Текст книги "Байки дерзкого капитана"

Автор книги: Александр Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Группа Дублера выстроилась в походный порядок впереди нас. Я проверил своих бойцов, проверил походный порядок и доложил Филину, что мы были готовы выдвигаться.

– Дублер, Юстас, вперед. Жду от вас доклад.

– Принято. – ответил Дублер и мы начали движение.

Нам нужно было пройти метров двести, дойти до той самой полевой дороги, про которую говорил Филин, и на ней я уходил вправо, а Дублер влево, до своих позиций.

– Юстас, я Дублер, мы дошли до дороги, тут чисто, мы уходим влево, на связи.

– Принял тебя, Дублер, расходимся, на связи. – быстро ответил я Дублеру, прислушиваясь к различным звукам.

Мой головной дозор вышел на дорогу, показал рукой, что стоит на дороге и ушел направо. Мы повернули за ним. Не скажу, что это была прям очень хорошая дорога, но наезженная колея среди сухой растительности давала понять, что тут кто-то периодически ездит. Луна подло освещала все вокруг, мы были как на ладони, но другого маршрута у нас не было. Я периодически посматривал в теплак, но в нем было все одинакового цвета, только силуэты бойцов выделялись в окуляре.

Пройдя еще метров триста, я дал команду свернуть налево, в район каких-то холмов и курганов. Это было отличное место для расположения группы.

– Храбрый, забирай свою четверку, выдвигайся поближе к дороге, и наблюдай за дорогой в восточном направлении. Как займешь позицию, доложи.

– Принято. – ответил Храбрый, и ушел на позицию.

– Старый, ты с головняком идешь в северном направлении. Наблюдаете в северном и восточном направлении. На связи, все давай.

Старый ничего не ответил, просто кивнул и ушел, поправив бандану у себя на голове.

– Филин, я Юстас, прием.

– На приеме Филин для Юстаса.

– Я на месте, дежурим, можете работать.

– Принял тебя. На связи.

Через какое – то время Дублер вышел на связь и доложил аналогичную информацию, а это означало, что колонна вот-вот должна начать движение.

Я сидел на теплой земле, смотрел по сторонам и периодически вскидывал теплак на короткое время, чтоб несильно затемнять глаз.

– Крот, Каскад, через три минуты начинаем движение – вышел в эфир Филин.

Через две минуты услышали, как завелись моторы, а это значит, что основная фаза задачи началась.

– Старый, Храбрый, прием.

– Старый, на приеме.

– Наши начали движение, внимательнее там. Если что, сразу доклад.

– Принято, наблюдаем, слушаем.

– Храбрый, Храбрый, я Юстас, прием. – но Храбрый молчал. – Куда он, блядь пропал? – спросил я у своего радиста.

Радист пожал плечами и перевел взгляд в сторону дороги, по которой мы только что шли. Звук движущихся автомобилей нарастал, нарастало напряжение, еще и Храбрый не выходил на связь.

– Командир, у нас батарея села на радейке. Связи у нас нет, не успели зарядить на базе.

– А почему я об этом сейчас узнаю? Передай Храброму привет от меня. Значит пусть посыльных назначает, раз радейки нет.

– Принято. – ответил боец, прибежавший от четверки Храброго.

– Газуют, слышишь? Это они ту канаву небольшую проезжают, которую мы перепрыгивали, сейчас Крот должен появиться – сказал Радист, всматриваясь в пустырь, который разделял нас и колонну.

Машина Крота, вместе с группой в кузове, медленно выезжала из-за бугра, и должна была повернуть направо, но почему-то поехала прямо, чему я очень удивился.

– Может планы поменялись? – подумал я про себя и не стал делать на этом акцент. Более того, я бы ничего не изменил. Машина Крота медленно без фар проехала дорогу, проехала по полю еще метров пятьдесят и остановилась. Двигатель при этом не глушила, как и просил Филин. Вторая машина артиллерии почему-то сильно отстала от первой, видимо не смогла проехать через канаву с первого раза, выехала на дорогу и повернула направо, повторяя в точности наш маршрут, по которому мы шли. Я перевел взгляд на машину Крота, как в этот момент происходит сильный взрыв. Все слегка прижались к земле, так сказать на рефлексе. Через пару секунд было понятно, что горит как раз вторая машина, которая поехала по дороге. Машину развернуло почти на сто восемьдесят градусов, а ракеты были направлены точно на нас.

