Текст книги "Паргоронские байки. Том 4"

Автор книги: Александр Рудазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Я предлагал тебе стать моим послушником, – показал Йемедзийя. – Ты мог стать великим жрецом.

– Я предлагал тебе стать моим подмастерьем, – показал Зумбуг. – Ты мог стать великим торговцем.

– Или ты мог хотя бы последовать по стопам своей матери и честно трудиться, как мы, – показал Ия. – Кто может сказать, что мы плохо относились к тебе?

– Стать, как вы? – фыркнул Монго. – Жирным, самодовольным и нелепым? Вот что я о вас думаю.

Рыжий сим сунул мизинец в ноздрю и извлек огромную козявку. Внимательно на нее посмотрел и кинул в сторону старейшин.

– Давайте отрубим ему голову! – вскочил с места Ядко. – Я как раз наточил ятаган!

– Да пусть идет на все четыре стороны, – отмахнулся Йемедзийя. – Он же просто дерзкий мальчишка.

– Нет, пусть сначала отработает! – заволновался Зумбуг. – Мои шелка, мои специи!.. Знаете, сколько всего испортили эти обезьяны?!

– И много ли он в одиночку сможет отработать? – вздохнул Ия. – Он покрупней хибения, но все равно много не сделает. Да и работать он не умеет…

– Ты прав, – кивнул Йемедзийя. – Даже если закабалить его до скончания веку, много мы с него не получим. Совести у него нет – ну и нечего ему с симами жить. Пусть идет к людям, у них тоже совести нет.

Ядко поискал в шерсти, задумчиво вывернул губы и убрал ятаган в ножны. Его гнев сошел так же быстро, как и нахлынул.

– Но если мы его просто прогоним, он может снова вернуться с кучей диких обезьян, – показал Зумбуг.

– Монго, пожалуйста, не возвращайся больше, – сделал добрый жест Ия. – Мы не станем наказывать тебя, если ты обещаешь больше никогда не возвращаться.

– А если вернешься – казним, – пообещал Ядко.

– Что ж, тогда мне придется пообещать, – легко согласился Монго.

В этот раз его провожали всем городком. До самой околицы проводили – убедиться, что правда ушел. Два корилланга вообще топали следом еще пару часов. Только когда вдали показались дымки, Монго подтолкнули в спину и сказали, чтобы шел туда, к людям. Там торговый пост Парифатской империи… тех земель, которые все еще носят это гордое название.

Официально считается, что человеческому императору принадлежит вся Шахалия. Но на самом деле – едва ли ее четверть, большой полуостров на северо-востоке. Западнее и южнее – сначала Симардар, а потом вообще дикие джунгли, в которых никто не живет.

Когда Монго уходил в прошлый раз, то шел на запад, в эти самые джунгли. Теперь он двинулся на восток. Уже предвкушал, как будет веселиться в огромных городах людей, как приветливо встретят его эти двурукие, как обрадуются человеческие девицы. Они, конечно, страшненькие, плосколицые и без волос, но если привыкнуть – пойдет.

Но первый город его разочаровал. Он оказался даже меньше убогого Херазо, чуть побольше какой-нибудь деревушки. Может, пара тысяч жителей, и все собраны внутри стен. Монго не знал, что люди так кучкуются, теснятся на узеньких улицах – и это его разочаровало.

В самом центре стояли старые дома, из мрамора и кристалла. Те, что возвели во времена Старой Империи. Но без подпитки их магия за сотню лет истощилась, прекрасные здания таяли и расплывались, все больше походя на обычные скалы, уродливые каменные клыки. Некоторые продолжали в них ютиться, но это становилось все опаснее, так что вокруг громоздились убогие хибары. Люди растеряли все волшебство и теперь учились строить без него.

Симы тут тоже жили – торговцы, наемники и отщепенцы вроде самого Монго. Но слухи о возмутителе спокойствия уже дошли и до них, так что Монго встретили плохо.

Ему хватило двух дней, чтобы настроить против себя весь городок. Монго и здесь вовсю шалил, проказничал и веселил народ – но здесь его не считали чудесным ребенком, носителем признаков всех каст. Сородичи его сторонились, а люди вообще плохо различали ему подобных, мня кориллангов просто крупными чимпами, орангов – рыжими чимпами, а хибениев – мелкими тощими чимпами.

