Текст книги "Тора Бора"

Автор книги: Александр Орлов-Рысич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Он даже с удовлетворением воспринял факт, что наконец-то и до их редакции дошел пресловутый конверт с белым порошком. На этажах появились микробиологи в марсианском облачении, объявили карантин, всех сотрудников обязали сдавать анализы, но Витус ускользнул от процедур и исчез из редакции. Двое суток работал дома, но его достали и здесь. Без объявления и без звонка к нему явилась бригада все тех же медиков, которые занимались редакцией. Пока доктора или как их там, разбирали привезенные с собой приборы, снова облачались в доспехи, Витус, прихватив ноутбук, вышел через заднюю дверь своего дома и был таков.

Сейчас он устроился у своего старого приятеля, который был далек от средств массовой информации, журналистики и прочих общественно значимых дел. Он работал в Луна-парке, заведовал павильоном Ужасов.

– Устраивайся, если подходит. – Приятель впустил Витуса в одну из выгородок, которая являлась... чревом космического монстра. – Ничего другого, извини, предложить не могу. Этот сектор на ремонте, приступят в следующем месяце.

– Великолепно. Как раз то, что нужно.

– Если возьмешься дежурить по ночам, могу даже приплачивать.

Словом, он устроился комфортно. Протянул в чрево переноску, установил стол, нашлась и раскладушка. На кредитной карточке оставалось достаточно денег, чтобы не отказывать себе в питании в ресторане "У Бэтмана", что обнаружился в двух шагах.

Все это, впрочем, перестало иметь значение, как только он вернулся к рукописи и приступил к разделу "Аналитика кризиса". Многие вещи стали открытием для него самого. Мало сказать, что после атак Америка очутилась в новом измерении, как примерно он – в чреве монстра, но она еще и обнаружила, что в этом положении имеет множество преимуществ.

В чем же?. Поставленные в безвыходное положение, Штаты могут все. Собственно, это всегда и было вожделенной целью Америки, ее лидеров. Абсолютная свобода принимаемых решений. Тот факт, что это несвобода других, ее не волнует. Доверие или недоверие, это тоже дело десятое. С начала времен мир считается только с силой, причем не столько с силой идей, нравственных и моральных основ, а с грубой физической – силой кулаков и пудовой дубины.

Чего-чего, а этого Америке не занимать. И искушать ей тоже не привыкать – чем не идеи? Она, правда, слегка раздобрела, расползлась, расслабилась, но вот прекрасная возможность обновить смысл, вернуться к основам, заставить нацию сбросить жирок, привести ее в соответствие с временами.

Если бы Бен Ладена не существовала, его нужно было бы выдумать.

Эта неожиданная мысль заставила Витуса вздрогнуть. Если вернуться к рассказу Лари... К той предопределенности, неотвратимости, что было в нем главным. Ему вдруг показалось, что более убедительных причин, чем сама суть Америки, не существует. Нет, Бен Ладена никто не выдумывал. И не сам он вершил свой суд, если это совершил он. Он лишь рука Бога. И вели его силы с иными возможностями, чем все возможности американских спецслужб.

От этого между лопатками Витуса пробежал холодок. Если это действительно совершил Ладен, силы защитят его. Они не отдадут Бен Ладена в руки Америки. А если Ладен вообще не причастен?

– Тем более. – Произнес он вслух. – Вот тебе, Витус, тест на существование высших сил...

Его слова дробила на осколки железная утроба монстра.

10 ноября 2001 г., Новый Афон

Вот уж кого не ожидал здесь увидеть Михеев. Да еще в монашеском одеянии. Иван Мороз, пропащая душа...

Они обнялись.

– Ну и дела! – Только и мог вымолвить потрясенный Михеев.

Всегда почему-то смущенная улыбка бывшего коллеги, лет на восемь младше, была до боли знакомой. Лейтенантом Мороз начинал в их отделе и пропал с горизонта в девяносто третьем – капитаном.

– Слухи ходили, ты погиб в Белом Доме.

– Бог миловал.

