Текст книги "Искатель. 1971. Выпуск №4"

Автор книги: Александр Казанцев

Соавторы: Уильям Тенн,Богомил Райнов,Джулиан Саймонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Нет, – сказал он, дергая левым плечом. – Я знаю, что хочу. Мост Золотых Ворот в Сан-Франциско. Хотите – продавайте, хотите – нет.

– Я согласен. Пусть будет по-вашему – уступаю. Но учтите – я могу вам продать только свою часть Золотых Ворот – только то, что принадлежит мне.

Он кивнул.

– Мне нужна расписка. Напишите расписку.

Я написал расписку. Все по новой. Аптекарь заверил расписку, сунул печать в ящик прилавка и отвернулся. Эксар отсчитал шесть двадцаток и одну пятерку из здоровенной пачки банкнотов, которые хрустели, как накрахмаленные. Сунув пачку в карман брюк, он вновь направился к выходу.

– Может быть, еще кофе? – спросил я его. – Или добавите супа?

Он озадаченно поглядел на меня и, казалось, дернулся всем телом.

– С какой стати? Вы что-нибудь еще хотите продать?

Я пожал плечами.

– Вы что-нибудь еще хотите купить? Скажите. И мы еще что-нибудь обстряпаем.

Это все отнимало время, но я не жалел. Я сделал сто сорок долларов за пятнадцать минут. Вернее, около ста тридцати восьми – сколько-то я уплатил аптекарю и еще за кофе и суп, впрочем, это необходимые траты, так положено. Я не жалел.

Может, однако, теперь подождать, что у них дальше по сценарию? Они спросят, что я держал в уме, когда продавал Эксару все эти сапоги всмятку, я объясню, и на меня посыплются призы: и холодильники, и ювелирные изделия лучшей фирмы, и…

Пока я витал в облаках, Эксар сказал что-то. Что-то совсем незнакомое. Я попросил повторить.

– Азовское море, – повторил он. – В России. Я плачу за него триста восемьдесят долларов.

Я ничего не слыхал о таком море. Я поджал губы и на секунду задумался. Кругленькая сумма – триста восемьдесят долларов. За какое-то там забытое море. Я попытался схитрить.

– Четыре сотни – и по рукам.

Он сильно закашлялся и выглядел в этот момент абсолютно ненормальным.

– В чем дело? – выдавил он из себя между приступами кашля. – Разве триста восемьдесят долларов – плохая цена? Это маленькое море, одно из самых маленьких. Всего четырнадцать тысяч квадратных миль. А знаете его максимальную глубину?

Я сделал умный вид.

– Уж никак не мельче других.

– Сорок девять футов! – закричал Эксар. – Всего сорок девять футов! Где вы получите больше за такое море?

– Спокойней, – сказал я, похлопывая его грязное плечо. – Давайте ни вашим, ни нашим. Вы говорите – триста восемьдесят, я прошу четыре сотни Как насчет трехсот девяноста?

На самом деле мне было все равно: десять долларов больше, десять долларов меньше. Но мне было интересно, что будет дальше.

Он успокоился.

– Триста девяносто долларов за Азовское море, – пробормотал он, боясь, что я натягиваю ему нос. – Но мне нужно только море; ведь я не прошу в придачу Керченский пролив или, скажем, порт вроде Таганрога…

– Вот что я вам скажу, – я поднял руки. – Дайте мне триста девяносто, и я отдаю вам Керченский пролив бесплатно. Идет?

Он задумался. Он засопел. Он вытер нос тыльной стороной ладони.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Идет. Азовское море и Керченский пролив за триста девяносто долларов.

Бац! – шлепнулась печать аптекаря. Дело пошло на лад. Эксар дал мне шесть пятидесятидолларовых купюр – четыре двадцатки и десятку – все из той же пачки новеньких банкнотов, которую он держал в кармане брюк.

Я подумал о пятидесятидолларовых банкнотах, которые остались в пачке, и почувствовал, что у меня текут слюни.

– О'кэй, – сказал я. – Что дальше?

– Вы все еще продаете?

– По сходной цене, разумеется. Что вы хотите?

– Очень многое, – вздохнул он. – Но стоит ли заниматься сейчас этим? Вот я о чем думаю.

