Текст книги "В тылу врага"

Автор книги: Александр Омельянович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

4

Юзеф С. был в Калетнике агентом гестапо. При «крещении», то есть во время вербовки осенью 1940 года, он получил служебную кличку Франц. На сотрудничество с гитлеровцами его толкнули страсть к наживе и желание свести личные счёты с соседями. Он был связан с шарфюрером СС Мечиславом Вашкевичем, который в гестапо значился также под кличкой Кимонт. Донесения, передаваемые время от времени агентом лично Вашкевичу, не представляли большой ценности: один без разрешения властей забил свинью, другой гонит самогон, третий ненавидит Гитлера и говорит об этом вслух… Вот и всё. Под нажимом своего начальника, который требовал прежде всего сведений о движении Сопротивления, агент начал в своих донесениях сообщать вымышленные факты. Он выдумывал, что кто-то имеет оружие, где-то проходят собрания и к кому-то заходят партизаны. Это Вашкевича уже начинало интересовать. Он отсчитывал несколько шелестящих бумажек и совал их в дрожащие руки шпика.

Проверкой донесений гестапо не занималось. Обыски сваливались внезапно, потом арест, затем могила или крематорий. Однако сам агент постоянно переживал, что не может сообщить что-нибудь действительно ценное и получить большую награду, о которой при встречах упоминал Вашкевич.

В одну из июньских ночей 1944 года агент Франц потихоньку выскользнул из хлева, где часто ночевал, и пошёл в сторону деревни Дембово. Он там давно приметил одного хозяина, к которому, как он слышал, заходят партизаны. Выбрав удобное для наблюдения место, он притаился в кустах у речки. Ночь была душной. Где-то справа, на востоке, с шумом пересекли небо истребители. Через минуту уже в северном направлении от Дембова пролетело несколько тяжёлых самолётов. Там, вверху, происходило что-то необычайное. Самолёты, завывая моторами, прорезали небо в разных направлениях.

Агент вышел из кустов и начал всматриваться в темноту. На востоке можно было различить и взрывы, и яркие полосы трассирующих снарядов. Где-то вверху над его головой пронёсся самолёт, а с востока уже подлетал следующий, таща за собой искрящийся хвост. Агент проводил его взглядом.

От самолёта отрывались как бы зонтики и исчезали за холмом, поросшим лесом. Агенту приходилось слышать о том, что из самолётов люди прыгают с парашютами и приземляются. Однако, видя это сейчас, он не мог понять, что происходит. Может, какие-то секретные учения немцев? Может, большевики сбили немецкий самолёт? А может?…

Эта мысль ошеломила агента. Может, это советский самолёт и из него прыгал экипаж? Докладывать в гестапо или не докладывать.

Сидеть в кустах больше не имело смысла. Агент перебрался через речушку и медленно пошёл к дому.

Жена Юзефа С. удивилась, видя мужа с самого утра возящимся на дворе с телегой. Она знала, что он должен был в этот день косить траву. Муж уклончиво объяснил ей, что в Сувалках хочет «обделать важное дело».

Всю дорогу агент составлял текст донесения. Он видел только три парашюта, но, подумав, решил сообщить, что их было десять. Так всегда лучше, ведь всё равно его сведений никто не проверит. Приблизительно рассчитал, где это произошло, в какое время, сколько летело самолетов. Если, прикидывал он, это донесение не имеет ценности, тогда он доложит, что видел, как в дом К. зашли партизаны. Только какой рапорт подать первым? Шпик всё быстрее погонял лошадёнку. Он чуял, что эти сведения заинтересуют пана Вашкевича.

Остановился Франц в одном из дворов на улице Ноневича, где уже стояло несколько подвод. Он распряг лошадь, привязал к лестнице, подсунул ей клевер, забрал кнут и медленно двинулся на улицу 3 Мая.

Там около бывшего дома солдата находился ресторан. Владельцем его с 1940 года был некий Павловский. В своё время он действовал в Литве как гитлеровский агент. Когда у него начала гореть земля под ногами, он вместе с агентом абвера Мечиславом Вашкевичем пересёк литовскую границу и попал в сувалкское гестапо. Вашкевич, который был более оборотистым и опытным, сразу получил там работу. Его повысили до шарфюрера СС и включили во II отдел, которым руководил Пауль Рихард, прослывший в Сувалках палачом и мучителем.

Павловского решили использовать иначе. Поскольку он не особенно рвался на штатную работу, прежний шеф гестапо в Сувалках Вальдемар Махолл приказал на средства гестапо открыть для него приличный ресторан. Помещение подобрали на многолюдной улице 3 Мая. Открытие ресторана преследовало двойную цель. Во-первых, здесь всегда можно было хорошо выпить и повеселиться, а во-вторых, Павловский, как доверенное лицо, должен был служить посредником в контактах с агентами. В здание гестапо шпики, как правило, не заходили, поскольку это грозило разоблачением и партизанской пулей. В ресторане же Павловского услужливый хозяин всегда знал, как и кого известить. Таких «точек» в Сувалках было в своё время открыто несколько.

Франц остановился перед рестораном Павловского. Увидев, что знакомых на улице нет, толкнул дверь и вошёл. Павловский выглянул из-за газеты. Поздоровались как старые знакомые.

– Туда… – Павловский указал рукой на боковую дверь ресторана. Агент кивнул головой.

Комнатка за ресторанным залом была небольшой. Столик, два стула, тяжёлые шторы на окне, вторая дверь выходила во двор. На столике стоял телефон. Павловский поднял трубку.

Спустя несколько секунд он улыбнулся и невольно встал по стойке «смирно».

– Господин Вильде, есть в продаже свежая рыба. Придержать?… Хорошо, спрошу… Слушайте, – обратился он к Францу, – господин Вильде спрашивает, есть ли что-нибудь срочное. Если нет, то беседа с вами состоится только после полудня.

Агент заколебался. А может, шеф обругает его за такую чепуху. Может, это не стоящее?

Покачав головой, Франц ответил, что дело может подождать несколько часов.

Павловский повторил слова агента и положил трубку на рычаг.

– Господин Вильде сможет с вами поговорить только в пять часов вечера. Можете идти в город.

Это агента не устраивало. Насупившись, он вышел из ресторана Павловского и потащился в сторону улицы Костюшко. Было только девять часов утра.

Бесцельно шатаясь по улицам, он глазел на кричащие витрины немецких магазинов. Плёлся дальше, не зная, как убить время.

Витрина с галантерейными товарами так его увлекла, что он на какой-то момент замедлил шаг и, сам того не заметив, толкнул проходящего жандарма. Привело его в чувство восклицание: «Проклятый поляк!» Удар в грудь свалил его с ног. Жандарм ещё раз дал ему пинка так, что шпик очутился на другой стороне улицы, робко озираясь по сторонам. Немец погрозил ему кулаком и пошёл дальше.

Франц пощупал лицо и сплюнул в ладонь. Во рту было полно крови. Горели щека и оцарапанная о камни рука. Он поднял кнут, отряхнул шапку и пошёл уже не по тротуару, а по краю дороги. Около пяти, зайдя в ресторан Павловского, он скользнул в комнатку, объяснив хозяину, что его сбил велосипедист.

Дверь со двора тихо открылась, и вошёл одетый в светлый костюм Вашкевич. Агент покорно встал у стены. На столе лежали завёрнутые в тряпку десяток яиц и кусок масла.

– Что с тобой, Франц? – спросил Вашкевич на чистом польском языке, указывая на опухшую щёку агента.

– А это, господин комендант, ерунда: велосипедист зацепил, я упал, но ничего, всё пройдет…

Гестаповец сел к столу.

– Ну, что имеешь?

Швырнул на стол блокнот и взял ручку.

– Сегодня ночью, – начал агент, – я был в Дембове. Там около полуночи к одному крестьянину пришли пятнадцать бандитов, – соврал он. – Сидели они у него примерно три часа, хозяин вышел с ними, и они направились…

– Медленнее. Медленнее и подробнее, – сказал гестаповец.

– И… и… пошли в сторону деревни Линувки. Когда хозяин возвратился, я не знаю, так как больше не наблюдал.

Гестаповец бросал короткие вопросы. Сколько лет крестьянину? Что он делал до войны? С кем дружит? Как выглядели бандиты? Агент выдумывал ответы.

– Это всё?

– Нет… Видел и другое, не знаю, заинтересует ли вас, господин комендант…

– Говори, дурак, коротко и быстро.

Здесь последовал рассказ агента о самолётах, стрельбе, каком-то хвосте дыма за одним из аэропланов и об этих «зонтах», которые в действительности называются иначе.

Гестаповец, не слишком восторженно реагировавший на предыдущее донесение – таких он ежедневно получал от шпиков множество, – теперь слушал с возрастающим интересом. Он попросил повторить весь рассказ. Когда агент сообщил ему, что этих «зонтов» было десять, Вашкевич сорвался с места и схватил его за лацканы сюртука:

– Ты идиот, понимаешь?! Дурак! Кретин! И ты мне только сейчас, в пять вечера, докладываешь об этом?!

Он толкнул агента к стене и постучал себя по лбу, ругаясь по-немецки. Тот стоял, сбитый с толку, и пытался объяснить, что он пришёл в восемь, но господин комендант был занят. Вашкевич приказал ему молчать и, приблизив своё лицо к испуганной физиономии шпика, переспросил:

– Это всё правда о «зонтах»?

Получив подтверждение, гестаповец взглянул на часы, приказал агенту не двигаться с места, а сам, не забрав даже свёртка с яйцами и маслом, выскочил из комнаты. На улице люди уступали ему дорогу.

В кабинет Кастендика – шефа гестапо – он влетел как угорелый. Здесь был и Гениг. Шар– фюрер быстро доложил о сенсационном известии. Оба гестаповца засыпали Вашкевича вопросами. Десант? Невозможно! Кто сообщает?

Услыхав, что это от Франца, оба скривились. Они хорошо знали ценность его донесений.

– Минуточку, проверим.

Кастендик взял трубку одного из телефонов. Отозвалась команда поста воздушного наблюдения, снабжённого радарной установкой и расположенного на специальной вышке около деревни Мала Гута. Кастендик спросил, нарушали ли русские самолёты воздушное пространство в Сувалкском районе в последнюю ночь. Командир наблюдательного поста ответил утвердительно и сообщил количество самолётов и направление их полёта, а также результаты воздушного боя, происходившего между гитлеровскими ночными истребителями и советскими бомбардировщиками и их сопровождением.

Следовательно, донесение Франца имело основания. Каждая минута была дорога. Кастендик давал точные и короткие распоряжения. Вашкевичу он приказал срочно доставить в гестапо Франца, вызвал на совещание всех начальников отделов, а телефонистке на станции велел держать наготове все линии связи с жандармерией и местной полицией.

Гениг под диктовку шефа писал текст телеграммы полицейским постам всех районов.

Агент Франц, которого втолкнули в кабинет, стал у стены.

– Почему не сообщил сразу же о парашютистах? – рявкнул Кастендик.

– Я… я… господин…

– Молчать! Иди ближе. Знаешь карту?

– Нет… Я, господин, окончил три класса ещё при царе…

– Рассказывай тогда ещё раз, как это было.

Агент, проглатывая от страха слова, вновь рассказал обо всём, что заметил. Все столпились около карты, прикасаясь пальцами к пятнам лесных массивов около Калетника и Вятролужи.

– Вашкевич и Швайнберг, немедленно выезжайте с двумя машинами жандармерии в район этих лесов. Его, – Кастендик подбородком указал на агента, – забирайте с собой. Пусть укажет место, где стоял, и направление, где видел парашюты. Гениг, передавай телефонограммы в район. Соедини меня также с Тильзитом.

Агент не понимал по-немецки. Он взглядом следил за лицами собравшихся. Вашкевич объяснил ему, в чём дело. Шпика охватил ужас, он упал на колени:

– Господа, помилуйте, жена, дети, люди увидят меня…

Закончить агент не успел. Шарфюрер Вашкевич схватил его за воротник и выволок в коридор, приказав заткнуть глотку.

Через десять минут перед зданием гестапо остановилось две машины с жандармами. Вашкевич втащил в одну из них насмерть перепуганного агента, который что-то бормотал о брошенной телеге и лошади. Жандармы, думая, что имеют дело с арестованным, угостили его для первого знакомства ударами прикладов, приказали сесть на пол машины и молчать. Легковой автомобиль с гестаповцами занял место между машинами жандармов, и колонна двинулась по большаку в сторону деревни Окуневец.

В это время выезжали из Сувалок и другие группы, направляясь в сторону Сейн, Пуньска и других посёлков. Вся служба безопасности и полиция, находившаяся в распоряжении шефа сувалкского гестапо, были поставлены на ноги. Перекрывались шоссе и полевые дороги, лесные просеки и броды на реках. Невидимые щупальца охватывали территорию района. Тихо гудящие телефонные провода несли новые приказы и распоряжения шефа гестапо.

Во дворе дома на улице Ноневича стояла одинокая забытая крестьянская подвода, а около неё с опущенной, мордой худая лошадёнка.

5

Душная июньская ночь не позволяла передвигаться быстрее. Впереди шёл партизанский дозор, выставив по бокам походное охранение, сзади – советские парашютисты. Подошли к опушке леса. Невдалеке находилась Нова Весь. Командир дозора объявил короткий привал для перекура, а сам с двумя партизанами отправился на разведку.

Командир вернулся из деревни чуть ли не бегом. Его обступили со всех сторон. Он рассказал о том, что ему удалось узнать: с вечера жандармы обшарили все постройки на хуторе, только что через деревню проследовала колонна автомашин, и вообще у немцев заметно какое– то необычное оживление. Все сошлись на том, что немцы, по-видимому, узнали о сброшенной в их тыл десантной группе и приступили к поискам парашютистов.

Лейтенант Василь, Саша и командир дозора, расположившись под кустом, водили фонариками по разложенной на земле карте, пытаясь найти наиболее безопасную дорогу в пущу. Они пришли к выводу, что немцы наверняка охватили этой операцией весь повят. Командир партизанского отряда прекрасно знал этот район и показывал парашютистам маршрут. Было решено попытаться проскочить между деревнями Петровизна и Высока Гура, а затем пройти холмами возле деревни Еглинец и оврагами у Красив, выйти около Александрова на шоссе Сувалки – Сейны и болотами возле Гремздув Польских пробраться в пущу.

Держа оружие наготове, они снова углубились в лес. Рассвет был уже близок, а пройти предстояло немало. Связные, которых по пути встречал командир дозора, рассказывали об одном и том же: повсюду немцы. Разведчики чувствовали, что над группой нависла смертельная опасность, что рядом с ними – притаившийся враг. Шли быстро. Лишь бы успеть пересечь шоссе Сувалки – Сейны. А там уже рукой подать до спасительного бора. Пока им везло – они не наскочили ни на одну из засад.

Шоссе миновали благополучно. До пущи оставалось ещё двенадцать километров. Они смертельно устали, но на отдых не было времени. Шли всё дальше и дальше. В лес должны были войти возле деревни Бяла Жечка. Только там можно было передохнуть. На рассвете добрались до безопасного места.

Перед ними лежала лесная дорога, ведущая из деревни Бяла Жечка в бор. Шедшие в охранении трое партизан раздвинули кусты и окинули взглядом дорогу. Она казалась пустынной. Начали переходить на другую сторону.

Вдруг справа раздались выстрелы. Это явилось для партизан полной неожиданностью, и они, хоть и привыкли к засадам, на миг остолбенели. Двое бросились назад, один остался лежать на дороге. Кусты на её противоположной стороне ожили. Загрохотали автоматы, на дорогу полетели гранаты. Обстановка требовала молниеносных действий. Немцы могли оттеснить партизан и десантников в поле и там уничтожить. Спасение лишь в одном – пробиться через дорогу в глубь бора.

Василь и командир дозора решили атаковать немцев на каком-то одном участке и прорваться через засаду. Отдали необходимые распоряжения. Василь выхватил из рук своего разведчика ручной пулемёт; рядом с ним лежали командир польского отряда, тоже с ручным пулемётом, и трое партизан. Немцы беспорядочно стреляли по кустам. Разведчики вскочили и бегом бросились к дороге. Надо было забрать раненого.

– Ура! Вперёд! – раздались в лесу возгласы на русском и польском языках. Дорогу преодолевали перебежками, ведя на ходу огонь. Пули срезали листву кустов, где прятались жандармы. Слышны были обрывистые слова немецких команд. Огонь не затихал. Василь залёг за развесистой елью и длинными очередями вёл огонь по кустам.

Почти все проскочили уже на другую сторону дороги, успели забрать и раненого. Ждали трёх оставшихся бойцов. Немцы наступали слева и справа. Один из партизан, перебегая через дорогу, вдруг упал, но Саша успел схватить его за пояс и втащить в кусты. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы сориентироваться в обстановке. Немецкая цепь была довольно редкой. Увидев, что партизанам удаётся проскочить сквозь неё, жандармы пытались теснее сомкнуть полукруг. Однако густой покров леса благоприятствовал беглецам. Они всё дальше и дальше углублялись в пущу. Четверо несли раненых, а остальные огнём и гранатами задерживали немцев. Позади ещё некоторое время доносились одиночные выстрелы.

Надо было помочь раненым. С них сняли верхнюю одежду. Ольга вынула из рюкзака полевую аптечку. У одного на правой стороне груди виднелась сквозная рана. Быстро перевязав её, удалось остановить кровотечение. Рана оказалась не особенно опасной. У другого были прострелены обе ноги, шея и живот. Он был ещё очень молод. Никто не знал его фамилии. Парня звали просто Васильком, – возможно, из-за больших голубых, словно васильки, глаз, украшавших его юношеское лицо. Каждую минуту он открывал глаза, и его отсутствующий взгляд скользил по лицам стоящих рядом людей. Он хотел что-то сказать. Изо рта вытекла струйка пенившейся крови. Боль исказила лицо. Слабеющей рукой он показал на карман гимнастёрки. Там в газетной бумаге лежало письмо от матери и фотография женщины в старомодной одежде с надписью на обороте: «Сыну». Дата и подпись стёрлись от дождя или пота.

Мальчик умирал. Василь подложил ему под голову свой рюкзак. Командир дозора держал его руку. Стоявшие вокруг вооружённые люди, ещё разгорячённые недавним боем, перестрелкой, прорывом вражеской цепи, сняли фуражки и молча смотрели, как уходил из жизни один из их товарищей. Большие, василькового цвета, глаза его так и остались открытыми. С него сняли ремень с пистолетом, отстегнули гранаты. Василь достал своё одеяло, на него положили тело и молча пошли в глубь леса. Спустя некоторое время деревья начали редеть. На небольшой поляне росла старая берёза. Белизной своей коры и ярко-зелёной листвой она чётко выделялась на фоне елей. Могилу под ней копали по очереди. Земля была рыхлой. Проснувшееся солнце золотило верхушки деревьев, а птицы немилосердно галдели. День вставал погожий, полный летнего очарования, но этой красоты никто не замечал. В сложенные на груди руки убитого командир вложил фотографию его матери. Тело завернули в одеяло. Могила была неглубокой. Бросали по горсти земли и отходили в сторону. Под одинокой берёзой остался холмик свежей земли и над ним – две связанные крест-накрест ветки с висящей на них конфедераткой.

Для отдыха выбрали густой, недоступный кустарник в болотах и, забыв о еде, тут же заснули крепким сном.

Партизанские отряды Жвирко, Романа, Кон– вы и другие сосредоточились в болотах возле деревни Грушки. Невдалеке от них расположился отряд майора Орлова. Между польскими и советскими партизанами поддерживалась постоянная связь.

Расстояние от места отдыха до базы польских партизан они преодолели ночью без осложнений. Оттуда десантники были доставлены прямо к командиру советских партизан. Наконец-то они оказались среди своих! Василь рассказал о событиях двух последних ночей. Майор Орлов обещал помочь группе в выполнении её задач. Тут же была составлена радиограмма в Центр, в которой Василь информировал командование о сложившейся обстановке. В ответ пришло указание любой ценой добраться до Шостакува и выполнять задание. Центр сообщил также, что их самолёт благополучно возвратился.

В палатке майора Орлова вокруг разложенной карты толпились люди. Дорога до Литвы предстояла далёкая. Судя по карте, лесов не было. Имелись сведения, что на пути следования группы в деревнях немцы держали сильные гарнизоны.

Партизаны майора Орлова не знали местности, на которой предстояло действовать десантникам. Поэтому на следующий день майор Орлов и Василь вынуждены были обратиться к командиру отряда Жвирко с просьбой выделить им проводников. Поляки лучше знали те районы. От майора Орлова Василь узнал подробности партизанских боёв в Августовской пуще, а также о сотрудничестве советских и польских партизан.

6

Бабинич был тяжело ранен и лежал в палатке. Ему доложили о прибытии советских партизан. С Орловым он был знаком и сотрудничал давно. Зашёл разговор о последних событиях на фронте и в Августовской пуще. Орлов рассказал, с чем пришёл, просил помочь и дать;в проводники смелых и хорошо знающих местность партизан.

В отряде было несколько сот людей. Кого выбрать? Бабинич перебирал в памяти знакомые лица. Вызвал к себе командиров подразделений.

Генрик, Эдек и Ромек Мерецкие лежали на траве возле сплетённого из веток шалаша. Они увидели, как появился майор Орлов, и Генрик, остановив проходившего мимо дежурного, спросил, не готовится ли какая-нибудь операция. Дежурный сообщил ему, зачем прибыл майор Орлов. Генрик, не раздумывая, поднялся и быстро зашагал к палатке Бабинича. Командиры обсуждали, кого лучше выделить в качестве проводников. Генрик протиснулся между ними и доложил:

– Рядовой Клюска просит назначить его проводником. Местность знаю хорошо, литовский и немецкий языки тоже. Я их доведу до места назначения.

Орлов, Василь и Бабинич взглянули на партизана.

– А как ваше здоровье? – спросил Бабинич. – Вы же были тяжело ранены. А братья?

– Эдек мог бы пойти со мной, а Ромек останется. Что касается меня, то я здоров. Чувствую себя хорошо. Задание выполню лучше, чем кто-либо другой.

– Ну, не будьте так самоуверенны, – улыбнулся Бабинич.

Майор Орлов спросил Генрика, хорошо ли он знает местность.

– Он родом из тех мест, – сказал Бабинич, – из пограничных районов.

Василю, который молча рассматривал Генрика, этот рослый парень сразу же понравился. Обменявшись с ним несколькими фразами, он обратился к командиру отряда:

– Разрешите, товарищ Бабинич, одолжить у вас этого партизана. Это как раз тот, кто нам нужен.