Текст книги "Из Забайкалья с приветом"

Автор книги: Александр Куревин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

«Слава богу, что не надо еще одним глазом за чем-нибудь следить, – подумал. – А то вернешься потом на дембель, один глаз – на нас, другой – в Арзамас!»

Старался внимательно слушать подполковника, объясняющего, в каком порядке склеивать листы, где поля обрезать, где оставлять. Ошибиться было никак нельзя. Для подполковника карта – это его лицо! Как ноги для девушки. «Впрочем, о девушках можно надолго забыть», – мысленно одернул себя.

Взялся за работу. Приемник молчал, спасибо ему большое. Шмоляр сперва стоял над душой. Увидев же, что я достаточно аккуратен, расслабился. Склеиваемая карта увеличивалась в размерах, занимая все больше места на столе.

Освоив технику дела, задумался, как же мне снять копию с карты? Идти к фотографу я не собирался. Как пить дать, местный особист наладил с ним контакт, или я не племянник своего дяди. Сказал: «Либо мы дружим, либо твоему «бизьнесу» не просто кирдык, а еще привлечем за нетрудовые доходы». Думаю, особисту по барабану, кто из связистов сфотографировался в форме десантника, увешенный аксельбантами, кто – в форме морпеха, дабы послать фото своей девушке в деревню Большое Сеськино. А вот когда ему доложат, что некий вновь прибывший сержант хочет переснять карту района военных учений, он просто офонареет! Уже в этот день меня упекут в кутузку, либо возьмут под негласный контроль, как «шпиёна загранишного»… Ох, и заданьица мне подбрасывают товарищи старослужащие! Может, тут всех вновь прибывших так проверяют на идиотизм? Или они сами – идиоты?!.

Беда в том, что в армии, как я уже понял, даже идиотские, на твой взгляд, приказы принято выполнять. В том числе – неформальные, если так можно выразиться. Ибо за невыполнение таких «неоформальных» приказов и наказывают тоже не по уставу, а по «фэйсу», выражаясь языком нашего вероятного противника. «Фэйсом» об «тэйбл»! То есть, надо как-то исхитряться, поскольку буреть, как я решил, еще рано.

Подумал, что может помочь однокашник, Паша Кургузов, – узнал наконец-то его фамилию. В роте накануне вечером я его видел, но не стал афишировать знакомства. Потом пообщаемся, решил. А то станут его еще расспрашивать, кто я таков, да как проявил себя в учебке? Мне особое положение не требуется. Я не женщина, которая впервые замужем, чтобы мечтать о положении. И не карьерист, не считая творческих амбиций…

Мою философию про себя, во всех смыслах, прервал Ермачев. Пришел подменить, чтобы я сходил на обед. Выразительно глянул на карту, затем на меня. Мол, помнишь, что от тебя требуется? Забудешь тут!

Повезло. С Павликом удалось пообщаться в столовой. Он был сегодня дневальным, питался тоже обособленно.

– Паша, есть дело. Не знаешь, где фотоаппарат достать? Хочу сфотографироваться для любимой девушки.

– Так это без проблем. Тут фотограф живет недалеко. Жетон посыльного только раздобудь…

– Не подходит. Мне аксельбанты до пупа не нужны. Я сам хочу антураж создать.

– Олег, я не видел ни у кого фотоаппарата. Где-то есть, конечно. У каптерщика, может, спросить? У Ермачева? Альбомы дембельские все готовят потихоньку. Но, народ сейчас на выезде…

Я задумался. Как это сразу не сообразил, что рота в поле нынче? А у Ермачева, раз он еще и каптерщик, фотоаппарата нет. Иначе без меня бы обошлись. Но, делать что-то надо. К концу обеда родил идею. Решил вспомнить студенческие времена, как чертежи «стеклил» в последнюю ночь перед зачетом.

– Слушай, я у тебя в слесарной мастерской ватман видел. Выделишь лист? Тоже для альбома. Меня Шмоляр припахал плакатным пером писать. Один дед сразу сориентировался и свою задачу поставил. Выручай!

– Я же сегодня дневальный!

– А я сегодня дежурный! Вечный дежурный! «От полетов отстранить, ста грамм не давать…» – припомнил классику отечественного кино. – Ты мне ключи от мастерской дай, я сам сгоняю. Не бойся, лишнего не возьму. На «неприкосновенный запас», который мы с тобой обнаружили, покушаться не стану.

