Текст книги "Начало великих свершений… (другая версия)"

Автор книги: Александр Авраменко

Соавторы: Борис Орлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

Сабуро Сакаи. Японский лётчик– истребитель

Я помню этот день совершенно отчетливо. 3 октября 1939 года. Я только что кончил читать почту и теперь чистил пулеметы на своем самолете. На аэродроме царили мир и покой. О чем беспокоиться? Мы громили русских пилотов каждый раз, когда встречали их в воздухе.

Внезапно тишину нарушили громкие вопли с вышки управления полетами. И совершенно внезапно, без всякого предупреждения, воздух потряс ужасный грохот. Земля начал подпрыгивать и трястись, ударная волна больно ударила по ушам. Кто-то взвизгнул, хотя это уже и не требовалось: "Воздушный налет!" А затем завыли сирены, хотя это предупреждение явно запоздало.

Времени размышлять у нас уже не было, следовало попытаться добежать до убежища. Грохот взрывающихся бомб слился в один сплошной гул. Над аэродромом поднялось облако дыма, я слышал свист разлетающихся в разные стороны осколков. Несколько других пилотов вместе со мной помчались из мастерской к убежищу. Я низко пригибался, чтобы не попасть под летящие осколки, и шлепнулся на землю между двумя большими водяными цистернами. И очень вовремя. Вскоре хранилище пулеметных лент со страшным грохотом взлетело на воздух в облаке дыма и огня. Затем серия бомб легла поперек аэродрома. Взрывы больно ударили по ушам и засыпали нас землей.

Если бы я упал на землю хотя бы на секунду позже, это наверняка стало бы концом. Когда бомбы кончили рваться, я поднял голову и посмотрел, что же происходит. Сквозь непрерывный грохот разрывов по всему аэродрому слышались отчаянные крики и стоны. Люди, лежавшие вокруг меня, получили ранения. Я пополз было к ближайшему пилоту, но тут внезапно тело резанула сильная боль. Я торопливо ощупал себя и понял, что брюки пропитались кровью. Хотя боль была ужасной, раны, к счастью, оказались неглубокими.

А затем я совершенно потерял голову. Я вскочил на ноги и снова побежал. На этот раз я помчался к взлетной полосе, то и дело опасливо поглядывая в небо. Над головой я заметил 12 бомбардировщиков «He-111» в четком строю, которые описывали широкий круг на высоте по крайней мере 20000 футов… Было бы бессмысленно отрицать смертоносную эффективность их внезапной атаки. Нас застигли врасплох. Ни один человек ни о чем не подозревал, пока бомбы со свистом не полетели вниз. Когда я осмотрел аэродром, то испытал сильное потрясение.

Большинство из 200 армейских и флотских бомбардировщиков, выстроенных крыло к крылу на длинных рулежных дорожках, теперь пылало. Высокие столбы пламени поднимались, когда взрывались топливные баки, в воздух летели огромные клубы дыма. Те самолеты, которые еще не горели, были изрешечены множеством осколков, из пробитых баков струями хлестал бензин. Огонь перекидывался с самолета на самолет, с жадностью пожирая бензин. И вот бомбардировщики и истребители, один за другим, охватывало пламя. Бомбардировщики взрывались, словно петарды, истребители горели, как коробки спичек…

Фриц Штейнбаум. Лондон. 1937 год

По приезде в столицу Великобритании я направился согласно мандату в Штаб III Интернационала, находящийся недалеко от военной академии Сандхерст. Там меня поставили на учёт, выдали денежное содержание третьей категории и талоны на проживание в небольшой чистенькой гостинице на южной окраине города. Здание было старинным, с достаточно хорошей кухней. Там проживало много наших товарищей, ожидающих направления на новые участки борьбы с коричневой чумой. Узнав, что я только что вернулся из Испании они в первый же вечер собрали митинг в столовой и я долго рассказывал о нашей победе в этой стране. Рассказал о борьбе с коллаборационистами, с предателями, о тех зверствах, что вытворяли нацисты в Испании. О трагедии Герники, о том, сколько там погибло наших верных товарищей – интернационалистов. Когда меня спросили, сколько там погибло мирных жителей, пришлось объяснить, что поскольку в городе проводилась подготовка военных специалистов, то всё гражданское население Герники было «нейтрализовано» отрядами «милицианос». После митинга все разошлись, оживлённо обсуждая поддержку странами капитала социалистической Испании. Мы ещё раз убедились, что несмотря на сопротивление буржуазии трудовой народ может заставить правительства выполнять свои требования. После сытного завтрака меня ждала машина, вновь отвёзшая меня в Штаб, где я был принят товарищем Соломоном Лейбовичем, ответственным за подготовку военных специалистов. Мы долго беседовали на разные темы, пока он не заявил о том, что по ходатайству испанских товарищей мне необходимо пройти курс лётной подготовки…

– Ты помнишь, товарищ Фриц, как приходилось тяжело нашим пламенным бойцам в борьбе с фашистами? Не имея воздушного прикрытия, они гибли десятками, сотнями. А проклятые коричневые избивали их с воздуха как хотели! Да, ты можешь возразить мне, что и у нас были пилоты и самолёты. Но вспомни, разве они дрались так же, как их враги? Нет! Это пропитанные буржуазным духом люди! Разве способны они на самопожертвование во имя революции? Во имя своих товарищей? Нет! Поэтому мы направляем тебя в авиационную школу. Нелегко было нам уговорить буржуев допустить к учёбе наших товарищей, но и среди них есть разумные люди, осознающие всю опасность происходящего в Европе. Сейчас в Британии принята программа усиленной подготовки пилотов, и мы даём тебе направление в Десфорд, это недалеко от Лондона, так что ты всегда можешь приехать сюда на выходные…

…На следующий же день я выехал. Аккуратный симпатичный поезд с жёлтыми вагончиками доставил меня в Лестер, а оставшиеся десять километров до седьмой авиашколы я прошёл пешком, экономя скудно выданные мне деньги. Начальником школы оказался гражданский, что вначале меня удивило, но потом выяснилось, что уже с 1935 года правительство Великобритании заключило договор со всеми аэрошколами страны на подготовку лётчиков для военной авиации. Меня поселили на служебной квартире. В небольшом коттедже на четыре комнаты с отдельными входами. Кроме меня там оказалось ещё два наших товарища и настоящий англичанин, Майкл Муркок. Он оказался неплохим, но занудным парнем. На следующий день нас всех построили и привели на небольшое поле, заросшее зелёной травой, на котором стояли маленькие двухместные самолёты. Нам объяснили, что это машины первоначального обучения "Тайгер Мот", устаревшая модель биплана с открытой кабиной. Для начала всем устроили так называемый вывозной полёт: полчаса фигур высшего пилотажа. Это преследовало цель сразу отсеять тех, кто плохо переносит перегрузки и у кого слабый вестибулярный аппарат. Мне повезло. Хотя после посадки немного кружилась голова, тем не менее я вылез из биплана не только нормального цвета, но и не заблевав кабину, как многие. Особенно запомнился нам один австралиец, Ричард Никсон. Мало того, что его вытаскивали под руки, так ещё он приобрёл восхитительно зелёный оттенок лица. По итогам этих полётов нас и распределили по группам. Первый курс был всего пятнадцать часов, если кто не мог после этого управлять машиной самостоятельно – его отсеивали. Мне повезло, и теперь наша подготовка пошла более интенсивно. Самое главное, что после этого мы, наконец, оказались зачислены в списки будущих офицеров и нам стали платить за учёбу. Мне, например, платили лейтенантское жалование. Это было очень большим подспорьем в моей жизни. Хотя я и аккуратно отдавал членские взносы, тем не менее, мне хватило денег на приличный костюм и немного даже отложить: всё-таки одиннадцать шиллингов и десять пенсов в день очень большие деньги по сравнению с пятью фунтами в месяц, которые мне выплачивали наши товарищи. Так и шла наша учёба. Мы, коммунисты, выделялись их всех прочих курсантов своим идейным подходом к порученному нам делу. Дни и ночи напролёт мы собирались в учебных классах и изучали теорию лётного дела, материальную часть, те немногие учебники по тактике воздушного боя. Другие ученики больше просиживали по пивным и другим увеселительным заведениям, мы же учились. Мои товарищи были молодыми, но уже заслуженными бойцами: украинец Николай Андрющенко прославился тем, что ему удалось сжечь запас топлива в одном нархозе, предназначенное для посева. Второй, испанец Педро Сангрес, участвовал в знаменитом подрыве моста возле Перес-Пуэбло. Наша троица была в числе лучших учеников, инструкторы постоянно ставили нас в пример другим курсантам, что вызывало их недовольство. Но несмотря на это мы учились, отдавая все силы, чтобы стать отличными пилотами. Так летели дни за днями. Скрашивали напряжение только вести из Испании, где наши товарищи строили коммунизм. Там всё шло здорово. Так же уничтожали пособников Франко, восстанавливали промышленность. Гордились, что являются первой в мире страной победившего марксизма. Как я завидовал тем, кто сейчас был там! Но долг превыше всего. И я учился…

По окончании начального учебного курса, по ходатайству руководства III Интернационала, я со своим товарищами попал в 11-ую авиашколу Королевских ВВС в Шоуберри, возле Шрусбери. Там пошла более узкая специализация. Я летал на «Хартах». Конечно, после учебных бипланов управлять этой машиной было гораздо тяжелее, но и интереснее. Чем дальше продвигалось моё обучение, тем больше мне хотелось летать. Ни у кого из курсантов не было такого налёта, как у меня. Каждую свободную минуту я отдавал самолётам. Мой инструктор, флайт-лейтенант Бакс, как-то сказал, что я был рождён для неба… Наконец пришёл час экзамена. Я получил долгожданные крылышки в петлицы, которые мне лично вручил начальник школы. Затем мы распрощались с нашими наставниками и отправились в Лондон. В Штабе я получил направление в Испанию. Не передать моей радости, когда я прочёл предписание: мне необходимо было явиться в Мадрид, для прохождения службы в рядах ВВС Республики. Мои товарищи Андрющенко и Сангрес так же ехали со мной. Уже следующим утром мы сели на паром из Дувра до Кале, так нам не терпелось вырваться из этой затхлой буржуазной Англии. А уже на следующие сутки я сходил с поезда в Мадриде. Дорога пролетела быстро, и я полной грудью дышал воздухом свободы. В Мадриде мы я вились в Управление республиканской авиации, где и получили направления к местам новой службы. К моему величайшему сожалению нашу троицу разбили. Я попал в Толедо. Остальные – Николай в Картахену, Педро – в Бильбао. Так что, служить нам пришлось в разных местах. Мне достался новенький английский "Харрикейн Мк I", который так нравился мне в Британии. И я приступил к службе. Первым моим заданием было обучить молодых испанских товарищей лётному искусству. Воспитать новых пилотов для нашей Революции. Они приехали со всех концов страны, от Ла-Коруньи до Барселоны. Парни и девушки. От восемнадцати до двадцати пяти лет. Юные соколы Испании. Они жадно поглощали знания, отдавая все свои силы этому нелёгкому делу. Вооружённые передовой марксистской идеологией они за месяц проходили то, чему в Англии меня учили три. Мы все спешили, так как на горизонте сгущались тучи. Тройственный Союз набирал силу и мощь. Уже всё меньше они считались с мнением Антанты. До нас доходили самые невероятные слухи. Когда вспыхнула война на Востоке мы немного приободрились, рассчитывая на то. что Союз увязнет в борьбе с Японией, но проклятый генерал Слащёв разбил силы вторжения Императора Хирохито. Началась затяжная война. А осенью тридцать девятого вспыхнула война Союза с Польшей. Молниеносная война. Всего за месяц Союз полностью разгромил вооружённые силы речи Посполитой, а затем… затем вообще стёр Польшу с лица земли. Больше этой страны не было. Антанта объявила войну Германии, но поддержанный Россией Гитлер так же быстро разгромил и Францию, а затем его части вторглись в Испанию. Англия была блокирована и не могла помочь нам. Франции больше не существовало. Озверелые франкисты шли по стране, уничтожая всё, что мы успели построить. В жестоких боях я сбил два фашистских самолёта, но вынужден был перелететь в нейтральную Португалию, откуда смог каким-то чудом добраться до Британии. Там меня сразу же призвали в Королевские ВВС, и я стал флаинг-офицером. Служил я в Уэст-Маллинге, около Мейдстона. Наша часть прикрывала подступы к Лондону. Все ждали неминуемого вторжения войск Тройственного Союза в Британию…

Подполковник Всеволод Соколов. Окрестности Бэйпина

Мы прорвались к Бэйпину. Гениальный замысел Слащева, блестяще осуществленный генерал-фельдмаршалом Джихарханом и генерал-лейтенантом Малиновским (высоко залетел соратник «Малино»!), увенчался грандиозным успехом. Наши войска, ведшие ожесточенные оборонительные бои на Маньчжурском фронте, смогут вздохнуть свободнее. Нам осталось только взять Бэйпин, бывшую столицу Китая, и мы нависнем угрозой над всем левым флангом японо-китайских войск. Из Бэйпина прямая дорога на Мукден, а если мы возьмем Мукден, японцам останется только капитулировать. Или всем дружно покончить с собой. Сеппуку, господа. По железной дороге Дайрен-Мукден у них все снабжение идет…

В боях за Калган нашу Легкую Латную дивизию "Князь Пожарский" изрядно потрепали. В моем полку едва-едва наберется половина машин, положенных по штату. Кстати, теперь это действительно мой полк. Соратник Ротмистров выбыл из строя, получив тяжелое ранение во время японского авианалета, и я поставлен командиром танкового полка. Хотя полк – это, повторяю еще раз, громко сказано. В строю осталось 4 бронеавтомобиля и 87 танков, правда, из них средних Т-30 – 41. Мой бывший батальон еще кое-как выдержал, а вот остальные два, укомплектованные легкими машинами БТ-7 изрядно проредили японские артиллеристы, бронебойщики и смертники. Впрочем, в других полках положение не лучше. Из Партизанского конвойного вообще и батальона не наберется. Генерал-лейтенант Анненков принял вместе с ними последнюю самоубийственную атаку японцев, пытавшихся прорваться из окруженного Калгана. Принял в штыки, потому как боезапас, он, хоть у дружинников и побольше армейского, а только все равно, не эластичный и растягиваться не умеет. Когда я подоспел к соратникам на выручку, в поле шла уже такая куча-мала, что атаковать было просто невозможно. Всех бы передавили: и правых и виноватых. Не знаю, как бы уцелел наш бравый комдив, который изволил драться как простой стрелок – штыком, да еще умудряясь при этом не выпускать папироску изо рта; когда бы Черные гусары не подоспели. Потому как нас хватило только на то, чтобы мотаться вокруг и выцеливать пулеметами одиночных япошек.

В общем, если бы тогда к Анненкову на помощь не рванулась личная конвойная сотня Джихархана, то очень может быть, что я сейчас и дивизией бы командовал. Если бы, конечно, ее оставили дивизией, а не переформировали бы в полк. Или батальон…

Да нет, на Джихара я не в обиде. Нашей дивизией после Бориса Владимировича уж и не знаю, кто смог бы командовать. Человека такой храбрости еще поискать придется…

Так что теперь я с остатками своего полка нахожусь в трех километрах от Бэйпина, где из остатков нашей дивизии и столь же потрепанной дивизии "Атаман Платов" собрана так называемая "корпусная группа". Это значит, что когда-то, очень давно, дней десять тому назад, мы были почти полноценным механизированным корпусом, а теперь нас еле-еле хватает на дивизию.

Ходят нехорошие слухи, что подкреплений для штурма Бэйпина нам не дадут. В принципе, чего-то подобного можно было ожидать. После жестоких морских боев, в которых Япония потеряла почти половину своего флота, а от нашего Тихоокеанского, судя по всему, уцелел единственный линкор и пара кораблей поменьше; после провала морских десантов в районе Владивостока, Ванино и Николаевска-на-Амуре, японцам остается только одно: пока мы еще не вышли им во фланг проломить наш фронт в Маньчжурии и попробовать прорваться к Харбину. Тогда хоть какие-то шансы у них есть. Так что косоглазые собрали все что было и рванулись в наступление. Особой информации у нас нет (секре-е-етность, а как же!), но мы все-таки в армии не первый год, сами понимаем. Кроме того, Лхагвасурен как-то обмолвился, что две резервные кавдивизии ушли в Маньчжурию и что туда же перебрасывается более половины войск князя Дэвана из Внутренней Монголии. Так что делаем выводы!

А Бэйпин укреплен неплохо. И японо-китайская группировка численностью до 180 000 человек нам оптимизма не добавляет. Нет, конечно, я все знаю. Грамотный, партийный, сознательный. Оружие у нас лучше. Намного. Артиллерии больше. Про танки и авиацию вообще говорить не приходится, тут соотношение 10:1. Или даже больше. В нашу пользу. Только очень уж не хочется, чтобы получилось как в любимой книге моих детей "Военная тайна": "И снаряды есть, да стрелки побиты, и патроны есть, да бойцов мало!"

Рядом с моими танкистами занимают позицию монгольские войска князя Дэвана. Целая дивизия, причем под командованием самого князя. Дэван – интереснейшая личность. В 1921 году его папенька изо всех сил сопротивлялся войскам Унгерна и, в результате, сумел сохранить «самостоятельность». То есть остаться под властью китайцев. Сам юный Дэван тогда лишился пары пальцев, после незабываемой встречи с казачьей сотней под командой Джихара, тогда еще не хана. Юный Дэван поклялся отомстить и мстил по мере скромных сил и возможностей, регулярно посылая нукеров воровать у аратов Унгерна скот и сжигать юрты. В конце концов Цаган-Хану это надоело, и он нанес отцу нынешнего князя ответный визит вежливости, в котором принял посильное участие и я, будучи советником при командире 2-го бронедивизиона Монгольской Народной армии. Во время этого визита папаша Дэван неожиданно скончался, после того как его кочевье навестила авиаэскадрилья, а нынешний князь почел за благо принять все условия победителей, выплатить в качестве компенсации 12 000 лян серебра и выдать 50 000 баранов и 3 000 верблюдов. Я на всю жизнь запомнил эту ревущую и блеющую «контрибуцию», которую наш бронедивизион сопровождал к Цаган-Батору…

С тех пор правитель Внутренней Монголии соблюдал по отношению к России, МНР и Северной Маньчжурии почтительный нейтралитет, на собственной шкуре уяснив как вредно для здоровья задирать грозных соседей. Его уважение к нашим силам простиралось так далеко, что когда японо-китайцы попробовали мобилизовать «армию» Внутренней Монголии для войны с нами, князь Дэван, не сказав худого слова, дал тягу в Цаган-Батор и попросил у Романа Федоровича Унгерна принять его земли в состав МНР или, на худой конец, предоставить ему политическое убежище вместе с его семьей, пятью кавалерийскими дивизиями, артполком и охранным батальоном, а также десятком тысяч кочевых аратов. Мудрый Унгерн принял блудного сына монгольского народа под свою руку и тут же отправил три дивизии и артполк на Маньчжурский фронт, основательно разбавив эти, с позволения сказать, «войска» собственными цириками. Оставшиеся две дивизии свели в один корпус (равный по численности усиленной кавбригаде) и отправили к Джихархану, обозвав этот кошмар "Народно-освободительной армией Внутренней Монголии". Командует этой армией сам князь Дэван, собственной персоной.

Вчера их светлость приезжала к нам знакомиться вместе с многочисленной свитой. Приказано было принять этих папуасов по высшему разряду. Что мы и сделали.

Для начала продемонстрировали дикарям танковую атаку, со стрельбой и гонками по степи. Танки они, судя по всему, видели если не в первый, то уж точно во второй раз в своей жизни. Их светлость пожелали прокатиться в боевой машине. Это был большой подарок. Во-первых, судя по запаху, он не мылся со времени последнего дождя, во-вторых у него запросто могут быть блохи, вши и любые другие насекомые, которые только могут жить на монголах; а в-третьих его ж в танке наверняка вывернет. Слава Богу, у меня как раз нашелся провинившийся командир роты второго батальона. Я предложил ему на выбор: под арест или катать их светлость. Он выбрал арест. Пришлось пригрозить трибуналом. Прокатил. Танк до сих пор отмывают…

Потом высоких гостей накормили от пуза и накачали коньяком до состояния полной невменяемости. Их загрузили в их автомобили и отправили обратно, искренне надеясь, что монгольские водители не заснут за рулем и не уедут в расположение противника. Наши надежды оправдались, и сегодня мы едем с ответным визитом.

Мы отправляемся на трех машинах. «Кюбельваген», легкий разведывательный ЛБ-62 и огромная четырехоска БА-231 – вот и весь наш автомобильный парк, который можно использовать для поездки в гости. В качестве подарка мы прихватываем весь свой запас пайкового какао, положенного офицерам. Вчера пресветлый князь Дэван был поражен вкусом необычайного напитка «коко-фэй», который он попробовал впервые в своей жизни. Собственно говоря, мы бы еще вчера отдали «союзнику» какао, тем более, что сваренное на кобыльем молоке оно приобретает весьма специфический вкус. Просто вчера их светлость к концу банкета был явно не в состоянии принимать какие-нибудь подарки…

Кроме «коко-фэя» мы везем хороший радиоприемник «Маяк-Телефункен», два десятка патефонных пластинок, несколько чудом уцелевших после вчерашнего бутылок коньяку для свиты и разнообразную мелочь для жен князя. Надеюсь, что мы не обманем ожиданий его светлости.

Вокруг расстилается прекрасная местность. Конечно, война пометила эти места своей черной рукой, но здесь это не так бросается в глаза. Кажется, что эти разрушенные глинобитные стенки и кривые обгорелые деревца так и стоят на своих местах с самого сотворения мира. Их черные силуэты удивительно красивы на фоне лазурного неба. Что-то подобное можно увидеть на картинах старых китайских мастеров, или на полотнах Рериха. Я с удовольствием разглядываю китайские пейзажи. Когда-то еще доведется полюбоваться ими вот так, не торопясь…

В расположение 1-ой кавалерийской «железной» дивизии мы прибываем в полдень. Как видно князь Дэван решил поразить нас видом и выправкой своих воинов, выстроенных шпалерами у нас на пути. М-да, ну и вояки. На низкорослых монгольских лошадках восседают наездники в цветных халатах. У каждой сотни – свой цвет. Сперва были цирики в ярко-зеленых халатах, потом – в салатово-зеленых, дальше – в белых, следом – в пурпурных, на манер древних спартанцев. За ними выстроился отряд в халатах небесно-голубого цвета с золотыми разводами. Хвала Перуну, на «голубых» парад окончен. Перед белоснежной юртой нас встречает сам князь Дэван. Его окружает свита, которой изрядно больше, чем тех, кто вчера гостил у нас. Дэван, приложив руку к груди, приглашает нас оглядеть его «блестящее» воинство. Ох-о-хо-нюшки, ну, пойдем, повосхищаемся… Я изображаю на лице самую восторженную улыбку и шагаю вместе с Дэваном вдоль строя. Вскидываю руку к фуражке и строй отзывается дружным ревом. Ладно, хоть на приветствие отвечать умеют. Дэвану подводят коня. Э-э, а это еще что за новости? Кто это, интересно, решил, что я верхом скакать буду? Я коней не люблю, на то причина своя есть. Первый и последний раз, когда я верхом был на параде, дело кончилось госпиталем… Вежливо отвожу поводья в руке нукера и машу рукой. Здоровенная махина БА-231 фырча останавливается рядом. Вот с брони я и посмотрю, чему их светлость своих воинов научил…

Надо признать, что, по крайней мере, разворачиваться в лаву и скакать по полю Дэван свою орду выучил. Они очень впечатляюще несутся вперед с диким визгом, на скаку палят из карабинов, размахивают шашками. Как говорил мой первый командир, соратник Кольцов про первые североманчжурские части: "Хоть для преследования разгромленного противника сгодятся". Ого, кажется, нам хотят показать артиллерию дивизии. Дэван подъезжает поближе к броневику и через переводчика интересуется, как мне понравилось увиденное. Сообщаю, что я в восхищении. А, может, и в самом деле ничего солдаты. В деле посмотрим…

Мы подъезжаем к позиции артиллерийского дивизиона. Вот это да, такое даже не в каждом музее увидишь. Две 77-мм крупповские пушки, одна японская 75-мм "тип 38", пара японских же 70-мм гаубиц и "жемчужина коллекции" – два 42-мм горных орудия Максима-Норденфельда, которые считались устаревшими еще во время Англо-Бурской войны. Бог мой, где они взяли этот металлолом?! Дэван, радостно улыбаясь, рассказывает о несравненных достоинствах своих великолепных пушек и их бравых артиллеристах. Оглядываюсь. Комбаты отчаянно пытаются не захохотать в голос, а начарт нашей дивизии, подполковник Скоблин, явно изо всех сил удерживается, чтобы не схватится за голову от знакомства с такими раритетами. Свят-свят-свят, да у них и снаряды к этим реликтам имеются?! А их при выстреле не разорвет?! Так и есть, все орудия приветствуют нас дружным залпом салюта. Смотри-ка, не разорвало. Вот рассказать кому, что видел эти чудища в боевой обстановке, так ведь и не поверят…

Пулеметный эскадрон тоже выглядит как выставка устаревших образцов оружия. Потертые Максимы, Кольты, Гочкисы, Арисаки, – все вперемешку рядом с новенькими ДП-28 и ЕП-34. Ну, эти-то Дэвану из монгольской армии передали, понятно. Интересно, а почему это у их светлости ДШК не на станках в небо смотрят, а тут же, на параде красуются? Перун-хранитель, спасибо еще, что наши соколы безраздельно господствуют в небе, а то япошки бы нам показали парад…

Оглядев все воинство Дэвана (Боже милосердный, если это лучшие солдаты, нукеры, то что же у него творится в худшей части?!) мы отправляемся к юртам. Так, начинается как обычно. Огромный медный котел, в котором варится баранина и баран на вертеле. Любопытно, а гарнир они какой-никакой сообразили?

Мы рассаживаемся вокруг снежно-белой кошмы. Дэван любезно предлагает мне место во главе стола. Ну, эту восточную церемонию я уже изучил. Прикладываю руку к сердцу и, чуть поклонившись, отрицательно качаю головой. Он настаивает. Я тоже. Наконец он, с деланной неохотой, усаживается на главное место и приглашает меня сесть по левую руку от себя. Я вежливо киваю и усаживаюсь. Тут же одна из жен Дэвана, смазливенькая молодка, вся увешанная серебряными украшениями, протягивает мне расписную пиалу. О, Господи, опять айран!

Начало банкета проходит в обычном монгольском стиле. Жирный бульон – шэлюн, в который макают куски жареной и вареной баранины, вечный айран, сухой овечий творог. И, конечно же, спиртное в невообразимых количествах. Пока мы едим, вокруг нас под заунывную мелодию танцуют молодые девушки. То ли это наложницы их светлости, то ли «фрейлины» двора – кто их разберет. Мы мерно напиваемся, пытаясь выгнать алкоголем кошмарное впечатления от новых союзников…

Что? Князь Дэван пихает меня в бок чем-то твердым. Ну ящик, ну с сигарами, ну и что? ЧТО? Какие негры? Их светлость на ломанном русском языке предлагает мне любимые сигары негров? Я что, уже допился до галлюцинаций? Ах, вот в чем дело: на крышке ящика изображены негры, и Дэван искренне считает, что это изображение основных потребителей заморского курева. Сигары, кстати, не из самых плохих, хотя и не слишком дорогие. Благодарю, Ваша светлость, я не большой любитель сигар.

А пьянка между тем приобретает размах. На патефоне уже в тринадцатый раз гремит столь полюбившаяся князю «Катюша». Ее сменяет торжественно-мрачный "Полночный лес в Арденнах". Удивительно, как эти молоденькие монголки умудряются танцевать под любую, даже совсем неподходящую мелодию. К танцам присоединяются мужчины, и скоро мы уже все отплясываем под "Донскую походную". В круге появляются весьма миловидные китаянки в европейской одежде. Вот это – точно наложницы, причем какого-нибудь второго или третьего ранга. Довольно мило танцуют. Многие совсем еще девчонки. Хотя у этих маленьких обезьянок трудно понять: сколько им лет.

Танец заканчивается и мы снова рассаживаемся вокруг кошмы. На ней, в дополнение к баранине, появляются и европейские блюда. Теперь к сидящим гостям присоединяются танцовщицы. Дэван с очаровательной непринужденностью облапил какую-то девицу, одновременно умудряясь чавкать бараниной, обмазанной икрой (гурман!) и отправлять в пасть пиалу за пиалой коньяк, водку и шампанское. Он вытирает жирные руки о волосы сидящей у него на коленях девушки и поворачивается ко мне:

– Друг мой, я всегда удивляться: как такой распутный женщин как русский, может рожать такой воин?

Интересно, с чего этот варвар решил, что наши женщины распутны? Ну-ка, ну-ка…

– Ваша светлость, я хотел бы уточнить: почему Вы решили, что русские женщины распутны?

Его физиономия расплывается в масляной улыбке, глаза хитро прищуриваются. Он притворно грозит мне пальцем:

– Я все знать, все знать. Я видеть, как жить ваш русский женщин, – он делает кому-то знак, и у него в руках появляется журнал. "Огонек"?

– Вот здесь. Разве это не правда?

Он демонстрирует мне разворот журнала. На развороте изображена молодая женщина, принимающая ванну. На полочке рядом стоят флаконы с шампунями, одеколонами и духами. А на переднем плане – огромный флакон с одеколоном «Любава». Ну и что он хочет этим сказать? Обычная реклама…

– Он купаться в одеколон. А потом пахнуть как самый низкий продажный шлюха. Так? – он опять ухмыляется, – Разве у Вас печатают снимки шлюха?

Понятно. Интересно как я ему объясню, что такое реклама? Такое ощущение, что Дэван живет во времена Чингисхана. Хотя, почему ощущение…

Вот! – он толкает ко мне одну из девиц, но не китаянку, а монголку, – Дочка сестра. Бери! Не развратный, чистый (ну это, вряд ли, с учетом запаха!), детей рожать много. Настоящий батуры будут. Бери!

Здравствуйте! Вот только наложницы мне и не хватало! Так, надо срочно придумать, как будем отказываться от подарка. Впрочем…

– Ваша светлость, я восхищен Вашим подарком. Но по законам нашей страны я не могу связать себя с женщиной другой веры. Завтра же я отправлю ее на Родину, в монастырь, где ее обучат нашему языку и введут в лоно Православной Церкви.

Вот так. В монастыре девчонку воспитают как положено, а потом она вполне сможет составить счастье какого-нибудь дарга из армии МНР. Глядишь, к тому времени и Дэван либо цивилизуется, либо погибнет, либо забудет о своей племяннице. А пока можно пьянствовать дальше. Как же я не люблю эти бессмысленные попойки!

Наконец их светлость впадает в прострацию. Правда, перед этим он успевает наградить всех присутствующих своими «орденами». Это сабли и кинжалы плохой стали с драгоценными эфесами в серебряных ножнах, украшенных кораллами. Так как никаких документов при этих орденах не полагается, то я решаю, что при первом же удобном случае продам аляповатое изделие местных ювелиров, которое если чем и ценно, так это немалым весом драгоценных материалов.