Текст книги "Зверолов"
Автор книги: Александр Рудазов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
А одна девушка и вовсе обладала недюжинным талантом. Просто мазюкая по скале углем и глиной, она ухитрялась создавать искусные полотна. Особенно ее привлекал анимализм – местные животные получались очень натуралистичными.
Троост несколько минут смотрел, как она рисует сцену охоты. Черный фон, а по ней красной охрой – схематичные фигурки. В главной героине легко угадывалась сама художница – она кралась с луком через заросли, целясь в… Троост не был уверен, что это за животное. Похоже, его еще не классифицировали.
– Замечательный рисунок, – не удержался он.
– Спасибо, – ответила художница, не оборачиваясь.
– Я так понимаю, вы рисуете зверя, чтобы охота была удачной? – уточнил Троост. – Победишь его на рисунке – победишь и в жизни?
– Нет, – удивленно ответила девушка. – Какая может быть связь между картинкой и реальной жизнью? Я просто рисую. Для красоты.
– Да, разумеется, просто я думал… не важно. Я Маартен Троост. А вас как зовут?
– Сту… Поющая Радуга, – быстро поправилась художница.
– Очень красивое имя, – похвалил Троост.
– Знаю. Но вообще-то это не положено. Зря меня так назвали. Теперь мне все завидуют…
– Ну и пусть завидуют, подумаешь. Не убьют же.
На этот раз Поющая Радуга обернулась. Обернулась и посмотрела на Трооста, как на круглого дурака. Кажется, он опять ляпнул что-то не то.
– В нашем племени я лучше всех рисую, – терпеливо объяснила Поющая Радуга. – Я лучше всех леплю горшки. Я лучше всех охочусь. И к тому же у меня самое красивое имя. Ты понимаешь, что это значит, чужак?
– Не очень, честно говоря, – признался Троост.
– Это значит, что Вонючая Сороконожка, Мохнатая Задница и Жирный Свинозаяц всем на меня наговаривают, – мрачно объяснила Поющая Радуга. – Их пока что не очень-то слушают, но… от меня многие хотят избавиться.
Троост недоуменно моргнул. На Земле принято радоваться чужим успехам. Радоваться, если у кого-то много талантов. Ведь чем лучше каждый отдельный человек, тем лучше и все человечество. А чем лучше все человечество, тем лучше каждому отдельному человеку. Разве это не логично?
Но, конечно, к инопланетянам нельзя подходить с земными мерками.
Троост хотел задать еще несколько вопросов, но тут на визоре появилось лицо Мимуна. Руководитель экспедиции был ужасно взволнован.
– Троост, вы ведь еще и ветеринар, верно? – спросил он. – Подойдите сюда, пожалуйста, скорее!
Зверолов торопливо извинился перед Поющей Радугой и быстрым шагом двинулся к Мимуну. Навигационная стрелка указывала на центр стойбища и чуть левее.
Действительно, этнографы собрались там. Мимун, Данцер и еще трое. Они взволнованно смотрели на… подойдя поближе, Троост понял, что это роды. Одна из туземок сидела на корточках прямо посреди тропинки и сильно тужилась. На глазах у нее выступили крупные слезы.
Сбежавшиеся рептилоиды негромко переговаривались, но помочь никто и не пытался. На шум явился шаман, зло ругнулся, выпустил струйку зеленоватой слюны и ушел обратно в святилище. Остальные продолжали спокойно беседовать, поглядывая на роженицу.
– Троост, вы можете ей помочь? – тихо спросил Мимун.
– Не думаю, что это будет уместно, – так же тихо ответил Троост. – Я ничего не знаю об их анатомии и физиологии. Конечно, я окажу медпомощь, если потребуется, но пока что, насколько я вижу, все идет нормально.
– Нормально?.. Троост, она же плачет!
– Она не плачет. У рептилий нет слезных желез. Разве вы не замечали, как они периодически облизывают свои глаза? Это рефлекторный процесс, он заменяет им моргание.
– Как это не плачет? А что же у нее течет из глаз?