– Командир, а по нам сейчас не начнет прилетать то, что у них там заряжено?

– Пока не знаю, но лучше спустимся чуть пониже.

– Филин, Филин, я Юстас прием.

Но в эфир мне не давал выйти Крот, у которого началась небольшая (а может и большая, для кого как) паника. Он начал путать позывные, у него откуда-то появился какой-то пятый, в общем в эфире начался пиздец. Это очень большая проблема, когда все работают на одной частоте. В итоге, что именно хотел сказать Крот, мы так и не поняли. Наверное, он пытался доложить обстановку, но у него это не получилось. В итоге Филин попросил его помолчать, и начал вызывать меня и Дублера. Так как Дублер был ближе к месту подрыва, он начал докладывать первый.

– Произошел подрыв второй машины на мине, противотанковой скорее всего. Машину развернуло, она горит, экипаж не видно. Могу выдвинуться к машине, досмотреть. – довольно спокойно, особенно на фоне Крота, докладывал Дублер.

– К машине не надо, наблюдай свой сектор. Возможно, сейчас кто-нибудь приедет – не так спокойно отвечал Филин.

– Филин, это Юстас. У меня один вопрос, ракеты могут сдетонировать от взрыва? Они просто ровно на нас смотрят. И какие наши дальнейшие действия? Прием. – спросил я у ротного, выглядывая из-за бугра.

– Командир, это что там нахуй было? – спросил у меня Старый, который внезапно оказался у меня за спиной?

– Ты чего тут делаешь? Иди свой сектор смотри.

– Да такая вспышка была, мы там охуели, думали по нам уже лупят. – рассказывал на эмоциях старший головняка.

– Машина соседей подорвалась. Подробностей не знаю, жду от ротного информацию. Иди обратно, я тебе все доложу. У тебя с радиостанцией все ок?

– Да, я на связи.

– Ну и отлично. Все давай, возвращайся.

Только я поговорил с Витасом, как на связь вышел ротный.

– Юстас. От огня они не сдетонируют, поэтому все норм. Пока что находитесь на месте, мы экипаж еще найти не можем. Как решим, что и как – я сообщу.

– Принял тебя, Филин. До связи.

Машина горела ярким пламенем на фоне темного неба. С одной стороны это страшно, с другой ты понимаешь, что это война, что здесь ты в любой момент можешь наступить на мину или вот так подорваться в машине. Каждый боец, уезжающий в боевую командировку, должен отдавать себе отчет, что вот такой конец может быть. Если этого не произошло, значит тебе повезло. Не потому, что ты холостил в день по сто минут, ни потому, что у тебя турникет в самом охерен-ном подсумке, а просто потому, что ты не наступил на мину, или снаряд, выпущенный в твою сторону перелетел или не долетел. Это все называется удача, дорогой читатель. Этой машине не повезло, про экипаж станет известно чуть позже, повезло или нет. В такой войне решают не твои действия в случае пиздеца, а твои действия по недопущению этого пиздеца. И если говорить об удаче, то напомню, что в первой машине ехал Крот, а в кузове сидели бойцы разведгруппы. И вот представьте, что было бы, если бы Крот все-таки повернул на эту дорогу и поехал по ней. А он, по каким-то неизвестным для нас причинам, поехал прямо. Что это, чуйка, некомпетентность, невнимательность, стресс? Это удача, которая спасла целую группу от смертей и ранений. И я уверен, что Крот до сих пор вспоминает этот день.

