Текст книги "Кассандра"

Автор книги: Александр Палинур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Это были легендарные амазонки во главе с царицей Пенфесилией. Причем появились они уже после смерти Гектора, в очень тяжелые для Трои времена.

Многие современные историки считают амазонок народом мифическим, вымышленным. Однако это далеко не так, слишком много следов осталось от них в исторической памяти.

Вероятнее всего, они действительно существовали, представляя собой некий осколок матриархата, вкрапленный в героическую патриархальную культуру.

«Амазонки, – пишет А. Ф. Лосев, – женское племя, жившее в Малой Азии на реке Фермодонте, на острове Лемносе или в районе Меотиды (Азовское море. – А. П.) и Понта Эвксинского, во Фракии или Скифии. Они не допускали мужчин в свое общество и только ради продолжения потомства на короткое время сходились с ними. Всех родившихся мальчиков они убивали. Они проводили время на войне, будучи вооруженными с ног до головы. Так как нам известна греческая мифология по преимуществу уже патриархальная, т. е. героическая, то дошедшие до нас мифы почти всегда изображают только победу над ними какого-нибудь героя. Их побеждали Геракл, Тезей, Беллерофонт, Ахилл».

Причиной появления амазонок под стенами Трои было желание Пенфесилии искупить свою вину за нечаянное убийство ею родной сестры, которое произошло во время охоты на сайгаков, когда внезапный порыв ветра заставил пущенную царицей стрелу изменить направление полета.

Артемида гневалась на нее за это убийство, и, помогая троянцам, Пенфесилия надеялась умилостивить богиню, покровительствовавшую им.

Приам и другие старейшины Трои испытывали вначале некоторую растерянность. По обычаям того времени, нужно было устроить пир в честь неожиданных помощников, однако ни в Греции, ни в Малой Азии, чьи обычаи почти не отличались от ахейских, из представительниц прекрасного пола за столом могли присутствовать только гетеры.

С другой стороны, амазонок также нельзя было причислить к числу замужних женщин, ибо это противоречило их собственным обычаям.

Немного поразмыслив, Приам и его советники решили преступить привычные ограничения и приняли Пенфесилию как родную дочь, устроив в ее честь роскошный пир.

В порядке исключения, присутствовали на нем и настоящие дочери Приама.

Выпив и хорошо поев, могучая Пенфесилия стала похваляться, что сразит своим оружием абсолютно всех героев Греций, прогонит ахейцев из-под Трои и в довершение сожжет все их корабли.

Кассандра посмотрела на раскрасневшуюся Пенфесилию и почувствовала, что вновь защемило сердце и застучали молоточки в голове.

Она-то знала, как все будет на самом деле.

Утром амазонки выступили в парадном вооружении впереди троянского войска.

Началась кровопролитная битва.

Самое интересное, что первый напор троянцев оказался вполне успешным. Пенфесилия держала свое слово и, носясь вихрем по рядам греков, рубила мужчин одного за другим.

Уже видны были знаменитые черные корабли, близка была победа амазонок.

Однако зловредные боги не дали троянцам возможности насладиться победой.

Заслышав шум битвы, на помощь грекам поспешили Ахилл и Аякс Теламонид, которые до этого тихо грустили над могильным холмом своего любимого друга Патрокла.

Пенфесилия не испугалась Ахилла и храбро выступила против него. Она метнула в героя копье, но мощный удар принял на себя многократно проверенный щит.

Полетело второе копье. И снова безрезультатно.

Ахилл, бывший на волосок от смерти, испытал прилив страшного гнева, требующего немедленного возмездия. Он бросился к амазонке и ударил прямо в грудь.

Почувствовав смертельную рану, Пенфесилия хотела все же обнажить меч, но проворный Ахилл снова занес свое тяжелое копье и ударил им с такой силой, что пронзил царицу амазонок вместе с ее конем.

На этом битва кончилась.

Печаль овладела Ахиллом при виде прекрасного лица сраженной им амазонки. А тут еще подоспел уродливый демагог Тер сит – он принялся издеваться над светлой печалью Ахилла и в довершение всего ткнул копьем в глаз божественной Пенфесилии.