– Конечно, стоит, раз есть такая возможность. Позже – кто знает? – меня может не быть рядом, найдутся другие люди, которые взвинтят цены. Что угодно может случиться. – Я сделал паузу, но он продолжал хмуриться и кашлять. – Как насчет Австралии? – предложил я. – Может быть, вы купите Австралию долларов, скажем, за пятьсот? Или Антарктиду? Антарктиду я уступаю по дешевке.

Он явно заинтересовался:

– Антарктиду? Сколько стоит? Нет, больше не буду покупать в розницу. Здесь кусочек, там кусочек. Получается слишком дорого.

– Вы, милый, покупаете по бросовым ценам.

– А если я куплю оптом? Сколько за все?

– Простите, не совсем понял, – покачал головой я. – Что оптом?

Он сгорал от нетерпения.

– Все. Весь мир. Землю.

– Ого, – сказал я. – Это много.

– Я устал покупать по кусочкам. Назначайте оптовую цену – я покупаю все сразу.

Я покачал головой – ни утвердительно, ни отрицательно, ни да, ни нет. В руки шли деньги, и большие. Но, пожалуй, вот тут-то я должен был рассмеяться ему в лицо и уйти. Однако я даже не улыбнулся.

– Я, конечно, назначу оптовую цену за всю планету. Но что это значит? Я хочу сказать, что, собственно, вы хотите купить?

– Землю, – сказал он, придвигаясь так близко, что до меня донеслось его дыхание. – Я хочу купить Землю. Целиком и полностью.

– Только хорошо заплатите. Продам все скопом.

– Я за ценой не постою. Ведь это настоящая сделка. Плачу две тысячи долларов. Я получаю Землю – всю планету – с правами на полезные ископаемые и клады. Идет?

– Вы получаете чертовски много.

– Я знаю, что много, – согласился он. – Но я и плачу много.

– За то, что спрашиваете, – не много. Дайте мне подумать.

Это была большая сделка, большой приз. Я не знал, сколько денег ему дали на телевидении, но был уверен, что две тысячи долларов – только начало. Но как назначить разумную цену за мир и не промахнуться?

Я не должен выглядеть на телевидении мелкой сошкой. Надо угадать высшую цену, названную Эксару режиссером.

– Вам действительно нужно все? – спросил я, поворачиваясь к нему. – Земля и Луна?

Он выставил вперед свою грязную пятерню.

– Не надо Луны. Только некоторые права на нее. Остальное можете оставить себе.

– Все равно это слишком много. За такую кучу недвижимости вам придется выложить больше двух тысяч.

Эксар поморщился и задергался всем телом.

– На сколько, на сколько больше?

– Ладно, давайте без дураков. Дело крупное! Мы ведь не толкуем больше о мостах, или реках, или морях. Вы покупаете целый мир и часть другого в придачу. Здесь придется раскошелиться. Готовьте деньги.

– Сколько? – казалось, он так и ходит вверх и вниз внутри своего непотребного костюма. Люди оборачивались на нас. – Сколько? – прошептал он.

– Пятьдесят тысяч. И это еще чертовски дешево. Сами понимаете.

Эксар весь обмяк. Даже его глаза, казалось, запали глубже.

– Вы сумасшедший, – пробормотал он упавшим голосом. – Вы не в своем уме.

Он повернулся и пошел к двери с таким измученным видом, что мне стало ясно – я хватил через край. Он даже не оборачивался.

Я крепко ухватил полу его мерзкого пиджака.

– Послушайте, Эксар, – быстро проговорил я, пока он вырывался. – Я понимаю, что заломил больше, чем у вас есть. Но больше чем две тысячи вы дать можете. Я хочу получить столько, сколько могу получить. Иначе какого черта я бы стал тратить на вас время? И кто еще станет возиться с вами?

Мои слова остановили его. Он поднял голову и закивал. Потом обернулся ко мне, и я отпустил пиджак. Мы начали сначала!

– Хорошо. Вы уступаете мне, а я уступаю вам. Поднимем немного цену. Ваше последнее слово. На сколько больше вы можете дать?

Он поглядел вдаль и задумчиво облизал языком грязные губы. Его язык тоже был грязный. Правда! Какая-то грязь – то ли жир, то ли сажа – покрывала весь его язык.

– Как насчет, – спросил он чуть спустя, – как насчет двух с половиной тысяч? Больше не могу. У меня не остается ни цента.

Он был из того же теста, что я, – умел мотать душу.

– Столкуемся на трех тысячах, – не уступал я. – Ну разве это много – три тысячи? Еще каких-то пятьсот долларов. Подумайте, что вы получаете за это. Земля – целая планета, – и рыболовство, и полезные ископаемые, и клады, да и к тому же все богатства Луны. Ну как?

– Не могу. Просто не могу. Хочу, но не могу. – Он тряхнул головой, словно стараясь избавиться от своих тиков и подергиваний. – Давайте так. Я даю вам две тысячи шестьсот. За это вы уступаете мне одну Землю, а на Луне только права на рыболовство и клады. Полезные ископаемые остаются вам. Я и без них обойдусь.

– Пусть будет две тысячи восемьсот, и берите полезные ископаемые. Они вам наверняка пригодятся. Берите и владейте. Еще двести долларов – и все ваше.

– Не могу я обладать всем. Есть вещи, которые мне не по карману. Как насчет двух тысяч шестисот пятидесяти без прав на полезные ископаемые и клады?

Закрутилось дело. Я чувствовал это.

– Вот мое последнее слово, – сказал я. – Я не могу тратить целый день. Предлагаю две тысячи семьсот пятьдесят, и ни центом меньше. За это я отдаю вам Землю и право ловить рыбу на Луне. Или право отыскивать клады. Выбирайте что хотите.

– Ладно, – сказал он. – Вас не переспоришь – согласен.

– Две тысячи семьсот пятьдесят за Землю и либо рыболовство на Луне, либо клады?

– Нет, ровно две тысячи семьсот, и никаких прав на Луне. Забудем о ней. Ровно две тысячи семьсот, и я получаю Землю.

– Идет! – воскликнул я, и мы ударили по рукам. – На том и столковались.

Потом я обнял его за плечо – стоило ли обращать внимание на грязь его одежды, когда парень принес мне две тысячи семьсот долларов? – и мы снова направились в аптеку.

– Мне нужна расписка, – напомнил он.

– Отлично, – ответил я. – Я напишу вам то же самое: я продаю все, чем владею или имею право продавать. Вы сделали удачную покупку.

– А вы неплохо заработали на своем товаре, – ответил он Теперь он мне нравился. Дергающийся, грязный какой угодно, он был свой человек.

Мы подошли к аптекарю, заверить расписку, и, честное слово, я никогда не видал более негодующего человека.

– Хороший бизнес, а? – сказал он. – Не слишком ли вы горячитесь?

– Слушайте, вы, – ответил я. – Вы заверяйте, и все. – Я показал расписку Эксару. – Так годится?

Он кашлял и изучал расписку.

– Все, чем вы владеете или имеете право продавать. Прекрасно. И, знаете что, напишите о вашей правоспособности как торгового агента, вашей профессиональной правоспособности.

Я внес изменения и расписался. Аптекарь заверил расписку.

Эксар вытащил из кармана брюк пачку денег. Он отсчитал пятьдесят четыре хрустящие, новенькие пятидесятидолларовые купюры и положил их на стеклянный прилавок. Затем взял расписку, сложил ее и спрятал. И направился к двери.

Я схватил деньги и бросился за ним.

– Может быть, еще что-нибудь?

– Ничего, – ответил он. – Все. Дело сделано.

– Я понимаю, но мы можем найти еще что-нибудь, какой-то другой товар.

– Больше искать нечего. Дело сделано.

По его голосу я понял, что дела закончены.

Я остановился и посмотрел, как он толкнул вращающуюся дверь. Он вышел на улицу, свернул налево и пошел так быстро, будто чертовски спешил.

Дела закончены. О'кэй. В моем бумажнике лежали три тысячи двести пятьдесят долларов, которые я сделал в одно утро.

Но верно ли я действовал? Было ли это действительно высшей суммой, назначенной в представлении? И как близко я к ней подобрался?

Один из моих знакомых – Морис Барлап – мог помочь мне разобраться в этом деле.

Морис, как и я, занимался бизнесом, но бизнесом своего рода – был театральным агентом и дело знал как свои пять пальцев. Вместо того чтобы сбывать медный лом или, скажем, устраивать кому-то участок земли в Бруклине, он торговал талантами. Он продавал труппу актеров в горный отель, пианиста в бар, конферансье для театрального обозрения, комика в ночную радиопрограмму.

