Никто нас не заметил, только знакомая уже темно-серая кошка проводила с опушки заинтересованным взглядом желтых глаз.

Темп я сразу взял хороший, частью для того, чтобы добраться быстрее и успеть побольше, а частью чтобы проверить, способна ли Лена ходить быстро. А она оказалась способна, что лишний раз порадовало. Еще одна замечательная девушка, уже третья по счету. Или даже четвертая, если Мику считать. А почему бы, собственно, и нет? Давайте, друзья, считать и Мику тоже. Четыре замечательные девушки на одного прекрасного меня. Худо ли? Рай на земле, фактически.

– Ты все утро в музыкальном кружке был? – после недолгого молчания интересуется Лена.

Чувствую себя агентом Купером. Осталось достать диктофон и с неподвижным лицом сказать: «Диана, я только что из столовой, там готовят совершенно изумительный вишневый пирог. Сейчас иду в чащу леса с загадочной девушкой, которая тайно следит за мной. Думаю, я в безопасности».

– Да, мы там репетируем, перед завтрашним выступлением, – говорю небрежно. – Не знаю, получится ли, но опозориться не хочется.

– Получится, – убежденно кивает Лена.

– Откуда знаешь? – улыбаюсь. Лена молчит.

– Не знаю, – говорит задумчиво. – Это необычно. Раньше такого не было.

Ну, не было так и не было. Что на это отвечать-то?

– Как там Алиса? – это уже новый вопрос. Вопрос, честно говоря, так себе. А тут какой ответ может быть? «Прекрасно, спасибо», или что? Пошла бы да спросила лично.

– Тебе она… нравится? – Лена смотрит искоса, кусая губы.

– Лен, что за вопросы? – говорю я как могу вежливо. – Нам интересно вместе, плюс мы вместе выступаем. У нас общие интересы. Мне кажется, она хороший человек. Так что – да, наверное, нравится.

Лена помолчала.

– Ты любишь ее – ее идеальную. – Голос девушки звенел. Она что, плакать собралась? – Ее такую, какой она никогда не была и не будет. Ее такую, какой она хотела бы быть, но так и не сумела. Не делай так. Не надо.

– Что? – Я вообще остановился. Черт, как же не вовремя все… – Лен, ты вот сейчас чего добиваешься? Мы пошли с тобой сюда вдвоем, потому что мне показалось, что ты тоже хочешь разобраться с тем, что происходит в этом лагере. А ты на полпути начинаешь устраивать какие-то сеансы Алана Чумака, допросы с пристрастием и давление на психику. Зачем?

Лена обернулась и уставилась на меня взглядом, который я даже не узнал. Очень уж он не подходил хрупкой бледной девушке с фиолетовыми волосами.

Что там такого было-то? Ярость, наверное? Да, очень похоже на ярость.

– Что ты вообще знаешь о давлении? Тебе когда-нибудь приходилось просыпаться утром, и не помнить себя? Не помнить своих родителей, вообще своей жизни до лагеря, забывать, что делала накануне? Ты знаешь, что я понятия не имею, сколько я здесь? По календарю получается, что вроде бы три недели, но мне кажется… мне кажется я здесь вечно. Почему так? Почему? Что со мной происходит?

Я оторопел. Ложная память? Приступ шизофрении? Начинает действовать аппаратура подземелий? Но ведь сказанное звучало так отчаянно, так искренне, так… по-настоящему. Хотелось помочь этой симпатичной девчонке, сделать так, чтобы больше не было этого несчастного, загнанного взгляда, этой опасной черной безнадежности в глубине ее глаз. Но как это сделать, я пока не знал.

Лена попыталась улыбнуться, но получилось не очень.

– Я… да. Прости… Я хочу разобраться. В себе, в тебе, во всех… – и шепотом добавила – Уже в который раз…

Это последнее я вообще не понял, но переспрашивать не стал. Девчоночьи сопли, ничего хуже нет.

Лес по сторонам тем временем густел. Развесистые березки и осины сменились крепкими высокими соснами, слегка поскрипывающими на ветру. Эх, сейчас бы тут расположиться на пикник, да костерок сообразить, да сальца с грибочками поджарить! А я что-то совсем дурак, даже на карту не поглядел как следует – далеко вообще до этого старого корпуса?

– Уже близко, – сообщила Лена, не поворачиваясь. Черт, зачем она мысли читает, это неприлично. В смысле, сам факт чтения, а не мысли как таковые. Хотя… Еще раз черт, я уже как Мику начинаю думать, бессвязными потоками сознания!

Кстати, откуда она знает, сколько нам еще идти? Она тут уже была? И если была, то почему не сказала? Загадки во тьме.