– Просто соленая вода. Так называемые «крокодиловы слезы». У многих рептилий и птиц есть солевыделяющие железы, с помощью которых они избавляются от излишков солей. Благодаря этому они, в отличие от нас, могут без вреда для здоровья пить морскую воду.
– В самом деле? – удивился Мимун. – Не знал. Так вы считаете, что помощь пока не требуется?
– Неквалифицированного специалиста – точно нет. Возможно… о, гляньте-ка!
Туземка устало сворачивалась калачиком. К ее животу было прижато круглое блестящее яйцо. Оно напоминало яйцо зеленой черепахи, только намного больше. Похоже, снести его было не так-то просто.
Рептилоиды смотрели на роженицу как-то странно. Один присел рядом и принялся тихо что-то ей втолковывать, остальные молча переглядывались. Кажется, они не понимали, что теперь со всем этим делать. Троост незаметно достал анализатор и принялся считывать данные.
Через пару минут вернулся шаман, а с ним еще два рептилоида. Они умело подняли молодую мать и унесли в общинный дом. Остальные какое-то время еще обсуждали произошедшее, а потом разошлись по своим делам.
– Очень интересно, – задумчиво произнес Мимун. – Весьма любопытный случай, весьма.
– Да в общем-то ничего особенного, – пожал плечами Троост. – Совершенно типичное откладывание яйца. Ничем принципиальным не отличается от земных рептилий.
– Я не об этом, – отмахнулся Мимун. – Биологические аспекты меня мало волнуют. Это очень интересно с социологической точки зрения. Вы ведь наблюдали за реакцией аборигенов? Они были охвачены противоречивыми чувствами. Такое ощущение, что произошедшее для них одновременно обычно и необычно. Самому событию никто не удивлялся, все были спокойны, но в то же время… судя по всему, что-то шло не так, как должно.
– Да, это я заметил, – согласился Троост. – Может, неправильное место?.. Или время?..
– Все может быть…
На следующий день Троост хотел навестить роженицу, но нигде не мог ее найти. Он обошел все стойбище, заглянул в каждую хижину, осмотрел общинный дом – ее нигде не было. На охоту или за ягодами она явно пойти не могла. Остается святилище, но туда вход запрещен.
Своей озадаченностью Троост поделился с Мимуном. Того это тоже обеспокоило, и он пошел прямо к вождю. Вождь племени, Шепчущий Мышелов, не очень-то охотно общался с этнографами, но по крайней мере не избегал их, как шаман. Когда его спросили о вчерашней роженице, он подозрительно зыркнул на Мимуна и сказал, что ее здесь больше нет. Ни ее, ни яйца.
– Но куда они делись? – заморгал этнограф.
– Как это куда? Вернулись домой.
– Домой – это куда?
– Туда, откуда мы все пришли и куда однажды вернемся.
– Но куда?!
– Туда, – указал на небо вождь.
– А-а…
– Или туда, – опустил палец вниз вождь. – Я не уверен точно.
Мимун поник. Очень чувствительный, сентиментальный человек, он всегда огорчался, слыша о чьей-то смерти. Более толстокожий Троост сочувственно похлопал его по плечу.
– Да, жаль бедняжку, – произнес он. – Молодая еще совсем…
– Никогда к этому не привыкну, – вздохнул Мимун. – Никаких медикаментов, никаких врачей… И ведь наши предки тоже когда-то так жили!
– Но вообще-то странно, – задумался Троост. – У меня, конечно, не было возможности провести медосмотр, но на поверхностный взгляд кладка прошла нормально. Даже если яйцо было неоплодотворенным, это не могло сказаться на роженице негативно. Вредоносных вирусов анализатор не обнаружил.
– Значит, позже занесли, – махнул рукой Мимун. – У дикарей это сплошь и рядом. Сплошная антисанитария, о гигиене понятия не имеют. Когда я работал на Пане… вы не бывали на Пане?
– Не доводилось… Слушайте, а нельзя ли как-нибудь заполучить останки покойной? А то мало ли – вдруг это эпидемия?
– Даже не думайте! – испугался Мимун. – Для рептилоидов захоронения – табу! Мы даже не знаем, где их погосты находятся!