Так, а что там с экипажем? Мы об этом узнаем чуть позже, когда вернемся к машинам. Машина наехала средним мостом на противотанковую мину. Взрыв был такой силы, что машину развернуло на сто восемьдесят градусов и она полностью начала гореть. Именно то, что машина наехала средним мостом, спасло экипаж от гибели. В итоге три контузии, но… Всегда есть но. Экипаж, а это три человека, разбежались в абсолютно разные стороны, причем двое побежали в сторону наших, а один рванул, наоборот, вперед, куда-то в темноту, на адреналине. В итоге минут через десять возле Филина стоял водитель, который был немного в шоке, но относительно адекватно разговаривал и рассказывал о произошедшем. Второго привели под руки уже сослуживцы, у него был распорот живот, точнее не живот, а боковая часть тела, но при этом он доказывал, что ему что-то прилетело в тот момент, когда он бежал по полю, и доказывал очень рьяно, пока не упал в обморок. Мы же все-таки решили, что его ранило во время подрыва, он просто это не почувствовал, а когда уже отпустило, тогда увидел и ощутил. Его перебинтовали, поместили в машину и отправили в ближайший госпиталь. Картина маслом: пьяный комбат перепутал дороги, и отправил колонну на заминированный кем-то участок, это раз. Во-вторых, третий товарищ из экипажа бегал где-то в полях, и назад еще не вернулся. В-третьих, задача провалена, надо разворачивать колонну, но местность сделать это быстро не позволяла, поэтому с помощью рук, криков и мата Филин и старший наших соседей разворачивали колонну. В-четвертых, мы с Дублером сидели на своих позициях и ждали команды уже минут сорок, а Крот очень долго разворачивал свою машину, и по своим же следам уехал обратно с поля.

– Дублер, Юстас, я Филин. Возвращайтесь назад. Только не по дороге, а вокруг, через пустырь.

– Принял тебя. – ответил я быстрее Дублера и начал собирать группу.

Бойцы, которые находились в дозорах, очень различными эпитетами описывали увиденное в поле. Кто-то из них сказал:

– Так мы же шли по этой дороге. Час назад.

– Значит мы весим меньше, чем эта машина. Все головняк, азимут примерно двести десять градусов, вперед. Как увидите колонну, тормозите группу, там решим куда нам.

Головняк выдвинулся вперед, я быстро пересчитал людей, и вся группа начала уходить с этого места. Дойдя до колонны, я связался с Филином, и он сказал, что мы грузимся в машину только после того, как уедет вся колонна.

– Принял тебя, Филин, ожидаем.

Колонна в не самом быстром темпе, а точнее отдельные машины, уезжали с поля, а мы с Дублером были на связи и ждали, когда крайняя машина уедет от нас.

– Юстас, давай подходите, я своих уже начинаю грузить. Нам оставили одну машину, на ней едем.

– Принято, выдвигаюсь.

Быстро подошли, быстро загрузились, еще раз быстро посчитались, и как говорят в таких случаях, дали по тапкам. И да, третий товарищ из экипажа нашелся, сам пришел с неизвестной стороны, слегка бледный, но живой. Бегал он минут тридцать где-то, по местным ухабам. В боковом зеркале заднего вида еще долго было видно зарево от горящей машины.

Ну а дальше была долгая поездка в ПВД, потом объяснения, какие-то беседы с непонятными товарищами, опросы и т. п. Долго мусолили эту тему, так как надо было найти виноватых. И нашли, это был комбат, который с горя сжег свою форму и погоны в бочке возле своей палатки. Вот так синяя ракета может у человека забрать не только звание Героя России, но и уволить из Вооруженных Сил, и в принципе, изменить судьбу. И это ему очень повезло, что обошлось без жертв, очень повезло. И это еще не узнали, что Дублер уехал не со своей группой, а то и ротный получил бы пиздюлей.

Понятное дело, что в командировках пьют все, но надо всегда оставаться человеком и отдавать себе отчет в том, что ты делаешь.

Берегите себя…

КАК ЗАДАЧА СТАВИТСЯ, ТАК ОНА И ВЫПОЛНЯЕТСЯ
ИЛИ ОТПРАВИЛИ ТУДА, НЕ ЗНАЯ КУДА

То, что, дорогой читатель, ты прочтешь в этой главе, было на самом деле, но, когда и где, тебе об этом никто не скажет, именно поэтому можешь считать эту главу байкой от Юстаса. Я хочу, чтобы в этой главе каждый начальник и командир увидел себя. Пусть лучше он увидит себя здесь, со стороны, и, возможно, у него где-нибудь, что-нибудь перемкнет, и он начнет делать лучше, правильнее, расчетливее. Ведь от необдуманных решений он всегда может откреститься и сказать, что подчиненный дурак, а для подчиненного это может стать переломным моментом в жизни, так как система у нас выстроена так, что при разборе начинают слушать сверху, и до низа бывает не доходят, а иногда это того стоит.

* * *

Наверное, это был первый раз в жизни за мою службу, когда отбытие в командировку случилось именно так. Это был нонсенс, который, как я думаю, стоит описать, чтобы люди понимали, что такое бывает, что такое было, есть и будет.

Наш отряд готовили к убытию в командировку, в одну из южных стран, когда там не было еще такого ажиотажа и такой освещенности мировыми СМИ. Причем, стоит добавить, что это должна была быть первая заграничная командировка в нашей бригаде за долгие годы, и готовили нас по всем канонам. Поставили различные прививки в живот, сделали загранпаспорта, мы даже вроде как готовились получать форму под цвет той местности, в общем все шло по-военному. Но по-военному, не всегда хорошо. В армии сначала тупят, а потом, когда твой анус уже чувствует пощелкивание клюва петуха, все начинают включать дристомет в тысячу говногерц, и вся эта машина начинает шевелиться, но с небольшими отклонениями, которые необходимо исправить к утру. Ни завтра, ни в понедельник, а к утру. Ну вот такой алгоритм, который запрограммирован в этой машине, под названием армия, когда включается, его высочество, Рубильник Говномет. Но опять же, так как командировка была не простая, и стояла на уровне высших чинов власти, то в этот раз все шло планово, на удивление. А в армии, когда все идет планово, сразу становится подозрительно. Ну обо всем по порядку.

Была суббота, как сейчас помню. Да, уважаемый читатель, не помню, говорил я тебе или нет, но в нашей бригаде мы работали и в субботу. Зачем? На это есть компетентные командиры, которые ответят, зачем всей бригаде приходить в субботу, тем более в контрактном подразделении. Хотя нет, штаб не приходил. Ну или отдельные его лица не приходили. Так вот, именно в субботу нам назначили смотр личного состава, убывающего в командировку. А если у тебя смотр в десять утра, а перед ним развод в девять утра, то ты должен прибыть к семи, чтобы получить все оружие, вынести всю оружейку своей группы, а также все снаряжение, которое будут проверять на смотре, а снаряжения этого, знаете ли, очень дохера. И вот с семи утра субботы начался тот прекрасный рабочий день. Погода, кстати, была отменная для нашего региона, светило солнышко, было где-то в районе пяти градусов выше нуля. И вот после развода на ПХД[27]27
  ПХД – парково-хозяйственный день.


[Закрыть], весь отряд превратился в бесконечный поток муравьев, несущих на себе все, что можно. Группники занимались личным составом, а также, чтобы никто ничего не забыл, параллельно подбивая форму «1а» (форма учета личного состава группы), у ротного были свои заботы, так как на нем висело полтонны документации, которой уже в те годы было неоправданно много. И вот в течение часа отряд медленно переезжал из казармы на плац. При этом форма одежды была помимо полевой формы, бронежилет и шлем. Это очень важно стоять на смотре в броне, и ее нельзя положить рядом, это очень важный фактор, ты должен быть обязательно в ней, а иначе твоя боеготовность падает. И вот, с известным командирским запасом времени, в девять сорок пять, ротный построил роту и пошел докладывать комбату о готовности. Комбат ставит задачи ротным, а группы стоят сзади, в окружении различных ящиков, рюкзаков, каких-то лопат, топоров и прочих других предметов. Затем выходят ОНИ… ПРОВЕРЯЮЩИЕ ВСЕЯ РУСИ. Важность этих людей возрастает с нереальной прогрессией. Вершители судеб, не иначе. И на таких смотрах сразу видно, кто есть кто. Одни пришли, поздоровались, посмотрели самое важное, посмеялись над всем происходящим и ушли обратно. А вот вторые будут проверять у тебя все, от иголок и ниток, до солдатских книжек и какой-нибудь печати в военном билете у бойца. А ты стоишь в броне, и обтекаешь, пока его величество проверяющий, не изволит закончить данную процедуру, периодически отвечая на мои любимые албанские вопросы. Вот примерно в таком формате проходит смотр. Но я напомню, что этот смотр был в преддверии смотра Московской комиссии, который должен был пройти то ли в понедельник, то ли во вторник, поэтому просто так нас отпустить не могли, и проверяли абсолютно все. Нашли недочеты по тыловому обеспечению, а также тот факт, что бирки (каждый военный обожает это слово) были пришиты не одинаково, а значит не зачет, а значит отряд остается на плацу, устраняет ошибки и потом повторный смотр. Да, целый отряд специального назначения в субботу сидит на плацу, отрывает бирки и заново их пришивает. А вы там про стрельбу спрашиваете, снарягу. Вы сначала бирки пришейте ровно, в одном месте, одинаковыми нитками, а потом мы с вами поговорим за снарягу. А еще точно помню недочет, который указал нам наш зампотыл, цитирую:

– Ленты затяжки неоднообразны. У кого в узел связаны, у кого болтаются, у кого резинкой подвязаны. У всех должно быть одинаково.

И вот мы начали устранять и этот недочет, а то мало ли чего. А рюкзаки тогда выдали такие конченные, у них подвесная была никакая и этих лент регулировочных было столько, что затрахаешься их заправлять. Но задача поставлена, надо ее выполнять. Время подходило к обеду, весь это сюр сошел на нет и люди, под любыми причинами стали ходить в казарму и там, как говорят в армии, проебываться. У штабных товарищей, наверное, в планах изначально было провести повторный смотр после обеда, но нам это довели примерно в тринадцать часов. Хотя по субботам мы обычно находились в бригаде до обеда, но так как на носу была большая Московская проверка, то сам Бог велел, поработать чуть подольше. И вот с этого момента начинается все самое интересное. Сейчас, оглядываясь на это все – немного смешно, но тогда было печально.

Я поехал на обед домой. С женой решили, что сегодня вечером закажем суши, купим вино, может позовем друзей, в общем проведем время вместе в те редкие выходные, когда я бывал дома. На этих прекрасных мыслях я надел форму, сказал, что дома буду не позже восемнадцати часов, чмокнул жену и поехал обратно в бригаду. По пути на службу, на одном из светофоров, я понял, что забыл все документы дома, паспорт, кошелек с деньгами, документы на машину и телефон.

– Вот блядь, – ругался я на себя.

– Слава Богу, хоть удостоверение офицера не забыл. – успокоил я себя, нащупав его в нагрудном кармане.

Я был уверен, что этот смотр пройдет быстро, так как темнеет рано, да и суббота, никто из начальства сильно задерживаться не будет. Так думали все офицеры, в принципе.

И вот начался повторный смотр. К моему большому сожалению, нас опять заставили надеть броню, и еще к большему моему сожалению, начался дождь. Причем сначала он моросил и на это никто не обращал внимания, а потом пошел конкретный сильнейший ливень, и мы вымокли как котята. Знаете, такой ливень, когда перед тобой стоит какой-то проверяющий в накидке от дождя, а ты его плохо видишь, потому что с твоего шлема течет струя воды, вот такой ливень был. Стоя под таким дождем проходят всем известные процессы: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Но принятие приходит так быстро, что торга там нет. Мокнешь, обижаешься на кого-то, а потом уже похрен, уже струйка воды течет у тебя по трусам, и ты фразу «промокнуть до ниток» понимаешь, как никогда. И проверяющие что-то тоже уже не хотели особо уходить, в общем все происходило как-то необычно. Было темно, только фонари вокруг плаца освещали наши промокшие тела и снаряжение. Где были в этот момент комбат, ротный и другие лица начальства, я не знал, у меня была апатия, я просто стоял и впитывал небесную воду.

И тут я увидел бегущего комбата, а поверьте мне, бегал он крайне редко, причем бежал комбат так быстро, как не бегал уже лет десять, одной рукой придерживая шлем на голове, во второй руке у него была модная радиостанция Йессу, на спине висит противогаз и автомат. Не добежав до нас еще метров тридцать, он громко крикнул:

– Отряд, по машинам.

Конечно, сначала его слова никто не оценил, кто-то вообще не услышал даже, но он утвердительно повторил:

– Грузимся в машины.

Какие машины? Куда грузимся? Все подумали, что комбат сошел с ума. Мы стоим на плацу, все мокрые в хлам, суббота, уже почти восемнадцать часов, в понедельник смотр Московской комиссии, а он нас куда-то грузит.

– Командир, что происходит? – спросил у меня командир отделения, Джонни.

– Пока сам не знаю, но что-то мне это не нравится.

Ротные ушли к комбату, а мы продолжали стоять под желтым светом фонарей и под проливным дождем. Сразу по отряду полетели слухи, что мы едем в Сирию, потом в Ливию, потом еще куда-то, но правду никто не знал. Возможно, что даже комбат не знал всего замысла на тот момент.

– Командиры групп ко мне. – крикнул ротный, протирая лицо от дождя.

– Так мужики, комбат сказал, что в казарму никто не заходит, сейчас машины должны приехать, сразу грузимся в них, по две группы в машину и едем на аэродром со всем барахлом, что у нас здесь на плацу. Больше ничего не знаю. Время очень мало, торопимся. – поставил ротный задачу и опять ушел к комбату, а мы пошли к своим бойцам.

Если обобщить слова ротного, то так, обычно, всегда говорят, что в казарму не заходим, что время мало, а на самом деле, пока машины приедут из парка, проходило полвека, и ты успевал и кофе попить, и почахнуть даже. Но у меня на тот момент было две мысли в голове: как передать ключи и документы от машины жене, и как ехать куда-то с этим уставным барахлом. У меня созрела в голове идея попросить жену привезти мой рюкзак со всем моим купленным снаряжением из дома на такси, и как раз заберет машину. Я был уверен, что у нас будет минимум минут сорок на это все. Да и в то, что мы куда-то улетим, мало кто верил. Потом попутно я вспомнил, что у меня нет телефона, как, собственно, и документов от машины. Я попросил бойца дать телефон, чтоб позвонить домой. Пока мы собирались уходить с плаца, я позвонил жене, объяснил ситуацию, но каково было мое удивление, когда, подходя к казарме, мы увидели уже стоящие Уралы и Камазы возле входа.

– Да ну нахуй. Такого быть не может, что они так быстро приехали. – говорил я себе под нос, удивляясь происходящему.

Но дальше было еще интереснее. На входе в казарму стоял начальник штаба и никого не пускал, ни попи-сить, ни покакать, ни под каким предлогом. Это было что-то новое и страшное одновременно. Чтоб так быстро загрузиться в машины, и действительно без захода в казарму.

Я поначалу залез в кузов, как и требовали начальники, но потом вспомнил, что у меня с собой ключи от машины, которые нужно передать жене, но как? Я выпрыгнул из машины и пошел к начальнику штаба объяснить ситуацию. Он сказал, что я могу отставить ключи у дежурного по отряду, и он всем все передаст, он уже проинструктирован.

Я залезаю обратно в кузов, и вспоминаю, что озадачил жену снарягой, но она точно не успеет приехать, поэтому ей надо дать отбой. Я опять беру телефон у бойца, звоню жене и говорю, что ключи от машины находятся у дежурного по отряду, а куда мы собираемся, пока никто не знает. И чтобы вы понимали накал действий, я это делал, когда машина уже поехала, то есть скорость погрузки людей была очень быстрая, все кричали, ругались, светили фонарями, фарами, в общем, был качественный рабочий военный кипиш. Слава Богу закончился дождь, от этого как-то стало на душе приятнее, хотя плечи и шея от бронежилета уже начинали ныть. А в кузове в это время пошла импровизация на тему «что будет дальше». Ржали от души, особенно над тем, что едем с уставным выданным снаряжением, которое можно описать одним словом, а каким, я думаю ты, уважаемый читатель, и сам знаешь.

– Да это очередной фотоотчет. Сейчас загрузимся, фото сделаем, и обратно поедем. Какой-нибудь проверяющий может время еще засечет и на этом все, отбой. Сто раз уже так было. – высказал свои мысли один из прапорщиков, заместитель командира группы.

– Да скорее всего так. – поддержал я его.

Колонна техники относительно быстро ехала в сторону нашего аэродрома. Потом небольшая остановка на КПП, какие-то условности, и вот мы уже едем мимо стоящих ИЛ-76.

– К машине! – громко крикнул ротный, подойдя к кузову.

Выпрыгнув из Урала, я удивился объему работ, который уже был сделан. На асфальте уже стояли огромные горы коробок с сухпайками, ящики с патронами, ящики из-под РПГ и много другого военного барахла. И все бойцы что-то куда-то носят, тащат, движение было еще минут сорок, потом вроде все успокоилось.

– Командиры групп, командиры рот, ко мне. – крикнул комбат и офицеры выдвинулись в указанное место.

– Товарищи офицеры, сейчас делим отряд на две части. Здесь остаются первая рота, третья рота, рота связи и штаб, все остальные уходят за Пеликаном со всем своим снаряжением. И ждем дальнейших указаний, сам не знаю, что и как. – относительно спокойно и с улыбкой отвечал комбат.

Половина отряда ушли куда-то в темноту, мимо стоящих самолетов, а мы остались сидеть на месте. Все звонили домой и обсуждали происходящее, а я не мог позвонить потому, что у меня телефон был дома. Чувствовал себя ебланом в тот момент.

Стоит добавить, что на аэродроме у летчиков тоже был какой-то движ: гудели двигатели, ходили технари, ездили какие-то специальные машины, в общем суббота была не похожа на субботу.

Так прошло около часа. Нам позвонили из второй роты, и сказали, что они начали погрузку, причем загружают все, и людей, и коробки, и технику. Все тогда были уверены больше, чем на сто процентов, что это очередной фотоотчет, очередная проверка, и дальше погрузки дело не дойдет. Но нам позвонили второй раз из второй роты и сказали, что рампу закрыли и они готовятся взлетать. Мы их уверяли, что сейчас пару фото и рампу откроют. Посмеялись, положили трубку и охуели, все разом, когда где-то в стороне взлетел Ил-76, и нам пришла смс «мы полетели». Вот тут мы поняли, что фотоотчетом уже не кончится все это мероприятие, хотя прапорщик уверял, что они сейчас взлетят, и тут же сядут. Но в тот момент он очень сильно ошибался.

Дальше начались серьезные разговоры на серьезные темы. Каждый предлагал свои идеи, и чем дальше заходил разговор, тем идеи были бредовее. Комбат был постоянно на телефоне, ротные стояли по кругу и о чем-то общались. Ситуация патовая.

– А кто у вас старший? – с каким-то непонятным наездом обратился к нам летчик, или человек в летной форме.

Мы указали на комбата, который уже сам подошел к нам.

– Вы почему не грузитесь, у меня взлет через семнадцать минут, а я вас бегаю ищу. Вот ваш борт, шестьсот двадцать третий. Давайте быстрее, нам нельзя задерживаться. – перекрикивал летчик работающие двигатели.

Комбат что-то крикнул, разобрать его слова было трудно, но по движениям его рук было понятно, что надо грузиться. Бойцы выстроились в цепочку и пошла быстрая погрузка рюкзаков, потом ящики, коробки, уазик. Ил-76 это самолет, в который влезает абсолютно все. Благодаря четким указаниям бортинженера и других членов экипажа, половина отряда очень быстро загрузилась на борт, и рампа закрылась. Я взял у бойца телефон и отправил жене короткую смс: «Мы полетели».

А в самолете так тепло, так спокойно, ты без брони, в полу лежачем положении, горит красный свет – все это тебя толкает на сладкий глубокий сон, что, собственно, все и сделали. Я периодически просыпался, чтобы поменять положение для сна, так как иногда затекали ноги, и сразу отрубался. Ну а просыпаешься ты в самолете, обычно, когда шасси касаются земли.

Все, кроме летного состава, сонными глазами смотрели друг на друга. Кто-то лазил в телефоне, кто – то вытирал слюну со щеки, кто-то смотрел в иллюминатор. Полная неизвестность царила в головах сонных военных.

– Анапа. – громко сказал Джонни, склонившись надо мной.

– Анапа? Заебись суши поел с женой. – ответил я комоду[28]28
  Комод – командир отделения.


[Закрыть].

Но то, что мы приземлились в России, уже радовало. Значит просто учения. Но мысль, что прилетел «ни с чем» немного пугала.

А в Анапе даже ночью очень тепло, по сравнению с погодой у нас в ППД. Рампа открылась, и оттуда подул теплый южный ветер, который не мог не радовать. Мы начали очень медленно выгружаться, сначала свои рюкзаки, потом все остальное, что было в самолете. Но нашу неспешность прервал какой-то дикий полковник, который начал на нас орать и торопить наши сонные тела. Причем комбат уехал на своем уазике, а мы остались под командованием этого неадеквата, который торопил нас. Возле самолета уже стояли Уралы, в которые мы перегружали вещи под крики орущего полковника.

– Да заебал ты орать. – буркнул проходящий мимо меня прапорщик.

Не успев насладиться теплым морским южным воздухом, мы уже сидели в машине и куда-то ехали. Тенты поднимать было запрещено, поэтому названий населенных пунктов мы не видели, при этом ехали минут тридцать или сорок. Часть бойцов чахли, часть бойцов общались в кузове иногда выглядывая из под тента.

Была ночь, поэтому проезжающих навстречу машин практически не было.

Проехав КПП в виде шлагбаума и сонного бойца, мы заехали на территорию какой-то воинской части. Только она была не действующая, так как все здания были в ужасном состоянии, все заросло травой и паутиной. Нам разрешили взять с собой только свои рюкзаки, и сказали, что здесь мы будем ночевать. Ночевка – какое громкое слово, но об этом чуть позже, а пока мы зашли в старый спортзал, где уже находилась вторая половина отряда. Место было очень мало, коврики и спальники были в нахлест. Практически все из отряда дербанили выданные пайки и разогревали консервы. И все это делали не торопясь, разговаривая с товарищами, попивая чаек, разогретый на таганке. Спать хотелось, но жрать хотелось больше, прошлый прием пищи был двенадцать часов назад. Да и сильно не поспишь в такой атмосфере, где горит свет, все разговаривают и пахнет пригоревшей гречкой и фрикадельками.

Через какое-то время все это дело успокоилось, выключили свет, и легли спать. Ида, ночевка. Ровно через два часа пятнадцать минут нас подняли. Дали поспать, твою мать. И опять торопили с погрузкой в машины, опять все быстро, как будто на время все это делаем. Погрузились, едем. Ранее утро, организм противится принимать какие-либо сигналы, так как это время самого сладкого сна, а мы опять сидим на деревянных скамейках Урала, смотрим на море и ловим восход солнца.

А дальше отряд разделился, и до нашего будущего ПВД добирался кто как. Были и самолеты, и вертолеты, и корабли. Такими долгими и сложными путями мы добирались до места. А дальше были большие учения, на территории дружеского государства, где я разделю стороны на красных и синих, чтоб было понятнее и без подробностей. И вот с этого момента я начну по порядку.

Так как отряд разделился на несколько частей, то и прибытие в ПВД было разное, именно поэтому мы еще пару дней ничего не делали, а просто отдыхали. Выходить с территории нам запрещено, поэтому мы находились за стенами какой-то воинской части. Но так не могло продолжаться вечно, все это понимали и вот первые группы начали уезжать на задачу. Причем происходило это в основном ночью. Помимо нас, были и другие рода войск, это тоже очень важный момент. И вот на следующее утро строят группы и командирам групп ставят задачу. Процитировать я, конечно, уже не смогу, но очень близко к тексту передать попробую: