Текст книги "Зверолов"

Автор книги: Александр Рудазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Конечно, Венерианский зоопарк окружен протяженным магнитным экраном – все-таки здесь содержат инопланетных животных. Но этот экран не сплошной, в нем есть прогалы для флаеров и космолетов, воздуховоды… При должном старании выбраться можно.

Хотя на стороне людей еще и сила тяжести. Гравитация Хели – 0,66 g. В вольерах была установлена именно такая, так что птицы чувствовали себя вольготно. Но вылетев за пределы авиария, они резко становились в полтора раза тяжелее – что скорости им не прибавляло.

И сейчас два запыхавшихся кипера палили из стоперов по разлетающимся птахам. Третья бегала с магнитным сачком, ловя обездвиженные тушки. Конечно же Троост просто не мог остаться в стороне.

– Осторожно, осторожно!.. – крикнула ему полная девушка в ретровизоре. – Это малоголовые чайки, бейте самым малым!..

Троост и так поставил стопер на низшую мощность. Он прекрасно знал, что за создание малоголовая чайка. На редкость скверная и неопрятная птица, отличающаяся невероятно противным криком. Но что гораздо хуже, ее мозговая жидкость горюча, так что, если малоголовую чайку поджечь, ее голова в буквальном смысле взорвется. При максимальном напряжении стопер может создать искру – и при неудачном попадании ее будет достаточно.

Для малоголовой чайки это защитный механизм. Среди крупных животных Хели царят дракоиды – класс позвоночных, внешне похожих на рептилий, но физиологически заметно отличающихся. И главное отличие – теплокровность.

Даже не так. Дракоиды не просто теплокровны – они… горячекровны. При желании на их животах можно жарить яичницу – такие они горячие. И если дракоид-хищник съедает малоголовую чайку… она взрывается у него в желудке.

Поэтому дракоиды на чаек и не охотятся.

Процесс затянулся минут на двадцать. Малоголовые чайки испуганно метались в воздухе, орали со страшной силой и постоянно опорожняли кишечник. Им составляли компанию хельские гарпии, буроспинные крокии, пилозубые грачи, птицы-пираты, сверлильщики и сигрдривы.

Впрочем, сигрдривы далеко улететь не могли. Если прочие птахи кое-как порхали и при венерианской гравитации, то сигрдривы сразу шли вниз под собственной тяжестью. Все-таки эти жирные бестии весят почти полтора центнера и даже на родной планете летают с огромным трудом.

Троост опасался, что птицы перепугают Эльзу. Но та была на удивление спокойна – держалась за дедушкину штанину и невозмутимо глядела на творящуюся в небе кутерьму.

– Последняя! – объявила девушка-кипер, запихивая в вольер особо толстого пирамидокрыла. – Уф!.. Ну и… уф!.. тяжелый!..

Троост махнул ей рукой, волоча за ногу обездвиженную сигрдриву. На пернатой морде застыло изумленное выражение – птица словно пыталась понять, как здесь оказалась и что такое с ней делают эти нелепые двуногие.

– Спасибо! – охнула девушка, включая вольер. – Вы… вы… мм… а-а…

– Я Маартен Троост, – пришел ей на помощь зверолов. – А вы?..

– Эльмира Ши. Боже, как же это неудобно, когда не видишь, с кем говоришь… Какая у вас милая девочка! Дочь?..

– Эльза?.. – посмотрел на девочку Троост. Та вздрогнула и спряталась за его спиной. – Это моя внучка, она… хм… стесняется. Странно. Эльза, помнишь, ты спрашивала про очки? Вот так они выглядели.

Эльмира улыбнулась и поправила свой визор, действительно очень похожий на старинные очки. Оправа, дужки, даже линзы на вид как стеклянные. Стиль ретро. Сейчас большинство предпочитает «жидкий монитор» или киберимпланты, но есть и такие, кому нравится дух старины.

Судя по одежде, Эльмира Ши – горячая поклонница ретро. Расклешенные джинсы, трикотажный пуловер, резиновые галоши, туча искусственных веснушек, на руке изящные золотые часы, белоснежные волосы завиты в пирамиду из локонов… вероятно, так выглядели девушки в далеком двадцатом веке.

Эльза робко смотрела на Эльмиру, не делая даже попытки заговорить или поздороваться. Троост нахмурился. Обычно для его внучки нехарактерна такая застенчивость…

Но тут его мысли прервал ужасный крик. Он донесся от вольера ермунганда. Троост вспомнил, что именно там сейчас Яо Жэнь – старший кипер сектора. И если на него напал ермунганд, обладатель класса опасности АС…

Одним рывком Троост посадил Эльзу на плечо и побежал к вольеру. Вслед за ним ринулись и киперы.

По счастью, ермунганд не напал на Яо Жэня. Всего лишь задел хвостом, и то случайно. Но и этого оказалось достаточно, чтобы сломать старшему киперу обе ноги. Сейчас он лежал, придавленный громадной тушей, и судорожно тыкал в плечо аптечкой. Этот миниатюрный медрепликатор синтезировал уже третью дозу обезболивающего, но Яо Жэнь все равно болезненно кривился.

И неудивительно. Вольер ермунганда – самый большой в хельском секторе и один из самых больших во всем зоопарке. Ермунганды, эти гигантские дракоиды, практически не стареют. Вместо этого они растут – растут постоянно и неограниченно долго. Чисто теоретически ермунганд способен вырасти… никто даже не знает, до каких размеров.

Но в реальности они со временем упираются в так называемый «барьер выживания». Достигнув чересчур больших размеров, ермунганд попросту начинает голодать. Ему требуется все больше пищи, все больше добычи – а ловить ее становится все труднее, поскольку слишком крупный зверь виден издалека и одним только звуком шагов распугивает весь потенциальный корм. У ермунганда нет ног, но от этого ему не легче.

И вот здесь, в Венерианском зоопарке, уже больше ста лет живет ермунганд по кличке Старый Каа. Здесь он не испытывает недостатка в кормежке и потому может расти сколько угодно. И он все растет. Его привезли на Венеру относительно мелким, всего тринадцати метров в длину, но за сотню лет он увеличился почти в десять раз и теперь занимает огромное пространство.

Этот гигант практически ручной и страшно доволен жизнью, которую тут ведет… но, когда силовые экраны вдруг отключились, он перепугался. Так мог бы почувствовать себя какой-нибудь домосед, что много лет не покидал уютного жилища… а оно вдруг испарилось, оставив его посреди чистого поля! Неудивительно, что ермунганд не реагировал на команды Яо Жэня – хотя обычно они со старшим кипером отлично ладили.

Хорошо еще, что ермунганды принадлежат к отряду ледовитых дракоидов. Их шкуры далеко не так горячи, как у большинства сородичей. В противном случае Яо Жэнь заработал бы не только переломы, но и обширные ожоги.

Пока освобождали Яо Жэня из-под многотонной туши, пока собирали его раздробленные в кашу ноги, пока загоняли ермунганда обратно в вольер, прошло добрых полчаса. Подлетел медицинский флаер, Яо Жэня облили антисептиком, упаковали в регенеративную ванну и велели не шевелиться.

Медики порядком запыхались – по количеству травм хельский сектор сегодня побил все рекорды. Шестнадцать укусов, десять переломов, шесть ожогов, три отравления, тяжелая черепно-мозговая и выклеванный глаз. Всполошенные инопланетные бестии не понимали, что происходит, где они оказались, кто все эти двуногие вокруг. Поведение многих животных стало агрессивным.

Но вроде бы все наконец-то загнаны в вольеры. Один за другим с докладом являлись киперы. Без инфов, без мгновенной связи – приходили ногами и докладывались лично. Надо сказать, выглядело это ужасно нелепо.

– В полярном секторе чисто.

– Большой пруд в порядке.

– Вольер фенриров в норме.

– Малые дракоиды переловлены.

– Ядовитый павильон под охраной.

– Малый пруд огражден.

– Ночной сектор очищен.

– Болотный сектор в порядке.

– Насекомовидные в вольерах.

– На острове амфибий порядок.

– Фафнира и годзилл загнали в клетки.

– Погибла одна саламандра, остальные рассажены по клеткам.

– Авиарий работает, птицы переловлены.

На этом месте Яо Жэнь заметил Трооста и приветливо ему кивнул. Двадцать лет назад он был кипером на «Нимроде» – то было его первое назначение после школы. С Троостом он пролетал пять лет, после чего сдал экзамен на старшего кипера. Работа на корабле-зверолове – это очень хорошая практика, она дает много полезных навыков. Без хотя бы двух-трех лет такого опыта трудно получить заведывание сектором.

– Ну, кто у нас еще остался? – устало спросил Яо Жэнь.

– Вроде бы все, – пожал плечами Пиро.

– Труднее всего было с мимикрантами, – пожаловалась девушка-кипер. – Разбежались по всему сектору, чертовы гаденыши. А там, как нарочно, полно детей…

– Да уж, к детям мимикрантов подпускать не стоит… Но их переловили?

– Да, всех поймали. Теперь осталось только…

И тут у всех резко расширились глаза. На каждом визоре появился субэкран «СВЯЗЬ ВОССТАНОВЛЕНА». И сразу на каждого обрушились вызовы, сообщения и всякое прочее, что было пропущено за эти полтора часа.

На Трооста тоже. В его допреальности мгновенно появилась Хендрика. Взволнованная, перепуганная.

– Папа, что у вас там случилось?! – воскликнула она. – Я целый час не могла вас дозваться! Порт-кабины не работают, в новостях говорят что-то о теракте…

– Просто мелкая техническая неисправность, – успокоил дочь Троост. – Уже все починили.

– Ну слава богу! А с Эльзой все в порядке?!

– Да, вот она, рядом стоит.

– А почему я по-прежнему не могу ее дозваться?! У нее инф сломался?!

– Эльза, у тебя что-то с инфом? – наклонился к девочке Троост. – Эльза?..

Эльза встретила дедушку счастливой улыбкой, но ни слова не сказала.

– Ладно, некогда! – нетерпеливо вмешалась Хендрика. – Папа, у меня из стола пропал один экспериментальный прибор! Спроси, Эльза не брала?!

– Прибор?.. А как он выглядит?..

– Похож на… ну, это такая черная штуковина, и из нее торчат провода… это пока что прототип, я его вручную собрала…

– Похоже, я его видел… – вспомнил Троост. – Он лежал в коробочке с надписью «Эльза»?

– Да, я ее положила в коробку из-под куклы! – обрадовалась Хендрика. – Это Эльза взяла?! Я так и думала! Папа, скажи ей, чтобы ни в коем случае не включала! Это рабочий прототип, он еще не закончен! Если его включить вне экранированного пространства, он может вызвать локальное гипернарушение, а это к чертям похерит квантовое туннелирование, и тогда инфосеть… ой… ой-ой… похоже, она его уже включила…

– Так это из-за этой штуки у нас тут все на головах ходят?! – дошло до Трооста.

– Мне очень стыдно… – прошептала дочь. – Я потребую епитимью…

Послышались приглушенные всхлипы – видимо, Хендрика совсем испереживалась.

Правда, то ее лицо, которое видел Троост, оставалось безучастным. Это ведь не прямое видеовключение – откуда ему взяться на открытом пространстве? Перед Хендрикой же не висит дрон с камерой. Просто лицевое моделирование – предельно точно повторяющее черты лица и даже шевелящее губами в такт речи, однако не всегда верно передающее эмоции.

– Эльза, ты слышала, о чем мы говорили с твоей мамой? – строго спросил Троост. – Где прибор?

Эльза молча улыбалась.

– Эльза, отдай немедленно прибор! – слегка повысил голос Троост.

Эльза молча улыбалась.

– Эльза?.. Эльза, ты меня слышишь?..

Приглядевшись к внучке, Троост взял ее за руку и попытался задрать рукав. Тот не задирался. Он словно прилип к коже.

– О черт… – в ужасе выдохнул зверолов. – Как же я не заметил, слепой дурак…

Уже не церемонясь, он сунул девочку под мышку, словно куль с мукой. Киперы с удивлением воззрились на это, кто-то открыл было рот…

– Кто ловил мимикрантов?! – первым рявкнул Троост.

– Я… и вот он… – пробормотала девушка-кипер. – А… а что?..

– Где их вольер?!

Уже через пару минут Троост и несколько киперов были у вольера мимикрантов. Из-за силового экрана на них глядели шесть совершенно одинаковых пятилетних девочек. Шесть Эльз. Пятеро стояли рядком и приветливо улыбались посетителям. Шестая сидела за кустом и настороженно щурилась, сжимая в кулачке острый камень.

– Простите, простите!.. – жалобно пищала девушка-кипер, пока Эльзу извлекали из вольера. – Мы увидели шесть одинаковых девочек, и мимикрантов у нас тоже шесть – ну мы и решили, что они все тут!..

– Мы торопились очень… – виновато буркнул ее напарник. – Суета же была какая…

Троост их не слушал. Он сам оправдывался перед Эльзой. Бедная девочка – целый час просидела в вольере, с животными!

– Деда, ты совсем дулак?! – возмущенно выкрикнула Эльза, глядя на мимикранта, которого Троост все еще держал под мышкой. – Она же на меня совсем не похожа!

– Вообще-то очень похожа, – возразил Троост. – Смотри – глаза, нос, уши… все как у тебя.

– Но она же дула!.. Дула!.. Она же лазговаливать совсем не умеет!

– Да нам в общем-то особо не о чем было разговаривать… Ты лучше скажи, зачем прибор включила, чудо.

– Но я же думала, что это мой подалок… Там же мое имя было…

– Хорошо, что ты уже умеешь читать. Плохо, что думать пока еще не умеешь.

Эльза обиженно надулась.

– А что же ты молчала, когда тебя сажали в клетку? – спросил Троост. – Сказала бы киперам… даже не важно что, просто бы заговорила!

– Я испугалась! – выкрикнула Эльза. – Я испугалась, понятно?! Они вдлуг все повылезали и в меня плевлатились… чего они все в меня плевлатились?! Я испугалась!

– Ну так на то они и мимикранты, – ответил Троост. – Для них это средство выживания.

– В меня плевлащаться?!

– Необязательно в тебя. Просто в детеныша какого-нибудь крупного животного. Чаще всего опасных хищников. Мимикранты так искусно владеют мимикрией, что даже родители не распознают подмены и заботятся о них, как о родных детях.

– Кстати, у посетителей они очень популярны! – поддакнула девушка-кипер.

Эльза насупленно посмотрела на мимикранта. Тот по-прежнему растерянно улыбался. Троост посадил его в вольер, к остальным, они сразу же перемешались, и уже нельзя было сказать, кого из них Троост последние полтора часа принимал за свою внучку.

Еще несколько раз Эльза оглядывалась на вольер и видела все тех же шестерых улыбающихся девочек, у каждой из которых было ее лицо.

– Пока, – наконец тихо произнесла она.

История пятая
ДИКАРИ

Маартен Троост в очередной раз посмотрел на часы. По-прежнему 22.12.66, 1:15 UT. И лагерь этнографической экспедиции по-прежнему не отвечает. Троост еще час назад известил их о прибытии «Нимрода» и спросил, нет ли возражений против его присутствия.

В общем-то он мог сесть и без разрешения – на Ла-Форше еще не установлено планетарное лесничество. Однако если на планете уже работает одна экспедиция, просто невежливо не согласовать с ними свои планы. Вдруг ненароком чему-то помешаешь?

К тому же Троост планировал приземлиться рядом с этнографами. Во-первых, архипелаг, на котором они работают, чрезвычайно интересен с зоологической точки зрения. Поразительное богатство жизнеформ. А во-вторых, Троост тоже надеялся хоть немного понаблюдать за туземцами. Это же так увлекательно.

Через некоторое время «Нимроду» наконец дали «добро», и корабль-зверолов пошел на посадку. Внизу замелькало только синее и зеленое – планета Ла-Форше отличается мягким ровным климатом, и на ней нет ни гор, ни пустынь, ни полярных льдов. Материков в привычном нам понимании тоже нет – суша будто нашинкована, нарезана в виде длиннющих извивающихся спагетти. Почти все острова имеют вытянутую форму – очень сильно вытянутую.

Было на Земле когда-то государство Чили – вот примерно такую форму имеют острова Ла-Форше.

Этнографы встретили звероловов приветливо. Было их шестнадцать человек – восемь ученых, экипаж корабля, а также дипломат и военный атташе. Эти двое присутствуют в составе любой экспедиции, работающей с разумными существами или могущей таковых обнаружить. Не то чтобы их услуги так часто требовались… но правила есть правила.

Ален Мимун, руководитель экспедиции и капитан корабля «Николай Миклухо-Маклай», очень обрадовался гостям с Земли. Этнографы высадились на Ла-Форше всего три недели назад, но уже успели собрать уйму интересных данных. Им хотелось с кем-нибудь поделиться, но межзвездная связь еще не изобретена, а возвращение домой только через пять месяцев.

– Знаете, тут ведь самое настоящее головотяпство, – воодушевленно говорил Мимун, размахивая длинными руками. – Ла-Форше открыли пятнадцать лет назад. Но вплоть до этого года никто даже не подозревал, что она населена! Представляете?

– Первооткрыватели не заметили туземцев? – посочувствовал Троост.

– Да. Проморгали. Конечно, их несколько извиняет то, что туземцев всего несколько тысяч, и все они сосредоточены вот на этом архипелаге. Видите точки? – включил допреальную карту Мимун. – Это локации их племен. Всего мы обнаружили на планете двадцать четыре племени – от совсем маленького, из двадцати особей, до весьма крупного, из четырех сотен.

– Да, немного.

– И все же первой экспедиции следовало обследовать планету тщательнее. Если бы мы знали, что здесь есть разум, приехали бы гораздо раньше.

– Ну нет худа без добра – если бы их открыли пятнадцать лет назад, вас вряд ли бы назначили руководителем.

– Да, это верно, – улыбнулся Мимун. – О, кстати, прошу прощения, что мы долго не отвечали на ваш вызов… сигнал долго проходил. Тут довольно необычное магнитное поле, постоянные помехи… Вблизи нормально, а вот дальняя связь то и дело сбоит.

– Надеюсь, проблем из-за этого не возникает? – нахмурился Троост, вспомнив совсем недавнее приключение в Венерианском зоопарке.

– Пока не возникало. Жаль, у нас в составе нет метеорологов – им было бы интересно… у вас на борту их нет?

– Нет, боюсь, у нас только зоологи.

– А у нас только этнографы, – осклабился Мимун. – Да еще один археолог. Но он пока ничего не нашел.

– А вы и раскопки начали? – удивился Троост.

– Да нет… просто немножко порылись в мусорных кучах. Глубже пока не залезали. Кстати, можем вам показать, если хотите. Вы ведь зверолов? Можем устроить вам охоту с племенем. Хотите? Мы тут неплохо наладили контакт.

– Буду очень рад, – охотно согласился Троост.

Несколько следующих дней Троост отлаживал стандартный звероловный конвейер. Дроны доставляли добычу, киперы ее принимали и обустраивали. Сначала ловили все подряд – благо Ла-Форше в Венерианском зоопарке совершенно не представлена, – потом стали брать выборочно. Бурный поток первых дней понемногу начал усыхать, дроны улетали все дальше, что-то новое находили все реже. И спустя некоторое время Троост решил, что пора воспользоваться приглашением и посетить туземцев.

Контакт этнографы установили только с одним племенем. Довольно большим, но живущим наособицу, на самом краю архипелага. Остальные было решено не трогать, чтобы не нарушать культурную чистоту развивающейся цивилизации.

К сожалению, технологически жители Ла-Форше оказались так же неразвиты, как и почти все известные инопланетяне. Просто еще один первобытный народ. Каменные орудия, наскальная живопись, охота и собирательство.

И все же это новый вид разумных существ – а каждый из них по-своему уникален.

Была своя уникальность и у этих. Например, это первые разумные рептилии. Земляне уже встречали разумных птиц, амфибий, моллюсков, насекомых, кишечнополостных, даже растения, но вот рептилий раньше не попадалось. И поскольку «лафоршеанцы» звучало неуклюже, а самоназвание у каждого племени было свое, туземцев окрестили попросту рептилоидами.

Несмотря на совершенно иную анатомию, выглядели они вполне гуманоидно. Чуть ниже людей, немного другая форма скелета, покрыты мелкой зеленой чешуей, на пальцах когти, зубы мелкие и острые, языки раздвоенные, хвостов нет. Хотя когда-то явно были – если приглядеться, можно заметить небольшие выпуклости в области копчика. Несколько рудиментарных позвонков.

Троост охотно бы изучил одну из особей поближе, но прикасаться к рептилоидам ему строго запретили. Даже с их согласия. Даже по их собственной просьбе. Пришлось ограничиться визуальным наблюдением.

Племя Шипящих Агам, с которым установили контакт этнографы, вело себя вполне дружелюбно. К появлению странных белых людей без чешуи, но с волосами они отнеслись удивительно флегматично. Почти ничего не спрашивали, любопытства не проявляли, вещей не выпрашивали и не крали.

Этнографы наладили с ними натуральный обмен, чтобы получить несколько туземных изделий, но рептилоиды обменивались вяло, без интереса. К тому же они проявили большую практичность, сразу же отказавшись брать бусы, кольца и другие безделушки. Хочешь каменный топор – давай в обмен стальной. Хочешь палку-копалку – давай заступ. На Земле подобные инструменты не используются уже очень давно, но корабельный репликатор синтезировал их без труда.

Каждый полученный предмет рептилоиды сначала показывали шаману – и лишь с его одобрения начинали пользоваться. Пока что шаман забраковал только зажигалку – табу, мол, огонь надо разводить трением. Но этнографы быстро поняли, что власть шамана в племени даже выше, чем у вождя. Вождь в общем-то исполнял чисто парадные функции – его толком никто не слушал, он не пользовался никаким особым уважением. Зато шаману буквально заглядывали в рот.

По счастью, против белых пришельцев он ничего не имел. Правда, и говорить с ними отказывался наотрез. Шаман вообще редко выходил из святилища – здоровенного мегалита, сложенного из гранитных глыб. Такие святилища есть в каждом племени – все разной формы, одни каменные, другие деревянные. Судя по размерам, строили их усилиями целых поколений.

Хижины самих рептилоидов были далеко не столь впечатляющи, состояли из травы и веток. В каждой обитало ровно четыре особи – ни больше ни меньше. Либо только самцы, либо только самки. Также в стойбище был большой общинный дом, в котором племя совместно трапезничало и время от времени устраивало обрядовые игрища.

Несмотря на практичный склад ума, у рептилоидов было множество странных обычаев и нелепых табу. Этнографы просто захлебывались от восторга, изучая такой богатый материал.

Например, у каждого члена племени было два имени. Настоящее хранилось в глубокой тайне, и называть его кому бы то ни было – табу. Все знали друг друга под прозвищами, которые давал шаман, причем старался выдумать поуничижительнее. Пыльная Лепешка, Хромой Таракан, Желтая Слякоть…

В прогулке по стойбищу Трооста постоянно сопровождал кто-то из этнографов. Кажется, они немного опасались оставлять неспециалиста наедине с туземцами. Хотя этнографы и сами еще знали о рептилоидах не очень много. Те ничего особо не скрывали, но и общаться тоже не рвались.

По крайней мере, с пониманием проблем не было. Язык рептилоидов оказался на редкость простым и логичным, так что создать переводчик удалось в рекордные сроки. Грамматика совсем как во всеземном – набор простых правил без каких-либо исключений. Все существительные оканчиваются на «-о», глаголы – на «-и», прилагательные – на «-с». Ударение всегда на предпоследнем слоге. Овладев словарем, программа почти сразу стала выдавать очень правильные, чистые субтитры. Никакой каши с падежами, как на Иннаа.

Трооста больше всего интересовала охота. Но он наблюдал и за повседневной жизнью племени. За их брачными обычаями, питанием, размножением…

Питались рептилоиды примерно тем же, что и люди. Только упор делали на мясо и рыбу – фрукты и ягоды употребляли в очень небольших количествах, а овощи и злаки не ели совсем. Неудивительно, с их-то зубами-иголками. Мясо жарили на кострах или запекали в золе, фрукты и ягоды ели сырыми. Пили воду из протекающей возле стойбища речушки, иногда добавляя в нее сладкий сок одного дерева. Морскую воду тоже пили, причем она явно нравилась им больше пресной.

Брака как понятия у них не было, постоянных пар рептилоиды не образовывали. Однако романтические отношения место имели – и в немалых количествах. Стоило немного побродить по задам хижин, чтобы наткнуться на уединившуюся парочку, облизывающую друг другу глаза. Судя по всему, этот процесс возбуждал их так же, как людей – поцелуи.

Но что показалось Троосту очень странным – полное отсутствие детей. Среди рептилоидов были очень молодые, почти подростки, были и глубокие старцы… но ни одного ребенка. Вероятно, их держали где-то в другом месте.

Добиться ответа от самих туземцев не получалось. Троост спрашивал дважды – у молодого парня и женщины средних лет. Парень пожал плечами и сказал, что у него детей нет. Женщина созналась, что у нее двое детей, но на вопрос, где же они, коротко ответила: «Не здесь». Поскольку при этом на Трооста смотрели, как на полного идиота, от дальнейших расспросов он воздержался.

В первый же день Троосту повезло стать свидетелем самого настоящего пророчества. Все племя собралось в центре стойбища, возле святилища, и расселось вкруг костров. Вождь что-то невнятно забубнил, но его никто даже не слушал – все смотрели на шамана. Тот приложил одну руку к сердцу, а вторую устремил в небеса и произнес:

– Мне было открыто, что племя должно выстроить дольмен.

– Еще дольмен?! – заорал кто-то из племени.

Остальные рептилоиды тоже гневно зашипели, недовольные такой волей богов. Но шаман оскалился, высунул раздвоенный язык – и все стихло.

– Да, еще дольмен, – повторил шаман. – Должен он состоять из пяти каменных плит, из которых четыре будут вкопаны в землю, а пятая на них лежать. Должен он быть выстроен в течение двадцати дней. Если дольмен будет выстроен в срок, урожаи ягод станут лучше, а в реке появится больше рыбы. Если же племя не успеет в срок, ягоды исчезнут, рыба исчезнет – племя будет голодать.

Рептилоиды сердито забормотали, явно не горя желанием ворочать здоровые каменюки. А Троосту невольно вспомнились земные пирамиды, Стоунхендж, истуканы Пасхи… интересно, насколько охотно строили их? Не грозили ли и там жрецы и друиды чем-то подобным?

Потом шаман опять скрылся в святилище. Троосту очень хотелось войти и посмотреть, что там внутри, но перед дверью стоял стражник с копьем. Он лениво жевал кусок древесной смолы, взгляд у него был пустой и отрешенный, но Трооста он пропускать не собирался.

– Туда входить нельзя, – пробурчал стражник, опуская копье.

– Почему? – вежливо спросил Троост. – Что там?

– Святилище.

– И кому вы там поклоняетесь? Если это не секрет, конечно.

– Мы никому не поклоняемся. Мы приносим жертвы.

– Ясно… А взглянуть можно?

– Нельзя.

– Почему?

– Потому что нельзя.

Сопровождающий этнограф взял Трооста за плечо и отвел в сторону. Укоризненно глядя на зверолова, он прошептал:

– Это одно из их табу. Пожалуйста, не раздражайте их.

– Простите, – извинился Троост. – Просто я бы хотел посмотреть на их богослужение…

– Мы бы тоже хотели, поверьте, – кивнул этнограф. – Мы ведь почти ничего не знаем об их религии. И говоря «почти», я еще мягко выразился. На самом деле мы вообще ничего о ней не знаем. Они не пускают нас в свои святилища и наотрез отказываются говорить на эту тему. Все религиозные вопросы – табу.

На следующее утро Троост опять пришел в стойбище. Там уже было два этнографа – сегодня они здесь ночевали. Не в самом стойбище, конечно, а в километре от внешнего кольца хижин.

Молодые парень и девушка поприветствовали зверолова и извинились, что не смогут его сопровождать. Они были полностью поглощены наблюдением за шлифовальными работами.