Я позвонил ему из телефонной будки возле выхода и спросил о телевикторине.

– Вот что я хочу узнать…

– Нечего узнавать, – отрезал он. – Никакой викторины нет, Берни.

– Да есть она, черт возьми, Морис. Ты просто не слыхал.

– Такого представления нет. Не готовится и не репетируется – нет ничего такого. Подумай сам – до начала передачи тратится уйма денег: нужен сценарий, нужно время на телевидении. А до покупки времени режиссер готовит рекламу. И когда мне звонят насчет исполнителей, я уже наслышан о представлении из ста источников. Я знаю, что говорю, Берни, и раз я сказал, что такого представления нет, значит его нет.

Он был чертовски уверен в себе. Безумная мысль неожиданно промелькнула в моем мозгу. Нет. Не может быть. Нет.

– Значит, это, как и говорил Рикардо, газета или университетское исследование?

Он задумался. А я должен был сидеть в этой душной телефонной будке и ждать – Морис Барлап имел голову на плечах.

– Эти чертовы документы, эти расписки – газеты и университеты так не работают. И на чудачество это непохоже. Я думаю, тебя провели, Берии, не знаю, на чем и как, но провели.

Этих слов было достаточно для меня. Морис Барлап чует обман сквозь шестнадцатифутовую изоляцию из силикатной шерсти. Он не ошибается. Никогда.

Я повесил трубку и задумался. Безумная мысль вновь вернулась ко мне и бомбой разорвалась в моем мозгу.

Шайка космических пришельцев решила захватить Землю. Может быть, они собираются устроить здесь колонию, а может, курорт, черт их знает. У них свои дела. Они достаточно сильны и высокоразвиты, чтобы захватить Землю силой. Но они не хотят делать это беззаконно, им нужно юридическое обоснование.

Так вот. Может быть, этим бандитам только и надо, что получить от одного полноправного представителя рода человеческого клочок бумаги на передачу им Земли? Нет, неправда. Любой клочок бумаги. Подписанный любым американцем.

Я опустил монету в автомат и набрал номер Рикардо. Его не было в колледже. Я объяснил телефонистке, что у меня очень важное дело, и она ответила: хорошо, я постараюсь отыскать его.

Все это турусы на колесах, думал я, Мост Золотых Ворот, Азовское море – все это такие же уловки, как продажа двадцатки за пятерку. В действиях бизнесмена есть одна верная примета – раз он прекращает все переговоры, закрывает лавочку и уходит, значит он получил что хотел.

Эксар хотел получить Землю. А все эти дополнительные права на Луне – чистейший вздор! Они выдумали этот трюк, чтобы сбить меня с панталыку и побольше выторговать.

Да, облапошил меня Эксар. Он словно специально изучил, как я работаю. Словно ему надо было купить именно у меня.

Но почему у меня?

И что означал этот бред на расписках о моей доле, моей правоспособности, что, черт возьми, это означало? Я не владею Землей, я не занимаюсь куплей-продажей планет. Вы должны владеть планетой, прежде чем продавать ее. Это закон.

Но что я продал Эксару? У меня нет никакой недвижимости. Может быть, они собираются забрать мою контору, заявить нрава на часть тротуара, по которой я хожу, или наложить арест на стул в кафе, где я пью кофе?

Это вернуло меня к исходному вопросу: кто «они»? Кто, черт возьми, были «они»?

Телефонистка дозвонилась наконец до Рикардо. Он был недоволен:

– У меня факультетское собрание, Берни. Я позвоню тебе позже.

– Подождите секунду, – умолял я, – Я влип и не знаю удастся мне выпутаться или нет. Мне очень нужен совет.

Я говорил без передышки – в трубке слышались голоса каких-то крупных боссов, а я без умолку рассказывал о происшедшем со мной после нашего утреннего разговора. Как выглядел Эксар, какой от него шел запах, какой забавный цветной телевизор он смотрел, как он отказался от прав на Луне и ушел, удостоверившись, что купил Землю. Что сказал по этому поводу Морис Барлап и какие у меня самого подозрения – все сказал.

– Только одна вещь, – я усмехнулся, чтобы показать, что не принимаю эту историю всерьез. – Кто я такой, чтобы заключать такие сделки, а?

Казалось, он все тщательно обдумал.