– А здесь ты, Ваня, какими судьбами?

– Все расскажу, коль вы здесь, пойдемте...

В гостинице при монастыре Иван открыл ключом одну из светелок.

– Располагайтесь.

Как не хотелось забросать Мороза вопросами, Юрий решил не торопиться.

– Как там, в России? – Спросил Иван.

– Улетал – дождило. А так осень стоит сухая. Подмосковье, говорят, нынче без грибов. Зато с яблоками. Лето было жаркое, в Москве асфальт плавился...

Иван внимательно слушал. Как самые важные новости. Юрий по себе знал, сколь важно вдали от Родины услышать примерно такое, самое обычное. Это для всякого русского важно.

– А как к тебе, отче, теперь обращаться?

Иван улыбался:

– Как и раньше. К тому ж, я не отче. В постриге – брат Иван.

– Брат Иван. – Попробовал на звук Юрий – Подходит...

Пересказывая свою одиссею, Иван не переживал ее заново. И не пережимал. Действительно, был в здании Верховного Совета. Когда начали гвоздить танки, он был в комнате, в которую влетела болванка. Всех рядом насмерть, на нем ни царапины. Получил только контузию, перестал слышать. Спустился в вестибюль, навстречу спецназ. Добавили, поскольку он – с автоматом. Ребята опытные, не стрельнули. Потом он вышел из здания и, отмахнувшись от оравшего что-то омоновца, пошел в сторону Баррикадной...

– Уехал на Истру. Уже там что-то стало со мной твориться. Думал, свихнусь на дедовой даче. Било меня, в горячке метался, хотел с жизнью счеты свести. Спасся тем, что молился. А дальше просто. Зачем-то ведь Он меня уберег...

Они говорили долго. Иван рассказал, как отправился в Оптину пустынь, как стал послушником, потом, было, вернулся в мир. Приехал в Москву, к семье, всех перепугал, его уж оплакали. Встретился с дружком, тот хохотнул, что и в "конторе" его давно "списали в потери".

Воскресать из "мертвых"? Зачем? С тремя сотнями долларов, занятых у друга, он улетел в Грецию. Почему именно в Грецию? Может быть потому, что еще в Оптиной пустыне многое слышал об Афоне.

Сказано, какие бы бури не бушевали в мире, Афон, имея над собой вышний покров, стоит среди сущего, как столп веры. И будет стоять до тех пор, пока хранит его Божья Матерь. Иверская икона Божьей Матери хранится здесь и хранит Афон, ее последний земной удел. И будет так, пока она не покинет Святую гору.

Будет же это перед концом света...

– Зачем я здесь? – Спросил Михеев.

В это время ударил колокол. В раскрытое окно хлынули его дрожащие звуки.

– Мне на молитву. – Поднялся монах...

1 декабря 2001 года, Багдад

Третий раз судьба вела его в этот город. На этот раз Лари добирался до него со значительно большими трудностями, чем прежде. Ирак ожидал войны и это бросалось в глаза – солдаты с оружием на дорогах, зенитные установки с обеих сторон мостов, кое-где на второстепенных дорогах приземистые силуэты танков...

Колонна с гуманитарным грузом двигалась из Дубаи. Вместе со всеми, то и дело предъявляя документы на блок-постах, маялся в дальней дороге ничем не примечательный мелкий сотрудник комиссии ООН по поставкам продовольствия Ханс Мидель.

Никакими особыми полномочиями наделен он не был, ни за что особо не отвечая, вез для согласования в министерство торговли Ирака никому не нужные графики поставок и прочие рутинные бумаги. Увы, в Багдаде безобидному датчанину предстояло пропасть. В первый же день, при невыясненных обстоятельствах.

Невелика птица. Две-три заметки в европейских газетах да официальная нота Дании, которую никто не заметит.

Когда покрытые пылью грузовики один за другим втягивались в ворота гуманитарной миссии в Багдаде, датчанин еще присутствовал. Его хватились часа через полтора на обеде. Дежурный по миссии успокоил старшего, что этот чудик решил самостоятельно добраться до министерства, вышел через КПП и остановил такси.

– Он сказал, что к вечеру будет. Эти датчане... Самый нормальным среди них был безумный Гамлет...

Таксисты в Багдаде по-английски понимают три слова – "хау мач?", "О,кей" и "Саддам". Остальное они добирают интуицией. Эта же интуиция помогает им прибегнуть к тормозам в самое последнее мгновение, когда, кажется, столкновение с таким же отчаянным водителем уже произошло.

Потому, когда Лари оказался рядом с той мечетью, которую хранил в памяти с прошлого приезда, его изумлению не было предела. Они не только никого не протаранили, но и его записка с названием улочки по-английски возымела действие.

Рассчитываясь, ему пришлось пересмотреть в корне свое отношение к багдадским драйверам. Приняв пять долларов, таксист явил пример подражания его американским коллегам:

– Сенкью, мистер! Гуд бай...

Встреча с аль-Басри... Лари волновался, как пройдет она, примет ли его старик, окажет ли помощь. Почему-то казалось, что даже если встреча и состоится, то пройдет холодно, не так, как предыдущие встречи. Он чувствовал какую-то вину за все, что произошло не только в Америке, но и потом – в Афганистане, где сейчас военные силы его страны перешли уже к ковровым бомбежкам. Он не смог, ему ничего не удалось предотвратить...

Тем не менее встреча состоялась. Старик не только оказался в Багдаде, не только находился в мечети, где в прошлый раз заповедал его искать, но вышел сразу, как только Лари назвал подошедшему к нему человеку в сутане свое имя. Это выглядело так, словно аль-Басри ожидал его.

– Я рад видеть тебя. – И снова Лари с удивлением отметил про себя, что время не властно над проповедником. Он протянул для рукопожатия руку и Лари ощутил старческую прохладу его узкой ладони. Мир и покой шли от этой ладони.

– Дороги снова привели меня к вам, учитель.

Он впервые назвал так аль-Басри. И это произошло непроизвольно. Услышал новое слово и аль-Басри. Это было понятно по его мгновенному взгляду.

– Люди встречаются трижды. – Произнес старец. – Чтобы после этого либо никогда больше не встречаться, либо никогда не расставаться.

В этих словах звучала мудрость, и снова мелькнула тень тайны, которая звала к себе, приглашала шагнуть навстречу. Надо только задать вопрос "Почему, учитель?" и ты пойдешь новым путем.

Но еще до встречи Лари дал себе слово: он будет говорить лишь о деле. Только о том, чтобы старик помог ему выйти на Бен Ладена. Он, Уэлс, выполняет задачу, которая, насколько он понимал, важна для будущего Соединенных Штатов. Он в самом деле хотел бы стать учеником прорицателя, но...

Словом, он не знал, как вести себя перед старцем – старик представлялся способным делать с ним все, что хочет. Скажем, превратить его в камень, который потом столетия будет лежать у входа. Даже захватившая ранее Уэлса задача казалась уже неважной, возможно, он потому так горячо взялся за поручение Коллинза, что оно сулило свидание с аль-Басри....

Отогнав наваждение, Лари перешел к делу.

– Я рассчитываю на вашу помощь, учитель. Мне нужна встреча с человеком, который сегодня является носителем важной для меня информации. И не только для меня. Для моей страны...

Он собирался назвать имя, но старик остановил его.

– Я знаю, о ком ты говоришь. Наверное, ты прав и выполняешь действительно важную миссию. Но ты появился не там, где нужно. Отсюда ты не найдешь тропы к этому человеку. Ее здесь нет.

– Как нет? – Растерялся Лари.

Почему-то он даже тени сомнения не допускал, что именно сч помощью старца быстрее всего достигнет цели. Что этот человек поможет ему, даст совет, может, назовет город и место, куда Лари нужно попасть. А может, просто даст провожатого и вскоре встреча состоится.

Старик покачал головой:

– Мне не интересен тот, о ком ты приехал узнать...

Это было сказано так, что Лари опять почудилась тень другого мира...

Он снова перешагнул тайну:

– Он интересен мне...

Некоторое время оба молчали. Наконец аль-Басри разомкнул уста:

– Я не могу помочь так скоро, как ты хочешь. Более того, я не понимаю целей, не вижу смысла. Ты говоришь, этот человек обладает информацией, которая нужна твоей стране. Возможно. Но дело в том, что твоей стране не нужна информация. Нужен ли ей сам этот человек?..

На некоторое время старик снова замолчал.

– Если и нужен, – снова заговори он, – то лишь тем, кто вольно или невольно приведет твою страну к открытиям, от которых она не оправится. Ты с ними? И к этому готов?

– Я хочу верить. – Произнес Лари слова, которые недавно говорил Ламберту. – Очень хочу...

– Верить можно в то, что знаешь. Вера из желания веры – путь к бездне. Вера – не цель, а только помощник. Она приходит сама, когда действительно необходима. В чем твое знание? Твоя цель?

– Это большой разговор, учитель. Сейчас у меня есть задача...

– Хорошо. Я дам тебе лишь совет. Искать следы нужно там, где они могут быть.

Тем и закончилась эта встреча. Встреча, которая случилась только потому, что люди встречаются трижды. Глядя в след американцу, старик с ним прощался. Он знал – этот человек ищет не того, о ком спрашивает. Не Бен Ладена, случайную и бесконечно малую величину в железной воле событий. Он ищет себя. Но, он как и всякий из людей, не знает об этом...

10 ноября 2001 г., Новый Афон

Вершина Святой горы, увенчанная большим крестом, далась после тяжелого подъема. Михеев с трудом перевел дыхание и осмотрелся. На площадке, куда он поднялся, находились лишь этот крест из металла да совсем небольшой храм -Преображения Господня.

Контуры берегов таяли в голубой дымке, сливаясь на горизонте с морем.

Предоставленный на Афоне самому себе, ожидающий неизвестно чего, Михеев вот уже который день изучал остров. Пожалуй, до его обитателей ему не было дела. Жизнь монастырей текла размеряно, по раз и навсегда заведенному порядку, совершенно ему не интересному.

Встречаясь с братом Иваном, они говорили о вещах малозначащих. Странно, но большей частью о погоде.

Лишь однажды, как-то особенно пронзительно, Иван заговорил о доме. О том, что ему часто снится речка, похожая на Истру, но с берегами куда более крутыми. Он босиком с удочками бежит на речку по тропинке, и встречает поднимающегося на гору отца. Тот останавливается, снимает фуражку и вытирает пот.

– Рыбачить бежишь?

– Да.

– Смотри, осторожней там, на берегу...

И спускаясь дальше, к серебряной от солнца воде, он чувствует, как отец провожает его взглядом. И даже когда отец уже не должен его видеть, он все равно чувствует этот взгляд...

– Этот взгляд всегда меня заставлял чувствовать, что я в опасности. Даже когда ее не видишь, вдруг понимаешь, что вокруг что-то происходит. В Белом Доме я отошел от окна за мговение до того, как вместе с окном вынесло простенок...

Видимо, заново пережив ту минуту, Иван продолжил:

– Это очень просто. Ты вдруг видишь, что мир совсем не такой, каким за минуту до этого тебе казался. Ты видишь все со стороны, издали, и словно вверх ногами. Нет, даже не так – скорее наоборот...

Разговор происходил вечером, на берегу моря. Остро пахло йодом. Иван говорил нечто известное Михееву, с каких-то пор ставшее и его опытом, только Михеев этого не проговаривал, да и присутствовало это знание как-то исподволь, помимо сознания.

– Ты вдруг осознаешь, что этот мир "наоборот" – правильный. В том смысле, что он именно такой, а не тот, каким ты его знал. Все именно так и есть. И если ты сейчас чего-то не сделаешь, что-то случится. Страшное. И не столько для тебя, сколько для мира, который ты знаешь. А может, и для обоих миров, – потому, что ты находишься одновременно как бы в двух измерениях. Чтобы этого не случилось, тебе тоже надо измениться, стать "наоборот", другим...

