Текст книги "Искатель. 1971. Выпуск №4"

Автор книги: Александр Казанцев

Соавторы: Уильям Тенн,Богомил Райнов,Джулиан Саймонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Я слышал, у Танева есть машина.

– Да. На ней он и уехал. Есть машина, тратит кругленькие суммочки на «посетительниц»…

– Наверное, и на Мими…

– Этого я не знаю. Обратитесь к ней. Она человек разговорчивый, общительный, от нее сами узнаете то, что вас интересует.

– Хорошо, – кивнул я. – Раз она человек общительный, мы быстро найдем общий язык.

Вера испытующе взглянула на меня.

– Что, хотите угадать, сколько мне лет? – спросил я.

Она рассмеялась.

– Для нас, – говорю я, – самыми тяжелыми пациентами являются два типа людей: одних спрашиваешь, как они провели вчерашний день, а они начинают с воспоминаний детства. А из других клещами слова не вытянешь.

– В профессии врача то же самое, – заметила Вера. – Поэтому-то я и выбрала детей.

– Хороший выбор, – признал я. – К сожалению, с детьми мне встречаться приходится редко.

– А детская преступность?..

– Это не по моей части. Я расследую убийства.

Вера бросила на меня быстрый взгляд.

– Значит…

– Да нет, – говорю, – ничего не значит. И вообще, думайте больше о своих делах, а мои оставьте мне. И не проговоритесь никому, что я был здесь.

– Не беспокойтесь. Ко мне почти никто не приходит.

– Я вам доверяю, – кивнул я, поднимаясь с табуретки. Взглянув на громадный букет хризантем, я сказал: – Какие свежие цветы!.. Будто только что срезаны. Вы сами себе покупаете цветы или… вам их дарят?

– Э-э-э, инспектор… – предостерегающе протянула Вера.

– Простите, профессиональный дефект. Привык задавать вопросы, и иногда инерция заводит тебя дальше дозволенного. А эта ваша Сусанна, то есть Мими, дома?

– Вряд ли, – сказала Вера. – Ее присутствие всегда озвучено музыкально. Если не слышно радиолы, значит еще не вернулась.

– Как вы считаете, – спросил я, – не подождать ли мне ее?

– Боже мой, с некоторых пор каждый, кто сюда приходит, хочет кого-то подождать! Ждите, если охота. Только не думаю, что вам повезет. Теперь она «живет»!

– А мы что? Агонизируем?

– Мы существуем, а она живет: ходит по ресторанам, танцует, следит за новинками эстрады, бывает в барах, берет от жизни все!

– Ага! Ну, в таком случае… – Я не закончил фразы, ибо в этот момент хлопнула входная дверь и вскоре послышался мелодичный женский голос. Женщина негромко напевала модный мотивчик.

– Пришла Сусанна, – сказала Вера.

– Тогда следует поторопиться, чтобы она не дематериализовалась, – пробормотал я, беря шляпу.

– Вы даже чаю не выпили…

– Сейчас выпью. Я, знаете ли, всегда так: жду, пока чай остынет, а потом – одним махом!

Продемонстрировав свою манеру пить чай, я вышел в холл.

Присутствие Сусанны действительно было озвучено музыкально. Звук радиолы доносился из-за занавески, и это, наверное, заинтересовало бы даже вечного скептика Холмса. Я подошел к занавеске, но неожиданно препятствие: не во что постучать.

– Товарищ Петрова! – громко сказал я. В ответ донеслись хриплые вскрики Джонни Холидея. – Товарищ Петрова! – повторяю уже громче.

– Да, я здесь. Что вам угодно? – слышу я из-за спины. Оборачиваюсь. Сусанна стоит рядом, она, наверное, была на кухне – в руке у нее электрическая кофеварка, из которой капает кофе.

– У меня к вам небольшое дельце, – объясняю я.

– Проходите.

Мими вошла первой, я за ней. Мы оказались в отгороженной части холла. Мебель самая разностильная: к хозяйской рухляди Мими, очевидно, добавила и свою. Рядом с диваном на маленьком столике – проигрыватель. Это свидетельствовало об определенной привычке хозяйки.

– Лежим и музыку слушаем, а? – спросил я добродушно.

– Вы бы тоже не отказались, если бы целый день простояли на ногах. Садитесь! – пригласила Мими, приглушая звук радиолы.

Я огляделся, но не заметил, где можно было бы расположиться. Два тяжелых кресла завалены сумками, женским бельем, пластинками и журналами.

– Один момент, сейчас я вам освобожу место, – пробормотала Мими, стараясь через тройник включить одновременно радиолу, электрокамин и кофеварку.

– Вы, я вижу, мастер по электроприборам, – сказал я.

– Как же, мастер! Будь я мастером, поставила бы еще один штепсель, а не ждала, пока наконец принц удосужится сделать это.

– А тут есть и принц?

– Еще бы. Как можно без принца?!

Мими быстро собрала вещи с одного кресла и швырнула их на другое.

– Прошу вас! А вы, кстати, по какому делу?

– Мне нужна маленькая справка, – сказал я, садясь. – Я из милиции.

– Из милиции? – испуганно переспросила Мими. – Вот так влипла!

– Во что влипли? – поинтересовался я.

– Он же не умер? – спросила Мими с расширившимися глазами.

– Умер.

– Неужели?!

– Умер, – повторил я, – и к тому же окончательно и бесповоротно. А о ком вы?..

– Да про этого, которого вчера Жора бутылкой по голове…

– А-а, я про него ничего не знаю. По этому делу обратитесь в соответствующий отдел. Я говорю о Медарове.

– И Медаров умер? – сказала Мими, окончательно падая духом. – Боже, чего только не случается!..

– Не убивайтесь так, – сказал я философски. – Все мы там будем.

– И то правда! – воскликнула Мими, неожиданно оживившись. – Я всегда повторяю – все умрем! Так что поменьше забот и побольше развлечений, пока мы живы. Я еще когда это Вере говорила! А она: «Несерьезно ты относишься к жизни, Мими». А сейчас, выдумала тоже, называет меня Сусанной. И вам, наверное, ляпнула…

– Почему Сусанна? – спросил я, избегая ответа.

– Потому что ко мне все старики липнут. А какие они старики? Принцу только-только пятьдесят стукнуло. Медаров не был ни моим приятелем, ни женихом…

– Но частенько гостил у вас, – заметил я.

Мими наклонилась над кофеваркой. Выкрики в радиоле утихли, но вместо них послышалось кваканье какого-то танго.

– Гостил… – пробормотала Мими. – Сидел и ждал, когда вернется принц.

– Вы имеете в виду Танева?

– Да. Танева. Но я зову его принцем.

– Вам кажется, что так нежнее?

– Я это выдумала не потому, что нежно звучит, а потому, что он ни за что не берется, боится руки запачкать.

– Привык человек, чтобы ему прислуживали…

– Вот, вот. Только я не привыкла прислуживать. И не раз говорила ему об этом. «Думаешь, – говорю, – что за полкомнаты, отгороженной занавеской, я стану тебе прислуживать? Держи карман!» Я возвращаюсь с работы чуть живая, а он: «Мими, принеси то…», «Мими, подай это…» Принц, да и только!

– Действительно неприятно, – согласился я. – А зачем Танев понадобился Медарову?

– Кто его знает! Я не спрашивала. «Если ждешь помощи от этого принца, – говорила я старику, – держи карман!» А он: «Это не твое дело. Помоги только найти его, и я тебя озолочу!» «Озолочу» – так прямо и сказал.

Пена в кофеварке угрожающе поднялась. Мими вскочила и вырвала шнур. Потом взяла со стола две чашки, вытерла их какой-то салфеткой и налила кофе.

– Щедрое обещание! – проговорил я, следя за ее движениями. – Одно плохо: щедрые обещания редко выполняются.

– А-а, так я ему и поверила! – ответила Мими, подавая мне чашку. Она села на диван рядом с радиолой и с наслаждением отпила кофе.

– А где Танев сейчас? – спрашиваю я.

– Думаю, что в Банкя.[6]6
  Курортная местность с источниками минеральной воды неподалеку от Софии.


[Закрыть]

– Вы об этом Медарову говорили?

– Как же, так я ему и сказала!

– А почему бы и нет?

Вместо ответа Мими оглянулась, словно ища что-то:

– Где-то были сигареты… Фу, что за беспорядок!

Я поставил чашку с кофе на пол и достал свою пачку.

– Почему же вы не уберете? – спросил я, предлагая Мими сигарету.

Кое-кто может сказать по поводу этого разговора, что я болтаю лишнее. Что поделаешь, у каждого свои привычки. Опыт научил меня, что не все не связанное прямо с расследованием обязательно лишнее, пустяки. Если у собеседника складывается впечатление, что ты говоришь с ним попросту, как человек с человеком, служебные дела не пострадают. Не исключено даже, что выиграют. Ну ладно. Итак, я спрашиваю у хозяйки, почему она не убирает в своей комнате.

– Три дня уже собираюсь… И все откладываю. Такая уж я…

Мими закурила. За компанию закурил и я.

– Ну, – напоминаю, – придумали ответ?

– Какой ответ? – подняла брови Мими, глядя на меня невинными глазами.

– Кроме фармацевтики, вы закончили, видимо, и актерские курсы. Я спросил, сказали ли вы Медарову, где прячется Танев. Надеюсь, теперь вы вспомнили…

– Ух, какие вы все в милиции недоверчивые, – деланно вздохнула Мими, – тот ваш коллега тоже, все допытывался: «Почему вы утверждаете, – говорит, – что пострадавший первым ударил Жору?» – «А потому, – отвечаю, – что это было именно так. На Жору напали, и он только защищался!» – «Нет, – говорит, – вы просто выгораживаете своего дружка…»

– Очень интересно, – согласился я, жестом останавливая хозяйку. – После, если захотите, расскажете мне эту историю. Ваш Жора, наверное, конфетка что надо. Но сейчас давайте вернемся к нашим делам: почему вы не сказали Медарову, где прячется Танев? Или Танев не прячется?

– Прячется. Он исчез как раз перед тем, как появился Медаров, и я уверена, что это не просто случайное стечение обстоятельств.

– А откуда вы знаете, что он в Банкя?

– От него самого. Он пришел ко мне в аптеку…

– Когда?

– Когда? – Мими выпустила густую струю дыма. – Наверное, недели через две после того, как исчез…

– Ну и?..

– Пришел ко мне в аптеку. Тогда же и сказал мне, что он в Банкя и что в случае нужды его можно найти там у двоюродного брата. Он живет там, его двоюродный брат. Потом начал расспрашивать о Медарове. Но я не сказала ему ничего определенного, кроме того, что тот приходит время от времени и я угощаю его мастикой. А принц все допытывается: когда именно приходит, что говорит, где живет, с кем встречается и все такое…

– А вы передали Медарову, что Танев интересуется им?

– Ни о чем я Медарову не рассказывала. Разве я вам не сказала?..

– Но почему? Вот что меня интересует.

– Потому что… Потому что я предчувствовала, что, если они встретятся, случится что-то страшное.

– Страшное уже случилось, – напомнил я. – Так что нет никаких оснований скрывать что-либо и дальше. Сколько раз приходил к вам Танев?

– Но ведь я уже говорила вам…

– Да, но мне показалось, что это еще не все… А теперь подумайте хорошо и скажите точно: сколько раз приходил к вам Танев?

Мими нервно погасила сигарету в пепельнице, стоявшей на радиоле. Но это дало ей всего-навсего пять секунд отсрочки. Она посмотрела – на меня, потом на радиолу:

– Ух, какой вы… Дважды я с ним виделась… А с тем случаем, вечером, – три раза…

– А теперь расскажите подробно о каждой встрече: когда виделись, где виделись, что Танев вам говорил, что вы ему отвечали! И не опускайте никаких подробностей!

Мими хотела было отделаться чем-то вроде своего «ух, какой вы», но, поняв по выражению моего лица, что мне не до шуток, перевела взгляд на свои элегантные черные туфельки. Вообще Мими довольно элегантная женщина, со вкусом. Правда, о домашнем уюте она ни капли не заботится. Формы у Мими чуть-чуть пышнее, чем того требует сегодняшняя мода, но, может быть, именно это нравится старикам. Лицо приятное, даже милое, слегка усталое или апатичное. Что поделаешь! Человек «живет»…

– О первой встрече я уже упоминала: он хотел узнать все о Медарове. «Приходит каждый вечер, – говорю. – Спрашивает о тебе, выпивает рюмку-другую мастики, потом молчит как пень, сидит. Где его квартира и с кем он встречается – не знаю». – «Узнай, – велел принц, – и, когда приду опять, расскажешь». А когда пришел во второй раз, даже не спрашивал обо всем этом…

– Куда пришел? Опять в аптеку?

– Нет. Не в аптеку, и, вообще говоря, не пришел, а вызвал меня по телефону. Сказал, что звонит из автомата в судебной палате. Я отправилась туда. Он только поинтересовался, придет ли Медаров вечером. «Наверное, придет, – говорю. – Он каждый вечер припирается». Тогда принц дал мне бутылочку. «Нальешь этого ему в мастику, – говорит, – чтобы заснул. Нужно любой ценой осмотреть его карманы». Я хотела отказаться, но Танев так посмотрел на меня, что я согласилась. «Когда он заснет, – продолжал принц, – ты сразу вызовешь меня. Я буду ждать в «Золотой грозди». Это была вторая встреча…

– Когда именно?..

– Да с месяц тому назад… Или чуть раньше… Я как раз получила зарплату…

Мими умолкла и осмотрелась. Я достал сигареты. Закурили.

– Ну, а потом? Мими жадно затянулась.

– Вечером пришел Медаров. Я угостила его мастикой. У меня всегда стоит бутылка мастики специально для него. Сама я терпеть ее не могу. Конечно, я вовсе не собиралась ничего подливать ему в рюмку. Принц сказал – заснет, но откуда я знаю, на какое время он заснет и проснется ли вообще. Я фармацевт и знаю, что такими вещами не шутят. Я не только не стала подливать ему этой жидкости в мастику, но прямо сказала Медарову, что у меня предчувствие, будто его жизни что-то угрожает и что ему лучше прекратить эти постоянные визиты. «Ты видела Танева!» – крикнул старик. «Не видела я никакого Танева. Просто у меня такое предчувствие. А вы поступайте как знаете». Медаров, наверное, понял или хотя бы заподозрил что-то и с тех пор не приходил.

– А Танев?

Мими снова дважды затянулась сигаретой, затем положила ее в пепельницу.

– Таневу я соврала. Найдя его в «Золотой грозди», я сказала, что Медаров, видно, что-то заподозрил, потому что не пригубил даже рюмку и быстро ушел.

– И Танев поверил?

– Откуда я знаю, поверил или нет. Во всяком случае, ничего не сказал. С тех пор я его не видела.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

– А что вы сделали с бутылочкой?

– Должна быть где-то здесь…

Мими наклонилась и начала искать бутылочку в сопровождении совершенно неуместного сейчас «ча-ча-ча». Минуту спустя она достала из-под кучи тряпья маленькую бутылочку с прозрачной жидкостью и подала мне.

– Надеюсь, содержимое в ней то же, – пробормотал я, пряча бутылочку в карман.

– Ух эти следователи! Человек вам все рассказывает, как на исповеди, а вы…

– Ладно, ладно… – остановил ее я. – Итак, у вас сложилось впечатление, что Танев и Медаров ненавидят друг друга?

– Еще как! Оба прямо налиты злобой друг к другу, так и кипят от ненависти… Они только ждали подходящего момента…

– Для чего?

– Чтобы свести счеты. Медаров не раз повторял, что хочет рассчитаться с Таневым. А Танев хотел найти что-то в карманах Медарова…

– Ясно, – кивнул я. – А как вы объясните, почему Медаров так быстро свернул знамена?

– Почему свернул? – удивилась Мими. – Я говорила, что он перестал приходить, но это не одно и то же. Перестал приходить он, но зачастил другой.

– Конкретнее, пожалуйста. До меня долго доходит.

– Все вы делаете вид, что до вас долго доходит. Пока не вытянете из человека все, что вам нужно. Конкретнее вам может рассказать Вера. Вы ведь были у нее? Но она небось об этом не говорила…

– А-а, пустяки, – пробормотал я с привычным добродушием, – может, так оно и лучше. С вами говорить приятнее. Ну так что же?..

Мими наклонилась ко мне:

– Как только перестал приходить Медаров, появился этот, молодой Андреев. Когда он пришел впервые, я была дома одна. «Мне нужен товарищ Танев», – говорит. «Если вы ищете товарища Танева, почему не позвонили один раз, как указано на табличке?» – спрашиваю. «Я слышал, что он в отъезде». – «А раз так, то зачем пришли?» – «Хочу узнать, когда он вернется». – «Мне это неизвестно, – говорю. – И вообще, звоните три раза, когда придете ко мне лично». И закрыла за ним дверь. А через два дня увидела, как он выходит из Вериной комнаты. «Познакомьтесь, – сказала Вера. – Товарищ Андреев, инженер-электрик…»

– Инженер-электрик?

– Что тут удивительного? – подняла брови Мими. – Инженер-электрик не такая редкость, это вам не космонавт.

– Дальше?

– А дальше ничего. Но я уверена, что его послал Медаров. Потому что только он перестал приходить, как появился Андреев. Он к Вере ходит…

– А вы что, ревнуете?

– Как же, ревную, – презрительно скривила губы Мими. – Осточертели мне мужчины.

– Разгоните их, если осточертели, – посоветовал я. – Начните с принца.

– Я так и думала сделать. Собиралась, а потом, как задумаешься… Жизнь одна, ее нужно как-то провести…

– Почему как-то? Почему не хорошо, а как-то?..

– Ах… – Мими виновато взглянула на меня. – Разве всегда знаешь, что хорошо, а что плохо?..

– То есть как так не знаешь? – удивился я, – Неужели вы этого не знаете?

– Выходит, не знаю. А вы знаете?

– Конечно. Разве вы забыли, чему учились в школе?

– Ну, в школе!.. – Мими снисходительно улыбнулась.

– Да, в школе. Самые простые истины усваиваются как раз в школе… и это не мешает им оставаться нужными истинами.

– Надеюсь, вы напомните мне некоторые из них… – так же снисходительно улыбнулась Мими.

– А почему бы и нет? Лишь бы вы этого хотели. – И я начал подчеркнуто менторским тоном: – Хорошо, к примеру, регулярно убирать в комнате, а не жить в беспорядке. Беспорядок вообще нельзя допускать ни в чем. Хорошо, когда человек умеет приятно отдохнуть, но, если отдых утомляет, это уже плохо. Хорошо, если у тебя есть настоящий друг, а не товарищ по застолью, собутыльник… Мне продолжать?..

Мими сидела, сжавшись в комок. Из радиолы все еще доносились синкопы какого-то джаза.

– Да-а… – протянул я, чтобы нарушить молчание. – Жизнь одна, говорите вы. Но одна жизнь – это не мелочь. Особенно если учесть, что другой нам не дано.

Мими молчала, не сводя взгляда со своих элегантных туфелек.

– Вы, например, уверены в своей честности, ибо не способны подсыпать кому-нибудь яду. А честны ли вы по отношению к самой себе? Думаете ли вы о яде, который пьете сами? Жоры, бутылки, драки и все такое – хорошо. А потом?..

Мими не шевелилась. Музыка затихла. Долгоиграющая пластинка крутилась на диске. Но мы не обращали на это внимания.

– Но, – сказал я, – не будем выходить за пределы расследования. До свидания!

Я взял шляпу и поднялся. Мими посмотрела на меня усталыми глазами и машинально заметила:

– Вы не выпили кофе…

– Приберегал на заключительный аккорд, – объяснил я. – Сейчас выпью. Это мой патент: подождать, пока остынет, и потом – одним махом!

Я наклонился, поднял чашку с пола и быстро продемонстрировал свой метод.

– Будьте здоровы, – повторил я, приветливо помахав рукой.

– Пока, инспектор… – послышался из-за спины ее слабый голос.

(Окончание в следующем выпуске)

Перевел с болгарского Ф. ЕВГЕНЬЕВ

Уильям ТЕНН
БЕРНИ ПО КЛИЧКЕ ФАУСТ

Рисунки Б. ДОЛЯ

Фаустом прозвал меня Рикардо, а что это значит, я сам толком не знаю.

Так вот, сижу я, значит, в своей крохотной конторке – шесть футов на девять. Читаю объявления о распродаже списанного госимущества. Пытаюсь смекнуть, на чем можно заработать доллары, а на чем – головную боль.

Тут дверь конторы отворяется. И этот мозгляк с грязным лицом, одетый в запачканный летний костюм, заходит в мою контору и, откашлявшись, предлагает:

– Двадцать долларов за пять не купите?

– Что-о? – спросил я, вытаращив на него глаза.

Он переступил с ноги на ногу и опять откашлялся.

– Двадцать, – пробормотал он. – Двадцать за пять.

Под моим взглядом он потупился и уставился на свои ботинки. Это были отвратительные, грязные ботинки – такие же отвратительные и грязные, как и все, что было на нем.

– Я плачу вам двадцать долларов, – объяснял он носкам своих ботинок. – И покупаю за них пять. Вам идет двадцатка, мне – пятерка.

– Как ты попал сюда?

– Взял да и вошел, – ответил он, немного смешавшись.

– Ты просто взял да вошел, – злобно передразнил я его. – А теперь ты просто спустишься вниз и пойдешь отсюда к чертовой матери. В вестибюле ясно написано:

НИЩИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН.

– Я ничего не прошу, – он одернул пиджак. Казалось, что парень пытается разгладить складки смятой ночной пижамы.

– Я предлагаю сделку. Двадцатку за пятерку. Я вам…

– Хочешь, чтобы я вызвал полицию?

Он явно сдрейфил.

– Нет. Зачем вызывать полицию? Я вам ничего не сделал!

– Через секунду я вызываю полицию. Я тебя честно предупреждаю. Мне стоит только позвонить вниз, в вестибюль, и сюда тотчас пришлют полицейского. Здесь нищие ни к чему. Здесь занимаются бизнесом.

Он провел ладонью по лицу, и ладонь стала грязной; он вытер ее о лацкан.

– Значит, не хотите? – сказал он. – Двадцать за пять. Ведь вы же занимаетесь куплей-продажей. Что же вам не подходит?

Я поднял телефонную трубку.

– Ладно, – остановил он меня, вытянув вперед грязную пятерню. – Я ухожу.

– Так-то оно лучше. И дверь за собой закрой.

– Если вы передумаете, – он запустил руку в карман своих грязных, мятых брюк и достал визитную карточку, – вы можете найти меня здесь. Почти в любое время.

– Убирайся вон! – сказал я ему.

Он протянул руку, бросил карточку на стол, на кучу объявлений о распродаже госимущества, раза два кашлянул, взглянул на меня – не клюнул ли я все-таки. Нет? Нет. Он устало вышел.

Ногтями указательного и большого пальцев я взял визитную карточку и собрался было бросить ее в корзину.

Но потом передумал. Визитная карточка. Все-таки чертовски необычно – такая рвань и с карточкой. Но карточка – вот она.

Если разобраться, вся сцена была необычна. Я даже начал жалеть, что выгнал его, не дав высказаться до конца. Он ведь и правда ничего не сделал – выдумал новый рекламный трюк, да и только. Я всегда рад новым рекламным трюкам. Я расширяю свою маленькую контору, я покупаю и продаю, но половина моих товаров – хорошие идеи, Идеи я готов позаимствовать даже у нищего.

Карточка была чистая, белая – только от пальцев остались коричневые пятна. Через всю карточку каллиграфическим почерком было написано: мистер Ого Эксар. Ниже стояли название и номер телефона гостиницы на площади Таймс-сквер, расположенной неподалеку от моей конторы. Я знал эту гостиницу – не слишком дорогая, но и не ночлежка, так, что-то среднее.

В углу карточки стоял номер комнаты. Это меня вдруг развеселило. Совершенно непонятно!

Но, с другой стороны, почему бы попрошайке не зарегистрироваться в гостинице? «Не будь снобом, Берни», – сказал я себе.

Двадцать за пять. В чем тут фокус? Я не мог отвязаться от этой мысли.

Оставалось только одно. Спросить у кого-нибудь. Рикардо? Как-никак крупный профессор в колледже. Одно из лучших моих знакомств.

Он немало помогал мне – намекнул о решении строить новое здание колледжа, и я заработал на этом полторы тысячи долларов; сообщил о распродаже конторского оборудования в ООН и т. д. Как только у меня возникал вопрос, требовавший университетского образования, он всегда выручал меня. И все это за какие-нибудь две сотни комиссионных, которые он получил от меня.

Я взглянул на часы. Рикардо должен быть сейчас у себя в колледже – проверяет контрольные или чем там он еще занимается. Я набрал его номер.

– Ого Эксар? – переспросил он. – Наверное, финн. А может быть, эстонец. Скорее всего из Восточной Прибалтики.

– Не в этом дело, – сказал я. – Меня вот что интересует.

И я рассказал ему о предложении купить двадцать долларов за пять.

Он рассмеялся.

– Опять то же самое!

– Какой-нибудь древний трюк, из тех, что греки выкидывали с египтянами?

– Нет. Из тех, что выкидывали американцы. И это не совсем трюк. Во время кризиса одна нью-йоркская газета послала своего корреспондента по городу с двадцатидолларовой банкнотой, которую он продавал за один доллар. Охотников купить не нашлось. Их не нашлось даже среди безработных, полуголодных – из страха оказаться в дураках они отказывались от барыша в 1900 процентов.

– Двадцать за один? Тут было двадцать за пять.

– Ну, сам знаешь, Берни, инфляция, – сказал он, снова рассмеявшись. – А в наши дни это скорее напоминает какое-то телевизионное представление.

– Телевизионное? Поглядели бы вы, как этот парень одет!

– Просто добавочный и вполне логичный штрих – больше шансов, что люди не примут это предложение всерьез. Несколько лет назад группа социологов исследовала реакцию населения на уличные благотворительные шествия. Ты знаешь этих людей, гремящих на перекрестках копилками:

ПОМОГИТЕ ДВУГЛАВЫМ ДЕТЯМ! ПОЖЕРТВУЙТЕ ПОСТРАДАВШИМ ОТ НАВОДНЕНИЯ В АТЛАНТИДЕ!

Вот они и нарядили для этого нескольких студентов…

– Вы думаете, парень был из этих, а?

– Полагаю, что так. Вот только зачем он оставил свою визитную карточку?

И вдруг меня осенила догадка.

– Вы знаете, а я понял. Если это телевизионная затея, то здесь замешана куча других вещей. Телевикторина с призами – машины, холодильники, замок в Шотландии и прочее.

– Телевизионная викторина? Что же, возможно.

Уж я-то не окажусь дураком! Я повесил трубку, глубоко вздохнул и набрал номер гостиницы, где жил Эксар. Он действительно был там зарегистрирован. И как раз вернулся.

Я быстро спустился вниз и сел в такси. Кто знает, с кем он еще успел связаться?

Поднимаясь в лифте, я все еще размышлял. Как от двадцати долларов перейти к действительно крупной игре, затеянной телевидением, и не дать Эксару понять, что я раскусил, в чем тут дело? Что же, возможно, мне повезет. Может быть, мне выпадет счастье.

Я постучал в дверь. Когда он сказал «пожалуйста», я вошел. Одну-две секунды я ничего не видел.

Номер был маленький, как и все номера в этой станице, маленький и душный. Он не включил свет, ни одной лампочки. Окна были донизу зашторены.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я наконец смог разглядеть этого молодчика. Он сидел на кровати лицом ко мне. На нем все еще был этот идиотский летний костюм.

И знаете, чем он занимался? Он смотрел забавный маленький транзисторный телевизор, стоявший на письменном столе. Цветной телевизор. Только работал он неважно. На экране не было ни лиц, ни картинок, а только разноцветные сполохи по всему экрану. Громадная красная вспышка, громадная оранжевая вспышка, дрожащие переходы между голубым, зеленым, черным. Из телевизора доносился голос, разобрать слова было невозможно: «Вах-вах, девах, девах».

Как только я вошел, он сразу выключил телевизор.

– Таймс-сквер – плохое соседство для телевизора, – сказал я. – Слишком много помех.

– Да, – сказал он. – Слишком много помех.

Он закрыл телевизор крышкой и убрал его. Хотелось бы посмотреть на этот телевизор, когда он работает как следует.

Странно, а? В комнате вопреки моему ожиданию не стоял запах дрянного ликера, и в задвинутой под письменный стол мусорной корзине не валялись пустые бутылки, как это бывает обычно в таких номерах. Ничего такого.

Единственный запах, который я почувствовал, был совершенно мне незнаком. Я думаю, это был запах самого Эксара.

– Хм, – промычал я, чувствуя себя неловко из-за давешнего разговора в конторе. Слишком груб я был тогда! А он спокойно сидел на кровати.

– У меня двадцать долларов, – сказал он. – Вы принесли пять?

– Я, думаю, найдутся, – сказал я, роясь в бумажнике и стараясь обернуть дело шуткой. Он не проронил ни слова, даже не пригласил меня сесть. Я вытащил банкнот.

– О'кэй?

Он наклонился вперед и уставился на него, будто в такой темноте можно было увидеть, что это за банкнот.

– О'кэй, – сказал он. – Но мне нужна расписка. Заверенная расписка.

«Вот это да, – подумал я, – заверенная расписка!» И сказал:

– Тогда пойдемте. Аптека на Сорок пятой улице.

– Пойдемте, – сказал он, поднимаясь и коротко откашливаясь – раз, два, три, четыре – почти беспрерывно.

По дороге в аптеку я остановился возле лавки с канцелярскими товарами, купил книжку с бланками расписок и тут же заполнил одну из них: Нью-Йорк, дата, «от мистера Ого Эксара под номером…»

– О'кэй? – спросил я его. – Я поставил здесь номер и серию банкноты, чтобы казалось, будто вам нужна именно она.

Он повернулся ко мне и прочел расписку. Затем сверил номер с банкнотом, который я держал в руках. Он кивнул.

Мы подождали аптекаря, который в это время отпускал товар. Когда я подписал расписку, аптекарь прочел ее про себя, пожал плечами и поставил свою печать.

Я заплатил ему четверть доллара. В барыше был я.

Эксар бросил на прилавок новенькую, хрустящую двадцатку. Он наблюдал, как я рассматривал ее на свет с одной и другой стороны.

– Не фальшивая? – спросил он.

– Нет… Но поймите, я не знаю вас, я не знаю ваших денег.

– Правильно. Я бы и сам так сделал.

Он сунул расписку и пять долларов в карман и направился к выходу.

– Эй, – крикнул я. – Вы спешите?

– Нет, – он остановился и удивленно посмотрел на меня. – Не спешу. Но вы получили двадцать за пять. Дело сделано. Все.

– Все в порядке, дело сделано. Не выпить ли нам по чашке кофе?

Он заколебался.

– Плачу я, – сказал я ему. – Давайте выпьем по чашечке.

Он забеспокоился.

– А вы не захотите расторгнуть сделку? У меня расписка. Все заверено. Я дал вам двадцать долларов, а вы мне – пять. Дело сделано.

– Сделано, сделано, – говорил я, подталкивая его к свободному столику. – Все заметано, все шито-крыто. И назад хода нету. Просто я хочу угостить вас кофе.

Несмотря на слой грязи, покрывающий его лицо, я увидел, что оно прояснилось.

– Не надо кофе. Я бы съел грибной суп.

– Прекрасно, прекрасно. Суп, кофе – все равно. Я выпью кофе.

Я сел напротив и изучал его. Он сгорбился над тарелкой и торопливо отправлял в рот ложку за ложкой – живой пример шалопая, у которого за весь день маковой росинки во рту не побывало.

Такой тип должен валяться пьяный в дверях, пытаясь отбиться от полицейской дубинки. И место ему в кабаке, а не в приличной гостинице, и не подобает ему продавать мне двадцать долларов за пять и есть как порядочному грибной суп.

Но так и должно быть. Для телепередачи, которую они затеяли, это чертовски подходящий актер, лучше ни за какие деньги не найдешь, только зря доллары выбросишь. Парень так здорово играет попрошайку, что люди смеются ему в лицо, когда он пытается навязать им прибыльное дельце.

– Может быть, вы купите еще что-нибудь? – спросил я его.

Он не донес ложку до рта и подозрительно посмотрел на меня.

– Например?

– Ну не знаю. Может быть, приобретете десять долларов за пятьдесят? Или двадцать за сто?

Он задумался, этот парень. Потом снова набросился на суп.

– Это не дело! – бросил он презрительно. – Разве это дело?

– Простите, пожалуйста, простите. Я на всякий случай спросил. Я вовсе не хочу на вас заработать, – я закурил сигарету и замолчал.

Мой приятель оторвал свою грязную физиономию от супа и потянулся за бумажной салфеткой. Он вытер губы.

– Хотите купить еще что-нибудь? Пока я здесь и располагаю временем. Если у вас имеются какие-нибудь предложения, мы можем все тотчас оформить.

Он скомкал бумажную салфетку и бросил ее в тарелку. Салфетка намокла: он выловил все грибы, а суп оставил.

– Мост Золотых Ворот, – внезапно предложил он.

Я выронил сигарету:

– Что?

– Мост Золотых Ворот. В Сан-Франциско. Я плачу за него… – он задумчиво уставился в потолок. – Скажем, сто двадцать пять долларов. Сто двадцать пять долларов. Деньги на бочку.

– А почему именно Мост Золотых Ворот? – как идиот, переспросил я.

– Потому что он мне нужен. Вы спросили меня, что я хочу купить еще, и я отвечаю: Мост Золотых Ворот.

– А почему бы не Мост Джорджа Вашингтона? Он здесь, в Нью-Йорке, на реке Гудзон, Зачем покупать мост на западе?

Он усмехнулся, словно отдавая дань моей хитрости.