Текст книги "Преданья старины глубокой"
Автор книги: Александр Рудазов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Глава 2
Иван широко улыбался. Утро выдалось замечательное. Вересень уже на дворе, а погодка по-прежнему на загляденье – тепло, хорошо. Благодать! Вон, птички летят какие-то, курлычут – в полуденные земли подались, перелетные! Ладно им в поднебесье порхать, крылатым!
Князь Берендей Вячеславич, один из младших сыновей Вячеслава Владимировича, сына Владимира Мономаха, всю молодость промыкался приживалой у старших братьев. Однако ж потом сумел-таки выдвинуться, уговорил тогдашнего князя киевского дать ему собственную волость. Как раз Тиборск в тот год изгнал очередного князя – не полюбился чем-то.
Берендея туда и определили.
До того в Тиборске князья сменялись чуть не каждый год – не приживались отчего-то. А вот Берендей сумел прижиться – до самой старости просидел в Тиборске, никуда больше не переходил, никому нового владения не уступил. А помер старик – заспорили князья, кому теперь в Тиборск садиться. Спорили, спорили, а как опомнились, глядят – уж давно Глеб, старший сын Берендеев, отцовский трон занял и слезать что-то не торопится. Начали было соседи усобицу, да как-то все само потихоньку заглохло…
И то сказать – времена уж давно сменились, наставление Ярослава Мудрого много лет как устарело. Род Ярославов размножился, распался на десятки ветвей, уже не распознаешь – кто кого старше, кто кому кем доводится, кому где в какой черед княжить… Князья друг другу уже не близкие родовичи, как когда-то, а троюродные, четвероюродные, а то и вовсе один Бог знает какие братья да племянники… Сплошь споры, неурядицы – не диво, что все чаще не по старой Правде наследуют, а по закону отчины: где отец сидел – там и сын сядет.
Куда как проще.
Да и князь Глеб не из таковских, чтоб спокойно вотчину кому-то там уступить. Он молодец не из пугливых. На него тележным колесом не наедешь, совиным криком не пуганешь… И разумом князя Господь не обделил…
А вот меньшому сыну князя Берендея до Глеба далеко. Сначала отец, а потом и старшой брат попросту махнули на Ивана свет Берендеича рукой – неумен княжич, на удивление неумен. Ни к какому делу не приткнешь. Недаром же дураком прозвали. Конечно прозвище это двойной смысл имеет – при непорочных девицах его лучше не произносить, стыда не оберешься…
Однако Иван его вполне заслуживал. В обоих смыслах.
Сейчас княжич скакал по лесной тропе навстречу восходящему солнцу, время от времени шмыгал носом (ширинку[5]5
В Древней Руси так назывался носовой платок (чаще женский). Происходит от слова «ширина» – от вытканного полотнища для платка отрезали кусок, равный ширине холста (обычно около 50 см).
[Закрыть] он давно потерял, так что соплей в ноздрях скопилась тьма-тьмущая) и напевал песенку:
Отломилась веточка
От родного дерева,
Откатилось яблочко
От садовой яблони!
Уезжает молодец
От родимой матушки,
В ту ли чужедальнюю
Темную сторонушку…
– Хорошо поешь, душевно! – донесся из кустов сипловатый баритон.
– Благодарствую! – весело крикнул в ответ Иван. – Кто таков, добрый молодец?
– Хороший человек в беде тяжкой, – ответил неизвестный. – Сам не выберусь… Подсоби, а?.. Что тебе стоит?
Иван натянул поводья, хлопнул Сивка по шее и легко спрыгнул на землю. Помочь кому-нибудь он никогда не отказывался.
Конь захрапел, настороженно косясь в сторону кустов. На губах рысака выступили хлопья пены. Иван нахмурился, перехватил узду покрепче и дернул Сивка за собой. Силушки в руках молодого богатыря хватало – несчастный коняга волей-неволей поплелся к кустам.
– Ну, где ты тут?.. Ы-ы-ё!!! – отшатнулся Иван.
Ладонь невольно разжалась, Сивка высвободился, истошно заржал, встал на дыбы и бросился наутек. Иван метнулся было вдогонку, да поздно, поздно – перепуганный конь мчался что есть духу. Княжич и сам в первый момент едва не наложил в портки.
Потому что прямо за кустами сидел огромный волк.