Глупые люди.

Так что Монго быстро пошел дальше, в глубь империи. Ему хотелось добраться до Ровена, знаменитой даже в Симардаре столицы. Единственном городе, в котором, говорят, еще осталось волшебство.

– Даже слушать тяжело, – вздохнул Дегатти. – Всего за сто лет до этого вся планета была Парифатской империей. С развитой магией, с чудесами на каждом шагу… Они победили Паргорон, они летали к звездам…

– А потом они уничтожили сами себя и многие века жили на руинах, – закончил Янгфанхофен.

Дегатти вздохнул еще тяжелее.

Странствия Монго были долгими, и рассказывать о них можно часами. По мере того, как он удалялся от Симардара, ему все чаще удивлялись, все чаще не понимали, кто он вообще такой. В Старой Империи было много народов, и жили они вперемешку, но после Апофеоза они сразу стали делиться на группы, объединяться с себе подобными, создавать маленькие королевства и княжества.

Официально считалось, что нынешняя Парифатская империя состоит из четырех материков. Сурении, Шахалии, Ходжарии и Грандании. Но на самом деле Шахалию люди уже почти потеряли, да и в Сурении часть земель у них отняли разумные ящеры и огромные пчелы.

И Монго, блуждая по этому крупнейшему обломку старого мира, все сильнее в нем разочаровывался. Магию здесь считали источником зла и преследовали, а к нелюдям относились с подозрением. Кое-где были поселения эльфов и гномов, но они встречали сима еще менее дружелюбно.

Постепенно Монго продвигался на север. Он устроился матросом на торговый корабль – у него не было нужных навыков, зато были четыре руки и обезьянья ловкость. Лишившиеся волшебства люди вспомнили о парусах и мачтах, а симы оказались прирожденными моряками.

На корабле Монго понравилось. Тут было еще теснее, чем в людских городах, зато можно было день-деньской скакать по вантам. И моряки оказались народом веселым – любили хорошую шутку, любили выпивку, постоянно пели. Слишком проказничать Монго, правда, опасался – посреди моря далеко не убежишь, а наказывали очень сурово. Боцман хлестал провинившихся плеткой, а за воровство у товарищей просто швыряли за борт.

Плавать Монго умел, но не настолько хорошо.

Человеческие девушки его разочаровали. На корабле шлюх не было, а портовые воротили от него нос, называли вонючей макакой. Одни требовали двойную плату, другие вообще отказывались наотрез.

– Пойми меня правильно, – участливо говорила одна такая. – Меня же потом заклюют. Будут дразнить обезьяньей подстилкой. Говорить, что ко мне хоть макаку можно привести.

– Я не обезьяна, я сим! – оскорбленно показал Монго.

– Я не понимаю твоих жестов, – сказала куртизанка. – Говори на парифатском.

– Я не обезьяна, я сим! – повторил ртом Монго.

– Да знаю я, что ты просто похож на обезьяну. Но сим… кто вы такие вообще?

– А ты впусти меня к себе, – подмигнул Монго. – Я тебе и расскажу.

– Ха, хитренький, – смерила его взглядом куртизанка. – Глазенки-то как блестят.

– Да ладно, можно и без этого всего, – показал ей корзину фруктов Монго. Он наворовал их на рынке. – Я просто из долгого плавания и соскучился по женским голосам. Я тоже предпочел бы симку, честно говоря, вы для меня такие же уродки, как я для вас! Так что давай просто поболтаем!

– Ха, уродки! – возмутились другие потаскухи. – На себя бы посмотрел, матросня шерстяная!

– Эй, эй, да я же не в обиду! – подступил поближе Монго. – Я просто хочу сказать, что мы очень разные, но главное-то ведь – теплота души!

Куртизанка впервые глянула на него с легким интересом. Монго был крупнее хибения, но все равно едва по плечо человеку. Поджарый, жилистый, покрытый огненно-рыжей шерстью, он хоть и обладал совершенно обезьяньей мордой, но буквально источал обаяние.

К тому же стал накрапывать дождь. К берегам Грандании корабль Монго пристал в разгар влажного сезона, дожди могли лить целыми сутками, и люди прятались под крышами.

– Ладно, сегодня все равно клиентов не будет, – вздохнула куртизанка. – Пошли под навес… сим. Меня Атизеей зовут.

Корабль Монго плавал меж трех континентов – из Сурении в Ходжарию, из Ходжарии в Гранданию, а потом обратно. Но возвращаться на юг Монго уже не хотелось. Прошло почти пять лет с тех пор, как его изгнали сородичи, он повидал империю людей, но хотел посмотреть и другие земли. Побывать в таких местах, о которых в Симардаре и не слыхивали.

И найти настоящее волшебство. Монго не оставлял надежды выучиться всяким фокусам.

В Парифатской империи на это надежды нет. Волшебство здесь осталось только у самого императора, и тот бережет его, как зеницу ока. А простому народу оно запрещено – повсюду ходят чароборцы, вынюхивают и высматривают.

Но где-нибудь за океанами все может быть иначе.

После шести лун ожидания Монго наконец нашел корабль, идущий на северо-восток, в далекую Мирандию. Корабли туда ходят редко, и даже этот шел не в саму Мирандию, а на Боулкарию, богатый цветущий остров, южнее которого раскинулось подводное царство тритонов.

Но Монго сошел раньше, в Любермекии. Торговом городе-государстве, полвека назад выросшем на оконечности длинного полуострова. После Волшебных войн и Апофеоза провинции Мирандии рассыпались на кусочки, но некоторые из кусочков оказались изворотливей других. Чароборцы не имели здесь такой силы, и кое-где даже открыто торговали чародейскими вещицами Старой Империи. Правда, сохранилось их довольно мало, поэтому драли втридорога.

А денег у Монго не хватало и на еду. Весь свой матросский заработок он тут же спускал – на выпивку, на блудниц. Щедрой рукой раздавал милостыню, ничего не оставлял себе.

А когда монеты заканчивались – снова начинал воровать. Монго легко относился что к своей, что к чужой собственности. Делился всем, что имел, и сам спокойно брал, что нравилось.

Так что из Любермекии он тоже в итоге убегал, провожаемый камнями и угрозами.

Два следующих года он бродил по южной Мирандии. Люди жили тут в основном на побережье, в руинах древних городов. Выглядели те так же нелепо, как в Сурении – вперемешку подтаявшие здания-кристаллы Старой Империи и уродские домишки новой постройки.

Дважды Монго пытались ограбить, и один – поймать для бродячего цирка. Но молодой сим был ловок, был быстр и был великолепен в драке. Все три раза он сумел выйти из переделок без единого синяка – зато видели бы вы его противников!

Правда, острое оружие ему не нравилось. Он не любил проливать кровь, поэтому завел хороший длинный посох, настоящий боевой шест.

Монго пошел двадцать пятый год от роду, когда он прослышал о святом мудреце, живущем в горах Бодассы. Некоем древнем старце, великом волшебнике, каким-то образом сумевшем пережить Апофеоз. Слухи о нем ходили самые разные, истории рассказывали самые невероятные, а лично его никто не встречал, но Монго все равно загорелся.

И он пошел в Бодассу. Кроме святого мудреца симу хотелось увидеть еще и горы – и он не остался разочарован. Больше восьми лет Монго странствовал по миру, повидал целых пять континентов, но как-то так вышло, что в горы его не заносило ни разу. Только в Сурении он видел пики Мардахая, но с такого огромного расстояния, что они не произвели на Монго впечатления.

Теперь же он явился в Бодассу, и чем ближе подходил, тем сильней задирал голову.

Самые огромные деревья Симардара. Самые гигантские здания Ровена и других людских городов. Величественный маяк Любермекии. Все это казалось крошечным рядом с… горами.

А еще тут оказалось холодно. Ужасно холодно. В Мирандии в целом было холоднее, чем в Шахалии, Сурении, Ходжарии и Грандании, но на южных берегах еще терпимо. А чем дальше Монго уходил от моря, чем больше углублялся в континент, тем сильнее мерз по ночам.

Но пока он был на равнинах – только по ночам. В Бодассе же холодно оказалось и днем. Земля уходила вверх вместе с горами, Монго карабкался все выше, и все сильнее мерз.

В первой же деревне он обменял последние монеты на теплую одежду. Но они тут редко встречались, деревни. Кое-где на склонах притулились горсточки хибар, где жили степенные, неразговорчивые люди. Они пасли яков, делали острый сыр и пекли на камнях пресные лепешки. Многие исписывали лица сложными татуировками, и Монго восхищенно цокал языком при их виде.

Говорили они, как и везде, на общем языке людей, парифатском. Единственное, что сохранилось от Старой Империи. Симов тут не видели вообще никогда, но не пугались – наливали Монго чаю, угощали кислым молоком. И в каждой сакле, в каждой лачуге он спрашивал – не знает ли кто, где искать святого Машибухера.

Точно не знал никто. Бодасса оказалась огромной. Бесконечные заснеженные горы, в которых и до Волшебных войн почти никто не жил. Почти два года Монго терпеливо по ним странствовал, и когда наконец его терпение стало истощаться, когда он уже решил плюнуть на все и вернуться в теплые зеленые края… он вдруг нашел, что искал.

– Святой Машибухер? – сказал нищий старик, с которым Монго поделился лепешкой. – Знаю такого. Но зачем тебе этот безумец?

– Это уж мое дело, – присел на корточки сим. – Ты знаешь, где его искать, дедушка?

– Знаю. Дай еще лепешку – и расскажу.

Монго рассмеялся. Хитрый старикан наверняка хочет его облапошить. Выманить последнюю лепешку и отправить куда-нибудь за тридевять земель.

– Держи, дедушка, – отдал ее Монго. – Давай, ври мне, где искать Машибухера.

– Чего ври-то, чего ври?.. – впился в нее зубами нищий. – Все знают, где живет святой Машибухер, кого хочешь спроси. На горе Кор-Таррот. Вон той, которая выше всех. На самой вершине.

– Ох ты ж хвост волосатый… – ахнул Монго, глядя на эту гору.

– Иди-иди, попробуй, заберись туда, – с явным удовольствием сказал нищий. – А то много вас таких, кто ищет святого Машибухера. Ходят, ходят, ищут чего-то… а чего ищут? Рехнувшегося идиота? Не поможет он тебе.

Поднимаясь на Кор-Таррот, Монго о многом передумал. Где-то на середине пути он почти дрогнул, почти повернул обратно, но упрямство все же оказалось сильнее. Даже если там нет святого мудреца, или он и правда окажется обычным сумасшедшим, Монго хотя бы взглянет на Парифат с такой высоты, до которой не долетают птицы.

Кор-Таррот – высочайшая гора Парифата. Монго этого, конечно, не знал и просто дивился ее невероятным размерам. Он предусмотрительно взял с собой целую торбу сыра, лепешек и вяленого ячьего мяса. И в кои-то веки – не украл, а честно заработал, несколько дней трудившись подпаском.

Занятие было по-своему веселое. Яки не такие смешные, как обезьяны, зато их можно от души колотить посохом – даже не чувствуют. Монго понравилось ездить на них верхом, прыгать со спины на спину и вести стадо, куда укажет пастух… пастушка. В Бодассе яков пасли в основном женщины, угрюмые старухи с трубками. Морщины у них были так глубоки, словно их вырезали ножом.

Сейчас Монго забрался так высоко, что не видел никаких яков. И домов не видел – только белесую муть, туман, в который превратились облака. Раньше Монго думал, что они сделаны из чего-то вроде пуха, что их можно потрогать или даже покататься, но нет – просто что-то вроде пара. Облака огибали громадный Кор-Таррот, как волны огибают рифы.

Дышать на самом верху было трудней, чем на равнине. Да и дорога исчезла, не дойдя и до середины. Какое-то время Монго карабкался по козьим тропам, но потом сгинули и они. Пришлось лезть, словно на исполинское каменное дерево, цепляться за мельчайшие трещинки, перекидывать себя через пропасти, повисать иногда на одной руке.

Монго все меньше верил, что какой-то человеческий мудрец сумел забраться на такую верхотуру – здесь и симу-то дорога казалась невозможной. Монго любил похваляться, что он самый ловкий и цепкий на свете – здесь его хвастовство подверглось серьезной проверке.

Нищий точно его обманул.

А еще на самом верху царил паргоронский холод и везде лежал снег. В низовьях Бодассы он шел только зимой, а летом бывало даже тепло, но здесь, на пике Кор-Таррот… для ночлега Монго выбрал самую тесную пещерку и закутался во все одежды, но все равно окоченел, несмотря на шерсть. Развести костер было не из чего, деревья перестали попадаться много часов назад.

Сим начал опасаться, что не сумеет вернуться живым.

Хотя его это не смущало. Монго не боялся смерти. Он ничего не боялся.

Ха, будет интересно умереть и узнать, что случится после этого! Наверняка тоже что-нибудь забавное!

Но уж до самой вершины-то он долезет. Осталось-то всего ничего, меньше вспашки. На такой высоте, правда, Кор-Таррот превратилась уже в отвесную кручу, почти гладкую каменную стену, и даже Монго полз по ней, как улитка.

Но уж до заката-то он вершины достигнет! Монго повернулся к западу… не, должен успеть. Еще часа три у него точно есть.

Но он не добрался. Оставалась еще почти половина вспашки, когда рука нащупала пустоту. Монго подтянулся – и оказался на большом уступе. Тот врезался в скалу на полсотни локтей, а в дальнем конце виднелась пещера.

И тут горел костер. Прямо на камнях лежали… тоже камни, только черные. Они пылали синим пламенем, над ними стоял закопченный таганок, а на нем покоился котел. В нем что-то булькало, а рядом валялась грязная чашка.

Монго залился хохотом. Ну и кто там говорил, что он не дойдет?! Радостный сим заплясал на уступе, закрутился на одной ноге у самого края. Его не пугала пропасть, не пугало, что до земли двадцать четыре вспашки, что он стоит гораздо выше облаков – Монго просто смеялся, счастливый и беззаботный.

– Эй, есть здесь кто?! – крикнул он, подойдя к пещере.

Оттуда раздалось ворчание и стук палки о камень. Монго нетерпеливо пританцовывал на пороге, хлопал в ладоши, вертелся всем телом. Он вообще плохо умел стоять неподвижно, его все время куда-то дергало.

К тому же нижние руки ужасно мерзли.

– Ты кто такой? – раздался наконец недовольный голос. – Я тебя не звал.

В детстве Монго считал, что все люди на одно лицо. Но прожив среди них девять лет, он хорошо научился их различать – и сейчас изумленно таращился на того, кто вышел из пещеры.

Потому что всего несколько дней назад он делил с этим человеком лепешку!

– Как ты оказался здесь?! – воскликнул Монго, заглядывая в лицо старому нищему. – Ты не успел бы… ты волшебник?.. ты… погоди!.. так ты и есть святой Машибухер?!

– А у кого-то есть сомнения? – ворчливо спросил старик.

– Ты… ты совсем не похож на великого мудреца…

– Я голый, грязный и говорю загадками. Я либо великий мудрец, либо полоумный старикашка, грызущий ногти на ногах. Какой вариант тебе больше нравится?

Он действительно был гол и грязен. Монго мерз под шерстью и шубой, а святой Машибухер стоял в одной набедренной повязке, да и та, честно говоря, мало что прикрывала.

А еще он был лыс, костляв и с косматой седой бородой.

– Почему ты голый? – спросил Монго.

– Божественному мудрецу не нужна одежда.

– А почему грязный?

– Потому что не мылся с прошлого года.

– А зачем ты говоришь загадками?

– А зачем ты ко мне приперся?

Монго уселся на корточки и залился смехом. И впрямь великий мудрец! Он-то, признаться, ожидал встретить кого-то вроде занудных старых орангов, что все время важничали и любой разговор сводили к богам, но святой Машибухер оказался поинтереснее!

– А почему ты сразу не сказал, что ты – это ты и есть? – спросил сим, почесывая в затылке. – Это же не был твой брат-близнец, так? Это был ты. Зачем ты велел мне подняться так высоко… а, я понял. Это было испытание, да? Ты проверял меня?

– Какой сообразительный, – проворчал святой Машибухер. – Но только не думай, что раз ты забрался так высоко, я сразу возьму тебя в ученики.

– Нет-нет-нет, теперь ты обязан взять меня в ученики! – замахал пальцем Монго. – Ты назначил испытание, я его выполнил, так что не отвертишься! Мне было паргоронски трудно залезть так высоко… кстати, а почему ты живешь так высоко?

– Раньше жил пониже. Но эти блеваные паломники меня вконец достали. Каждый день толпами являлись к моей пещере и пялились. Я им что, цирковая обезьяна? Вот и переселился на самую вершину – сюда почти никто не добирается. Особенно в последнее время.

– Надо думать! – весело воскликнул Монго. – Давно у тебя были гости?

– В последний раз заходил какой-то Оопсан, – задумался на миг Машибухер. – Хотел чего-то… но я его нахер послал. Сказал, чтоб сами разбирались с тем, что заварили. Идиоты.

– Не очень-то они разобрались, – проворчал Дегатти. – Мог бы и помочь.

– А как ты себе это представляешь? – удивился Янгфанхофен. – Думаешь, пришел бы святой бомж, и все бы сразу стало хорошо?

– Янгфанхофен, что ты опять передергиваешь? Я просто к тому, что… иди на кир.

Карабкаясь на Кор-Таррот, Монго подъел все припасы. Да и вино у него почти кончилось. К счастью, святой Машибухер как раз заканчивал варить похлебку, и с Монго он поделился. Мяса сим там не нашел, но после тяжелого подъема он был рад и просто горячей жиже. Уписывая ее из выщербленной чашки, Монго жадно расспрашивал Машибухера обо всем подряд.

– Что важнее всего на свете? – спрашивал он с набитым ртом.

– Сиськи, – сказал святой мудрец. – Это же очевидно, дурак.

– Нет, я о том, что… в чем смысл жизни?

– Чьей? Твоей, моей или погонщика яков, который живет у подножия этой горы? У каждого свой смысл жизни, нет на свете двух одинаковых.

– Банальный ответ! – сморщил морду Монго.

– Тогда любовь, – пожал плечами Машибухер. – Она придает нам силы жить и творить.

– Это еще банальнее!

– Зато правда, идиот! – ударил его палкой мудрец. – Что тебе надо от меня?! Ты просто приперся незваным и ждешь, что я тебе тут за минуту объясню все тайны мироздания?! Не существует никакой универсальной истины! Нет ее в чистой форме, доступной всем и каждому! Одному подходит одно, другому – другое!

– А как же любовь?..

– А любовь – это единственное, что не иллюзорно. Весь мир суть призрачен, и все, что по-настоящему реально – атманы, связанные с другими атманами. Разделенная воля Творца.

Монго наклонил голову, цокнул языком, потер ушибленное плечо и расплылся в ухмылке.

– Ладно, кажется, ты и в самом деле мудр, человек, – снисходительно сказал он.

– Меня называют мудрейшим из мудрых, – проворчал Машибухер. – Не знаю, с какого кира. На самом деле я просто полоумный старик, покрытый лишаями.

– А почему ты тогда бессмертный? – почесал нос Монго. – Как ты пережил все эти катаклизмы и живешь столько лет один, на вершине горы?

– Здесь окиренный воздух, – сказал Машибухер. – Ты доел? Пшел вон отсюда.

– Э нет, я теперь не уйду. Ты меня испытывал – я прошел испытание. Все, теперь не прогонишь. Я не уйду, пока не научусь всему, что ты знаешь.

– Так, пойдем-ка, – вошел в пещеру Машибухер. – Ты читать умеешь?

– На человеческом? Умею.

– Тогда прочти вот это.

– Не могу! – возмутился Монго.

– Почему?

– Потому что здесь темнее, чем в колодце! Я сим, а не гном, я не вижу в темноте!

– Ну так принеси света! Всему-то вас надо учить!

– Принести… света?.. – не понял Монго.

Машибухер раздраженно вздохнул, вышел из пещеры, зачерпнул солнечных лучей и занес их внутрь.

– Читай! – приказал он.

Монго не смотрел на надписи на стенах. Он смотрел на свет в ладонях грязного старика.

– Ты что, волшебник? – тихо спросил он.

– Еще чего. Мне на кир не сдалась вся эта чепуха.

– Но… это же волшебство!

– Ничего подобного. Читать будешь?

Монго стал растерянно читать какие-то не то стихи, не то изречения. Он не очень понимал, о чем там речь, потому что думал о совсем другом.

– Ладно, ты хотя бы грамотный, – перебил его Машибухер. – Уже что-то. Сейчас даже этого многие не умеют.

– Я… ага…

Машибухер прошелся вдоль пещеры и положил немного света во всех углах. Показалось мало – он принес еще и высыпал в большую чашу.

Высыпал. Свет.

Монго смотрел на это зачарованно. Нет, он сразу понял, что голый старик, живущий на вершине горы, обязан владеть какими-то тайными знаниями, но теперь он видел волшебство своими глазами… это волшебство же?

– Это не волшебство, – пробурчал Машибухер. – И не думай так громко.

– Пусть не волшебство, – быстро согласился Монго. – Но ты научишь меня этому?

– Научу, если будешь учиться.

Но в этот день святой Машибухер ничему Монго не научил. Просто достал грязную циновку, кинул ее на пол и сказал, что теперь Монго спит тут. А сим так устал, что просто накрылся халатом и тут же уснул. У входа по-прежнему горел костер, так что в самой пещере было не так уж холодно.

Проснулся Монго на рассвете. Святой Машибухер сидел снаружи, скрестив ноги, и время от времени харкал в пропасть.

На завтрак он выдал симу плошку риса. А когда тот ее смолотил – сообщил, что это вся его еда на день.

– Чтобы стать истинным мудрецом, тебе предстоит долгая аскеза, – говорил Машибухер, жуя пирог с олениной. – Ты будешь довольствоваться малым. Спать на камнях, жить на холоде, редко дышать и есть ровно столько, чтоб не сдохнуть. Ты будешь страдать, будешь ненавидеть меня и свою жизнь, но если все перенесешь… посмотрим, рано пока о тебе судить.

Доев пирог и облизав пальцы, святой принялся за жареного тунца. Потом – за рассыпчатый ароматный ямс со сладкой гуавой. Монго глядел на это, глотая слюни, но молчал, потому что Машибухер явно ждал, что тот пожалуется.

– А сам ты аскезу не соблюдаешь, гуру? – все же спросил сим.

– Я могу есть по рисинке в день, – отмахнулся Машибухер. – Но сейчас я учу тебя смирению. Ты должен превозмогать свои желания и не соблазняться излишествами, когда им предаются остальные. А также не испытывать зависти, когда у кого-то есть, а у тебя нет.

– Но ты можешь хотя бы не чавкать?!

– Нет.

Откуда святой Машибухер берет все эти яства, Монго пока что не понимал. Он как будто доставал их из воздуха, но всегда в такие моменты, когда ученик смотрел в другую сторону. Никак не удавалось его поймать, увидеть творящееся волшебство.

– Раньше я думал, что святые мудрецы не едят мясо, – сказал сим, когда Машибухер принялся дразнить его ароматом шашлыка.

– На халяву – едим, – ответил Машибухер, впиваясь зубами в шашлык.

– Бытует мнение, что мясо делает склонным к агрессии.

– Это отказ от мяса делает склонным к агрессии. Ты вообще видел вегетарианцев? Они всегда агрессивные и грустные.

– То есть себя ты в еде вообще… не ограничиваешь? – уточнил Монго. – А когда я закончу аскезу, то тоже смогу есть, что хочу?

– Не имеет значения, что ты ешь, дурак, – впился зубами в шашлык Машибухер. – Единственное, что важно – не зависеть от своей еды. Мы не всегда можем ее выбирать. Если меня угощают мясом, я съем его с удовольствием, но если у меня есть только пустой рис – я и его съем с удовольствием. Важно не это. Важно быть сознательным. Мы не можем помешать другим убивать, потому что у каждого свой жизненный путь. Я никогда не убью животное ради мяса, я даже комаров не убиваю. Но если животное уже мертво, то лучше его съесть, чем выбросить.

Монго восхищенно зацокал языком, собирая со стенок плошки последние рисинки. А следующие несколько часов не отрывал от Машибухера взгляда, надеясь уловить тот момент, когда тот будет создавать яства.

Не получалось. Прожорливый святой наконец-то наелся и до конца дня… ничего не делал. Он просто сидел неподвижно – то на краю пропасти, то в глубине пещеры. Его не беспокоил холод, он не обращал внимания на ученика.

Монго быстро стало скучно. Что на уступе, что в пещере было не так уж много места и совсем мало интересного. Машибухер ему этого не запрещал, поэтому он таки слазил на самую вершину Кор-Таррот – до нее оставалось уже недалеко.

Гора заканчивалась крутым, выглаженным ветрами пиком. Даже с обезьяньей цепкостью Монго вскарабкаться оказалось непросто, но он справился. Места на этой вершине мира хватало ровно на одного человека или сима – Монго постоял, потом посидел, потом снова постоял. Станцевал победный танец, покрутился вокруг, разглядывая уходящие во все стороны горы Бодассы.

Потом спустился к Машибухеру, нашел его спящим и обшарил все укромные уголки пещеры. Ничего интересного или хотя бы съестного не сыскал. Попытался повторить фокус со светом, но не сумел, конечно.

Так же прошел и следующий день. И следующий. Машибухер либо спал, либо медитировал. Поеданием яств он ученика больше не дразнил – кажется, он вообще перестал есть. Рис стал выдавать в сыром виде, но Монго не возражал – его варка хоть как-то разнообразила тоскливый день.

Честно говоря, на четвертый день он уже так изнывал со скуки, что подумывал уйти. Останавливало лишь то, что это тоже явно испытание. Машибухер проверяет его на терпение, хочет узнать, насколько он стоек в желании учиться.

Нет уж, старый хрыч, Монго тебя не порадует, не сбежит!

Был седьмой день, когда святой Машибухер вдруг к чему-то прислушался, протянул Монго целый мешочек риса и сказал:

– Я уйду на пару дней.

– Куда? – сразу заинтересовался Монго. – Можно мне с тобой?

– Ты за мной не поспеешь, – ответил Машибухер и прыгнул… в пропасть.

Он не упал. Он оттолкнулся от воздуха и прыгнул снова – еще выше, еще дальше. Снова оттолкнулся – взлетел совсем уже высоко. Ну а четвертый прыжок унес мудреца куда-то за горизонт, оставив Монго с разинутым ртом.

– Ты врешь, ты волшебник! – закричал он вслед.

Как и обещал, Машибухер вернулся через два дня. Таким же точно способом – гигантскими прыжками по воздуху. И Монго сразу набросился на него с расспросами.

Его не интересовало, куда учитель отлучался, где он был, что там делал. В данный момент Монго хотел знать только одно.

– Как ты это делаешь?! – воскликнул он.

– Просто прыгаю, – проворчал Машубихер. – Потом снова прыгаю, не дожидаясь, пока приземлюсь. Потом опять прыгаю. Ничего сложного, это всякий может.

– Но нельзя же прыгать, отталкиваясь от воздуха!

– Кто сказал такую чушь? Можно. Я же это делаю.

Глядя на растерянного ученика, старик вздохнул и приказал:

– Встань на голову.

– Зачем?

– Перестать спрашивать «зачем» – одна из первых задач твоего послушничества.

Монго мгновенно кувыркнулся и встал на голову.

– Что теперь? – спросил он, тряся нижними руками.

– Ты уже был на вершине Кор-Таррот. Отправляйся туда снова и медитируй до рассвета.

– А… как это связано…

– Падай туда, – толкнул его Машибухер.

Воздух засвистел в ушах. Монго с ужасом понял, что падает… вверх! В небо!

Он заорал, заверещал, задергался… и вдруг сообразил, что уже снова крепко стоит на нижних руках.

На вершине Кор-Таррот.

Рядом стоял святой Машибухер. Стоял… висел. Вверх ногами.

– К-ка-а-ак?.. – выдавил из себя Монго.

– Все просто, – сказал старик, беря себя за бороду и переворачивая на ноги. – Все падает вниз, верно? А если ты встанешь вниз головой, верх станет низом. Небо окажется внизу, земля наверху. Значит, ты упадешь на небо.

– Это… это… чушь какая-то…

– Это логика, дурак. Логика правит этим миром. Подчини себе логику – и ты подчинишь мир.

Ошарашенный сим послушно просидел на вершине сутки. А на рассвете спустился вниз – и на этот раз Машибухер начал учить его по-настоящему.