Лена оказалась права – вскоре деревья расступились, и мы оказались на немаленькой поляне, посреди которой стояло старое, но еще вполне крепкое двухэтажное здание. Сосны подступали к нему с двух сторон, но ко входу можно было подойти вполне свободно. Ночью, наверное, корпус выглядел бы довольно мрачно, но днем, под стрекотание сверчков, полеты пчел и божьих коровок и посвист невидимых птиц в ветвях все выглядело настолько мирно, что я даже засомневался в правильности нашего выбора.

Ну что может быть не так с таким очевидно нежилым и заброшенным домом?

«Спокойно, друг, – посоветовал внутренний психопат. – Ты еще не ходил по его подземным, залитым кровищей под самый потолок, лабораториям. Не встречал закованных в титан и чугун ужасных мутантов, созданных больным воображением бежавших нацистских докторов. Не видел переходов в другие миры, откуда к нам рвутся вампиры, зомби, псоглавые люди и прочая нечисть. Но ждать тебе осталось недолго, вот увидишь».

А внутренний голос-то разошелся. Надо бы его приструнить. Потом.

До дома дошли спокойно, почва под ногами немного пружинила – видимо, местность начала заболачиваться, и оттого лагерь и перенесли. Зловещие события упорно отказывались происходить. Гитару решил оставить рядом с входом – брать ее внутрь никакого смысла нет, а так можно будет предположить, что человек музицировал рядом со зданием, да и отошел по нужде на минуту. Какой из меня хороший конспиратор получается! Надо бы придумать, как зарабатывать этим на жизнь.

Я потянул входную дверь, и она отворилась – тяжело, медленно, с протяжным душераздирающим скрипом.

– Прежде чем мы рванем в это злачное место, полное смертельных опасностей и чудовищных пороков, словно пара бежавших из-под венца любовников, – сказал я, – давай условимся кое о чем. Во избежание.

– Давай условимся, – устало сказала Лена. Выглядела она и впрямь не очень: лицо блестело от пота, глаза потухли, фиолетовые хвостики поникли. И даже оборот про любовников ее не заинтересовал и не смутил. Жаль.

– Мы не разделяемся, всюду ходим вместе, решения принимаю я, но у тебя есть право голоса. Команды исполняются быстро и без обсуждений. Никаких истерик, никаких разборок. Иначе лучше возвращайся обратно, а я пойду сам. Согласна с такой постановкой вопроса?

Лена медленно кивнула. Я шагнул было в темноту дверного проема, но снова остановился.

– Ты не подумай, что я какой-то дурак, – сказал я. – Ну, в смысле что я, может, обидел тебя чем-то. А если обидел все-таки, то извини, я не со зла. Я просто волнуюсь за… тебя, за себя, за девчонок в лагере, за всех. И не хочу, чтобы с нами случилось что-то плохое. А про… то, что ты говорила – я обещаю, мы во всем разберемся. Может, даже прямо сегодня. И больше с тобой такого происходить не будет никогда.

Девушка остановилась, как будто собралась что-то сказать, но на полпути передумала. Только махнула рукой.

Мы вошли в здание – я первым, Лена за мной.

– Я и не думаю, – тихо прозвучало мне в спину. Лена, казалось, в уме находила решение какой-то сложной задачи. – Просто шансы что-то найти и изменить у нас невелики. Отважные первооткрыватели, в одиночку спасающие мир от зла, тьмы и ужаса, бывают только в кино, а в жизни все… сложнее и скучнее. Но я не обижаюсь. Ты и в самом деле хороший. И… спасибо тебе.

«Ну что это такое? Вечно девушки все усложняют!»

***

Глава 6

Старое здание – Подвалы и туннели – Голоса в голове – Репозиторий – Ситуация 3

Хотя снаружи царил яркий день, внутри здания, казалось, уже свернулись клубком серые липкие сумерки. Сначала я грешил на общую впечатлительность и игры восприятия, но потом сообразил – это грязные стекла так пропускали солнечный свет.

– Вот, держи, – Лена протянула фонарик. И видя мой придурковатый взгляд, пояснила. – Ну, тут же вроде бы подвалы есть, пригодится.

А я и впрямь дурак. Идти на разведку днем додумался, а что под землей солнце не светит – как-то подзабыл. Начинаю уже беспокоиться за свой интеллектуальный уровень. Украдкой проверил штаны – не обмочился ли по причине слабоумия. Вроде бы нет, на этом фронте пока держим оборону. Ну, хоть так.

– Куда идем? – Лена интересуется почему-то шепотом. Это она зря, после адски скрипящей двери и разговоров снаружи скрываться уже даже как-то и неприлично. Не поймут. По-хорошему, по-нашему, стоило бы, наоборот, влететь внутрь верхом на огнедышащем жеребце, бить в барабан, декламировать Бодлера, а за мной чтобы шли рядами гренадеры, неся транспарант пять на восемь «Удивить – победить». И чтобы Ленка… гм, эту часть опустим, она, похоже, может не оценить моего шикарного плана.