– Ну, хорошо, – Паша достал и отдал мне ключи с таким видом, что я должен был понять – оказывает высокое доверие!

– Спасибо, братан! – хлопнул его по плечу. – За мной не заржавеет, если что.

Покинув столовую, прибыл на Пункт. Шмоляра, слава богу, еще не было. Ермак скучал один. Он поднялся было, чтобы сдать пост, но я остановил его:

– Погоди. Посиди еще, пожалуйста. Мне надо отлучиться. По вашему делу. Копия карты нужна, или нет? К местному фотографу я не пойду. Есть получше идея.

– Ну-ну. Ты прямо сейчас с картой выйти хочешь? Шмоляр вот-вот вернется.

– Нет, сейчас без карты пока. У тебя жетон посыльного есть?

– Жетон есть. Только сейчас ты никуда не пойдешь. Вернется Шмоляр, тебя хватится. Кто карту подписывать будет?.. Вечером сходишь. Я приду тебя подменить и жетон принесу. А пока дежурь… Хм! – Ермачев покрутил головой и вышел. То ли шустрый я, по его мнению, то ли наглый.

Шмоляр вскоре вернулся, неизвестно откуда. В том-то и разница между сержантом и подполковником: сержант обязан докладывать подполковнику, куда уходит и откуда возвращается, а подполковник сержанту – никогда. Придирчиво осмотрев карту, Шмоляр пробурчал:

– Ладно.

Следовало понимать, на четверку, по крайней мере, задание я выполнил.

– Теперь надо нанести надписи. – Шмоляр достал шпаргалку, что и как должно быть написано. – Вопросы есть? Приступай!

Осмотрел карандаш, линейку. «Давно не брал я шашек в руки!», – подумал. Шмоляр снова стоял за спиной какое-то время. Очень хотелось обернуться и сделать подполковнику козу. Но, это был бы слишком откровенный плагиат Льва Николаевича Толстого с его желанием ухватить за нос учителя, и я так же, как Лев Николаевич, сдержался… Видя, что карандаш в моей руке не дрожит, линейка не трясется, Шмоляр снова оставил меня без присмотра. Сказал только уходя:

– Аккуратно чтобы!

Ермак пришел после ужина. Выложил на стол жетон – два скрепленных между собой противогазных стеклышка. Внутри – бумага с синим оттиском круглой печати военной части. Он снял с вешалки телефон на ремне, подал мне:

– Надень на плечо. Типа, линию проверяешь… Ты, вообще, куда собрался?

– А Кяхту, – честно признался я.

– В Кя-яхту?! Ни хрена себе! В Кяхте тебе жетон и телефон не помогут. Они – только до офицерского городка отмазка.

– И то хорошо. А там постараюсь не попасться.

– Адрес кто дал?

– Я же не спрашиваю, для чего карта нужна.

– Хм! Дерзай. На всякий случай, слушай. Расскажу, как наша линия до городка тянется. Вдоль нее пойдешь…

Предъявив жетон, я благополучно, без вопросов дежурного по КПП, покинул часть и зашагал вдоль бетонного забора. А когда забор кончился, перешел через дорогу, поднялся на поросший соснами холм и двинул в сторону офицерского городка по натоптанной тропе.

К счастью, пока шел лесом, беса не видел. Стало быть, не так у меня пока еще все плохо, в отличие от автора известной непристойной частушки с его, мягко говоря, странными видениями…

Миновав ряды пятиэтажек офицерского городка, зорко всматривался вдаль, в надежде увидеть «трех богатырей» – военный патруль, коли таковой нарисуется, раньше, чем тот засечет меня. От редких прохожих, впрочем, не шарахался, чтобы не приняли за дезертира.

В темноте не сразу отыскал здание мастерской. Прошел сквозь закопченную столярку, гоня мысли о привидениях. Немного повозившись с замерзшим замком, открыл дверь слесарной мастерской. Включать ли свет, вопрос не стоял. Фонарика у меня, естественно, не было. Где та полка, на которой я бумагу видел, как понять? В темноте шарахаться? Пришлось врубать свет, хоть и был риск спалиться. Вдруг кто-то из офицеров припозднится с возвращением из Кяхты в свой военный городок? Будет мимо проходить.

Нашел ватман, отделил от стопы один лист, свернул в трубу. Походил по мастерской, осмотрелся. Половицы скрипели слишком громко, казалось, в тишине. И вдруг раздался стук в дверь! Как гром среди ясного неба! Так, наверное, людей кондрашка и хватает!

Сообразил, что стучат со стороны черного хода. Вряд ли это кто-то из начальства. Подошел к двери запасного выхода. Спрашивать: «Кто там?» – не стал, боясь услышать в ответ: «А ты сам кто такой?» Отодвинул задвижку, отворил дверь и увидел… девичье лицо! Молодая совсем девчонка, лет пятнадцати-шестнадцати, наверное. Неизвестно, кто из нас больше напугался.

– Здрасте. А где Павлик? – пролепетало юное создание.

– Я за него, – улыбнулся «созданию». – Младший сержант Смелков Олег, взвод управления начальника ПВО зенитно-ракетного дивизиона танковой бригады! – доложил по всей форме, чтобы сразу стало понятно: солдат ребенка не обидит. – Прошу! – отступил назад, сделав приглашающий жест рукой.

– Ага. – Она вошла.

– Как вас зовут, сударыня?

– Ира Малышева.

«Похожа, – подумал весело, рассматривая ее, – уж точно не Большакова». Девчоночка была небольшого роста, миловидная, но, как сказать? – обыкновенная. Не красавица и не дурнушка. Мне, впрочем, рисовать такие портреты всегда больше нравилось, нежели принцесс. Девушка репродуктивного возраста не может быть непривлекательной! К сожалению, большинству потенциальных «репродукторов» это становится понятно только после хорошей выпивки.

– Снимать куртку не приглашаю, – извинился перед девушкой. – Здесь не жарко. Отопление выключено после пожара.

– Да, да… Я шла мимо, смотрю свет появился, а то все не было… У тебя нет сигареты? – вдруг спросила она меня.

– Тебе повезло, – усмехнулся. – Хотел бросить, да не успел.

Протягивая ей раскрытую пачку, предупредил:

– Только давай осторожнее. А то в соседнем помещении покурили уже…

Дитя, оказавшееся не столь уж невинным, прикурило от зажженной мною спички, глубоко затянулось, выпустило дым так, что стало понятно: делает это не впервые в жизни, под впечатлением от случившейся трагедии.

– … Начальнику мастерской не расхлебать после того перекура, – закончил мысль я.

– Начальник мастерской – мой отец, – сообщила девушка. – Он в больнице сейчас. Сердце….

– Да. Можно понять. Сочувствую… Ничего, наверное, скоро выпишут, – постарался ее утешить.

– Отец не должен знать, что я сюда приходила, – попросила Ира Малышева. – Я думала, здесь Павлик… Отец запретил приходить сюда после того, что случилось. Говорит, его итак теперь в милицию затаскают. Если же узнают, что мы с Ленкой тут иногда гостили… Не положено ведь. В общем, проблемы у него будут большие.

– Не волнуйся, не проболтаюсь.

– Вовку так жалко! Прикольный парень был, веселый!.. Пацаны из шараги бухают только. Ночью не ходить – а когда? Днем у Вовки с Павликом работа была. Для военной части своя работа, да еще эта Танька из архива села им на шею. Не продохнуть. Так мы с Ленкой вечерами приходили почаевничать. Отец знал. Кто же думал, что так получится? Мы здесь не причем. И Вовка не виноват. Сейчас на него все повесят, на покойного. Он не ответит. Но, это не его вина. Он если и уснул, то от усталости. Замучился.

Я подумал, что ночные чаепития с Ирой Малышевой и ее подругой Ленкой тоже не способствовали тому, чтобы Вовка Длинный хорошо высыпался и не был чрезмерно утомлен. Но, совсем другая мысль вдруг вытеснила эту. Я захотел узнать:

– Ира, а в тот вечер, накануне трагедии, вы были здесь?

– Были, – как бы нехотя кивнула она. – С вечера заходили к Вовке. Он нас чаем напоил… – Она вдруг насупилась. Кажется, собралась плакать. Этого только не хватало!

– Ну-ну, – коснулся я ее плеча, как взрослый дядя. Сам же подумал: «Чашки Вова Длинный убрал потом, молодец. А то сыскари уже рыскали бы вовсю, с кем он тут чаевничал перед тем, как сгорел на работе. В прямом смысле, к ужасу».