Этот грязный поступок так возмутил Ахилла, что он ударил Терсита тяжким своим кулаком в лицо и прикончил его одним этим ударом. Потом отмахнулся от подскочившего Диомеда, родственника убито – го, поднял на руки мертвую Пенфесилию и вынес с поля битвы.

На следующий день ахейцы выдали защитникам Трои трупы царицы амазонок и двенадцати ее подруг, возвратив также их вооружение.

Жители Трои устроили пышные похороны. Прекрасные тела женщин, погибших в бою, были сожжены на погребальном костре.

Ахилл же, пользуясь временным перемирием, отправился на остров Лесбос, где принес богатые жертвы богу Аполлону, его сестре Артемиде и матери их Лето, моля очистить его от скверны – пролитой им крови Терсита.

Так сбылось еще одно, на сей раз не пересказанное никому видение Кассандры.

Месть Аполлона

После смерти Гектора, которую со всеми подробностями предсказала Кассандра, вдова его, Андромаха, вынуждена была поверить в достоверность видений троянской пророчицы. Мало того, неизбывное горе обострило и ее способность узнавать будущее. Во время одного из таких «озарений» она увидела картины гибели Трои, а среди них – ужасную смерть своего сына Астианакса, так и не вышедшего из грудного возраста.

Андромаха была далеко не робкой женщиной, недаром ее имя («мужеборная») носили многие амазонки, а сама она частенько советовала в военных делах своему покойному мужу.

Тем не менее все произошло так, как предсказывала Кассандра и как предчувствовала это сама Андромаха.

Ее захватил сын Ахилла Неоптолем, крайне жестоко мстивший троянцам за смерть своего отца. Увидев младенца, он зашелся в приступе самодовольного смеха, схватил ребенка и, не обращая внимания на вцепившуюся в его плащ Андромаху, взошел на одну из городских башен.

– Твой отец, говорят, был орлом, – обратился он к плачущему мальчику, – но мой – львом! Лев сшиб орла одним ударом своей мощной лапы. А теперь я, сын льва, отпускаю тебя, орленок, на свободу. Покажи свое искусство, птенец!

С этими словами он сбросил сына Гектора со стен высокой башни.

Андромаха с криком рванулась вслед за ребенком, но Неоптолем успел схватить ее за пышные волосы и поволок назад во дворец.

Между тем по природе своей Неоптолем, убивший многих сыновей и дочерей Приама, а потом и самого дряхлого царя, не был таким уж кровожадным злодеем, каким проявил он себя во время взятия Трои.

Он родился во дворце царя острова Скироса Ликомеда, среди дочерей которого прятала богиня Фетида своего сына Ахилла, переодетого в женское платье. У одной из этих дочерей, Дайдамии, и появился ребенок греческого героя. Случилось это вскоре после того, как Ахилла выманили-таки на войну. Другими словами, ни он никогда не видел сына, ни сын никогда не видел его.

Человеком чести показал себя юный Неоптолем и в истории с Филоктетом. Он с самого начала не хотел играть роль провокатора, навязанную ему струсившим Одиссеем. А когда все же согласился, то не выдержал ее до конца и вернул Филоктету его смертельное оружие.

Но ведь недаром любили древние греки копье и меч. Вид проливаемой крови будоражил их нервы, приводил в первобытное состояние. А тут еще священное чувство мести за смерть героя-отца, пусть даже не встреченного им в этой земной жизни. Ведь есть еще жизнь загробная, вечная!..

Андромаха осталась у Неоптолема, который одним из первых покинул догоравшую Трою.

Корабль был загружен богатой добычей, на могиле отца совершены соответствующие жертвоприношения, включая и человеческие.

Жаль, конечно, красавицу Поликсену, ну, да она была предназначена Ахиллу. Пусть теперь играют свадьбу там, в царстве мертвых. А ему хватит пока и Андромахи, не говоря уже о других наложницах.

Возвратившись в Элладу, Неоптолем стал царствовать в Эпире, на обширной территории, занимавшей западную часть Северной Греции и граничившей на западе с Ионическим морем, а на востоке с Фессалией, родиной его отца.

