Текст книги "В тылу врага"

Автор книги: Александр Омельянович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

10

Андрей с товарищами вернулся на базу лишь на следующую ночь. Радиограммы были переданы. Генрик с оставшимися разведчиками весь день наблюдал за шоссе и вёл записи. Все очень устали от напряжённой работы и бесконечных лесных переходов. До утра спали как убитые. Шла уже вторая неделя их пребывания на вражеской земле. Подходили к концу взятые с собой запасы продуктов. Необходимо было поставить об этом в известность штаб в Каунасе и выбрать место для приёма груза. Большинство разведчиков были недовольны результатами своей работы. Им казалось, что сделано пока ещё очень мало.

На север от Борецкой пущи тянулись шоссе и железная дорога из Голдапа через Бане Мазурске в Венгожево. Они проходили по открытой местности или через небольшие кустарники, исключавшие возможность наблюдения. Только в окрестностях деревни Бочвинки два небольших лесных выступа подходило почти к шоссе и железной дороге. Генрик, Андрей и Сергей рассматривали штабную карту, десятки раз пробегая глазами шоссе и железную дорогу, ведущие из Венгожева в Голдап. По этому шоссе должны были одна за другой следовать колонны автомашин, снабжавшие всем необходимым участок фронта в районе Голдапа.

Шести разведчикам предстояло добраться ночью до деревни Бочвинки, занять наблюдательные посты и в течение дня наблюдать за шоссе и железной дорогой. Местность была неизвестна. Шли осторожно, поскольку местами лес был редким. Когда снова появились островки кустарника, прибавили шагу.

Вдруг Тони, шедший несколько впереди, упал на землю. Остальные последовали его примеру. Генрик подполз к нему. Между деревьями видны были силуэты немцев. Подсчитали – оказалось шестеро. Они шли по тропинке, ведя перед собой велосипеды. Деваться было некуда. Узкая полоска кустарника не была достаточным укрытием. Немцы могли заметить их и поднять тревогу. Действовать надо было молниеносно.

У Максима и Яна были винтовки с глушителями. Живьём хотели взять только одного. Разведчиков в защитной одежде, распластавшихся во мху, не было видно. Хлопнули приглушённые выстрелы. Двое немцев упали на землю. Дальше события развивались в ускоренном темпе. Выстрелами из винтовок уложили ещё одного немца. Оставшиеся трое не успели опомниться, как Генрик, Сергей и Тони с возгласами «Хенде хох!» бросились к ним. Немцы послушно подняли руки. Отобрали у них оружие, ремни, забрали документы. Тони ловко связал им руки, заткнул рты кляпами.

– Кто командир? – спросил Генрик.

Показали на лежащего на земле немца. Его подстрелил Максим. Одного из пойманных самокатчиков Генрик велел оставить для допроса, а двоих отвести в лес. Убрали также тела убитых. Велосипеды, рюкзаки, оружие, обмундирование и документы решили забрать на базу на обратном пути.

Связанного самокатчика вели с собой, пока не встретился густой кустарник. Там допросили пленного, который сообщил (что, кстати, вытекало и из документов), что он является солдатом части, входившей в состав 10-й бригады самокатчиков. Вшестером они отправились из Бане Мазурске в Олецко, куда перебрасывалась их часть. Они хотели, идя через пущу, сократить дорогу к шоссе. Встреча с разведчиками оказалась для них неожиданной – и гибельной.

Информация, полученная от самокатчика, обогатила сведения о противнике и одновременно сократила его силы на шесть солдат. Это была незапланированная операция. Разведчики обещали друг другу по возвращении обмыть свой успех водкой, которую нашли в рюкзаках самокатчиков.

Лес кончился. Шли полем. Справа осталась деревня Борек. Между деревнями Кальнишки и Керзки углубились в лес, который узким выступом тянулся до самых Бочвинок. На востоке он доходил до железной дороги и шоссе. Вскоре добрались до места. На обеих дорогах, несмотря на ночное время, царило оживлённое движение. Поскольку ничего не было видно, разведчики решили дождаться рассвета, спрятавшись в кустах.