Ира малость успокоилась, высморкалась в платок, который достала из кармана куртки.

– Мы прервали встречу тогда, потому что машина приехала.

– Какая машина?

– Большая. Грузовик военный. «Урал» или «зил». Я их путаю…

– Здорово, что ты вообще такие марки знаешь! – похвалил я девушку, не желающую дружить со своими пацанами из шараги, которые «только бухают». – Значит, подъехал грузовик, и что?

– Вовка в окно его увидел, ну и стал скорее выпроваживать нас через черный ход. «Вы, говорит, на улице погуляйте чуток. Я сейчас загружу кое-что, потом вернетесь».

– А «кое-что» – это что? – решил уточнить я. Ира пожала плечами:

– Доски. Там доски под стеной лежали. – Она кивнула на вход в столярку. – Вовка напилил их. Потом в защитный цвет покрасил. Еще – фанеру. Понятно, для своей части. Вот их-то и загружал, мы видели из-за угла…

«Для палаток доски, вероятно, – подумал я, – которые кривыми оказались, по словам Шмоляра. А фанеру на что? Что-нибудь в том же роде?»

– …Ждали, когда освободится. Офицер ему не помогал. Рядом прохаживался.

– А что за офицер? Вы его знаете?

– Лица не видно было.

– Почему решили, что офицер?

– Так, шинель офицерская.

– Понятно. И дальше что?

– А ничего. Не остался Вовка в мастерской после погрузки. Уехал на грузовике с офицером. Ящик с инструментами взял с собой.

Мне виделась странной эта ночная погрузка. Так-то поработать ночью военному не в диковинку. Это даже не считая нарядов. Но, никуда уезжать Вовка, видно, не собирался…

– Увидев, что друга вашего припахали к работе, вы разошлись по домам с Ленкой, я правильно понимаю? И больше не приходили сюда? Ну, позже, ночью?

– Нет, конечно.

– Ясно. То есть, ничего не ясно, полная хрень, на самом деле, то, что было дальше! – стал я рассуждать вслух. – Человек (Вовка) где-то работает ночью, потом возвращается, явно усталый, но вместо того, чтобы лечь спать, принимается нюхать клей. При том, что у него есть водка, и куда логичнее было бы махануть полстаканчика с устатку да на этом успокоиться. Он же, если верить экспертам, балдеет, а после еще и закуривает. С чего у профессионалов-экспертов такая версия возникла? Не понимаю… А вы не хотите рассказать военному следователю про этого ночного офицера и отъезд Вовки на грузовике?

– Да ты что! – воскликнула Ира. – Нам же нельзя говорить о том, что мы здесь, в мастерской, были! Найдут офицера, или не найдут, еще не известно. А, если и найдут, то что?.. Отцу же точно будет плохо от того, что мы здесь с солдатами по ночам сидели! Скажут: «Досиделись!»

– Да, – вынужден был согласиться я.

– И Вовка не нюхал никакой клей! – горячо заверила Ира.

– Я и сам склоняюсь к тому, что не было у него никакой в том нужды.

Помолчали.

– Кроме Павлика здесь кто-то еще бывал из служивых? – спросил затем. Ира на меня как-то странно поглядела.

– Бывали. Кладоискатели.

– Кто?!

– Сперва как будто игра у них была такая. Все с Татьяны началось. Той, что из архива.

– Тоже подруга ваша с Ленкой?

– Нет. Татьяна, она старше. В архиве дома офицеров работает, бумаги старые разбирает. И вроде как, в музее Обручева еще. Наукой занимается, диссертацию готовит… Она для архива своего стеллажи заказала в нашей мастерской. Ей на работе поручили. С нами-то она поначалу не больно общалась. Но, как-то раз при ней к Вовке двое парней из вашей части зашли. Такие крепкие, видные. Ну, Татьяна перед ними хвостом и завертела. Глазки строить стала. И мы с Ленкой сразу своими у нее сделались… По вечерам посиделки тут пошли. Танька не одна, а с подругой приходить наладилась. Нет, здесь все прилично было, врать не буду. Танька все про клады рассказывала, которые в Кяхте да в окрестностях буржуи попрятали, когда наши, красные, их погнали. Интересно рассказывала, – заслушаешься…

Я, естественно, сразу вспомнил про старинные монеты, которые дружбан Ермаку показывал.

–… А потом они где-то на стороне стали встречаться по-взрослому, как я понимаю. Ленка их видела. Вероятно, у Татьяны дома. Танька же в квартире одна живет…

– Очень интересно. А как служивых наших звали?

– Фамилий не знаю. Они по прозвищам друг к другу обращались. Один – Зема, другой – Боба. А Татьяна и Злата – ну, это подруга Татьяны – называли их по именам: Валера и Ашот.

– Ашот – не русский, стало быть?

– Ну да. Чернявенький такой. Красавец-мужчина! – Она усмехнулась. – Да и Валера ничего. Выглядят постарше, чем Паша и Вовка… Выглядели… То есть, они и сейчас… – Она запуталась. – Вовки уже нет, – кажется, опять нацелилась зареветь.

– Ну, говорили они про клады, и что? – поскорее вернул ее к теме.

– Вовка сказал, что они на самом деле клады решили искать по тем сведениям, что Татьяна из архива добывала.

– Вот как! – воскликнул я. – Здорово! Татьяна, вероятно, чокнутая на своей профессии? – Я решил потрафить Ире, явно не испытывающей добрых чувств к старшим соперницам. – Она – свободная баба, как я понимаю, и может искать, что угодно – женихов, клады… Но служивые-то наши что и как искать собрались? Они же за забором живут, как и я.

– Не совсем. Они по хозчасти оба. Типа снабженцев. Поездки у них, и в город, и за город всякие… У них и офицер в компании имеется!

– В смысле? Офицер тоже клады ищет, как ребенок?

– Он не ребенок. Майор, между прочим! И раз ищет, так, значит, Татьяна всех убедила в существовании кладов!

«Пожалуй, после монет в руках дружбана Ермачевского, я и сам готов попасться, – подумал, – хоть это детский сад какой-то – клады искать».

– А что за майор? Фамилия?

– Откуда же я знаю? Это Вовка как-то проговорился про то, что ребята клады на полном серьезе ищут. Даже офицера, майора, увлекли. Классное нашли прикрытие! Мы тогда посидели хорошо, с шампанским. У Ленки день рожденья был, она угощала. Потом Вовка сказал, чтобы мы язык за зубами держали… Кладоискатели, ха-ха! – презрительно усмехнулась девчонка.

Я помолчал, переваривая все, что от нее услышал. Затем пошел в атаку:

– Ира, вот что я хочу тебе сказать. Ты хорошая, но очень доверчивая. Зачем ты все рассказываешь кому ни попадя? Вот мне, например, первому встречному? Кто знает, что я за тип?

– Я никому не рассказываю! – испугалась она. – Просто ты располагаешь…

– Спасибо на добром слове. Но больше никому ничего не говори, хорошо? И Ленке скажи, чтобы язык за зубами держала. Если честно, у меня большие сомнения в том, что Вовка ваш сам виноват в собственной погибели. Конечно, возможно, что у меня просто паранойя. Совсем этого исключать нельзя, ведь я уже больше полугода нахожусь в Советской армии… Но вдруг я прав? И Вовку вашего убили потому, что слишком много знал? Вы притворяйтесь наивными овечками и делайте вид, что ничего, совсем-совсем, не знаете. Ни про кладоискателей, ни про майора, тем более. Договорились? Скажи мне, где ты живешь. На всякий случай. Меня же, если что, найти просто. Где часть, ты знаешь. На КПП попросишь позвать Олега Смелкова из взвода начальника ПВО. Если спросят, кем ты мне приходишься, говори невестой. Ты же видишь, я – парень симпатичный, никто не удивится.

Ира прыснула со смеху и покраснела.

– Ну, все, – сказал ей. – Надо прощаться. Мне в часть двигать пора.

Ира ушла. Я же сунул в пустой вещмешок свернутый в трубу лист ватмана. Прикинул, вроде держится. Закинул вещмешок за плечи. В руки осторожно, чтобы не разбить и не порезаться, взял лист оконного стекла.

На выходе из Кяхты увидел офицера, шагавшего по своим делам. «Засада», – подумал. Даже честь отдать я не мог, – руки были заняты. Однако офицер посмотрел на меня с пониманием, как я заметил. Дошло: зря боюсь. Кто же заподозрит солдата, который при деле, что он – в самоволке? Та же реакция последовала и на КПП. Только Ермак на Пункте единственный вытаращил глаза:

– Это что такое?

– Это мой «фотоаппарат», – усмехнулся я. – Буду вам карту «стеклить». Если скажешь, какой конкретно квадрат нужен, управлюсь быстрее, – решил схитрить.

– Стекли всю, – не повелся на мою уловку Ермачев. – До хрена делов-то! – оценил он предстоящий объем работы. Я развел руками с таким видом, мол, не сам себе эту работу придумал.

Ермак ушел в казарму. Я же, сняв со стены светильник, перевернул ножками кверху табурет, поместил внутрь источник света, сверху положил стекло, на стекло – карту, на карту – ватман. Нашел скрепки на полке, зафиксировал ими бумагу, чтобы не елозила по карте, взял карандаш и принялся за дело.

К утру в глаза мне будто песок насыпали, но работа была выполнена. Лист стекла вместе с разрисованным ватманом спрятал между столом и стеной. Сна мне оставалось всего два часа. Заперев дверь – мало ли что? – устроился на столе, подложив под голову том земляка—Максима Горького. Единственную книгу, кроме описания боевой машины пехоты командно-штабной, которая тут нашлась. Про Америку что-то. Как-нибудь потом почитаю, решил. Надо же расти над собой. Зевнул и провалился в сон.

Проснулся с туманом в голове. Понял, что в дверь Пункта управления стучат, и, по-видимому, – уже некоторое время! Ринулся открывать. Капитан Сенин, а это был он, увидев мое лицо с трафаретом великого пролетарского писателя на щеке, судя по всему, – собственная щека показалась мне рифленой на ощупь, – воскликнул:

– Смелков! Ты что, на массу давишь? Молоде-ец!

За спиной у Сенина маячил Ермачев, пришедший меня подменить.

– Виноват, товарищ капитан! – отчеканил я. – Не заметил, как задремал. Радиограммы все приняты.

– Смотри! Поедешь в поле…

В столовой меня углядел Ермачевский дружбан, заказчик «полиграфического» продукта, на который я ночь потратил, да еще и совершил залет перед Сениным. В чем-то солдат похож на девушку. Тоже боится залетов…

– Ну? – спросил «заказчик», подойдя вплотную. Не стал уточнять у этого последователя Эллочки-Людоедочки, что он имеет в виду, поскольку, естественно, догадался.

– Ну, да, – ответил в тон. – Все готово.

– Ермак говорит, ты там художество какое-то развел? Вечером покажешь. – Он отошел. «Я, значит, должен теперь трястись до вечера в ожидании, примете ли мою работу? – подумал. – Хрен вам!»

Однако геройствовать перед собой можно было сколько угодно, а осадок остался. «Вот, сукин сын! – мысленно обругал Ермачевского кореша. – Надавил на психику!»

Вечером Ермачевский дружбан явился не один, а в компании с крепким брюнетом по имени Ашот. Ермак тоже пришел с ними, сел в сторонке, мол, его это все не касается. «Уж не тот ли самый Ашот, что в мастерскую наведывался? – задался вопросом я. – А дружбан, не иначе, и есть Валера?»

– Это что за подколка? – спросил Ашот, глядя на ватман. Но, не меня, а дружбана. Тот шагнул ко мне, взял за грудки:

– Тебе что было велено сделать? А?! – Он оттянул ткань, собранную в кулак, на себя, и ударил этим кулаком меня в грудь. Кровь бросилась в голову. Представил себе, как от души сейчас врежу ему. Начнется свара. Много шума, боль, кровь. Скорее всего, втроем они меня одолеют, но бой такой дам, что повторения им вряд ли захочется. Возможно, всей компанией окажемся на губе, а кто-то, не исключено, и в лазарете. Вот только потеряю я доступ к информации и возможность разобраться в темной истории… Сдержался.

– Не слышу. Чего молчишь? – спросил дружбан, но кулаком тыкать больше не стал. Видно, прочитал в моих глазах нечто, не похожее на банальный страх.

– А ты сам пересними карту у фотографа, – предложил я ему спокойно. – Думаешь, фотограф ваш не стучит? Он бы и дня не просидел тут со своим фотоаппаратом.

– Что, грамотный?

– Полгода в учебке, до этого пять лет в институте учился, если ты об образовании. И жизнь маленько знаю. Если бы я тупо выполнил то, что вы хотели, сами бы замучились потом объясняться, зачем вам карта района учений понадобилась… А, кстати, зачем?

– Не твое дело! Борзый, что ли?

– Знаешь, сколько раз меня в учебке об этом спрашивали? Скажите лучше спасибо, что не пошел тупо к местному фотографу, а задание выполнил, между прочим. Срок службы я готов уважать…

Пока я отбивался от дружбана, Ашот и Ермак рассмотрели карту. Ермак вмешался:

– Валерыч, оставь его. («Значит, действительно, Валера!» – отметил я). – Нормальную он карту нарисовал.

– Да и дело говорит, – согласился здоровяк-Ашот. – Не подумали мы. Молодец, не дурак. И карта читается.

– Может, возьмете в кладоискатели тогда? – спросил я. Все трое тотчас уставились на меня.

– Что, угадал? Ха-ха-ха! – рассмеялся я. – Ну, правильно, для чего еще карта нужна?

– Кто тебе сказал? – Ашот очень серьезно посмотрел на меня.

– Да никто не сказал. Увидел отражение в прошлый раз.– Я показал на перегородку из оргстекла. – Монеты старинные. Потом – карта. Два плюс два сложить недолго. Вы что, в натуре клады здесь ищете?

– Ну, какие клады? – вкрадчиво спросил Ашот, заулыбавшись. – Ты книжек про пиратов начитался, что ли? У нас дембель скоро. По Селенге в поход хотим пойти. В палатках пожить, порыбачить, понял? Когда еще доведется в этих краях побывать? А монеты Валера на базаре купил, сечешь? Он собирает.

– А! Ну, поход – хорошее дело! – сделал вид, что поверил, я.

– А ты в следующий раз выполняй, что говорят! – не хотел униматься Валера. – И советуйся прежде, чем инициативу проявлять, врубился?

– Да без базара, – отвоевал еще кусочек независимости я. Дипломатия, бляха муха!

– Вот только как мы этим большим ватманом пользоваться будем? – задумался вслух Ашот.

– Эту проблему я решу, – заверил его. – Карту разделю на листы. Простыня только нужна. Нарезать полосок для мягкого соединения.

– Вот и делай! – подвел итог Валера. «Все-таки шибко озабочен он самоутверждением», – подумал я.

Прихватив с Пункта управления ножницы, сходил в казарму и слегка укоротил собственную простыню.

– «Подшива» на подворотнички, – соврал удивленному Бугрову.

На Пункте, повернув свою карту «лицом» вниз, разметил и разрезал ее на листы двенадцатого формата. Взяв клей, стал соединять листы тканью, проверяя, чтобы те хорошо складывались и не мешали друг другу. Самому своя работа понравилась.

Спрятав сложенную карту, задумался о кладоискателях: «Ни Ашот, ни Ермак на наивных дурачков не похожи. Валера, кажется, ума еще немного нажил, но в игрушки тоже вряд ли играет. Главное, им попустительствует офицер. Какой-то майор. Причем – неявно, фамилию его никто не называл. И – монеты. Выходит, что-то во всем этом есть?..»

Прошло недели полторы. Казалось, кладоискатели забыли о своем заказе. Но, однажды утром, до развода, ко мне вдруг ворвался Валера, один.

– Готова карта?! – выдохнул без своего апломба старослужащего, скорее даже заискивающе.

– Давно готова. Дверь закрой. – Я полез за стол, достал свое произведение.

– Ай, молодец! – прямо-таки душевно поблагодарил он меня и исчез. «На глазах человек меняется! С чего такая перемена в настроении?» – недоумевал я. Разгадка нашлась чуть позже, с приходом капитана Сенина.

– Собирайся, Смелков! – объявил он. – У нас полевой выезд.

– Я же вроде не засыпал больше в неположенное время, товарищ капитан! – сказал с улыбкой.

– В палатке поспишь теперь.

Он объяснил мне, что из экипировки требуется получить у каптерщика. Затем велел рысачить в парк, готовить «бээмпэ» к выезду. Что делать там, Бугров знает. Время выезда уже назначено!

В парке Бугров в рабочем бушлате копался в моторе. Вокруг гусеничной машины прохаживался в чистой шинели старший лейтенант Хотабин. Он давал механику-водителю ценные советы.

– Ну, что, Смелков? Развеешься теперь! – радостно подбодрил меня Хотабин.

– С вами хоть куда, товарищ старший лейтенант!

– Э, нет! – еще более радостно ответил Хотабин. – С вами Сенин едет. Я остаюсь на дежурстве. – Он, очевидно, был счастлив.

– Мирного неба над Кяхтой, товарищ старший лейтенант! – пожелал я. – Ермачев будет радиограммы принимать?

– Нет, он тоже с вами. Радиограммы будут пока в соседнем зенитно-ракетном полку принимать. Еще побываешь в нем, быть может, – загадочно улыбнувшись, пообещал Хотабин. – Там радистов учат.

Я, признаться, не понял, чему еще меня учить?

Выезд в поля радовал. Что-то новое! Студентами мы все собирались сходить в зимний поход с ночевкой, да так и не сподобились. «Будет, что друганам рассказать по возвращении», – думал.

В парк пришел Ермачев, в новеньком бушлате. Теплом, толстом, добротном. «Мне бы такой больше подошел», – мысленно позавидовал. Ермачеву бушлат был великоват явно. Каптерщик себя не обидит.

Когда машина наша выползла за пределы части, Бугров дал газу, пахнуло отработанной соляркой, «бээмпэшка» прыгнула вперед и принялась пожирать расстояние, качаясь с носа на корму, будто на волнах. У меня, сидящего на броне, свесив ноги в люк, дух захватило, как в детстве на качелях! Радостно стало на душе. Перед глазами расстилалась заснеженная, местами – холмистая, равнина. Воля! Как будто… Воля дома будет.

«Как в этих просторах можно отыскать какие-то клады, даже имея план? Метр влево, метр вправо и, считай, напрасно долбил землю! Попробуй еще подолби ее в мороз! И какие могут быть точные ориентиры по прошествии десятилетий?..» – Качаясь на броне, сам не заметил, как вновь увлекся загадками кладоискателей. Сильно они мне в мозг запали, раз даже новые виды и впечатления не смогли «очистить» голову!..

В чем нам, вновь прибывшим, повезло, лагерь был уже обустроен. Ровные ряды зеленых платок на белом снегу, желто-коричневые столбы из свежеспиленных сосенок по периметру. На них – фонари. Грузовики с офицерскими жилыми кунгами вытянулись в шеренгу, борт к борту, носами к лагерю, задками в поле.

Ермачев командовал установкой нашей палатки. Он имел опыт. Тут срок службы действительно кое-что значит. Сержант знал, как сколотить каркас из досок, настелить пол. Белые свежие половые доски зародили какой-то вопрос в моей голове. Но я сам не понял, что за вопрос, а задумываться было некогда пока. Требовалось печь-буржуйку устанавливать. Ермачеву друганы из взвода обеспечения выделили пару бревен по-братски. Бревна нужно было распилить. Мы с Бугровым принялись за дело. Бугров был как всегда недоволен. Полагал, ему и машину обслуживать хватило бы, вместо того, чтобы дрова пилить. Там есть чем заняться.

Ермачев разбивал наши колоды, ловко управляясь с колуном. Маленький сержантик с кукольным лицом вызывал у меня все больше уважения, хоть друзьями с ним вряд ли суждено было стать. Он держал со всеми командирскую дистанцию.

– Смелков! Ты сегодня дневальный! – крикнул мне. – Тебе ночью печь топить. Не дай бог, мы замерзнем!

Не стал спрашивать, почему я. Дневальный, так дневальный, – решил. Однако оказалось, не судьба. Явился Сенин и увел за собой.

– Будешь у меня истопником, Смелков, – сказал. – Они тут без тебя управятся.

«Вот, блин, барин какой! Истопник ему нужен!» – подумал я весело. Ермаку язык показывать не стал, уходя. Хотя, очень хотелось.

– Печь-то топить умеешь? – спросил капитан, пока шагали вдоль палаток к линейке офицерских грузовиков. Я кивнул:

– Доводилось топить.

«И камин тоже», – мог бы добавить, но не стал, иначе пришлось бы рассказывать про дядькину дачу на Киевском шоссе под Москвой… – Постараюсь не оплошать.

Кунг, установленный на «зилке», где обитал Сенин, был нехитро обустроен. Печь-буржуйка у двери, труба на улицу выходит. Кровать стоит у передней стенки. Перед кроватью – небольшой стол и два стула. Печь от жилого помещения отделяется шторой из толстого брезента.