Текст книги "Пилат"
Автор книги: Александр Лернет-Холенья
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Из Пауля Кольца: Эсхатология иудейской общины во времена Нового Завета[8]8
Paul Volz, S. 184, Verlag J.C.B/Mohr (Paul Siebeck), Tbbingen, 1934.
[Закрыть]
Из сочинений Иосифа Флавия мы видим, что период от первого века от Р.Х. до иудейско-римской войны был временем самого сильного брожения и что как раз при жизни Христа снова и снова возникали мессианские волнения. Как ни верили в мессию, как ни считали, что он почти стоит у дверей, все же «Древности» (ХYII, 45) доказывают: фарисеи пытались вовлечь евнуха Багоаса в тайный заговор против Ирода Великого, пообещав, что он, евнух, будет отцом и благодетелем тех, кто будет провозглашен ими, фарисеями, царем; и этот царь все возьмет под свою власть. Иосиф сообщает, что любимым чтением в его время был Даниил, и он сам очень хвалит книгу пророка Даниила. Согласно книге Иосифа об Иудейской войне (1, 304), Ирод вел тяжелую войну в Галилее против «разбойников», которые в Ваал-Гамоне, возле Генисаретского озера прятались в совершенно недоступных пещерах и отчаянно сопротивлялись поработителям; с полным основанием полагают, что этими «разбойниками» были религиозно настроенные местные племена, мессианские патриоты. Вскоре после смерти Ирода появился иудей, сын Хизкии; как и его отец, он был ярым противником римского господства; он овладел главным городом Галилеи – Циппорой и, как сообщается, стремился занять царский трон («Иудейская война», II, 56, далее «Древности», XVII, 271 и Деяния святых, 5, 37). С другой стороны, Иосиф рассказывает, что в связи с переписью населения этот галилейский иудей, вместе с фарисеем Садоком провоцировал иудеев к отделению; он объявил грехом и позором то, что они платят подати римлянам и кроме Бога признают смертных в качестве своих повелителей; теперь, заявлял он, представился случай обеспечить себе спокойствие, безопасность и, кроме того, – славу. С этими намерениями он учреждает секту, которая не имеет ничего общего с другими сектами («Иудейская война», II,118, см. 11,433 и «Древности» XVIII, 4). Эта секта, согласно «Древностям» XVII, 23, наряду с тремя существующими школами (фарисеев, саддукеев, ессеев) возникает как новая и намерена объединять людей, которые хотят стать свободными и только Бога считают своим царем, и не признают господства одних людей над другими. Следует понимать, что речь идет о зелотах, чья программа гласит: долой римскую власть, уничтожение господства человека над человеком, только один Бог есть царь, пусть господствует Его закон! От остальных зелоты отличаются тем, что не ждут спокойно, когда пробьет час и появится Бог, они хотят сами приблизить этот час, упрекают народ Иудеи за бездействие (XVI 11,5), потому что Бог только тогда будет готов помочь ему, если он сам начнет осуществлять свои решения. В Самарии, во времена Пилата народ подбивал один человек, «который ни во что не ставил ложь» (XVIII, 85). Между тем, «освободители» выступали под маской эсхатологических «проповедников». Под этой маской выступали и многие провокаторы и обманщики, которые под видом божественных посланий и побуждений, распространяли призывы к преобразованиям и восстаниям и подталкивали народ к безумию, так что многие бежали с ними в пустыню, чтобы там увидеть воочию чудесные знаки скорого освобождения. («Иудейская война», II, 259 и «Древности», XX, 167). То, что римские наместники были вынуждены выступать против нарушителей спокойствия, доказывает, что народ слушал этих проповедников и что их призыв был направлен непосредственно против римского господства. А то, что иудеев сильнее всего побуждало к войне, было, согласно Иосифу, («Иудейская война», VI, 312) двусмысленное указание оракула, найденное им в Писаниях, что именно в это время один из них получит мировое господство. В начале восстания появляется галилеянин по имени Менаим, сын раннее названного иудея и внук Хизкия; он въезжает в Иерусалим как царь, но его убивают («Иудейская война», II, 433; в конце Менаим появляется среди других пророков, и его имя становится одним из имен мессии). Во время самой осады Иерусалима иудеи всегда думали, что помощь вот-вот придет, и свирепые вожди военной партии засылали пророков в народ, чтобы держать его в опьянении своей веры и надежды («Иудейская война», VI, 286). И этот мессианский военный фанатизм в конце концов вверг Иерусалим и храм в пламя разрушения.
Из «иудейского лексикона», обоснованного д-ром Георгом Герлицем и д-ром Бруно Киршнером.[9]9
Dr. Georg Herlitz und Dr. Bruno Kischner, Bd.IV/1, S. 131 ff., Jbd. Verlag, Berlin 1930.
[Закрыть]
А
МЕССИЯ. Вера в мессию имеет двойной смысл, относящийся как к изображению иудейского будущего, так и к прошлому состоянию человечества. Мессия (на ивр. «машиах») означает помазанник (отсюда греческое «Христос») и первоначально было обозначением Израильского царя; но так же называли священника высокого ранга. Исайя – превратный толкователь – называет Кира помазанником Божьим, и в псалме 105,15 указаны помазанники Божьи наряду с его проповедниками, как находящиеся под особой защитой Бога.
Там же появляется «мессия» как родовое обозначение поставленного Богом властителя народа, светского или священнического, или, как в случае с Киром, того, кто должен, как инструмент Бога, спасти народ, и кроме того, как обозначение языческого царя. Кроме этих представлений о мессии, было и другое, которое со времен древних пророков стало обозначением глубокой религиозной надежды. По этому представлению, мессия является образом идеального царя из рода Давида (Машиах бен-Давид). Романтический взгляд в прошлое, на величайшего национального вождя, который объединил Израиль, поднял его до величайшего могущества, совершал победоносные походы, мягко и справедливо управлял своим народом, – этот взгляд объединился со страстной верой в то, что такое время национального величия когда-либо снова придет на смену всем тяготам вражеского угнетения, всей грязи грехов и пороков; и в той степени, в какой подобные религиозно-национальные надежды вплетены в первоначальную и универсальную широту в библейской религии, вера в мессию стала выражением набожности, обращенной ко всему человечеству. Со времен пророков она в течение всей израильско-иудаистской истории образует одну из важнейших частей религиозной убежденности. Маймонид включил эту веру (как двенадцатую) в свои тринадцать заповедей; сильнейшие потрясения, которые все еврейство когда-либо пережило, нашли свой выход. Христианство в основном зиждется на этих заповедях; и когда эмансипированное еврейство стремилось преобразовать очень старое учение раввинов в либеральное, то традиционные формы мессианской веры изменились; однако, из его «сущности» по-прежнему пытались сделать одну из важнейших опор нового учения. Во всяком случае, Хиллель со своим толкованием пророчеств мессии, обращаясь к уже явленной личности, а именно Иудейскому царю Хизкию, не создает новой школы.
Следует обратить внимание на историю мессианской веры в той ее части, которая составляет преимущественно частный иудейский или общечеловеческий элемент, далее – на характер самого образа, в котором заменяются до сих пор существовавшие человечески-земные качества на сверхсознательно-космические; и, наконец, на «царство», еме хамашиах, «дни мессии», к которым она, вера, должна привести. Идеалом Исайи является царь, который будет управлять своим народом в духе мудрости и разума, совета крепости, ведения и благочестия; под господством такого царя никакая война не будет больше терзать народы, поэтому будет разрушено военное снаряжение, которое следует перековать на несущие культуру орудия. Кровожадные звери, львы, волки и медведи изменят свою природу, и на эту землю снова придет тот уровень райской невинности и благожелательности, при котором никто не будет плохо поступать; тогда перед мудрой справедливостью мессианского царя преклонятся все страны. Та же мысль высказана у Иссаи 2,1–4, где служба мессии, приводящая все нации к истинной гармонии, перенесена на самого Бога. Напротив, излюбленное истолкование мессии христианской церковью по Матфею 1, 23 – «Эммануэль» (Спаситель) – вводит в заблуждение. В нем все меньшее место занимают пророчества «отпрыска Давида» Иеремии и Иезекииля, чтобы в пророчествах Хаггия и Захария времен после изгнания сжаться до значительно ограниченной веры, так что Зоровавель, этот отпрыск рода Давидова будет снова возводить храм.
Однако полный мессианский энтузиазм выявляется из мудрых высказываний превратного толкователя Исаии прежде всего в прозрачнейшем возврате к охватившей человечество задаче спасения. Здесь не разрешена проблема, является ли раб Божий (Евед Яве) индивидуальной личностью, или это идеальный Израиль; в каждом случае он является носителем и центральным моментом царства Божия, которое должно осуществиться; царства Божия, которое, охватывая все человечество в общем признании и вымаливании единственного Бога, наполнит земную жизнь высшим смыслом.
На исходе библейской письменности в значительной части апокрифической и псевдоэпиграфической литературы, – и почти полностью в Мишне – мессию, как ясно и остро обрисованный персональный центральный образ, обходят молчанием. Насколько сильна даже здесь действенность этого образа, показывает роль, которую он играет в известных литературных источниках. Важность исцеляющей миссии этого образа, как само собой разумеется, везде определяется самим характером этих книг – национальным или универсальным. Именно здесь особенно сильно колеблется само понимание природы миссии – от чисто земной до трансцедентальной. Как «Сын человеческий» он в красочных речах Ксенокса является небесной сущностью до сотворения мира, сущностью, которая появилась уже до солнца и животного мира, и поэтому «в конце дней» эта сущность не рождается, а обнаруживает себя видимым явлением. Соответственно поэтому часто описывается ее (сущности) воздействие на полностью преображенный видимый земной мир. Что «Сын человеческий» избавляет прежде всего Израиль от всех угнетателей, это ясно; и так как вводится в действие страдающий Израиль с общиной справедливых, то мессия является обещанным царем мира и справедливости. Так как даже в этой национальной ограниченности мессия является более носителем политического блеска, чем посланным Богом царем законопослушного и религиозно преобразованного народа, провозвестником совершенно новой человеческой общности. Поэтому остается только один шаг, чтобы его деятельность соединить со Страшным судом; это совершенно естественно распространяется на ангелов и духов. Окончательное состояние мира, о котором говорит пришествие мессии, включает также позитивно справедливый новый порядок всех земных отношений; таким образом мессианский носитель исцеления становится светом народов и надеждой удрученных сердцем. То, что он при всем при том остается подчиненным Бога, хотя он безгрешен и отражает световой блеск божественного великолепия, является в иудейской теологии само собой разумеющимся.
Существенно новых черт к этому образу мессии описание в Талмуде не добавило. Однако его изображение украсило яркое представление народа о том, как он въехал в Иерусалим на осле. Важнее то, что мессии бен-Иосифу предшествует мессия бен-Давид. Он собирает рассеянных детей Израиля и воздвигает в освобожденном от врагов Иерусалиме старую храмовую службу. К последней решающей битве подходят к городу небожеские силы Армилус или Гог и Магог, которыми Израиль был повержен; мессию бен-Иосифа убивают, а его тело лежит непогребенным на улицах Иерусалима. В другом сообщении говорится, что бен-Иосиф поднялся на небо и останется там у святых патриархов до тех пор, пока не появится мессия бен-Давид и не принесет окончательную победу.
Б
Мессианские движения – религиозно окрашенные и направленные на формирование будущего – подавляемые и осуждаемые попытки угнетенного иудейского народа вернуть себе независимость, либо, возможно, снова завоевать Палестину и опять восстановить Храм. Эти движения были тесно сплетены с верой в ожидаемый «конец света» (Acharit hajamim), приход избавителя, мессии, деятельность которого должна происходить по плану, описанному в предсказаниях пророков и видениях Даниила и, возможно, в других эсхатологических источниках. Имевшееся во все времена стремление к национальному освобождению сконцентрировалось в мессианское движение, когда нашлись люди, так называемые псевдомессии, которые сумели внушить окружающим веру в свое мессианское призвание. Эти фальшивые мессии были либо мечтателями, либо фанатиками, требовавшими от народа усиления религиозной практики (именно: раскаянья и постов), и тем самым хотели получить у Бога спасение, либо это были верующие люди действия, которые с оружием в руках намеревались освободить Израиль; иногда это были легкомысленные авантюристы. Народ считал их вершителями чудес, которые полагалось совершать мессии.
Иосиф Флавий сообщает о мощном мессианском движении, которое возникло после смерти Агриппы I и превращения Иудеи в римскую провинцию. Псевдомессия Тов-Адония попытался расколоть Иорданию и тем самым доказать свое предназначение быть Спасителем. Он и его сторонники были уничтожены римскими гарнизонными войсками. За ним последовал второй Спаситель, так называемый «египетский пророк», который собрал вокруг себя 30000 верующих и хотел расколоть Масличную гору, согласно пророчеству Захария (Зах. 14,4). Его сторонники (около 50) были рассеяны, сам он сбежал. Мощным мессианским движением была борьба зелотов за свое освобождение, предводителя которых Менахема его сторонники считали мессией. Упоминания об этом имеются еще в Талмуде. Не менее мощным было мессианское движение Бара Кохбы. Последнего как мессию приветствовал Равва Акиба.
В Галааде мессианские движения тоже не были редкостью, однако в истории остались лишь некоторые, например движение Мозеса с Крита (в первой половине пятого века). Он хотел переправить иудеев этого острова через Средиземное море в Палестину. При этом многие бросились в море и утонули. Позднее мессианское движение возникло в завоеванных арабами странах Передней и Центральной Азии. Во время смут в Арабском халифате в последних десятилетиях седьмого века портной и пророк Абу-Иса Исфахани попытался поднять восстание против арабов, попал в плен и был казнен. Но его сторонники, часть которых сплотилась вокруг его ученика Джудгана, не поверили в смерть своего предводителя и ожидали его возвращения – уже как мессии. Несколько позже появился (кажется, в Сирии) новый псевдомессия по имени Шарини или Серенус, который хотел вытеснить магометан из Палестины и тем самым завоевал большой авторитет. Побежденный законопослушными иудеями, он хотел отменить многие законы Талмуда – например, запреты на определенную пищу, – чтобы отомстить официальному иудейству. Однако до использования оружия дело, по-видимому, не дошло. Шарини схватили и привели к халифу Язиду, которому он сказал, что хотел одурачить иудеев. Халиф передал его легитимным властям иудеев для наказания.
Во времена крестовых походов в Европе и на Востоке царило всеобщее мессианское настроение. Появилось много мессий, имена которых остались неизвестными, и среди них один из Йемена (1172), о котором говорит Маймонид в известном послании (Iggeret Teman). После повторного завоевания Иерусалима сарацинами (1187) и неудавшегося третьего Крестового похода мессианское движение распространилось по Европе. С 1211 года многие иудейские ученые (около 300) переселились из Англии, Северной и Южной Франции в Палестину. Преследования папы Иннокентия III, особенно лютеранский собор 1215, усилили мессианские настроения; великое монгольское переселение народов означало для иудеев начало освобождения. В 1235 году, по некоторым сведениям, все пражские иудеи ушли из города, чтобы пробиться в Палестину. С распространением каббалистической мистики выросло число фанатиков, объявивших себя мессиями. Во второй половине тринадцатого века объявил себя мессией Абрахам Абулафия, за которым последовало много других каббалистов. После изгнания иудеев из Испании немецкий иудей Ашер Лемляйн в Истрии объявил себя мессией и требовал от своих сторонников, среди которых было много раввинов, поститься и каяться в качестве предварительного условия для спасения (около 1502 года). К мессианскому движению следует отнести также появление Давида Ройбиниса и Соломона Молхоса. Последний приписывал своей персоне значимость мессии. Позднее считались мессиями (протомессиями, «Машиах бен-Иосиф»), известные каббалисты Исаак Лурье и Хаим Витал Калабрезе (вторая половина шестнадцатого века). Последним и наиболее стойким мессианским движением было движение Саббатая Цеви во второй половине семнадцатого века. Остатками этого движения можно считать также новейший кассидизм. Современное сионистское движение и его непосредственный предшественник движение Шибата Сиона родственны по своей политической цели – Палестина для иудейского народа; но эти движения не имеют религиозного элемета в своей основе и для осуществления своей цели используют экономические, политические и пропагандистские средства; поэтому сионизм называют также «секуляризированным мессианизмом».
Из истории еврейского народа С. Дубнова[10]10
С. Дубнов. Древнейшая история еврейского народа. Берлин, 1925.
[Закрыть]
А
НАРОДНЫЕ ВОЛНЕНИЯ ПРИ ПИЛАТЕ
Печальную память в народе оставил по себе назначенный после Грата прокуратором Понтий Пилат (26–36). Это был человек «непреклонного характера и беспощадной жестокости» (как его аттестует современник, известный философ Филон Александрийский). «Лихоимство, хищения, насильственные действия, оскорбительное обращение с людьми, произвол, казни без суда» – таковы характерные черты управления Пилата. Ему доставляло удовольствие издеваться над священными для иудеев обычаями и врываться в сферу их внутренней жизни.
Прежние прокураторы, считаясь с обычаями иудеев, наблюдали за тем, чтобы при прохождении римских войск по улицам Иерусалима не носили знамен с изображением императора. Публичное ношение таких знамен-хоругвей имело характер «почитания изображений», запрещенного иудейским законом. Само нахождение в священном городе изображений, символизирующих полурелигиозный «культ кесаря», было противно иудейскому абсолютному культу Бога. Но Пилату была чужда эта слабость – щадить религиозное чувство народа, и он однажды послал из Кесарии в Иерусалим отряд войска с изображением императора на знаменах. Сделано было это ночью, во избежание демонстраций. Когда жители об этом узнали, они пришли в ужас. Толпа иерусалимцев отправилась в Кесарию, и в течение пяти дней окружала дом Пилата, умоляя убрать знамена из столицы. Пилат не соглашался, говоря, что удаление знамен было бы равносильно оскорблению императора. Так как толпа продолжала настаивать на своем требовании, Пилат прибег к угрозе. Он заманил просителей на ипподром, оцепленный войском, и грозил перерезать их, если они не подчинятся его решению. Бурные протесты со стороны иудеев были ответом на эту угрозу. Когда римские солдаты готовы были уже броситься на безоружных иудеев, последние легли на землю и, обнажив свои шеи, объявили, что готовы скорее умереть, чем примириться с осквернением священного города. Изумленный стойкостью иудеев, Пилат принужден был уступить. Он велел убрать императорские знамена из Иерусалима и отвезти их обратно в Кесарию.
Спустя некоторое время, Пилат снова сделал попытку утвердить культ кесаря в Иерусалиме. В бывшем дворце Ирода, где жили прокураторы во время своих приездов в Иерусалим, он поместил золотые щиты с вырезанным на них именем императора. Сделал он это, как писал современник, «не столько для оказания чести Тиверию, сколько для причинения неприятности народу». Представители иерусалимского общества просили Пилата об удалении щитов. Получив отказ, они пожаловались на Пилата императору. Тиверий, не желая раздражать иудеев, приказал Пилату убрать щиты из дворца Ирода и поместить их в кесарийском языческом храме имени Августа.
Печальные последствия имело другое столкновение иудеев с неугомонным прокуратором. Пилат задумал провести воду в Иерусалим из ключей, находившихся далеко за городом. Деньги на это дорогое сооружение он самовольно взял из казнохранилища иерусалимского храма. Это вторжение в дела городского управления вызвало протесты. Когда Пилат, во время сооружения водопровода, прибыл в Иерусалим, его встретили громкими требованиями о приостановке работ, причем из толпы раздавались бранные восклицания по адресу прокуратора. Тогда Пилат тайно приказал своим солдатам переодеться в гражданское платье и, смешавшись с шумящей толпой иудеев, бить их спрятанными под одеждой дубинками. По условленному знаку солдаты бросились на безоружную толпу. Много было избитых и даже убитых. Противодействие народа было сломлено, но ненависть к прокуратору еще усилилась.
Пилату суждено было наложить свою кровавую печать еще на одно внутренне движение в еврействе: позорная римская казнь (распятие), которой он подверг основателя христианства, имела целью также «водворение порядка и спокойствия» в беспокойной провинции.
Наконец Пилат поплатился за свои жестокости при столкновении с самаритянами. Какой-то лжепророк убедил легковерных самаритян, что на вершине священной для них горы Гаризим зарыты со времен Моисея сосуды легендарного древнеизраильского храма – скинии. Вооруженная толпа самаритян собралась в деревне у подножья Гаризим, близ Сихема, с целью взойти на гору и узреть священные реликвии. Подозревая здесь приготовления к мятежу, Пилат выслал против самаритян отряд солдат, которые рассеяли толпу, причем некоторых убили, а других арестовали. Из арестованных Пилат велел казнить наиболее влиятельных людей. Об этой жестокой расправе самаритяне довели до сведения главного наместника Сирии, Вителлия. Вителлий приказал Пилату отправиться в Рим, чтобы дать ответ перед императором относительно возбужденных против него обвинений (36). Больше Пилат уже в Иудею не возвращался.
Б
ИЕШУА ИЗ НАЗАРЕТА
Среди тех чаявших спасения, которые приходили из Галилеи к Иоанну с целью принять от него крещение в Иордане, был молодой человек из галилейского городка Назарета (Nazereth), по имени Иешуа или Исус (греческая форма этого имени). Он был сыном плотника Иосифа и его жены Мариам (Мария), родившей его, согласно преданию, когда она еще была обрученною невестою Иосифа. С его детскими годами совпало народное восстание, поднятое Иудою Галилеянином по поводу римской переписи населения. Еще свежи были в памяти галилеян предшествовавшие этому восстанию смуты после смерти Ирода I, когда римские легионы Вара сожгли главное гнездо иудейских инсургентов Циппору, близ родного городка Исуса, и распяли на крестах тысячи патриотов. Галилея вообще издавна служила очагом революционных движений. Политические движения метрополии вызывали на этой окраине особенно болезненные судороги. Но вместе с тем именно здесь впервые зародилась реакция и против политической борьбы с Римом, и против строгой дисциплины государственной религии, установленной фарисеями ради ограждения национальной самобытности. Жители Галилеи стояли в культурном отношении ниже жителей Иудеи, т. е. Иерусалимского округа. Нравы в Галилее были проще, образованных книжных людей меньше; преобладало простонародье – земледельцы, рыбаки, ремесленники. Энергичный политический агитатор мог легко увлечь эту простодушную массу на путь самоотверженной революционной борьбы, но с таким же успехом мог действовать на нее агитатор-мистик, религиозный проповедник, доказывающий ненужность политической борьбы и отвлекающий в сторону «Царства Небесного». Среди простолюдинов Галилеи, так называемых «людей земли» («ам-гаарец»), к которым ученые фарисеи относились свысока, замечалось сильное тяготение к тем смутным мессианским верованиям, которые распространялись странствующими проповедниками в духе таких произведений апокрифической литературы, как «Книга Эноха» или «Завещания Патриархов». В этой среде, колебавшейся между политическим и религиозным мессианством, провел свою юность основатель христианства.
Из евангельских писаний трудно извлечь какие-либо сведения о воспитании и юности Исуса. Надо полагать, что он воспитывался в галилейском, а не в иерусалимском духе. Ему не было чуждо устное учение «книжников и фарисеев», но оно было ему не по сердцу. Рано пробудился в Исусе протест непосредственной веры против религиозного формализма. Рано его душою овладел мистический экстаз, который привел его в ряды поклонников Иоанна Крестителя. Все, что творилось кругом, убеждало Исуса в том, что истина говорит устами проповедника, возвещающего близость «Царства Небесного». Эта проповедь, запечатленная мученическою смертью Иоанна, получила как бы санкцию свыше. «Предтеча» говорил, что царство Божие приближается, – значит, за ним должен прийти человек, призванный возвестить наступление этого царства. И действительно, тотчас после смерти Иоанна, Исус выступает в Галилее с новым девизом: «Исполнилось время и приблизилось Царство Божие; покайтесь и веруйте в благую весть!» Скоро он расширил рамки своей проповеди и изменил приемы ее. К пустыннику Иоанну шел народ; Исус, чуждый отшельничества, охваченный желанием обновлять души людей своим откровением, шел к народу. Он ходил по синагогам Галилеи и проповедовал новое учение, противопоставляя официальной религиозности простую религию сердца, выражающуюся в общении с «Отцом Небесным» и в добрых делах. В Назарете к нему относились недоверчиво и иронически говорили: откуда все это у сына плотника, всем нам известного? Исус решил, что «нельзя быть пророком на своей родине»; он оставил родной город и мудрствующих горожан и пошел по окрестным селениям, где жили простолюдины, более доверчивые и более восприимчивые к «слову Божию». Но в простонародье мог иметь успех только тот вероучитель, который предварительно приобрел репутацию «святого мужа»; такой человек должен был творить те «чудеса», к которым издавна приучили массы святые мужи из ессеев: лечить от телесных и душевных болезней, силою «слова» или психического внушения возвращать сознание умалишенным («изгнание бесов»), зрение слепым и т. п. По этому пути пошел и Исус, экзальтированная натура которого вполне соответствовала двойной роли вероучителя-чудотворца, умеющего покорять умы и проповедью и психическим внушением. Простодушные галилейские поселяне, привыкшие видеть высокомерное к себе отношение со стороны знатных и «книжников», почувствовали в речах и обращении Исуса что-то близкое их сердцу. Они услышали от него слово протеста против гордой родовой и умственной аристократии; Исус говорил, что богатым, пользующимся всеми благами земли, трудно будет проникнуть в «Царство Небесное». Этот социальный элемент проповеди Исуса привлек к нему немало приверженцев из бедного населения Галилеи. За ним пошла группа рыбаков с берегов Генисаретского озера, и некоторые из них сделались его ближайшими учениками (позднейший апостол Симон-Петр и другие).
Это происходило в Галилее во время управления Ирода Антипы, вскоре после казни Иоанна Крестителя. Так как Исус не обличал правителя и вообще не затрагивал политических вопросов, то тетрарх не имел основания его преследовать. Могло возникнуть только опасение, что новый пророк, получивший крещение от казненного Иоанна, не ограничится религиозною проповедью, что популярный «чудотворец» и друг бедного люда будет невольно втянут в политическое движение. Тетрарх следил за ходом пропаганды, но Исус избегал встречаться с ним. Им пришлось столкнуться уже вне Галилеи, в Иерусалиме.
Успех проповеди в Галилее побудил Исуса и его учеников идти в Иерусалим, на словесный штурм цитадели официального иудаизма. Здесь становились чаще и острее столкновения нового вероучителя с законоучителями-фарисеями и священниками из саддукейской аристократии. В столице, терроризованной управлением Понтия Пилата, в вихре политических и религиозных страстей новое учение должно было еще резче определиться, как антитезис старому. Благоговение последователей и преследования врагов толкнули Исуса на путь прямого мессианства. Под давлением и сторонников и противников экзальтированная натура Исуса совершила обычную для мистика эволюцию. Если в начале своей деятельности он смотрел на себя как на проповедника, глашатая «благой вести» о наступающем Царстве Божием, – то теперь, в раскаленной атмосфере идейной борьбы, грозившей мученичеством, в нем стало крепнуть убеждение, что он сам есть тот сверхчеловек, посланник Бога, который призван утвердить владычество Божие на земле. Из Галилеи шли вести о Исусе-пророке и чудотворце, а в Иерусалиме слышались зажигательные слова: «мессия», «сын Божий», «царь иудейский» (в мистическом смысле); эти слова падали как искры в порох, насыщавший иерусалимскую атмосферу, и имели роковое влияние на судьбу нового вероучителя. Титул «мессия» возбуждал тревогу в иудейских официальных сферах, а титул «царь иудейский» – в кругу римских властей. Нашлись доносчики из людей близких к Исусу (легенда называет предателем одного из его учеников, Иуду Искариота), которые донесли властям о новоявленном пророке, волнующем народ своими речами и «чудесами»; некоторые передали слышанные от Исуса слова, что он может разрушить иерусалимский храм и в три дня отстроить его, т. е. поставить «нерукотворный» духовный храм на место каменного. На основании всех этих донесений Исус был предан суду.
По преданию, повторенному в трех Евангелиях, призванный на суд Исус дал утвердительный ответ иерусалимскому Синедриону на вопрос его председателя-первосвященника, считает ли он себя мессией, Христом, а прокуратору Пилату – на вопрос, признает ли он себя «царем иудейским». Прокуратор отослал Исуса, как галилеянина, на суд к его государю Ироду-Антипе, находящемуся тогда в Иерусалиме; но тетрарх, видевший в Исусе только чудака, вернул его для расправы Пилату. Судьба вероучителя была решена под влиянием двойного страха: иерусалимский Синедрион осудил Исуса как лжепророка или богохульника («мегадеф»), назвавшего себя мессией и «Сыном Божьим», а римский наместник велел казнить его как мнимого «царя иудейского», из опасения политической смуты. Что последний мотив оказался решающим, видно из предания, что на кресте, где был распят Христос, исполнявшие приговор римские солдаты начертали слова: «царь иудейский» (Rex Judaeorum), в насмешку над осужденным или для указания вины, за которую он осужден, – о чем также сохранилось предание у всех евангелистов.
То, что рассказывают евангелисты о намерении Пилата «наказать и отпустить Исуса» и о требовании казни его только со стороны «первосвященников и народа», носит на себе явную печать тенденциозности, вызванной позднейшим озлоблением сектантов-христиан против правоверных иудеев. Жестокости Пилата по отношению к подвластному населению Иудеи вообще не дают основания считать его мягким в данном случае. Если по одному подозрению в политическом замысле он велел казнить старейшин самаритянских, допустивших наивное паломничество на гору Гаризим, то тем менее он мог проявить снисходительность в деле Исуса. Казнь совершилась за городской чертою Иерусалима, в местности, именуемой Голгофа (Gulgolet), место погребения черепов, лобное место, около 35 года хр. эры.