– Ладно… А яйцо? Как насчет яйца? Где вообще они держат яйца… и детенышей?
– Спросите что полегче… Мы уже месяц пытаемся это выяснить… Лично я полагаю, что у них где-то спрятаны «ясли». Там высиживаются яйца, воспитываются дети… если только они не выходят из яиц уже взрослыми, что я считаю даже более вероятным. Так или иначе, до наступления совершеннолетия в стойбище они не появляются.
– У других племен тоже так?
– Да. Детей или яйца мы вообще ни разу не видели. Они очень тщательно скрывают свои «ясли». Или, может, они размножаются только в определенные периоды и все одновременно… Хотя нет, вчера же мы сами видели роды…
– А спросить не?..
– Спрашивали. Табу.
– Очень много у них табу, я погляжу.
– Как и у большинства первобытных народов.
– Да, и мне всегда казалось это довольно странным.
– Да нет, это как раз вполне разумно. Подобно мышлению ребенка, мышление дикарей еще очень неразвито, они понимают только элементарные вещи. И табу помогает им избегать многих проблем.
– Например?..
– Например… ну вот предположим, некий вид скота в определенное время года страдает от паразитов. В это время их мясо вредно для здоровья. Рядовой дикарь этого не понимает, он не улавливает связи между поеданием определенного мяса и ухудшением самочувствия. Закономерность замечают только самые умные члены племени – шаманы, колдуны, знахари. Но объяснить это другим они опять-таки не могут – хотя бы потому, что и сами толком не понимают, как это связано. Что делать? Очень просто – объявить табу! Боги запрещают! Это всем понятно и объяснений не требует. Боги же. Например, именно благодаря этой системе почти во всех культурах был табуирован инцест. Больные объявлялись табу, нечистыми – и это служило очень хорошим карантином, не давая распространяться эпидемиям.
– Полезная система, – заметил Троост.
– Для дикарей – да, полезная. Но у нее есть и обратная сторона. Например, ею очень легко злоупотребить, воспользоваться для собственной выгоды. Дом шамана – табу! Скот шамана – табу! Жена шамана – табу! Не трогать, боги покарают! Табу – очень удобная и емкая вещь. Именно из табу вышли все нелепые религиозные запреты – когда-то они имели какой-то смысл, служили какой-то разумной цели, но со временем цель исчезала и забывалась, а запрет оставался, превращаясь в священный и уже совершенно бессмысленный закон…
– И какой же цели может служить сокрытие от нас детей?
– Соблюдение стерильности?.. Боязнь сглаза?.. Или их детеныши просто больно кусаются?.. Да мало ли возможных вариантов? Они ведь даже не называют нам своих настоящих имен – да и не только нам, но и друг другу. Для многих древних народов Земли это тоже было характерно – люди знали друг друга под кличками, прозвищами, а имена хранили в глубоком секрете. Они полагали, что знание истинного имени дает власть над человеком, позволяет заколдовать его, навести порчу…
После этого Троост стал присматриваться к физиологии рептилоидов. В случае с неизученным видом анализатор мог выдавать лишь очень приблизительные данные, но вкупе с визуальными наблюдениями их хватало, чтобы составить общую картину. И согласно ей, рептилоиды отличались прекрасным здоровьем.
Почти все страдали от кишечных паразитов, а кое у кого были мелкие травмы – в основном царапины и содранные чешуйки… но это и все. Даже их зубы находились в превосходном, совсем не характерном для дикарей состоянии.
Впрочем, если их зубы плевродонтны, как у земных ящериц, то в этом нет ничего удивительного.
Итак, местность здесь очень здоровая, болеют рептилоиды редко. Отчего же умерла роженица? Неужели и в самом деле занесло инфекцию? Вопрос легко решался вскрытием или хотя бы глубоким сканированием, но это, увы, невозможно.
Дважды обойдя стойбище, Троост сосчитал членов племени. Оказалось, что всего их двести одна особь, из них сто тринадцать самцов и только восемьдесят восемь самок. Если у рептилоидов распространена смерть родами, это объясняет неравномерное гендерное распределение.
Но никакой антисанитарии Троост в хижинах не обнаружил. Везде очень чисто, грызунов и насекомых нет, остатки пищи убираются вовремя, а туалет расположен за пределами стойбища. К тому же рептилоиды любили плавать, много времени проводили в реке и даже мыли руки перед едой. Вообще, для дикарей они отличались удивительной чистоплотностью.
На следующее утро этнографы и Троост были гостями на пиру в общинном доме. Собралось все племя – две сотни человек. На земле были расстелены соломенные циновки, а вокруг них уселись на корточках рептилоиды. Судя по строению их ног, сидеть на корточках они могли часами, ничуть от этого не страдая, а вот у Трооста быстро заныли колени. Он не решался сменить позу, боясь нарушить местные традиции, поэтому незаметно активировал ИГ-пояс и уменьшил свой вес до сорока процентов.
Главным угощением стал тушеный глотосвин – очень крупное местное животное. Травояден, достигает четырех с половиной метров в холке, обладает массивным телосложением бизона, но при этом длинной жирафьей шеей и пастью с торчащими вперед зубами, которыми стрижет листья и целые ветки. Мясо жестковато, но довольно вкусное.
Троост уже очень давно не пробовал настоящего мяса. Не синтезированного, не клонированного, а принадлежащего реальному животному. На Земле такое сейчас никто не ест. В колониях еще иногда встречается, но тоже редко. Какой смысл убивать живое существо, если бифштекс или лангет можно вырастить в чане?
Но при отсутствии высоких технологий без этого, конечно, не обойтись. Даже для человека вегетарианство неестественно, а рептилоиды на одних ягодах и фруктах вообще загнутся.
И глотосвина они умяли подчистую, до последнего волоконца. В том числе язык, печень, почки, мозги и даже глаза. Почти тонна чистого мяса. По окончании трапезы рептилоиды стали вялыми, сонными, их глаза подернулись белесой пленкой. Похоже, они, как и земные рептилии, могли за один присест съесть сразу очень много, а потом долго поститься.
Со своего места поднялся шаман. Он обвел племя суровым взглядом и сказал:
– Вижу, вы поели. Это хорошо. Надеюсь, вам понравилось угощение, потому что для одного из вас оно сегодня было последним. Прошу всех пройти в святилище, чтобы мы могли совершить жертвоприношение.
Трооста словно пронзило молнией. Он недоверчиво посмотрел на этнографов – те тоже сидели как на иголках. Прятали взгляды.
Рептилоиды, ничуть не смущаясь землян, вышли наружу и один за другим скрылись в святилище. Тяжелая, вытесанная из цельной доски дверь наглухо закрылась. По обеим ее сторонам встали стражники с копьями. Только после этого Мимун смущенно произнес:
– Поверьте, Троост, мне и самому это очень неприятно. Да, они практикуют человеческие жертвоприношения. Причем сейчас у них, по-видимому, жертвенный сезон – они проводят такой ритуал каждые три дня.
– Каждые три дня?!
– Увы. Мы наблюдаем это уже в шестой раз и каждый раз надеемся, что этот – последний. В конце концов, у них не настолько многочисленное племя, чтобы устраивать гекатомбы!
– И что там сейчас происходит… внутри?
– Неизвестно. Но вы слышали, что сказал шаман. Один из них оттуда уже не выйдет.
– В прошлый раз это был очень милый старичок, – пожаловалась Данцер. – Знаток кореньев и лекарственных трав. Он так интересно про них рассказывал…
Жертвоприношение длилось около получаса, и все это время Троост следил за показаниями биоискателя. Первые двадцать пять минут на субэкране светилось число «201»… а потом оно резко сменилось на «200». Количество живых рептилоидов в зоне охвата уменьшилось на единицу.
– Сколько всего их на планете, говорите? – рассеянно спросил Троост.
– Около пяти тысяч взрослых индивидуумов. Они очень малочисленны.
– Может, именно поэтому и малочисленны?.. Ведь в остальном их жизнь не назовешь такой уж суровой. Климат на этом архипелаге мягкий, пищи вдоволь, смертельно опасных животных нет, бактериологическая ситуация далека от критической…
– Насчет последнего можно поспорить, – возразил Мимун. – Вы же не забыли про вчерашнюю роженицу?
– Я не видел ее тела и не знаю причины смерти, – покачал головой Троост. – Аборигены ничего внятного об этом не сказали. Может, она споткнулась и ударилась головой о камень, откуда мы знаем?
Следующую ночь и большую часть дня Троост провел на «Нимроде». Он отправил несколько дронов-разведчиков в поиск по окрестностям стойбищ – попробовать найти «инкубатор» или кладбище рептилоидов.
Рождение и смерть – главные события в жизни каждого существа, и у всех разумных форм жизни они в той или иной степени табуированы, имеют сакральный смысл и обставлены какими-то ритуалами. Но все же обычно их не скрывают так тщательно. Дроны искали почти сутки и ничего не нашли.
Ладно еще кладбище – возможно, туземцы кремируют или поедают своих покойных, – но инкубатор-то, инкубатор! Даже если рептилоиды выходят из яиц уже взрослыми – сами яйца где-то же должны храниться! Не под водой же… хотя это мысль… Троост велел разведчикам ее проверить.
Зверолов ожидал результатов проверки, когда его вызвал Мимун. Он сообщил, что обещанная большая охота состоится завтра на рассвете, и если Троост не передумал…
Он, конечно, не передумал.
Землянам в этой охоте отвели роль наблюдателей. Используя современные технологии, они могли наготовить всему племени дичи на несколько лет, но это, конечно, исключалось. Этнографы вообще старались свести вмешательство в жизнь туземцев к самому минимуму – ничему их не учить, ничего не рассказывать.
Они, к счастью, ничего и не спрашивали. Явились откуда-то волосатые белые люди без чешуи – ну и что с того? Лишь бы не мешали.
Впрочем, для первобытных народов это в порядке вещей. Они ведь еще не знают, чему нужно удивляться, а чему нет. Дикарю достаточно отойти от стойбища на дюжину километров, чтобы встретить много нового и непонятного. Может, вон за той горой целый миллион таких белых людей – откуда им знать? Рептилоиды же там ни разу не были.
Первую скрипку на охоте играла уже знакомая Троосту Поющая Радуга. У рептилоидов вообще охотились в основном женщины, но эта девушка оказалась среди них самой ловкой, быстрой и меткой. Она лихо орудовала самодельным луком, менее чем за час подстрелив трех крупных летучих ящеров, похожих на толстеньких птеранодонов. Каждый ее успех был встречаем одобрительными криками племени, но в этих криках явно слышалась и зависть.
А потом началось самое главное. Поющая Радуга напала на след матерого глотосвина. Зверь неспешно шествовал среди зарослей, закусывая листочками с кончиков веток, самыми сладкими и сочными. Уродливая голова на длиннющей шее так и плыла над зеленым морем.
В вольерах «Нимрода» было уже четыре таких особи, поэтому Троост наблюдал за глотосвином спокойно. А вот Поющая Радуга вся подобралась, стала похожа на чешуйчатую гончую. Ее гибкое изумрудное тело по-змеиному заскользило в высокой траве, все ближе подбираясь к вожделенной добыче. В руках она держала не лук – толстокожего гиганта ее стрелы бы только посмешили, – а легкое копье. Кремневый наконечник был великолепно отшлифован и заточен до бритвенной остроты.
Остальные члены племени играли роль загонщиков. Они плясали вокруг глотосвина и громко шипели, пытаясь довести его до исступления. Получалось у них это не лучшим образом – Троост даже неодобрительно покачал головой. И вот эти существа живут охотой?
Глотосвин тоже поначалу не воспринимал зеленых двуногих всерьез. Он брезгливо посматривал на них с высоты своих пяти метров, не делая даже попытки убежать. Но когда к делу подключилась Поющая Радуга, глотосвину пришлось тяжко. Она удивительно ловко скакала у его пышных ягодиц, тыча копьем в наиболее нежные части тела. Огромный зверь заревел от боли, попытался затоптать дерзкую рептилию, но Поющая Радуга каждый раз успевала увернуться.
И в конце концов глотосвин не выдержал. Он поднялся на дыбы, размахивая передними лапами, и ринулся наутек. Кажущийся грузным и неповоротливым, гигант сразу же развил галоп, сделавший бы честь скаковой лошади. Длинная жирафья шея на бегу извивалась, точно змеиная.
Но, к великому удивлению Трооста, Поющая Радуга держалась с ним наравне. Эта скромная на вид девушка показывала великолепную скорость. Прямо ящерица-бегун.
Вряд ли она смогла бы долго так мчаться, но это и не потребовалось. Уже на двенадцатой секунде Поющая Радуга взмахнула руками, и с ее ладоней сорвались остро заточенные костяные бумеранги. Точно намагниченные, они врезались аккурат в ноги животного – и, похоже, перерезали ему сухожилия! Поразительный бросок!
Глотосвин резко замедлил ход. Охромевший, обезумевший от боли, он зашатался из стороны в сторону. Поющая Радуга совершила грациозный кульбит, взметнула себя на спину глотосвина и пырнула его копьем в шею. Еще раз, еще!.. Все глубже и глубже, разрывая артерии! Относительно тонкая шея великана оросилась темной кровью, из пасти вырвался хриплый вой, и глотосвин начал шаркать, спотыкаться…
Через несколько секунд его колени подогнулись, и туша рухнула на землю.
Троост не одобрял таких способов охоты, да и вообще считал звероубийство недостойным делом, но он не мог не восхититься. Без огнестрельного оружия, без ловушек, с одним только копьем и бумерангами, юная дикарка одолела чудовище втрое крупнее себя! Подобное искусство заслуживает всяческого уважения.
Не теряя времени, рептилоиды принялись кромсать морщинистую шкуру каменными ножами. Поющая Радуга приподняла голову чудовища – в сравнении с телом та была поразительно маленькой. Выглядела охотница почему-то грустной.
Некоторые охотники подошли к ней с поздравлениями. Однако многие другие смотрели недобро, исподлобья. Одна девушка и вовсе сделала какой-то странный, явно угрожающий жест.
Обратно в стойбище глотосвина тащили на волокуше. Несколько длинных жердей связали самодельными веревками, подсунули это устройство под тушу и поволокли вдвадцатером. Рептилоидам было тяжело, они то и дело останавливались перевести дыхание.
Троост хотел предложить свою помощь – благодаря уплотненным мышцам он мог поднять в три-четыре раза больше нормы. Но Мимун сразу это заметил и отчаянно замотал головой. На планете Земля тоже есть свои табу.
Поэтому Троост просто шагал рядом с Поющей Радугой. Та, будучи героиней дня, волокушу не тянула. Но это ее ничуть не радовало – она шла с опущенными плечами и косилась на соплеменников. Те в ответ косились на нее.
– Все, теперь меня точно выберут… – тяжко вздохнула девушка.
– Выберут?.. – не понял Троост. – Куда выберут?..
– В жертву, куда же еще… Завтра. Я и позавчера на волоске висела, а теперь меня точно выберут. Не любят они меня, стервы. Целый альянс сформировали, чтобы жертвовать самых лучших.
– А нельзя ли пожаловаться вождю? – опешил Троост. – Это же какой-то комплот!
– Так вождь в этом комплоте самый главный! – хмыкнула Поющая Радуга. – Он же червяк сушеный, а не вождь – только на том и держится, что выбирает всех, кто может его затмить! Синий Лист лучше всех строил хижины – его выбрали. Пьяная Черепаха лучше всех ловила рыбу – ее выбрали. Костлявый Хребет знал наизусть все травки – его выбрали. А завтра, скорее всего, выберут меня. Вождя еще и Вонючая Сороконожка постоянно подговаривает – все злится, что ее мужик на меня запал. Можно подумать, он мне нужен, урод кривозубый!
Троост внимательно слушал. Видно было, что Поющей Радуге уже давно требовалось выговориться. Друзей в племени у нее явно не было, вот она и выплеснула негатив гладкокожему бородатому чужаку. Благо он-то уж точно не станет приносить ее в жертву.
Вернувшись в стойбище, Троост рассказал об этом Мимуну. У того аж вспыхнули глаза – в такое возмущение он пришел, услышав, какую награду получит охотница за свой подвиг. Глотосвина уже начали потрошить, завтра его подадут на большом пиру… а после него Поющую Радугу принесут в жертву!
– Возвращаемся на корабль, – распорядился Мимун.
Едва ступив на борт «Николая Миклухо-Маклая», он объявил общее собрание. Вскоре за столом сидели все шестнадцать членов экипажа плюс гость – Маартен Троост.
Не тратя понапрасну времени, Мимун с ходу потребовал:
– Я подаю запрос на вмешательство.
Все разом уставились на дипломата. Именно к нему были обращены слова руководителя экспедиции. Именно он обладает правом принимать такие решения.
– Вмешательство какого рода? – спокойно спросил дипломат.
– Завтра туземное население планеты совершит человеческое жертвоприношение. Уже как минимум седьмое. Есть основания считать, что в жертву будет принесена девушка по имени Поющая Радуга. Я прошу разрешения вмешаться.
– Основания недостаточны, – возразил дипломат. – Поющая Радуга является уроженкой Ла-Форше и гражданкой государственного образования «племя Шипящих Агам». Солнечная Система не имеет права вмешиваться в ее судьбу без по-настоящему веских оснований.
– Веских оснований?! – вышел из себя Мимун. – Да каких вам еще оснований?! Она же человек!.. ну, не человек, но разумное существо!.. И она очень хорошая девушка! Умная. Способная. Талантливая. В другом месте и другое время она могла бы стать гордостью своего народа. А здесь лучших приносят в жертву! Здесь ее ожидает судьба Ипатии и Жанны д'Арк!
– И тем не менее это не является основанием для вмешательства, – с каменным лицом произнес дипломат. – Наши далекие предки жгли себе подобных на кострах. Ели их живьем. Травили в газовых камерах. Это неизбежные периоды в развитии общества. Сколь бы ужасным нам это ни казалось, мы не имеем права вмешиваться в обычаи туземцев.
– Мы не имеем права закрывать на них глаза! – повысил голос Мимун. – Я уже говорил, и я снова повторяю…
– И что вы предлагаете? – перебил его дипломат. – Прислать сюда роту космической гвардии и установить наши порядки? Силой сделать всех сытыми, здоровыми и счастливыми? Превратить туземцев в питомцев добреньких инопланетян?
– Ничего подобного я не предлагаю, – стушевался Мимун. – Я просто не могу спокойно смотреть… вы же понимаете…
– Я все понимаю. Но есть такая вещь, как моральная эволюция. Ее нельзя ускорить, ее нельзя подтолкнуть, ее нельзя принести извне. Они должны сами пройти свой путь.
– Но разве их путь изменится, если мы спасем одну из них?! – возмутился Мимун. – Всего одну! Что в этом такого?!
– Возникнет прецедент. Если мы спасем одного, в следующий раз скажут – давайте спасем и другого. Чем эта девушка лучше остальных, которых уже принесли в жертву? Почему она заслуживает спасения, а они нет?
– Да потому что она нуждается в спасении здесь и сейчас! Разве, увидев тонущего человека, вы станете рассуждать – я не могу вытащить из воды всех, так пусть и этот продолжает тонуть?! – всплеснул руками Мимун. – Мы могли спасти и остальных принесенных в жертву, верно. Возможно, нам следовало это сделать. Но они уже погибли, и этого мы уже никак не изменим. Зато спасти эту конкретную особь мы вполне в силах!
– Это аргумент, – согласился дипломат. – Хотя я еще не полностью убежден. Вытащив из воды тонущего, вы спасете его окончательно. Но что будет с этой вашей девушкой, когда мы улетим? Нам придется либо оставить ей охрану, либо придумать что-то, в силу чего ее больше не тронут. Это в любом случае будет очень серьезным вмешательством в жизнь племени, а жизнь самой девушки в любом случае станет очень некомфортной.
– Вот уж в самом деле проблема… – пробормотал Троост.
– Вы что-то имеете возразить? – приподнял бровь дипломат.
– Да, если позволите. Я, конечно, не этнограф, а зоолог. Я работаю с животными. В молодости я около двух лет провел на Авалоне, наблюдал за большой стаей синих паукообезьян. Очень умные животные, даже умнее дельфинов. Они ведут кочевой образ жизни, перемещаются по деревьям, за день могут пройти до полусотни километров…
– К чему вы ведете, Троост?
– Секундочку. В отличие от тех же дельфинов, паукообезьяны не склонны к взаимовыручке. Если кто-то из стаи повредит конечность, заболеет или просто состарится, он уже не может двигаться с достаточной скоростью и начинает замедлять стаю. Обычно он уходит сам. Если нет – его изгоняют. Если он упорствует – могут даже убить. Но как бы ни обернулось дело, в одиночестве он быстро погибает. И тогда я стал отлавливать таких обреченных особей и отправлять их в зоопарк. Понимаете, что я имею в виду?
Дипломат пожевал губами. Несмотря на должностные обязанности, он был прежде всего человеком. Разумеется, ему и самому хотелось спасти невинное существо.
– Хорошо, – прикрыл глаза он. – Беру ответственность на себя. Однако теперь мне хотелось бы услышать, как вы предполагаете действовать. Вмешательство должно быть минимальным, и, разумеется, никакого насилия.
– До жертвоприношения еще почти целый день, – радостно сказал Мимун. – Мы просто незаметно выведем Поющую Радугу за пределы стойбища, а там во флаер – и пусть ищут.
– Не пойдет, – покачал головой дипломат. – Я по-прежнему утверждаю, что спасение только одного человека в данном случае будет половинчатым решением.
– Не хочу показаться занудой, но они не люди, – уточнила Данцер.
– Слово «человек» означает не только определенное млекопитающее из отряда приматов, но и вообще разумное существо. Безусловно, с биологической точки зрения называть рептилоидов Ла-Форше людьми неправомерно, однако с социальной это вполне допустимо. И если уж мы решились на вмешательство, следует довести дело до конца. Человеческие жертвоприношения должны прекратиться.
– Но… но как?.. – пожал плечами Мимун. – Вряд ли мы сможем их просто уговорить. Придется применять силу, а это…
– Зачем силу? – впервые заговорил военный атташе. – Существуют же и психологические атаки.
– В смысле?
– Они же принимают нас за богов, верно?
– Нет, неверно, – не удержался от усмешки Мимун. – Не знаю, кем они нас считают, но уж точно не богами. К богам обычно проявляют… ну… хоть какое-то уважение. А мы для них никто. Пустое место.
– Ну так давайте продемонстрируем, что они ошибаются. Сделаем какой-нибудь большой бум-бабах, устроим парочку знамений и скажем, что боги хотят лично забрать свою жертву. Ну и чтоб больше никого наверх не посылали. Пусть, не знаю, овец на алтарях режут, или кто там у них…
– Знамений?.. А каких именно?
– Да мало ли вариантов? Фейерверки, голограммы, полетаем на огнедышащих стальных птицах… устроим им большое шоу! И я даже не предлагаю ничего взрывать – обойдемся чисто иллюминационными методами.
– Простите, можно уточнить? – раздался мягкий голос корабельного мозга. – Когда именно состоится этот их ритуал?
– Если ничего не изменится – в полдень. Раньше они всегда проводили его в полдень.
– В таком случае я могу предложить идеальный вариант. Не нужно никаких фейерверков и голограмм – нам поможет сама природа.
– Что вы имеете в виду?
– Помните трюк, примененный когда-то Колумбом? Двумя минутами после полудня на этой долготе можно будет наблюдать полное солнечное затмение…
Дипломат еще немного поразмышлял, медленно кивнул и сказал:
– Даю «добро». Но никакого оружия. Даже стоперов.
На следующее утро все этнографы, половина экипажа, дипломат, военный атташе и Маартен Троост явились в стойбище. Увидев сразу четырнадцать гостей, рептилоиды явно не обрадовались. Они уже выпотрошили и разделали вчерашнего глотосвина, а теперь собирались его жарить и совершенно не стремились делиться со всеми подряд.