Своим управляющим он назначил, как это на первый взгляд ни загадочно, главного прорицателя Трои Гелена, брата Кассандры и Гектора. Впрочем, если вдуматься получше, ничего загадочного в этом нет. Так, наверное, были оценены заслуги птицегадателя во время защиты им Трои. Неоптолем даже указал его имя в качестве одного из наследников.

Между тем вся эта комбинация была затеяна не кем иным, как самим богом Аполлоном, выступавшим на стороне троянцев. Вспомним, что и Ахилла сразил именно он, вложив в руки Париса свою заколдованную стрелу и направляя ее во время полета.

Подобная участь ждала и сына Ахилла, Неоптолема.

Гелен, имевший богатейший опыт дворцовых интриг, отравлял жизнь Неоптолема малыми дозами смертельного яда истины. «Разве не смешно, – говорил он царю, – что героя, одним своим видом разгонявшего целое войско, спасаясь от которого трижды обежал стены Трои ее главный защитник Гектор, муж славный и могучий, так вот, разве не смешно, что такого героя смог уложить ничтожнейший из всех, да еще попав стрелой в пятку!»

Неоптолем, понимавший, что ответ на этот вопрос он может найти только у богов, решил съездить в Дельфы и обратиться к знаменитому оракулу Аполлона.

Откуда было знать молодому царю, что добывать сведения об убийстве своего отца он едет к самому убийце?

Когда Неоптолем вошел в храм и начал задавать свои дерзкие вопросы, мстительный Аполлон просто-напросто натравил на него толпу дельфийцев, которые и растерзали сына великого Ахилла. Вот как описывает эту сцену Еврипид в трагедии «Андромаха»:

Но вот из глубины чертога голос,

Вселяя в сердце ужас, зазвучал

Угрозою – он пламенем дельфийцев

Воинственным наполнил и на бой

Их обратил… Тут пал и сын Пелида,

Сраженный в бок железным острием.

Дельфиец был его убийцей, только

Он не один его убил… О нет

Простертого ж на землю кто отважный

Иль камнем, иль мечом, иль подойдя,

Иль издали, – кто мертвого не тронул?

Ах, тело все прекрасное его

Изрублено: одна сплошная рана.

Близ алтаря лежащего они

Его извергли из ограды храма.

Мы, наскоро забрав его, тебе

Для слез, старик, и воплей и убора

Могильного приносим. Этот ужас

Явил нам бог, который судит нас,

Грядущее вещает, грех карает;

Так поступил с Ахилла сыном он,

Пришедшим к очагу его с повинной.

Как человек, и злой, припомнил Феб

Обиды старые… и это мудрость?

Еще Павсаний видел в Дельфах жертвенник, на котором жрец Аполлона убил Неоптолема. Там же находится и его могила, на которой дельфийцы ежегодно приносили покойному жертву всесожжения.

Остается добавить, что Гелен в тяжбе с прочими наследниками отсудил две трети Эпира, женился на Андромахе, основал свою, новую, Трою и стал наконец властительным царем, к чему и стремился всю жизнь.

Эписодий пятый
КРИК СУДЬБЫ

Свою судьбу пророчит… Не покинул

И в рабстве дух пророческий ее!

А. Майков

Овцы и волки

Любое, даже самое радостное событие, если его ждешь слишком долго, не приносит радости в той степени, на которую ты надеешься. Чувство новизны притупляется ожиданием. Все кажется рутиной, хочется поскорее развязаться с затянувшимся делом и приняться за что-то другое.

Троянская война не стала исключением из этого правила. Хотя взятие Трои, разумеется, обрадовало ахейцев.

Обрадовало, прежде всего, тем, что закончилась наконец-то эта бестолковая, растянувшаяся на целое десятилетие война. А ведь многие не были на родине не десять лет, а куда как дольше – со дня похищения спартанской царицы.

Домой рвались все, особенно Менелай, заполучивший таки свою не особо нравственную женушку, а в придачу к ней – свои собственные сокровища, вывезенные когда-то из Спарты.

Агамемнон, в отличие от брата, был мрачнее тучи. Разве мог радовать его вид сожженной Трои? Умный правитель, он понимал, что войны ведутся вовсе не ради разрушения городов. Чувствовал и то, что навлек на себя, как на командующего войсками, страшный гнев Афины Паллады, защитницы крепостей.

