Текст книги "Товарищ император"

Автор книги: Александр Авраменко

Соавторы: Ольга Тонина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Ретроспектива. «Хиросима» – ладья Харона?

1959 год. Лодка начинает собирать кровавую жатву, еще, не будучи спущенной на воду. При производстве работ по оклейке корпуса резиной в цистернах главного балласта вспыхнул пожар. Погибает 3 человека. На первый взгляд это производственное происшествие, связанное с нарушением норм техники безопасности при выполнении потенциально-опасных работ. Но….

11 октября 1959 года, на торжественной церемонии вывода подлодки из цеха завода в бассейн дока, брошенная рукой командира БЧ-5 кап. 3 ранга Панова В.В. бутылка с шампанским, скользнула по винтам, обрезиненному корпусу лодки и не разбилась. Дурной знак! Моряки люди суеверные! Но все идет своим чередом, и в ночь с 17 на 18 октября лодку выводят из дока и швартуют к достроечной стенке завода. В качестве источника пара в период швартовых испытаний лодки, используется выведенный из состава ВМФ СССР лидер эсминцев «Баку». Уже в ночь с 17 на 18 октября начинаются швартовые испытания.

Все новое всегда вызывает множество проблем. Особенно, когда новое – абсолютно новое. Люди, эксплуатирующие технику, привыкли к стереотипам, из-за чего при переходе на новую технику, возникают серьезные проблемы. В январе 1960 года, оператор пульта ГЭУ при проверке системы управления компенсирующими решетками реактора, посадил одну из решеток на нижние концевые упоры, что называется «до упора». Сработали условные рефлексы привитые службой на дизельных подводных лодках – закручивать клапан до упора. В результате таких действий, из-за того, что электродвигатель продолжал дожимать решетку после посадки на упоры все дальше вниз, – шток «каэра» погнулся, и реактор, что называется «заклинило», ибо с заклиненной компенсирующей решеткой его нормальный запуск невозможен. Пришлось вскрывать легкий и прочный корпус подлодки, вскрывать крышку реактора, выгружать содержимое активной зоны реактора и прочая-прочая. Стоимость нештатных работ составила 34 миллиона рублей. Как следствие – многие из виновников аварии были наказаны. «Бычка» – капитана 3 ранга Панова понизили до каплея, заводской механик получил строгача, ответственный сдатчик корабля был заменен.

Правда замена активной зоны произошла только в мае 1960 года, до того сдаточная команда «крутила» другие испытания и гоняла установку второго неповрежденного борта. Именно в мае 1960, и случилось то, что нынешние мистики, уфологии, и аномальщики называют термином «инферно». С точки зрения же самих подводников ничего необычного не произошло – обычные и вполне безобидные «мохнатики». Суть «инферно» заключалась в том, что при отворачивании шпилек крышки реактора слесарь, выполнявший эту операцию, обнаружил в графитовой смазке на резьбе шпилек несколько штук довольно крупных, длиной 10-15 миллиметров, черных, очень жестких на ощупь жуков. Жуки эти преспокойно себе передвигались, словно и не жили несколько месяцев активной зоне проработавшего на мощности реактора, чем питались – тоже кстати неизвестно. «Мохнатиков» отправили в один из спецНИИ-п/я, но ответа так и не получили. Впрочем, его и не особенно требовали – ну «мохнатики», и что с того? Разве что кусаются больно – если иметь неосторожность и глупость заснуть в реакторном отсеке. Гораздо больше волновала ошибка оператора ГЭУ погнувшего шток решетки – пришлось дорабатывать автоматику, вводить специальные блокировки, и новые пункты в инструкцию по эксплуатацию ГЭУ.

Наконец, 12 июля 1960 года над лодкой был поднят Военно-морской флаг. А на следующий день лодка отправилась на ЗХИ (заводские ходовые испытания), которые продлились до 17 июля. Что такое ЗХИ? Это когда на борту подводной лодки в море находится в 3-4 раза больше человек в сравнении со штатной численностью экипажа. Все эти люди как-то ухитряются проводить испытания материальной части, питаться, спать и не мешать друг другу. Затем, как водится – устранение выявленных замечаний, а 12 августа – начало государственных испытаний.

Гоняли лодку на «госах» по полной программе в самых жестких режимах. Например – пять суток в подводном положении, на полном ходу. Материальная часть и люди выдержали данный экстрим, но вот резиновое покрытие нет – его за эти пять суток сорвало практически подчистую, и лодку пришлось оклеивать заново. Не обошлось и без происшествий – из-за неплотного обжатия технического люка над шестым, реакторным отсеком, при проведении глубоководного погружения, на глубине 280 метров, в отсек стала поступать вода, распыляясь в виде воздушного пара. На глубине 300 метров вода стала поступать уже не в виде пара, а виде струй – командиру пришлось давать команду на аварийное всплытие, во время которого лодка чуть было, не ударила под днище корабль обеспечения испытаний.

Наконец «проявил» себя и самый главный объект на атомной подводной лодке – ДУК – устройство Для Удаления Камбузных отходов. По своей сути – ДУК – это торпедный аппарат в миниатюре – калибром около 400 миллиметров. У него есть две крышки – верхняя и нижняя. Эксплуатация его на первый взгляд проста. При закрытой нижней крышке, открывается верхняя, и в полость ДУКа загружается, удаляемый с лодки мусор и отходы. Закрывается верхняя крышка, открывается нижняя, и затем, сжатым воздухом все выстреливается наружу. Закрывается нижняя крышка, открывается верхняя. Устройство снова готово к применению. Однако все оказалось не так просто. При удалении за борт досок от продуктового ящика одна из досок заклинила кремальеру нижнего люка, и он до конца не закрылся. Открыли верхнюю крышку и… получили аварийное поступление воды в девятый отсек. Пришлось вводить в конструкцию ДУКа датчики сигнализации полного закрытия нижней крышки, механическую блокировку открытия верхней крышки, при незакрытой нижней, а также специальные мешки с помощью которых с лодки удалялись отходы. Так же внесли и изменения в инструкции, запретив удалять мусор не в мешках, а россыпью.

Но все или почти все получилось. Лодка прошла за 3 месяца почти 11 000 миль, и 12 ноября был подписан приемный акт. Головная подлодка «К-19» 658 проекта вошла в состав Северного флота. В том же ноябре, лодка форсировала замерзающее Белое море и ушла в пункт базирования – в Западную Лицу. Там экипаж лодки стал готовиться к сдаче положенных учебных задач для вхождения в состав кораблей 1-й линии. И уже в декабре, возникла первая серьезная проблема – ошибка операторов ГЭУ привела разрушению подшипников главного циркуляционного насоса. По инструкциям требовался заводской ремонт, со вскрытием прочного, легкого корпусов, но северодвинские специалисты сумели обойтись без этого, протащив новый насос через рубочный люк лодки.

До начала июня 1961 года, лодка сумела урвать себе еще одну кровавую жертву – при погрузке ракет, крышкой шахты был раздавлен один из матросов. В нынешние времена, такое событие наверняка бы обошло все телеканалы и бумажно-интернетные СМИ, и всякие правозащитные ублюдки бы наверняка успели не один раз сорвать голос, требуя в эфире уничтожить ВСЕ корабли ВМФ России, ибо они убивают несчастных граждан России, и служба на них опасна для жизни и здоровья. Но времена, слава Богу, были не нынешние. С ситуацией разобрались – матрос нарушил элементарные меры безопасности. Лодка продолжила сдачу боевых задач и за январь-май 1961 года, совершила три выхода в море и прошла более 6000 миль, причем большую часть в подводном положении. Наконец, 7 июня 1961 года лодка вошла в состав кораблей 1-й линии. Естественно, что данное событие в советской прессе, в отличие от полета Юрия Гагарина в космос не освещалось. Но вот американская дерьмократия на другом берегу Атлантического океана уже начала нервничать, хотя конкретных сведений пока не имело. Если в нынешнее время даже стрельба двух десятков танков по мишеням, громко именуемое учением «Ладога» вызывает падучую истерию, у всяких там членов НАТО, то что говорить про те времена, когда в море выходили десятки кораблей, и не на день, а на месяц? Именно месяц длилось учение «Полярный круг» проводимое на Северном флоте! И корабли Северного Флота ходили, что называется «по лезвию» – по краю чужих территориальных вод, без оглядки на общечеловеческие ценности.

3 июля 1961 года, при возвращении с учений, в пункт базирования в 70 милях от о-ва Ян-Майнен произошло событие, давшее подводной лодке К-19 прозвище «Хиросима». Лодка двигалась в подводном положении. Работали «аппараты» обоих бортов на мощности 35%. В 4 часа утра, вахтенный оператор обнаружил по приборам падение давления и уровня в первом контуре кормового реактора. Была немедленно сброшена аварийная защита реактора и отключены от первого контура баллоны системы газа высокого давления.

Увы, но это был тот самый случай, когда первое принятое решение, не является верным. Личный состав должен был проанализировать показания остальных приборов, но он этого не сделал, и работал по алгоритму на основании ошибочно поставленного «неверного диагноза». Личный состав первого дивизиона занялся поисками места предполагаемого разрыва первого контура и принятием мер для поддержания циркуляции в контуре, стремясь в первую очередь приостановить разогрев активной зоны реактора и ее расплавление. Увы, но в ошибочных действиях личного состава есть вина и ученых и разработчиков ядерной энергетической установки. В то время считалось, что после расплавления ядерного топлива возможно образование критической массы урана и ядерный взрыв. Именно поэтому личный состав лодки предпринимал попытки поддержать циркуляцию теплоносителя в реакторе с помощью главного циркуляционного насоса первого контура и вспомогательного насоса, попытки, продолжавшиеся около двух часов с начала аварии, никаких результатов не дали – циркуляционные насосы срывало, а вспомогательный насос в итоге совсем вышел из строя. В 04.22 «К-19» всплыла в надводное положение и продолжила путь на базу на одном носовом реакторе и ПТУ левого борта.

Примерно в 4.30-4.40 была зафиксирована быстрорастущая гамма активность в реакторном отсеке. А также газовая и аэрозольная активность. С целью их уменьшения была начата вентиляция отсека в атмосферу. К 7 часам личный состав собрал нештатную схему и начал аварийную проливку реактора через магистраль воздухоудаления от насоса Т-4А. Но сразу же после пуска насоса шланг был сорван. Попытка проливки активной зоны с помощью главного циркуляционного насоса привела к выходу насоса из строя. Примерно к 9 часам удалось с помощью сварки приварить вместо сорванного шланга кусок трубы и вновь нештатную аварийную схему проливки реактора. За три с половиной часа проливки активной зоны, температуру активной зоны снизили с 400 градусов, до 330. Однако в результате всех этих работ радиационная обстановка по всему кораблю значительно ухудшилась. Радиоактивное загрязнение распространилось практически по всем отсекам корабля.

Командир лодки принял решение эвакуировать экипаж. Эвакуация началась через сутки после начала аварии. В 4 часа утра 4 июля личный состав «К-19» был переведен на дизельные ПЛ «С-270» и «С-159». А затем был передан на эсминцы. На случай появления кораблей НАТО, «К-19» была подготовлена к затоплению. Но корабли супостата не появились, лодку отбуксировали в Западную Лицу и занялись ее дезактивацией, и выяснением причин аварии. Дезактивация продолжалась почти полгода. В ходе изучения причин аварии выяснилось, что экипаж лодки сам себе на голову создал проблемы. Никакого разрыва первого контура не было. Была только малая течь, вызванная разрывом импульсной трубки идущей от напорного трубопровода главного циркуляционного насоса первого контура к датчику. Из-за неправильного «диагноза» все последующие действия экипажа были по своей сути неправильными, хотя и героическими и самоотверженными. Из-за переоблучения в течении нескольких дней скончалось восемь человек из экипажа лодки.

Но если любая строчка в любом военном уставе пишется кровью, то почему должны быть исключения для такой новой, и такой опасной отрасли как атомная энергетика? Погибли люди. Да, они совершили неверные действия, но они погибли не зря! Именно авария на «Хиросиме» подхлестнула физиков-ядерщиков к дополнительным исследованиям, результатом которых стало доказательство невозможности ядерного взрыва корабельного реактора даже после полного расплавления тепловыделяющих сборок. 26 человек из экипажа «Хиросимы» были награждены орденами и медалями.

А служба корабля продолжалась, ибо она была нужна государству, которое стремилось защитить жизни своих граждан от полного уничтожения адептами демократии и общечеловеческих ценностей. Уже в июле-августе 1961 года лодка, не смотря на то, что дезактивация только началась, участвовала в опасном, но нужном эксперименте . На этот раз экипажам подлодок «К-19» и «К-107» была поставлена задача своими силами перегрузить ракету из шахты на «Хиросиме» в шахту «К-107». И с данной задачей экипажи справились, не смотря на то, что корпус «Хиросимы» очень сильно «фонил». Данная весьма опасная операция проводилась с целью отработки технологии возможной «перезарядки» ракет с лодки на лодку в открытом море в условиях ведения боевых действий. Однако с одним реактором не навоюешь и в декабре 1962 года лодку отбуксировали в «альмаматер» – в Северодвинск. Причем замену реакторного отсека решили совместить с модернизацией основного вооружения лодки – баллистических ракет. Прошло всего полтора года, а ракеты «Хиросимы» УЖЕ УСТАРЕЛИ!

К-182. Пирс N13. Джинсы Тараса Бульбы.

– Деж… ПРИБЫЛ УАЗИК ИЗ ШТАБА ФЛОТИЛИИ!!!!– истошно заорал верхний вахтенный в «Каштан», – Там какой-то адмирал….

Говорят, что вид бегущего полковника вызывает у людей ужас, сравнимый с началом Третьей Мировой войны. Свидетелей бега капитана первого ранга Юлиана Генриховича Иванюка из центрального поста вверх по двум трапам, вниз из ограждения рубки на корпус лодки, практически не было. А те, кто видел этот бег, отнеслись к нему спокойно – война то началась!

– СМИРНО!!!! Товарищ вице-адмирал, ракетный подводный крейсер стратегического назначения….

– ВОЛЬНО! – скомандовал Иванюку Член Военного Совета Флотилии вице-адмирал Сергей Николаевич Капустин, являвшийся по своей сути замполитом Флотилии, военно-морской базы и поселка, – Генрихович, что тут за …уйня у тебя творится? Ты чего совсем сбрендил? Какого …уя ты включил запрещенную музыку? Да еще на всю базу!

Юлиан Генрихович поежился и втянул голову в плечи, но затем выпрямился и скороговоркой ответил:

– Трофейная музыка, Сергей Николаевич! Музыка уничтоженных врагов! Или вражеских городов! – и указал ЧВСу на ограждение рубки подлодки, на котором красовалась огромная красная звезда с белым кругом, внутри которого стояло число «16» Нарисованное черной краской. Вокруг красной звезды была недорисованная белая кайма. Все это было дело рук боцмана, который стоял на палубе перед рубкой с банкой краски и кисточкой в руке. Что же до запрещенной музыки – то да, тут он был грешен. Именно он разрешил ее трансляцию. Была у его механика, Константина Андреевича Дашкова, такая слабость – он любил забугорную музыку. Но не «Аббу» какую-нибудь, а исключительно рок. После экстренного ввода ГЭУ левого борта, Иванюк понял, что экипаж нужно как-то подбодрить – слишком сильно было нервное напряжение. Но как? Замполит – неадекватен, и исколотый доктором пребывал в изоляторе. Сказать слова экипажу? Сказал. Про то, что все ракеты стартовали нормально и должны достичь цели. А дальше? Музыка! А она на корабле была у двоих – у замполита и у механика. Ага. Дашков сразу же заявил, что ЕГО музыка может не подойти, но в ситуацию вмешался особист Милков. Это именно он произнес «ТРОФЕЙНАЯ МУЗЫКА». Ну если особист не возражает…И загремел на гладью бухты Ягельная Оззи Осборн с прочьей забугорной нечистью…

– Трофейная? – вице-адмирал Капустин задумался. Дураком он не был. Ибо если бы был – никогда бы не стал ЧВСом. Он был одним из немногих замполитов, на груди которого красовался знак, который носили командиры, старпомы и механики – знак подводной лодки, говоривший о том, что его обладатель сдал все экзамены ( в том числе практические) на самостоятельное управление подводной лодкой. Именно за это его не любили замполиты кораблей и «люксы» – на выходах в море или в автономках, он гонял и тех и других в корму, заставляя изучать устройство всего корабля. Но сейчас речь не об этом. «Трофейная, трофейная, трофейная… В этом что-то есть!» – завертелось у Капустина в голове. ВОТ!!!! Трофей – вражеское имущество, захваченное в результате БОЯ с противником. ТОЧНО! ЧЕРТ!!!! Как тонко и коварно! Это ведь можно обыграть в борьбе со всякой антисоветчиной и западнопоклоничеством! «Ну что сынку, помогли тебе твои джинсы???…» Оно! Если это еще грамотно обыграть и подшлифовать….Тогда все эти джинсы, битлы, лэйбы и лэйблы – все это будет самим народом выкинуто на свалку или отнесено в утиль…

– Ну, раз ТРОФЕЙНАЯ, то пускай играет, только не так громко, – прервал паузу Капустин, – Жалобы, проблемы…

– Есть проблема Сергей Николаевич! – с нескрываемым облегчением выговорил Иванюк, – Замполит…

– Что замполит?

– Стал распространять пораженческие настроения – вопить, что мы все убийцы… Пришлось запереть в изоляторе…

– Замполита под трибунал. Машина с конвоем за ним придет. Насчет нового – подумаю и назначу. Будет на борту уже сегодня. Пошли в центральный – хочу осмотреть корабль, а потом выступить перед личным составом – нужно людей подбодрить, чтобы не думали, что мы там наверху все пустили на самотек…

Уезжал на следующий пирс Капустин под звуки трофейной песни злобного антисоветчика Оззи Осборна. ТРОФЕЙНОЙ ПЕСНИ. И ему, Капустину нравилось, что она трофейная. Что же до оценки вокальных данных Оззи… Голосок у западной звезды был слабоват – любой старпом флотилии перекричит этого «певца»….

Глава 2. Город, которого нет.

«Очень трудно спорить с интеллигентом, особенно если его нет» Мао Цзе Дун

Сигнал тревоги всполошил весь маленький городок. Все завертелось, вначале бестолково, а затем, все размеренней и правильней. Первые потери понесли еще на берегу – кого-то придавило БТРом, кто-то нарушил правила обращения с оружием. Но затем все наладилось – сонное состояние прошло, и вспомнились вбитые тренировками и учениями навыки. Ведь все это они делали много раз, хотя и не в такой ситуации. Погрузка морской пехоты закончилась, и отряд десантных кораблей устремился к выходу из базы…

Шли молча, ибо вопросы заданные на берегу, там же на берегу остались без ответа. Гадать было глупо. Каждый пытался найти себе занятие, чтобы не думать. Почти как у классика «Кто кивер чистил весь избитый…». А по трансляции гремела песня Высоцкого «Черные бушлаты», посвященная Евпаторийскому десанту в 1942 году:

За нашей спиной остались паденья, закаты, Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет! Мне хочется верить, что черные наши бушлаты Дадут нам возможность сегодня увидеть восход.

Сегодня на людях сказали: «Умрите геройски!» Попробуем – ладно! Увидим, какой оборот. Я только подумал, чужие куря папироски: «Тут кто как умеет, – мне важно увидеть восход.»

Особая рота – особый почет для сапера. Не прыгайте с финкой на спину мою из ветвей, Напрасно стараться,– я и с перерезанным горлом Сегодня увижу восход до развязки своей.

Прошли по тылам мы, держась, чтоб не резать их сонных, И вдруг я заметил, когда прокусили проход,– Еще несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух Уже повернулся верхушкой своей на восход.

За нашей спиною в шесть тридцать остались – я знаю,– Не только паденья, закаты, но взлет и восход. Два провода голых, зубами скрипя, зачищаю,– Восхода не видел, но понял: вот-вот – и взойдет.

…Уходит обратно на нас поредевшая рота. Что было – не важно, а важен лишь взорваный форт. Мне хочется верить, что грубая наша работа Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход.

Тогда в 1942 году, в начале января, тральщик «Взрыватель» и катера Черноморского флота высадили в Евпатории десант, который сумел освободить часть города, но через трое суток был уничтожен немцами, ибо из-за шторма подкрепления высадить не удалось, и эвакуировать десант тоже. Тральщик был поврежден немецкой авиацией, а затем выброшен штормом на берег, где его в упор, прямой наводкой расстреляли фашистские танки и орудия. Морская пехота и моряки выполнили свой долг до конца, и не их вина, что наверху не сумели правильно оценить силы противника и использовать результаты десанта. И командир отряда десантных кораблей, капитан-лейтенант Седых, знал, что их десант по всей видимости ждет судьба того Евпаторийского. Война началась внезапно, как в 1941 году. Сумеют ли сформировать вторую волну десанта и сумеют ли ее доставить на плацдарм – спорный вопрос. Вполне вероятно, что противник начавший войну, сумеет уничтожить десантные корабли, равно как и совершенно не ясно из кого формировать вторую волну десанта – мобилизация объявлена, но ее результаты проявятся только через несколько суток.

Их задача – захватить базу подводных лодок и перерезать дорогу, идущую вдоль всего побережья Норвегии, и удерживать ее до подхода наших сухопутных войск. Причем, важнее всего – первая задача – база подлодок. Они хоть и дизельные, но перекрыть выход сил КСФ из Кольского залива вполне могут. Равно как и начать охоту за нашими атомными лодками, обладающими большей шумностью.

Страшно? Да. Когда стреляют – всегда страшно. Но есть способ. Стрелять самому. В ответ. Тогда вместо страха остается злость и ярость. Кому мы помешали? ИМ. Тогда, в 1941, мы тоже помешали. Фактом своего существования. Мешаем и сейчас. Слабых бьют. Тех, кто бьет в ответ – боятся и уважают. Пришло время бить в ответ. Насмерть. Только тогда нас начнут уважать снова.

Дрожь и волнение проходят. Возникает нетерпение. «Ну, где же?» Впереди и на флангах корабли поддержки. Сто пудов, что так же ждут, когда наконец все начнется. Но в ответ тишина. Обманчивая тишина. Никаких целей на экранах радаров, никаких сигналов излучений на радиопеленгаторах. Где противник? … Колонна десантных кораблей втягивалась в узкое горло фьорда…

– Каплей! Ты, мля, ничего не перепутал? Что это за х…ня? Где НАТО …ьи их мать? Где эти Туры Хейердалы, мля? Может мы не в ту щель залезли? – гнев полковника Бахметьева, командовавшего десантом, не знал границ

Капитан-лейтенант Седых беспомощно завертел головой по сторонам, пытаясь найти взглядом хоть что-нибудь, подтверждающее его правоту. Ничего. Точнее… Как бы это сказать. Вот, например, островок справа. Копия того, что им нужен. В нем должна быть дыра. А если это дыра, то значит это нора. А если это нора, то значит это кролик! Тьфу, мля! Не нора, а скальные укрытия для норвежских дизельных подводных лодок! Числом четыре штуки! Четыре укрытия, четыре лодки. Только ни лодок, ни укрытия. Ни строений на берегу, ни маяка на входе! Все куда-то испарилось! Но ведь карта не врет! Береговая черта фьорда в строгом соответствии с картой. Но никаких объектов нет. Излучений работающих РЛС противника не зафиксировано. И в эфире тишина. И это настораживало. И дороги тоже нет. Выдвинувшаяся вперед разведка сообщила о полном отсутствии каких-либо объектов инфраструктуры противника. Чисто. Даже телеграфных столбов нет. Кстати…

– Я так думаю, Петр Иванович, – прервал свое молчание Седых, – что противник применил какое-то новое оружие, но оно сработало не совсем так, как нужно…

– Какое, нах, новое оружие? Что за млять нужно-не нужно, ты, мля, каплей не целка на 23 февраля! – продолжил свой крик полковник Бахметьев.

– Любой фьорд Норвегии такого размера должен быть обитаем. Здесь же – даже мусора нет. Нетронутая природа – ни бутылок от туристов, ни хабариков. Такого не может быть. Но оно есть. Значит, противник применил оружие, уничтожающее ВСЕ, что создано человеком, включая самих людей. Именно поэтому – Седых описал в воздухе широкую дугу рукой, – ЗДЕСЬ ничего нет. Они, как я думаю, должны были ударить по Североморску или Мурманску, но из-за чего-то промахнулись и ударили по своим…

Полковник бывший до того пунцовым, вдруг побледнел, как январский снег:

– ВСЕ – это как?

– Я думаю, что это НОВЫЙ вид оружия. Что-то вроде того, что происходило в Бермудском треугольнике. Как и на каких принципах работает – не знаю. Но работает – результат вы видите. Другого объяснения у меня пока нет….

– И что теперь делать?

– Доложить в штаб о занятии плацдарма и этих странностях, подчеркнув то, что даже бытового мусора в округе нет. Пусть там голову ломают. А пока они ломают – можно покормить личный состав…

– Голова! – уже уважительно отозвался полковник о флотском офицере, и начал раздавать указания подчиненным….

* * * «Мчались танки прямо к Киркенесу, Наступала русская броня, И бежала в страхе НАТО стая, Под напором стали и огня…»

«КШМ» командира полка уютно порыкивал дизелем. Несмотря на узкую дорогу, идти на штурм было… было… неожиданно для себя подполковник Вострецов поймал себя на мысли, что ему – приятно. Наконец-то кончились годы унижения. Мурманский край – морской. И ощущать, несмотря на высокое звание и не менее значительную должность, себя второсортным, приходилось постоянно. Вся слава, почёт и уважение с незапамятных времён принадлежали морякам, а на сухопутных военных смотрели как на нечто этакое. Некондиционное. Да и то – даже форма у моряков была намного красивей. И кому какое дело, что этот офицер знающий и умеющий человек? Крыса сухопутная! Одно слово. То ли дело солёный ветер в лицо, и шквал в открытом море! Романтика! А тут… Зелёный, короче. Ну, ничего! Сейчас он докажет всем этим золотопогонникам, что значит настоящий боевой командир танкового полка!

– Командирам батальонов, доложить обстановку!

– Первый, это Второй – отставших нет, идём по графику!

– Третий, всё в норме!

– Это Сухоруков! Коробочки на ходу!

Комбат – один в своём репертуаре. Парнишка успел повоевать в Анголе, получил дуру в борт, чудом выжил, и теперь, заимев орден «Боевого Красного Знамени», задирает нос. Да, пусть Вострецов не воевал. Но его пятнадцать лет за рычагами что-то тоже значат. Во всяком случае, на последних сборах командиров полков под Питером, его решение тактической задачи признали лучшим. Бросил взгляд на уютно мерцающие фосфором часы на приборной панели – ещё почти сорок минут. По идее, янки и норги должны бы начать противодействие. Где их авиация? Не поверю, что проспали, или понадеялись на ядерный удар, который испепелит советскую землю. Значит, что-то вообще непонятное. Может, не рассчитали, и вместо Мурманска ракеты легли на них самих? Но это вряд ли! Иначе бы нас предупредили. Да и полковой химик помалкивает… Но, бережёного Бог бережёт. Подпол склонился к капитану с «подсолнухами» на чёрных петлицах:

– Петрович! У тебя орлы ничего не прошляпили? Тот бросил понимающий взгляд, затем толкнул ногой под лавкой:

– Связист! СВЯЗИСТ!!! Оттуда донёсся жалобный голос сержанта – радиста:

– Слушаю, товарищ капитан!

– Поччему зелёный?! Блевать охота?! Сейчас «синеглазку» под нос суну – живо в себя придёшь! Связь мне! С «РХ»!

– Сию секунду, товарищ капитан! Через минуту высунулась дрожащая рука:

– Есть связь, товарищ капитан!

Чупахин прижал ларингофоны к горлу, что-то забормотал. Через грохот дизеля было не разобрать слов, но его глаза просияли, склонился к командиру:

– Разведчики докладывают, что радиационная и химическая обстановка в норме.

– Это – хорошо, но всё же… Пусть ещё пошарят, мало ли чего!

… Полк разворачивался в линию, насколько это было возможно в стеснённой сопками и камнями долине. Вот одна «пятьдесят четвёрка» вдруг резко развернулась – лопнул палец на некстати подвернувшемся булыжнике. Машину крутануло, она дёрнула сорванной со стопора башней, а вернее, командир танка скорее всего про это забыл, и загребла стволом землю. Первая потеря…

– Начштаб! Отменить развёртывание! Плюй на все уставы! Идём колонной!

По макетам и фотографиям со спутников и разведывательных самолётов окрестности цели подпол знал, как «Отче наш». Ещё два километра, боевые машины минуют перевал, и дорога пойдёт вниз. Там, в долине фиорда расстилается город Киркенес, и НАТОвская база. Тогда то и начнётся потеха. Взглянул на свои руки – да, он рискует. Если янки поставили в узком проходе хотя бы пару орудий, или, тем паче, свои танки – будет мясорубка. Всех пожгут… Но почему же они не начинают? Подпускают ближе?! Не верю! Что-то тут не то! Приник к перископу, с ужасом ожидая там, впереди, полыхнёт короткая злая вспышка… Да что за чёрт?!! А где асфальт то? Насколько Вострецов помнил – к городу вела отличная дорога с твёрдым покрытием. А сейчас – какая-то узкая грунтовка с выступающими то тут, то там, булиганами. А вот и перевал… Первый «Т-54», чуть качнувшись, уже исчезал за скатом дороги, следом, изрыгая клубы чёрного дыма из выхлопных отверстий, грёб траками второй… Внезапно комполка почувствовал, как его потеребили за сапог:

– Товарищ командир, вас на связь! Воткнулся в линию:

– Вострецов!

От неожиданности и прихлынувшего андреналина даже забыл про все кодовые таблицы:

– Полковник! Это комбат – два! Слушай, Николаич! А ГДЕ ГОРОД ТО?!

– ЧТО?!!

От неожиданности Вострецов потерял дар речи. Танки полка один за другим скрывались из виду, наконец, и его «КШМ» натужно рыча, буквально выпрыгнула на гребень. Он жадно приник к перископу, и ахнул – на месте довольно большого, по северным, разумеется, меркам, города стояло несколько длинных, едва торчащих из земли, покрытых дерновыми крышами длинных домиков. Возле одного из них виднелась одетая в непонятно во что фигура с дымящейся трубкой в зубах. Впрочем, стояла она недолго – через несколько мгновений возле неё затормозил «шестидесятый» приданного полку мотострелкового батальона, наспех сформированного из соседского стройбата. И вывалившиеся оттуда рассвирепевшие бойцы, которых взбесил сам факт начала войны, на который наложилась четырёхчасовая тряска в железной коробке, а так же осознание того, что «дембель» не просто в опасности, а в ох…..ой опасности из-за этих вот п…., х…., и так далее (вырезано цензурой). В следующее мгновение окованный сталью приклад заржавевшего в пирамиде карабина заставил норвежца выплюнуть половину челюсти, второй из бойцов с хаканьем треснул бедолагу сапогом в поддых, а третий смачно засветил в ухо.

– Ну…. Ни … себе орлы дают… Удивился комполка.

– Озверели, братцы!

В это время машина плавно качнулась и замерла возле пехоты, дверца «КШМ» открылась, и подпол стал выбираться наружу, но на мгновение замер, услыхав: