Текст книги "МИТТ (СИ)"

Автор книги: Александр Шкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Александр Михайлович Шкин
МИТТ

1

Саша, Саша, если слышишь, ответь? – Появился, именно, появился, а не донёсся и не послышался, в спящем сознании, голос. Нежный и очень, очень тихий – если ты меня слышишь, не пугайся мой родной. Мы с папой живы и лю…

Сашка испуганно открыл глаза, полежал, приходя в себя и осторожно сел, спустив ноги с кровати. Серое, в синюю полоску, колючее одеяло, медленно сползло с колен на пол. Смятая простыня, которой он укрывался, чтобы одеяло не кололо, сиротливой горкой свалилась с другой стороны.

Тихо. Лишь сопение, да лёгкие всхрапывания спящих доносились со всех сторон. Но это не в счёт. А голосов никаких и нет.

Он покрутил головой, надеясь… На что? Да, ни на что, просто осмотрелся.

Но в полумраке курсантской казармы, разглядел только кровати в два яруса вокруг, да фосфоресцирующие часы над входом. На табло, которых, синеватым слабым светом горели цифры – 05–52…

– Сон… – С горечью, прошептал он и, что есть силы, воткнул кулак в невиноватую ни в чём подушку.

Звякнули пружины под матрасом, содрогнулась вся кровать.

– Сань, ты чего? – Свесилась сверху голова Лёшки, друга и товарища ещё по детскому дому-интернату, а теперь и по академии.

– Сон… Мама…

Сашкин голос дрогнув, сломался – мама? – пронеслось в голове, но он тут же отринул эту мысль – и, стиснув крепко зубы, схватил форменные брюки.

Лёшка спрыгнул с верхнего яруса и, поглядев на часы, зевнул, потянулся. Потом похлопал друга по плечу.

– Ничего Сань, мне тоже часто дом снится, мать, отец, сестра… Эх… Ладно, давай одеваться, все равно, через пять минут уже подъём, хоть умоемся спокойно – прошептал он.

И Лёшка, протянув руку, ухватил со своей тумбочки, аккуратно сложенную повседневную форму.

Они уже заканчивали свой утренний моцион, в одних форменных брюках и высоких не зашнурованных ботинках, когда в туалетную комнату хлынула основная волна курсантов.

– Вовремя мы Сань – проталкиваясь к выходу, пробормотал Лёшка, себе под нос.

Сашка в ответ кивнул, он не столько расслышал его слова, сколько угадал.

Лёшкину историю он знал. Эшелон, в котором они с родителями и сестрой ехали в эвакуацию, попал под огонь ходячих дронов. На его глазах умер отец, его просто разорвало на куски, когда ему в спину попал снаряд, вместе с ним погибла и сестра, а потом, следующий снаряд унёс и мать. А сам он оказался погребён под её останками.

Ему было семь, тогда. И нашли его через несколько часов солдаты охраны, отразившие нападение. После этого, Лёшка долго не мог говорить, молчал несколько лет. Но психологи сделали своё дело, и в двенадцать, после стольких лет молчания, Лёшка снова произнёс своё первое слово.

А вот свою жизнь, Сашка помнил, только с больничной палаты, какого-то военного госпиталя. И ему тогда, тоже, было семь.

Теперь им по четырнадцать. И сейчас они в военном училище, для «уродов». Так называли это училище в их интернате. Все воспитанники относились к этому училищу и к курсантам, что туда попадали после медкомиссии и распределения с видимым пренебрежением и высокомерием. Но это высокомерие и пренебрежение, было, вот именно, только видимым. Каждый в душе мечтал быть одарённым. Именно такие и учились, здесь. Пять лет, пять долгих лет в тылу. Когда другие, пройдя краткосрочные курсы гипно обучения, поднимали в небо стремительные истребители и многотонные бомбардировщики, или управляли дронами в любых родах войск. Пять лет, и это не смотря на, почти уничтожившую народы планеты, войну. Временами затихающую, а временами разгорающуюся с новой силой. И не потому, что не хотели воспитанники интерната идти воевать и умирать, нет, их готовили к этому с детства, а потому, что одарённый это… Это… Впрочем никто, толком, в интернате не смог бы сформулировать, кто, или что это, но как и все дети, они верили в чудеса, и с помощью этих чудес мечтали стать героями. О которых так много вещалось с экранов визоров.

И со всего их выпуска военного интерната, только они с Лёшкой попали сюда, в военно-медицинскую психоделическую академию. Двое с выпуска и с одного интерната, это много, это почти феномен. Одарённых во всей стране-то, вряд ли наберётся пара, тройка сотен, а тут… Потому и не разделили их, потому они и сейчас вместе.

Но Сашка, как и Алексей, не замечал за собой каких-то особенных способностей. Ну, да, память хорошая, учился, даже если не хотел, только на пятёрки. Да, неплохо разбирался в компьютерах последнего поколения, но были ребята и лучше. Да, стал победителем военного округа, год назад, по армейскому рукопашному бою, в своём суперлёгком весе. И всего-то… Вон Лёшка, полутяж и тоже чемпион. И уже два года подряд. Но…

Сашка не признавался даже себе, просто не мог поверить в это… Да, он немного чувствовал, чего хотят от него люди, при общении с ним, и потому выдавал то, что требовалось. Может быть, это и есть его способность? – Размышлял он, особенно, в последнее время – нет вряд ли, об этом никто не знает, да, даже и не догадывается. Да и вообще это бред. Вон пятикурсники, взглядом кирпичи кидают и воду ради шутки в унитазах первокурсников замораживают, вонь потом стоит на весь их этаж. Вот это способности. А чувствовать..? Нет дичь…

– Пошли – кивнул Сашка другу, зашнуровав ботинки и расхохотался, глядя в удивлённое лицо друга.

Высокого, плотного парня. С всегда хмурым выражением на простом русском лице. Вьющиеся светлые короткие волосы, взлетающие вверх даже от движения лифта, и не важно, вверх он едет, или вниз. Широкий нос с небольшой горбинкой, наследство боевых исскуств, круглый подбородок и чуть полноватые губы. Но самое выразительное, это небесно голубые глаза вечного мечтателя. Так ласково говорила их нянечка в интернате, когда они были еще совсем маленькими, и Лёшка, тогда ещё молчал.

– Блин, Саня, ты меня, пугаешь – я ведь только хотел сказать – пошли на зарядку.

– А ты опередил…

– Да, ты каждое утро говоришь одно и то же, а потом хватаешь меня за воротник и тащишь, хорошо хоть не как в интернате, под мышкой не таскаешь. А то и здесь бы все ржали надо мной.

– Если кому зубов не жалко, пусть попробуют – ухмыльнулся тот.

– Вот-вот… Чуть что, так в зубы… Эх, нарвёмся мы как-нибудь…Нам, тех ещё, туалетных, не забыли…

– И хорошо, что не забыли… Пошли, давай, нам еще пятирик под дождём, да по грязи бежать…

– Под дождём? – в свою очередь удивился Сашка – Откуда знаешь? Над нами ведь, метров двадцать сверх прочного бетона.

– Да, хрен его знает, знаю и всё…

– Способности проявились?

– Не знаю Сань, не приставай. И не говори никому. Даже Валерке.

– Ладно, пошли под дождь – вздохнул Саня и первым направился к выходу, к лифтам.

Наверху и правда, моросил мелкий холодный дождь, смешавшись с резкими ледяными порывами позднего осеннего ветра. Небо всё, сплошь затянуто серой непроглядной хмарью, с редкими, мелькающими то тут, то там, на разной высоте, серыми же, с блестящими мокрыми боками, зондами-шарами противоракетной обороны.

Но бежалось легко, привычно и даже немного радостно. Ведь сегодня ему приснилась…. Мама? Да, мама – твёрдо сказал он сам себе – и пусть только её голос, пусть… Но всё же это голос мамы, МАМЫ – хотелось крикнуть ему, но он сдержался, только широко улыбнулся на бегу.

Завтрак, занятия, обед, физическая подготовка, потом психологический тренинг, потом немного личного времени, потом отбой – представил себе Сашка ежедневную рутину обучения первого курса, особо выделив последнее – отбой. И может быть, снова приснится мама и я, наконец, всё вспомню. Скорее бы.

Сашка оглядел растянувшуюся вереницу курсантов, впереди и позади себя.

– Оп-па, а Валерка-то где? То-то, чувствую, чего-то не хватает…

Он отёр мокрые от дождя глаза и снова огляделся – нет, нету… И Ваньки нет…

Все уже привыкли к их матерному соперничеству, а сегодня тихо, даже необычно как-то. Чего-то не хватает.

Валерка, это неформальный лидер их небольшой группы, невысокий белобрысый парень, с вечной улыбкой на лице. Группы? Скорее компашки, на которые разбились первокурсники. Одна, Валеркина, к которой, так уж вышло, прибились и они с Лёшкой. Другая, банда, так они себя называли, группка-компашка Ваньки Лешего. Немного повыше Валерки, чернявого, смуглого, с чуть раскосыми глазами, парня. Правда, фамилия у него не Леший, совсем даже не мистическая, совсем даже обычная, русская, Фёдоров, но всем он представлялся как Иван Леший. Оба и Валерка и Ванька, заводные и компанейские, с ярко выраженными организаторскими способностями, так выразился как-то, правда немного с сарказмом, их старшина и воспитатель, Петрович. Но вот, почему-то, ни тот, ни другой, на дух не переносили друг друга. И была ещё третья группка, молчунов отшельников, этакие, независимые и сами себе на уме, даже без вожака. Но те держались особняком, да, и не очень-то были, и дружны.

Сам же Сашка, лидером не был. И зависимым, от кого либо, тоже, просто не хотел, да и в душе, наверное, и не смог бы. Но вместе веселее, одному скучно. Он не высокий, худой, если не сказать худющий, с тёмным кучерявым ёжиком волос, но со светлой кожей и правильными чертами узкого лица. Серо стальные, на первый взгляд, равнодушные глаза. Но, если узнать человека получше, это окажется совсем не так. В них может плескаться и тепло участия, и холод ненависти. Всё это, и лицо и глаза, и, конечно, независимый характер, привлекало к нему людей, особенно, девочек в интернате, и в то же время отталкивало парней. Потому и друг у него был только один – Лёшка. Все остальные приятели.

Сашка немного прибавил и догнал друга, поравнялся. Тот бежал и как будто не замечал, что бежит, дышал спокойно и ровно. Это с его-то ростом и весом.

– А где Валерка-то с Ванькой, их нет… Неужели в нарядах, опять?

– Не видел, Сань – ответил тот – не знаю… После зарядки на разводе узнаем. Хотя-а… Нет, не узнаем. Петрович ничего не скажет и дежурный тоже… А тебя вызовет ректор…

– Что-о? – Сашка, аж, подпрыгнул и, чуть было не запнулся, но Лёшка вовремя вздёрнул его за шиворот, и просто перенес через, валявшийся на дороге камень.

– Осторожнее, говорю, под ноги смотри…

– Откуда, знаешь, что Петрович с дежурным ничего не скажут и меня вызовут.

Лёшка, на бегу пожал широкими плечами – знаю и всё, сам не пойму, откуда. Не приставай Сань. Разберусь, расскажу. У самого башка кругом. Как будто на апперкот нарвался. Смотри вон тот длинный, Ванькин подпевала, сейчас в лужу рюхнется… Во… Видал… Прямо как неуправляемая торпеда… – Хохотнул он.

Сашка, раскрыв рот, остановился, но тут же опомнился и вновь догнал друга.

– Лёш?

– Не приставай, сам знаю… Вчера это почувствовал. А сегодня проснулся, за минуту, до того, как ты кровать начал трясти. А ты чего, сам-то, на кровати, утром скакал. Верку Никодимову вспомнил?

– Лёш, кончай, а? Ты же знаешь, не было у меня с ней ничего.

– Знаю, шучу я Сань, отвлечься от мыслей хочу. Расскажи чего-нибудь, о то хреново мне…

– Со мною мама утром разговаривала – упавшим голосом полу-признался, полу…

Впрочем, не так важны слова. Сашка сказал, и всё тут. Ему, очень хотелось, что бы это была именно она, очень. – а я, дурак, испугался и проснулся.

– Значит жива, матушка твоя, помнишь тётя Зина рассказывала… Если мёртвые снятся, то помянуть их нужно. Но они никогда с живыми не говорят. А если вдруг, заговорят, то живы они, значит. Только живые с живыми говорить могут.

– Помню… Теперь дождаться отбоя не могу. Может опять приснится…

– А зачем ждать, сосредоточься, и сам с ней поговори, вот сегодня на психотренинге… Нам же по четырнадцать, а в этом возрасте, «псих» говорил, просыпаются способности. Не у всех, но у большинства. Может это твоя такая способность проснулась.

– Может… Тогда лучше бы до поры, до времени, что б никто, ничего не знал, а то «псих» замучает, как «толстого». Ни минуты покоя. Расскажи, опиши, напиши, покажи…

– И..? Ну, покажешь, может, чего нового увидит – расхохотался Лёшка.

Сашка, тоже прыснул.

– Всё, двести метров осталось… Эх, я бы ещё кружочков пять нарезал… А потом бы в спарринг – проговорил Алексей огорчённо и прибавил скорости. Выкладываясь по полной.

– Ну, держись Лёха – крикнул ему в спину Сашка, тоже прибавляя – кто первый, тому компот.

Сашка, впрочем как всегда легко обошёл грузного друга и встретил того за финишной чертой. Простым бревном, положенным поперёк круговой беговой дорожки, вокруг громко именуемого полигоном, заросшего кустарником холма.

– Ну, что? Компот мой? – Рассмеялся Сашка, хватая друга за рукав.

– Ага, щас, шишь тебе, я с тобой не спорил… И так уже три дня компот не пил. Хитрый ты Саня… И откуда, только, такой взялся..? Сам придумал, сам выиграл…

Сашка весело и громко заржал…

– Курсант Мирт. Выйти из строя…

Прозвучали слова дежурного офицера после поверки личного состава первого курса.

Сашка строевым шагом, как и положено, вышел.

– К начальнику академии, бегом марш – скомандовал дежурный.

Александр, козырнув и ответив – есть, бегом к начальнику – сорвался с места.

– Курсант Александр Мирт… – Задумчиво посмотрел на него ректор академии, когда Сашка доложился по всей форме.

– Расскажите курсант, какими такими судьбами вы оказались в нашей академии? – И, не выслушав ответ, нажал кнопку на столе – Людмила Михайловна, личное дело курсанта Мирта, мне, пожалуйста. Его нет в базе данных. Только имя и номер – бросил начальник академии, немного в сторону.

– Да, Евгений Александрович… – Послышался женский голос из скрытых динамиков.

– И откуда ты такой, на мою голову? – вновь перевёл взгляд на Александра, стоящего на вытяжку перед ним, ректор – файл личного дела не открывается. Вся информация, я подозреваю, удалена. С какой целью? Александр, не подскажите?

– Иркутский военный детский дом-интернат, господин ректор – отрапортовал Сашка – больше я ничего не знаю.

– Понятно, сирота со способностями, и хотел бы выгнать, да не могу… И где-то очень высоко, у тебя сидят покровители… Что даже базу данных академии подчистили. Собственно, поэтому я тебя и вызвал, хотелось посмотреть, кто же это у нас, такой особенный.

В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, вошла полная пожилая женщина с папкой в руке.

– Разрешите, Евгений Александрович? Личное дело на Мирта Александра Евгеньевича, две тысячи сто тридцать третьего года рождения, по данным обследования. Первый курс.

– Давайте – вздохнул ректор – хорошо, хоть до бумаг пока не дотянулись…

– Евгений Александрович? – Прошагав через весь обширный кабинет, секретарь положила ему на стол бумажную тощую папку – что-то ещё?

– Да, два чая с лимоном и сахаром, если можно…

– Сейчас, одну минуту – развернулась она и с любопытством окинула взглядом Сашку. В приёмной она на него и не смотрела, только рукой махнула.

И вдруг замерла – Саша? Митт? Твоя фамилия Митт?

Сашка, по граждански пожал плечами и, вдруг, в голове всё перемешалось, сознание помутилось и стало темно, и… И… И всё равно… Ни волнений, ни тревог.

Он открыл глаза. С графином воды над ним маячило лицо секретаря ректора.

– Ну, слава богу, пришёл в себя. Только не вставай, полежи ещё немного. Как ты себя чувствуешь?

Но ответить Сашка не смог, не успел, в голове бился в истерике тот же голос, что и утром – Саша, Сашенька, что с тобой, я потеряла с тобой связь… Что, что с тобой..?

Он вновь закрыл глаза и прислушался к этому голосу – мама? – спросил он мысленно.

– Саша, родной мой, говори, говори со мной, не пропадай, ради бога, не пропадай…

– Мама? – Опять спросил он.

– Да, да, это я? Что с тобой?

Сашка и не заметил, что повторил это слово вслух, не открывая глаз.

– Сара? Ты меня слышишь?

– Слышу, кто это с тобой рядом, сынок. Чей это голос, знакомый, но вспомнить не могу.

Сашка тихо и нерешительно ответил, и опять вслух – женщина, секретарь нашего ректора.

– Это я, Люда, Люда Васильева, лаборантка, вспомни, триста шестой исследовательский объект.

– Люда? Но ты же погибла… Сашенька скажи, то, что я говорю, только вслух попросил голос.

Сашка подчинился.

– Нет, Сара я не погибла, мне повезло. Лечилась долго в Красноярске тридцать шесть… Потом… Потом… Спроси лучше у Жени…

– Люд, что с Сашей?

– Раз вы можете разговаривать, значит с ним всё в порядке, и если ты не спрашиваешь, где мы, значит, знаешь, а я о нём теперь позабочусь, не беспокойся. Только дай Александру немного времени прийти в себя. Не мучай мальчика. Потерпи, пару часов. К нему, вместе с инициацией дара, вернулась память.

– Хорошо, хорошо… Два часа, два часа…

И голос исчез из головы Сашки, как и не было.

Сашка сел, открыв глаза, а потом и, с помощью секретаря ректора, переместился на широкий мягкий, кожаный диван. Голова кружилась, подташнивало, но он крепился. Вскоре в руке у него появилась кружка горячего, сладко кислого чая. Ему помогли сделать несколько глотков, так как руки его, просто, ходуном ходили, и стало легче. Допив кружку, Сашка сам того не ожидая, провалился в глубокий крепкий сон.

Проснулся он на всё том же диване и в том же кабинете. Никого не было. На настенных часах красовались цифры «23–10».

Сашка откинул, заботливо наброшенный на него мягкий пушистый плед и сел. Кабинет освещала довольно широкая полоса жёлтого света из приоткрытых дверей.

В животе заурчало, да так громко, что Сашка от досады застонал. Не хотел он никого тревожить, хотел тихо выскользнуть отсюда и также тихо очутиться в своей кровати. Но торопиться не стал, а откинулся на мягкую высокую спинку, вспоминая всё, что произошло утром. Потом, прикрыв глаза, позвал – мама?

Ответили сразу.

– Сашенька, ты проснулся, как ты себя чувствуешь? Я ждала, ждала, я чувствовала, что ты спишь, и не мешала тебе.

– Мама, это правда, ты? Я, кажется, вспомнил, вспомнил… Но не всё…

– Расскажи, расскажи, что ты вспомнил, как жил всё это время? Мы искали тебя с отцом. А нашли только сегодня утром, ты откликнулся… Женя возьми наушник с микрофоном, брось ты свой ящик, Саша проснулся – послышался отстранённый голос матери.

То, что это мама, он, теперь уже, не сомневался.

– Здравствуй сын – ворвался в голову мужской сильный голос.

– Здравствуй…те… – робко ответил Сашка.

– Понятно, Саша, ты еще не привык к ментальному общению, ничего, привыкнешь, тогда обстоятельно поговорим, а пока с матерью пообщайтесь. А я послушаю.

– А вы где? – спросил он, всё ещё неуверенно.

– Всё там же, Сашенька, двадцать два чёртовых километра под землёй. Я уж думала, не докричусь до тебя, отсюда. Как появится возможность, так сразу заберу тебя к нам. Отец уже отслеживает всё, что с тобой происходит. Дар у тебя сильный, и проявился резко, это хорошо, значит, устойчив и способен к развитию. Ой, что это я опять о работе. Рассказывай… Расскажи о себе…

И Сашка, не торопясь, стал рассказывать. Что вспомнил. Впрочем, вспомнил он не много. Зелёные деревья, яркое тёплое солнце, руку женщины, что обхватила его ладошку, как позже рассказала мама, это была бабушка, папина мама, и запахи… Потом… Потом море огня и дыма, оглушительный грохот. Крики людей и плачь детей… И боль, невыносимую боль в груди. Потом госпиталь с ласковыми медсёстрами и злыми врачами… Потом интернат. И вот теперь академия психоделики. Первый курс. Уже два месяца здесь.

Сашка замолчал, молчали и в голове, только слышно было как в ней, в голове, кто-то всхлипывает.

– Саша – вновь раздался мужской голос – твой дар, что сейчас проявился у тебя, он не единственный. Дар ментала, он многогранен, ты не только можешь говорить с нами, это, кстати, от матери, но и внушать, внушать на высоком уровне. Это от меня. И это, скорее всего, проявится довольно скоро. Но никто не может сказать, каков будет твой личный вклад в наше наследие. Мы с матерью изменили твой геном… Хотя это, пока, лишняя для тебя информация. Но раз уж слетело с языка, держи это в секрете. Так что, не пугайся, если, что-то проявиться неожиданно и сильно. И послушай, сын, моего совета, я повторюсь… Не всё можно рассказывать о себе людям, а лучше вообще ничего. Я потом объясню, почему. И все силы приложу, что бы забрать тебя. А теперь запоминай код связи. Любого ментала можно заблокировать, но есть ещё и технические средства, ненадёжные, хрупкие, но пока выручают. Запоминай…

И длинный ряд символов уложился в отличной памяти Александра.

– Запомнил?

– Да…

– Молодец… И ещё вот, что? Я удалил, всю электронную информацию о тебе, со всех источников. Ты ментал, а это очень востребованная способность, тебя захотят, и будут использовать, все кто сможет дотянуть до тебя руки. А кто не сможет, попытаются уничтожить. Мы уже отправили людей за тобой. Будь осторожен. Мама всегда с тобой на связи. Присмотрись к Людмиле… Васильевой. Мы сейчас свяжемся с ней… Пока, сын, отдохни, а завтра мы начнём обучение. И я расскажу тебе всё о нас с мамой.

Голоса в голове стихли. Сашка подождал ещё немного, но сам звать не стал, хоть и хотелось, очень хотелось.

Он осторожно поднялся и выглянул за дверь. В просторной приёмной на него улыбаясь, смотрела Людмила Михайловна.

– Ну, что поговорил с родителями? – Всё с той же улыбкой спросила она.

Сашка неопределённо пожал плечами.

– Да, ладно – рассмеялась она – а, то я не знаю твоего отца и мать. Они, наверное, уже ищут способ индивидуальной связи со мной. Иди, поешь вот. Голодный ведь. Последний раз на завтраке был. Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Нормально…

– Это хорошо… Твой отец уже говорил с Евгением Александровичем. Сейчас он сам сюда придёт, я ему сказала, что ты проснулся. Так надо Саша. Надо сразу расставить все точки над «И». Так отец твой просил. Он хочет, что бы ты знал, что тебя ждёт в ближайшем будущем. А твоё будущее, пока, зависит от Евгения Александровича. Ну, давай, присаживайся, ешь…

Людмила Михайловна, сдвинув всё, что было у неё на столе и, спустив в пол экран визора, расставила перед ним тарелки, исходящие аппетитным паром.

Сашка отнекиваться не стал, просто не было на это сил. Желудок требовал пищи.

Он ел и размышлял. Не просто размышлял, а удивлённо и недоверчиво прокручивал в голове всё, что произошло с ним, за утро. За одно, только утро. Его нашли родители. У него проснулся дар. И он, как утверждает отец, это слово он произнёс, уже с полным правом – я ментал. Знать бы ещё, что это такое. Но отец обещал всё объяснить.

Сашка отодвинул пустые тарелки, выпил, залпом, стакан компота, поблагодарил за ужин и беспокойно заёрзал, оглядываясь по сторонам.

– Туалет, вон та дверь – подсказала ему Людмила Михайловна, заметив его ёрзанье.

Когда он вернулся в приёмную, там уже стоял ректор, высокий сухой седой старик, в домашней одежде, и о чём-то тихо разговаривал с секретарём.

Сашка охватил его взглядом. Потёртые джинсы, непонятного цвета свободная рубашка и старомодные очки на носу. Руки в карманах. На ногах обычные тапочки. Не то что, утром, в строгом тёмном костюме и галстуке.

Тот повернулся на шорох закрываемой двери санузла.

Сказав ещё несколько слов Людмиле Михайловне, он повернулся к Сашке и жестом пригласил его в свой кабинет.

Сашка вновь вытянулся по стойке «смирно».

И Евгений Александрович, улыбнувшись, скомандовал – вперёд курсант Митт, занимайте стратегическое место на диване, шагом марш. Ну, и горазд же ты спать, курсант, весь день проспал…

Сашка строевым шагом прошагал в кабинет и, осторожно, присел на краешек дивана, куда и было сказано.

Ректор же, прикрыв дверь, зацепил мимоходом хромированный, из ряда вдоль стены, стул, поставил его перед диваном и верхом оседлал его.

– Ну-с, Александр Евгеньевич, Почти тёзка, начнём разговор…. И, так… Ваш отец, не последний человек в нашей иерархии власти. Скажу больше, один из первых… А что, ты так округлил глаза? Впрочем, это для тебя абсолютная новость. То, что я тебе сейчас скажу, не услышишь с экрана визора. Но Евгений Семёнович, просил разъяснить тебе, вкратце, что происходит за стенами нашей академии. Правильнее было бы сказать, за потолком. Ну, да ладно. Вкратце, вкратце – покатал он задумчиво это слово на языке.

– Начну с того, что твой отец, это мирное небо над нашей академией, это финансирование, впрочем, в наше время деньги немного значат. Вот продовольственные и хозяйственные склады, под контролем твоего отца, это значит многое. Территории и сельскохозяйственные угодья под контролем твоего отца, это тоже значит много. Армия одарённых и высокотехнологическое вооружение, сохранённые производства, поддержка оставшегося на поверхности населения, спасающегося на контролируемой им же территории, это… Это… В общем, вижу запутал я тебя. Начну по порядку. Четырнадцать лет назад, как ты знаешь, из уроков истории, западно-европейский альянс нанёс, вполне ожидаемый удар по территориям нашего содружества. Содружество ответило. На этом, казалось бы, и всё, урон с той и другой сторон, небольшой, ядерного оружия не применялось. Лидеры сели за стол переговоров. Но тут вмешалась ещё одна, третья сила. Внезапно ядерные грибы выросли на месте, почти всех крупных городов планеты. И ядерные, да и не только, удары, были нанесены с орбиты. Кто за этим стоял и стоит, выяснить, так и не удалось. Все обвинили всех. И началась междоусобица. Теперь уже нет, ни западного альянса, ни европейско-азиатского содружества. Вот такие дела, Александр. Наша страна выжила и выживает, поддерживается кое-какой порядок. Сохранена армия. Правительство пытается наладить диалог со всеми, и кое-что, уже, получается. Но не всё. Ты же смотришь новости. Военные конфликты возникают на пустом месте, то там, то тут. Твой отец директор крупного, в прошлом, исследовательского центра психоделики. И после бомбардировки, сумел, с помощью той горстки людей, что его окружала, в основном, конечно охраны, сберечь наш регион от хаоса, тогда воцарившегося по всей стране. Чем и сейчас, в общем-то, и в основном, занимается. Но он не всемогущ, да, и насколько я знаю, ему это не интересно, он учёный, а занимается не свойственным ему делом. Вокруг него много людей, и каждый второй… Ну, это я так думаю, не упустит свой шанс, если таковой представится, занять его место. Но Евгений Семёнович чрезвычайно везуч и ему всецело и безоговорочно доверяет президент. Вы Александр ментал, я знаю, и понимаю тревогу ваших родителей. Вас можно использовать против вашего же отца. А ваши родители, всё отдадут за вас и за вашу жизнь. Я это понял, уж поверьте, всего лишь из короткого разговора с ним. Но тогда, это смерть нашей академии и нашего региона. Да, я думаю, и мирного неба над головой. На какое-то время. Когда еще, сюда доберутся правительственные войска. Вот и всё о чем меня просил поговорить с вами ваш отец. Подумайте молодой человек над моими словами, очень хорошо подумайте. А теперь спать, шагом марш – со смешком скомандовал ректор и поднялся со стула.

Сашка обескураженный, вываленной на него информацией, подскочил и, коротко, по уставу, кивнув, строевым шагом направился к дверям.

Старик же стёр с лица улыбку и отошёл к своему столу – и, что мне теперь, под замок его посадить? – проворчал он, и громко позвал – Люд, зайди…

Людмила Михайловна зашла, включила верхний свет, подошла к ректорскому столу, обошла его, выдвинула один из ящиков. Достала трубку и картонную коробку с табаком, набила её, раскурила и подала старику.

Ректор с благодарностью её принял – спасибо Люда…

Евгений Александрович сделал несколько мелких затяжек, выпустил струю дыма и посмотрел в глаза секретарю.

– Что вы так смотрите, Евгений Александрович. Да… Вы правы, я послана сюда профессором Миттом. Он знал, или, если правильно говорить, предполагал, что если его сын жив, то должен будет стать одарённым. И если это так, то ему прямая дорога только сюда. Сканирование мозга в интернате определило нужные отклонения. И вот он здесь. Я узнала его, он очень похож на отца. А то, что он не Митт, а Мирт, то это легко объясняется. Мне, вот только что, об этом рассказала его мать по кодированной академической связи. Уж простите, я ей воспользовалась без вашего разрешения. К семи годам, Александр, только-только начал выговаривать букву «Р». И вставлял её в каждое слово. Вот и, скорее всего, в детском распределители, когда его спросили фамилию, он ответил не Митт, а Миррт.

– Ну, хорошо, Люда. А что, мне с ним делать? Под замок его посадить и не показывать никому? Узнает служба охраны, узнает весь мир. Ты же понимаешь.

– Я думаю, он сам всё понимает. В детском доме слабые не выживают. Шутка – улыбнулась она – я сама через него прошла, в своё время. У меня на столе, еще два личных дела, для вас. Так что давайте отдыхать, у вас много дел на завтра. С утра комендатура, что поймала тех двух оболтусов. Потом встреча с воспитателями женской части академии, потом встреча с представителями армии, что заказывали одарённых, потом…

– Всё, всё… – Взмолился Евгений Александрович – не перечисляй, я иду спать.

Утром, Сашка, молча, бежал рядом с другом. Внутри, где-то в груди, было как-то неуютно, тревожно и непонятно от чего. Вроде бы и всё хорошо, родители его нашли. Утром опять говорил с мамой, и теперь знал, что у него есть маленький братик Игорь. Ему всего четыре годика. Что скоро, его самого заберут из академии, вместе с другом, он сам попросил. Но… Но что-то во всём этом не складывалось, не понятно, что, но не складывалось…

– Ты, чо молчишь-то, всё утро, Сань? – Спросил Лёшка, с уханьем перепрыгивая через лужу.

– Не знаю…

– Не знаешь, почему молчишь? Ну, ты даёшь…

– Нас с тобой скоро заберут из академии…

– С чего это?

– Меня родители нашли. Оказывается моя фамилия не Мирт, а Митт, только отец просил не говорить никому, но ты же мой друг…

– О, бл… Так ты сын нашего губера?

– Да, Лёш.

– То-то тебя, вчера, целый день продержал ректор.

– Нет, не из-за этого, у меня в его кабинете началась инициация, я целый день был в отключке. Только вечером узнал, кто я. И то, после того как сам «голова» рассказал. Оказалось, мою инициацию почувствовала мама. Она тоже одарённая. Среди таких как мы, такое бывает. И отец сразу же связался с академией.

– Повезло тебе Сань, тогда чего такой смурной..?

– Не знаю, не пойму, что-то не по себе мне… Лёш, а что будет сегодня на разводе?

Лёшка, ненадолго, замолчал, легко перебирая ногами по скользкой беговой дорожке.

– Валерку с Ванькой перед строем, чехвостить будут. Рядом с ними двое из комендатуры… Потом тебя опять отправят к ректору… Нет я тебя на руках понесу, ты потеряешь сознание…

– Вот блинн, опять отключусь… Да и хрен с ним… Мама говорила, что так и будет. Лёш, я рассказал маме, сегодня утром, про тебя и про твой дар, прости Лёх…

– И..?

– Она сказала, что нас с тобой переведут в специализированную бригаду. С таким даром как у тебя, в этой академии делать нечего. Мы с тобой не… Короче, наше место, среди аналитиков, а не в боевом строю.