– Не знаю, Берни, возможно ли это. Надо рассмотреть все «за» и «против». Пожалуй, это связано с ООН.

– Связано с ООН? Какое отношение имеет OOН к данной ситуации?

– Самое прямое. Вспомни исследование, которое мы совместно проводили в ООН два года назад.

Он говорил намеками, чтобы стоявшие рядом коллеги не могли понять его. Но я понял.

Я понял!

Эксар, должно быть, разнюхал, что Рикардо дал мне подработать на сбыте списанного оборудования и конторской мебели из нью-йоркского здания ООН. Мне даже выдали официальный документ. И в какой-нибудь картотеке до сих пор хранится бланк ООН, где написано, что я являюсь их официальным представителем по сбыту неликвидов, списанного оборудования и конторской мебели.

Куда уж документ похлестче!

– Вы думаете, эта бумага действительна? – спросил я Рикардо. – Допустим, что Земля – это списанное оборудование. Но при чем тут неликвиды?

– Международные законы – штука запутанная, Берии. А здесь все может оказаться куда сложнее. Надо собраться с мыслями и что-то придумать.

– Но что? Что я должен делать, Рикардо?

– Берни! – сердито закричал он. – Я же сказал тебе, что у меня факультетское собрание, черт подери! Факультетское собрание! – И он повесил трубку. Я выскочил как дикий из аптеки, схватил такси и понесся к гостинице, где жил Эксар.

Чего я так испугался? Не знаю, но меня чуть удар не хватил. Все это было слишком уж необычно для такого маленького человека, как я, и в этой необычности было что-то опасное. В результате я мог стать величайшим идиотом в истории. Никто не заключит со мной ни одной сделки. У меня появилось такое чувство, будто кто-то попросил меня продать фотографию и я ответил: «Конечно». А оказалось, что это фотография одной из сверхсекретных атомных ракет. Будто я случайно продал свою страну. Только на самом деле все было еще хуже: я продал этот чертов мир! Я должен выкупить его, должен!

Когда я вбежал в комнату Эксара, я увидал, что он уже собирается. Он укладывал свой забавный транзисторный телевизор в дешевый кожаный саквояж. Я не закрыл за собой дверь, чтобы в комнате было светло.

– Дело сделано, – сказал он. – Все кончено. Больше дел не будет.

Я встал на его пути.

– Эксар, – сказал я, – послушайте, что я вам скажу. Вы не человек. Как я, например.

– Я, любезный, побольше человек, чем вы.

– Возможно, но не с Земли – вот в чем дело. Зачем вам Земля?..

– Мне не нужна она. Я агент. Я представляю некое лицо.

Так вот оно, напрямик, ты прав, Морис Барлап! Я уставился в его рыбьи глаза, которые словно впились в меня. Но я не уступил.

– Вы чей-то агент, – медленно произнес я. – Чей? И зачем кому-то понадобилась Земля?

– Это не мое дело. Я агент. Я только покупаю для них.

– Вы получаете комиссионные?

– Ну не за здорово же живешь я работаю!

Да, уж ты работаешь не за здорово живешь, подумал я. Все эти кашли, да тики, да подергивания. Я понял, отчего они. Он не привык к нашему климату. Так, окажись я в Канаде, я непременно бы слег от приступов какой-нибудь болезни из-за другой воды или еще чего-нибудь.

А грязь на его лице была какой-то мазью от загара! Против солнца. Все одно к одному – окна зашторены, лицо запачкано, грязь на одежде та же, что и на лице. Эксар не был попрошайкой. Что угодно, только не это. «Думай живо, Берни, – говорил я себе. – Этот парень здорово охмурил тебя!»

– Сколько вы зарабатываете – десять процентов? – Нет ответа – он наклонился ко мне, часто задышал и задергался. – Я заплачу больше, Эксар. Знаете, сколько я дам вам? Пятнадцать процентов! Мне больно смотреть, как человек носится взад и вперед из-за паршивых десяти процентов.

– А как же этика? – грубо прервал он меня. – Ведь у меня клиент.

– Вы только подумайте, он заговорил об этике! А покупать всю эту проклятую Землю за две тысячи семьсот долларов! Это вы называете этикой?

Теперь он озлобился. Он поставил саквояж на пол и ударил кулаком по ладони.

– Нет, это я называю бизнесом. Сделка – я предлагаю, ты соглашаешься. Ты уходишь счастливый, ты преуспел. И вдруг ни с того ни с сего ты прибегаешь назад, распускаешь нюни и заявляешь, что не хотел продавать так много за гроши. Что за дела! У меня своя этика: я не подведу клиента из-за какого-то слюнтяя.

– Я не слюнтяй! Я просто мелкая сошка и еле свожу концы с концами. Что я против воротилы из другого мира, владеющего всеми хитростями и уловками!

– Владей всеми хитростями и уловками, ты что, не воспользовался бы ими?

– Но не так. Не смейтесь, Эксар, это правда. Я бы не стал обманывать калеку. Я бы не стал обманывать простака из жалкой конторы, чтобы выманить у него планету.

– Но ты продал, – сказал он. – Эта расписка действительна где угодно. А техники, чтобы подкрепить ее силу, у нас хватит. Как только мой клиент вступит в права, человеческой расе конец, капут ей наступит, забудьте о ней. А козлом отпущения будешь ты.

В номере стояла жара, и я вспотел, как мышь. Но у меня отлегло от сердца. Эксар все-таки пошел на переговоры. Я усмехнулся.

Его лицо слегка порозовело под грязью.

– Что ты предлагаешь? – спросил он. – Назови цифру.

– Называйте вы. Вы продаете, я покупаю.

– Хм, – нетерпеливо хмыкнул он и оттолкнул меня. Он оказался крепким парнем! Я побежал за ним к лифту.

– Сколько вы хотите, Эксар? – спросил я, когда мы спускались.

Он пожал плечами.

– У меня есть планета и покупатель на нее. Влип ты, сам и выпутывайся.

Вот сволочь! На все у него готов ответ.

Он сдал ключи, и мы вышли на улицу. Мы шли по Бродвею, и я предложил ему три тысячи двести пятьдесят долларов, которые получил с него, а он ответил, что не прокормится, получая и отдавая одну и ту же сумму.

– Три тысячи четыреста, – предложил я. – То есть, я хочу сказать, три тысячи четыреста пятьдесят. – Он даже не повернулся.

Если бы я не называл какие-то цифры, совершенно любые, я бы умер.

Я забежал вперед него.

– Эксар, хватит натягивать друг другу нос, у меня он и так большой. Называйте сумму. Сколько бы ни было, я заплачу.

Это подействовало:

– Точно? И не обманешь?

– Как я могу обмануть? У меня нет выхода.

– Тогда о'кэй. Я помогу тебе вывернуться и сберегу силы, не поехав к своему далекому клиенту. Но как сделать, чтобы всем было хорошо – и тебя не обидеть, и самому внакладе не остаться? Пусть будет ровно восемь тысяч.

Восемь тысяч – это почти все, что лежало у меня в банке. Он точно знал, сколько у меня денег на счете – до последнего вклада.

И мысли мои он тоже знал.

– Если ты решил иметь дело с кем-нибудь, – говорил он между приступами кашля, – то о таком человеке стоит навести справки, У тебя есть восемь тысяч с мелочью. Это не так уж много для спасения собственной шеи.

Я вскипел:

– Не так много? Ну так я поговорю с тобой по-другому, филантроп несчастный, благодетель проклятый! Черта лысого я уступлю! Разве что чуть-чуть. Но ни единого цента из банка ни за вас, ни за Землю, ни за кого другого я не отдам!

Полисмен подошел поближе посмотреть, чего я разорался, и мне пришлось поутихнуть немного, пока он не отошел.

«Помогите! Полиция! Пришельцы посягают на нас!» – едва не завопил я. Во что бы превратилась улица, где мы стояли тогда, не уговори я Эксара отказаться от расписки!

– Предположим, Эксар, что ваш клиент захватит Землю, размахивая моей распиской, – меня вздернут на первом суку. Но у меня одна жизнь, и эта жизнь – купля-продажа. Я не могу покупать и продавать без капитала. Отними мой капитал, и мне все равно, кто владеет Землей, а кто нет.

– Кого ты, черт побери, надуваешь? – спросил он.

– Я никого не надуваю. Честное слово, это правда. Отнимите мой капитал, и мне все равно, жив я или мертв.

Эта последняя капля вранья, кажется, переполнила чашу. Поверьте, когда я выводил эти трели, самые натуральные слезы навернулись на моих глазах. Сколько мне надо, хотел бы он знать, – пятьсот долларов? Я ответил, что не проработаю и дня без суммы, в семь раз большей. Он поинтересовался, действительно ли я собираюсь выкупать эту проклятую планету или у меня сегодня день рождения и я жду от него подарка?

– Не нужны мне ваши подарки, – сказал я. – Подарите их ожирелым. Им стоит посидеть на диете.

Так мы и шли. Оба спорили до хрипоты, клялись чем угодно, препирались и торговались, расходились и возвращались. Было совершенно непонятно, кто же все-таки уступит первым.

Но никто не уступал. Мы оба держались, пока не пришли к сумме, на которую я и рассчитывал, пожалуй, впрочем, чуть большей, но на ней и порешили.

Шесть тысяч сто пятьдесят долларов.

Эксар заплатил мне много меньше. Но больше выторговать я не мог. Знаете, слава богу, что так обошлось.

И все-таки мы чуть не разошлись, когда речь зашла о расчете.

– Твой банк неподалеку. Мы успеем до закрытия.

– К чему бередить мне душу? Мой чек – то же золото.

В конце концов я уговорил его взять чек. Я дал ему чек, а он протянул мне расписки, все до одной. Все подписанные мной расписки. Затем он взял свой маленький саквояж и зашагал прочь.

Он пошел вниз по Бродвею, даже не попрощавшись со мной. Для Эксара существовал один бизнес, и ничего больше. Он даже не обернулся.

Один бизнес. На следующее утро я узнал, что он пошел в банк до закрытия и удостоверился в моей платежеспособности. Как вам это нравится? У меня все валилось из рук: я лишился шести тысяч ста пятидесяти долларов. И все за небольшой разговор.

Рикардо прозвал меня Фаустом. Я вышел из банка, колотя себя кулаком по голове, и позвонил ему и Морису Барлапу, чтобы пригласить их на ленч. Мы зашли, в дорогой ресторан, выбранный Рикардо, и там я все рассказал им.

– Ты Фауст, – сказал он.

– Что Фауст? – спросил я. – Кто Фауст? Какой Фауст?

Естественно, ему пришлось рассказать о Фаусте. Только я новый тип Фауста – американский Фауст двадцатого века. До меня Фаусты хотели все знать, а я хотел всем владеть.

– Но я не получил ничего, – подчеркнул я. – Меня надули. Меня надули на шесть тысяч сто пятьдесят долларов.

Рикардо рассмеялся и откинулся на спинку кресла.

– «Люди гибнут за металл», – пробормотал он. – «Люди гибнут за металл».

– Что?

– Цитата, Берни. Из «Трагической истории доктора Фауста» Марло. Я забыл контекст, но, по-моему, цитата подходящая. – «Люди гибнут за металл».

Я перевел взгляд на Мориса Барлапа, но никто не может сказать, что у него на уме. Одетый в дорогой твидовый костюм, он смотрел на меня таким глубоким и задумчивым взглядом, что правда походил в этот момент на профессора куда больше, чем Рикардо. Рикардо, знаете, слишком уж вылощенный.

А их уму и находчивости мог позавидовать любой. Потому-то, несмотря на цены, я повел их в тот ресторан. Хотя Эксар почти разорил меня.

– Морис, скажи правду: ты понял его?

– А что тут понимать, Берни? Цитату о гибели за золото? Возможно, это и есть ответ, а?

Теперь я посмотрел на Рикардо. Он приканчивал итальянский пудинг со сливками. Этот пудинг стоил здесь ровно два доллара.

– Допустим, он пришелец, – сказал Морис Барлап. – Допустим, он явился откуда-то из космоса. О'кэй. Спрашивается, на что пришельцу американские доллары? Интересно, кстати, какой у них курс?

– Ты хочешь сказать, что ему надо было сделать закупки здесь, на Земле?

– Совершенно точно. Но какие закупки, вот в чем вопрос. Что ему понадобилось покупать на Земле?

Рикардо закончил пудинг и вытер губы салфеткой.

– Я думаю, вы на верном пути, Морис, – сказал он, и мое внимание вновь обратилось к нему. – Мы можем постулировать, что их цивилизация продвинулась значительно вперед по сравнению с нашей. Они предполагают, что нам еще рано знать о них. Они выделили примитивную, маленькую Землю в своеобразную резервацию, куда воспрещен вход, и только преступники осмеливаются нарушать это запрещение.

– Откуда же при таком высоком развитии берутся преступники, Рикардо?

– Законы порождают преступников, Берни, как курицы яйца. Цивилизация бессильна против них. Теперь я начинаю понимать, что за птица этот Эксар. Беспринципный авантюрист, космический вариант головорезов, бороздивших южные моря сотни лет назад. Представим себе, что пассажирский пароход врезается в коралловые рифы и какой-нибудь вонючий оппортунист из Бостона выбирается на берег и начинает жить среди примитивных, неразвитых дикарей. Вы, я надеюсь, понимаете, что произойдет дальше?

Морис Барлап заявил, что не прочь выпить еще бренди. Я заказал. И он, как обычно, едва улыбаясь, доверительно наклонился ко мне:

– Рикардо прав, Берни. Поставь себя на место своего покупателя. Он терпит аварию на грязной маленькой планете, где по закону и близко появляться нельзя. Он может подлататься местным барахлом, но за все надо рассчитываться. Малейший шум, малейшее недоразумение, и его застукает космическая полиция. Что бы ты делал на его месте?

Теперь я понял.

– Я бы менял и выторговывал. Медные браслеты, бусы, доллары – все, что было бы под рукой и на что можно получить их товары. Я бы менял и выторговывал, проворачивая сделку за сделкой. Даже какую-нибудь муру с корабля снял, а потом нашел бы новый товар, представляющий для них ценность. Но все это земные представления о бизнесе, человеческие представления.

– Берни, – сказал мне Рикардо. – Было время, когда точно на том месте, где сейчас находится фондовая биржа, индейцы меняли бобровый мех на блестящие гильзы. Какой-то бизнес, есть и в мире Эксара, я уверен в этом, и по сравнению с ним методы наших крупнейших концернов выглядят детской игрой.

– Да, вот она, правда-то. Выходит, я был обречен с самого начала. Охмурил меня этот проходимец-супермен. Увидел, что шляпа, вот и взял на арапа.

Рикардо кивнул.

– Мефистофель бизнесменов, спасающийся от грома небесного. Ему нужны были деньги, чтобы починить свой рыдван. Вот он и проделал самую фантастическую махинацию за всю историю коммерции.

– Из слов Рикардо, – донесся до меня голос Мориса Барлапа, – следует, что этот парень, который так круто обошелся с тобой, стоит на пять голов выше тебя.

Мои плечи опустились, словно сбежали по рукам вниз.

– Какая разница, – сказал я. – Тебе может наступить на ногу лошадь, а может наступить на ногу слон. Но кто-то непременно отдавит тебе ногу.

Я оплатил счет, собрался с духом и вышел.

Я пытался понять, так ли все было на самом деле. Они оба наслаждались, глядя на меня как на межпланетное ничтожество. Конечно, Рикардо гений, а Барлап хитер как черт. Но что из этого? Идеи есть. А фактов-то нет.

Но вот и факт.

В конце месяца в мою контору пришел чек, который я выписал Эксару. Он индоссирован крупным магазином в районе Кортленд-стрит. Я знал этот магазин. Я отправился туда разузнать о нем.

Они торгуют электронной некондицией. У них и покупал Эксар. Большую партию транзисторов и трансформаторов, сопротивлений и печатных плат, электронных трубок, проволоки, инструментов и т. д. Все вперемешку, сказали они, миллион деталей, которые невозможно соединить вместе. Они решили, что у Эксара какая-то непредвиденная работа, и он брал все, что могло понадобиться. Он выложил кучу денег за доставку – товар отправлялся в какую-то глухомань в Северной Канаде.

Вот он, факт. Я должен признать его. А вот еще один.

Как я уже сказал, у меня были дела с этим магазином. Их цены самые низкие в округе. А почему, вы думаете, они продают так дешево? Ответ один: потому что они дешево покупают. Они покупают по бросовым ценам, на качество им плевать: единственное, что их интересует, – это прибыль. Я сам сбыл им горы электронного лома, который мне бы в жизни нигде не сплавить, бракованный хлам, разобранный хлам, даже почти опасный хлам – туда продают, когда, затоварившись еще большим хламом, теряют всякую надежду заработать.