Текст книги "Приключения бриллиантового менеджера (СИ)"

Автор книги: Александр Терников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Таким образом, оставшаяся вакансия была доступна для Птицы и Стрелы. Но впрочем скоро выяснилось что Птица (Фогель)  – наполовину готтентот, так что готтентот мне среди кафров не помешает, по крайней мере им труднее будет между собой договориться. Я внимательно осмотрел его нос, приплюснутый и тонущий в круглых щеках, его губы были очень толстые, а ноздри чересчур широкие. Лицо Птицы было безбородое, а голова почти безволосая, потому что редкие маленькие клочки кудлатой шерсти, разбросанные по всему черепу, едва ли можно назвать волосами. Я обратили бы внимание на то, как несоразмерно велика у него голова и в соответствии с нею и уши, а в выражении его глаз мне почудится что-то китайское Да и похоже, что в жилах Птицы смешалась кровь слишком многих народов. Основу составляли готтентоты – коренастые темноглазые люди с золотистой кожей, которые в свою очередь похищали девушек-бушменок – крохотных куколок с желтоватой кожей, плоской переносицей и монгольскими глазами на треугольных личиках. Но не в лицах была их главная прелесть. Для тех, кто считает огромный зад признаком женской красоты, бушменки неотразимы: их соблазнительные округлости выдаются пониже спины, как горб у верблюда, и в сухих пустынях Калахари служат той же цели – для накопления пищи и воды.

В эту гремучую смесь влилась струя крови представителей негритянских племен коса, финго и пондо, которые спасались от своих злобных вождей и безжалостных колдунов. Но в родственниках Птицы явно были и азиаты – рабы-малайцы, бежавшие от хозяев-голландцев по тайным проходам в горах, что не хуже крепостных стен защищают мыс Доброй Надежды, эти беглецы тоже примкнули к предкам Птицы, которые кочевали по обширным равнинам. Затем настала очередь европейцев.

Европейские корабли Ост-Индской компании гибли на предательских рифах, и темнокожие спасатели брали в жены осиротевших европейских девушек. Затем отметились дезертиры – британцы, призванные на флот во время войны с Наполеоном: они настолько боялись воевать, что матросы предпочитали участь беглеца в диких и пустынных землях Южной Африки. Были и другие беглецы – беглые каторжники с кораблей, останавливавшихся на мысе Доброй Надежды, чтобы пополнить запасы перед долгим путешествием на восток – в Австралию.

После через эти земли проходили заезжие еврейские торговцы и шотландские миссионеры, которые слишком буквально соблюдали библейскую заповедь "Плодитесь и размножайтесь". Отряды головорезов всех наций захватывали рабов и попутно, в горных ущельях и долинах, за колючими кустами, под невозмутимым африканским небом брали другую традиционную добычу победителей. Здесь же отметились, и европейские охотники, задержавшись, чтобы насладиться более нежной и близкой дичью. В общем Птица был настоящий черный космополит. Но я помню правило, разделяй и властвуй, как и поступали колонисты, заселяя готтентотов на земли кафров.

"Итак, решено, я беру Быка, Носорога и Птицу, плата обычная 0,5 фунтов в месяц при моей кормежке, выдвигаемся после обеда, сейчас всем увязать вьюки и приготовиться" – заявил я.

Правда тут же вспомнил, что все негры обожают мясо и совсем не любят растительной пищи – но тут им придется потерпеть. Все свершилось, сегодня третьего октября, я наконец таки сделаю первый реальный шаг к своему богатству, хотя сколько еще таких шагов нужно делать!. Пообедав и расплатившись с хозяином гостиницы Яном, наша небольшая процессия выдвинулась на север по дороге к Претории. Возглавлял колонну я лично, с заряженным ружьем в руках и узлом из одеяла со своими вещами за спиной, рядом носилась радостная песочно-рыжая дворняга, далее следовал печальный ослик, загруженный вьюками, поверх которых седела обезьянка, а следом плелись три недовольных негра с узлами. Но ничего, с каждым днем их узлы будут помаленьку облегчаться, по мере расходования продуктов. Ну а в целом – солнце ярко светит, красноватая пыль клубится, но воздух относительно свеж и впереди нас ждут приключения!

Глава 18

Через неделю я был настроен уже не так оптимистично, становилось все жарче, пыль и мошкара надоела, а приходилось, все так же переставляя ноги, идти вперед. Вечерами на привалах я с трудом снимал сапоги с распухших ног. К тому же приходилось постоянно экономить воду и поэтому ходили все по большей частью грязным. Местность, пройденная за неделю, представляла собой однообразное, неограниченные пустое пространство. Ручьи и речушки начинали пересыхать, приближался сухой сезон, а до Вааля было еще очень далеко. Даже я начинал сомневаться, есть ли тут реки. "Где же тут река?" – спросил я однажды Птицу когда по его словам, мы должны были пересечь реку. "А вот, – отвечал он, указывая на то место, где я стоял, – Баас теперь стоит в реке: это всё река". И он указал на далекое пространство вокруг. "Тут песок да камни", – сказал я.

"Теперь нет реки, – продолжал он, – или вон, пожалуй, она в той канаве, а зимой это всё на несколько миль покрывается водой. Все реки здесь такие." Мне сильно досаждала мошкара, мелкие мушки вились около уголков глаз, чуя влагу, а те, что покрупнее старались сесть за мне за уши и там ужалить или укусить, что было не очень то приятно, и постепенно я приобрел уже привычку автоматически отмахиваться от мух и оводов, как и наш ослик Серый. Негры мне были крайне подозрительны, иногда кто-нибудь носильщиков убивал по дороге змею – какую-нибудь найю (местную кобру) , или пуф-змею, или рогатую гадюку, – то Птица не упускал случая вскрыть ядовитую железу, расположенную позади ядовитых зубов, и извлечь из нее каплю яда; накопленный яд он держал в особом пузырьке. Была у него также в запасе и горная смола, которую он собирал в известных ему оврагах, где она сочится из трещин в скале и явно ядовитые корни и луковицы непонятных растений.

Естественно меня это все сильно напрягало, тем более что я не мог понимать разговоров носильщиков у вечерних костров, перебиваемых раскатами чужого громкого смеха. Этот смех был явно в привычке у негров. Понятно, что моими верными друзьями, в данных условиях становились пес и обезьянка, которые не только снимали пробы с моей пищи, но и спал я с ними обоими исключительно в обнимку, надеясь на их чуткий слух и нюх. Моим самым незаменимым помощником и дегустатором для еды стала капская обезьянка по кличке Юнга – зверек – очень ласковый, зоркий и преданный хозяину. Большой лакомка, Юнга обладал неким чудным инстинктом: одни плоды сжирал с удовольствием, другие же, рассмотрев, с негодованием отбрасывал; человек на его месте никак не определил бы, хорош этот плод или дурен. А уж с обязанностью сторожа – по остроте его органов чувств, особенно ночью, пес Ворюга не мог с ним сравниться. Иногда Юнга проводил время со мной фамильярно усаживался на плечо, но больше всего любил скакать верхом на собаке.

Тут, справедливости ради, нужно заметить, что и Юнга и Ворюга, тоже недолюбливали наших чернокожих попутчиков. Когда по утрам носильщиков я поднимал работать, то они еле двигались. С большим трудом удавалось гнать их вперед; все время поторапливая. Днем они и вовсе брели нехотя, вперевалку, и являли собой картину полной безнадежности. Негр смертельно устает уже от одной мысли о работе! К тому же по вечерам я заметил, что мои Кафры непрестанно курят коноплю. Слава богу что мы пока двигались по центральной местной дороге, между двумя столицами бурских республик а не по дикой и незаселенной местности. Впрочем, такой путь нам предстоял почти до самого конца, и лишь в финале в горах предстояло немного отклониться с проезжей дороги. Но впрочем, местность была почти не населена. Буры колонисты, занимались в основном исключительно скотоводством и для стад им требовался простор, так что они мало того, что были привязаны к воде но и при этом стремились отселиться друг от друга как минимум на день пути, мы же стремились идти напрямик и никуда не отклоняться, все кроме воды у нас было с собой.

В середине второй недели пути, я почувствовал, что постепенно втянулся. Я стал меньше уставать, мои мышцы привыкли к нагрузкам и стали каменеть, взор прояснился и стал подмечать ранее ускользавшие от меня малозначительные детали вдали. Еще бы здесь нет ни телевизора, ни книг, ни компьютера не смартфона (вернее есть, но неработающий) и негде портить глаза. В дневнике же я каждый день делал надпись, что все нормально все здоровы. Я и правда, чувствовал себя абсолютно здоровым хотя и продолжал каждое утро начинать с принятия горького порошка хинина, для поддержания соляного баланса съедал щепотку соли и воду всегда обеззараживал каплей крепкого бренди, но тем не менее желудок меня не беспокоил. Спал я как убитый, понадеявшись на своих четвероногих сторожей, но при этом сжимая заряженное ружье в своих руках. Моя голова весь день оставалась ясной и свежей.

В общем, физически я стал чувствовать себя просто великолепно, у меня было такое впечатление, что я помолодел лет пять. Поскольку я не расставался с ружьем, то постарался полностью освоиться с ним. Я просыпался на стоянках до рассвета и шел к воде, пытаясь подстрелить какую-нибудь глупую антилопу, пришедшую на водопой. Ну а не подстрелю, так хотя бы попрактикуюсь с оружием. Наконец-таки раза с четвертого мне удалось сильно ранить небольшую антилопу, которую потом я добил вторым выстрелом. Негры до этого момента уже привыкшие к моим неудачам этому искренне обрадовались и устроили настоящий праздник. Как я уже упоминал, негры не любили растительную пищу и больше всего на свете ценили возможность набить до отвала свои животы мясом. Как они говорили если лишиться такой возможности, то лучше сразу умереть. Слова "мясо" и "есть" в их дикарском языке даже звучали одинаково.

В Южной Африке очень и очень многие совсем не знают хлеба – для них он неизвестная роскошь. Большинство туземцев никогда его не едят, да тысячи живущих на границе колонистов тоже прекрасно без него обходятся. Население Южной Африки – как туземцы, так и колонисты – не занимается землепашеством; в основном это скотоводы, и потому возделыванию полей здесь уделяют мало внимания. Стада крупного рогатого скота, лошади, отары курдючных овец и козы отнимают все их время, и земледельческие работы им не по душе. Долго лишенные своей привычной пищи, мои негры при виде тушки антилопы, буквально обезумели, и не ожидая моего разрешения, с воплями кинулись на тушку, подобно разъяренной своре собак.

Глава 19

В исступлении они сверлили, кололи, рубили, резали – несчастное животное – топором и ножами. Они толкались, падали, даже чуть не покалечили друг друга – невольно, даже не замечая этого. Засовывают свои руки прямо внутрь брюха, вырывают истекающие кровью кишки, рвут руками и зубами жир. И вот уже красные окровавленные негры изо всех сил отрывают куски мяса, с непрестанным воплем бегом уносят их прочь и с еще пущим воплем возвращаются, хватают мышцу, кость, сухожилие, жадно грызут…

Тут же началась драка – кровь так ударила в голову, что Бык и Носорог были готовы зарезать друг друга. Забыв обо всех приличиях, они, вцепившись в один кусок, злобно смотрят друг на друга, рычат, словно волки, скрежещут зубами, как крокодилы. И вот Бык издал отчаянный вопль – ему глубоко порезал руку нож его чересчур нервного приятеля. Бык тут же начал скакать, судорожно размахивая поврежденной конечностью над головой. Здесь уже я, что бы прервать ссору выстрелил в воздух и лихорадочно стал перезаряжать ружье. Вот так работнички, они скорее похожи на пациентов психушек. "Костер" сказал я – "жарить". Птица быстро высек целый сноп искр. Трут воспламенился. Носорог обложил его несколькими стружками, которые он не без труда снял с куска твердого дерева, подул и через минуту уже горел костер, на котором и жарились жалкие остатки антилопы. Этот случай наглядно показал мне с кем мне приходится иметь дело, но сейчас предпринимать было нечего, мы были только на половине пути, и этот путь нужно было продолжать. Насколько я знаю, у этих негров даже нет в языке слова спасибо, так как все решает грубая сила как у диких животных.

Охотой я в дальнейшем старался не сильно увлекаться, но за третью неделю удалось подстрелить еще пару антилоп мы все ближе подходили к реке Вааль, и уже пару – тройку раз пересекали его обмелевшие притоки. Местность становилось все более плодородной, и мы довольно таки быстро продвигались вперед. Через обмелевший Вааль мы переправились без особого труда. Лишь в одном месте было относительно глубоко, и вода поднималась по грудь, в остальном мы переправляли вещи по пояс в воде. Проблемы были только с осликом, он то не хотел заходить в воду, то плыть через реку и нам пришлось тащить его вчетвером через реку, подсунув ему под брюхо одеяло. Но переправа прошла без потерь, остальные вещи мы даже не намочили. И вот в начале четвертой недели мы уже бодро приближались к плоскогорью, маячившему впереди, отклонившись от дороги в Преторию немного восточнее. Но, так по мне, окружающий меня пейзаж не намного изменился, просто на высоте стало не так жарко. Открытый – ключевое слово для высокогорного вельда. Плоский и пустой, поросший травой, он так же тянулся, сливаясь вдалеке с горизонтом, как и равнинный буш до этого. Незадолго до очередного ночлега мы наткнулись на брошенную негритянскую деревню.

Война и голод, прошедшие за два десятилетия до этого из-за набегов зулусов – превратили эту обширную область в настоящую мясорубку, чем и не преминули воспользоваться буры занявшие эти места и прогнавшие захватчиков Мзиликази далее на север. Здесь я немного расскажу о истории Трансвааля. В период правления великого вождя зулусов, их черного диктатора Чаки один из известнейших его военачальников, Мзиликази, по прозвищу Лев, бежал от него с большим отрядом воинов. Они двинулись в северо-западном направлении и обосновались где-то в районе нынешней провинции Трансвааля Марико. Местность, по которой шел Мзиликази, была в то время густо заселена туземными племенами басуто и макати, на которых зулусы смотрели с большим презрением. Мзиликази выразил чувства своего племени достаточно практично – он истребил каждого, кто попался ему тогда под руку. Об огромном числе убитых и свидетельствуют до сих пор (в 1865году) многочисленные остатки жилищ басуто, разбросанные по всей территории. Шедшие в этот период войны, вошедшие в историю как Мфекане (измельчение, иначе геноцид) , серьёзно ослабили племена сото и тсвана, что облегчило последующую европейскую колонизацию этих земель.

Зулусы вытеснили остатки живших там племен венда на север, и Мзиликази разместил свой крааль в районе современной Претории, а в районе современного Зееруста основал военный пост Мосега, охранявший торговые пути. Завоевав Трансвааль, ндебеле, как стали называть его орду (или иначе матабеле, что в переводе в переводе длинные щиты) покорили проживавшие здесь племена и установили систему военного деспотизма. Мзиликази господствовал в юго-западном Трансваале с 1827 по 1836 годы.

Чака намеревался пойти вслед за Мзиликази, чтобы расправиться с ним, но не успел, так как сам пал жертвой от руки убийцы. Однако его преемник Дингаан исполнил задуманное братом дело, послав большой отряд, чтобы наказать Мзиликази. Эта армия, прошагав более трехсот миль, обрушилась на Мзиликази, оттеснив его и причинив ему большой урон, и вернулась домой с победой.

Вторжение Мзиликази имело большое значение для Трансвааля, так как большая часть его территории, как считают зулусы, была завоевана благодаря этому вторжению.

Примерно в то время, когда шла война с Мзиликази, в 1835–1840 гг., недовольные буры покидали Капскую колонию, возмущенные тем, что английские власти приняли решение об освобождении рабов. Сначала они направились в Наталь, но поскольку английский флаг настиг их и там, то они продвинулись дальше в глубь территории, в район реки Вааль и основали там город Мун Ривер Дорп, или Почефструм. Здесь к ним присоединились недовольные из Оранжевой республики, которая в то время являлась английским доминионом. Здесь уже буры перешли к практике захвата чужих земель. К тому же это не составляло большого труда. Местность, как я уже говорил, была заселена очень робким и забитым по сравнению с зулусами племенем макати, которые если и отличались когда-либо храбростью, то лишились ее теперь уже окончательно в результате жестокого обращения с ними Мзиликази и Дингаана.

Буры – рассуждали они – не причинят нам большего вреда, чем зулусы. Временами, если какой-нибудь вождь, оказавшийся похрабрее остальных, пытался настоять на своем, то с ним и с его людьми поступали так, что после этого мало кто отваживался следовать его примеру. В 1835–1838 годах бурские поселенцы начали пересекать реку Вааль, и имели ряд стычек с матабеле. 16 октября 1836 года группа буров, которую вёл Андрис Хендрик Потгитер, была атакована армией матабеле численностью 5.000 человек. Они не смогли прорваться в круг из фургонов, в котором оборонялись буры, но угнали весь их скот. Мороко, вождь племени ролонг (принадлежащего к сото-тсвана) , потерпевший ранее поражение от матабеле и вынужденный поселиться в Таба Нчу, прислал Потгитеру свежий скот, чтобы буры могли добраться до Таба Нчу, где Мороко обещал им еду и покровительство. В январе 1837 года 107 буров, 60 ролонг и 40 "цветных" сформировали коммандо под руководством Потгитера и Герта Марица, которое атаковало военный пост Мзиликози – Мосегу, нанеся матабеле тяжёлое поражение, в результате чего в 1838 году Мзиликози был вынужден бежать дальше на север, за Лимпопо (на территорию современного Зимбабве) .

После его бегства Потгитер издал прокламацию, в которой объявил страну, покинутую Мзиликази, принадлежащей фермерам-переселенцам. При этом он отверг претензии на эти земли со стороны племён сото-тсвана, которые помогли ему победить Мзиликази. После этого многие бурские переселенцы стали пересекать Вааль и поселяться на территории Трансвааля, зачастую – рядом с африканскими деревнями, используя их уцелевших жителей в качестве рабочей силы. 17 января 1852 года Великобритания подписала договор, в соответствии с которым признавалась независимость около 5.000 бурских семей (т. е около 40.000 лиц белой расы) в регионе к северу от реки Вааль – Трансваале; через два года была признана независимость Оранжевого Свободного государства. Однако при подписании этого соглашения от имени буров их лидер Преториус действовал на свой страх и риск, и партия Потгитера обвинила его в намерении узурпации власти. Но собравшийся 16 марта 1852 года в Рюстенбурге фольксраад (народное собрание) ратифицировал договор, а утром того же дня Преториус и Потгитер публично помирились.

В июле 1853 года скончался Андрис Преториус (Потгитер умер немного раньше, в марте) , и его преемником был избран его сын – Мартинус Преториус, которого я смогу наверняка увидеть лично.

В брошенной деревне мы никого не нашли, за исключением побелевших скелетов. В первой же полуразрушенной хижине я увидел десять – пятнадцать мертвых тел. Затем число скелетов перевалило за сотню. Под каждым кустом, в каждой хижине разрушенной деревни лежали страшные кости скелетов. Это место хотелось побыстрее покинуть, и никогда сюда не возвращаться. Торопясь, мы постарались быстрее миновать это жуткое место.

Глава 20

И вот, наконец, наш путь подошел к концу. Прошло уже целых четыре недели с той поры как наш маленький караван покинул БлумФонтейн и мы уже у цели. Два параллельных хребта тянулись с севера на юг примерно в шести километрах друг от друга. В долине между ними солнце отражалось в озерах-водоемах, давших этому месту название-"Витватерсранд" – "Хребет белых вод". От этого экзотического слова просто повеяло золотом, оно звенело как миллионы монет. Вы можете сказать как я мог запомнить такое слово? Ничего сложного я знал что Йоханнесбург был заложен в этой долине, помнил приблизительный перевод, на английском "Вайт Вотерс" – "Белые Воды" звучало похоже, ну а название ранд, было известно мне с детских лет. Так как слово ранд, в дальнейшем стало названием южноафриканской валюты и пока весь мир копил бумажные доллары, умные американца делали свои накопления в золотых рандах. И я, еще будучи школьником, рисовал в стенгазете рисунки скопированные из журнала Крокодил, обличающие южноафриканских расистов и новых колонизаторов.

"На белых тратят как на Грандов, расисты не жалея рандов, на черных что Вы, так нельзя, лишь капля в год и рандость вся". Или как мы шутили по поводу неумеренной советской помощи голодающим и бурящимся народам Африки: "На черных тратят как на Грандов, Советы не жалея рандов, на белых, что Вы так нельзя, лишь капля в год и рандость вся". А как же иначе? помимо громадной централизованной помощи Африке, советские партийные бонзы не гнушались залезать и в карман простых школьников, отбирая у детей копейки приготовленные для школьных завтраков. В обмен на отобранное мы получали маленькие клейкие клочки бумаги в виде примитивных марок, которые потом и клеили кто на что горазд – кто на парту, кто на портфель, а кто и себе на лоб. В дальнейшем я узнал, что эти отобранные школьные завтраки были выгодно инвестированы нашими Советскими вождями. Например, в драгоценную туалетную комнату первого чернокожего президента Южной Африки Нельсона Манделы, с золотым унитазом для его черной задницы и россыпью брильянтов на стенах, или же на содержания многочисленного мужского гарема его супруги Винни Манделы, где практиковалось обязательное расчленение уже надоевших любовников, или можно было вложить деньги в роскошную сервировку стола черного императора Бокассы, людоеда и по совместительству друга Советского Союза и друга детей. В крайнем случае, если не хватала оригинальных проектов для инвестирования, деньги просто и незамысловато тратились на взрывной рост населения голодающей Эфиопии, где население удваивалось каждые 25 лет, а отнюдь не умирали с голода, как вещали нам. Ну да, ничто же не должно отвлекать чернокожих от занятий сексом, а советские школьники пере топчутся один день без своего чая. Надеюсь, что коммунисты гордятся своими инвестициями. Ну да ладно все это лирическое отступление.

Но мне до золота Витватерсранда еще нужно суметь добраться. Пока что местные негры далее на севере к Лимпопо и еще севернее в Зимбабве уже моют золото. Промывка золотоносного песка производится исключительно в сезон дождей, ибо эта работа требует много воды. В сухой сезон потоки иссякают и золотоискатели ищут в кварцевых жилах обогащенные гнезда золота. Кажется, промысел этот довольно прибыльный. Но здесь в Витватерсранде золото залегает довольно таки далеко от поверхности, на глубине свыше 12 метров и далее, поэтому и нашли это золото относительно поздно в 1886 г., когда австралийский золотоискатель Джон Харрисон открыл золото на территории поместья Ланглахте. С той поры там возник центр южноафриканской промышленности город Йоханнесбург, названный так в честь двух Йоханнов (Иванов) , бывших его первыми архитекторами. Харрисон подал документы для получения лицензии на землю тогдашнему правительству Южно-Африканской республики Трансвааль, вследствие чего территория была объявлена открытой. Любопытно, что получив лицензию Харрисон, вместо того что бы разрабатывать богатейшее месторождение просто исчез… без всякого следа. По легендам, он продал свою лицензию за бесценок местным авторитетам (меньше чем за 10 фунтов) , и срочно покинул эту землю. С тех пор о нём больше никто не слышал.

Существует предположение, что Харрисона вынудили продать лицензию и оставить прииск. Или же его там же и прикопали. Мне это должно послужить наглядным уроком.

После этого события прошло не так много времени после открытия, как эта территория стала местом прибытия различных искателей приключений и удачи со всего мира. Вскоре грязные горные сёла, сосредоточенные в районе лагеря Феррейра, сформировались в одно поселение. Сначала правительство Трансвааля не верило, что лихорадка продлится долго, и выделило небольшой треугольный участок земли под строительство города, чтобы поместить там столько строений, сколько будет возможно. По этой причине центральные улицы деловых районов Йоханнесбурга весьма узкие. За десять лет город Йоханнесбург стал крупнейшим городом в Южной Африке – его рост опережал рост Кейптауна, бывшего до этого крупнейшим городом на юге Африки более 200 лет. Во время золотой лихорадки наблюдалось массовое развитие Йоханнесбурга и всего Витватерсранда. Впоследствии эта территория стала наиболее урбанизированным районом Южной Африки. Но пока здесь была просто пустыня.

Немного о самом месторождении. По сложившимся представлениям, в древности там существовала огромная межгорная котловина – огромное древнее озеро, заполнявшаяся речными осадками, которые переносили золото с окружающих территорий и отлагали его в русловых впадинах. Эти горизонты золотоносных конгломератов, сильно уплотнившиеся за прошедшие миллионы лет и получившие название рифов, и являются объектами разработок. Помимо глубины залегания, так же в местных рудах еще присутствует большая концентрация урана и ртути, так что нужно позаботиться о своем здоровье. Впрочем, мы здесь явно не надолго максимум на месяц, так что об этом можно пока не волноваться.

Глава 21

Остаток для ушел в заботах – выбрать место для постоянного лагеря, нарубить веток для шалашей и в качестве ручек для инструментов, выделить пастбище для Серого – нашего ослика, разобрать и рассортировать груз, приготовить ужин и хорошенько выспаться. Начиная с завтрашнего дня, наш всех ждет месячник напряженной работы. Итак с утра после завтрака – настали трудовые будни. Уже с вечера были приготовлены инструменты – топор, пестик со ступкой, медный таз для умывания, два подноса, две лопаты со свеже насажанными ручками, и такой же молоток. Пока мои негры пытались ножами убрать заусенцы с новых ручек инструментов, я пробежался по округе. Конечно, нужно начинать рыть шурф-канаву поперек долины, что бы найти золотоносную породу, но для начала нужно найти ее образцы на поверхности, а затем пока я буду учить одного из негров копать лопатой канаву личным примером, оставшихся можно заслать собирать все то что им удастся найти на земле. Жаль что здесь не найти готовых самородков, ну что ж придется трудиться и еще раз трудиться. Местную золотую жилу потом старатели назовут Гнилой, или Банкетной, но на самом деле здесь не одна жила, а три. Они проходят одна над другой, как слои торта. Во внешнем слое можно найти только следы золота. Средний слой – на глубине от четырех до семи метров – главный – немного получше, местами он до метра толщиной и дает неплохую добычу, а местами теряется. Но самый вкусный – нижний слой, на глубине в двенадцать метров всего в несколько пальцев толщиной и местами совершенно исчезает, но он очень богатый. Золото там как изюма в булочке. Но туда нам пока не добраться, хорошо бы, с такими работниками, хотя бы дорыться до среднего слоя. Так я размышлял, бродя по округе и обшаривая глазами щебень, камни и гальку, пытаясь найти свой золотоносный конгломерат. Я знал, что из-за происхождения из осадочных озерных пород, он должен иметь слоистую структуру. Вскоре мне попался похожий камень, и я взял его, взвесил в руке, а потом внимательно посмотрел на него. Камень был серый, с черными и темно-красными вкраплениями, разделен широкой черной полосой. Похоже то, что нужно.

Ну что ж будем проверять этот образец, и я вернулся в наш лагерь. Там я разбил камень молотком и маленькие осколки измельчил в ступке. Затем я высыпал получившийся порошок в таз для умывания, и налив в него воды, стал аккуратно трясти таз, отливая мутную воду с мусором через край и подливая чистую воду. Вскоре я увидел в воде непонятный блеск, от возбуждения волоски на запястьях и на затылке у меня начали вставать дыбом. Затем я еще налил в таз свежей воды – сделал три поворота, и выплеснул ее. После чего сидел неподвижно и молчал, глядя на полоску золота по краю тазика. Ну что ж немного удачи и из собранного даже на поверхности золота, можно будет сделать себе золотой зуб, правда я такого золота потратил на экспедицию целых 30 соверенов, так что придется долго и упорно копать и еще раз копать. Тут я подозвал Фогеля (Птицу) и Инкози (Быка) , к себе показал им оставшиеся крупные осколки камня и отправил собирать все похожее в округе в одеяла. Сам же вместе с Мбежане (Носорогом) забрав обе лопаты и топор, отправились копать большую пребольшую канаву поперек центра долины, что бы докопаться до среднего слоя золотоносной породы, приказав нашим искателям позвать нас, когда обед будет готов.

Далее мы часа четыре увлекательно копали сперва несколько квадратных метров земли на штык в глубину, потом на два, потом расширяли площадь раскопок, при этом еще и собирая попадающиеся камешки, подозреваемые в содержании золота, в кучку с края нашей канавы. Мбежане долго делал вид что не умеет копать, но поняв что я от него не отстану, все же втянулся в работу, правда мне пришлось пообещать ему, как и остальным неграм за этот месяц премию в размере месячного оклада. Так увлекательно мы и проводили время до момента когда нас позвали обедать. После обеда я показал очередным добровольцам как нужно правильно копать землю и оставив рядом с ними Носорога для консультаций отправился в лагерь мыть золото. Правда, мне пришлось оставить Носорогу ступку с пестиком и один из подносов, что бы он не бездельничал, а дробил золотоносную породу.

Но в лагере я воспользовался для этих же целей молотком и другим подносом, вода и тазик у меня были. За этим занятием я и провел еще три часа, правда навестив моих работников для контроля и забрав у Мбежане измельченную им породу. При втором моем появлении негры дружно забастовали, и мне пришлось разрешить им остаток дня еще раз пройтись по округе в поисках нужных мне камней. Мне же самому отдых не полагался и до темноты я трудился как каторжник, измельчая породу и промывая ее. К сожалению, золота было пока меньше, чем я ожидал. Следующие дни были похожи один на другой, одна пара копала до обеда, другая дробила породу, затем эти пары менялись. Кроме этого негры еще готовили еду, а я мыл золото. На исходе первой недели мы постепенно втянулись в работу и стали постоянно выдавать по 5 кубометров грунта на гора. Через неделю траншея уже была длиной метров 12 и глубиной местами три метра. Мы докопались бы быстрее но что бы траншея не осыпалась, приходилось делать склоны пологими и она выглядела как перевернутая усеченная трапеция. К концу второй недели мы, наконец, дорылись до нужного мне среднего слоя богатой золотоносной породы и осторожно рыли землю вдоль его протяжения расширяя нашу яму. Здесь концентрация золота было намного больше и я оставил в яме только одного землекопа, переведя двоих черных на измельчения породы, а сам же не отвлекаясь, занялся промывкой.