Текст книги "Прерванный бой"

Автор книги: Александр Золотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Дружинники встретили сотника вопросами, но он отослал их к воеводе.

– Сам ничего не знаю. Говорят, пойдем в какой-то поход, а к походу надо готовиться серьезно. Афанасий многозначительно поднял палец. Шутка, может, и не удалась, но вопросы задавать перестали.

– Сотник, к воеводе, – во все горло орал дежурный воин.

Данила Савич поднялся со своего места, чтобы на пороге приветствовать сотника.

– Давай забудем наши недомолвки. Может, придется умирать в одном строю. – Он подал руку для рукопожатия. – Повоюем сынок!

– Повоюем отец! – они обнялись, возможно, это была клятва верности и воинской дружбы.

Они опрашивали дружинников, придирались к оружию. Впервые в русской дружине появились запасные лошади.

Не остались без внимания фураж и продовольствие.

Перед походом выдали жалование.

Все настойчивее звучал вопрос: «Куда и зачем идем?»

Хитрый воевода усмехался в бороду, и отвечал: «Сам князь смотреть вас будет». Дружинники верили и не верили, но к обязанностям стали относиться прилежнее. Не каждый раз подготовкой занимается сам воевода.

На исходе третьего дня, воевода устроил смотр. Кого-то хвалил, кому-то устроил разнос, но всех отпустил по домам.

– Завтра на рассвете выступаем! Не опаздывайте, как бы ваши милашки вас не держали.

* * *

Слухи будоражили горожан. Судили-рядили, но никто не догадывался об истинной цели похода, столь малочисленной дружины.

Данила Савич пораньше лег в постель, чтобы еще и еще мысленно проверить готовность к такому важному делу.

Он представлял встречу с всесильным ханом, но не знал, как себя вести. Переговорил с Юсуфом и Тули, но как входят к хану его приближенные, они не знали. Сообщили только, что нукеры должны при входе в шатер падать ниц, опустив голову, ждать повеления говорить. Этот вариант Данилу Савича не устраивал. Не станет подползать к поганому. Он посол русского князя, но, поразмыслив, пришел к выводу, что поклониться в пояс ему все же придется.

Жена не заставила себя долго ждать. Она колобком подкатилась ему под бочок и ласково заворковала.

– Куда, Данилушка, путь держишь?

– Это тебе знать, не велено! – он в шутку щелкнул ее по носу, и потянулся к ней.

– Этого тебе получать тоже не велено.

– Перестань! Я не могу тебе этого сказать, это большая тайна. Тебе скажи, завтра весь город будет знать. Знаем мы вас женщин.

Лучше бы он этого не говорил.

– Оказывается, я болтушка. За всю нашу совместную жизнь я не вынесла из дома ни одного словечка. В ее голосе угадывались слезы. Она отвернулась к стене, и никакие уговоры не смогли ее убедить вернуться в прежнее состояние.

Данила пытался уснуть, но нервы прогоняли сон. За окном ночь. Люди спят, дети улыбаются во сне, им снятся добрые сказочные сны. Никто и не подозревает, какая опасность нависла над их невинными душами. Он прислушался к ровному дыханию жены. «Зря обидел жену. Она у меня добрая и умная. Имеет право знать все».

Последняя мысль успокоила и убаюкала его.

Огненные стрелы летят и летят. Сейчас вспыхнет пожар, а он не может шевельнуть даже пальцем. Какие-то путы удерживают его на месте. Крики о помощи заглушает страшный грохот. Данила, наконец, освободился от пут сна, вскочил, его руки искали меч. Ефросинья повисла не его плечах.

– Даня, это только сон и гроза!

Он обнял жену, пытаясь своим телом защитить ее от неведомого врага. Наконец страшный сон отступил. В висках стучало, холодный пот струился по всему телу Данилы. Ефросинья, обняв мужа, целовала лысеющую голову и приговаривала:

– Успокойся, Господь с тобой. Успокойся, я тоже с тобой.

Теплота ее тела настойчиво манила, заставляла забыть о кошмаре. Нервное напряжение требовало разрядки. Он легонько толкнул ее на подушки, она потянула его к себе…. Возможно, это была самая лучшая ночь в их жизни.

Ночь в окне поблекла. Рассвет наступает. Что принесет грядущий день? Даниле хотелось бесконечно долго нежиться с женой на постели, забыть о тревогах и опасностях, обнимать жену и говорить ей сладкие слова, но он должен идти в неизвестность, возможно, на смерть. Данила не хотел ее будить, пытаясь тихонько встать с постели. Она интуитивно чувствовала, что грядет что-то тревожное и даже грозное, на секунду замерла, затем придержала его.

– Полежи еще чуть-чуть. Я запомню тебя….

Собрались быстро. Он привлек ее к себе и тихо шепнул на ухо:

– Иду к монголу с посольством. Надо остановить ворога, чтобы не добрался до нас.

От страшной вести Ефросинья окаменела. Все вылетело из ее головы. Только одна мысль просилась к исполнению.

Она потащила его к Образу Пресвятой Богородицы.

– Становись на колени и повторяй за мной слова молитвы.

– «Отче Наш, еже си на небеси….» – безропотно повторял воевода. Осенив себя крестным знамением, он почувствовал, что с ним что-то происходит. Нет, он больше не боится поганого хана, он Данила Савич – посол русский, с ним вера его народа, и сам Бог.

Пелагея спала, но через сон слышала, как вошел отец. Перекрестив дочь, поцеловал ее, вышел.

Ефросинья проводила его до ворот, крестила вдогонку, свято веря, что Бог сохранит его.

Пелагея нашла мать, стоящей на коленях у иконы, вспомнив, что отец поцеловал ее на прощание, поняла, что произошло, что-то важное. Она опустилась на колени рядом с матерью…..

* * *

Солнце катилось к закату. Его лучи нежно ласкали лица людей, но они не замечали вечернего тепла, спешили по своим делам.

Спешил и Звяга на свиданье с Таисией. Он чувствовал себя немного виноватым за несостоявшееся свидание, когда его срочно вызвал князь. На назначенном месте девушки не оказалось. Отпустив коня на зеленую траву, Звяга любовался закатом. Высокие, почти неподвижные облака купались в лучах заходящего солнца.

Солнечный диск медленно опускался в объятия, скопившихся на горизонте туч. Последний его отблеск скользнул по вершинам деревьев и погас. Заря еще некоторое время пылала багрянцем, занимая полнеба. Необычный закат вселил в душу Звяги неосознанную тревогу и плохое предчувствие.

Таисия опаздывала. На нее это совсем непохоже.

«Возможно, обиделась, или что-то случилось», – невесело размышлял юноша. Он услышал ее быстрые шаги. Она почти бежала. Вместо приветствия, бросилась к нему на грудь и навзрыд заплакала. Он как мог, успокаивал ее, но слезы лились ручьем. Сквозь рыдания она пыталась рассказать ему о своем горе, но у нее это плохо получалось. Наконец он понял, что отец хочет выдать ее замуж за сына торговца пушниной. Уже назначены смотрины.

Звяга понял, что может потерять ее. Его мозг искал путь к спасению их любви, но завтрашний поход сводил его возможности к нулю.

– Как только вернусь из похода, заберу тебя к себе. У меня есть деньги и дом, недостает только тебя.

– Давай сейчас я останусь у тебя! – с надеждой выдохнула Таисия.

Звяга молчал. Она поняла его молчание как отказ и попыталась убежать, но он удержал ее в своих объятиях.

– Выслушай меня!

Она продолжала вырываться.

– Ты не любишь меня! Я тебе не нужна!

– Завтра я ухожу в поход, из которого мало кто вернется.

Если я погибну, то сломаю тебе жизнь.

От такого неожиданного поворота ситуации, Таисия перестала плакать, и на секунду замерла. Ее гибкое тело изогнулось, она рванулась к нему, срывая одежды. Их охватило безумие, они спешили, но не успели.

Молния расколола небо почти на равные части. В ее ослепительном свете, их обнаженные тела казались изваяниями, высеченными из сияющего серебра. Оглушительный грохот грома бросил влюбленных на еще сухую, пахнущую мятой траву. Первые капли дождя остудили их пылающие тела. Под раскидистой елью она требовала продолжения, но Звяга успел прийти в себя.

– Я не могу себе позволить сломать тебе жизнь.

– Зачем мне такая жизнь без тебя!? Я наложу на себя руки.

– Ты должна жить, ради детей, которые родятся, и будут любить тебя. Ты не можешь лишить их возможности радоваться солнцу.

Я все же надеюсь, что вернусь, ты станешь моей женой. Ты только продержись. Обещай мне, что будешь жить.

В ее душе вспыхнула надежда, она всем телом прижалась к нему.

– Я буду жить надеждой на встречу с тобой.

Гроза ушла к горизонту, приближался рассвет. Они сидели, обнявшись, и мысленно просили ночь, задержатся, но рассвет все увереннее раздвигал тьму ночи.

Звяга с трудом разжал ее руки, не хотевшие его отпускать, но она опять цеплялась за его одежду, будто предчувствуя непоправимое.

Таисия шла домой, не скрывая слез и своего горя. Все ее существо кричало: «Зачем пришла эта гроза! Зачем она унесла мое счастье».

Звяга направил своего коня навстречу подвигу и опасности.

* * *

Афанасий задерживался. Устинья сидела на сене, покусывая травинку. Тревога о завтрашнем дне все больше места занимала в ее душе. О том, куда и зачем едет Афанасий, спрашивать боялась. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она стала придумывать сладкую месть для любимого, но ее опять тянуло в болото тревоги. «Слава Богу! Он идет!» – она узнала его по торопливым шагам. Чтобы не выдать свою тревогу, едва он поднялся на сеновал, она кошкой бросилась на него. Усеявшись верхом, она начала допрос с пристрастием.

– Где был? Почему опоздал? – Устинья пыталась изобразить страшное лицо, но вместо этого рассмеялась.

– Пощадите, меня! Я не виноват. Дела надо было закончить, – принял условия игры Афанасий.

– Нет тебе пощады! Твои дела дороже меня, да!?

– Прости меня! Я тебе еще пригожусь!

– Нет тебе прощения! Тебя ждет…., – она не успела договорить…,

Прилив тревожных мыслей заставил юношу прекратить игру. Он нежно смотрел в ее глаза, ему хотелось говорить ей нежные слова, но получилось вымолвить всего лишь несколько слов:

– Жди меня и молись. Я обязательно вернусь.

Им не было дела до грозы и несмолкаемого грома. Устинья еще теснее прижималась к нему, будто ища защиты. Много слухов ходит в народе. Причиной страха была не гроза, а рассвет. Ночь отступала, рассвет все увереннее съедал тьму, утренняя заря все увереннее гасила звезды. Боязнь неизвестности все сильнее сжимала ее сердце. Устинья, в последнее время, замечала, что Афанасий стал задумчив, иногда даже отвечал невпопад.

Ее тревожное состояние почувствовал Афанасий. Он зашевелился, открыл глаза, взглянул на ее лицо, которое уже можно было рассмотреть в утреннем полумраке.

– Что случилось? На тебе лица нет!

– Куда ты уезжаешь? Когда вернешься? – пересилив страх, вместо ответа спросила она.

– Куда еду? Тебе знать не надо. Может так случиться, что вернуться, выпадет не многим, а возможно никому….

Он пожалел, что допустил минутную слабость и испугал ее. Широко раскрытыми глазами Устинья смотрела на Афанасия, глаза в ужасе остановились. Из ее уст вырвалось самое сокровенное:

– А как же Настенька? О которой мы с тобой мечтали? – он, впервые, пожалела о несостоявшейся близости.

Он вскочил на ноги, схватил ее за плечи.

– У нас будет дочь!

– Настенька! Мы ее назовем Настенькой!

– Я же тебе сказал, что вернусь! У нас будет много детей. Я вернусь!

Их губы и сердца соприкоснулись. В их душах появилось новое чувство любви к еще не существующему человечку. Уже почти рассвело, но страх перед неизвестностью удерживал их вместе.

К месту сбора Афанасий и Устинья шли обнявшись…

Она неотрывно смотрела на его лицо, ее губы шептали молитвы о спасении раба божьего Афанасия.

* * *

Провожать в поход отряд дружинников вышел весь город.

Из ворот приказа воеводы потянулась колонна всадников. Дружинники, блистая доспехами, смотрели по сторонам, отыскивая, дорогие и любимые лица. Кто-то из провожающих плакал, кто-то махал рукой, желая скорейшего возвращения.

Но основная масса людей пыталась отыскать ответы на вопросы: «Куда идут? Зачем идут?» Впереди первой сотни ехали Данила Савич и его помощники Афанасий и Звяга.

Толпа, так и не получившая ответа, гадала.

– Мунголов* (Пояснения в конце книги) бить будут.

– Каких мунголов? Их-то всего две сотни.

– Наверное, татей по лесам гонять будут.

– Все равно их мало! Кто знает, сколько тех по лесам прячется?

– Князь и священник тоже выехали за ворота.

– А ты видел?

– Да, видел, он выехал со священником и полусотней охранников.

– Может молиться?

Только один человек догадался о цели похода.

Юсуф и Тули говорили на монгольском языке, поэтому никто не понял их разговора.

– Это посольство, – Юсуф кивнул на отряд.

– Почему ты сделал такой вывод?

– Не просто же так воевода спрашивал у нас, как входить к хану. Я видел, такие отряды приходили на поклон к Бату-хану.

– Что с ними было? Их отпускали?

– Тех, что я видел, убивали, подарки делили. – При этих словах Юсуф поскучнел.

– Ты боишься, что если посольство погибнет, то и нас убьют?

– Надо бежать!

– Куда? Там тоже смерть, нам поломают хребты, если не изловят раньше русичи. – Тули безнадежно махнул рукой.

– Придется просить защиты у Спиридона. Возможно, он поможет спрятаться.

Князь Юрий тоже стоял в толпе. Он не понимал действий племянника, поэтому он просто решил выжидать, хотя для активных действий было самое время.

Юрий Владимирович шагал домой, когда к нему пришла мысль, которая утвердила его в том, что следует выжидать: «Возможно, Василко, покидая город, дает возможность заговорщикам, если такие есть, проявить себя, а затем их уничтожить».

Тем временем, дружина миновала городские ворота.

Еще слышались крики провожающих, но уже было не разобрать, кому они предназначались. Через несколько верст, дружину встретил сам князь. Воины выстроились, ожидая, что последует дальше. Князь поднял десницу, все смолкли.

– Воины мои! Я возлагаю на вас очень тяжелую ношу. Во главе с воеводой, и сотниками Афанасием и Звягой вы пойдете с посольством к монголам.

Василко Олегович сделал паузу, чтобы видеть и слышать реакцию воинства.

Строй качнулся, загудел, но когда князь вновь поднял руку, смолк.

– Да! Это очень большой риск, но еще больший риск ничего не делать. Все равно придет войско монгольское на наши земли. Мы не готовы отразить нападение значительно превосходящих сил противника.

Жестокая и жадная лавина нукеров ворвется в наши поселения, будут насиловать, и убивать наших жен и детей, предадут огню наши дома. Наше спасение в том, чтобы добровольно подчиниться власти орды. Мы станем платить дань, возможно большую, но спасем от страданий и смерти людей. – Князь опять на несколько мгновений замолчал:

– Я понимаю, что это опасно и непривычно находиться в стане врага, потому я вам приказываю проявить выдержку, во имя спасения своих близких и самих себя. Вы обязаны беспрекословно подчиняться воеводе и сотникам, в этом наше спасение. Я верю в вашу храбрость и благоразумие. С Богом!

Первым сошел с коня Данила Савич, подошел к отцу Тихону и, преклонив колено, поцеловал крест. Затем, поклонившись князю, занял свое место в строю. Вся дружина последовала его примеру, подтверждая готовность победить или умереть.

Священник осенил крестным знамением строй.

– Я буду денно и нощно молиться за вас, за спасение жизней и душ ваших. Бог милостив! Он укажет путь к спасению! Молитесь Богу и он не оставит вас и чад ваших! С Богом!

Князь сделал знак Савичу, послышались команды, сотни заняли свои позиции. Посольство тронулось в путь.

* * *

Через несколько дней, к князю на прием попросился заместитель Фомы. Вошел маленький худой человек, с умными серыми глазами. По его движениям и манере себя вести, можно с уверенностью заключить, что это натура решительная, жесткая.

– Доброго здравия тебе, князь! – густым басом приветствовал Василко заместитель начальника тайного приказа.

– Тебе тоже здравствовать, – приветливо ответил князь, а сам подумал: «Как такой голос в нем вмещается?»

– Вызывал меня, государь?

– Как зовут тебя?

– Гаврилой, с детства отец с матерью величали.

– Фома передавал задание, относительно купцов с солью?

– Да. Мы встретили их за пределами земель наших и сопроводили сюда.

– Почему встречали за пределами наших земель? Не хватает нам тяжбы с соседями?

– Встретить их там было просто необходимо, так как татей* в тамошних лесах огромное количество. Встречали их ополченцы, в мирской одежде.

– Но это рискованно.

– На войне всегда есть потери, – Гаврила развел руками.

– Сколько соли привезли?

– Ничего не привезли! Они ее спрятали в чащобе леса, забросав ветвями. Купцы здесь. Их можно позвать.

– Может быть, набивают цену?

– Не похоже. Могут потерять все!

– Стража! Пропустите купцов.

Вошло два человека, виновато мяли картузы. Под грозным взглядом князя, они кланялись и бормотали что-то в приветствии.

– Где соль? – вместо приветствия спросил Василко.

Пожилой купец с седой подстриженной бородой, все же осмелился ответить:

– Не гневайся, князь. Нас преследовали тати. Чтобы спасти соль, мы спрятали ее. Хорошо, что пошел дождь и смыл все следы колес наших телег. Иначе не сносить бы нам головы.

– Найти свой обоз сможете?

– Найдем! Мы для верности оставили метки.

– Мы дадим вам сопровождение и поможем привести товар.

– Надо что-то придумать, чтобы уменьшить риск, – предложил Гаврила.

– Найдите мне Еремея и позовите ко мне.

– Он же в лесу, – напомнил окольничий князю.

– Нет, он вчера вернулся, занимается строительством храма.

Пока поджидали боярина, купцов угостили едой и медом.

Еремей, выслушав князя, задумался и через минуту предложил:

– Когда выпаривают соль, рапу* (Пояснения в конце книги) возят в бочках. Надо соль сделать рапой! Привезти ее сюда, а здесь выпарить.

– Ну, голова у тебя Еремей! – восхищались и качали головой князь и купцы.

– Где взять бочки? – полюбопытствовал один из купцов.

– У Спиридона. Он возит воду гончарам. Потрясите бондарей. Любой ценой доставить соль. Желательно тихо, мирно, но если понадобиться, вырубить лес вместе с татями. И еще, в городе, с приходом беженцев, появились убийства. Горшечника Тули избили, грозились убить с целью завладения строящимся домом.

– Он же монгол! – бас Гаврилы пророкотал громом.

– Сегодня убьют монгола с татарином, завтра возьмутся за русичей, – поморщился Василко, – говори тише.

– Прости, князь!

– Наказать самым строгим образом.

– Разберемся.

– Для сопровождения купцов поставь лихого и решительного сотника.

– Будет исполнено, – громыхнул бас Гаврилы.

Когда князь и Еремей остались одни, разговор пошел о строительстве лесной базы.

– Как продвигаются наши дела?

– Срубили около сотни изб, которые сразу заселяют работающие беженцы и желающие горожане.

– Не случиться ли так, что в случае набега монгол, там негде будет спрятать людей?

– Строителям тоже надо где-то жить. На случай беды, потеснятся.

– Сотня изб – это мало.

– Времени прошло тоже мало.

– Набирай людей, надо ускорить работу, сними мужиков со строительства церкви.

– Меня отец Тихон загрызет, истинный бог загрызет.

– Дело в том, что если наше посольство, даст Бог, будет успешным, то приехавшим проверять нас монголам покажем, что строим храм, а не крепость. Если это будет не очень убедительно, покажем старый частокол, который скоро развалиться, лишив защиты город. Бог нам поможет.

* * *

Выполняя поручение князя, Гаврила дал задание своим помощникам, расспросить Тули о его избиении.

Обрадованный тем, что его не дают в обиду, Тули рассказал, что один из напавших на него крикнул: «Карась, хватит, убьешь, пусть сначала дом построят».

В большой комнате, перед Гаврилой на полу лежит человек, лет двадцати пяти, с рыжими, местами красноватыми волосами. Он шмыгает разбитым носом. «Рыбьи глаза» взирали на своего властителина со страхом и готовностью рассказать все.

«Правда, похож на карася». – Подумал Гаврила и тихим вкрадчивым баритоном спросил:

– Расскажи, мил человек, зачем избивали монгола? Только без вранья! Повешу!

Испуганные глаза заметались, ища защиты, но бревна, уложенные в стены, подсказали ему, что сбежать не удастся.

– Я все скажу.

– Слушаю.

– Мы избили его за то, что он монгол, сколько они наших людей положили.

– Зачем дом разрушали?

– За то же! – Карась держался все увереннее, размышляя: «За такое в яму не посадят и не убьют, поколотят и отпустят».

– Я знаю, что после того как монголы построят дом, вы их хотели убить, чтобы завладеть строением.

– Зачем нам их убивать? У нас есть землянка.

– Вы эту землянку рыли сами?

– Там жил мужичок, но умер, землянка досталась нам.

Гаврила внимательно смотрел в лицо Карася. Тот заметно нервничал, глаза стали матово-белыми, от чего он стал еще более походить на рыбу.

– Умер или вы его убили?

– Умер, умер. – Взгляд рыбьих глаз метнулся в сторону.

Гаврила понимал, что Карась врет, но доказать обратное не мог. Тогда он решил прибегнуть к хитрости.

– Люди видели, как вы, что-то закапывали. Сейчас пойдем, откопаем, если там тот мужичок, то я тебя повешу.

– Мы его закопали, но не убивали.

– Опять ты говоришь не правду. Гаврила поставил последний капкан.

– Отчего же у могилы была кровь на траве?

Карась скис. Его голова опустилась на грудь

– Я не хотел, меня Ведун заставил.

– Рассказывай все за ваши похождения с Ведуном.

Довольный Гаврила откинулся на стену, у которой стояла лавка, капкан сработал.

Карась торопливо говорил, будто поскорее хотел избавиться от скверны.

– Приведите второго.

– А этого куда? – спросил помощник.

– Пусть полежит здесь.

Ведун уверенной походкой вошел в комнату. Его умные глаза не выражали никакого беспокойства.

– Ведун, – задумчиво произнес Гаврила, – ведаешь все или с нечистой силой знаешься?

Ведун не удостоил соперника ответом.

– Не хочешь говорить, на дыбе доскажешь.

– Я ни в чем не виноват. За что меня на дыбу?

– Расскажи, откуда пришел? Ведун мельком взглянул на Карася, который в ужасе отползал к стене.

– Карась, наверное, наврал с три короба. Сам, небось, натворил, а на меня сваливает. Шесть дней я защищал Рязань, до тех пор, пока не увидел голову воеводы на копье у монгола.

– Как звали рязанского воеводу? – попытался поймать Ведуна Гаврила.

– Вадим Кафу. Его гибель во многом предопределила падение Рязани.

– Ты молодец! Умно подготовился! Знаешь, как пала Рязань, но ты убежал оттуда значительно раньше, чем началась осада.

– Это сбежал Карась, я был на стенах.

– Назови ратников, которые сражались рядом с тобой? – задал безнадежный вопрос Гаврила, так как имена эти проверить нельзя.

Ведун не был готов к такому вопросу. Он сделал вид, что вспоминает, но все имена как-то вылетали из головы. Ответ на такой вопрос он явно не заготовил. Он называл имена, но не было в нем прежней уверенности. Он еще называл имена, когда последовал еще более коварный вопрос.

– Ты говоришь, что Карась убежал раньше на шесть дней, до штурма, но тогда как вы оказались опять вместе?

Ведун взглянул на Карася, он понял, что уйти от ответа ему не удастся.

– Надо было прибить его, пожалел дурак! – жестко ругнул себя Ведун.

– На все вопросы ответов заготовить нельзя.

– Расскажи мне, как вы убивали беженцев за еду и одежду.

– Ничего рассказывать не стану! Все равно повесите.

– Ты сам себе выбрал смерть в петле. Повесить!

– А c этим что делать? – помощник указал рукой на Карася.

– В яму его! – Гаврила устало выпрямился.

Ведуна увели, но через некоторое время во дворе послышались шум и крики: «Держи вора! Держи!»

Гаврила вышел на свежий воздух. Виселица была пуста. Подбежавший помощник выпалил: «Сбежал вор!» Неизвестно, чего в его голосе было больше – восхищения или вины.

– Как ему удалось?

– Видимо, подрезал веревку, не досмотрели нож.

– К умному вору, нужна умная стража. – Гаврила больше укорял себя, чем помощников.

Вор в надежде подрезать петлю, подсказал ему вид казни, а он и повелся. Он заслужил, чтобы его посадили на кол. С кола бы не сбежал …

Недавний узник петлял между избами и кустами. Ему все же удалось уйти от погони. Забившись в чащобу кустов, он мог считать себя, некоторое время, в безопасности. Постепенно волнение улеглось, теперь надо ему спокойно осмыслить свое положение. Смерть опять только погрозила Ведуну костлявым пальцем и прошла мимо. Но так ли далеко она ушла? Сколько можно просидеть в кустах без воды и пищи? Бежать на пустой желудок, – тоже верная смерть. Поразмыслив, Ведун решил «обчистить» богатый дом и в бега. Оставалось определиться с домом. Три дня питаясь дарами леса и огородов, он вел наблюдение за выбранными домами, но не приблизился к цели ни на шаг. На четвертый день ему повезло.

Сидя в кустах, Ведун видел, как семья собирается в дорогу, укладывая узлы, и, наконец, поудобнее усевшись, тронулись в путь.

У Ведуна от такой удачи, вспотели ладони. Его урчащий желудок гнал его к дому, но нужно осмотреться, необходимо точно знать, есть ли в доме охрана и прислуга. Он еще некоторое время наблюдал за домом, но ничего не высмотрел. Он решил рискнуть: «Убегу, в крайнем случае».

С окном справился быстро. В темной комнате он почти ничего не видел, пришлось открыть ставню. Его опытный глаз быстро находил дорогие вещи. Собрав их в какое-то покрывало, хотел пройти в другие комнаты, но дверь оказалась заперта снаружи.

Дорогих вещей оказалось мало, что заставило Ведуна задуматься. В это время в комнате стало темно. Кто-то закрыл ставню.

«Возможно – это ветер», – подумал Ведун, но звук, закрываемого засова подсказал ему, что он в западне. Мысли метались в голове вора, но отыскать путь к спасению не удавалось:

– Если сидеть и ничего не делать, то голод приведет его к «костлявой», попытаться кричать – убьют.

Он осторожно надавил не створки ставни, но они не поддались.

Остался единственный путь, используя лавку как таран, выбить ставню и бежать. Решение принято, но в проеме двери стоит хозяин. Его рука держит лампаду, дрожащий свет которой мерцает на лезвии меча. Ведун метнулся напролом, но удар бросил его на пол. Огонек лампады, в его глазах, превратился в целый рой светлячков, который метнулся в сторону и канул в темноту.

Он открыл глаза, но не мог вспомнить, что с ним произошло. Увидев в мрачном свете лампады человека, все вспомнил, стремление бежать, вернулось к нему. Ведун рванулся, но сыромятные ремни из воловьей кожи, еще сильнее сдавили руки и ноги.

– Кажется, «костлявая» вернулась за мной. Что-то она вьется около моей жизни. Но почему он не убил меня? Не захотел марать моей кровью светлицу, – уныло и покорно думал Ведун…., -зачем он меня связал? Я ему нужен. – Последние мысли подбрасывали ему надежду.

– Не надо напрягаться, ремни крепкие. Ты хотел обворовать мой дом, я тебя могу за это убить. Но ты ответишь на мои вопросы. Если будешь говорить кривду, то она окажется последней в твоей поганой жизни. Понял?

Последнее слово хозяин сказал твердо, от него повеяло смертью. Все же Ведун приободрился. «Если будет задавать вопросы, то я ему нужен!»

– Я слушаю тебя, хозяин, – покорно согласился он.

– Это тебя ищет Гаврила?

Ведуну не было никакого смысла признаваться, но выхода не было.

– Да.

– Брать грех на душу не стану, отдам тебя Гавриле.

Что-то подсказывало Ведуну, что этого не случится.

– Какой прок от меня, если я буду повешен? А вам я могу пригодиться.

– Зачем, Интересно?

– Мало ли какие потребности случаются в жизни князей.

– Ты меня знаешь?

– Кто же не знает князя Юрия? – Ведун придал своему голосу уважительную окраску, – я знаю, что многие богатые люди хотят видеть вас на месте князя Василко.

Юрий Владимирович даже вздрогнул, что сразу подметил его пленник. Душа Ведуна быстро перебиралась из пяток на постоянное место жительства. Князь молчал, не зная как выйти из этого положения, чтобы словами или поведением не выдать себя.

– Что ты можешь знать, вор поганый? – в его голосе звучала досада и злость.

– Прости, князь, я не хотел сделать тебе больно. – Ведун рисковал, пытаясь добраться до самых сокровенных мыслей князя, он всеми силами хотел показать себя его союзником и единомышленником.

– Рассказывай все о себе.

– Зачем тебе мое прошлое?

– Хочу знать, на что ты способен.

Подозрения Ведуна стали подтверждаться. Ему не хотелось играть со смертью, которая бродит между князьями и не может выбрать жертву. В такой игре можно оказаться между двух огней и сгореть, как мотылек в ночи или стать ненужным свидетелем…., риск большой, но это единственный путь к спасению.

В своем рассказе Ведун показал, что способен выполнять любую грязную работу. Хозяин дома и его властелин иногда задавал вопросы. По окончании саги, он молча встал и произнес слова, которые почти отняли надежду на спасение:

– Гаврила совершил ошибку, не посадив тебя на кол. Там твое место.

На просьбы Ведуна о свободе рук и ног и о еде, князь просто промолчал. Дверь закрылась. Тьма набросилась на Ведуна.

– Чем не могила? – усмешка получилась злой и почти безнадежной.

Он терял чувство времени, но понимал, что если за ним не приходят, то не все потеряно. Связанных рук и ног Ведун уже не чувствовал, сознание его все чаще пряталось во тьму забытья, давая отдых от мучительных болей. Скрип двери понудил его открыть глаза. Грузный человек с кинжалом в руке приблизился к нему.

– Ну, вот и все, – почти равнодушно подумал его затухающий мозг.

Чтобы не видеть свою смерть в лицо, он зажмурил глаза.

Дверь опять скрипнула. Ведун не почувствовал, он догадался, что свободен от страшных пут. Оставленная лампада светилась звездочкой во тьме, манила к спасению.

* * *

Посольство двигалось медленно, задерживал обоз с продовольствием и подарками. Все воины одеты в мирскую одежду, но в случае опасности, мужицкая толпа может мгновенно превратиться в боевой отряд. Мечи, щиты и кольчуга легко извлекались из телег обоза.

Через каждый дневной переход, оставляли ямы* (Пояснения слов в конце книги), по пять дружинников, которые превращались в заготовителей камыша сена или дров. В этих ямах связные будут менять лошадей, и принимать пищу, отдыхать.

По складкам местности, перелескам, незримо идет дозорная сотня Афанасия. Он, не смыкая глаз, мечется между разведгруппами, боясь прозевать опасность.

Без особых происшествий прошло восемь дней. По расчетам уже через несколько дней посольство достигнет цели.

Всем надоела дорога, но никто не торопился встретиться с монголами лицом к лицу. Руки невольно придерживали лошадей, но всему когда-либо приходит конец. На расстоянии полудневного пути от цели, отряд остановился, чтобы разделиться. Данила Савич с охраной в десяток добровольцев, утром отправиться в город «С». Остальные под командованием Звяги останутся охранять основную часть подарков. В случае гибели Савича и его группы, действовать по обстоятельствам.

Утро выдалось на загляденье. Казалось, что солнышко играет в кошки-мышки. Улыбнется теплыми лучами и спрячется за облако, а ветерок прогонит небесного странника и вновь солнышко улыбается.

– Страшно в такое утро умирать.

– С чего ты взял, что мы умрем?

– Идем прямо в логово ворога.

– Мой тебе совет: не умирай прежде, чем придет костлявая с косой.

Данила Савич прислушался к разговору своих дружинников, ехавших позади него. Чтобы поднять настроение своему сопровождению, он сказал: