Текст книги "Ваня (СИ)"

Автор книги: Александр Якунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Они оказались в кухоньке, соединявшейся с единственной, но большой комнатой, с плотно зашторенными окнами. Тихо горели свечи, создавая таинственный полумрак. Силы света хватало осветить открытый гроб и профиль покойника, от которого, казалось, столбом исходил холодный голубоватый луч. Огромный нос лежащего человека, словно палец указывал вверх. Ваня невольно посмотрел на потолок и, не увидев там ничего интересного, прижался лицом к маме, чтобы не видеть жуткой картины и чтобы избавиться от сладковатого запаха, шедшего от того же странного человека.

В темноте, усиленной светом свечей, по стенам сидели люди. Едва Самоверовы оказались на пороге, к ним навстречу выдвинулись две фигуры в чёрном. Одна из них – невероятной ширины, супруга покойного – Раиса Васильевна, другая, помельче – дочь покойника, Татьяна.

0x01 graphic

– Приехали? Ну, Слава Богу! – шепчет Раиса Васильевна, троекратно целуюсь с родственниками. Ване тоже достаётся. Ваня страшно не любит целоваться. Особенно ему неприятно целоваться с Татьяной, у которой сильно перекошен рот – последствие перенесённого в детстве ОРЗ.

– Чаю хотите?– спрашивает Раиса Васильевна.

– Нет спасибо, мы не голодны, – отвечает Варвара Ивановна, неотрывно глядя на гроб. – Можно, подойти?

– Конечно, – шмыгает носом Раиса Васильевна.

Михаил Герасимович, недовольный отказом жены от чая, говорит:

– Вот горе-то! Виноватых-то нашли?

– Где ж их найдёшь? Поезд был военный. А с военных какой спрос? – вздыхает Раиса Васильевна.

– Это точно, – соглашается Михаил Герасимович. – Какие планы? – спрашивает он только для того, чтобы не молчать.

– Вот, хочу Танюшку направить в церковь за батюшкой. Мой Володенька крещённый.

Михаил Герасимович машет на неё рукой:

– Ты что, Рая, с ума сошла? А если узнают? Неприятностей не оберёшься.

Раиса Васильевна грустно сморит на родственника:

– Ты разве партийный, коммунист?

– Нет.

– Тогда тебе нечего бояться.

– Я не за себя боюсь, а за него, – горячится Михаил Герасимович, обнимая за плечи Ваню. – Если меня Варькой выгонят с работы, кто его кормить будет?

Михаил Герасимович гладит Ваню по голове.

Раиса Васильевна вздыхает:

– Успокойся, ничего тебе не будет, а ежели чего, на меня сошлись: я, мол, против батюшки был, а она не послушалась. Мне терять нечего – всё на себя возьму.

– Рая, ты чего? – обиженно говорит Михаил Герасимович. – Делай, как считаешь нужным. Я просто так сказал, хотел предупредить.

0x01 graphic

Всеми забытый Ваня несколько часов сидит в дальнем углу кухни. Он уже привык к сладковатому запаху в доме. Он голоден. Но сильнее голода его мучает то, что эту ночь, как сказала мама, ему придётся провести в одной комнате с длинноносым мужиком, лежащим на столе в деревянном ящике. Ване от этого не по себе. Ему страшно. Вся надежда на дядю Володю, который, в конце концов, должен появиться и, как думает Ваня, по-родственному решит проблему с ночёвкой. Но дядя Володя не показывается, и спросить – где он ходит, некого. Взрослые страшно заняты. Они ходят туда-сюда, иногда заходят на кухню и ведут всякие разговоры, не обращая на Ваню внимания, будто его и нет.

Вот пришла толстенная Раиса Васильевна и тоненький, как карандашик, мужичок в женском платье с козлиной бородкой. Ваня прежде не видел церковнослужителей. Внешний вид батюшки ему показался очень смешным.

Раиса Васильевна стоит к Ване спиной, загородив ему свет от лампы, и так близко, что юбкой касается его лица.

– Может, всё-таки, продуктами? – спрашивает она.

– Продуктами? – переспрашивает мужичок хмуро. – Продуктами, конечно, можно, однако храму позарез тёс нужен...

– Тьфу, ты, – чертыхается женщина. – В этом доме о досках прошу не упоминать.

– Извиняйте. Я это к тому, что неплохо было бы и деньжат подкинуть. Сами понимаете, не для себя прошу.

– Ох, да я рада была бы, да где же эти проклятущие деньги взять? Покойник ничего не оставил, кроме долгов. Могу самогону нагнать, после похорон. Пойдёт? Литров пять?

– Ну, что с тобой делать? Давай самогону. Ну, пошёл молитву творить. Эх-хе-хе, грехи наши тяжкие, – вздыхает мужичок и уходит.

Следом уходит Раиса Васильевна. Их место тотчас занимает Татьяна – дочь Раисы Васильевны и высоченный, патлатый парень с кислым запахом пота. Парень не может стоять на месте. Он всё время крутится. Ване даже кажется, что из его глаз сыплются искры.

– Танюха, ты это брось, – жарко шепчет парень.

Татьяна улыбается перекошенным ртом и легонько отталкивает его от себя:

– Дурак что ли? Нашёл время, – говорит она, шепеляво, будто рот забит слюнями.

– Дурак, не дурак, а без этого долго не могу. Пошли на сеновал. Тут без тебя спокойно обойдутся. А то ведь гляди, другую заведу.

– Вот, жеребец проклятый. Ладно, через полчаса приду. Жди!

Парень на глазах веселеет и уходит. Татьяна тоже, кажется, довольна.

"Интересно, что у них там на сеновале?" – задумывается Ваня, но потихоньку мысли его растекаются, веки смыкаются и голова падает на грудь.

Ваня отрыл глаза оттого, что очень хочется писать. Он привычно ищет ночной горшок. И, не найдя его, вспомнил, где он находится. А увидев рядом спящую маму, вспомнил, как она перенесла его из кухни в комнату. Эта мысль заставляет Ваню вздрогнуть: значит, он находится в комнате, где на столе стоит деревянный ящик, а в нём – длинноносый мужик. У Вани сжимается сердце. "Может, он уже ушёл?" – с надеждой думает он и поднимает голову из-за спящей рядом мамы. Нет – мужик на месте. Ваня, всматривается в белое лицо мужика, от которого исходит лунное свечение. Ваня смотрит так долго, что ему кажется, будто мужчина повернул в его сторону голову, при этом повязка, лежавшая у него на лбу, сваливается на пол, и устремляет свой мутный взгляд прямо на него. И кажется даже, что мужчина шевелит губами. До Вани доносятся слова:

– Как тяжело мне, душно! Подойди, Ваня, помоги встать.

Ваня прячется за маму.

– Что же ты не идёшь? Тогда я сам к тебе подойду.

Мужчина медленно встаёт, спускает из ящика сначала одну ногу, потом другую.

– Нет, не надо! Мама! Мама! – вырывается у Вани. Он утыкается лицом в маму.

Он чувствует – его берут за плечи и начинают трясти.

– Ваня! Ваня! – доносится до его слуха.

Ваня открывает глаза и видит перед собой маму.

– Ваня, что с тобой?! Приснилось что-нибудь?– спрашивает она, гладя сына по голове.

Ваня с опаской смотрит через мамино плечо: человек в ящике неподвижно лежит на своём месте и его огромный нос всё так же бессмысленно смотрит вверх. Ване это кажется непрекращающимся кошмаром. "Лучше в школе учиться, чем так мучится" – думает он.

– Не спи, сынок, пора идти на кладбище.

* * *

С трудом, рискуя вывалить покойника, гроб протиснули через узкие двери и установили во дворе для прощания. По одну сторону гроба встали супруга покойного Раиса Васильевна, его дочь – Татьяна, по другую – очередь из других родственников и знакомых, пришедших на похороны. Раиса Васильевна затягивает высоким голосом: "Да, на кого же ты меня покинул", "да, как же я теперь без тебя?". Начинается прощание. Люди в порядке живой очереди подходят к гробу, целуют покойника, некоторые при этом произносят фразу: "пусть земля тебе будет пухом" и уступают место следующим.

Одна за другой начинают плакать женщины, и скоро они все ревут, некоторые навзрыд. Их стенания проникают в самую душу мужчин, наводят на них безысходную тоску и стимулируют желание выпить водки.

Когда наступает очередь Вани, он несколько минут стоит над гробом, заворожено смотрит в белое лицо покойника. Услышав голос мамы: "Что же ты? Целуй", наклоняется и ...

* * *

Ваня лежит на хозяйской кровати. Он давно пришёл в себя, но не встаёт, поскольку у него продолжает "шуршать" голова. Шторы, которыми спальное место отделяется от комнаты, раздвинуты. Отсюда Ване хорошо видно, как женщины, в том числе и его мама, хлопочут, накрывая стол на том месте, где раньше лежал покойник. Ваня уже разобрался, что мужчина, всю ночь лежавший на столе в деревянном ящике, и дядя Володя – это один и тот же человек.

В комнату входят всё новые люди и без лишних слов занимают места за столом. Ваня видит своего отца. Ему хочется, чтобы он подошёл и пожалел его. Но отец с очень серьёзным видом проходит мимо, даже не взглянув в его сторону. В комнате появляется Раиса Васильевна. Она подходит к столу и говорит:

– Давайте помянем, чем Бог послал моего Володю.

Поднимается короткий шум от раскладывания закуски по тарелкам и разливания самогона по рюмкам. Встаёт мужчина и что-то говорит. Ваня его не слушает. Всё его внимание сосредоточено на происходящем в кухне, которая тоже хорошо просматривается с его места. Там, в окружении незнакомого мужчины и отца, стоит мама с безвольно опущенной головой. Доносится громкий голос папы:

– Ты чего трёшься возле моей жены?

– Я хотел ей помочь? – отвечает мужчина.

Папа делает чудные движения, будто хочет подпрыгнуть, но его что-то держит.

– Знаю я таких помощников! – кричит папа. – А, ну-ка, пойдём, выйдем!

– Как скажешь, – спокойно отвечает мужчина.

Они выходят.

Мама будто даже рада, что её оставили в покое, быстро хватает большую кастрюлю и идёт к столу.

Её встречают радостными криками:

– Кутья! Раскладывай её по тарелкам, пока горячая.

Мама приносит Ване тарелку с дымящимся рисом, обильно перемешанным изюмом. Ваня хоть и голоден и жадно сморит на кашу, но есть не может: от тарелки исходит такой же приторный дух, который исходил от покойника.

– Ешь! Почему не ешь?! – сердится мама.

Ваня молчит. Он знает – если назвать причину, почему он отказывается кушать, мама рассердится ещё больше.

0x01 graphic

Подходит отец. Под правым глазом у него огромный синяк. Мама охает и говорит:

– С меня хватит! Я немедленно еду домой.

– Ура! – кричит, сразу выздоровевший Ваня.

* * *

Под дверью кабинета директора школы С.Б.Лябуржицкой сидит мужчина с надвинутой на глаза чёрной кепкой. Из под неё он царапает острым взглядом каждого, кто проходит мимо. Дети лишний раз боятся пройти по коридору. Учителей, желающих пройти в кабинет, он бесцеремонно заворачивает назад. На все вопросы отвечает односложно:

– Нельзя.

И только классного руководителя пятого "б" Нику Алексеевну Ганич он пропустил без лишних слов, задержав свой взгляд на её ногах в тёмных чулках. "Хам", – подумала учительница.

Хозяйка кабинета, Светлана Борисовна успела изрядно накурить в кабинете. Ника Алексеевна не сразу заметила за её спиной мужчину в чёрной кепке, лихо надвинутой на глаза, как и у того, что сидит у дверей.

– Здравствуйте, милочка, – быстро оглянувшись на мужчину и коротко кашлянув, говорит Серафима Андреевна. – Вот, у товарища к вам несколько вопросов.

– Ганич Ника Алексеевна? – спрашивает мужчина.

– Да, я.

– Садитесь, – приказным тоном говорит он.

0x01 graphic

Ника Алексеевна, облизав вмиг высохшие губы, села. Мужчина подошёл и встал у неё позади.

– С кем из близких родственников вы поддерживаете отношения? – спросил он.

– Отношения? – задумчиво переспрашивает учительница.

– Извольте отвечать на вопрос.

– Но я не понимаю.

– Хорошо, – говорит мужчина. – Вчера вас видели с мужчиной. Кто это был?

– Ну, знаете, у меня тоже может быть личная жизнь.

– Не врите. Вы встречались с братом. Его узнали. Почему не сообщили о его появлении в Москве? Или вы забыли о своём обещании?

– Нет, я не забыла. Эта встреча была столь мимолётной и неожиданной для меня, что я просто не успела этого сделать.

– Что же это вы, милочка, опять опростоволосились? – скручивая очередную папиросу, говорит директор.

– А вы, товарищ Лябуржицкая, лучше молчите, – грубо обрывает её мужчина. – Прошляпили в своём коллективе врага! Вообще, это смахивает на пособничество. Ничего, дайте срок, мы с вами тоже разберёмся.

– Я то тут при чём? – успевает произнести директорша и заходится в кашле.

Мужчина кладёт руку на плечо Нике Алексеевне:

– Галич, вы арестованы и поедете с нами.

– Простите, но у меня ещё один урок.

– Встать! – орёт мужчина. – Пошла на выход, белогвардейская сволочь!

Директор, застыв от страха, с ужасом наблюдает, как уводят её учительницу.

0x01 graphic

– Ни нет, мама, ни нет! – захлёбываясь слезами, орёт Ваня. – Я не поеду! Оставь меня дома! Ну, пожалуйста! Я буду тебя слушаться. Можешь больше меня не кормить.

Варвара Ивановна крепко держит сына в объятии:

– Вот, дурачок какой! Все дети только и мечтают, как на летние каникулы попасть в пионерский лагерь.

– Пусть мечтают, а я хочу быть дома!

– В лагере весело, кружки разные, кормить будут по три раза в день.

Ваня мотает головой. Мама сердится:

– Да, пойми ты, голова садовая, путёвку нам дали бесплатно. Мы не можем от неё отказаться. За это нас сильно накажут. Побудешь там 21 день и приедешь.

Ваня, всхлипнув, спрашивает:

– Двадцать один день – это сколько?

Мама растопыривает перед лицом сына пальцы обеих рук:

– Два раза по столько и ещё один пальчик.

– Ой, как долго! – мрачно вздыхает Ваня, понимая, что уговорить маму не удастся, и пионерского лагеря ему не избежать. "Всё равно не поеду: простужусь и умру" – загадывает он, не веря самому себе, но мстительная мысль сделать так, чтобы родители горько пожалели о своём решении, долго греет ему душу.

На территорию пионерского лагеря "Заветы Ильича", въезжают бортовые грузовики с детьми. Борт одной машины покрыт зелёным брезентом. Под ним вещи пионеров.

Грузовики останавливаются на поляне перед главным корпусом лагеря. Первыми из них выпрыгивают взрослые в пионерских галстуках на шее – это вожатые отрядов. Они выстраивают прибывших в колонну по два и разводят по корпусам, которые видны за деревьями.

Ваня вышагивает в хвосте колонны. Он переполнен впечатлениями от дороги. В кузове ему пришлось сидеть рядом с девочкой, и при каждом повороте они невольно касались друг друга. Так близко сидеть с девочками ему не приходилось. Его соседка пахла конфетой. У неё были очень красивые глаза, с длинными, загнутыми кверху махровыми ресницами. Она всё время улыбалась. Из чего Ваня заключил, что девочке приятно сидеть рядом с ним. Всю дорогу он собирался сказать ей какие-то слова и даже придумал, какие именно, но так и не осмелился.

Раньше Ваня девчонок не замечал. То есть, он их замечал, как замечают деревья, кусты, другие предметы, которые нужно обходить, если они мешают пройти. Ему и в голову не могло прийти, что простое сидение рядом с ними может приносить такое удовольствие.

Мысли о девочке увлекли его настолько, что все остальные события, как то: посещение столовой, где их накормили вкуснейшим обедом из трёх блюд; торжественная линейка по случаю открытия лагеря и даже твороженный пудинг с кисельной подливкой, поданный на ужин, не произвели на него особого впечатления. И даже то, что перед сном их заставили мыть ноги и чистить зубы, лишь не намного отвлекло Ваню от мыслей о девочке, поскольку вечером он никогда не умывался.

Отрядный умывальник находится на улице под навесом. Ване достался кран, над которым было закреплено небольшое зеркало. Ваня ненароком заглянул в него и замер. Конечно, ему приходилось смотреться в зеркало и до этого, но никогда с таким интересом он не всматривался в своё отражение. Можно сказать, он впервые смотрел на себя оценивающе. Он себе понравился. Он даже назвал бы себя симпатичным. Но его очень расстроило то, что на щеке он обнаружил полоску от клюквенного морса, который им выдавали ещё днём на привале, устроенном на полпути в пионерский лагерь. Следовательно, он весь день ходил грязнулей. Что подумала о нём понравившаяся ему девочка?

Ваня улёгся в кровать. Чтобы долго не расстраиваться, он приготовился уснуть, но вожатая заставила всех в палате показать из-под одеяла ноги, чисто ли вымыты. Несколько мальчишек погнали в умывальник. Ваню пронесло.

0x01 graphic

– Туту, туту, тутутуту, – слышит Ваня призывный звук горна. Он открывает глаза. Смотрит по сторонам, встречаясь с растерянными лицами мальчиков. Они тоже не знают, не могут сообразить, что нужно делать.

– На зарядку выходи! – раздаётся голос вожатой.

Ваня вскакивает, опускает ноги на холодный пол и, уже вставая, слышит характерный звук рвущейся ткани. Ваня хватается рукой за трусы и нащупывает огромную дыру. Плохо соображая, он прячется под кровать. Мимо пробежал последний мальчик. Спальный корпус опустел. С улицы донеслись звуки гармошки – Началась утренняя зарядка.

Ваня выбирается из укрытия, подходит к открытому окну, перелезает через высокий подоконник и прыгает на землю. Перед ним мелкий кустарник и дальше, в метрах двадцати, берёзовый лес. Со всех ног он бежит в лесок, но вскоре натыкается на высокий дощатый забор. Ваня садится на корточки и плачет. Неожиданно к нему приходит решение: он должен попасть в каптёрку, добраться до своего чемодана, где лежат запасные трусы. Оттерев рукой слёзы, он собирается бежать обратно, но становится ясно, что он опоздал: мальчики уже вернулись с зарядки. Нужно выжидать удобного момента. "Бедный я, бедный, неприкаянный" – жалеет он себя. От обиды, что все скоро пойдут в столовую, слёзы полились сами собой.

За весь день ожидания удобной минуты так и не подвернулось: в корпусе постоянно кто-то крутился – то дежурные делали уборку, то вожатая осматривала кровати, то ребята собрались, что-то обсуждая, а потом – сборы на обед, тихий час.

Ваня решил дождаться ночи, когда все уснут. Покамест он прилёг на землю. Не холодно, но донимают комары: как ни отмахивайся, они делают своё дело – садятся на лицо, руки, ноги и сосут, сосут кровь. От борьбы с ними он устал больше, чем от ожидания. Несмотря на укусы, он крепко засыпает.

* * *

Ваня просыпается от методических ударов и звона разбитого стекла. Судя по всему, рассвет только начался. Лагерь должен спать. Но странное дело – в спальном корпусе все окна отрыты настежь. Порывы ветра с силой то закрывают их, то открывают, ударяя со всего маху о стену. Земля под окнами усыпана разбитым стеклом. И никто не выходит, чтобы исправить положение. Впечатление такое, что в корпусе нет людей.

Немного выждав, Ваня по-пластунски подбирается к стене спальни и заглядывает вовнутрь. То, что он видит, обескураживает его и заставляет несколько раз протереть глаза: вместо спящих ребят он наблюдает пустые кровати, кое-где даже без матрасов. На полу разбросан мусор: обрывки бумаги, полотенца.

Ваня перелезает через подоконник: ни ребят , ни вожатых – никого!

Ваня направляется в каптёрку. Дверь в неё открыта. Его чемодан лежит на полке в гордом одиночестве. Не теряя времени, Ваня достаёт оттуда запасные трусы, шаровары и сандалии и, переодевшись, выходит на улицу. И здесь людей не видно.

Ваня направляется к воротам. Едва он вышел за территорию его останавливает крик:

– Стой! Стрелять буду!

Ваня оборачивается и видит солдата с винтовкой наперевес.

– Кто таков есть? – спрашивает солдат.

Ваня по обыкновению молчит.

– Ты из лагеря? – догадывается солдат. – Твои все недавно уехали. Как же ты это, отстал? Вот, дела! Ты что же объявления не слышал об эвакуации?

– Какой эвакуации? – спрашивает Ваня.

– Так, ведь у нас война с немцами началась! Сегодня ночью немцы перешли границу нашей Родины. Вот такие, брат, дела!

Ваня плохо понимает, что означает – "война" и кто такие "немцы", но спрашивать ему не хочется: во-первых, потому, что он слишком рад тому, что можно не думать о порванных трусах и, во-вторых, от укусов комаров у него так распухло лицо, что он с трудом может шевелить губами.

* * *

Прошло время ...

0x01 graphic

К проходной завода военного назначения, числящегося как "Почтовый ящик N 693", подъезжает новенький чёрный эМКа (Советский автомобиль М-1). Охранник-солдат, вооружённый по случаю военного времени винтовкой, подходит к машине со стороны водителя, держащего в протянутой руке удостоверение. Охранник читает и многозначительно произносит:

– Ага, всё ясно, – и бежит открывать шлагбаум.

Пассажирам в машине он отдаёт честь.

К нему подходит напарник, сидевший в засаде на подстраховке.

– Пантелеич, ты сдурел? В авто шесть человек сидело. Надо было у всех документы проверить, а то, как бы чего не вышло!

– Ага, проверил один такой, потом в канаве оказался. Ты знаешь, кто это?– хмыкает Пантелеич.

– Нет, а кто?

– НКВД! Наверняка за нашим директором приехали. Видать конец ему пришёл.

– Давно пора, – отвечает охранник и уходит в засаду.

– Итить, его мать, – непонятно в чей адрес ругается Пантелеич.

0x01 graphic

Простов Прокопий Петрович директорствует на "Почтовом ящике N 396" с первого дня его создания. Собственно говоря, завод построен благодаря его неуёмной энергии и инициативе. Для своего детища он делает всё, что только в его силах. Он неустанно заботится о производстве, о перевыполнении плана, за что ценим начальством. При этом он не забывает интересы своих работников, за что ими любим и уважаем.

0x01 graphic

Казалось, Прокопий Петрович мог бы быть совершенно спокоен за своё будущее. Однако, он слишком хорошо знал людей и потому каждый день, подспудно, ждал неприятностей.

Вот почему его не слишком удивило, что в его кабинет нежданно-негаданно нагрянули шесть военных с пистолетами в руках, пятеро из которых расположились по углам его просторного кабинета, а шестой, с портфелем, видимо, старший, по-хозяйски расположился на стуле напротив него и с ходу начал разговор.

– Вижу, не удивлён? – говорит старший, небрежно улыбаясь. – Любопытно знать – почему? Грешок за собой, что ли, чуешь?

– У того нет грешка, кто ничего не делает, – отвечает Прокопий Петрович.

– Это точно.

– Чем обязан?

Военный достаёт из портфеля бумагу.

– Ознакомьтесь.

Прокопий Петрович берёт бумагу и внимательно её читает.

– Ну и что? – говорит он, возвращая документ обратно. – Из текста прямо не следует, что причиной катастрофы боевого самолёта, является бракованная деталь нашего завода.

– Умница. Прямо не следует, – соглашается военный. – Но, понимаешь, какая штука: нам "прямо" и не надо. Время военное, нам достаточно и "косвенно". Улавливаешь мысль, товарищ директор?

– Не совсем.

– Прокопий Петрович, мне приказано найти виновника гибели самолёта, и будьте уверены, я его найду.

– Не сомневаюсь.

– Короче, даю тебе время до утра завтрашнего дня – найти и сдать нам вредителя, затесавшегося в твой коллектив, либо...

– Либо?

– Либо сам ответишь по законам военного времени.

– Понятно, – говорит Прокопий Петрович. – Спасибо.

– Спасибо в карман не положишь, – говорит военный и кивает головой за спину директору, где на стене висел сейф.

– Там ничего интересного нет: только бумаги и мои личные деньги, – говорит директор. Выкладывая на стол ключи от сейфа.

– Нам твои бумаги, как собаке пятая нога.

Уходя, мужчина в штатском многозначительно улыбается директору и говорит:

– Значит, до завтра. Часикам к десяти подкатим. Успеете решить вопрос?

– Решу, – устало отвечает Прокопий Петрович.

0x01 graphic

В кабинет Прокопия Петровича входит травильщица Самоверова. Она беспрерывно вытирает взмокшие от волнения ладони брезентовым фартуком, проеденный местами серной кислотой до дыр.

– Звали, Про ...Пе...? – говорит она с порога, забыв имя-отчество Прокопия Петровича.

– Звал, – отвечает директор. – Ты подходи ближе, садись, не бойся.

Варвара Ивановна, впервые оказавшаяся в кабинете высокого начальника, волнуется. Она неловко садится. И смотрит испуганно, смешно вытянув шею.

– Как дела? – считает необходимым спросить директор.

– Спасибочки вам, работаем, стараемся, – отвечает работница.

– Стараемся, да, видно не очень. Вот, есть информация, что в начале месяца вы допустили передержку на целых десять минут в серной кислоте партии корпусов бензонасоса?

– Чего? Каких корпусов?

– Каких надо, – нервничает Прокопий Петрович.– Факт передержки был или не был?

– Не знаю, не могу сказать.

Прокопий Петрович видит на лице женщины страх, и смягчается:

– Вы не волнуйтесь, Варвара Ивановна. Берегите сердце. Установлено, что ошибку допустил твой сын. Он у тебя работает?

– Ну, да. Но Ваня очень старательный мальчик. Делает всё, как я скажу. Конечно, молодой ещё, ему тяжело.

– Да уж, будь проклята эта война – мы вынуждены брать на работу детей. У тебя муж на фронте?

– А где же ещё?

– Не буду, Варвара Ивановна, ходить вокруг, да около: дело не очень хорошее. Невнимательность твоего сына стала причиной гибели военного самолёта и пилота. Вы понимаете, что это значит?

– Да что вы такое говорите?! – бледнея, улыбается, Варвара Ивановна. – Лётчик погиб из-за моего сына?! Вы, товарищ директор, похоже шутите?

– Какие уж тут шутки! Твой сын, не знаю – умышленно или не умышленно, передержал в серной кислоте партию корпусов бензонасосов, используемых в двигателях самолётов. В результате в корпусах образовались микротрещины, ставшие причиной гибели самолёта. Твой сын – преступник. Он должен понести заслуженное наказание.

– Господи, да он же ребёнок совсем! Как же так? Вы же понимаете, что он сделал это не специально, а по неопытности?

– Мальчика твоего, конечно, жалко. Если попадёт в НКВД – он пропадёт. Это ясно. Но выход есть. Ты должна взять вину на себя, а твой Ваня должен исчезнуть.

– Как это – исчезнуть?

– Я имею в виду – уехать далеко и надолго: скажем, записаться добровольцем на фронт.

– Ой, да кто ж его на фронт пустит?

– Пустят. У меня есть кое-кто в военкомате. Послушай, Варвара Ивановна, если хочешь сберечь сына – нужно сделать так, как я сказал. Звонить военкому?

– Честное слово, я как будто во сне, ничего не соображаю, – говорит Варвара Ивановна. – Коли по-другому нельзя, то я согласная,

Когда Самоверова уходит, Прокопий Петрович достаёт из сейфа, где совсем недавно лежали деньги, много денег, початую бутылку коньяка и пьёт из горла махом всё содержимое. Хмель ожидаемо дурманит голову, Прокопий Петрович опускается на колени и, рыдая, умоляет кого-то о прощении.

– Прости меня, прости! Слаб я, слаб.

0x01 graphic

И вот боец второй ополченческой роты Первомайского района города Москвы Ваня Самоверов лежит, на верхнем ярусе двухъярусной кровати, уставившись в близкий потолок. Он со страхом ждёт сигнала "подъём". Вчера, во время строевых занятий, под дождём и снегом он простудился и теперь его знобит. Он ощущает постыдную слабость, которая может не дать ему, как всем, подняться. И вот звучит команда:

– Рота подъём!

Скрепя зубами, Ваня буквально заставляет себя перевалиться на бок. Он падает на плечи бойца с нижнего яруса.

– Самовар, совсем, что ли охренел?!

– Прости, – шепчет Ваня, облизывая сухие губы. – Что-то мне не по себе.

– Кончай дурку валять. Бежим строиться, а то из-за тебя всем влетит.

Хватая с вешалки шинели и шапки-ушанки, ополченцы выбегают на улицу в январский холод и темень. У Вани шинелька узковатая. Он влезает в неё с трудом. От боли в мышцах рук прошибает слеза. В голове одна мысль – не упасть! В строй он встаёт последним. Тотчас следует команда:

– Рота, равняйсь! Смирна! Вольна!

Сейчас должны распустить на помывку и завтрак. Ваня надеется за это время прийти в себя, согреться чаем. Но вместо этого вновь звучит команда:

– Равняясь! Смирна! Вольна! Слушать всем внимательно, что скажу, вопросы не задавать. Ополченцы, по хорошему, нам надо бы ещё немного поучиться, но Родине нужны солдаты на фронте, поэтому...

Командир роты говорит что-то ещё. Но Ваня плохо разбирает смысл слов. Он полностью сосредоточен на себе: ему кажется, что у него распухла голова, а уши забиты ватой.

По команде рота разворачивается направо и начинает движение. Ваня видит только спину идущего впереди. Издалека доносится голос:

– Самовар, ещё раз на пятки наступишь, в глаз получишь.

– Прости, я нечаянно.

Оказавшись в кузове тентованного грузовика зажатым между двумя бойцами, Ваня согревается. Он ощущает запах махорки. Это курит сосед справа..

– Дай, курнуть, – просит Ваня.

– Ты же не куришь.

Ваня смотрит товарищу в глаза и тот сдаётся:

– Ладно, затянись пару раз.

Ваня втягивает в себя обжигающий дым. Кажется, вовнутрь ему залили кипяток. Он заходится в кашле, и с каждым кхыком у него звенит в голове. После второй затяжки, давшейся Ване значительно легче, к нему приходит понимание, что он непременно поправится и, действительно, через короткое время он чувствует себя здоровым, как будто ничего и не было.

– Братцы, интересно, куда нас везут? – повеселевшим голосом спрашивает Ваня.

– На фронт, куда же ещё,– отвечает ему кто-то.

* * *

– Андрей Иванович, товарищ генерал! – только и успевает произнести сержант Трушкин, и от толчка в спину скатывается вниз по ступенькам на земляной пол блиндажа. На месте сержанта образуется мощная фигура командующего Калининским фронтом генерала Конева. Несколько секунд внимание командующего отвлечено неловкими кульбитами сержанта. Однако и этого, выигранного хитрым Трушкиным времени, оказалось достаточно на то, чтобы медсестра Нина сиганула за занавеску, а генерал Ерёменко застегнул на все пуговицы китель и встал по стойке "смирно".

0x01 graphic

Бросив сержанту через плечо:

– Пшёл вон отсюда! – командующий подходит к столу, и усаживается за стол, хрустя маскхалатом.

– Здравия желаю, товарищ командующий, – говорит генерал Ерёменко.

– И тебе не хворать. Садись. Ты здесь один? – командующий косится на занавеску.

Ерёменко глотает слюну:

– Так точно, одни.

Командующий носом втягивает в себя воздух.

– Женским одеколоном пахнет.

– Буквально перед вами медсестра заходила, укол делала.

– Гляди, Андрей Иванович, твои шашни с медперсоналом до добра не доведут.

– Может, с дорожки перекусишь? – увиливает от ответа Ерёменко.

– Не сейчас, – говорит командующий и выкладывает на стол две огромные, как гири, ладони, сжатые до синевы в кулаки.

0x01 graphic

Лицо генерала Ерёменко становится предельно серьёзным. Он всем телом подаётся вперёд.

– Слушаю, Иван Степанович.

– Я только что от папы. Если в ближайшую неделю не возьмём Ржев – нам хана. Папа обещал к стенке поставить. Что-то мне подсказывает, что на этот раз он своё обещание сдержит.

Ерёменко через нос, по-лошадиному, втягивает воздух:

– Они что там издеваются?! – говорит он звенящим голосом. – Ты товарищу Сталину обстановку доложил? Сказал, что у немцев пятикратный перевес в живой силе? Что укрепился он не знамо как, а перед нами сплошные болота и чистое поле со снегом по горло. Ты сказал ему, что за два месяца беспрерывных атак трижды сменился состав полка? Людям приходится идти по трупам своих же товарищей. Разведка сообщает, что немцы сходят с ума от того, сколько они наших положили! Ты понимаешь, гады сидят в тепле, бьют нас, как в тире и сходят с ума! А у нас после последнего наступления в ротах по десять штыков осталось?

Командующий со всей силы бьёт кулаком по столу:

– Остынь, Андрей Иванович. Товарищ Сталин в курсе всего, но есть приказ – взять Ржев, и другого не будет.