Текст книги "До Эльдорадо и обратно"

Автор книги: Александр Кузьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

И что вы себе думаете? Получили мы из ЦБ свой «аленький цветочек»! А сладкоголосую сирену я вскоре отправил в Париж за счёт заведения. Так что и её мечта сбылась.

Эпизод третий. Подпольщики

«Строгий секрет. Государственная тайна… кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать!»

Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-Бей

Полгода пролетели в радостных заботах по выдавливанию соков из государевых денег. За это время разгон инфляции достиг таких масштабов, что можно было и в самом деле начать кредитовать оборонку. Рубли так стремительно превращались в пыль, что вернуть займ ЦБ не представляло труда, а пыль от рублей можно было заводам и подарить, чтоб не плакали о возврате. (Как и обещал отец, эмир помер).

В результате я стал уважаемым членом общества. Мне даже после произнесения тоста: «Во славу русского оружия!» позволялось пить не до дна. Чудо-богатыри делали скидку на мой малый вес. «Ладно, отстаньте от него, ему ещё деньги считать!» – говорил Святогор – предсовета. Надо отдать ему должное – лучшего начальника за всю жизнь я не встречал.

Он простил мне даже отсутствие на рабочем месте в переломный момент истории – 19 августа 1991 года – и не оказание помощи ГКЧП. Сам-то он издал приказ всемерно поддерживать это начинание. Вы не поверите (потому что никто не верит), но в это время я отдыхал с семьей в Форосе (местечко выбрал, а?), поэтому всё судьбоносное пропустил вместе с Горбачёвым.

Как-то, по-моему, в ноябре 1991 года, звонит Святогор мне в кабинет.

Да-да, теперь у меня был собственный кабинет! Раскинулся он на месте бывшего склада (для швабр, половых тряпок и пр.), отбитого у заведующего этим складом в честной аппаратной борьбе. (А завскладом-то, чистая душа, при нашем первом разговоре нагло заявлял, что ноги моей не будет на его родовой территории).

Для оценки достигнутого мною положения в обществе, нужно отметить, что звонил он по «вертушке». «Вертушка» ‒ это телефон правительственной связи. Наличие его у меня было предметом моей гордости, поскольку «вертушку» ставили только номенклатурным людям, в качестве знака отличия ‒ нечто вроде генеральских погон. Предполагалось, что значительным персонам для обсуждения важных государственных вопросов требуется особая связь. Однако, к моему удивлению, 99% звонков сводились к просьбам решить бытовые проблемы. Первый, как сейчас помню, был звонок замминистра, просившего купить ему топор.

− Зайди-ка в заднюю комнату, к министру.

Вылезаю из-за стола и бегу, верхним чутьём (отцовская школа) предчувствуя поживу.

Кстати, стол у меня появился – классный! Я его в качестве контрибуции на подписании завскладом безоговорочной капитуляции взял. Правда, зелёное сукно на столешнице в одном углу мыши обгрызли, да я это место Законом о банках и банковской деятельности прикрыл – солидно получилось.

Прибегаю, в задней комнате гуляют крепкие парни. Все мне знакомые, кроме одного. Ростом он пониже меня, зато в ширину – как мой любимый начальник. Толщина, впрочем, не уступает ширине.

‒ Знакомьтесь, это наш банкир, Шурик. А это зампред ЦБ В-ан В-ыч.

Представил нас министр и продолжил прерванный, видимо, разговор:

‒ Вот ты, В-ан, наш друг, а ничего для нашего банка не сделал.

‒ Как не сделал? А кредит кто выделял?

‒ Так это когда было!

‒ К тому же я вашего Шурика не знаю, может ему доверять нельзя.

‒ Так познакомься!

Тут присутствующие гаркнули про славу разделяющихся боеголовок и выпили. Все – до дна, только я, пользуясь индульгенцией, половину. В-ан посмотрел на мой стакан неодобрительно:

‒ А он-то у вас не коммунист!

‒ А мы его примем!

‒ А когда?

‒ А сейчас!

Надо напомнить, что за окном – ноябрь 1991-го, нерушимый союз коммунистов и беспартийных рухнул, подняв вверх кучу пыли, новой номенклатуры и бандитов, а секретарь Свердловского обкома КПСС запретил деятельность своей родной партии.

‒ И как же это вы его примете?

‒ Незамысловато – вот как. Нас тут трое, не считая тебя, значит по уставу первичная ячейка уже в наличии. Можем принимать новых сообщников, голосуем! Единогласно!

‒ А испытательный срок? Срок нужен.

‒ Срок он и без нас получит. А вот ты устав родной партии плоховато разучил.

‒ Чёй-то?

‒ Той-то. В условиях подполья испытательный срок не нужен.

‒ Ишь, ты! И то правда!

‒ То-то! Бери бумагу, Сашок, пиши заявление в партию большевиков.

‒ Не-е, пусть он сначала водку допьёт, а то я в его искренности сомневаюсь.

Я допил, потом написал, потом – не помню. А по партийному стажу я сейчас уже ветеран, с опытом работы в подполье.

Эпизод четвёртый. Кооператив «Счастье банкира» и живое творчество масс

«Хотели, как лучше, а получилось как всегда».

В. С. Черномырдин

Пока я сидел в подполье на партийной работе, ухвативший власть за демократическую бороду отечественный бизнес не стоял на месте. Борьба с прежним «прижимом», как выражался М. Шолохов, принимала, как это помягче, причудливые формы.

Нашёлся уральский умелец, вычитавший в условиях выпуска ещё сталинских облигаций госзайма, что физическое лицо, собравшее бумажек больше определённой (не помню какой) суммы имеет право предъявить их к оплате без очереди и в безусловном прядке. Так этот Данила-мастер, раскинув невод по всему Уралу, укомплектовал финансовыми «мёртвыми душами» мешков десять и прибыл в Минфин, в кассу. Впечатление от его появления хорошо иллюстрирует шедевр Брюллова «Последний день Помпеи». За неимением средств к оплате, Минфином были предложены переговоры, в ходе которых уральский мастер выменял мешки на лицензию финансовой биржи – получил-таки свой каменный цветок.

Тем временем в ЦБ было прислано новое руководство из числа предавших ГКЧП чекистов. Поскольку горячее сердце не дружило с холодной головой, чистые руки месяца через два развалили всю систему расчётов. Платёжные документы (компьютерной сети в ЦБ не существовало) заполнили помещения ЦБ, как, по уверениям Советских газет, зерно заполняло закрома Родины. Даже в приёмную начальника проникли ушлые мешки с платежками.

Не умея обращаться с межбанковскими расчётами и не доверяя им, бравые офицеры предложили банкам рассчитываться между собой чеками с гордым названием «Россия».

Вообще недоверие к бухгалтерскому учёту и, в частности, к отражению средств накопления и платежа в балансе, характерно для органов. Уже много лет спустя дотошная прокурорша всё добивалась от меня: куда я дел средства клиента – предприятия с громкой оборонной славой. Ответ, что все деньги – на депозитном счету, её не устраивал. Страж законности искренне считала, что они, аккуратно сложенные в чемодан, закопаны где-то поблизости.

Так вот. Чеки-то выпустили, а как их учитывать, не прикинули. Говорю же, бухучёту не доверяли. В результате, банкиры – ум, честь и совесть возрождённой России – явочным порядком установили свои правила. Состояли они в следующем. Далее читайте внимательно − здесь закопана собака Баскервилей.

Банк, пославший средства, списывал их со счёта только по получении письменного подтверждения прибытия чека с гордым именем в банк-контрагент. (Последнее слово особенно нравилось новому руководству ЦБ – навевало воспоминания о молодости).

А банк-контрагент зачислял эти средства себе на счёт, под легендой – «деньги в пути» сразу, как только получал по телефону известие об отправке чека из Жуликобанка. Таким образом, те, кто умеет считать, поймут, что на просторах нашей Родины родилась новая денежная масса в размере посланных средств. Говоря по-научному, два ума без чести и совести осуществили эмиссию рублей, перехватив эту тяжёлую ношу у Центрального Банка. Оп ля! Можно пускать возникшие по мановению авторучек фей от финансов денежки в оборот.

Отдельные таланты довели этот процесс до совершенства, добавив, как говорится, штрихи мастера к портрету. Чеки посылались не абы кому, а своему собственному филиалу, срочно открытому где-нибудь вблизи Чукотки.

Заметив, правда не сразу, смелый почин стахановцев от финансов и не в силах хоть что-то придумать по поводу его обуздания (расстрелы на время вышли из моды) или, на худой конец, налаживания нормальных расчётов, руководство ЦБ постановило извлечь коммерческую выгоду из ситуации.

Чеки были запрещены, а вместо них появился кооператив, получивший в банковских кругах кодовое имя «Счастье банкира». Кооператив по справедливой цене занимался спасением платёжек вашего банка, затерянных в бесконечном море мешков. После обнаружения, за отдельную плату, можно было их и исполнить.

Так что практически всю премию за стахановско-эмиссионный почин пришлось отдать доблестным наладчикам расчётов.

Эпизод пятый. Схватка за счёт

«Доброе утро! Если оно вообще доброе».

Ослик Иа-Иа

Бухгалтерия банка всю плешь мне проела: надо, мол, клиентов привлекать на обслуживание, а вы (к тому времени я уже был «вы» всё пьёте с руководством, а потом по Минфинам да Цетробанкам шляетесь.

Да шляюсь, признаю, но ведь не без успеха! Вот на днях выделенная нам из запасов Минфина сотрудница вместе с моим доблестным заместителем под моим чутким руководством (с безопасного расстояния) так замминистра финансов в лифте прижали, что он враз всё необходимое подписал.

Однако «бухини» не отставали: выложи да подай им новых клиентов с гарниром из расчётных счетов. Делать нечего. Наметил я, как мне казалось, цель попроще – родную alma mater, вуз, где мне в голову вбивали законы природы.

Направляю туда свои блудные стопы, и что узнаю? Оказывается, мой родной дом уже вовсю окучивает известный бизнесмен, будущий сиделец за демократию. При этом, пытаясь соблазнить невинные учёные души, врёт безбожно про какое-то обладающее демонической силой межбанковское объединение, которое он вот-вот родит.

Незадолго до этого этот видный демократ провернул аферу с выпуском акций, по которым не то что дивиденды не начислялись, а неясно было даже, кто их должен начислять. В его рекламе говорилось про одну организацию, акции под этот трындёж выпускали сразу три других, а «гробовые» деньги бабулек собирала пятая. И так это было обставлено аппетитно (включая муху на телеэкране в качестве рекламы), что в число лохов поспешили записаться даже сотрудники экономической кафедры вуза.

После сбора урожая, отдыхая перед телекамерой, наш герой втолковывал пришедшим в себя акционерам, что дивидендов ждать не нужно, а нужно ждать повышения курса акций. (Эту тему впоследствии подхватил и с большим успехом исполнил Мавроди).

Ясно, что в схватке за расчётный счёт организации, несущей разумное, доброе и всё остальное, будущий узник совести имел гандикап.

Пришлось активизировать старых друзей, хотя сомнения относительно наличия купюр достойного достоинства в этом заведении, не скрою, были.

Прихожу к И.Б. – доверенному лицу ректора. Тот сидит грустный.

‒ Что ты молодец не весел? Что ты уши тут развесил? – спрашиваю я, осторожно подводя к теме, что конкурент им лапшу на уши вешает.

Он даже не улыбнулся. Конечно, шутка так себе, а всё-таки что-то тут не то, юмор – не зарплата доцента, его у И.Б. всегда хватало.

‒ Случилось что? – уже серьёзно забеспокоился я.

‒ Вот и ты тоже! – отвечает болезный, глаза слезами налились, дышит с трудом.

‒ Да что у тебя?! – не на шутку перепугался я.

‒ День рождения у меня, а никто даже не вспомнил.

«Вот неудобняк какой, – думаю, – а у меня даже горшочка из-под мёда с собой нет. Надо быстро за коньяком сгонять».

Тут в комнату входит ректор.

‒ Привет, ты что тут делаешь? – это он мне.

‒ А ты что такой? Тараканы покусали? – это нашему Иа-Иа.