Вопрос, тем не менее, не праздный. Логика говорит, что идти надо вниз, в подвал, а если повезет, то и ниже. А повезти должно – не зря эти «старые шахты» всплывают в разговоре при каждом удобном случае. Шахты всплывают – это я, конечно, мощно загнул, очень мощно.

С другой стороны, та же самая логика говорит, что негоже оставлять за спиной неисследованные территории, то есть первый и второй этажи, а также чердак. Людей тут скорее всего нет, но проверить не мешает – могут быть интересные ключи и вообще информация.

Внутренний психопат тихо засмеялся и сказал что-то про «не-людей», с которыми мне обязательно нужно будет встретиться, но я его не дослушал и заткнул. Осточертел уже потому что.

Итак, с одной стороны, надо идти вниз, а с другой – сначала пошариться тут. И оба варианта диктует логика. Выходит, у логики шизофрения. Есть и еще одна вероятность – шизофрения уже у меня, раз я стою посреди пустого здания с замученной девчонкой на грани нервного срыва и разговариваю с голосами в своей голове.

Лучше бы на гитаре ей сыграл, честное слово.

– Пойдем по этажам, – решаю я. – Осмотримся пока. Вниз всегда успеем, тем более с фонариком.

Лена кивает, и мы начинаем осмотр. Вообще, интересного тут ничего нет, здание, судя по состоянию, было заброшено уже много лет, так что на всем лежал толстенный слой пыли и грязи. Первый этаж был, очевидно, жилым – на это намекали абсолютно одинаковые комнаты в обе стороны коридора. Два окна, двадцать пять квадратных метров, четыре кровати. Кроватей, правда, не было, это вам не Америка, при переезде все инвентаризованное имущество наверняка перевезли, от кроватей с пружинными матрацами до оловянных ложек. Выглядело все это откровенно неуютно, тем более, что кругом было видно запустение и разруху.

– Давай на второй этаж, – командую. Старая, трухлявая лестница скрипит, но держит, в воздухе витает плотная сухая пыль. В обычной жизни я бы уже выкашливал тут астматически свои легкие, а сейчас – вуаля, организм вообще никак не реагирует. Чудеса и диковины, передай дальше.

Второй этаж, видимо, административный – комнатки поменьше, в дверях замки. Кабинеты, подсобки, балкончики. Тут, кстати, видны следы человеческой деятельности – и следы в прямом смысле, и окурки, и обертки какие-то. Пионеры постарше, как я понимаю, приходили смотреть на живописные пейзажи, а также общаться со сверстницами в доступной форме. Очень правильное начинание, только я бы на их месте еще и на крышу залез, там виды должны неописуемые открываться. Поэтому поехали на чердак.

Сзади доносится протяжный скрип, треск и стон. Дергаюсь как подстреленный, перед глазами все темнеет, тело перестает слушаться, вся кровь, кажется, собралась в сердце, и оно от такого счастья сейчас лопнет.

Бух. Бух. Бух.

А вот сейчас, как я понимаю, с чердака донесется стук в запертую снаружи дверь, и я пойму, что мы всего-навсего забрались в Колыбель Шейлбриджа, и достану из-за плеча любимый лук со стрелами, и двинусь уже окончательно.

Интересно, это на меня так здание влияет, или я своими силами справляюсь?

Бух. Бух. Стоп. Это не на чердаке стук, это сердце в груди. А вокруг тишина.

Медленно оборачиваюсь. Лена с извиняющимся видом держит в руках ручку от ставни. А самой ставни нет – выпала наружу.

– Прости, – снова она шепотом. – Но тут очень душно было.

А и правда душно. То-то я весь в испарине. Непонятно только, от духоты или от страха. А еще более непонятно, чего тут было бояться, ведь ни души вокруг. Видимо, побочный эффект от обилия впечатлений за последние несколько часов.

На чердак ведет узенькая железная стремянка, и люк наверх очень удачно открыт. Поднимаемся – там уже совсем темно, так что приходится воспользоваться фонариком. Темно, пусто и пыльно. Крыша во многих местах прохудилась, так что антисанитария, плесень, мох, трава и ветки имеют место быть. Стекол в окошках нет, следов пребывания человека – тоже. Хотя… А ну-ка…

Свет фонарика выхватил металлический предмет на полу. Боже мой, это же фомка! Какая приятная встреча, очень приятно, мадам, меня зовут Гордон, мы будем вместе отныне и навсегда. Плюс мне срочно пора заткнуться, чтобы сохранить свою невероятную схожесть с легендарным персонажем.