– А кто звал?.. – озадаченно огляделся по сторонам Иван, немного отойдя от первоначального испуга. – Звал же кто-то…
– Я звал, – хмуро ответил зверь.
– Е-ма!!! – выпучились глаза парня. – Волк говорящий!!!
Волк угрюмо смотрел на него, не произнося ни слова.
– Ну-у-у-у… – восхищенно цокнул языком Иван, сообразив, что прямо сейчас на него нападать не станут. – Прямо как в сказке!..
– У кого-то как в сказке, а у кого-то лапа в капкане, – сумрачно буркнул волк. – Может, все-таки поможешь?
Княжич только теперь обратил внимание, что зверь сидит в очень неудобной позе, а левая передняя лапа у него покрыта запекшейся кровью. Иван почувствовал, как по горлу проскальзывает тугой комок – он ужасно не любил смотреть на открытые раны. Воротило.
Капкан-самолов оказался очень необычным. Иван не слишком-то разбирался в охотничьих премудростях, но распознать серебро вполне мог. Кому же это пришла на ум такая причуда – сковать из серебра целый капкан?! С таким богатеем и знакомство бы завязать не худо – у него, видать, монет куры не клюют…
Однако кроме этого капкан еще и был обвязан ремешком, увитым двумя необычными растениями – голубая травка с четырьмя цветками и нечто вроде гороховой лозы с крестообразными листьями и багровым цветочком. Оба эти растения явно причиняли волчаре нешуточную боль.
А уж выглядел волчара настоящим чудищем, что и говорить! Матерый, гривастый, в холке выше обычного волка на добрый локоть, шерсть гладкая-прегладкая, словно гребнем расчесана, серая-пресерая – ни единого волоска иного цвета. Клычищи огромадные, лапы мощные, когти длинные, уши торчком, а глаза…
Человеческие глаза-то, не звериные.
– Оборотень! – ахнул Иван, догадавшись, на кого нарвался. – Волколак!
– Ну, в целом правильно, – уклончиво ответил волк. – Хотя тут есть свои нюансы…
– Чур меня, чур, чур, чур! – испуганно замахал руками княжич, не поняв последнего слова и решив, что это злое заклинание.
– А-а-а, да ты, оказывается, трус… – разочарованно фыркнул оборотень. – А я-то думал – храбрец…
– Лжу наводишь, нечисть! – обиделся Иван. – Я княжеский сын, мне бояться невместно!
– Да? Ну так подойди поближе, если не трусишь…
– А что думаешь?! И подойду!
Иван и в самом деле сделал несколько шагов вперед, остановившись ровно на таком расстоянии, чтобы волколак не сумел дотянуться зубами или лапой. Капкан держал его мертвой хваткой.
– А если еще ближе? – предложил оборотень. – Не забоишься?
– А-а-а, хитрый какой! – расплылся в улыбке княжич, обрадованный, что вовремя разгадал каверзу. – Я еще ближе – а ты меня на клык?!
На волчьей морде явственно отразилось недовольство и досада. Даже сквозь шерсть можно было понять, насколько оборотню хочется обматерить догадливого молодца.
– Тебя зовут-то хоть как, парнище? – наконец вздохнул волк.
– Люди Иваном называют… – уклончиво ответил княжич.
– Еврей, что ли? – не понял оборотень.
– Почему вдруг? – удивился Иван. – Русский я человек!
– А что тогда имя еврейское?.. а, ну да. Вы ж теперь все крещеные… – снисходительно усмехнулся волк.
– А ты некрещеный, что ли?.. – начал было княжич, но запнулся на полуслове. И то сказать – решил, будто оборотень крещен может оказаться!
Волк задумчиво поднял морду к небесам. Иван посмотрел туда же, но ничего интересного не увидел.
– Чего там? – с любопытством спросил он.
– Да так, ерунда всякая. Солнце. Птички. Деревьев макушки. А я вот тут – в капкане сижу…
– Чего?
– Освободи, а? – недовольно поморщился оборотень. – Ну что тебе стоит, Иван? Вот, гляди – тут всего-то и нужно, что ремешок развязать, да дуги разомкнуть. Даже дурак справится!
Иван угрюмо засопел, пытаясь сообразить, как оборотень разузнал его прозвище. В голову ничего путного не приходило – только чепуха всякая.
– Ага, я тебя, значит, выпущу, а ты меня тут же и сцапаешь, да? – наконец разродился он. – Нетушки! Я, может, и дурак, но не настолько!
