355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Гейман » Чудо-моргушник в Некитае (отрывок) » Текст книги (страница 5)
Чудо-моргушник в Некитае (отрывок)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:40

Текст книги "Чудо-моргушник в Некитае (отрывок)"


Автор книги: Александр Гейман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Я обязательно буду таким, как Ходл, а потом пойду в армию и взбодрю парочку генералов.

май-ноябрь 1994

* Александр Гейман. ДВА ПИСЬМА *

1. ПИСЬМО ГРАФА АРТУА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ КОРОЛЮ ФРАНЦИИ

Дорогой Луи!

Я вижу недоуменную мину на твоем лице. "Как же так",напряженно размышляешь ты,– "всю жизнь держал меня за додика, и вдруг – "дорогой"? Что это – дежурная вежливость или лицемерие лукавого царедворца?" Успокойся, Луи – ни то, ни другое. Просто с отдаления в тысячи долгих миль даже твоя унылая образина кажется чем-то родным и милым – ведь она напоминает мне Францию... Надеюсь, Луи, тебя не обижает, что я не титулую тебя по установленному этикету? Видишь ли, годы пути выветрили из моей памяти придворные тонкости, и я, как ни стараюсь, не могу точно вспомнить твое имя,– может быть, ты Генрих, а не Луи? – ну да, пусть будет наудачу – Луи, не помню уж, какой ты там по счету. А почему бы ему не справиться у аббата Крюшона? – удивляешься ты. Но как я могу это сделать, Луи, если аббат дрыхнет без задних ног через две запертых двери от меня и не желает даже откликнуться. Еще бы,– он так устал, когда вез меня от императорского дворца до нашего с ним жилища. Должен признаться, я получил ни с чем не сравнимое удовольствие, Луи. Приятно, знаешь, прокатиться на лошадке или с ветерком в экипаже, но кататься на аббате Крюшоне!.. сет ун плезир колоссаль, как говорим мы, фрацузы. Да, Луи, ты, наверное, обратил внимание, что я впервые за все письмо употребил французское выражение,– кстати, правильно ли я его написал? Ничего удивительного, если ошибся: не только твой порядковый номер, Луи, но и весь французский язык почти совершенно забыт мной после того, как я сподобился счастья познакомиться с языком некитайским. Ну, а переходить с языка божественной изысканности на вульгарное дикарское наречие, именуемое французским,– это такое мучение, такой моветон, Луи,– все равно что после сюиты Вивальди слушать твой утренний постельный тромбон. Тебя спасает одно, Луи: ты не сознаешь всей степени убожества, в котором вынужден обращаться, иначе бы ты не пережил этого. Аббат Крюшон, например,тот уже и ржет как-то по-некитайски,– ну, а я – я еще помню отдельные родные слова, такой уж я патриот, Луи, не помню, какой ты там по порядку. Да ты и сам видишь – пишу письмо о делах Некитая, а сам все о Франции да о Франции. Но к делу, к делу,– мне столько надо тебе рассказать политически важного! Во-первых, хозяин нашего дома, А Синь, редкая каналья: по-моему, он трахнул нашего аббата, а подстроил так, что все думают на меня. Во-вторых, Луи, ты оказался прав: наш путь в Некитай протекал с невероятными приключениями. Начать с того, что у самых границ Некитая нас ограбили и полностью раздели двое каких-то бродяг,– кстати, наших с тобой соотечественников, Луи, как только они сюда попали. Мало того, что у нас отняли деньги, одежду, продовольствие, письма и подарки для императора, так они еще присвоили себе наши имена и отправились в Некитай под видом нашего посольства. Так что, Луи-какой-ты-там-по-счету, я теперь и сам не разберу, кто тебе пишет эту некитайскую весточку: Гастон Мишо, уголовник и каторжник, он же граф Артуа, или граф Артуа, он же каторжник Гастон. Помнится, я остался сидеть голым задом на камне, а Крюшон – этот толстяк, кто бы мог подумать! – оказался проворней и удрал неизвестно куда. Крышон, где ты? – молчит, но он здесь, Луи, просто устал. А вот где я? Может быть, я уже нагишом добрался до Франции? Напиши мне об этом, Луи, не томи меня неизвестностью, умоляю тебя! А то вдруг этот каторжник Гастон приедет в Париж вперед меня и подаст жалобу, будто граф Артуа его раздел, а я так щепетилен в вопросах чести, и кто же я буду после этого, Луи? Одно знаю твердо: я теперь – другой человек. Это во-вторых, а в-третьих, Луи, кататься на аббате Крюшоне, а, ну да, я уже написал, тогда в-четвертых,– тебя, наверно, заинтересует тот факт, что твой Версаль – это сущий свинарник против конюшни некитайского императора. Да и чему удивляться – в полудикой Европе, как выяснилось, самые ничтожные понятия об изяществе и вкусе, в этом ты неповинен, Луи, но насчет гигиенических-то удобств, кажется, можно было сообразить, ах, прости, Луи, я снова о Франции – это опять не к месту прорвался мой патриотизм. Да, да, ты прав – пора о деле,– но я сразу вынужден огорчить тебя, Луи: увы, мне не удалось выполнить поручение мадам Помпадур. Лучшее средство от королевской импотенции – это конюх Ахмед, а его ни за что не отпустят, сам император, может, еще согласится, но императрица – ни за какие коврижки, так что с этим ничего не получится, представляю, как расстроится мадам Помпадур, кстати, кланяйся ей за меня, не нужна ли ей новая клизма? – пусть напишет: если старая сломалась, я пришлю,– тут их навалом и недорого. Вот вроде бы все, больше и не знаю, о чем писать, так что пока, Луи, до встречи, ах да,забыл, насчет второго твоего поручениия – английских козней в Некитае можешь не опасаться. Англия не пройдет! – не будь я граф Артуа! (но кто я, Луи?) – Но на чем основана ваша уверенность, граф? – можешь спросить ты. – А на том, Луи, что я пользуюсь поддержкой весьма влиятельных лиц при некитайском дворе. – Каких же именно? – слышу я твой следующий вопрос. – Ну, хотя бы императрицы, я у ней в большом фаворе, вчера, например, заполночь гостил у нее в будуаре. – Но как, граф, вам удалось этого добиться? – вновь не можешь ты удержаться от идиотского вопроса. – Ну же, Луи,– не будь так наивен – мне-то еще не требуется лекарство от импотенции! – Но ведь у императрицы Ахмед, разве не так? – никак не уймешься ты. – Нет, не так,– у императрицы Я и Ахмед, а он ненавидит британцев за их надменный колониализм, так что, Луи, двойной заслон проискам Англии! Будь спок! Кстати, императрица тебе кланяется, спрашивает, как твое здоровье,– ничего, если я отвечу: "Спасибо, помаленьку, немного беспокоит отрыжка"? Императрица советует тебе поменьше увлекаться прыжками на батуте, все равно, мол, чемпионом не будешь, – здесь почему-то считают, что твое слабоумие от этого, это просто ха-ха, мы с Крюшоном животики надорвали, когда представили, как твоя неуклюжая туша вверх тормашками дрыгается над батутом, согласись – это полный прикол, ну-ну, Луи, не дуйся, это же так – маленькая шутка. Ну все, ну, целую, ах да, император тебе тоже кланяется,– кстати, он советует тебе от всех болезней уринотерапию – это пить свою мочу – пошли его подальше с такими советами, Крюшон пробовал, говорит: гадость,– а уж если Крюшону не понравилось, значит, гадость, так что не вздумай, да только император корчит из себя крутого, такой же придурок, как его сынок. Знал бы ты, как он ущипнул меня за ягодицу, когда я вчера покидал покои императрицы! – так больно, Луи, до сих пор хромаю. К слову, принц на самом деле от Ахмеда, негр, как и тот,– тебе, конечно, не терпится узнать обо всем поподробней, но я и сам еще не особенно в курсе, как-нибудь потом расспрошу обо всем государыню. Вообще-то здесь есть над чем задуматься: такое во всем превосходство над нашей нищей отсталой страной с ее крестьянской сиволапостью, я сам видел, как герцогиня Бургундская посадила сморчок на занавеску с фамильным гербом, а портьеруто раздернули, герцог ходил среди гостей весь зеленый и спрашивал, кто это сделал, она ни за что не призналась, герцог до сих пор думает на тебя, а это была его жена, но ты тоже так делаешь, Луи, я видел,– само собой, бескультурье, а я о чем толкую, зато принцы – что твой наследник, что этот оба додики,– все-таки, это как-то утешает, правда, Луи? хоть в чем-то сравнялись,– но впрочем, во мне, наверное, опять взыграла моя патриотическая сентиментальность. Ну все, ну, пока, да, совсем забыл – у аббата Крюшона завелась забавная привычка: стоит его ночью трахнуть, как утром он сломя голову бежит читать проповедь,– видимо, его это как-то воодушевляет. Расскажи об этом кардиналу Ришелье или кто там сейчас – пусть он возьмет себе на заметку. Что-то я еще хотел тебе написать любопытного,– ага,– вот: кататься, ах, я же это уже писал, ну, тогда все, до встречи, как я по тебе соскучился, милый далекий Луи, дай Бог тебе крепкого здоровья, долгих лет жизни, успехов в труде и огромного счастья в личной жизни, которого ты лишен,– извини, я так и не вспомнил, какой ты по счету.

Остаюсь твой покорный слуга,

граф Артуа,

а куда делась частица "дэ" перед моей фамилией? – почем мне знать, Луи? – может быть, Гастон Мишо ее украл? – кто я, Луи, кто? – вот загадка для Французской Академии.

* * *

ПИСЬМО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРОЛЯ ФРАНЦИИ ЛЮДОВИКА К ЕГО СИЯТЕЛЬСТВУ ГРАФУ АРТУА

Уважаемый граф Артуа!

По поручению его величества короля Франции я внимательно изучил присланный Вами текст. К сожалению, Вашу работу едва ли можно назвать перспективной, несмотря на ее очевидные достоинства – к ним относятся прежде всего стремление к живости слога (увы, несколько вымученное) и острота поднимаемых Вами вопросов. Лучше всего, если я приведу собственные слова его величества по прочтении Вашего нравоописательного этюда: "Когда император Некитая просил меня прислать ему каких-нибудь додиков на роль придворных шутов, я знал, что не ошибусь, отправляя графа Артуа и аббата Крюшона. Но то, что граф и меня будет развлекать своими юморесками из некитайского далека,– это, признаться, приятная неожиданность". Как видите, Ваши зарисовки снискали весьма высокую оценку монарха – едва ли начинающий автор может рассчитывать на большее.

Теперь несколько слов по поводу некоторых из поднимаемых Вами вопросов. Так, Вас возмущает распущенность аббата Крюшона,– всецело присоединяюсь к Вашему негодованию: юношеский гомосексуализм давно стал бичом наших иезуитских коллежей, и кардинал Ришелье лично дал слово королю предпринять все меры, чтобы покончить с этим позорным явлением. Вы также порицаете его величество за пренебрежение физкультурными упражнениями, указывая на опасные последствия такого пренебрежения. Пользуюсь случаем воздать должное Вашим просветительским усилиям. А открыть его величеству глаза на моральный облик дофина (в своем письме Вы характеризуете его как додика) – это поистине акт высокого гражданского мужества. Кроме того, на ближайшем заседании парламента предполагается рассмотреть вопрос об оснащении Версаля санитарными удобствами, а также иные меры по снижению сиволапости, на которую Вы так рьяно обрушиваетесь. Как Вы сами можете видеть, граф, факты, Вами изложенные, и без того давно изучены Французской Академией и не имеют какого-либо научного значения (разумееется, это никоим образом не умаляет Вашего патриотического порыва).

К сожалению, публицистический пафос Вашего этнографического этюда практически перечеркнут целым рядом эпигонских просчетов и ошибок, столь обычных у всех непрофессиональных авторов. Общий художественный уровень Вашего текста невысок, и выпячиваемая Вами актуальность содержания Вас, увы, не спасает. Кстати, и в части содержания налицо несколько досадных неточностей. Укажу некоторые из них: 1. Факт насилия над аббатом Крюшоном с последующей клеветой в Ваш адрес весьма огорчителен для Вас и аббата, но не является политически важным событием, как Вы об этом ошибочно пишите. 2. За всю историю Франции не отмечено ни одного случая перехода ее границ в обнаженном виде кем-либо из графов Артуа, отсюда Ваши кичливые намеки на якобы совершенное Вами геройство лишены всякого основания. 3. Клизма мадам Помпадур – это типичный литературный штамп, давно потерявший свою дидактическую силу, ставший неспособным передать Вашу творческую индивидуальность, неповторимость нравоучительного голоса. 4. Скаковая лошадь или конный экипаж значительно превосходят в скорости бегущего человека, таким образом, хваленый аббат Крюшон при поездке на нем (тем более, запряженный в тележку с седоком) не способен доставить ни с чем не сравнимого удовольствия ввиду своей низкой скороходности.

Касаясь же избранной Вами художественной формы, не могу не отметить ее глубокую вторичность и непрофессионализм, а также стремление к своеобразию любой ценой – так навязчивы все эти речевые сбои, оговорки, доморощенные неологизмы вроде "прикол", "додик" и т.п. Для того, чтобы написать по-настоящему хорошее нравоучительное произведение, важно вырваться из заколдованного круга избитых образов и аллегорий, найти зримую, запоминающуюся деталь и через нее передать свое нравоучение. У Вас таких образов и деталей практически нет, что и делает Ваши бытоописательные заметки художественно слабыми, вынуждает меня возвратить Вашу рукопись. Так что, увы, серьезный разговор о публикации Ваших текстов в центральном издании пока невозможен.

Дальнейших Вам творческих успехов!

По поручению его величества короля Франции – знаю, какого, но не скажу

редактор журнала "Парижская мурзилка"*

Гастон де Мишо. _______ * детское иллюстрированное приложение к "Париматч" (прим.ред.)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю