355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Авраменко » Начало великих свершений… (другая версия) » Текст книги (страница 5)
Начало великих свершений… (другая версия)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 17:40

Текст книги "Начало великих свершений… (другая версия)"


Автор книги: Александр Авраменко


Соавторы: Борис Орлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Мы грузимся в машины и отправляемся назад. Слава всем богам, мы выдержали этот визит!

Флаинг – капитан Фриц Штейнбаум. Лондон

В воздухе пахнет грозой, но несмотря на это – жизнь продолжается. Каждый день мы поднимемся в воздух и оттачиваем своё лётное мастерство. Я, по сравнению с остальными пилотами нашей эскадрильи – ветеран. Меня уважают не только молодые пилоты RAF, безусые юнцы, но и высокое начальство. Поэтому иногда дают поблажки. Например, внеочередное увольнение. Кстати, когда к нам приезжают всякие высокие комиссии и чины. Меня первым загоняют в небо, чтобы продемонстрировать высокий класс подготовки. В свободное время я занимаюсь учёбой, конспектирую труды товарища Бронштейна, те, которые, естественно, написаны ещё до его пленения. Но с особым рвением штудирую одного из величайших военных умов нашей Партии товарища Тухачевского. Его пророческие видения будущего поражают, ведь именно он сказал: «Будущая война будет войной моторов с классово неоднородным противником!» И испанские события это доказали полностью. Жаль, он погиб в Испании, приняв руководство на себя танковыми войсками Республики и сгорев вместе с ними во время битвы под Гвадалахарой, когда против ста республиканских танков вышло два взвода немецких танков(для тех, кто не знает – два взвода Т-4 -10 штук)…

Вот и сейчас мне дали три дня на поездку в Лондон. Первым делом я заехал к нашим в Сандхерст, взял новую литературу. Потом навестил свою хозяйку и заплатил за жильё. По моей просьбе она его резервирует за мной, благо, зарплата офицера позволяет и в деньгах я не лимитирован. В кино сходить, что ли? Вот и реклама в «Таймс» – новый фильм по бестселлеру Маргарет Митчелл "Унесённые ветром". Не читал, но там играет моя любимая актриса Лилиан Гиш. Пойду.

В кинотеатре полно народу. Громадная очередь, напоминающая мне Испанию. Тем не менее лондонцы, завидев «птички» в моих петлицах расступаются и я подхожу к кассе и спокойно беру билет. Ещё есть время выкурить сигарету, и проделав это поднимаюсь в зал. Места рядом со мной заняты. Слева сидит рыхлого вида багроволицый толстяк, справа – миловидная брюнетка в беретике и пальто. Я вежливо извиняюсь, затем сажусь на своё место. Вначале демонстрируют хронику. Этот порядок заведён лордом Черчиллем. Я смотрю жестокие кадры. Показывающие кровавые злодеяния союзных интервентов в Нанкине. Отрубленные головы на брёвнах, женщин со вспоротыми животами. Даже несмотря на отсутствие цвета видно, что улицы города залиты кровью. Но что это? Случайно в кадр попадает календарь и на нём вполне различима дата: 14 декабря 1937 года… Это же… Помню, что японцы вошли в город тринадцатого… Но нет! Вот японский офицер на вполне правильном английском языке даёт пояснения, что это сделали русские. Странно. Хотя… А вот и Испания! Моя бедная, униженная страна! Победители на улицах, веселятся, гады. Горы трупов. Повешенные. А это что? Не может быть! Я узнаю деревню и труп на фонаре. Это же тот самый доктор! Между тем диктор объявляет, что это повешенный фашистами коммунист. Внезапно замечаю, что моя соседка беззвучно плачет. Как истый джентльмен лезу в карман и предлагаю ей платок. Она на ломаном английском благодарит и отказывается. Достаёт свой, украшенный кружевами. Ладно. Не хочет – не надо. Наконец начинается фильм. И даже – цветной! Нет, конечно, снято потрясающе! Какая игра! А Лилиан – Скарлетт – вообще вне всякой критики! Так великолепно обыграть и показать всю ограниченность буржуазии! Всё их мещанство! Браво! Наконец зажигается свет, все покидают зал. Замечаю, что у многих женщин на глазах блестят слёзы… сениментальны, чёрт возьми! Но кино – великолепно. Выхожу из здания «Глобуса» и закуриваю, в этот момент чувствую сзади толчок и слышу бормотание на русском: "Извините. Sorry". Резко разворачиваюсь и вижу свою соседку по фильму.

– Вы – русская?

Брюнетка поражена не меньше моего.

– Нет. Я просто жила в России. Я – иудейка.

Облегчённо улыбаюсь ей в ответ.

– Позвольте представиться: флаинг-капитан Фриц Штейнбаум.

Тепрь, я уже вижу, что это молодая девушка, она поражена до глубины души:

– Вы – немец?!

– Я – член III Интернационала!

– О! Левина, Мария. Можно просто – Маша. Тоже Интернационалистка.

С наслаждением перекатываю на губах её имя: "Маш-ша. Мария". Мне нравится её имя! Да и сама она… Глубокие чёрные глаза, правильный овал лица, характерные чувственные губы…

– Вы знаете, не подумайте плохого, но не согласились ли бы скрасить вечер товарищу по партии и офицеру в увольнении?

С замиранием жду ответа и он следует незамедлительно:

– Конечно, товарищ!

…Мы сидим в небольшом пабе и пьём пиво. Это единственное, что я могу пить у англичан. Выясняется, что мы оба были в Испании, Мария – военным переводчиком в бригаде имени товарища Троцкого, я – вначале в "Чрезвычайной Комиссии", затем стал лётчиком. Это ещё больше сближает нас. Через два часа мы оказываемся в моём пансионате. Со мной пакет с бутылкой настоящей водки и даже кусочком шпига. Утром я просыпаюсь от того, что кто-то взъерошивает мне волосы. Это Маша. Вспоминаю, как нам было хорошо. Затем, после повторения ночных занятий мы одеваемся, завтракаем и идём гулять по городу, я провожаю товарища Левину на работу, она и здесь исполняет обязанности переводчика. Мне тоже пора ехать обратно в часть. Торопливо пишу ей адрес и телефон, по которому меня можно найти. Затем она скрывается в метро, я же еду на вокзал. Меня ждёт служба.

Подполковник Всеволод Соколов. Окрестности Бэйпина

Дан приказ на штурм Бэйпина. Самые худшие подозрения оправдались: мы будем атаковать «своими силами». Те подкрепления, которые прибыли к нам не стоит даже учитывать из-за их незначительности. Собственно говоря, за время всего Гобийского похода к нам прибыли только два полноценных соединения: 10-я мотострелковая дивизия и усиленный моторизованный полк войск СС из состава дивизии СС особого назначения. С немцами я пару раз встречался, и с интересом обнаружил среди них своих бывших учеников. Что ж, приятно встретить старых товарищей…

Джихархан и Малиновский приняли решение. Бэйпин, превратившийся в настоящий укрепрайон, в лоб брать не будем. Два подвижных крыла, сформированных из кавалерийских, танковых и моторизованных частей, должны обойти укрепления с флангов и обрушиться на противника с тыла. В этот момент должна будет вступить в игру воздушно-десантная бригада, которая высадится в тылу японо-китайцев заранее. Нам розданы карты и кроки с маршрутами движения, и мы готовимся к большой драке.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Утро штурма не замедлило преподнести нам свои сюрпризы. Случайно или нет, но генерал-лейтенант Сакаи Кодзи решил начать свое контрнаступление против русско-монгольской конно-механизированной группы именно сегодня. Поэтому вместо запланированной на 400 артподготовки уже с 430 развернулась ожесточенная контрбатарейная борьба…

Я сижу на броне своей «тридцатки». Минуты три тому назад, над нашими головами с ревом прошли бомбардировщики, и сейчас слышно гулкое уханье разрывов. Крылатый лихой народ обрабатывает передовые позиции обороняющихся. Судя по частоте грохотания, обрабатывают на совесть. Вчера, когда я, как комполка присутствовал на совещании штаба нашего направления, нам клятвенно пообещали, что авиаторы дорогу расчистят. И, вот чудеса, обещание выполняют. Что ж, всякое в жизни бывает…

Бывает. Великанская рука стряхивает меня с брони и швыряет оземь. В глазах вспыхивают огненные круги и спирали, грудь сдавило точно стальными тисками, а в голове остается лишь одна мысль: "Если я раньше дышал, то каким таким местом и сколько раз в минуту?"

Медленно-медленно сознание возвращается. Рядом сидит Айзенштайн и пытается влить мне в рот спирт. У него получается, и я, мыча от обжигающей рот "огненной воды", резко приподнимаюсь. В глазах снова вспыхивают яркие блестки, звездочки небесные пляшут канкан и водят хоровод. Но вот все успокаивается и приходит в норму. А что ж это так тихо? Бомберы уже закончили свою работу и ушли? А почему я не видел? Откуда-то издалека, точно сквозь слой ваты до меня доносится еле слышное:

– Господин подполковник, господин подполковник, штаб на связи…

Странно, они что, погромче говорить не могут? С трудом поднимаюсь на ноги и бреду к своей «коробочке». ОГО!!! Шагах в пятидесяти от меня пылает «бэтэшка». А чуть дальше – еще одна. Показываю на них рукой. Кто-то, очень далекий шепчет:

– Потеряны три машины, господин подполковник.

Потеряны. С трудом выдавливаю из себя: какие? Тот же голос, похожий скорее на шорох опавших листьев, чем на живой голос, сообщает, что вышли из строя три БТ-7, и еще один поврежден. Пытаюсь обернуться, но чуть не падаю. Еле-еле успеваю схватиться за свою командирскую «коробочку». Все-таки молодцы немцы: на «тридцатке» множество выступов, скоб и рукояток, за которые так удобно может ухватится человек, который не слишком твердо стоит на ногах. Залезаю на башню. О, Господи, как голова-то кружится. С трудом подключаю шлемофон:

– Гнездо, Гнездо! Я – Ворон. Прием!

Далеко-далеко слабый голос, отдаленно напоминающий голос генерал-майора Анненкова произносит:

– Ворон, Ворон. Выходите в точку «112». Выходите в точку «112». Желтозадые атакуют. Как понял, Ворон? Прием!

112? А, 112-й стрелковый полк, из состава 14-й стрелковой дивизии. Соседи, до них километров двадцать пять по дороге…

– Понял, Вас, Гнездо. Начинаем движение в точку "112".

– Ворон, Ворон, сообщите о потерях.

О потерях? У нас что, есть потери? Ах, да:

– Гнездо, три «бэтэшки» горят. Одна чинится. Прием.

– Понял Вас, Ворон. С Богом, Всеволод Львович и удачи Вам!

Высовываюсь из башни. Перед глазами плывут черные круги, и я почти ничего не вижу. Но я уже давно в армии, и видеть мне особенно ничего и не надо. Два флажка, белый и красный, вверх, отмашка и вниз. Я не вижу, но точно знаю, что комбаты, «Воронята» подняли вверх флажки. Кручу вновь поднятыми флажками над головой, и уверен, что одновременно с моей командой взревывают и окутываются сизым дымом выхлопов танки.

– Воронята, я – Ворон! Воронята, я – Ворон! Двигаться в район «112»! Атака противника. Вороненок-1 – лево, Вороненок-2 – прямо! Вороненок-3 – веду я! Повторить!

Должно быть, комбаты репетуют команды, потому что в шлемофоне слышно какое-то бормотание. Наша «тридцатка» трогается с места и мы, раскачиваясь на ухабах, влетаем на дорогу. У меня такое ощущение, что мы куда-то плывем на маленьком кораблике по бушующему морю. Айзенштайн что-то кричит, тряся меня за рукав, по крайней мере, я вижу, как в рваном электрическом свете шевелятся его губы. Я изо всех сил вслушиваюсь в слабый шелест из наушников и, наконец, понимаю:

– Господин подполковник, господин подполковник! У Вас все лицо в крови!

Провожу рукой по лицу. Точно, из носа и, похоже, еще из ушей течет кровь. Контузило. И, похоже, не слабо. Странно, что меня не тошнит. Но, видимо, каждый организм реагирует по-своему…

Небо над нами светлеет и из темно-серого превращается в грязно-белое. Мы приближаемся к заданному району, о чем и докладывают комбаты. Теперь самое главное – собраться. Качка усиливается, но я понимаю, что качает не машину, а меня самого. Держись, сукин кот, держись!

Дальнейший путь и начало контратаки представляются мне весьма смутно. Видимо, Воронята выполняют мой приказ и разворачиваются левым уступом. Первыми идут «тридцатки», которые огнем своих 76-мм орудий смешивают боевые порядки наступавших. Меня выносит на холмик (молодчина мехвод!) и с него я кое-как ориентируюсь в происходящем. 112-го стрелкового полка больше не существует. Если кто-то и уцелел, то только раненные, которых не добили в горячке боя. Навстречу танкам катится сплошной приливной волной масса солдат в грязно-буром обмундировании. А над человеческим приливом, выставив похожие на ноги в широких штанах стойки шасси, несутся странного вида самолеты. Ну, только танков японских здесь не хватает!..

Накликал. С той стороны – белая вспышка, виден след трассера. Одновременно Айзенштайн, высунувшийся из бокового люка и исполняющий сейчас роль моих глаз, тычет рукой в ту сторону и на пальцах показывает: три танка. У меня перед глазами колышется какой-то туман, но слишком много ему объяснять мне не нужно. В Бэйпине ничего серьезней «Ха-Го» у японцев не было, значит – это три легких танка.

– Вороненок-1, Вороненок-1, внимание! Право, час, три желтых коробки. Три желтых коробки! Разобраться и доложить!

Первый батальон приветствует появление японцев дружным залпом, который слышу даже я. Второй и третий батальоны лупят по наступающим осколочными и шрапнелью, которые вырывают в плотных порядках азиатов широкие бреши. Сейчас главное – чтобы хватило боеприпасов.

Самолеты сверху поливают нас из пулеметов, но это для нас не страшнее дождя. Вот если "тридцать вторые" налетят, то проблемы появятся, но пока в воздухе только истребители.

Беда в том, что пехоты с нами нету вовсе. На всякий случай я рявкаю в рацию, чтобы все держали дистанцию и не допускали желтых на гранатный бросок. Впрочем, это все и так и понимают. Героями быть хорошо, но все-таки лучше быть живыми героями.

Несмотря на громадные потери, японо-китайцы неудержимо движутся вперед. Мы вынуждены потихоньку откатываться назад. Пора начинать экономить боеприпасы.

Теперь пушки бьют реже, стараясь одним выстрелом поразить больше мишеней. Полк медленно пятится, изо всех сил стараясь сдержать наступающую стихию. Именно стихию – иначе это и не назовешь. Я трясу головой. Вроде бы в ней что-то проясняется. Похоже, я начинаю опять видеть. Кроме человеческого моря, пытающегося нас захлестнуть, к нам движется целая колонна повозок и автомобилей. Я хлопаю Айзенштайна по плечу:

– Колонна! Колонна!

Он кивает и быстро наводит орудие.

– Первый – в голову, второй – в хвост. Потом бьешь по всем.

Не отвлекаясь от прицела он снова кивает, и тут же «тридцатка» вздрагивает от выстрела. Наши путиловцы отменно доделали исходную модель III Ausf.E, установив на отличную немецкую машину нашу трехдюймовку Л-10. В перископ я вижу разрыв в голове колонны, и тут же, почти без перерыва – второй, в хвосте. Малыш Михаэль определенно делает успехи. Еще неделя-другая и я подам представление на прапорщика Айзенштайна.

Бьются в оглоблях разбитых телег раненные лошади. Туман в моих глазах окончательно рассеивается в тот момент, когда прямо к нам летит чья-то нога. Обмотка от ботинка развевается как вымпел. В то же время оживает рация:

– …

– Не слышу, повторите!

– …!

– Я не слышу, повторите!

Издалека пробивается:

– Ворон, Ворон, отходите. Немедленно отойти на отметку 16-й километр! Вы слышите меня?!

– Слышу, Гнездо! Вас понял: отходим на 16-й!

Надо решать. Отрываться броском или медленно отходить, сдерживая наступающих? Если отходить рывком – неизбежны потери, три-четыре машины минимум выйдут из строя. У «бэтэшек» часто слетают гусеницы. Слишком часто. И мы не сможем им помочь. Но если вести отход медленно, удерживая противника на расстоянии, то к нашим оборонительным позициям мы подойдем с пустыми боекомплектами. И совсем не факт, что у нас найдется время их пополнить…

– Вороненок-1! Растянуться в две линии! Перекрыть фронт! Воронята-2, 3, отходить на максимальной скорости! Ведущий – Вороненок-2! Как поняли?! Прием!

Слышу я еще совсем плохо, а вернее сказать – не слышу почти совсем ничего. Но в триплексы командирской башенки видно, как растягивается в шахматном порядке «тридцатки» первого батальона и как, круто разворачиваясь на месте, уходят на максимальной скорости «бэтэшки» второго и третьего. Мы на "тридцатке, так что наше место в линии прикрытия. Тем более что из 77 выстрелов боекомплекта мы использовали не больше восьми.

– Вперед, – ору я, – комбат вправо, а мы – влево!

Айзенштайн снова трясет меня за рукав и теперь к нему присоединяется заряжающий, ефрейтор-хохол со смешной фамилией Пивень. Оба кричат мне что-то, но шлемофон видимо испортился окончательно, и я только вижу распяленные рты. Я машу на них рукой:

– Чего надрываетесь, горлопаны? Я ж все одно ни х… не слышу!

Пивень пытается изобразить руками нечто неопределенное. Я не понимающе кручу головой и в этот момент тусклый электрический свет в башне вдруг приобретает красный оттенок. Красный туман густеет и скоро я уже не вижу ничего, кроме красно-багровой пелены, которая растет, ширится и, наконец, поглощает весь мир без остатка…

Флаинг-капитан Фриц Штейнбаум. Китай. 1939 год

Нас срочно собирают в штабе авиагруппы. Интересно, что произошло? Неужели началось? Вряд ли. По радио ничего не было. Ладно, идём в «молельню»… Вот это новость! Фашисты подходят к Бэйпину. Там сейчас очень жарко, судя по сводкам. Выкликают добровольцев. Что же, если так. То надо ехать. Бороться с гидрой нацизма везде и всюду – вот долг настоящего члена Третьего Интернационала. Я поднимаюсь и прошу записать меня. Командир не удивлён, но выглядит расстроенным. Я его понимаю: лучший пилот, тем более, с опытом реальных боевых действий уходит. Но меня зовёт долг и личный счёт. Хочется посчитаться с этими гадами, уничтожившими первое в мире государство рабочих и крестьян. Отомстить за павших товарищей!..

Как хорошо! Мне дали целых три дня, и я проведу их с Машей. Она не рада, чтоя уезжаю, но понимет меня правильно, что долг превыше личного. Всё-таки хорошо, что у меня личное и долг совпали. Мы почти не вылезаем из постели. Товарищи из Штаба вошли в моё положение и отпустили Марию на время моего отпуска. Более того, мы даже успели пожениться. Правда, скромно. Без всяких религиозных обрядов. Как и приличествует настоящим членам коммунистической партии. Нам просто выдали справки, что товарищ такой-то является мужем товарища такой-то, и наоборот. Так что теперь я женатый человек. Мария держится достойно, не хочет отравлять мне последние дни перед боями слезами и упрёками. Молодец! Настоящий товарищ! Но всё хорошее кончается очень быстро, так и эти три дня пролетают мгновенно. Мы стоим на пирсе, откуда отходит наш транспорт. Через моря и океаны лежит наш путь. Можно было бы и самолётом, через всю Европу и Индию, но мы отправляемся морским путём, потому что с нами в трюмах наши самолёты и другие необходимые грузы для наших солдат в Китае. Странно… Я ловлю себя на мысли, что впервые посчитал британцев нашими… Ладно. Пока мы делаем одно дело – они наши. А сейчас мы просто на одной стороне… Маша стоит на пирсе и машет мне платочком. Гудок. Отдаются концы. Мягкий толчок буксира, и наш транспорт начинает медленно отваливать. Скрипнули пронзительно кранцы на корме. Лондон постепенно исчезает в тумане и дожде, а я наконец-то спускаюсь с палубы. У меня перед глазами моя жена…

Уже две недели мы в море. Наш конвой на всех парах спешит к месту грядущих сражений. Юркие эсминцы постоянно кружат вокруг каравана, оберегая нас от вражеских подводных лодок. Погода стоит нормальная, по крайней мере, особых штормов не было, так, лёгкая болтанка. В воздухе бывает намного хуже иногда. Особенно, когда флаттер на пикировании – всю душу выматывает! А здесь – мягкие переваливания корпуса из стороны в сторону. И не чувствуешь, практически. Вчера видели нацистский дирижабль. Хорошо, что не военный, а пассажирский. Морской офицер сказал, что это рейсовый "Буэнос-Айрес – Берлин". На двести пассажиров. Долетает за четверо суток. Мы долго спорили, чей это: русский или немецкий, пока он не подошёл ближе, и мы не увидели здоровенную надпись на борту «Ziolkovskiy». Русские! Проклятая молния в круге! Надо было велеть гидросамолётам сбить его, чтобы не отравляли воздух своим смрадным дыханием! Там же наверняка полно шпионов. Настроение было испорчено на весь день, поэтому просто валялся в каюте и читал труды товарища Бухарина, видного теоретика. Недавно совсем вышла. А плыть нам ещё долго… Хорошо, хоть кормят неплохо…

Наконец-то прибыли! Нас выгружают в Бомбее! Хох! Коричневокожие грузчики носятся будто заведённые, извлекая из трюмов бесчисленные ящики и тюки. Невыносимая духота. Но укрепляет осознание того, что скоро – в бой! Держитесь, сволочи! Я покажу, как может драться настоящий коммунист! Нас грузят в автобусы и везут по раскалённому городу. Грязные улочки, справляющие на глазах у всех нужду аборигены. Коровы, мешающие движению. Бескультурье и варварство. Всё-таки, мы, европейцы, делаем правильное дело, неся культуру и просвещение народам. Вскоре нас грузят на поезд. Наконец свистит паровоз и состав трогается. Мои товарищи возбуждены престоящими боями. Молодые пилоты рассуждают о будущих подвигах. О наградах. Наивные глупцы! Они не знают, что враг силён и коварен, что их ждут не прежние учебные бои, а жестокие драки насмерть. Кто из них уцелеет? За себя я спокоен. У меня уже есть опыт, я знаю многие уловки, и просто не поддамся горячке боя, не угожу в ловушку. Надо будет проследить за некоторыми горячими головами. На всякий случай…

Вот и Китай. И очень плохие новости. Бэйпин взят. Японские союзники отступают. Впрочем, наши части тоже. В воздухе непрерывно висит вражеская авиация. На измотанные в боях части день и ночь сыпятся бомбы, не давая отдыха. Как мне всё это напоминает Испанию! Нас пока не выпускают в воздух, вначале необходимо изучить театр предстоящих военных действий. Неподалёку стоит японская часть. Там настоящие асы! Каждый день они сбивают один-два нацистских самолёта. Но им очень тяжело, практически каждый сбитый идёт на размен: свой за чужого. Когда же появляются фашистские стратегические бомбардировщики, то они так же сидят на земле и бессильно скрипят зубами. Гигантские Мессершмиты проплывают на недосягаемой для их машн высоте и скорости. Невольно мной овладевает гордость за соотечественников, как жаль, что мы по разные стороны баррикад! Если бы Германия была на НАШЕЙ стороне, то коммунизм бы уверенной поступью шагал по планете… На земле идут жуткие бои. Вчера мы вылетали в ознакомительный полёт, так что я всё видел собственными глазами: окутанная всполохами разрывов линия фронта. Гигантские колонны танков, идущие к ней, бесконечные колонны пехоты на бронетранспортёрах. Лунный пейзаж. Растерзанные трупы. Наши молодые пилоты под впечатлением и целый день ходят подавленные. Ещё бы! До сих пор войну они видели только в кино. А здесь настоящая кровь и настоящие трупы. Утром на наших глазах сожгли два японских бомбардировщика. Вынырнувший из-за туч русский «Хе-112» легко их зажёг и окутанные дымом машины врезались в землю. Когда мы подбежали к пылающим ярко-алым пламенем бомбардировщикам, спасать уже было некого. Погибли все. Самое обидное, что проделал это русский легко, буквально две очереди и крутая свечка вверх. Никто даже и пошевелиться не успел. Свободный охотник. И Ас. Да… нелегко нам придётся здесь. Ой, не легко…

Первая потеря. Сбили четверых из второй эскадрильи. Подловили на «живца». Молодые клюнули, а там… Словом, назад никто не вернулся. Зажали их в коробочку и всех. Наши ездили, куда – там. Привезли три бутылки пепла, четвёртую машину не нашли. Вообще. Как будто её и не было. Все не столько подавлены, сколько обозлены. Рвутся отомстить. Настаивают на немедленном вылете. Дураки. Их сметут и не заметят. Правда начальство говорит, что договорилось с японцами и завтра мы пойдём вместе с ними. Обидно. Словно воспитанники под присмотром няни. Но что поделать, это лишний шанс выжить в этой войне, а мне ещё умирать не хочется. Я ещё должен отомстить за Испанию и своего старшего брата. Весь вечер сидел на поле и смотрел на запад, где идут бои. Собирался с мыслями. Завтра – в бой.

Мой «харрикейн» идёт в плотном строю нашего крыла. Немного поодаль японские истребители. Их немного, но это успокаивает. Если что – уйду к ним. По крайней мере(я надеюсь), эти ребята прикроют. Кручу головой во все стороны. Привычка, выработанная ещё в Испании. Враг коварен, и может напасть в любой момент, а не только за линией фронта. А вот и она! Плотные порядки атакующих танков врага, мощнейшая артподготовка. И зенитки. Небо перед нами покрывается чёрными облаками разрывов бризантных снарядов. Очень плотным слоем. В наушниках слышу вскрик, и машина под номером 24 дёргается и устремляется к земле. Неужели подбили?! Нет выравнивается, начинает делать разворот. Кто же так!!! Идиот!!! Блинчиком!!! В разные стороны разлетаются крылья, и обломки фезюляжа, медленно вращаясь вокруг своей оси начинают падать. Закон Ньютона ещё никто не отменял. Тяну ручку на себя и ухожу выше. Но что это?! Огонь стих. И в этот момент плотная очередь проходит впритирку с фонарём. Фашисты! Внизу справа! Резко дёргаю педалями, начинаю «быструю» бочку с одновременным набором высоты. Проклятие! За что не любил этот «Харрикейн», так это за то, что он тупой. Вроде удаётся. Ох! Дикая перегрузка вжимает в кресло. Кажется, что сквозь рёв мотора слышен протестующий скрип набора. Только бы крылья выдержали! Сваливаюсь! Сваливаю-ю-юсь!!! Чудом выхватываю машину из под пушек заходящего на меня «Мессершмита», и тут же очередь «стодвенадцатого» рвёт обшивку крыла. Летят какие-то фрагменты, что-то мелькает перед глазами. Жить! Главное, выжить! Передо мной мелькает чей-то силуэт. Я давлю гашетку. Мимо! Как-то небрежно противник выходит из прицела, и я ничего не могу поделать. Ох ты! Это не те итальянцы, с которыми я дрался на равных в Испании! Это волки! Уходящий от меня самолёт выплёвывает огненную очередь, и пришедший нам на помощь «зеро» японского союзника взрывается… Снайперский залп! С такой дистанции! Мы бежим. Стыдно признаться – но мы бежим. Уносим ноги. Позади добивают подранков и защищающих нас японцев. Я всеми силами хочу вернуться. И не могу. Это сильнее меня. Я бегу…

На поле садится всего восемь машин из сорока шести. Всего восемь. Я – в числе счастливчиков. Бесполезно было даже пытаться сопротивляться. Они нам не по зубам. Сбросив парашют я валюсь под крыло. И плачу от бессилия и стыда. Я поступил не как коммунист, а как последний трус! Меня трясут за плечо. Поднимаю голову, это вестовой. Он бледен как мел, его губы трясутся.

– Групп-каптэн Олбрайт застрелился. Вы – старший офицер.

Я – в шоке…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю