Текст книги "Бутч и Кэссиди"

Автор книги: Александр Лурье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– А вы, собственно...

– Сказано же: я в гости пришел. И давно вы так живете?

– Да всегда так жили.

– Понятно. Вижу – сынок не добытчик. Во всяком случае – пока. Кто еще есть в семье?

– Дочка моя, Алина.

– А она где работает?

– Секретаршей в футбольном клубе "Прибой".

– Интересно. Эй, старшой, свяжи-ка меня с этой шарашкой! Кто у них там за главного?

Бутч принял трубку,

– С добрым утречком. Как спалось?.. Кто говорит?.. Санденс Бутч, с вашего позволения. Тут любимейший братец мой, Кид, чек вам послал, пожертвовал. Вы уж смотрите, ребята, не обосритесь на будущей игре... Ну, я, в общем, не за этим звоню. Тут проблемка у нас небольшая. Работает у вас секретаршей девушка одна, Алина... Знаете? Чудесно. Так вот, как она работает? "Как" – в смысле характеристики, я что, неясно выражаюсь? Чудесно. "Чудесно" – это не характеристика. Это признак того, что коленки дрожат... Не очень довольны?... Это тоже не характеристика. А мне бы чего-нибудь развернутого: характер нордический, выдержанный, внебрачные связи там всякие... Ну, а как вы считаете, милейший, отряд не заметит потери бойца? Никак, значит, не скажется?.. Ну и ладно, Вы, главное, на игре не обгадьтесь. Я все сказал.

И снова повернулся к матери:

– Так где же дочка?

– Спит еще.

– Спи-ит? Дети уж в школу побежали, птички поют, я вот тут с вами разговариваю... Нехорошо! Где она?

Бутч вошел в смежную комнатушку и поцеловал Алину в щечку. Та спросонья заворочалась.

– Алина, золотце, вставай! Утро пришло, котик!

– Это ты? Что ты здесь делаешь?!

– Проведать зашел. А что – нельзя?

– С ума сошел?!

– Всегда такой был. Ну, церемоний разводить не станем. Собирайся!

– Что значит "собирайся"? Может, объяснишь все-таки, что происходит?

– А не понимаешь, так не беда... Старшой, собирайте вещи

Тот вошел в комнату, деликатно кашлянул.

– Вещи – в чемодан. Хозяйка скажет, какие.

– Может, вы выйдете, пока я переоденусь?

Бутч снял канотье, глотнул из серебряной фляжки

– Виски, – пояснил он Алине. – День, кажется, удался!

В машине он поинтересовался:

– У тебя кто-нибудь был?

– Это имеет значение?

– Ровным счетом никакого, так, для общего развития. Поговорить бы мне с ним. Да не бледней, я с первого раза не убиваю...

Алину оставили в номере отреставрированного "Приморья", и Бутч пешком отправился в строительную контору ее дружка. Тот был одним из субподрядчиков "Эс-Би-Кей-Си".

Работа в конторе кипела, но не слишком. Внимание Бутча привлекла хорошенькая секретарша. Он подошел, посмотрел на нее долгим взглядом. Секретарша подняла глаза от клавиатуры компьютера.

– Ты меня знаешь, девочка?

– Не-ет...

– Вот и я тебя не знаю... Жаль, теперь уже не выйдет – планида не та. Меня зовут Санденс Бутч. Мне с боссом твоим погутарить нужно. И приготовь нам чай с лимоном. Мне – без сахара.

Дружок Алины оказался весьма солиден и вальяжен.

– Здравствуй, Бобик!

– Меня зовут Борис.

– Какое красивое имя! – Бутч сладко улыбнулся. – Но я все-таки буду звать тебя Бобик. Я – Санденс Бутч. Вот и познакомились. Прогуливался, знаешь ли, и решил зайти. Увидеть, так сказать, собственными глазами. Ты, Бобик, мне вот что скажи... Друзья у тебя есть?

Взмокший от ужаса Бобик пролепетал:

– Есть...

– Это хорошо, А ты их любишь? Помогаешь им?

– Когда могу...

– Понятно. А девушку Алину ты знаешь?

– Знаю,

– Да ты не трясись, я, чай, не зверь какой. Ты в глаза смотри хорошая девушка?!

– Да...

– Вот и друг, значит, неплохой?

– Хороший друг.

– А что ж ты с ней так... неетично! Смотри – жил ты с девушкой Алиной. Квартира у нее страшненькая. Работа поганая, заработок мизерный, брат... э-э-э... сомнительный. Ты Коляна помнишь? Так Колян против него – академик. Мать – несчастная женщина... А ты вот так, неетично... Бобик, ты, главное, сознания не теряй. Ты на меня смотри и запоминай – чтоб было что детям рассказать. Если будут у тебя дети. Тебе сколько лет?

– Сорок.

– Зрелый мужик, Коляна вот помнишь, Севу, небось, тоже помнишь? А вот с етикой у тебя слабовато. Короче, есть несколько вариантов. Первый – ты Алину забываешь. Это мой совет, и ты вправе не соглашаться. Но если не сможешь забыть, или она тебя не забудет – женщина ведь существо слабое, то тогда, прости меня, Бобик, – я тебя забуду. Всего один раз, зато навсегда. И – наверняка. Ты посиди, пораскинь мозгами, переключись на секретаршу – она у тебя ничего. И будь здоров, дорогой!

XI

Алина была из тех женщин, которых нужно брать силой. Если бы ей это сказали прямо, она бы возмутилась, но в глубине души Алина считала, что так, и только так, должен вести себя настоящий мужчина. Бутч вполне соответствовал запросам.

Кэссиди не мог вести себя, как Бутч, и это все усложняло. Старая манера поведения ему тоже перестала нравиться. Он вообще никак себя не вел. Все, что он делал, свидетельствовало о том, что он абсолютно не представлял себе, что предпринять. Он засыпал Алису цветами – подарки она отказалась принимать наотрез. Иногда появлялся у нее в гостях, приводя в трепет остальных жильцов дома. Временами они вместе ужинали. Гуляли по вечерам, Кэссиди и это считал величайшим чудом, хотя, конечно, хотелось большего. О большем же можно было только мечтать: Алиса любила своего мужа. Но Кэссиди все же не терял надежды.

Увлеченный собственными переживаниями, Бутч не замечал, что происходит с побратимом, пока в начале мая Штейнбоков не сообщил во время завтрака нечто необычайно важное:

– У меня есть для вас преинтересное известие, господа, – Штейнбоков был похож на циркового факира, – Мы вчера получили секретное письмо из столицы.

– Не хрен им делать, – отозвался Бутч, подцепляя шпротину золотой вилкой. – Чего там еще – небось, хотят закрыть свободную зону?

– Никак нет, о нетерпеливейший, – усмехнулся Димыч. – Не угадали-с. Вторая попытка.

– Собираются повысить налоги и отчисления в казну, – предположил Бутч.

– И это неверно, о восxитительнейший. Попытаетесь еще?

– Не тяни кота за хвост. Ничего дельного они все равно не предложат.

– Это как посмотреть, о предусмотрительнейший! Итак, слабонервных прошу удалиться. Оркестр, дробь: министры внутренних дел, обороны и безопасности предлагают господам Санденсу Бутчу и Киду Кэссиди стать советниками правительства по национальной безопасности в чине генералов армии с неограниченными полномочиями. В случае вашего согласия они готовы немедленно вылететь на переговоры. Инициатива исходит от премьера – "в связи с ухудшением внутреннего и внешнего положения республики".

Бутч удовлетворенно хмыкнул.

– Что, Феденька, репка?

– Это еще не все. Независимо от этого из аппарата президента пришло предложение присоединить к свободной зоне три соседние области, выделив их в губернаторство под вашим управлением.

– Недурно, но мог бы предложить и больше, Я, например, всегда хотел быть премьер-министром. Это бы звучало: "Их высокопревосходительства Санденс Бутч и Кид Кэссиди". А, Кид?

Только тут Бутч заметил, что Кэссиди смотрит куда-то в сторону невидящими глазами. Тарелка его была совершенно не тронута.

– Эй, браток, что с тобой? Ты, часом, не приболел?

Кэссиди встрепенулся. Скользнул взглядом по присутствующим и встал из-за стола.

– Кид, ты слышал информацию Димыча?

Кэссиди, двигаясь, как восковая кукла, закурил и пошел к выходу. У двери он повернулся и с непередаваемой интонацией произнес:

– Мне бы ваши заботы...

Допрошенный с пристрастием мажордом заявил, что их превосходительство уже с неделю в таком состоянии, Бутч встревожился не на шутку и побежал в апартаменты Кида. Тот лежал на кровати и курил, уставясь в потолок. Комната, похоже, давно уже не проветривалась и не убиралась. Бутч присел на кровать и взял Кэссиди за руку:

– Что стряслось, брат?

Кэссиди с трудом разжал губы:

– Ничего.

– И все-таки, в чем дело? – Кэссиди попытался отвернуться. – Ты ж меня знаешь, я не отстану.

– Все нормально,

– Все ненормально! Все просто отвратительно! Мне что, весь город на уши поставить, чтоб ты в себя пришел? А?

Кэссиди всxлипнул.

–Ты прав... Все плохо... Все очень-очень плохо. И хорошо уже никогда не будет.

Он разрыдался. Потрясенный Бутч не мог вымолвить ни слова. Потянулся за сигаретой. Он никогда не видел Кэссиди плачущим и совершенно не знал, как себя вести в этой ситуации.

Кэссиди вытер глаза простыней и попросил:

– Пусть принесут пива.

Пил, захлебываясь, зубы стучали о край кружки. Бутч смотрел на него, как смотрят на шкатулку, в которой внезапно обнаруживают двойное дно, а потом спросил:

– Эго все из-за нее?

Кэссиди кивнул.

– Она не хочет спать с тобой?

– Она меня не любит.

– Вот ты чего захотел... А кого она любит?

– Мужа.

– Говорит, что мужа. Репка, Феденька, репка.

Посидели, помолчали.

– Вот что, Кид, я тебе советы давать не стану, сам не знаю, что делать, но делать будем. Если есть один шанс из тысячи, мы его используем. Уточняю: забыть ее ты не хочешь или не можешь, переключиться на кого-нибудь другого – тоже нет. Может, мы ее супруга забудем?

Кэссиди взглянул на него, и Бутч поперхнулся,

– Считай, что не говорил. Тогда – только в штыковую. Но сначала ты должен привести себя в порядок. На кого ты похож?! Стыдно сказать. Ты думаешь, такое убоище можно полюбить? Сегодня же бегать начнешь, курить перестанешь – Димыч тебе тренера найдет, это же просто позорище, до чего себя довел!

Кэссиди покорно кивал,

– А за Алису не беспокойся. Никуда не денется. Тоже мне, бином Ньютона. И не таких видали...

XII

Алиса была в магазине одна, когда увидела подъехавший красный "клио". Из него вышла красивая высокая блондинка в темных очках, словно сошедшая со страниц журнала мод. Такие покупательницы появлялись нечасто, и Алина насторожилась.

Девушка вошла в магазин, огляделась и полушепотом спросила:

– Вы – Алиса?

– Да. А что?

– Мне очень нужно поговорить с вами наедине.

Голос прозвучал так умоляюще, что Алиса не могла отказать. Прошли в конторку, Алиса включила чайник, незнакомка достала длинную тонкую сигарету и, спросив разрешения, закурила. Начать разговор она решилась, только отпив кофе.

– Вы меня, конечно, не знаете. Меня зовут Лена, Лена Васильева, Мы с Кидом раньше были вместе.

– Вы были его девушкой?

– Ну... Не совсем...

– То есть?

– Я не могла быть его девушкой. Это не для таких, как я.

– Это еще почему?

– Понимаете, Алиса, я... профессионалка. – Лена была готова встать и уйти, но Алиса никак не отреагировала, и она продолжила. – Он не может быть с такой, как я. Ему нужен другой человек. Он любит вас.

– Он послал вас в качестве присяжного поверенного?

– Нет, что вы! Он ничего не знает, я прошу вас, не говорите ему, что я была здесь. Я сама пришла.

– С чего бы?

– Я люблю его, Вам, наверное, это покажется странным.

– Нет, почему же, Вы просто относитесь к себе предвзято.

– Это... Это необыкновенный человек, вы его просто не знаете. Он совершенно особенный, совсем не такой, как о нем думают. Он очень одинок.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

Лена пожала плечами.

– Я хочу, чтобы он был счастлив.

– Ценой моего счастья?

– А вы так уж уверены, что счастливы?

– По-вашему, быть счастливой можно только с необыкновенным человеком?

– Что ж, если вы так любите своего мужа, тогда знайте: ему угрожает опасность. Кэссиди не сделает ему ничего, но вы не знаете Бутча. Он ради Кэссиди все наизнанку вывернет

Лена встала, надела очки и уже в дверях обернулась:

– Спасибо, что выслушали меня. Я вам очень завидую.

... Лена была права: в то самое время, когда она говорила с Алисой, Бутч сидел за одним столиком с саксофонистом.

– Ты ведь знаешь, Сережа, зачем я пришел. Мне жаль, что так получилось. Но есть вещи, которые для меня важнее того, сохраню я лицо или нет. Он ведь для меня больше, чем брат. Молчи, Серега, я сам все скажу. И мог бы тебя забыть, и, поверь мне, спал бы спокойно. Но он не хочет этого, и, значит, я тоже не хочу. Но вам надо дать равные шансы – хотя бы так, как я это понимаю. Я не спрашиваю, любишь ли ты ее. Я только проверю, любит ли она тебя. Это очень просто. Ты хороший парень, Серега, и хороший музыкант, я люблю слушать тебя. И пора, чтобы тебя услышали другие. Короче, ты едешь на гастроли. Сегодня. Сейчас. Я так думаю, что для начала – на полгода. А там видно будет. И даже не думай сорваться – ты меня знаешь, я не фраер и в эти игры не играю. За тобой будет присматривать мой человек. Хороший человек, Леночкой зовут. Не знаешь, так узнаешь. Она за тобой сейчас заедет, на красном "рено-клио". Удачных гастролей, Серега...

Бутч одним глотком допил согревшийся коктейль и вышел, ни разу не обернувшись.

XIII

Трудно сказать, на что рассчитывал Бутч, но внешне его проект удался. Кэссиди воспрянул духом, хотя напоминал скорее гальванизированный труп. Занятия с тренером дали себя знать – Кид похудел и неплохо выглядел. В глаза ему Бутч старался не смотреть.

Алиса принимала Кэссиди благосклонно, но дальше прежней культурной программы дело не шло. Сережа давал знать о себе не часто, спираль его гастролей все более и более удалялась от города. Концерты, кстати, проходили с аншлагом. Зато Лена звонила каждый день и подробно докладывала Бутчу обо всем. Каждый раз в конце разговора Бутч спрашивал: "Ты еще не влюбилась?", и каждый раз Лена бросала трубку.

По мнению Бутча, дело шло на лад: внезапный отъезд мужа, с одной стороны, и ухаживания Кэссиди, с другой, должны были дать плоды. Время и терпение! Для Бутча это было сейчас важнее всяких встреч с министрами и самых заманчивых предложений.

Штейнбоков был настроен куда более скептично, но свои сомнения держал при себе. Наступившее затишье внушало ему самые худшие опасения, и небезосновательно. Предчувствия его не обманули.

Июль выдался необычно дождливым. Как-то вечером Бутч, Алина и Штейнбоков играли в преферанс на застекленной веранде. Сквозь плачущее стекло был виден двор, и, случайно бросив взгляд, Бутч расплылся в улыбке: по лужам, накрывшись пиджаком, к подъезду бежали Кэссиди и Алиса. Бутч усмехнулся и мысленно погладил себя по голове. Через несколько мгновений, промокшие и веселые, Алиса и Кэссиди ворвались на веранду.

– Шампанского! – закричал Кэссиди, – У нас сегодня праздник!

– В лесу кто-то сдох? – поинтересовалась Алина.

– Я сдала экзамен по вождению, – улыбнулась Алиса, отбрасывая намокшую прядь со лба.

– Это стоит обмыть, – согласился Бутч. – А на чем ездить будешь, красавица?

– Все учтено могучим ураганом! – Бутч давно не видел Кэссиди таким счастливым. – Я надеюсь, что и ты одобришь мой выбор, а Алиса примет его.

– Ты будь попроще, браток, и люди поймут тебя сами!

– Куда уж проще! – Кэссиди достал из кармана небольшой футляр полированного дерева и открыл его. – Это ключи от ма-аленького симпатичного "порше". Он в гараже – спустимся, посмотрим?

В гараже Алиса подошла к машине, провела ладонью по кожаному верху, прочитала номерной знак: "АЛИСА" и вдруг обняла Кэссиди и крепко поцеловала в губы. Бутч с Алиной зааплодировали.

В тот же вечер Штейнбоков попросил отставки. Свое решение он мотивировал тем, что "хочется посмотреть мир". Побратимы были настолько умиротворены, что предоставили ему бессрочный отпуск с сохранением содержания.

Наутро Бутч распорядился о согласовании встречи с министрами и назначил ее на конец августа. Он, в отличие от Штейнбокова, ничего не предчувствовал. И не только он.

Утро первого августа ничего не предвещало, день прошел в суматохе подготовки к завтрашнему торжеству – собирались праздновать годовщину возвращения. Оживление охватило даже Боярского.

Тактика Бутча приносила свои плоды – робкие надежды Кида окрепли, Алиса смотрела на него с нескрываемым восхищением, а Бутч – с тихой радостью. Алина же строила планы по устройству свадьбы.

В два часа дня из Нью-Йорка позвонила Лена и сообщила, что завтра вечером у Сережи концерт в Карнеги-холле, а билеты распроданы еще позавчера. После паузы она добавила, что они, наверное, не скоро вернутся, так как Сережу пригласили работать в Нью-Орлеан, а она не может его оставить. Привета Кэссиди она на этот раз не передала. Бутч на радостях начал насвистывать нечто бравурное.

Около трех позвонила Алиса – она была еще в магазине, но собиралась выезжать минут через двадцать.

В 15:38 позвонил Иван Антонович. Трубку взял Кэссиди, и по его лицу Бутч понял, что случилась катастрофа. В 15:24, сказал Иван Антонович, Алиса отъехала от магазина и буквально через 300 метров попыталась избежать столкновения с перебегавшей дорогу кошкой, Машина потеряла управление и перевернулась. Ремни безопасности в кабриолете не были пристегнуты. Проезжавшая мимо "скорая" оказала первую помощь и перевезла Алису в армейский госпиталь. Состояние пострадавшей квалифицировалось как тяжелое, в сознание она пока не пришла. Иван Антонович извинился за плохие новости и повесил трубку.

...В госпиталь мчались, как на пожар. Из них троих – Алина тоже решила поехать – Кэссиди выглядел наиболее спокойным и уравновешенным, как смертник, выслушавший суровый, но справедливый приговор. Бутч хорошо понимал, что последует за этим оцепенением, и лихорадочно прокручивал в мозгу варианты. Как выяснилось – напрасно.

Алиса лежала в отдельной палате, и, глядя на нее, нельзя было подумать, что она побывала в автокатастрофе. Глаза были закрыты, лицо необычайно бледно.

Главврач госпиталя взял Кэссиди под руку:

– Крепитесь. Я хочу, чтобы вы знали правду – состояние даже не критическое. Ей осталось не более часа. Увы, даже если бы было время на транспортировку, нет такой клиники, в которой ей смогли бы помочь. Если это вас утешит, знайте: боли она не испытывает.

Бившейся в истерике Алине сделали укол и увели. Побратимы остались в палате, уставленной сложной и уже бесполезной аппаратурой. Бутч не мог смотреть на Кэссиди и сдерживался из последних сил, чтобы самому не разрыдаться. Часы перемалывали последние минуты жизни Алисы.

Кэссиди подошел к распахнутому в парк окну:

– Знаешь, Сан, привилегия Бога – не отнять жизнь, а дать ее... Банально ведь, а мы об этом никогда не задумывались.

За окном раздался смешок:

– Ишь, философ кислых щей нашелся. Ты еще в монахи постригись!

Кэссиди отпрянул от окна и мгновением позже, легко перескочив через подоконник, в комнате оказался навеки, казалось, забытый мужик. На сей раз он был одет вполне цивильно – по левантийской моде – длинная оранжевая футболка, зеленые шорты до колен и пластиковые пляжные шлепанцы. На груди у него болтался кулон с крупным камнем на массивной золотой цепи, В левой руке позвякивал прозрачный кулечек с тремя банками "Туборга". Настроен мужик был иронически и вызванная его появлением немая сцена его немало позабавила:

– Ну, что вы, как неродные? А я-то думал, соскучились...

Кэссиди притянул к себе мужика и тихо, но внятно произнес:

– Пошел вон.

Мужик высвободил майку и, присев на подоконник, откупорил банку пива.

– Зря ты так со мной неласково. Добре, я не злопамятный. Я ведь и помочь могу.

– Ты?! – встрепенулся Бутч.

– А кто ж еще? Девчушка-то, вижу, совсем плоха, тут впору вместо Мендельсона Шопена заказывать?

– Ты язык-то попридержи! – взорвался Кэссиди.

– Я-то попридержу, да вот времени все меньше и меньше. Помочь я помогу, но, чтоб вы знали, – весь заряд перстней на это уйдет. Согласны?

Побратимы переглянулись:

– Согласны!

– Ты языком не ляпай, ты подумай – последствия-то разные бывают.

И Кэссиди сказал:

– Согласны.

– Ну, тогда все тип-топ. Ты возьми ее за одну руку, ты – за другую, а теперь дайте мне свои свободные руки. И не думайте. Ни о чем.

Казалось, ничего не произошло. Только дымящиеся, оплавленные перстни звякнули о пол. Мужик взял Бутча за плечи:

– Пойдем, пивка хлебнем, лясы поточим.

Рука Алисы в ладони Кэссиди медленно порозовела, через мгновение порозовело и лицо. И, не открывая глаз, она спросила:

– Это ты, Сережа?

XII

– Что поделаешь, хлопцы, этика этикой, а испытания – испытаниями. Думаете, легко кошку под авто загнать, а?

Три фигуры примостились на гранитном подножье четвертой, бронзовой. Липкий, как кисель, туман мешался с дымом сигарет.

– Но вы – молодцы! Эва, как за год раскрутились! Размах появился; министры на поклон ездиют! За это надо выпить!

И выпил сам.

– Опять ты нас сделал, козел...

– А ты чего ждал? Рановато вам еще богами становиться – вот и вся этика. Но чегой-то вы паникуете?! Бежать вам сейчас точно не придется, разве что доказать, на что вы сами по себе способны, без безделушек. Разве ж это не по кайфу?!

– Еще как по кайфу!

– Ну, вот и славно, бывайте здоровы, живите богато, а мне пора до дому, до хаты. Может, еще свидимся.

Мужик почти сразу растворился в тумане, только еще пару минут было слышно, как он напевает "Капитан, капитан, улыбнитесь!" Бронзовая статуя парила в тумане так же, как год назад, и было неясно – то ли благословляет, то ли указывает: "Убирайтесь вон!"

В порту ревун деловито кричал на притаившиеся в тумане суда. Город готовился к церемониальной встрече солнца. От постамента тянуло холодом и кладбищем.

По плитам бульвара по-козьи простучали каблучки, и радостный женский голос вскрикнул:

– Я так и знала, Аля, они здесь!

Пришлось встать и отряxнуться.

Начинался новый день.

(надо полагать, еще далеко не конец)

Иерусалим