Утром по двое с биноклями залегли на опушке леса. Тони ловко вскарабкался на развесистую ель, откуда ему было хорошо видно шоссе и железную дорогу. Наблюдения подтвердили усиленное движение транспорта между Венгожево и Голдапом. Один за другим заполнялись листочки бумаги, фиксируя знаки автомашин и их количество. В окрестностях деревни Бочвинки они заметили укрепления и множество солдат. Дальнейшее наблюдение за местностью представлялось опасным, поскольку узкий выступ леса мог быть внезапно занят немцами.

В безопасности почувствовали себя лишь в глубине пущи. Продолжать наблюдение за трассой Венгожево – Голдап не имело смысла. Из показаний связного вытекало, что в окрестностях Голдапа была сконцентрирована основная группа частей армии генерала Госбаха, курьеры которых сновали по этому шоссе. Зашёл разговор о возможности организации новой засады. Забрав снаряжение самокатчиков, разведчики к полуночи были уже на базе. Устроили настоящее пиршество из найденных в рюкзаках консервов. Хотя от усталости слипались глаза, чуть ли не до самого утра делились впечатлениями о последних событиях, результатах наблюдений и планах на будущее.

11

Запасы продуктов иссякли. Чтобы не оставлять следов, не ходили даже за картошкой. Однажды Максиму удалось убить кабана. Некоторое время питались его мясом, которое без хлеба и соля было невкусным. Обещанные штабом продукты, снаряжение и боеприпасы должны были сбросить этой ночью. Об этом накануне была получена радиограмма.

После долгих поисков выбрали место между озёрами Волиско и Лазьно среди болот, подальше от человеческих жилищ. Решили сообщить его точные координаты в штаб незадолго до вылета самолёта, с тем чтобы, в случае перехвата радиограммы, немцы не успели бы расшифровать её и помешать операции.

Приняв по радио условный сигнал, отправились в путь вдесятером и через два часа были на месте. Самолёт должен был прилететь в 22.30. Расположились треугольником. В середине его, на поле, заросшем редким леском, должны были сбросить парашюты с грузом. Светящиеся стрелки часов медленно отсчитывали время, может быть, даже слишком медленно. Было около 22.00, когда с востока послышался вначале слабый, а затем постепенно усиливающийся гул моторов. Одновременно где-то вдалеке ночную темноту начали разрезать ножницы прожекторов и светящиеся ленты трассирующих пуль и снарядов, Вспышки разрывов и лучи прожекторов то и дело озаряли небо. Видимо, летела большая группа советских самолетов.

Издалека до разведчиков доносилось глухое эхо взрывов сброшенных бомб; замёрзшая земля и морозный воздух усиливали звук. Затем такое же эхо начало доноситься чуть ли не со всех сторон леса, а сильнее всего – из района Гижицко и Венгожева. Воздух дрожал от бомб, рёва проносившихся над пущей самолётов. Бомбёжка фашистских очагов сопротивления была, судя по всему, широко задумана.

Стрелки часов приближались к 22.30. В грохоте бомб и зенитных орудий, а также рёве бомбардировщиков трудно было разобрать гул их самолёта.

Он появился неожиданно со стороны Круклянок, низко летя над лесом. Тамара услышала в наушниках условный сигнал. Три фонарика – Генрика, Андрея и Тамары – вспыхнули одновременно, а мгновение спустя засветились огоньками остальные две вершины треугольника. Разведчики размахивали фонариками над головой. Самолёт развернулся и прошёл над лесом так низко, что на фоне чёрного неба они увидели его силуэт. Три приближавшихся к земле парашюта были уже отчётливо видны. Ветер относил их на восток. Побежали за ними. Гул самолёта доносился всё тише и тише. Два парашюта с мешками нашли сразу же. Третий искали около часа.

До базы, которая находилась в зарослях над Чарчей Стругой, было далеко, и разведчики добрались туда лишь на рассвете. Сразу же начали распаковывать мешки. Там были батареи для радиостанции, боеприпасы, консервы, сигареты, спирт, шоколад и другие необходимые вещи. Разведчики с жадностью набросились на хлеб, которого не видели уже давно.