Между братьями будто пробежала черная кошка.

Но вот уже похоронены павшие в сражениях герои. Вот совершены на могилах необходимые жертвоприношения в их честь.

– Хватит! – заявил холодным осенним утром старшему брату Менелай. – Ты как знаешь, а я отправляюсь домой.

– А как же Троя? – спросил, с трудом сдерживая себя, Агамемнон.

– Троя?! – удивился непонимающий Мене-лай. – А при чем здесь Троя?

Тяжело вздохнув, Агамемнон подергал себя за рано поседевшую бороду. «Наградили же боги братцем, – подумал он. – Собственную жену в руках не мог удержать… И главное, как ему объяснить, что нельзя, придя в чужую страну, разрушить ее города, захватить много пленников и добычи и опять уйти. Просто так уйти восвояси. Покоренную державу обязательно нужно сделать своим союзником. А для этого следует с уважением относиться к павшим противникам. Совершить над ними достойный погребальный обряд, принести обильные жертвы, которые столь угодны богам. Нет, нельзя было разрушать Трою до основания. На пустое место явятся новые народы, а когда накопят достаточно сил, снова станут грозить Элладе».

Целый день продолжался спор между царственными братьями, пусть для Агамемнона это больше был спор с самим собой. А наутро большая часть греческих кораблей, взяв на борт свою долю богатой добычи, навсегда покинула Троаду.

Отплыли Нестор, Диомед, Неоптолем, Идоменей и Филоктет.

Чуть позже отбыл и Менелай, догнавший Нестора с Диомедом на острове Лесбос.

Одиссей тоже покинул было Троаду, но на стоянке у Тенедоса поссорился со своими спутниками и вернулся обратно к Агамемнону.

– Трофеев никогда не бывает много, – ответил он на немой вопрос бывшего командира. – Остров у меня бедный, а Телемаха скоро пора женить. Следует позаботиться о будущих расходах.

Хоть и тяжело было на душе у Агамемнона, услышавшего эти слова, он невольно рассмеялся. Уж кто-кто, а Одиссей своего не упустит. Хитер, ох как хитер!.. Вернулся, наверно, за кладом Приама. Никак не может поверить, что весь город подмели вчистую…

И, вспомнив о судьбе города, Агамемнон снова насупил брови.

«Надо умилостивить богов, – твердо сказал он сам себе. – Надо принести жертвы и просить прощения за то, что мы совершили».

После ухода Одиссея гордый царь Аргоса и Микен повелел привести в тронный зал пророчицу Кассандру, спасенную им от цепких и загребущих рук младшего Аякса.

В ожидании пленницы, не находя себе места, ходил он по залу, нервничал и злился, словно юный влюбленный перед первым свиданием.

И вот он ее увидел. Женщину, волосы которой стояли дыбом и на лице которой застыло страдание.

И Кассандра тоже увидела Агамемнона. Она вцепилась скрюченными пальцами в волосы и, скорбно покачивая головой, стала бормотать какие-то неразборчивые слова. По всей видимости, слова гнева и отчаяния.

Потом она рухнула на пол.

Царь кликнул стражу.

Дюжие воины осторожно перенесли несчастную женщину на широкую каменную скамью и спрыснули ей лицо холодной водой.

Кассандра постепенно пришла в себя. Она села на широкой скамье и сидела, теперь уже раскачиваясь всем телом.

– Что с тобой? – тихо спросил Агамемнон, впервые наблюдавший подобный припадок. – Ты больна?

Кассандра не отвечала. Было видно, что ее бьет крупная дрожь.

– Так что с тобой? – снова спросил Агамемнон. – Ответь!

Кассандру вдруг будто бы прорвало.

– Лев прыгнул на овцу! – истерически завопила она. – И вот уже нет овцы, но скоро не будет и льва. Уволок он ее в свое логово, а там уже сидит ненасытная волчица с приблудным волком. И ждут они овцу, и ждут они льва. И вот уже зарезан хищными клыками благородный лев, и покрыт покрывалом, и лежит с отрубленными лапами. И вот уже кровь течет из шеи белой овцы, и терзают ее нежное мясо черные вороны!

