Текст книги "Дальше некуда"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Мгновенно подхватив штуцер, выпавший из рук сражённого стрелка, Дивов разрядил его в последнего ланкаширца, сумевшего устоять на ногах. На корнета с рёвом бросился изрытый оспинами боцман, подняв широкий тесак – но замолк и рухнул, столкнувшись с пулей доброго тульского пистоля.

– Рубите их! – очнувшись от замешательства, вскричал Квалья. – Собаки, трусы, их всего трое!

Между тем на борт вскинулся Сашка Бирюк, в броске через планширь крикнув Гончарю:

– Славка, дай весло!

– Зачем тебе?!

– Я знаю, кидай! – с этими словами Бирюк, не спеша браться за укреплённую на спине катану, вскинутой ногой сломал челюсть китайцу, отбросив того на сажень от себя. Второй бежал на Бирюка с визгом, выделывая кривым мечом какие-то невиданные выкрутасы, но сбился с ноги и попятился, воскликнув в испуге:

– Кунг-фу!

Дивов выхватил саблю, на него бросились четверо, зазвенела сталь. Взлетело снизу весло, умело кинутое Гончарём. Сашка на лету перехватил весло за веретено – и пошла махаловка! Квалье казалось, что руки бойца в лохматой шапке крутят не весло, а мельничное колесо, так оно мелькало, расшвыривая нападающих – при этом русский успевал бить и ногами.

– Плохо дело, сеньор, – прохрипел Бернардо. – Не иначе, казаки обучены на Окинаве!

– Томас, принесите мой револьвер, – сказал баронет камердинеру, который отряхнул и подал ему продырявленный цилиндр.

– Слушаюсь, сэр, – поклонился лакей. Бой на палубе он, как истинный английский слуга, игнорировал и выражения на его лице было меньше, чем на свином окороке.

– Пистолеты! – крикнул Квалья чернокожему мальчишке.

В эту минуту утонула шлюпка с «Оказии»; отступать троице стало некуда.

К русским присоединился ещё один, настоящий медведь. В зубах он держал гранату с тлеющим фитилём. Все отпрянули, едва он зарычал, поднимая топор. Троица покатилась к юту, оставляя за собой бездыханные тела; стремительный фехтовальщик и леший с топором прокладывали путь, а казак с веслом прикрывал с тыла.

– Как нерасторопен этот Томас, – процедил сэр Арчибальд.

– Вот, сеньор! – взбежал наверх запыхавшийся малец, прижимая к груди пистолеты в кобурах.

– Умница, мальчик, – Квалья тотчас взвёл курок и прицелился…

…в летящее к нему вращающееся весло. Русские дружным натиском пробились к надстройке и вломились внутрь. Бернардо присел; весло сшибло цилиндр баронета с такой силой, что головной убор улетел за борт.

Бой на палубе угас. Только граната, выплюнутая медведем, шипела и вращалась, испуская толстую струю чёрного дыма, быстро поднимавшуюся выше рей.

– Это уже ни на что не похоже! – категорически высказался сэр Арчибальд. – Цилиндр от лучшего в Лондоне шляпника!

– Сеньор, лучше задумайтесь о том, что ниже цилиндра!

– Они в крюйт-камере! – истошно завопили снизу. – Фейерверкер убит!

– Квалья, велите выбить дверь и уничтожить их. Они сами загнали себя в западню.

– Верней, я бы сказал – они нас посадили на пороховую бочку, – капитана трясло от гнева и жгучей досады.

– Чушь! Вы считаете, что они взорвут запасы в погребе? Желание жить свойственно всем; они этого не сделают…

– Плохо вы знаете русских. Они поголовно сумасшедшие, хуже японских кабальеро. Зря вы забрались в эти воды, сеньор! Ничего у вас не выйдет, вы их не выживете с островов.

– Будущее покажет, – холодно ответил англичанин.

– Попробуем договориться. Они явно затеяли шантаж, будут грозить взрывом.

– Обещайте что угодно, лишь бы их выманить. И прикажите сниматься с якоря. Следует догнать и потопить гукер, иначе он приведёт сюда другие корабли; вот тогда станет по-настоящему туго.

– Дьявол побрал бы все ваши затеи, сеньор! У канониров осталось по заряду на орудие; ещё залп – и нам нечем стрелять!.. Попросите-ка Всевышнего, чтобы в крюйт-камере не проскочила искра, иначе нам придётся продолжить беседу в преисподней!

Квалья зычным голосом отдавал команды, горько сожалея, что нет боцмана, а людей на борту – в обрез. Затем капитан и хозяин спустились к пороховому погребу.

Неподалёку от крюйт-камеры валялся мёртвый фейерверкер. За толстой дверью глухо раздавалось пение.

– Они поют! – неприятно изумился баронет. – Что за песнопения? Отходная молитва, что ли?

Бернардо вполне сносно понимал по-русски. Ему приходилось бывать на островах наместничества по торговым делам – поневоле выучишь язык. Он вслушался.

– Нет, хвалебный гимн. Что-то вроде: «Гром победы раздавайся! Веселися, храбрый Росс!»

– Неподходящий момент для веселья. Поговорите с ними.

– Каковы ваши условия сдачи? – громко спросил Квалья, стараясь выражаться как можно правильней.

Изнутри послышался раскатистый смех, потом бодрый голос ответил по-английски:

– Никаких условий! Только полная безоговорочная капитуляция! Мы захватили ваш корабль и в любой момент можем разнести его в клочья. Сложите оружие и сдавайтесь на милость победителя. Иначе вам конец!

– Безумство! – возмутился Квалья. – Я готов отпустить вас при саблях, дам ялик, чтобы вы ушли…

Донёсся новый взрыв хохота.

– Нет уж, мы останемся здесь. А вы попробуйте зарядить хоть одну пушку. Учтите – ваш первый выстрел станет последним. Я лично поднесу огня к картузу с порохом.

– Вы погибнете!

– Со славой! Есть ли что-нибудь более упоительное?! Любовь к женщине – ничто перед любовью к Отечеству!

– Ур-ра!! – поддержали его другие голоса.

– Здесь сорок человек, – Квалья попытался воздействовать гуманизмом. – Неужели вы готовы всех убить?

– Нам на свои-то жизни – тьфу, а на ваши и подавно!

– Сеньор капитан, гукер возвращается! – заорал матрос-филиппинец, подбегая к Бернардо.

– Очень вовремя.

Прежде, чем уйти, Квалья приложил ухо к двери порохового погреба. О чём они там говорят перед смертью?

– Сашка, что ж ты их катаной не посёк? Проверил бы её в деле!

– О-о, ваше благородие, катана дорогая! А вдруг бы сломалась? из них ни один столько не стоит!

Суета на «Предейторе» не укрылась от глаз Громова. Там поднимали якоря и разворачивали паруса, бриг стал выдвигаться из бухты. Матросов, взобравшихся по вантам, было немного, но самым отрадным мичману казался увиденный ранее чёрный дымный хвост над палубой. Значит, Дивов осуществил свой план, иначе бы не стал поджигать сигнальный дымарь.

Громов приказал установить все фальконеты по правому борту. Англичанин потратил шесть ядер и сейчас перезаряжал орудия… если не внял угрозам Дивова. Коль скоро схватки не миновать, то пройти она должна по русскому сценарию.

Морпехи со штуцерами выжидали, скрывшись за фальшбортом; канониры были наготове. Старались тритоны – толкали гукер вперёд, но не шибко, берегли силы для решительного рывка.

Против ожидания, на палубу вышел проветриться отец Леонтий.

– Затхло там, воздуха нет, – объяснил он свою смелость заурядными причинами. – А здесь приволье!

– Всё же, батюшка, я бы рекомендовал вам перед командой «Огонь» надёжно укрыться. Пуля – дура, она не разбирает, где духовный чин, а где военный.

– Мяк! – счёл своим долгом высказаться Ирод, прячась за батюшкиной рясой.

– Близко подойти хотите. Благоразумно ли? – Леонтий смерил оком волны – сколько до чужого парусника?

– Отец протоиерей, – сдержанно ответил Громов, – я же вам не указываю, как больных соборовать и грешных исповедовать.

– Молчу, молчу, – отходя в сторонку, Логинов примирительно взмахивал большими мягкими ладонями.

– Вам пора в убежище.

– Бог милостив, – Леонтий всё-таки зашёл за грот-мачту и как бы спрятался.

С брига раздались редкие ружейные выстрелы. Несколько пуль прожужжало над бестрепетным Громовым.

– Когда же вы ответите? – тихо спросил унтера Леонтий.

– Вот, когда их благородие отмашку даст.

– Так уже близко!

– Надо ближе, – бросил Громов.

– А эти… хм… водяные жители? надёжны?

– До сей поры не подводили. Служат честно. Мы быстро идём только благодаря им.

– Дай Бог! – Логинов осенил себя крестом. – Нам такие нужны!

– Огонь!! – скомандовал мичман.

Дробно загремели выстрелы; среди частой штуцерной пальбы нестройно бухнули фальконеты – вылетев с сизым дымом, рассекли воздух книпели. На «Предейторе» хлыстами взвились перебитые струны такелажа; яростные крики провожали гукер, уходящий в пролив.

– Дай-ка мне, братец, пистолет, – попросил Леонтий, воодушевившись боем.

– Как же, батюшка, – унтер несколько растерялся, – дак если вы кого-нибудь убьёте, то ведь низвергнетесь сана!

– Ни-ни, милый мой! Я такой беды не допущу. Но пальнуть охота, заодно со всеми-то. А то как же? На войне был, а в сражении не поучаствовал! Даже отпеть вас, голубчиков, покамест никого не довелось, – умильно оглядел Логинов морпехов и казаков.

К удивлению унтера, Леонтий вполне умело взял пистолет и прицелился. После его выстрела на бриге лопнул фал.

– Эге! Где же вы, батюшка, так стрелять наловчились?

– В семинарии, мой милый, в семинарии. Я там ловко стрелял папироски у старших учащихся!

– Право руля, – Квалья взбежал на квартердек. – Мы их догоним и раздавим штевнем! Cierra, España! [12]12
  На бой, Испания! (боевой клич)


[Закрыть]

– Сеньор капитан, в проливе полно рифов… – промямлил штурвальный.

– Чепуха! Сейчас прилив, вода высокая.

Громов внимательно наблюдал, как бриг устремляется в погоню. Стрелять не решился! Выходит, Дивов забаррикадировался надёжно… Теперь важно выгадать точный момент. Где та скала? Тритоны подробно описали ему нужный ориентир.

Бриг неумолимо приближался. Хороший, лёгкий на ходу корабль, парусов много, капитан злой, пышет гневом. Так и надо идти в бой, если головы не жаль.

Миновав приметную скалу, Громов отрывисто крикнул в воду:

– Отлив!

Квалья опешил – на прибрежные камни полезли русалки, словно стада морских бобров. Десятки… сотни! Встав на валунах, они простирали руки к воде, делали загадочные пассы и стонали протяжную песню без слов, состоящую из переливов звука.

– Сеньор капитан, вода убывает! – завопил наблюдатель на баке. – Камни оголяются! Эти ведьмы…

– Перестрелять всех! – заскрежетал сэр Арчибальд, багровея от ненависти.

Захлопали редкие выстрелы. Кое-кто на берегу упал с тонким криком, извиваясь в агонии, но было поздно. Бриг вздрогнул, послышался глухой скрип и треск. Каменные подводные клыки впились в днище «Предейтора», разрывая медные листы и кроша доски обшивки; вода полилась в трюм.

Гукер с его небольшой осадкой шутя прошёл поверх затаившихся в малой воде рифов, и сейчас круто выворачивал влево… с необычной, необъяснимой скоростью.

– Так, с бандитами мы разобрались, – подытожил Громов. – Теперь они – терпящие бедствие; по морским законам следует подать им руку помощи. Зарядить ружья! Мы должны быть готовы к любым случайностям.

– Сэр, – из надстройки вышел Томас, навьюченный несколькими саквояжами, – поскольку мы идём ко дну, я позволил себе собрать ваши вещи и ценности. Столовое серебро, постельное бельё, бумаги и наличные – всё упаковано. Куда прикажете сложить?

– Отчего вы вовремя не принесли револьвер? По вашей вине я был безоружным, Томас! Я вычту половину вашего месячного жалования.

– Прошу прощения, сэр, я заметил неких ужасных людей, похожих на отъявленных негодяев. Один из них держал саблю, а другой – окровавленный топор. Я заперся в каюте и, поразмыслив, счёл, что нас ожидает неминуемая гибель. Моя обязанность в подобных обстоятельствах – готовиться к эвакуации, не забывая о готовности предстать перед Создателем.

– Похвальное решение, – одобрил баронет, спускаясь на палубу. – Где пистолет?.. Нет-нет, я сам достану, – сэр Арчибальд взвёл курок и возгласил погромче: – Внимание! Мне нужна дюжина крепких молодцов для дальней морской прогулки. Мы отправляемся в испанскую Алаину, на остров Розарио-дель-Норте, до него всего тысяча миль. Плачу восемь фунтов каждому добровольцу, плюс по три соверена тем, кто захватит оружие. По прибытии – крупная денежная премия. Есть желающие?

Квалья ахнуть не успел, как вокруг баронета сплотилось полтора десятка продажных шкур, ощетинившихся стволами и клинками.

– Сеньор, вы собираетесь взять последний вельбот?

– Я оставляю вам ялик и возможность спастись, сеньор капитан. Help yourself! Ребята, живо грузите воду и припасы, быстро спускайте вельбот на воду. Я не намерен ждать – ни тех, кто станет мешкать, ни гукера, который приближается.

– Подонки, здесь капитан – Я! – схватившись за второй пистолет, выкрикнул Квалья, но баронет навёл на него своё четырёхзарядное орудие системы Коллиера.

– Не будем спорить, милейший. Корабль принадлежит мне.

– Как прикажете поступить с экспонатом в бочке? – спросил Томас.

Сэр Арчибальд пережил миг мучительных колебаний. Желание доставить в Сидней тело настоящей русалки было нестерпимо сильным, но русский гукер надвигался, а объясняться с местными властями баронет не собирался. Пока бочку выволокут, пока погрузят… а она тяжёлая, объёмистая…

– Оставить. Мы здесь не в последний раз, добудем новую.

– Может быть, хоть голову отрезать? – вопросы первенства британской науки были не чужды Томасу.

– Некогда! Вещи – в вельбот. Прощайте, сеньор Квалья! С русской каторги не возвращаются, а посему – да ниспошлёт вам Господь скорую и мирную кончину!

Проклятия и пожелания, которыми Бернардо провожал уходящий вельбот, не относились к перлам испанской литературной речи. Выражения «Carajo!» [13]13
  Непристойное испанское ругательство.


[Закрыть]и «Que perro!» [14]14
  Ругательство вроде «Ууу, сссобака!» ( исп.).


[Закрыть]были среди них самыми мягкими. Словно отзываясь на его рык, гулко пророкотал вулкан Генеральный, извергнув желтоватое облачко.

– I’ll be back, – негромко попрощался сэр Арчибальд с островами, хлебнув бренди из плоской серебряной фляжки.

На бриге воцарилось уныние, граничившее с отчаянием. Одни утешались, орудуя коромыслами помп, но усилия перекачать пролив из трюма за борт походили на работу Данаид – просто люди стремились занять себя и отвлечься перед лицом неизбежной расплаты. Другие выносили из бакового кубрика свои матросские сундучки, третьи таскали туда-сюда бобровые шкурки; иными словами, все сновали, как муравьи в горящем муравейнике.

Капитан гукера посчитал ниже своего достоинства гнаться за быстроходной шлюпкой, где под частые взмахи вёсел спешно ставили мачту и торопились поднять парус. Абордажные крючья метко впились в борт «Предейтора».

– Вперёд, братцы! – разнёсся боевой клич. – Там водка!

Всё замерло, когда на палубу поднялся офицер русского флота в сопровождении морских солдат и широкоротых чудищ с серебристо-зелёной кожей, с перепончатыми лапами. Словно угадав, в чьих руках корабль, вышли и затворники крюйт-камеры – в их честь раздалось многоголосое «Ура!»

Исполнившись предсмертной гордости, Квалья стоял, небрежно покуривая сигару.

– Мичман Громов, – по-английски представился Квалье офицер, отдав честь. – Ваш бриг взят нами как приз. Извольте признать себя побеждённым и сдать оружие.

– Недолго вам владеть этим призом, – отвечал испанец, отдавая саблю Бирюку. – Часа не пройдёт, как бриг уйдёт под воду.

– Ещё посмотрим, куда он уйдёт, – загадочно пообещал русский. – У нас есть, кому снять его с рифов и завести пластырь на пробоину.

– Да, сеньор Громов, я сразу понял, что вы знаетесь с окаянной силой. Это принесло вам победу, но что касается души…

– Наш комендант, с которым вы вскоре познакомитесь, – улыбнулся босой удалец-фехтовальщик, – на сей счёт имеет особое мнение: в России всё подчинено имперской воле – и дворяне, и мещане, и крестьяне, и вся нежить с нечистью. Знаете, как у нас изгоняют бесов? Им показывают казённую печать с орлом. Самый захудалый коллежский регистратор обращает в бегство Люцифера! Мощь империи страшнее дьявола…

– Будет вам, Дивов! – с усмешкой полуобернулся к отважному рубаке мичман. – Что касается вас, то вы способны заболтать любого чёрта вплоть до раскаяния.

– Нет, Аркадий Кузьмич, не возьмусь! Не гусарское это дело – чертей обращать. Вот рога поотшибать и хвост надрать – это моё, согласен. Чудеса и духовные подвиги больше по части отца Леонтия. Прелюбопытно будет поглядеть, как он внушит русалкам нашу веру!

– Вы намерены не только запрягать их в корабли, – скосился Квалья на сурово сопящих тритонов, – но и обратить в христианство? Virgen Santisima! [15]15
  Пресвятая Дева! ( исп.).


[Закрыть]Если ваш патер преуспеет в этом… тогда я признаю, что при Великом расколе был прав не святой Лев IX, а патриарх Константинопольский!

– Ловлю на слове, капитан. Не забудьте того, что сказали. Громов, вы – свидетель!

– Ещё семерых изловили, ваше благородие, – козырнул Сашка, кивнув затем на кучку понурых зверобоев, со страхом озиравших военный лагерь в бухте. Пойманных стерегли бородатые ряпунцы с луками и копьями, сердитые, но сдержанные.

– Надеюсь, это последние? – спросил Громов. – Отведи их к Скирюку, пусть имена запишет. Потом накормить и содержать под стражей.

– Должно быть, больше никого не сыщем. Которые отбились в одиночку, тех ряпунцы прикончили. Эти горе-промышленники всем тут насолили! Амбары грабили, на баб ряпунских покушались. Эй, разбойники! Закатает вас Володихин в Сибирь!

– Сибир, Сибир, – испуганно зашептались филиппинцы и метисы, оглядываясь на вулкан Генеральный. Коническая гора утробно погромыхивала, дым над вершиной походил на грозовую тучу, а земля под ногами порой вздрагивала.

– Сняться бы с лагеря да в Мариинский Порт, – как бы про себя промолвил Сашка. – Неровен час, дохнёт гора огнём и язычищем нас достанет. В аккурат всех спалит.

– Не дрейфь, казак, – ободрил его мичман. – Это сатана страдает в подземелье, так Леонтий говорит. Его адскому высокопревосходительству досадно, что русский поп русалок в православии наставляет.

– Что-то они не очень наставляются. Который день уж батька с ними парится, а серебряночки ни тпру, ни ну. Упёртые в безбожии!

– Известно, порода французская, ветреная и легкомысленная, – сказал Громов. – Еле-еле признавали Нептуна, и то не слишком. Затем нахватались революционных бунтовских идей. Если на суше веры нет, то в море тем более. Миновали владения Ктулху – не поклонились, с осьминогами подрались… Попробуй-ка теперь им символ веры втолковать!

Мысленно Сашка признал правоту Громова. Характер у русалок лёгкий, но при том – ох и строптивы! Подманишь добрым словом, тары-бары, то да сё, а чуть сожмёшь – вывернется будто вьюн и обзывается: «Vous êtes un barbare! un monstre! un cosaque!» [16]16
  Вы варвар! чудовище! казак! ( фр.).


[Закрыть]

Для проповедей казаки с солдатами сложили на берегу кафедру из валунов. Оттуда Леонтий, по собственному его выражению, «проповедовал камням и волнам».

Желая обрести покровительство империи и выказать свою признательность, русалки и тритоны сплывались слушать его и располагались будто тюлени на мелководье, но игривый, переменчивый нрав их сказывался то и дело. Читая вольным детям океана книжную премудрость, Логинов часто замечал, как в задних рядах открыто хряпают рыбёшку или нереида самозабвенно лижется с возлюбленным тритоном, или творится что-нибудь вовсе неподобающее.

– Хоть кол на голове теши! – жаловался протопоп Громову. – Я твержу про смертные грехи, а они амурам предаются! Спрашиваю: «Каково ваше profession de foi? [17]17
  исповедание веры ( фр.).


[Закрыть]», они смеются.

– Камнем в голову, – посоветовал Дивов, – не пробовали?

– Герррой, герррой, – мурчал Ирод, натирая своей шерстью сапоги корнета, выловленные со дна морского доброй Жанной.

– Иной раз подмывает, – признался Логинов. – Но долг велит действовать убеждением и лаской. Впрочем, полезна может быть и воинская хитрость. Есть одна идейка… ввиду чрезвычайных обстоятельств… Корнет, не откажитесь стать крестным отцом.

– Не готов, не достоин, – пытался увернуться Дивов. – Во грехах, постом мясо ел, людишек убивал, всякие слова выкрикивал в запальчивости, любодейные помыслы лелеял…

– Государственной измены, богохульства – не было? Прочие грехи я отпущу. Согласны?

– Не могу! – взмолился корнет. – Отец Леонтий, не настаивайте! Вы наверняка намерены крестить пригожую русалочку, всем прочим для примера – и как я, крестный отец, буду в дальнейшем с ней общаться? Как монах с монахиней, не ближе!

– Предлагаю свою кандидатуру, – вмешался Громов. – Мне земных женщин хватает, к земноводным не стремлюсь. Однако, батюшка, предвижу каноническую трудность. С нами нет ни одной православной. Кого прочите в крестные матери?

– Российскую Империю, – ответил Логинов голосом, полным величественного мистицизма.

– Грандиозно! – выдохнул Дивов с восторгом. – Преклоняюсь перед вашим гением!

Наутро Леонтий в надлежащем облачении и Громов в парадном мундире, с какой-то корзинкой подмышкой, вышли на берег к кафедре. Из морской глади торчало сотен шесть-семь голов – не полный состав, но по замыслу протоиерея всех скликать и не требовалось.

Под гомон заинтригованных русалок Логинов торжественно совершил чин оглашения, строго-настрого запретив диаволу господствовать над морскими людьми, затем повелел врагу уйти, после чего троекратно дунул, приговаривая:

– Изгони из них всякого лукавого и нечистого духа, скрытого и гнездящегося в их сердцах!

Громов, легко определявший стороны света без компаса, велел аудитории развернуться лицами строго на вест, а Леонтий стал вопрошать:

– Отрекаетесь ли вы от сатаны, всех его дел и всех его аггелов, всего его служения и всей его гордыни?

– Oui! Oui! Oui! – охотно отвечало собрание.

– И дуньте, и плюньте на него!

Знаки презренья к сатане были исполнены столь истово, что в бухточке случилась небольшая буря.

– Сочетаетесь ли вы со Христом?

– Oui!

– Если так, повторяйте за мной: Верую во единого Бога Отца Всемогущего, Творца неба и земли…

Заминок не возникло, поскольку текст уже был знаком русалкам. Они обладали превосходной слуховой памятью.

– …Исповедую единое крещение во отпущение грехов, ожидаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь!

– Amen! – ответил хор.

Логинов благословил море, долженствующее стать купелью, и побрызгал на бухту маслом, условно помазав всех находящихся в воде.

– Крещаются рабы Божии русалочьего рода, сколько их здесь есть в русских территориальных водах – во имя Отца, аминь! – басовито возгласил Логинов и дал знак Громову. Тот открыл корзинку, где нечто шуршало и скреблось. Выглянул взъерошенный, встрёпанный Ирод, увидел полное море еды и завопил:

– МЯУ!

Русалки и тритоны как один нырнули.

– Всплыть! – властно скомандовал Громов. Когда его повеление исполнилось, он встряхнул негодующего Ирода, держа его за шкирку.

– …и Сына, аминь!

– МЙЯУУ!!

Свирепый мяв матёрого котища повергал морских жителей в ужас; они опять ушли под воду.

– Всплыть! – не унимался Громов, стараясь не прибавить ничего матерного, ибо Ирод немилосердно царапал его и стремился укусить.

– …и Святаго Духа, аминь!

– МММЯУУУ!!!

Бухта пошла кругами от массового одномоментного погружения.

– Всё, окунулись трижды! Отпустите котика, Аркадий Кузьмич, таинство свершилось. Миропомазание сделаем позднее, когда они очухаются…

– Ирод, голубчик, я зашкирил тебя в интересах империи, – морщась от боли, Громов изучал исполосованную когтями, кровоточащую руку. – Я руководствовался высшими государственными соображениями. Будешь мурлыкать Володихину на ухо – так и говори, поскольку это правда. От себя же я, как командир экспедиции, назначаю тебе семь…

– Мррр? – освобождённый Ирод (шерсть дыбом, глаза-угли) рванулся было пулей прочь, но задержался, нехорошо глядя на мичмана.

– …нет, десять фунтов свежей…

– Пффф!

– …красной рыбы!

– Мря? – в отрывистой реплике Ирода слышалось: «И это всё?»

– Фунт сметаны. Два фунта.

Шерсть на Ироде начала разглаживаться, но обида была велика, он никак не мог простить мичману грубость, пусть даже продиктованную служебным рвением. Заметив это, в торг вступил Леонтий. Как всегда, он действовал просто и убийственно.

– Сибирская кошка Саломея. Упитанная, бойкая, очень пушистая. Живёт на подворье иркутского владыки Серафима, – произнёс Логинов, глядя в облака. – Доставят в эту навигацию, ближайшим кораблём.

– Мрррррр… – заворожённо пошёл Ирод на мягкий и сладостный голос Леонтия.

– Значит, мы договорились?

– О, боже! – плаксиво воскликнула Жанна, зашлёпав вокруг себя ладонями. – Со мной что-то случилось! Мне трудно дышать под водой!

– И со мной тоже!

– И мне!

– Прямо-таки сдавливает грудь!

– Ah! vraiment c’est insupportable! [18]18
  О, это невыносимо! ( фр.).


[Закрыть]

– Saperlotte! Diable! Parbleu! [19]19
  Чёрт возьми! Дьявол! Чёрт подери! ( фр.).


[Закрыть]– слышалось отовсюду.

– Сказалась благодать крещения, – шепнул Громову Леонтий. – Аркадий Кузьмич, мне в облачении бежать неловко; не будете ли вы столь любезны, чтобы обезопасить меня сзади?..

– Это всё он! – заорал Пьер, указывая на Логинова. – Он наколдовал! Он прочёл заклинание и обмяукал нас котом! Держи его! Пусть вернёт как было!..

– Ходу, батюшка!

Ирод, мичман и Леонтий припустили к лагерю, а бухта забурлила – всё скопище ринулось на сушу.

– Скажите им, что это не отменяется! – горланил Громов на бегу.

– Вы думаете, они станут слушать?!

– Неделю скрывался я в сопках от сих неофитов, – чарующим голосом вещал Логинов, приняв новую порцию текилы и закусив балычком. – Яко Иоанн Креститель в пустыне, питался листвой и кореньями…

– По-моему, батюшка цитирует выдержки из своего жития, – предположил пьяный и довольный Дивов. – На деле же Громов велел солдатам тайком носить ему еду и выпивку. Водяная братия искала протоиерея весьма рьяно, но день ото дня их плавники и перепонки таяли, чешуя осыпАлась, а раж угасал…

– Тем временем, – остановить речь Логинова могла лишь молния, ударившая прямо в канцелярию, – противу нас ополчились силы ада. Извергая дым и пламень, пробудилась Генеральная гора. Было великое трясение земли, всюду витал серный дух и слышались вопли демонов. С востока пришёл тайфун, началось сущее светопреставление. Ежесекундно раздавался гром и били ослепительные разряды. Потоки ливня угрожали смыть наш лагерь в бухту. Но члены военно-духовной экспедиции были неустрашимы. Господин Скирюк сказал…

– Я сказал, – настойчиво перебил канцелярист, – что в любом случае перепишу всех водяных и выдам им пачпорты. Не мог же я вернуться в Мариинский, не исполнив свои обязанности? Хоть бы, говорю, земля разверзлась и весь остров провалился, но я их зарегистрирую, а после приведу к присяге! Это вам не оптом крестить! Каждого надо в отдельности. Я под навесом, новообращённые по одному подходят, кто в одёже, кто в рогоже, кто ладошкой срам прикрыв. А как быть? Их двенадцать сот душ, одень-ка всех! Велел шить из запасных парусов… Игл, ниток нету! Кто найдёт? Скирюк, больше некому! Кроить пришлось саблями…

– К делу, к делу, – призвал Володихин, наглаживая Ирода, чья сияющая физия была убелена сметаной. – Не отвлекайтесь, речь о подвиге.

Кот был счастлив вкусной наградой; вдобавок Володихин обещал его увековечить за заслуги. Сейчас Ирода не волновали даже каменные мыши, тихонько шнырявшие под полом в ожидании, когда Скирюк останется один.

– Я видел – человек идёт на самопожертвование, – заверил Логинов. – Слева штоф чернил, справа фляжка рому, пять дюжин перьев очинил. Непосильный труд на себя взял! Я клич бросил: «Кто писать может? На помощь Скирюку!» Он же отмахнулся: «Каракули-то выводить у нас все горазды, а нужен почерк писарский, каллиграфический. Я эту груду пачпортов… шутя осилю!»

– Геройское деяние! – Дивов обнял разгорячённого штатского. – Я б не рискнул. Ваше высокоблагородие, Скирюк достоин ордена!

– Пишу, строчу, – канцелярист задышал так, будто вернулся в тот овеянный славой день, – имена им даю и фамилии! Кто был Бабель – стал Вавила, кто Даниэль – тот Данила, а Эсташ – Евстафий! С бабами умаялся. Не разберёшь их, кто девица, а кто мужняя жена. У иной три хахаля, притом каждый с пятью полюбовницами. Как тут родство обозначать, при этаком-то беспорядке? Опять-таки, на имена привередливы. Нету в святцах Жанны, ставлю «Евдокия», она в крик. Как-то поименовал всех без особого скандала…

– Нет, две остались недовольными – Проскудия и Голиндуха, – напомнил Громов. Обычно бледное, его лицо порозовело от выпитого.

– Не угодишь! Предлагал – Нунехия или Перпетуя? нет же, кобенится, истерику закатывает. Что она там голосила?.. Дивов, вы переводили!

– Я не переводил, я был близок к обмороку. Она говорила: «Зачем я оставила милое море? О, бросьте меня обратно в волны!»

– А фамилии? – перебирая списки, Володихин потел от подступающего хохота. – Как вы их столько напридумали?

– Легко-с, ваше высокоблагородие. Куда гляну, что увижу, то и фамилия. Камень лежит – Каменевы, мох на камне – Моховы, казак рядом – Казаковы, чайка кликнет – Чайкины.

– Под конец иссякать стал, – встрял Дивов. – Вот, Сергей Петрович, взгляните внизу списка – Ружьёвы, Шапкины, Кушаковы, Сапоговы, Саблины, Мундиркины…

– Благо, не вписали фамилий Бриг и Гукер, а то пришлось бы за новоявленных иудеев отчитываться. И всех таки паспортами наделили?

– Таки всех, до единого-с!

– Бесподобно. Я вас, Скирюк, представлю к повышению в титулярные советники.

– Раз так – за будущего титулярного, за его личное дворянство!

Рюмки совокупно звякнули над полным яств столом.

– Мигель, наливай по новой!

Чернокожий бой, наряженный казачком, проворно поделил текилу по чаркам, белозубо улыбаясь до ушей.

– Лихой малец. Куда его определите, Сергей Петрович?

– Подарю арапчонка графу Бенедиктову. Он любит чёрных.

– Спорим, Ванькой назовёт? – протянул руку Дивов.

За столом недоставало только капитана Квальи, но его ждали с минуты на минуту. Вот и он явился под конвоем.

– Надеюсь, сеньор, Мариинская крепость запомнится вам как тёплый и гостеприимный угол. Присаживайтесь! Мигелито, налей капитану водки.

– Вы говорите так, сеньор комендант, словно собрались со мной расстаться. За здоровье – ваше и вашей супруги!

Разумеется, графиня Ирина Николаевна уже в день прибытия «Оказии» и «Предейтора» проведала, что, среди прочих, узником её обожаемого Серхио стал храбрый и благородный испанец. Едва в речах полковника зазвучали слова «упечь», «каторга», «рудники» и тому подобные, как Ирина Николаевна засобиралась в путь и приказала снаряжать «Св. Варвару». Отчего? Плохой сон! Приснилось, будто брат заболел.

– Я должна срочно плыть на Санта-Фе-де-Алаину! Осенью встретимся у Бенедиктова. Ты починишь бриг и приедешь ко мне.

И наконец:

– …если не станешь угнетать этого кабальеро и его несчастных моряков, я возможно останусь.

– Но, Ирина, они пираты и грабители!

– Их втянули англичане. Они – жертвы британских интриг. Или ты осознаешь это, или грузи мои вещи на «Варвару».

Поэтому во взгляде Володихина темнела память о семейной сцене. Квалья, ни сном ни духом не подозревавший о заступничестве сеньоры Аламеда, принимал эту сумрачность за русскую природную жестокость, слегка залакированную мундиром и эполетами.

– По закону я обязан выслать вас на материк, в Охотск. Оттуда вы проследуете в Верхоянский острог. Суровые места, должен вам сказать. Зимой там от мороза трескаются лиственницы, снизу доверху. С вашей горячей кровью вы в Верхоянске года не протянете. Чахотка обеспечена.