– Я не ем человечину, – мрачно ответил волколак. – А ел бы – давно бы вживе не остался.
– Это как? – заинтересовался Иван. Всякие занятные истории он очень любил.
– А вот выпусти – тогда расскажу.
– Хи-и-итрый… Нечисти верить нельзя.
– Мне – можно.
– А чем докажешь?
– Да чем хочешь. Освободи меня, Иван, а я тебе еще пригожусь!
– Побожись, что не цапнешь!
– Вот те крест! – неловко перекрестился свободной лапой волк.
Иван сразу успокоился и, к великому удивлению оборотня, действительно подошел вплотную. Молодой богатырь совершенно невозмутимо наклонился, размотал ремень, уперся ногой в одну из дуг капкана и что есть мочи потянул на себя другую. Серебряные челюсти разочарованно клацнули, но все же отпустили мохнатую лапу.
Княжич попытался было прихватить драгоценную принаду[6]6
Принада – западня, ловушка.
[Закрыть] с собой, но разочарованно обнаружил, что сделать это никак невозможно – большая часть капкана вкопана в землю, и весит ого-го сколько! Тут, пожалуй, разве что Святогор управится. Стало понятным, почему оборотень не сумел сбежать вместе с капканом…
– Ой, да ты же некрещеный! – спохватился Иван, резко отпрыгивая назад и усиленно крестясь. – Чур меня, чур, нечистая сила! Никола Заступник, спаси, сохрани! Егорий Храбрый, оборони, защити!
– Да не трясись ты… – лениво ответил волколак, зализывая израненную лапу. – Ох, хорошо-то как… Теперь бы еще поесть чуток – три дня крохи во рту не было…
– Не подходи! – выхватил из-за пояса нож Иван. Длинный, обоюдоострый – с таким как раз хорошо обороняться от волка. – Врешь, нечисть, не возьмешь!
Оборотень вздохнул, а потом с трудом перекувыркнулся через голову, поднялся на задние лапы и начал превращаться. Кости явственно заскрипели, изменяя форму и становясь в новую позицию, шерсть ушла внутрь, открывая загорелую, выдубленную на ветру кожу, когти резко сократились до ногтей, лапы стали ступнями и ладонями, а волчья морда преобразилась в обычное человеческое лицо.
Все превращение заняло считанные мгновения – Иван не успел моргнуть даже двух раз, а вместо зверя уже стоит человек.
Бывший волк потянулся, расправляя затекшие суставы, усмехнулся, глядя на остолбеневшего княжича, и с сожалением коснулся левого запястья – оно по-прежнему осталось изуродованным зубьями капкана. Рука плохо гнулась и очень неловко двигалась.
– Не дрожи зря, Иван, – насмешливо улыбнулся оборотень. – Не сожру. Даже не укушу.
– Да я и не дрожу, – с деланным равнодушием пожал плечами княжич, устыдившийся минутного страха. – Это я так, шуткую… А тебя-то как зовут?
– Яромиром люди кличут. Яромир Серый Волк – не слыхал?
– Не слыхал.
– Да? – явно огорчился волколак. – Странно…
Иван засунул нож обратно за пояс, безуспешно пытаясь сделать вид, что доставал его просто так – посмотреть, не потерялся ли. Яромир с интересом проследил за его движениями, старательно подавляя усмешку, притаившуюся в глазах.
Княжич и волколак стояли друг против друга, меряясь пристальными взглядами. Не каждый день все-таки происходят такие встречи.
Перед Яромиром стоял рослый широкоплечий парень двадцати лет. Глаза голубые, как васильки, лицо открытое, по-детски радостное, щеки румяные, так и пышущие здоровьем, волосы светлые, вьющиеся, вместо усов реденькая поросль, бороды и вовсе даже не намечается. Одет богато – свита[7]7
Верхняя мужская и женская одежда для весны и осени.
[Закрыть] из дорогой заморской парчи, бархатный воротник, расшитый жемчугом и драгоценными камнями, на шее золотая гривна, теплый плащ-мятель застегнут золотой фибулой, на талии золотой же пояс с пристегнутыми кошельками, коробочками и длинным охотничьим ножом. Кудри украшает бархатная шапочка, подбитая и опушенная черной лисицей, а на ногах мягкие сапожки.
Совершенно по-другому выглядел тот, кто стоял перед Иваном. Ростом пониже, в плечах поуже, но так и пышет злой звериной силой. Волосы пепельно-серые, похожие на волчью шерсть, нижняя половина лица сплошь покрыта длинной лохматой щетиной, брови густые, скрещивающиеся, в необычно желтых глазах словно навеки застыла легкая усмешка, в левую скулу глубоко врезался застарелый рубец. Оборотившись в человека, волколак оказался уже одетым, хотя и очень просто. Короткая мужская рубаха без воротника и рукавов, перепоясанная простым ремешком, кожаная гача, да узкие ноговицы, не доходящие даже до голеней. Обуви нет, нет и головного убора. Какое-либо оружие также отсутствует.
– Ты меня точно есть не станешь? – подозрительно уточнил Иван.
– Ну, это как получится… – хмыкнул Яромир. – Ладно, ладно, не тянись к ножу, это я тоже шуткую. Не тебе же одному шутковать, верно?.. Ты кем будешь-то, друг?
– Говорю же, Иваном люди кличут. Княжичем Иваном! – гордо подбоченился Иван. – Я, знаешь ли, княжеский сын!
– Какого князя?
– Берендея!
– А, это того, что в Тиборске княжил…
– Ага. Там таперича брат мой княжит старшой, Глеб. А середульний, Игорь, в Ратиче на княжении. А я вот… вот без дела покамест. Ладно, давай, рассказывай – за что тебя так… в капкан.
– А может, я случайно попался? – прищурился Яромир. – Бегал себе по лесу, никого не трогал, шишки собирал… и угодил случайно.
– Ага, ври больше. На простых волков серебряные капканы не ставят – так никакого серебра не напасешься. Вон принада какая заковыристая – я таких в жизни не видал… Да цветочки еще эти… что за цветочки такие, а?..
– А ты, дурак, не такой уж Иван… то есть, наоборот… – задумчиво посмотрел на него волколак. – Да, принаду эту расставили именно на меня…
– Кто?.. За что?..
– А тебе не один бес? – насмешливо фыркнул Яромир. – Ты ее все равно не знаешь.
– Ее?..
– Да с бабой-ягой я поссорился… – поморщился волколак. – Вот она и устроила, ведьма старая… Выведала, по каким я тропам обычно гуляю, расставила капкан хитрый, да чарами злыми опутала – чтоб не учуял каверзу… Если б не ты, подох бы с голоду… – благодарно наклонил голову оборотень.
В брюхе у него и в самом деле явственно бурчало. Да и вообще выглядел Яромир худым, отощавшим – точно обычный лесной волк в конце грудня, когда наступают голодные деньки.
– А чего не вырвался? – потрогал капкан княжич. – Отгрыз бы лапу, да всего делов…
– Простой ты человек, Иван, – хмыкнул Яромир. – Как лапоть простой. Лапу отгрыз – всего-то… Поглядел б я на тебя в моем положении. Да мне этой лапы даже не коснуться было – видишь травки? То одолень-трава, да Петров крест – они любую нечисть что огнем жгут. И оборотня особенно. Мне к этим цветочкам даже приближаться боязно, не то что зубами дотронуться. В тот же миг без зубов бы остался, вот и все.
– Ах вот оно как?.. – заинтересованно поднял растения Иван.
– Нет, теперь-то уж не страшно. Они ягой специально на меня заговорены были – больше в них силы не осталось. Совсем.
– А на суп не сгодятся? – задумался Иван, нюхая чародейские травки.
Яромир криво усмехнулся и рассеянно пробормотал:
– Было у князя Берендея три сына – двое умных, а третий дурак…
– Один умный, – поправил его Иван. – Глеб. Правда, Игорь зато самый храбрый.
– А ты что – трус?
– Я осторожный, – уклончиво ответил княжич. – Без нужды на рожон не лезу. Вот если по нужде… по нужде… да, точно!..
– Что? – прищурился Серый Волк.
– По нужде! И все из-за тебя! – огрызнулся Иван, торопливо скрываясь за кустиками.
Оттуда послышалось тихое журчание. Яромир задумчиво пожал плечами и уселся на корточки, срывая ближайший стебелек.
– К слову о Игоре! – подал голос Иван. – Я ведь как раз к нему в гости и ехал. А у меня конь сбежал. Из-за тебя сбежал. Из оружия теперь один нож поясной, припасов нет, одежи нет, еды нет никакой. До Ратича еще далеко. Что делать будем?
– Да, когда я волк, кони от меня шарахаются… – согласился Яромир, рассеянно жуя травинку. – Ну так что ж я сделаю? Я б тебе его догнал, словил, да сам видишь… что с рукой… У меня так-то раны быстро зарастают, но это ж серебро – ждать долго… А лучше – примочку травную наложить.
– А ты чего – на руках, что ли, бегаешь? – нахмурился вышедший из-за кустов Иван, завязывая на ходу порты.
– Нет. Просто на человечьих ногах я коня не догоню – неуклюжие они, – спокойно разъяснил Яромир. – А коли волком обернусь – так рука лапой станет. На трех лапах особо не поковыляешь – только курей смешить… Пошли лучше ко мне в избу – там и покумекаем, что дальше делать.
– А ты что – тут где-то живешь?
– Да недалече совсем.
Иван немного подумал.
Потом еще немного подумал.
И еще немного подумал.
Минут через десять Яромир устало сообщил:
– У меня рука болит и живот бурчит. Ты побыстрее соображать можешь?
– Быстро княжичам думать невместно, – степенно сообщил Иван. – Быстро пускай поповичи думают. А у меня род знатный, мне иным заниматься положено…
– А есть ты хочешь? – прервал его Яромир.
– Чего замер, как неживой?! – Княжич резко выхватил из-за голенища деревянную ложку и воздел ее боевым клинком. – Дорогу показывай!
Все сомнения Ивана сразу отправились прочь. Покушать он любил не на шутку – часто и много. Это ведь и есть одно из дел, которым положено заниматься князьям да боярам – яства всякие вкушать в превеликом множестве.
Яромир Серый Волк почти сразу же свернул на самую узенькую тропку – судя по следам, люди по ней отродясь не ходили, только лесные звери. В первую очередь преобладали как раз волчьи следы.
Иван рассеянно поглядывал по сторонам и ковырял в носу, не особо интересуясь, куда именно его ведут.
– Вот здесь и живу, – лениво махнул рукой волколак, огибая большой дуб.
В прогалине меж деревьями притаилась крохотная избушка, с одним-единственным оконцем, потолком из плотно притесанных бревешек, плоской односкатной крышей и небольшой дверью на деревянных крюках.
– Никого… – принюхался Яромир, переступая порог. – А ты чего замер? Заходи, гостем будешь…
Иван спокойно зашел, не обращая внимания, что испачкал рукав в смоле. Сохранность драгоценных тканей его никогда не заботила – не расползается свита по швам, и ладно.
В жилище оборотня оказалось тесно, но очень уютно. В углу чернел остывший таган, вдоль стены вытянулись широкие нары из тесаных плах.
– Располагайся, – буркнул волколак. – Вон, очаг разожги покудова.
Княжич невозмутимо шмыгнул носом, вытер сопли вконец изгвазданным рукавом и отправился за дровами. Поленница расположилась в небольшой клетушке, пристроенной снаружи. Иван приволок сколько руки обхватили, умело уложил полешки горкой, подсунул сухой бересты и чиркнул кремешком по кресалу, добывая искру. Огниво он, разумеется, всегда носил за поясом – после ножа это самая важная вещь в дороге. А может, даже и поважнее.
Яромир тем временем занимался раной. Он щедро налил на запястье какого-то зелья из баклажки, обложил листьями подорожника, сверху шлепнул шмат сырого мяса, обвязал все это теплым платком, а потом долго что-то причитывал сверху.
– К утру все зарастет… – блаженно вздохнул он, растягиваясь на нарах.
– А это ты что ж – и ведовать умеешь? – нахмурился Иван.
– Какой же я оборотень был бы, если б пары мелочей для хозяйства не знал? – насмешливо прищурился Яромир. – Так, пустячки, ерундовинка для малой надобности… В быту иной раз полезно. К слову, у меня уже брюхо подводит…
– И у меня…
– Ну так за чем дело стало? У меня там в погребе припасы всякие – распоряжайся.
– А чего это я у тебя – заместо холопа, что ли? – недовольно посмотрел на него Иван. – Я, чай, княжий сын, мне стряпать невместно!
– Ну, меня тоже не пальцем делали, – пожал плечами Яромир. – Ты вот про Волха Всеславича слышал?
– Дак кто ж про него не слышал-то!
– Ну так я его сын.
Глаза Ивана стали круглыми, как плошки. Он пару раз открывал рот, так и не решаясь вымолвить ни слова, а потом все-таки благоговейно спросил:
– И… и какой он был?.. Волх-то?..
– Да я почем знаю? Я еще дитем был, как он помер. Оборотень был, как я, больше ничего доподлинно не скажу. Только не в одного волка умел перекидываться, а и в сокола, и в тура, и еще в кого хочешь. Даже, говорят, в змея летучего умел. Не слышал?..
В та поры поучился Волх ко премудростям:
А и первой мудрости учился
Обертываться ясным соколом,
Ко другой-то мудрости учился он Волх
Обертываться серым волком,
Ко третей-то мудрости учился Волх
Обертываться гнедым туром – золотые рога.
– Мы от него это и унаследовали – младший мой братец, вон, в сокола перекидываться умеет, братец старший – туром по лесам бродит… Нас так и прозывают – Гнедой Тур, Серый Волк и Ясный Сокол. У нас еще и сестра была – Белая Лебедь – только она пропала давно… Пожалуй, одни рожаницы[8]8
Славянские богини судьбы.
[Закрыть] знают, где она теперь… да и жива ли еще…
– Ишь как! – подивился Иван. – А сколько тебе лет-то, а?
– Семьдесят семь, – равнодушно ответил волколак.
Иван снова начал глупо моргать. Его собеседник выглядел от силы на сорок.
Яромир снисходительно усмехнулся и объяснил:
– Я ж оборотень, забыл, что ли? Я три человеческих срока прожить могу… если раньше не прибьет никто, конечно. Пытаться многие пытаются…
– А она кто, мамка-то твоя? Самого Волха жена, ишь ты!..
– Да как тебе сказать… – почему-то отвел глаза Яромир. – В другой раз как-нибудь расскажу, ладно? А в погребе ты все-таки пошарь – у меня в пузе кишка за кишкой с дубьем гоняется…
Иван неохотно открыл люк и спустился в прохладную сырую ямину, заполненную брюквой, морковью, репой, свеклой. В самом глубоком и холодном углу стояли крынки с маслом и молоком, лежала нарубленная лосятина.
А в самой избе[9]9
В широком смысле слово «изба» означает весь дом. В узком – отапливаемое помещение в доме.
[Закрыть] нашлись снизки лука и сушеных грибов – рыжики, грузди, маслята. Из-под нар Иван вытащил решето с клюквой, туесок лесного дягиля, щавеля, кислицы, кувшин березового сока.
– Угощайся, – широким жестом обвел все это богатство Яромир, баюкая пораненную руку. – Мой дом – твой дом.
Молодой княжич почесал в затылке. Звучало это, конечно, здорово, только вот готовить угощение явно предстояло ему, Ивану. Он шмыгнул носом, подумал, но потом все-таки пересилил лень-матушку и взялся за дело.
Для начала Иван промыл и залил водой грибы. Их он поставил на небольшой огонь – пусть пока размягчатся. Сам же тем временем занялся мясом.
Хорошенько отбив лосятину, княжич нарезал ее на куски, щедро посолил и выложил на предварительно разогретую сковороду. В самом большом горшке смешались лук, морковь, репа, щавель, кислица, клюква, туда же пошло поджаренное мясо, сверху накрытое маслом. Размягченные грибы он мелко порубил, развел отваром и перелил в большую миску. Туда же покрошил свеклу и брюкву, заправил солью и молоком, капнул чуток березового сока.
В общем, в конечном итоге Иван истратил большую часть запасов оборотня. Получилось нечто наподобие свекольника и что-то вроде тушеной лосятины. Стряпал княжич, конечно, так себе, но старался изо всех сил.
– Там холодец в чугунке есть, подай-ка сюда, – приподнялся на локте Яромир.
Холодец оборотень хлебал жадно, перемалывая волчьими зубищами хрящики и костный мозг. Сожрав целый чугунок, он запил его крынкой молока, закусил дягилем, сыто выдохнул и потянул носом на запах тушеной лосятины.
– Куда в тебя лезет-то столько, проглот? – недовольно покосился на него Иван, едва успев спасти свекольник.
– Я б на тебя после трехдневного поста посмотрел… – огрызнулся оборотень, наворачивая лосятину. – Хр-р-р! Хор-рошо! Благодарствую… Молодец, что сварил, у меня сил нету…
– А сырое что – брезгуешь? Что ж ты за волк-то?..