В тот день вести наблюдение за шоссе отправился лишь один дозор. Остальные приводили себя в порядок, брились, меняли бельё, чистили оружие и подгоняли по своей фигуре одежду самокатчиков и фельдфебеля. Семь разведчиков после долгой возни с великоватыми им немецкими мундирами, шинелями и фуражками приняли вид солдат вермахта. В этот день отмечали небольшой юбилей – третью неделю пребывания во вражеском тылу, па земле врага, где на каждом шагу их подстерегала опасность. Тамара и Наташа приготовили праздничный ужин. Было горячее, консервы, спирт. За исключением двух разведчиков, стоявших в охранении, все остальные уселись на плащ-палатках. Тони и Максим сыпали остротами, донимая прежде всего Тамару, в которую были тайком влюблены чуть ли не все разведчики. Она с улыбкой отмахивалась от их ухаживаний, заявляя, что в Ленинграде у неё остался жених.

Пошёл дождь с мокрым снегом, в ветвях деревьев бушевал ветер. В лесу время от времени слышались какие-то жуткие завывания и вопли. Спирт согревал тело и прибавлял бодрости. Ожили воспоминания. Тони был москвичом. Он тосковал по московским бульварам и какой-то Ольге, сомневался, останется ли она ему верна, не получая от него столько времени писем.

Андрей был родом из Крыма. Все завидовали тому, что он живёт в этом чудесном солнечном крае, в одном из прекраснейших уголков мира, а он с гордым видом затянулся дымом папиросы и попросил минуту внимания.

– Как только кончится война, я приглашаю всех вас к себе, – сказал он с улыбкой на смуглом лице. – Отец мой садовод, мать и брат тоже. У нас отличный домик на склоне горы. Оттуда открывается вид на море. Если бы вы только знали, как хорошо у нас в Крыму!.. Я не умею рассказывать. Чтобы описать всю эту красоту, надо быть Пушкиным. Для всех место найдётся. Тебя, Тамара, с Тони, чтобы вы не ругались, помещу в красивой беседке в саду.

Тамара запротестовала, а все разразились смехом. Андрей продолжал:

– Генрик, ты тоже приедешь. Будешь почётным гостем. Мы друзья навсегда. Ты понимаешь русское слово «навсегда»? Объездим весь Крым.

А Тамару такая перспектива явно привела в мечтательное настроение.

– Послушайте, – сказала она. – Генрик приедет в Ленинград, по дороге заберём Тони и других и нагрянем к тебе, Андрей, все вместе. Наймём яхту и поплывём по Чёрному морю…

Сергей, выполняя обязанности тамады, снова наполнил кружки. Андрей, едва не пролив спирт, обнял Генрика за шею:

– Генрик, выпьем за дружбу навсегда.

Чокнулись кружками так, что они даже звякнули, и всем вдруг захотелось обнять Генрика. В результате чуть было не сбили палатку. Он, немного смущённый этим коллективным проявлением дружбы, благодарил всех, точно не зная за что.

Тони, который был уже навеселе, умолял разрешить ему спеть. К его просьбе присоединились и другие. Генрик и Андрей выглянули наружу. Ветер и дождь со снегом ворвались в палатку. Тамара и Наташа затянули «Тёмную ночь», остальные подхватили. Слова песни как нельзя лучше передавали атмосферу этой ночи в лесу. Долго палатки гудели, как ульи. О том, что они находятся на вражеской земле, далеко от своих, что повсюду их подстерегает безжалостная, беспощадная смерть, все, казалось, забыли.

Где-то после полуночи легли спать. Закутавшись в плащ-палатки и полушубки, первыми захрапели Андрей и Сергей. Генрик не спал. Не мог понять, то ли выпитый спирт, то ли недавние беседы и песни шумели у него в голове. Яростные порывы ветра рвали брезент палатки. Генрик перевернулся несколько раз с боку на бок, подложил поудобнее руку под голову и начал прислушиваться к стонам бушевавшего ветра. Мысленно возвратился на родную Сувальщину, к своим, обошёл все уголки родного дома в Немцовижне. Вспомнил, что окна в комнате, где он спал с братьями, выходили в лес. Раньше в такие ночи, как сегодня, он любил, погасив свет, отдёрнуть занавеску на окне и всматриваться в таинственно шумевший бор. Мысли побежали дальше. Кристина… Сувалки уже освобождены от немцев. Интересно, что она сейчас делает? Предчувствует ли, что с ним происходит? Думает ли о нём временами? От этих размышлений сон не приходил, и он невольно вернулся мыслями к действительности. Начал вспоминать, что сделано ими с того момента, как они покинули Каунас: наблюдение за шоссе и железной дорогой, вылазки в Гижицко и Венгожево, встреча с жандармами в Круклянках, фельдфебель, шестеро самокатчиков. Много или мало? Скорее всего, мало. Что бы ещё сделать? Он хорошо знал своих разведчиков. Каждый был смел до безрассудства и находчив. А что, если попытаться организовать налёт на какой-нибудь штаб?… Захватить документы, планы… Кого-нибудь из высокого начальства… Но как? Кого? Где? Мысли перескакивали с события на событие, с одного лица на другое. В голове рождались различные проекты, реальные и фантастические. Помехой в реализации многих из них было установившееся затишье на фронте, отсутствие наступательных операции. Неизвестно было самое главное: когда придут наши? Здесь, в этих редких лесах, если немцы организуют крупную облаву, долго не продержаться.

Он заснул лишь под утро.

12

Палатки стояли всё ещё сдвинутыми, как в прошлый вечер. Сидели, сбившись в кучу, склонившись над картой. Рассуждали вслух, на каком участке шоссе Голдап – Бане Мазурске – Венгожево устроить засаду – то ли между деревнями Глувка и Бочвинка, то ли между Бочвинкой и Сурминами. Опасность тут и там была одинаковой. Пришли к выводу, что до леса ближе всего от деревни Глувка и что лучше всего организовать охоту в её окрестностях.

Восемь разведчиков с наступлением вечера отправились в путь. Вышли на опушку леса, кустарником вдоль небольшого ручейка добрались почти до самой Глувки и свернули влево. В стороне фронта на небе были видны вспышки от снарядов зенитной артиллерии и лучи прожекторов. Откуда-то сверху доносился гул моторов советских бомбардировщиков. Они шли волна за волной на запад, сопровождаемые прожекторами и огнём артиллерии. От этого притаившимся в кустах разведчикам стало как-то теплее на душе. Они почувствовали себя на вражеской земле менее одинокими. Там, в небе, были их боевые товарищи – с той лишь разницей, что, выполнив задание, они уже сегодня пересекут линию фронта и вернутся на базу, домой, а разведчики после выполнения задания останутся в тылу врага. Не вернутся к своим ни сегодня, ни завтра. А когда же?… Об этом они не хотели думать. Только Андрей, толкнув локтем Генрика, спросил полушутя, не хотел бы он полететь с лётчиками к своим? Генрик невольно вздохнул. Они подползли к самому шоссе. Уже видны были силуэты столбов и деревьев. То ли из-за появления советских бомбардировщиков, то ли по другим причинам движение на нём было небольшим. Время от времени мимо них проезжали грузовики, бесшумно промчалось несколько легковых автомашин – и всё. Более оживлённым было движение на железной дороге. С грохотом один за другим непрерывно шли эшелоны. Не составляло особого труда подложить под рельсы мину, но партизан удерживал строгий запрет совершать диверсии.

После полуночи поднялся ветер и начал порошить снег. Серп луны, который время от времени бросал из-за туч скупой свет, скрылся, наступила полная темнота. Отгоняя сон, разведчики шептались между собой, поджимая и вытягивая онемевшие ноги. Примерно в два часа ночи услышали гул самолётов. Это возвращались с ночной бомбёжки советские бомбардировщики. Шли легко, освободившись от смертоносного груза. Тони приложил пальцы к губам, посылая, как девушка, лётчикам воздушный поцелуй.

Прошёл ещё час. От холода, вынужденной неподвижности, долгого ожидания и нервного напряжения пришла страшная усталость, а в голову лезли мрачные мысли. И вот, когда они уже было усомнились в успехе операции, со стороны Голдапа вначале неясно, а затем всё более отчётливо донеслось тарахтение мотоцикла. Сергей, который мог безошибочно определить по звуку марку любого мотоцикла, шепнул Генрику, что это двухцилиндровый «БМВ», а значит, наверняка с коляской. Поскольку до рассвета оставалось недолго и вскоре им надо было возвращаться на базу, решили воспользоваться этой последней возможностью.