Целых восемь рептилоидов сидели рядком и делали отщепы. Брали куски кремня, скалывали с них кусочки, чтобы сделать их плоскими, даже чуть вогнутыми, а затем аккуратно обтесывали с боков. В итоге получались удобные заготовки, которые рубили на длинные тонкие пластины.

Но на этом работа лишь начиналась. Пластины – это тоже еще только заготовки. Если заострить кончик слегка – получится наконечник стрелы, сильно – сверло. Если затупить – будет скребок. Отколоть уголок – резец. Остается приладить деревянную рукоять, и орудие готово.

Ровные пластины получались не у всех. Многие туземцы работали так неумело, словно впервые в жизни взяли в руки камни. Но попадались и настоящие мастера.

Особенно хорошо получалось у старого скрюченного рептилоида – этот шлифовал отщепы быстрее токарного станка. Рубкой пластин старик брезговал – просто кое-как разламывал кремень, а затем уже скалывал мельчайшие чешуйки, добиваясь удивительно тонких форм. Одних только наконечников стрел у него была дюжина видов – и длинные, и короткие, и листовидные, и треугольные, и ромбиком… Он делал великолепные каменные ножи – прямые, изогнутые, с отверстием для веревки…

Однако этнографы смотрели на мастера с явным недоумением. Не на его работу, а на его самого. Они некоторое время тихо совещались, а потом девушка спросила:

– Простите наше любопытство, уважаемый. Не откроете ли нам свое имя?

– Кривой Коготь, – коротко ответил старик.

– Очень приятно познакомиться, я Мадлен Данцер, – представилась девушка. – Еще раз простите, если покажусь вам бестактной, но как так получилось, что мы с вами незнакомы? Я уже восемь оборотов солнца наблюдаю за работой ваших шлифовальщиков, но вас здесь вижу впервые… Вы болели?.. Или путешествовали?..

– Нет. Просто я пришел только вчера.

– Пришел?.. Откуда?..

– Как это откуда? – недовольно потелепал языком рептилоид. – Вы что, издеваетесь?

– Мы приносим извинения за наше нескромное поведение, – испуганно отступила девушка-этнограф.

– Вы, белые люди, иногда такие глупые… – хмыкнула шлифовальщица, сидящая слева от Кривого Когтя. – А, сырршо, опять сломалось!..

– Надо колоть легче, – наставительно сказал старый мастер. – Чуть касаться резцом. Давай покажу.

Этнографы остались наблюдать, а Троост отправился гулять по деревне. Его интересовало буквально все.

В одном месте рептилоиды выделывали скребками кожу, сооружая нечто вроде спальных мешков. Сначала звериную шкуру растягивали на земле и закрепляли колышками, а затем тщательно вычищали остатки мяса и жира – мездру. После этого шкуру сушили и выминали костяными лопатками.

Из шкур же они делали сумки, мешки и кожаные котлы для варки мяса. Одежду туземцы почти не носили – холоднокровным она особо не нужна. Только у некоторых можно было заметить странные воротники-стойки, да кое-кто ходил в обуви. И украшения – самодельные браслеты, ожерелья из звериных клыков, приклеенные к чешуе и когтям капельки разноцветной смолы…

В другом месте ловили рыбу. Речка возле стойбища была очень узкой, но глубокой, с холодной водой и множеством живности. На берегу постоянно сидели хотя бы пять-шесть рептилоидов, а чаще больше. Одни ловили на удочку с костяным крючком, другие работали изящными острогами с кремневыми наконечниками. Две женщины даже забрасывали сеть – очень неплохую сеть с поплавками из древесной коры и каменными грузилами. Сплели ее из туго скрученных растительных волокон.

Но больше всего Троосту понравилась наскальная живопись. В стойбище было несколько менгиров, дольмен и, конечно, святилище. Рептилоиды постоянно что-то на них рисовали.

Красок использовалось всего три – черная (древесный уголь), желтая (охра) и красная (обожженная охра). Этим туземцы вполне обходились. Картины у них получались очень примитивные, похожие на рисунки детей, но было в них свое очарование.