– Сырое мясо мне нельзя, – мрачно ответил Яромир. – После него в человека перекидываться трудно – звериное накатывает, поглотить норовит. Так многие пропали – «вызверились», навсегда волками стали… а то и еще кем похуже. А уж если человечину попробуешь… это все. Конец. Уже не выберешься – если и сумеешь обратно перекинуться, разум все равно так и останется со зверинкой, всю жизнь на людоедство тянуть будет.
Перекусив свекольником, Иван уселся на рундук,[10]10
Ларь с подъемной крышкой, также использовался как скамья.
[Закрыть] утер губы рукавом и уставился на Яромира. Тот лениво прожевал последний кусок лосятины, кинул в рот горсточку клюквы, запил березовым соком и приветливо спросил:
– Ну? Что скажешь, Иван?
– Коня у меня нету больше, – почесал в затылке тот. – Сбежал мой Сивка. Как я теперь до брата доеду? На своих двоих до Ратича?
– Тьфу, я-то думал, хорошего что скажешь… – разочарованно фыркнул Яромир.
Оборотень некоторое время задумчиво глядел своему спасителю в глаза, а потом хлопнул себя по колену и решительно заявил:
– Ладно, не кручинься. Помогу я тебе, Иван.
– Это как? – усомнился Иван. – Из сундука мне нового коня достанешь?.. Или на своей хребтине потащишь?..
– Ты смотри, какой догадливый… – усмехнулся Яромир.
Княжич недоуменно заморгал, между делом собирая подливку моченым груздем. Скушав пропитавшийся мясным духом грибок, он высморкался в рукав и спросил:
– Правда, что ли?
– Брешу, думаешь? – спокойно посмотрел на него оборотень. – Да ты не переживай, я все равно в город собирался. Соль почти кончилась, ну и еще кой-чего…
– А дотащишь? – продолжал сомневаться Иван, невольно щупая пузо.
Конечно, живота мешком, как у дядьки Самсона, не обнаружилось. Однако пудов[11]11
16.38 кГ.
[Закрыть] этак пять с половиной княжич весил – росту немалого, плечи широченные, силенок в руках вдосталь. Кровь с молоком, настоящий молодой богатырь!
К этакой стати еще бы и ума капельку…
– Дотащу, дотащу, – успокоил его волколак. – Я, как-никак, Волху Всеславичу сын, оборотень из оборотней! Али зря Серым Волком прозываюсь, по-твоему? Я день и ночь бежать могу, ровно птица в поднебесье парит – двести поприщ[12]12
1140 м.
[Закрыть] в день сделаю, десять пудов на спине утащу и не запыхаюсь!
– Да до Ратича почти сотня верст…[13]13
Верста равна поприщу – 1140 м.
[Закрыть] – озадачился Иван.
– Ну вот за полдня и добегу. Но уже завтра – утро вечера мудренее…
– Какого вечера – солнышко на полудне еще только!
– Просто поговорка. Мне сначала руку заживить надо. Отдыхай пока, Иван. И я отдохну.
Иван еще немного подумал, а потом нагло заявил:
– А у меня на коне еще и оружие оставалось! Как я теперь без меча буду? Что я – пастух, что ли, какой, с одним ножом? Я, чай, княжич, мне так-то невместно!
– А что – хороший меч был?
– Самый лучший! Мне его еще батюшка подарил – наилучший булат, рукоять самоцветная! Гюрята-коваль три дни над ним бился!.. а теперь татю какому-нибудь достанется, конокраду вшивому! Не дело княжичу – да вдруг без меча!
– Ладно, Иван, не кручинься, помогу тебе и в этой беде, – пожевал губами Яромир. – Я добрый… иногда.
– А что – у тебя тут оружие есть? – оживился Иван, завертев головой.
– Нету ничего. Головой подумай – зачем мне эта ржавчина? Прикинь-ка волка с мечом или кистенем на поясе – не смешно ли?
Иван представил такое зрелище и расплылся в широченной улыбке – вспомнились скоморошеские потехи, когда козлов или собак одевали по-человечьи, а потом гоняли со свистом, с улюлюканьем. Забава была веселая, вся детвора радовалась.
– Вот лук разве что найдется – посмотри в том углу, на крюке подвешен, – продолжил Яромир. – А врукопашную я безоружным выхожу – в промежуточной форме, чистым волколаком. У меня когти знаешь какие – ну чисто ножи!