Тони и Максим бросились с тросом на другую сторону шоссе и прикрепили его к столбу. Тарахтение мотоцикла нарастало. Спустя минуту со стороны Глувки замелькал тусклый огонёк фары. Проводили его взглядом. Ещё немного… Ещё секунда… Удар!

Раздался скрежет и грохот железа о камни. Мотоцикл тёмным силуэтом перевернулся несколько раз в воздухе и упал на левую сторону шоссе. Трос выдержал удар. Из-под опрокинутого мотоцикла доносились стоны.

В коляске оказался укутавшийся в полушубок офицер. Мёртвый солдат-водитель лежал на земле. Генрик осветил фонариком лицо немца и расстегнул его полушубок, под которым виднелись погоны майора. Заткнув немцу рот, Максим поставил его на ноги. Из коляски вынули набитый документами портфель, опрокинули на тело водителя мотоцикл, взяли майора под руки, и спустя минуту вся группа скрылась во мраке пущи.

13

Тёмная морозная декабрьская ночь стояла над Гижицко. Недалеко от вокзала, в парке, где в голых ветвях деревьев пронзительно завывал ветер, расположился двухэтажный особняк, отрезанный от внешнего мира иглами высокой железной ограды. Закутавшись в полушубок, с переброшенным через плечо автоматом вокруг особняка мерно расхаживал часовой, посматривая на бурую немецкую овчарку, бегавшую от дерева к дереву. Из одинокого особняка не долетало ни единого звука, окна его были наглухо зашторены. Лишь стоявшие у входа автомашины указывали на то, что в нём кто-то есть.

Небольшой зал на втором этаже, обитый дубовыми панелями, был обставлен стильной мебелью, привезённой сюда из далёкой Франции. Красивый письменный стол, книжные шкафы, два сейфа, огромная карта Восточной Пруссии, мягкие кожаные кресла и даже электрическая кофеварка. Писк одного из многочисленных телефонов оторвал на минуту от бумаг писавшего что-то офицера. Нахмурив брови, он снял телефонную трубку и, взглянув на часы, произнёс:

– Пусть заходят!

Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошли несколько мужчин. Часы показывали 23.00.

Особняк, о котором идёт речь, служил резиденцией разведки СД. До лета 1944 года в нём помещалось одно из отделений абвера. Однако после ликвидации Канариса и его службы место абвера заняла зарубежная разведка СД. Руководитель её отделения в Гижицко майор Оскар Шиммель, получивший за заслуги в абвере звание штурмбанфюрера СС, остался фактически на прежнем посту. Изменилось лишь название организации, а цели были те же. Отделение СД в Гижицко продолжало заниматься разведкой, диверсиями и контрразведкой. Помимо разведки СД, круг обязанностей которой был довольно широким, в Гижицко действовала ещё одна организация, занимавшаяся исключительно военной разведкой на фронте. Она носила название «Иностранные армии Востока». Эти разведки тесно сотрудничали друг с другом.

В ту декабрьскую ночь в кабинете Шиммеля собрались на совещание шеф гестапо в Гижицко гауптштурмфюрер СС Цюпфельберг, руководитель отделения «Иностранные армии Востока» капитан Хайнерт, начальник станции радиоперехвата и пеленгации на Восточную Пруссию капитан Шиффер и заместитель Шиммеля капитан Грундманн. Шиммель открыл дверцу сейфа, вынул одну из папок и начал посвящать собравшихся в курс операции, которая носила невинное название «Лотта». Рассказал вначале об убийстве двух жандармов в Круклянках. Потом подробно описал случай на шоссе Мерунишки – Гижицко с курьером, который бесследно исчез вместе с мотоциклом. Тщательно проведённое следствие исключало возможность дезертирства.

Капитан Грундманн наливал из кофеварки кофе. Шиммель прочитал далее докладную об исчезновении в окрестностях Бане Мазурске шести самокатчиков, которых тоже до сих пор не обнаружили. Последнее донесение касалось происшествия на шоссе Голдап – Венгожево, где были найдены разбитый вдребезги мотоцикл и труп водителя, но не удалось найти трупа майора, работавшего в интендантстве 4-й армии генерала Госбаха. Шиммель, подливая себе кофе, начал связывать все эти факты в единое целое, приводя одновременно данные радиоперехвата со станции в Кранце и из других мест. В итоге он сделал вывод, что в Борецкой пуще либо в её окрестностях действуют разведчики противника, с которыми немецкая контрразведка уже не раз имела дело. Развернулась дискуссия. Никто не сомневался в том, что за линией фронта работают советские парашютисты-разведчики и что таинственное исчезновение людей на шоссе является делом их рук. Выдвигались даже предположения, что захваченных курьера и майора разведчики могли переправить через линию фронта.

Взяв слово, капитан Шиффер подробно ознакомил собравшихся с данными радиоперехвата со своей станции. Произведённые пеленг и подсчёты указывали на то, что на территории Восточной Пруссии действует немало вражеских радиостанций, в том числе наверняка в Борецкой пуще, Пиской пуще и в лесах возле Инстербурга. Это подтверждал также капитан Хайнерт, руководитель отделения «Иностранные армии Востока». Участники совещания знали последнее распоряжение из Кенигсберга по поводу усилившейся деятельности советской разведки. Под угрозой самого сурового наказания всем предписывалось принять необходимые меры для ликвидации советских десантно-разведывательных групп и недопущения расшифровки обороны отдельных районов. Взгляды собравшихся устремились к зелёным пятнам на штабной карте, обозначавшим леса. Где-то в них и скрывались разведчики.

Каждый выдвигал своё предложение, которое затем обсуждалось. Долгая декабрьская ночь близилась к концу. В кабинете Шиммеля висело густое облако табачного дыма. Пахло кофе. Заканчивалась разработка плана операции против советских разведывательных групп. Во внимание принималось три лесных массива.

План операции в Борецкой пуще выглядел следующим образом: в тот же день капитан Шиффер должен был выделить из подчинённой ему спецчасти три группы, оснащённые аппаратурой для радиоперехвата и пеленгации, которые должны были направиться в населённые пункты Гасево, Орлово и Дунайки. Этим группам вменялось в обязанность день и ночь прослушивать эфир и, в случае обнаружения вражеской радиостанции, немедленно засечь её местоположение в данном треугольнике. Независимо от этих групп два подвижных гониометра должны были разъезжать по ночам по Борецкой пуще. Из Кенигсберга был вызван также самолёт «физелершторх», оснащённый пеленгационной аппаратурой. В его обязанности входило патрулирование в воздушном пространстве над лесами. Это были меры, так сказать, технического порядка. Оперативные же меры, предусматриваемые планом, выглядели ещё более грозно. Шефу гестапо Цюпфельбергу предписывалось в тот же день провести совещание с лесниками Борецкой пущи и обязать их удвоить бдительность и о всём подозрительном сообщать немедленно в гестапо. Кроме того, гестапо должно было создать на базе жандармерии, СС и СА несколько оперативных групп, которые, взяв собак, должны были прочесать пущу. Были учтены мельчайшие детали, выделены резервы на случай расширения операции, продуманы способы использования бродячей агентуры и десятки других мелочей, которые должны были в конечном счёте гарантировать успех.

Аналогичные оперативные меры были приняты также в отношении Пиской пущи и леса возле Инстербурга. С копией плана специальный курьер отправился утром в Кенигсберг. Рассвет уже окрасил небо в розовый цвет, когда Шиммель закрыл сейф и покинул прокуренный кабинет. Он мысленно пробежал ещё раз весь план предстоящей операции: этот план казался настолько логичным в своей основе, что его реализация, несомненно, должна была в течение ближайших дней привести к уничтожению советских разведчиков. Но Шиммель был старым, опытным шпионом. И хотя всё свидетельствовало о том, что разработанный им план безупречен, всё же некое подсознательное ощущение злорадно нашёптывало, что не исключена ошибка. А может быть, советские разведчики действуют в каком-то селе? Имеют там свою агентуру? Хотя ночь и прошла в напряжённой работе, Шиммель долго не мог заснуть. Его всё больше терзали сомнения.