Агамемнону сделалось не по себе. Он отослал бесноватую царевну, при этом приказав отдать ее под присмотр рабов, что ведают тайны лечебных трав.

Потом Агамемнон пошел к Одиссею. Он хотел знать, что скрывается за словами Кассандры.

– Что тут неясного? – растолковал царственный плут туманную речь пророчицы. – Лев – это ты. Овца – это Троя. Вернее, ее сокровища. Взял и уволок в пещеру…

«А кто же в таком случае волки?» – напряженно думал Агамемнон, возвращаясь в свои покои.

Радость материнства

7 августа 1876 года Генрих Шлиман начал раскопки города Микены, где когда-то царствовал Агамемнон. На сей раз он руководствовался не поэмами Гомера, а сочинениями Павсания, который писал о Микенах буквально следующее: «До сих пор все еще сохранились от Микен часть городской стены и ворота, на которых стоят львы. Говорят, что все эти сооружения являются работой циклопов, которые выстроили для Пройта крепостную стэну в Тиринфе. Среди развалин Микен находится (подземный) водоем, называемый Персеей. Тут были и подземные сооружения Атрея и его сыновей, где хранились их сокровища и богатства. Тут могила Атрея, а также и могилы тех, которые вместе с Агамемноном вернулись из Илиона и которых Эгист убил на пиру. А на могилу Кассандры претендуют те из лакедемонян, которые живут около Амикл; вторая могила – это Агамемнова могила, затем – могила возницы Евримедонта, дальше – могила Теледама и Пелопса. Говорят, что они были близнецами и что их младенцами зарезал Эгист, умертвив их родителей…

…Клитемнестра и Эгист похоронены немного в стороне от стены; они были признаны недостойными лежать внутри стен города, где похоронен и сам Агамемнон, и те, которые были убиты с ним».

Вера Генриха Шлимана в утверждения древних источников и на этот раз не подвела археолога.

Он нашел упомянутые Павсанием могилы и в них – старинные украшения. Довольно упомянуть, что только одного золота было почти тринадцать килограммов.

Был среди золотых диковин и кубок Нестора, воспетый когда-то Гомером:

…Кубок поставила чудный, с собой привезенный

Нелидом,

Весь золотыми гвоздями обитый; имел он четыре

Ручки, и около каждой из золота по две голубки

Словно бы зерна клевали; внизу его были две ножки.

По столу всякий другой лишь с усилием кубок тот

двигал,

Полный вином; но легко поднимал его старец

пилосский.

Но главное не в найденных сокровищах, а в том, что если, упоминая о древних захоронениях, Павсаний оказался предельно точен, значит, верны и его слова о том, что вместе с Кассандрой были убиты два ее сына-близнеца, Теледам и Пелопс. А судя по их именам, отцом младенцев мог быть только Агамемнон, потомок Пелопса, и рождены они были еще в Трое.

Иными словами, Агамемнон провел в покоренном, разрушенном городе не меньше года.

Первые дни Кассандра была еще очень плоха. Нервная болезнь ее обострилась даже сильнее обычного. Так вышло потому, что исполнение одного из страшнейших ее пророчеств – пророчества о гибели Трои – соединилось с еще большим потрясением от обыкновенного изнасилования (ведь то, что не успел совершить Аякс Оилеев, мог позволить себе и совершил всевластный Агамемнон).

И следует также помнить: любимый город пылал вокруг, убивали ее отца, ее братьев и ее любимых сестер.

К тому же только что погиб Кореб, единственная и невоплотившаяся любовь Кассандры, Кореб, который пытался ее защитить от хватких рук младшего Аякса.

Непостижимо, как смогла перенести все это бедная женщина.

Единственным объяснением может служить только то, что она находилась совсем без сознания либо (что вернее) воспринимала все происходящее с ней не как реальность, а как продолжение собственных страшных видений. Ничего другого я читателю предложить не могу.

…Время, как известно, лечит.

Не покончив с собою в первые же дни после выпавших на ее долю потрясений, Кассандра начинает думать не столько о смерти, сколько о зарождающейся в ее растоптанном теле новой жизни, чистой и невинной.

Она еще может убить себя, на это ей хватит сил, но никогда не посмеет сделать это, вместе с ней умрет и ее будущий ребенок. А может быть, и два, потому что в ее роду явно были двойни, ибо мать ее Гекуба, родила Приаму девятнадцать только сыновей, а сколько еще было у нее дочек… Если бы дети рождались по одному, их было бы куда меньше.

Нигде не говорится о том, как Агамемнон относился к Кассандре.

С одной стороны, он мог вообще не думать о ней, не получив, естественно, никакого удовольствия от телесной близости с испуганной, да еще и психически неуравновешенной женщиной.

С другой…

Первые же слова, сказанные им о Кассандре своей жене Клитемнестре (в трагедии Эсхила «Агамемнон»), звучали так:

«…Ты с чужестранкою

Будь подобрей. На кроткого правителя

И боги благосклонно с высоты глядят.

Никто не хочет рабское нести ярмо.

А пленница моя – подарок воинства,

Сокровище сокровищ – вслед за мной

пошла».

Согласитесь, далеко не каждого человека можно назвать «сокровищем сокровищ». А ведь тут имеется в виду рабыня-наложница. Да и говорится это в глаза родной жене, в первые же минуты встречи после двадцатилетней разлуки!

За что же так ценил Кассандру ее поработитель?

За пророчества?

Они предвещали только смерть.

За красоту?

Если так, то следует уточнить: за красоту, весьма поблекшую после столь многих испытаний, выпавших на долю пророчицы.

За ее материнство?

Последнее мне кажется наиболее близким к истине.

У Агамемнона были, конечно, дети от Клитемнестры (да и не только от нее). Но он их не видел уже много лет, а любимую дочь Ифигению собственноручно направил под жертвенный нож.

Вполне возможно, что родившиеся у Кассандры близнецы (а вещунья все-таки родила их!) были для него своего рода искуплением за смерть дочери. Тем более что они, по своему происхождению, являлись наследниками троянских царей. А это обстоятельство также немаловажно. Кто ведает, как еще в дальнейшем могут обернуться отношения с Малой Азией!

Нужно сказать, что к концу своей жизни (Агамемнон, как и прочие, не верил пророчествам Кассандры и не думал, что его жизнь оборвется столь скоро) царь Микен и Аргоса стал гораздо более мудрым человеком, чем был ранее. Об этом говорит, причем прямо в глаза царю, и корифей хора из цитируемой в этой главе трагедии Эсхила:

«Я не скрою, готовя заморский поход

За Еленой, сочувствия в сердце моем

Ты не встретил. Я мнил: у кормила стоит

Неумелый правитель. Казалось тогда,

Что людей, уходящих на верную смерть,

Ты пустыми надеждами тешишь…

Но тому, кто с успехом закончил свой труд,

От души благодарен я, рад от души, Государь

мой».

Кассандра в эти дни тоже уже далеко не та гордячка, какою она была в дни далекой, безмятежной юности. Здесь она, как справедливо замечает А. Ф. Лосев, «больная, беспомощная, изнемогающая женщина. Она потеряла решительно всех своих родных во время кровавой бойни в Трое и потеряла родину. Теперь она не царская дочь в богатейшем царстве, но несчастная и замученная рабыня, принужденная делить ложе с победителем своей родины».

Все это верно. И тем не менее…

Вспомним, ведь Кассандра сама называет Агамемнона «благородным львом». А если вспомнить еще, что смертельно раненный, умирающий Агамемнон (в «Одиссее» Гомера) пытается защитить, хоть и безуспешно, Кассандру, когда та закричала от предсмертного ужаса, то приходится признать, что между Агамемноном и Кассандрой были отношения, которые нельзя назвать просто отношениями насильника и жертвы.

Конечно, ни о какой любви несчастной троянки к главному виновнику всех ее бед и несчастий не может быть и речи.

И все-таки Агамемнон волей-неволей, как отец близнецов, стал ее единственной опорой в жизни. Тем более что было видно, как отмякает его сердце, ожесточенное длительной войной.

Кассандра замечает за Агамемноном склонность к компромиссам (естественно, в последнее время), религиозность, знание людских характеров. Вот хотя бы такая фраза, принадлежащая Агамемнону:

«…Немногим людям свойственно

Друзей счастливых чтить и не завидовать.

Ведь для того, кого судьба обидела,

Удача друга – это мука новая.

Своя забота душу ест, что ржавчина,

А тут еще чужой успех оплакивай.

Да, я скажу по праву – научила жизнь,

Что преданность и дружба так же призрачны,

Как отраженье в зеркале обманчивом».

Это слова уже не сурового и бескомпромиссного полководца.

Скорее, это слова философа.

Слова мудреца.

И как обидно, что к мудрости своей Агамемнон пришел лишь в последние часы жизни.

Впрочем, так оно чаще всего и бывает.

Жена троих братьев

Троянская война началась, как известно, с похищения Парисом Елены, дочери царя Спарты Тиндарея. Но она не единственная героиня этой непростой истории. У Елены, помимо братьев Кастора и Полидевка, была старшая сестра Клитемнестра, от рук которой погиб, в конце концов, Агамемнон, а с ним и троянская пророчица Кассандра.

Клитемнестра уже в молодости чувствовала себя обиженной, обделенной. Особенно в сравнении с Еленой.

Как же! Та, во-первых, считалась дочерью самого Зевса, проникшего к Леде в образе белокрылого лебедя. Во-вторых, являясь по отцу-олимпийцу сестрой богини любви Афродиты, была «прекраснейшей из смертных женщин».

А какие она пережила приключения! Ее похищал известный герой Тезей из Афин, из-за нее спорили лучшие женихи Греции, ее увез с собой в Малую Азию красавец Парис.

Троянская война, в конце концов, началась все из-за той же прекрасной Елены!..

Судьба Клитемнестры сложилась совершенно иначе. С юности она оказалась втянутой в борьбу между Атреем и Фиестом, проклятыми богами потомками рода Пелопса. Сначала она досталась Танталу, одному из сыновей Фиеста, затем, после ужасной смерти мужа, вышла за Агамемнона, сына Атрея.

О том, что Клитемнестра не испытывала к своему второму мужу особых чувств, говорит один из эпизодов, относящихся к раннему периоду войны, когда во дворец Агамемнона в Микенах явился раненный Ахиллом Телеф, сын Геракла и зять Приама, который хотел, чтобы его союзник заступился за него перед Ахиллом, ибо Дельфийский оракул посоветовал ему обратиться за исцелением к тому, кто его ранил.

Клитемнестра, первая увидевшая Телефа, дала ему, мягко говоря, весьма странный совет, как можно уговорить Агамемнона оказать требуемую помощь. Нужно было, оказывается, как писал Н. А. Кун в «Легендах и мифах Древней Греции», «вынуть из колыбели младенца Ореста, сына Агамемнона, подбежать к жертвеннику и грозить, что он размозжит о жертвенник голову Ореста, если Агамемнон откажется помочь ему исцелиться от раны».

Телеф так и поступил, чем сильно испугал царя.

Можно ли женщину, дающую подобные советы, представить в образе любящей жены и достойной матери? Маловероятно.

Забегая вперед, скажу, что сразу же после отъезда Агамемнона под Трою Клитемнестра вообще изгнала сына из дома, и он воспитывался под присмотром некоего Талфибия в доме фокейского царя Строфия. Вполне возможно, что Клитемнестра просто боялась своего ребенка, предчувствуя собственную гибель, которую примет от его рук.

Совсем иначе вела себя жена Агамемнона, находясь в Авлиде вместе с привезенной ею Ифигенией, что была вызвана отцом якобы для обручения с Ахиллом. Когда же выяснилась горькая правда, Клитемнестра стала с гневом упрекать мужа за то, что он решился погубить собственную дочь.

Что мог ответить ей Агамемнон?

Он далеко не по собственной воле согласился на подобное жертвоприношение. Царь знал, что в случае отказа греки убили бы и его самого, и всех его близких, потому что Ифигения приносилась в жертву ради блага всей Греции.

Потеряв дочь, Клитемнестра вернулась в Микены, где ждал ее брат первого мужа Эгист, приходящийся также двоюродным братом Агамемнону.

Эгист был известен тем, что от его руки погиб отец ныне здравствующего царя Аргоса, его родной дядя. Появиться в царском дворце он мог только в отсутствие Агамемнона.

Трудно сказать, когда вспыхнула любовь Клитемнестры к Эгисту. Может быть, это произошло еще при жизни первого мужа, может, после отъезда второго.

Как бы там ни было, Эгист, рвущийся к царской власти, занял, по крайней мере, хотя бы царское ложе.

Нестор, старейший из ахейских вождей, участвовавших в Троянской войне, так рассказывает об этом при встрече с сыном Одиссея, Телемаком:

«Тою порой, как билися мы на полях илионских,

Он в безопасном углу многоконного града Аргоса

Сердце жены Агамемнона лестью опутывал хитрой.

Прежде самой Клитемнестре божественной было

противно

Дело постыдное – мыслей порочных она не имела;

Был же при ней песнопевец, которому царь

Агамемнон,

В Трою готовяся плыть, наблюдать повелел за

супругой;

Но, как скоро судьбина ее предала преступленью,

Тот песнопевец был сослан Эгистом на остров

бесплодный,

Где и оставлен: и хищные птицы его растерзали.

Он же ее, одного с ним желавшую, в дом пригласил

свой;

Множество бедр на святых алтарях он сожег пред

богами,

Множество вкладов, и златом, и тканями, храмы

украсил,

Дерзкое дело такое с нежданным окончив успехом».

Следующим деянием преступной пары было изгнание из дома Ореста, законного наследника Агамемнона. Правда, Клитемнестра, встречая мужа-по-бедителя, спешит первой, покуда ее не опередили другие, доложить ему об этом событии (в своей, разумеется, трактовке):

«Меня не раз насильно во дворце твоем

Из петли вынимали полумертвую,

И. потому не здесь, как подобало бы,

Залог надежной обоюдной верности,

Наш сын Орест. О царь, ты не дивись, прошу.

Его воспитывает друг наш преданный,

Фокеец Строфий. С двух сторон беду старик,

О царь, подстерегал; здесь же заговор

Народ умыслить мог…»

Вот ведь сколь коварна и опасна хитрая и не любящая своего мужа женщина!

В нескольких словах смогла упомянуть и свою смертельную любовь к мужу (аж вешалась от тоски – солгала не моргнув глазом), объяснить отсутствие мешавшего ей «залога верности» Ореста, продемонстрировать свое беспокойство за жизнь Агамемнона, которого под Троей «предостерегала» смерть, и, наконец, облить грязью аргивян, могущих «умыслить заговор».

Впрочем, ложь Клитемнестры, которая касается ее отношения к Оресту, разоблачает сам Эгист. На фразу хора: «Если только нам Ореста боги завтра не вернут» он отвечает: «Да, кто изгнан на чужбину, для того надежда – хлеб».

В разных источниках совершенно по-разному оценивается степень участия Клитемнестры и Эгиста в преступлении против Агамемнона и его друзей. Гомер утверждает, что все произошло на пиру и что виновником гибели царя был исключительно Эгист, мстивший сыну Атрея за гибель своих братьев и покушение на отца. Клитемнестра же расправилась только с Кассандрой – из-за ревности к мужу.

Стесихор, лирический поэт VI века до нашей эры, в поэме «Орестейя» рассказывал, что Агамемнона убила сама Клитемнестра. Этого же мнения придерживаются Эсхил и Софокл, причем последний в трагедии «Электра» (так звали дочь Агамемнона, мстившую матери вместе с братом Орестом за смерть отца) особо выделяет роль бога Аполлона, являющегося истинным вдохновителем мщения узурпатору Эгисту и убийце мужа Клитемнестре.

Дело в том, что Аполлон в эпоху становления городов-государств почитался в Греции как бог – покровитель государственного порядка и законности, как борец против всякой анархии еще уцелевших родовых традиций. В частности, он был покровителем отцовского, само собой, права, сменившего власть женщины-матери и матриархальную общину.