Иван бережно достал указанное оружие. Превосходный лук – тугой, разрывчатый.[14]14
Лук назывался разрывчатым, если при спускании тетивы он издавал резкий сильный звук – «разрывал» воздух.
[Закрыть] Внутренняя планка можжевеловая, внешняя березовая, усилен лосиными сухожилиями, склеен лучшим рыбьим клеем, рукоять выложена костяными пластинками. Кибить[15]15
Деревянная основа лука.
[Закрыть] пока еще «голая» – тетивы лежат в туле[16]16
Футляр для стрел, колчан.
[Закрыть] вместе со стрелами. Аж восемь тетив – для всякой погоды. Сухожильные для влажной и прохладной, кишечные – для теплой и сухой. Но самые лучшие – из сыромятной кожи, эти и в зной, и в слякоть хороши. Там же, в туле, нашлись и петли из кожаных ремешков – для прикрепления тетивы.
Княжич аккуратно заправил подаренный лук в налучье[17]17
Чехол для лука.
[Закрыть] и закрепил его на перекидном ремне, накинув на левое плечо. А вот стрелы в туле надолго его заняли – очень уж интересными оказались, глаза так и разбегаются. Оперение от самых разных птиц взято – орлиные перья, соколиные, кукушечьи, лебединые… На одной стреле и вовсе так зарница многоцветная, а не оперение. Есть и легкие стрелы, и тяжелые, все заточены именно под этот лук, ушко аккурат под тетиву вырезано.
А уж наконечники! Полсотни стрел – и все разные. Треугольные, двушипные, листовидные, «бородатые», «рогульки», «лопаточки», «шарики», «томары»,[18]18
Тупой наконечник в виде наперстка – предназначался для охоты на лесных птиц и пушного зверя (чтобы не испортить мех).
[Закрыть] «ласточкины хвосты», узкие бронебойные из наилучшей стали… Много всяких. И древки возле ушка в соответствующие цвета окрашены – чтоб сразу нужную стрелу выхватить, долго не раздумывая.
– С черными и зелеными осторожно – эти отравлены, – предупредил Яромир. – Зеленые еще так-сяк —только дурман напускают, обездвиживают, а черные – верная смерть! Белые тоже попусту не трать – у них наконечники серебряные, для нежити припас…
– А вот это что за диво? – вытянул ту самую радужную стрелу Иван. Наконечник у нее был самый простой, хотя и поблескивал странным отсветом.
– Перья Жар-птицы, – усмехнулся оборотень. – Эту стрелу до поры не трожь – зачарованная. Для особого дела берегу.
– Добрый лук, надежный… – одобрительно погладил верхнюю дугу княжич. В чем-чем, а уж в оружии-то он толк понимал – княжеский сын все-таки, его чуть не с колыбели ратному делу обучали!
– Хорошо ли владеешь?
– Да неужто нет? – обиделся Иван.
Стрелком он и в самом деле считался не из последних. Глаз зоркий, пальцы не дрожат, да и силушки в руках предостаточно. А это ведь очень важно – боевой лук слабому не дается. Лучник должен быть очень сильным человеком, чтоб хорошо натянуть тетиву – иначе стрела и четверти перестрела[19]19
Мера длины, расстояние, на которое пролетала выпущенная из лука стрела. Обычно – 60–70 метров.
[Закрыть] не пролетит, тут же наземь брякнется. А настоящий богатырь и на четыре перестрела выстрелит, и на пять, а то и целых шесть осилит! Поговаривают, Алеша, попов сын, и десять перестрелов взять мог – вот уж кто славный хоробр был, не нынешним чета!
– Да, добрый лук, – подтвердил княжич. – Только это оружие нечестное, не для двобоя. Настоящему вою и в руку надо что-нибудь – хоть кистенек или брадву…[20]20
Боевой топор, секира с широким лезвием.
[Закрыть]
– Но лучше меч? – понимающе усмехнулся Яромир.
– Знамо дело – меч куда лучше! Что же за княжич-то – да без меча?
Оборотень задумался, оценивающе смерил Ивана взглядом, а потом медленно сказал:
– Ладно. Будет тебе меч. Такой меч, какой и базилевсу цареградскому незазорно в белы ручки принять, а не то что княжичу.
– Когда? – загорелись глаза Ивана.
– Завтра. Есть тут в лесу местечко одно заветное – вот туда завтра и наведаемся…