Вся сцена с забытым днём рождения повторяется до мельчайших подробностей, на сей раз с ректором в главной роли. Отец-командир краснеет (вот что значит высокая учёная степень!) и скрывается за дверью. Я тоже делаю вид, что очень хочу в туалет и мчусь за коньяком. Дело знакомое, и маршрут тоже. Меня, как самого молодого на курсе, вечно гоняли из общаги за добавкой. Повторив личный рекорд по скорости добычи спиртного, возвращаюсь обратно. Ёлки-моталки! В кабинете весь стол уставлен яствами из студенческой столовой, в бокалах, доставаемых ректором только по особым случаям, брызги шампанского, магнитофон орёт музыку того же названия, начальник хозчасти толкает речь.

«Ну, – думаю, – пронесло, а то больно уж стыдно – забыл день рождения друга. Всё нажива проклятая. Место души уже заняла, а всё ей мало – на мозг перекинулась».

Достаю бутылку коньяка, со слезами раскаяния подношу И.Б., наливаю себе из неё же и выпиваю. А что тут такого? Мои товарищи по голодухе в общаге всегда так делали. Шли в гости с бутылкой водки в качестве подарка, сами её выпивали, а закуска-то хозяйская.

Правда, следующий шаг, логически вытекающий из такой тактики: употребить закуски как можно больше, нёс собой определённую опасность. Пригласили как-то раз моего товарища в приличную профессорскую семью – девушка решила его с родителями познакомить.

Голодающая общественность тут же выдвинула встречное предложение жениху: либо идём на смотрины все вместе, либо он нам не друг и, в случае чего, куска хлеба не подадим. Не то, чтобы счастливчик испугался – лишнего куска всё равно не предвиделось, а совесть на профессорские харчи менять не захотел. Прибыли мы, расселись за столом, кому места хватило, крикнули авансом «горько» – чтоб другу в благодарность приятное сделать, выпили.

Хватаю я самый большой солёный помидор, из поблизости разложенных, и запихиваю в рот. Однако он оказался немалого размера – целиком не проглатывается. Пытаюсь раскусить, опять же из-за его размеров зубы не сходятся, а нёбом сдавить не удаётся – профессорша солить умела. В отчаянии хочу выплюнуть – зубы назад фрукт не пускают, а шире рот раскрыть – уже нет никакой возможности. Товарищи давятся от смеха, жених краснеет от стыда, девушки скромно смотрят в разные стороны, а я начинаю задыхаться: помидор, чтоб его, и дыхательное горло перекрыл. Тут профессор встаёт и, перекрывая лёгкое замешательство хорошо поставленным преподавательским голосом, говорит: «Вы что иронизируете? Не видите, студент в беде! Не расстраивайтесь, молодой человек, сам в общежитии жил – хорошо вас понимаю. Прошу вас, пройдёмте в ванную, я закуску вилкой выковыряю».

Тем временем праздник разрастался – прибывали новые, вызванные ректором забывчивые коллеги. Все были рады загладить вину и выпить. Только именинник как-то беспокойно ёрзал на стуле.

‒ Что опять не так?

‒ Пойдём, выйдем, посоветоваться надо.

Выходим.

‒ Говори, ща совет дадим.

‒ Тут такое дело. Как бы сказать, чтоб никого не обидеть. В общем, так сказать, ну, да, вот…

‒ Ещё пара вводных слов, и я за себя не ручаюсь.

‒ Мой день рождения ещё только через полгода будет.

‒ В самом деле… Точно! Зачем же тогда ты «стену плача» в кабинете воздвиг?!

‒ Да грустно как-то было. Настроения никакого. Ты же сам заметил.

Я не то что бы рассмеялся – я скис от смеха так, что по-настоящему помчался по малой нужде. Поэтому объяснения И.Б. с публикой не видел. А зачем приходил – забыл начисто. Хорошо посидели…

Эпизод шестой. «Безумием окована земля,

Тиранством золотого Змея»

«Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: «Ловись, рыбка, и мала и велика! Ловись, рыбка, и мала и велика!» Рыбка к тебе сама на хвост и нацепится. Да смотри, сиди подольше, а то не наловишь».

«Лиса и волк». Русская народная сказка

Следуя логике революционного процесса – крепчать в ногу со временем, пришла ваучерная пора – «очей очарованье» во всей своей «печальной красе».

Не все, конечно, приняли её с таким же восторгом, как классик ‒ осень. Известный парламентарий на букву Ж., в бессильной злобе назвал двух своих собак Ваучер и Чубайс, после чего, гуляя по закрытой территории дач новых начальников, боровшихся с привилегиями, любил покрикивать: «Ваучер, пошёл вон! Чубайс, сидеть!»

Однако инвестиционные фонды и другие организации, ведущие славную родословную непосредственно от «Рогов и копыт» росли, как плесень в чашке Петри.

Например, в недостроенном, полуразрушенном здании бывшего министерства электронной промышленности вместе с мечетью разместился инвестиционный фонд «Тибет». Название было выбрано то ли из-за близости к «небесам обетованным», то ли из-за труднодоступности финансовой отчётности. День и ночь там стояли громадные очереди очарованных граждан, желающих подарить ламам из новых русских свою часть великой страны.

Но мастер-класс в этом деле продемонстрировали новорусские бандиты. В предгорьях «Тибета», на первом этаже старого дома с аркой во двор, было арендовано помещение. Из него в арку прорубили окно. (Так и хочется сказать – в Европу). После этого привлечённые к делу «мошенники на доверии», понимавшие наших людей не хуже правительства, подходили к концу очереди в Шамбалу, а дальше происходило следующее:

‒ Чего дают? Зачем давка?

‒ Это не давка, это собрание партнёров.

‒ А долго стоите?

– Да с ночи.

‒ Слушай, я тебе по секрету скажу, тут в «Тибет» другое окошечко есть, его только сегодня открыли – не все знают. Пока.

‒ Где?! Покажь! У меня дома тёща больная, а у неё дети не кормлены.

‒ Только из жалости к «детям без призора» – пойдём.

Инвесторы сопровождались к заветному окну, где с благодарностями отдавали мелко нашинкованную Чубайсом Родину.

Через некоторое время секретная тропа в «Тибет» была засыпана, окно замуровали, а новоявленные гуру, как и положено святым, растворились в воздухе.

Впрочем, убытки умников, сдавших ваучеры в подворотню, не превысили убытков тех, кто закопал их непосредственно на высокогорье. «Тибет», в отличие от горной страны с таким же именем, вскоре сгинул без следа – даже сейсмической волны по России не прошло.

В моём родном Секретном банке тоже появились продвинутые личности, предлагавшие организовать скупку ваучеров и всего, что попадется в сети вместе с ними. Видя по дороге на работу успехи высокогорного фонда, я не смог устоять под их энтузиазмом и выдал из казны – на раскрутку.

День проходит, два проходит, неделя – от добрых молодцев телеграмм с победными реляциями не поступает. Начинаю беспокоиться: не забрёл ли я впотьмах ажиотажа той же секретной тропой на высокогорное плато? Обращаюсь к общему знакомому: «Куда ловцы человеческих душ запропастились?» Сначала тот замялся; тогда, конечно, допрос с устрашением – он и раскололся.

Оказывается, чтобы финансы не застоялись в конюшне, пока скупка чубайнайдшульваучеров налаживается, решили ребята деньги в оборот пустить. Купили на мои инвестиции в Молдавии напиток богов – «Вишню на спирту». Штук двадцать десятилитровых бутылей. Прежде чем продавать, честные инвестиционные управляющие постановили общим голосованием убедиться в качестве жидких ваучеров, чтобы народ не потравить. Вот и убеждаются до сих пор – оторваться не могут.

Выслал я в этот схрон пару крепких гонцов, брокеров в чувство привести, а заодно продать, если что осталось после дегустации. Через непродолжительное время звонят голуби мои почтовые и объявляют, что тут не они со своими навыками нужны – тут реанимацию вызывать пора. А товар весь, кроме одной вскрытой бутыли, цел.

В ответ выражаю сомнения. Я, мол, этих ребят с институтских времён знаю, не может быть, чтобы они за неделю всего только десять литров осилили. На это мне рапортуют, что если в бутыль, из которой животворный спирт уже исчез, налить водички, то вишня снова в воду C₂H₅OH выдаст так, что напиток от первого разлива не отличить. Естественно, приказ продать немедленно отменяется, и следуют два других: неразменные ёмкости доставить мне в кабинет, а бойцам вызвать-таки реанимацию – пусть живут, заслужили.

Решение оказалось мудрым, ребята впоследствии неплохо работали, а добытый ими нектар весь банк ещё целый год пил.

Эпизод седьмой. Подкрепление кассы

«В горах изумрудных

Сверкает река,

Как сказка, прекрасна,

Как сон, глубока.

…

Меня ты поймёшь.

Лучше страны не найдёшь!»

И. Понизовский. «Чудесная страна»

Для тех, кто на своё счастье не знает, что значит это подкрепление, объясняю. Как это ни странно, банк хранит некое количество грошей для своих клиентов, что бы те могли иногда свои деньги увидеть из окошечка кассы. Но на всех, естественно, тугриков не хватает, поэтому время от времени руководство бросается в ноги ЦБ с просьбой прислать настоящие, то есть наличные, деньги.

Однако «в начале славных дел» валюты в ЦБ было маловато, а именно её почему-то и жаждала публика, постоянно вызывая на бис. Поэтому возникла необходимость доставки «твёрдых» бумажек непосредственно из заграничного банка. Сказано – сделано. Перевели в Швейцарию на счёт уважаемого банка записанные на бумажке (то есть безналичные) доллары, заказали настоящие и отправили за ними за дремучие леса, за высокие горы самого надёжного сотрудника – меня. Поскольку Швейцарию я видел только на глобусе – закрашенную из-за высокогорья тёмно-коричневым цветом, пришлось нанять проводника. Звали проводника Паша. Отправил я его вперёд разведчиком-квартирьером.

Через некоторое время звонит Паша с-под Монблана, говорит, что перевод пришёл, наличность заказана, номер в хорошем отеле забронирован – милости просим. По голосу чувствуется – отдыхает хорошо.

А надо вам сказать, что это был мой первый одиночный выезд за рубеж. «Элоун», так сказать. (Ничего, что я опять по-английски? Просто тема обязывает). До «заколдованного места» с долларами надо было добираться с пересадкой в столице гномов – Цюрихе. Слез я одного самолёта, пошёл другой искать. Сначала всё было хорошо: иду вместе с толпой, куда большинство, туда и я. Однако толпа потихоньку рассосалась. К такому повороту я был не готов: в наших аэропортах толпа была всегда и везде. Стою совершенно один в светлом коридоре, по-видимому, необитаемом: на полу мусора нет, стены словами из трёх букв не исписаны. «Ну, – думаю, – пропал». Тут, на моё счастье, раздаётся цокот каблучков и из-за поворота появляется девушка в форменном одеянии. Я к ней как брошусь! Она от меня как шарахнется! Однако я оказался ловчее, прижал её к эскалатору, под нос билет сунул. Девушка, сообразив, что бешеный иностранец насиловать её не собирается, а всего лишь просит указать дорогу на посадку, слегка успокоилась и замахала руками в нужном направлении. Я двинул туда, а она быстро скрылась, видимо не до конца уверовав в чистоту моих помыслов.

С помощью такого приёма, повторённого несколько раз, добрался я до гейта, с которого посадка на мой самолёт должна быть. У стойки регистрации никого нет. «Молодец, – думаю, – первый очередь занял». На всякий случай садиться на лавочку не стал, остался у стойки, а то потом доказывай, что ты здесь стоял. Первое правило завсегдатая очередей: дождись, пока за тобой займут, а уж тогда иди очередь в туалет занимать.

Стою, стою, никто за мной, наступая на пятки, пристроиться не спешит. До вылета всего ничего – полтора часа, нет никого. Час до вылета – нет никого ни у стойки, ни вокруг! Делать нечего, оставил вместо себя чемодан: очередь сторожить, пошёл очередную девушку ловить. Поймал, мыча по-английски, показал билет. Она что-то в ответ лопочет, успокаивающе улыбаясь, мол, всё в порядке – стой, где стоишь.

Пятьдесят минут – до старта, метнулся к той же пифии узнать, может я «чё» не понял? Призываю её сфокусировать взгляд на времени отлёта, проставленного в билете – никакого впечатления, спокойная улыбка Будды и всё.

Сорок пять, сорок, тридцать пять. Пропал! Посреди Европы затерялся! В отчаянии сел, родной чемодан обнял. Тут, за двадцать пять минут до вылета, приходит регистраторша, следом человек 20 –30 пассажиров, нас без паники и давки (даже не пришлось никому доказывать, что я тут первый) погружают на самолёт.

Сколько лет прошло, а я всё от изумления отойти не могу.

Прилетел в заветный город, где банк доллары желающим выдает, никто меня не встречает – не велика птица, хоть по тем временам в Европе и редкостная. Нашёл отель, где номер забронирован. Что-то он на обещанные хоромы не похож. Да ладно, вон звёзды над входом нарисованы, целых две – не плохой, видимо. Захожу, за стойкой регистрации сидит толстяк, уплетает что-то с расставленных там же тарелок.

Вежливо постукивая чемоданом, пытаюсь привлечь к себе его внимание – безрезультатно. Начинаю махать над тарелками «краснокожей книжицей» – паспортом с надписью «СССР» и гербом несуществующей державы на обложке. (Новая власть в целях экономии решила, что пусть граждане сначала старые паспорта доносят, а что в них не та страна указана, так кто это за границей разберёт?)

Толстяк скорчил недовольную морду и с трудом выговорил: «l am eating now!» Вот это он зря! Я тут же почувствовал себя, извините за каламбур, «в своей тарелке». Раз так, не обессудь, швейцар, опять пардон за каламбур, я тебе свой «коронный приём» продемонстрирую.

Если в студенческой столовой под народным названием «Рыгаловка» весёлая девушка с грязным полотенцем вместо передника уже метнула тебе на поднос первое блюдо: борщ с капустой и второе – капусту из этого борща (на третье – денег обычно не хватало), а все места в зале, включая подоконники, уже заняты, применялся «коронный приём». Высмотрев среди жующего коллектива лицо поинтеллигентнее, надо было с задумчивым видом встать сзади намеченной жертвы, держа поднос практически над её головой. В идеале угол подноса должен был время от времени нежно тыкать сидевшего в ухо. («Ах, извините! Тут так тесно! Прямо ужас!») Обычно испытуемый на прочность выдерживал не более 5-10 минут и освобождал территорию, хотя бывали случаи, когда приходилось печально вздыхать минут 20, если с идентификацией лица ошибся.

И вот я, по всем правилам искусства, склоняюсь над тарелками европейца, вздумавшего смутить азиата хамством, и застываю непринуждённо в сантиметрах тридцати от швейцарских яств, время от времени цыкая зубом. Надо отдать «швицу» должное: минут пять продержался, а на вид и на три не тянул. Бросил он свои ложки-вилки и выдал мне ключи.

Захожу в номер, ничего так: кровать одна, значит соседей не предвидится – храпеть, мешать спать никто не будет. Ванны нет, зато и у душа насадки тоже нет, только шланг резиновый, опять хорошо: не сломается. Дверь, вот, правда, хлипковата, похоже из картона, да я набега поклонниц не жду – перетопчемся. Дело было к вечеру, Паша-квартирьер куда-то запропастился, решил я спать пораньше лечь – устал с дороги.

Проснулся я от колокольного звона, в открытое окно заглядывала ветка цветущей мимозы – мир был прекрасен, но насколько, я узнал позднее, выйдя из двухзвёздочного «Ритца» на сбегающую к сверкающему озеру мощёную булыжником улицу. Прямо на ней, под весенним солнцем, были расставлены столики, покрытые скатертями в цветовой гамме окружающих снежных вершин. На столиках – солнечно-жёлтые бокалы пива, молочно-белые чашечки с чёрным кофе; народ никуда не торопится: читает, разговаривает, курит. Короче ясно, что «озеро не горит».

Перестал и я суетиться, сел, ноги вытянул, пиво заказал, глаза прикрыл – всё, нирвана. Тут появился мой проводник–квартирьер.

‒ Отдыхаем?

‒ А что, на работу пора?

‒ А мы уже работаем, баксы ждём. Чемодан приготовил?

‒ Шмотки из моего выкинем, места хватит.

‒ Хорошо!

‒ Хорошо!

‒ Очень!

‒ Точно!

Через часик-другой, окончательно размякнув, прибываем в банк назначения – я, Паша и чемодан. Проводят нас в комнату со старинными гобеленами. «Зелёные спинки» уже на столе разложены – нас ждут, попахивая свежей краской. Говори теперь, что деньги не пахнут. Это у императора, собиравшего дань с посетителей общественных туалетов неподалеку отсюда, не пахли, а честно нажитые «смерти вопреки» – очень даже.

‒ Проверять будем? – спрашиваю. – Вдруг «куклу» подсунут?

‒ Да неудобно как-то. Смотри: прилично одеты, банк старинный, в тысяча восемьсот дремучем году основан. Опять же не Савёловский вокзал – Швейцария.

Стали мы миллион в чемодан запихивать: сели на крышку, придавили, и закрылся наш сейф. Я встал, отдышался, пот рукавом вытер, водички попил, только после этого заметил, как на меня инограждане смотрят. «Вот ыз зэ мэта?» – спрашиваю. Паша мне объясняет: «Я тебя на входе президентом банка представил, а они редко видят, как президенты в чемодан наличность заталкивают».

С набитым чемоданом двинули в отель – деньги прятать, обратный транспорт на Родину был только завтра.

‒ Давай в сейф на рысепшене положим, – предложил брат-инкассатор.

‒ Нет, не доверяю я нашему хозяину. К тому же у меня с ним намедни инцидент вышел, мог обиду затаить.

‒ А отдыхать вместе с чемоданом – я не согласен.

‒ Зачем же так экстремально: за пивом с чемоданом. Мы его в номере спрячем.

‒ Миллион долларов?! В номере?! С картонной дверью?!

‒ А мы его хорошо спрячем!

Зашли в номер, стали место понадежнее искать. В общем, выбор не большой: комната – метров десять квадратных, да душ, совмещённый с туалетом.

‒ Давай бумажки в целлофановый пакет засунем – и в унитаз! – предлагает находчивый коллега.

‒ Не, ещё зайдёт, кто чужой, по нужде, смыв нажмёт, где их тогда искать?

‒ Не согласен, миллион – это много, он так просто не смоется – засор случится.

‒ Всё равно, что о нас европейцы подумают, когда увидят, как президент банка из дерьма деньги выковыривает?

Вспомнил я случай из далекого детства. Послала бабушка моего брата за молоком, рубль железный дала, чтоб трудней было что-нибудь с ним учудить. Собака наша, конечно, за ним увязалась, как-никак – выход в свет. Возвращается братан – ни рубля, ни молока. Плача объясняет, что шёл, не баловался, просто рубль подкидывал и ловил. Один раз всего не поймал – так проклятая псина его и проглотила. Бабушка, выдав, что заслужил, брату, привязала собаку и всё, что та из себя выделяла, проверяла на предмет наличия сокровищ. Бедный пёс, никогда на цепи не сидевший, выл, не переставая в ответ на такое обращение. Уже даже соседи стали просить отпустить не понимавшее своей вины животное. Однако бабуля стояла насмерть: «Как же, отпусти, будет собака бегать по посёлку, срать рублями!»

С унитазом не вышло: попробовали мы чемодан к карнизу привязать, да он хлипким оказался – рухнул. И тут меня осенило:

‒ Паш, приподними-ка этот антиквариат, – показываю на шкаф.

‒ Легко.

Мужик он здоровый, шкаф поднял, я под него чемодан подложил, классно получилось, почти ничего не заметно, только шкаф ножками до пола не достаёт, качается.

Энтузиазма другие секретные места искать уже не было, подпёрли мы шкаф кроватью, чтобы не качался, и пошли заслуженно отдыхать.

«Вот видишь! – уже в Москве сказал мне Паша, – какие в Швейцарии честные люди, никто даже не проверил, почему это шкаф качается».

Однако тут он слегка ошибся, потому что с этим старинным швейцарским банком у меня впоследствии история приключилась – прямо роман. Поскольку я не совсем Достоевский (а жаль, такой сюжет для его пера!) изложу кратко либретто.