Слушая эту неожиданную исповедь монаха, Юрий подумал – действительно наоборот.

Запах йода от залива словно подтверждал – мир болен. Давно, безнадежно, и никакого йода не хватит, чтобы залечить его раны...

– Этот сон – мой самый давний кошмар. – Рассказывал Иван. – Детский еще кошмар. Мать рассказывала, что когда у меня в детстве поднималась температура, я в горячем бреду все порывался перевернуться, пытался встать на голову. Рвался из ее рук так, что она не могла удержать, плакала и молилась. Я тоже помню это. И помню почему это делал – я должен был "стать наоборот"...

– Почему ты мне это рассказываешь?

– Должен. – Просто ответил друг.

С северо-запада – Юрий давно это заметил – надвигался грозовой фронт. Он как бы охватывал Афон. Дальние вспышки молний озаряли тучи, линию горизонта, Сингитский залив, горный берег.

Здесь, на вершине, было пока тихо. Лишь время от времени слуха достигали раскаты дальнего грома.

Надо спускаться, подумал Юрий, будет гроза. Он двинулся было к тропе, ведшей вниз, но остановился: навстречу ему поднимался человек. Старик. Высокий и худой.

– Останься. – Поднявшись на площадку, сказал старик по-русски. -Коль скоро ты на Афоне, тебе не нужно бояться...

Налетел первый порыв ветра. Тяжелое черное одеяние монаха рвануло шквалом, заставило его наклониться вперед. И гром. Казалось, небо треснуло над самыми их головами. Фиолетовая молния ударила в крест, и в оплавленный громоотвод храма. Еще не было дождя, только разрыв молнии.

Юрию казалось, что он – посредине битвы. Захватывающей сьтрашной. Битвы незримых сил, космических, вселенских. Будь он религиозным, наверняка, увидел бы за этим битву света и тьмы, жизни и смерти, добра и зла. Но и без того было не по себе – от мощи природы, ее власти над всем живым. Человек – что он перед этими силами? В его мечте обуздать их насколько можно его называть человеком разумным?

Начался сильный косой дождь. Юрий оглянулся, ему показалось, он остался один. Лишь при очередной вспышке молнии он сквозь пелену воды разглядел фигурку монаха. Тот стоял на коленях перед крестом и бил поклоны.

Этот, неведомый ему человек, словно не замечал происходящего. Кто он, этот монах? Почему здесь? Почему с ним он, Юрий? Или это он с Юрием?

Когда ударил град, крупный и хлесткий, Михеев кинулся к старику. Тот не собирался покидать место у креста. Он истово клал поклоны. Но Юрий не решился оставить старика одного, подхватил его и потащил его к храму...

Пока он снимал со старика одежду – на том, как и на Юрии, не осталось сухого места – старик не подавал признаков жизни. Он очнулся, когда Юрий бинтовал полосой от своей рубашки его разбитый не то градом, не то поклонами лоб.

Старик отвел руку.

Монах заговорил. О судьбах и временах, о сломе времен, который грядет. О жажде человека выйти за пределы человеческого. Человек рвется туда, куда ему нельзя, за грань. Человеческая природа уже почти не в состоянии этому противостоять. Она удерживает человека перед бездной из последних сил. Но есть силы, которые его толкают туда. Тьма выдает себя за свет. Ложь – за правду. Бесы – за праведников. Все уже не так в мире, как представляется человеку. Он заблудился. Не понимает, где Бог, где Сатана. И закрывает на это глаза. Он хочет, чтобы все было так, как хочется ему. Он хочет быть равен Богу, а прислуживает Сатане...

И грядет эра пустых душ, людей– целей, людей– программ. С ними бессмысленно говорить. Они не понимают слов. Они понимают знаки. И эти знаки им посылает кто-то...

– Что делать, отец?

– Он скажет. Останься наедине с Ним. – Показал старик на образа. – Я уйду, а ты оставайся...

Кто был этот человек? Аскет из афонского братства двенадцати, тех духоносных отшельников, о которых существует предание, что эти отцы получили дары Святого духа? Предание гласит: им известно будущее и они могут влиять на судьбы. Но по тому же преданию, эти люди невидимы, они никому не открывают себя. Незримые афониты – земные Ангелы, как повествует православный миф, выходят из своего времени в вечность и могут возвращаются обратно. И вот в такие грозы служат Божественные литургии на Святой Горе.

Сейчас Михеев готов был поверить и этому.

Не защищенный от сквозняков и мыслей – мокрая одежда сушилась на решетке окна – Юрий остался в пустом храме.

Нет, он не молился. Он ничего не просил у Бога и ничего у него не спрашивал. Ему не надо было просить и спрашивать. Нет, он не стал больше или меньше христианином. Все происшедшее здесь не сделала его верующим больше, чем он являлся.

Одно ему не давало покоя.

С Иверской иконы Божьей Матери в почерневшем от времени окладе, здесь, вдалеке от затерянного незнамо в каких снегах сибирского райцентра, на него смотрели глаза женщины, которая им с отцом повстречалась на улице.

Глаза его крестной матери...

18 декабря 2001 года

И снова в центре все того же Нью-Йорка, на Манхэттене, звучали сирены пожарных машин и спасателей. Над городом поднимался дым. Это горел храм. Самый большой, главный храм Соединенных Штатов – Святого Иоанна Богослова, названного так в честь единственного ученика Христа, который от него не отрекся.

Иоанна Богослова, который передавал Слово Божие:

"Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще осквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще.

Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его"...

Пожар случился на девяносто девятый день со дня авиационной атаки на Всемирный торговый центр. Если первую дату – одиннадцатое сентября -умножить на пифогорийскую сумму даты происшедшего, цифру 9, многое в пожаре покажется символичным.

Да и само событие из ряда мистических...

В этот же день завершился первый этап операции в Тора Бора, наиболее вероятном укрытии Усамы Бен Ладена.

Эта операция венчала всю цепь военных событий, была ее сутью, возможно, – смыслом существования обитателей Белого Дома последние месяцы.

Операция велась с применением самых мощных боеприпасов и самых элитных подразделений США – особого назначения.

Бен Ладена в Тора Бора не оказалось.

Между тем, даже мальчишки в Афганистане знали: он был там. И, рассказывают, не очень прятался.

Впрочем, это, наверное, уже из сферы легенд, преданий и мифов, которыми обрастет финал первого года нового века и нового тысячелетия. Их еще будет много, преданий и мифов. И пока они не заслонили истиной картины, отметим факт – вместе с Бен Ладеном в сражении у Тора Бора участвовали не только преданные ему боевики.

Там был американец, который появился в окружении Ладена за несколько дней до штурма.

...Лари стоял перед человеком, который стал настоящим кошмаром Америки. В глаза бросался нездоровый цвет лица, мешки под глазами – вспоминались слухи о болезни почек, результате одного из покушений на Бен Ладена.

А вот сами глаза... В них сквозила жизнь.

– И зачем я понадобился Америке? – Хороший английский, спокойный голос, ирония.

Лари в нескольких словах изложил цель своего появления в Афганистане.

– Ваша безопасность гарантирована. С вами хотят встретиться те, кому небезразлична судьба Соединенных Штатов, кто хотел бы доподлинно восстановить картину трагических событий – и в США, и в Афганистане. Кто не испытывает к вам и тени негативных эмоций.

– Вы полагаете, я приму это приглашение?

– Вы должны его принять.

– Интересно знать, почему?

– Это возможность предотвратить новые беды. Вы стали лидером сил, которые представляют большую опасность для сегодняшнего мира. Не только для США. Вольно или невольно вы явились тем злым гением, образ которого будет витать над планетой в дальнейшем. – Лари решил говорить, как думает, начистоту – только этим, чувствовал он, можно чего-то добиться. – Не думаю, что вы сами об этом не знаете и не задумываетесь о последствиях. И не думаю, что вам, человеку блестяще образованному, это не кажется страшным.

– Вы хотите, чтобы я выступил по американскому телевиденью и покаялся? – Усмехнулся Бен Ладен. – Снял с себя печать злого гения, как вы выразились, и призвал возможных последователей не ходить по этому пути? Это возымеет действие?..

– Нет, я хочу другого. Вы должны встретиться с теми, кто меня послал. Это люди, хорошо понимающие тот факт, что Соединенные Штаты развиваются по гибельному пути. Они, думаю, так же, как и вы, знают, что у американского президента и вообще у Америки нет никаких прав на истину в последней инстанции. Они хотели бы изменить это. Но не теми способами, к которым прибегли вы...

– Вы считаете, что именно такой смысл был вложен в одиннадцатое сентября? – С интересом глядел собеседник.

– А был другой?

Бен Ладен прошелся по небольшому помещению, которое представляло собой перегороженную каменной кладкой пещеру. Помещение освещалось электричеством, работала даже вентиляция.

– То, что я сейчас скажу, заставит вас понять то, чего вы, как видно, не знаете. И это ваше незнание говорит, что я могу встать на путь, который вы предлагаете. Все дело в том, что человек, стоящий перед вами, не причастен к тому, что случилось в вашей стране три месяца назад. Я повторю: я не причастен к атаке на Нью-Йорк и Вашингтон...

Проговорив это, Бен Ладен наблюдал, какое впечатление произведут слова.

– Не причастен?.. – Это могло бы показаться эхом, если бы не вопросительные интонации.

– Были минуты, – кивнул собеседник, – когда мне хотелось быть причастным. Очень хотелось. Когда в первые часы после атаки зазвучало мое имя, я оказался в положении, которого сразу и не осознать.

Я не привык оправдываться, но мне пришлось это делать. Я не привык выражать сочувствие Штатам, но я высказал. Я не умею лгать, но в самый пик истерии вокруг меня, я был готов взять это на себя... Единственное, что до сих пор удерживает меня от этого, – невозможность. Это грех. И это дело других рук. Я не могу приписать себе чужого...

За перегородкой послышались голоса. Ладен замолчал. Снаружи явно что-то происходило.

– Ведь вы из ЦРУ? – Спросил вдруг Усама.

– В прошлом. – Не стал скрывать Лари.

– Я это понял, – Улыбнулся своей странной улыбкой Бен Ладен. – Я вам верю. И знаете почему? Если бы вы явились от них, вы бы о факте моей непричастности тоже знали. И не стояли бы таким истуканом...

Они расстались до вечера. Несколько часов – никем не контролируемый -Лари слонялся по подземной крепости. Время от времени то там, то здесь постукивали автоматные и пулеметные очереди, эхо бродило по склонам.

Настоящего боя не было. Его и невозможно было здесь вести – все подступы простреливались.

Раз за разом прилетали бомбардировщики. Они бомбили отроги гор, взрывы вызывали лавины. Одна накрыла вход в пещеру неподалеку.

Это произошло на глазах Уэлса. Только что в пещеру спрятались люди, два боевика втащили установленный у входа АГС – автоматический гранатомет -как сверху подалась гора. Вход в пещеру попросту просел.

Ближние к нему афганцы к этому зрелищу отнеслись спокойно. Никто не кинулся к входу, не стал разбирать завал. Что это, безразличие к смерти?

Поразмышляв, Лари успокоил себя мыслью, что у заваленной пещеры, должно быть, имелся и другой выход.

Его позвали к Бен Ладену, когда уже стемнело. Они проговорили ночь. Наутро, после серии взрывов какой-то совершенно особой мощности, от которых рушились перегородки и в галереях пещер погас свет, начался уже настоящий бой. Он длился несколько часов.

Куда после делся Бен Ладен и этот американец, никто рассказать не мог. Черный песок в окрестностях Тора Бора не умеет хранить следы...

20 декабря 2001 г., Вашингтон

К этому дню Ламберт закончил свою работу – составление почти поминутной, почасовой хроники последних месяцев в Штатах. Он выжал из Интернета и многих закрытых корпоративных сетей все, что можно. Его компьютеры, что верный ноутбук, что тот, который был под черепной коробкой, временами зависали – столь много несообразностей и противоречивых вводных пришлось переварить.

Его увезли медики, которые появились в Луна-парке внезапно и повели себя так, что впору было принять их за группу захвата из ФБР. Официально его обвинили в том что он не прошел карантинных процедур после обнаружения спор сибирской язвы в редакции. Изъяли ноутбук, но он уже запустил свою хронику в свободное плавание в безбрежный океан Интернета.

Ламберт не был помещен ни в один из противоинфекционных центров. Когда его извлекали из чрева космического монстра, он вел себя неадекватно -кричал, что не болен, что болен не он, а все они, кто хочет заставить его не думать. Больны американцы и Америка, верящие мифам и президенту. Никто не знает, что на самом деле происходит в этой стране. Он не будет молчать даже под страхом смерти...

Сейчас Витус Ламберт находится в специальной, хорошо охраняемой психиатрической клинике некоего доктора Брокса. Можно привести ее название, но это ничего не даст. Вы ее не найдете даже по самому полному федеральному справочнику. И самого доктора Робертса можно найти только в файлах АНБ -также не афиширующей себя организации, которое в отличие от ФБР, ЦРУ и РУ МО, в сфере безопасности государства курирует вопросы лишь исключительной важности.

22 декабря 2001 г., пригород Нью-Йорка

После очередного совещания неформального клуба Вашингтона, сенатор Коллинз и отставной генерал Боб Хопкинс неторопливо беседовали у камина.

– Как зовут ту богиню, покровительницу самоубийц? – Вспомнил Коллинз.

– Иштаб.

– А вы знаете, генерал, что у древних обитателей Междуречья была богиня...

– Иштар. Я знаю. – Подтвердил Хопкинс. – Богиня скорби и военных побед.

– Вам не кажется странным такое совпадение?..

– Я сам не раз думал об этом, сенатор. Такое приходит в голову, что мурашки по коже.

– Одна богиня шумеров, другая – майя. Два разных континента, но историк сказал бы – одно имя...

– И одна сфера – смерть. Похоже, древние знали, что военные победы и самоубийства – сестры...

– В какое время, генерал, принимала свои жертвы ваша Иштар?

– В то же, что и Иштаб, сенатор. Третье тысячелетие до нашей эры.

– Что это может значить?

– Все, что угодно...

Накануне сенатор встречался с еще одним своим знакомым. С тем, кого он знал уже десятилетия. Сначала как Джорджа Робертса, американского бизнесмена, который помог ему в политической карьере, потом как Юрия Михеева, опять бизнесмена, но уже русского.

Коллинз сам захотел встречи. По той причине, что вдруг испугался. Понял, что полученной от него Михеевым информации с лихвой хватит на то, чтобы о сентябрьских событиях люди вспоминали лишь как о прологе.

Они встретились в аэропорту Женевы, на открытой галерее аэровокзала. Их разговор писался на пленку. Вот его последняя часть.

– Вы сказали, что не желаете зла Америке? – Говорил Коллинз. – Я готов в это поверить, но даже из нашей сегодняшней встречи с вами я могу сделать вывод, что у вас против Штатов существует план, который нельзя отразить. Я хорошо отношусь к вам, Юрий, но вы поймете мое беспокойство. Получилось, что я своими руками вооружил вас...

– Что именно вас волнует?

– Что это за план?

– Я могу сказать только общими словами – это не план против Америки. Во всяком случае, не против ее граждан. К Америке я отношусь с симпатией. Речь вообще не о ней. Речь о моей стране. О том, что она не может зависеть от чьих-то неуемных амбиций, жить, соседствуя с сошедшей с ума империей. Америка, а вместе с нею и все мы на грани значительно больших бед, чем можно предположить.

– И все-таки, Юрий, это будет новый управляемый кризис?