Текст книги "Из Забайкалья с приветом"

Автор книги: Александр Куревин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– На первую ночь дрова есть, потом на заготовку двинем, – обрисовал картину капитан.

Мне нравилась речь его. Такая, как бы, дружеская и простая, без командных ноток. Но обольщаться насчет отсутствия воли у этого офицера я бы не спешил. Сенин окончил училище с красным дипломом, как я слышал. Карьеру нацелен делать серьезно. Офицеров-«пофигистов» в армии солдаты любят, карьеристов – ненавидят. Но, Сенин был не тупой карьерист. Сенин был отличник – офицер умный, тонкий, грамотный…

Вечером к «отличнику» на огонек подтянулись еще двое офицеров. Сам майор Гарбузов, замполит части, и еще старший лейтенант, командир взвода обеспечения, как я понял. Странная компания. Офицеры сели за стол, достали нехитрую закуску. Сенин задвинул занавеску, но не до конца, чтобы тепло от печки шло. Кажется, и фляжка у них там имелась. Я услышал, забулькало. Смотрел на огонь, открыв дверцу печурки, ловил романтику и… слушал их разговор.

Разговор меня весьма заинтересовал. Речь шла не о ком ином, как об уже привлекшем мое внимание сержанте Ашоте Абовяне! Который, оказывается, паскуда… спит с офицерской женой!

– Ее на суд чести вызвать! – горячился, судя по голосу, старлей.

– Ее? – со своей обычной ехидцей сквозь зубы спрашивал Гарбузов. – Она вообще-то не офицер.

– Она – офицерская жена! – пыхтел командир взвода, где, очевидно, служил негодяй-Абовян. – И его на суд вызвать! Бабу распустил!

– Ты загнул, однако, – усмехался Гарбузов.

– Мужика позорит! – старлей очевидно принимал все близко к сердцу. Но не заслужил моей симпатии, так как был вульгарен. Растягивал гласные, как баба на базаре. У него выходило:

«Па-а-азорит!»

– Бохан делает вид, что не знает ничего, – заметил Сенин.

«Бохан?! – мысленно удивился я. – Так, вот о ком речь!»

– Может, и правда не знает, – жуя, проговорил замполит.

– Все уже знают, один он не знает? – не верил старлей. Он напоминал мне молодого петушка. – Терпеть больше не могу! Бохан старше меня по званию и по должности. Иначе сам бы с ним поговорил! А этого ару я на губе сгною!

– Основание? – негромко, с легкой усмешкой, интересовался Сенин. – Нарушение устава тут по-простому не припишешь.

– Она-то что творит? Шлюха! – все возмущался старший лейтенант.

– Знаешь, бабу понять можно, – замполит, видно, решил на себя взять роль адвоката. – Красивая женщина, пропадает в захолустье. Работы нормальной нет…

– Знала, за кого замуж выходила!..

Тут я с «петушком» был полностью согласен.

– Вы, Борис Вадимыч, ее защищать хотите? —спросил старлей.

– Просто пытаюсь быть объективным, Женя, – ответил майор.

– Изуродовать этого ару! Шепнуть на губе, чтобы десантура поработала.

– Абовян – не простой сержант, забыл? – чуть возвысил голос замполит. – У него папа в Москве, в генеральном штабе! За сына он может тут нам такого шороха навести!

«Так вот оно что! – стало доходить до меня. – Я-то гадаю, с чего такая лояльность к распутникам у замполита!»

– Странно, – усмехнулся Сенин. – Папа в генеральном штабе, а сынок у черта на рогах служит. Отец мог бы сыночку теплое местечко организовать. А то и совсем отмазать.

– Значит, нормальный мужик генерал, – выдвинул предположение Гарбузов.

«Правильно. Дипломат. – Оценил я. – Вдруг дойдет наверх? Пути господни неисповедимы». Мне делалось все веселее.

– А может, до сведения генерала Абовяна как-то довести? Пусть сынка приструнит, – осторожно предложил старлей.

– Гонца в Москву снарядим, что ли? – рассмеялся Гарбузов. – Или письмо анонимное отправим?

– Что же, безнаказанными этих оставлять? – расстроился командир взвода. – Пусть блудят дальше?

– Мне кажется, Бохан, правда, не знает, – стал рассуждать Сенин. – Не такой он офицер, по-моему, чтобы безропотно сносить унижение… Но, она-то что творит! Всю карьеру ему может поломать. Если будет громкий развод…

– Да догадывается он, думаю, – сказал замполит. – Ясно же, не клеится у него с женой что-то. Нигде вместе не бывают почти…

Видно, Гарбузов сам не знал пока, как потушить назревающий скандал. С одной стороны, такие случаи, безусловно, требуется пресекать. Выжигать каленым железом, так сказать. С другой стороны – генеральский сынок…

Офицеры еще долго говорили, прежде чем разойтись. На меня внимания не обращали, будто висящая в кунге брезентовая тряпка-занавеска – звукоизолирующая. Однако когда гости ушли, Сенин обратился ко мне.

– Ты, Смелков, если слышал чего, так сделай вид, что не слышал, хорошо?

– Так точно.

Сенин достал из-под подушки фляжку. Фляжка оказалась полной, судя по всему. Видать, его энзэ. Налил в две кружки на четверть. Одну мне пододвинул.

– Ты – мужик взрослый, институт окончил, в жизни понимаешь уже кое-что.

Сейчас я «понимал» главное – что отказываться нельзя. Мы с капитаном типа договор скрепляем теперь. Угощать солдата водкой – грубейшее нарушение дисциплины.

– Будем здравы! – тихонько провозгласил капитан. Чокнулись, выпили.

– Закуси. Вот хлеб, тушенка, огурчики соленые, – обвел он рукой «поляну».

– Благодарю, товарищ капитан.

Отправил в рот ложку тушенки, отломил полкуска хлеба, прожевал.

– Спасибо. У меня печка там… – улыбнулся, отправляясь на рабочее место. Сенин устроился спать. Скоро он тихонько, как бы осторожно, стал похрапывать, а ко мне в дверь кто-то несмело постучал. Кто это так деликатно скребется? – удивился я. Задернув плотнее штору, чтобы тепло капитану сберечь, открыл дверь и увидел солдатика из нашего взвода, голого по пояс.

– Д-д-дай хоть пару дровишек! – попросил он. – Д-дуба даю! У меня дрова сырые, не горят ни хрена. Замполит пришел, а печь погасла. На улицу выгнал за хорошими дровами! А где я их возьму – хорошие?!

Требовалось выручать пацана.

– Ты вот что. Поднимайся сюда, – сказал ему. – А то глядя на тебя мне самому холодно делается. Садись к печке, подкладывай дрова. Попробую пока твою раскочегарить.

Прихватив своих полешек, перешел в соседний кунг. Майор за занавеской не понял, что тут не его боец. Что-то пробурчал насчет времени, мне отпущенного на растопку. Я заглянул в печку – елки-палки! Пацан напихал туда толстенных поленьев, их Прометей не разжег бы при таких условиях! Видно, для служивого дело непривычное совсем. Городской парнишка, маменькин сынок. Правда, я сам такой. Учусь понемногу… Быстренько наколол на щепки свои полешки, сунул в печь, подложил кусок тонкой коры. Все занялось с одной спички. Поколол его поленья. Вернулся в свой кунг.

– Иди, горит вовсю. Сейчас быстро прогреется. Дрова такие не пихай больше! Коли! Чем тоньше, тем лучше гореть будут. Правда, и быстрее. Не доводи до того, чтобы потухло. Приходи ко мне, помогу, если что.

Неудивительно, что заготовка дров стала важной задачей для обеспечения жизнедеятельности лагеря. Лагерь стоял на открытой холмистой местности. До ближайшего лесного массива было километров пять. «Пропала роща», – подумал я, глядя, как к ней то и дело ползут грузовики.

Днем покатили и мы на своей «бээмпэшке» заготавливать дрова. Сенин руководил. Пилили мы с Бугровым, Ермачев обрубал сучья.

– Пошевеливайтесь, мужики! Погода портится. Надо возвращаться, – подгонял Сенин.

Закрепив срубленные и очищенные от ветвей стволы на броне, двинули обратно. Навстречу нам попался тентованный «зил» взвода обеспечения.

– Куда?! Возвращайтесь, на хрен!!! – крикнул, глядя на кабину «зилка», Сенин, замахал рукой. Но, в машине не отреагировали. Не заметили, что ли? Что не слышали – итак понятно. «Зилок» как ехал, так и поехал дальше, в сторону леса.

– Выбрали время! – крикнул мне Сенин сквозь лязг гусениц. Я ехал рядом с ним, сидя на люке. Ермачев уступил. Он накатался уже.

Сенин волновался не зря. На вечерней поверке выяснилось, отсутствуют двое бойцов из взвода обеспечения. Уехали за дровами…

Ночью, сидя перед буржуйкой, в которой горели и весело потрескивали поленья, я слышал, как переговариваются тревожно гости Сенина. Командир взвода обеспечения поднимал накануне людей на поиски пропавшего «зила», – сами едва не заблудились. Бойцов не нашли. На улице такой буран бушевал, – носа не высунешь. Офицерский кунг раскачивался. Я боялся, как бы не перевернулся. Ну, его на фиг! Приключения тоже в меру хороши. Я же не девочка Элли из «Волшебника изумрудного города»! Дальнейшие поиски отложили до утра…

Утренние разъезды также ничего не дали. Все накатанные по холмам дороги напрочь занесло. Очевидно, машина ушла куда-то в сторону от лагеря. В лагере вчера не было света, пока буран не утих. Да, если бы и был свет, – его не увидишь в такую пургу. Горе-дровосеки должны были стоять, пережидать непогоду. Куда их потащило?..

Я слушал офицерские разговоры, хотя никто меня не приглашал. На истопника за шторой просто не обращали внимания. Все недоумевал, куда служивые, действительно, подевались, пока не услышал фамилии пропавших бойцов: сержант Валерий Землячко и сержант Ашот Абовян. Тут кольнуло, да еще как! А за дровами ли ребята уехали на самом деле?! Я же точно знал, что у них имелся какой-то свой план. В курсе должен быть Ермак, – рассудил. Пошел к нему. Тот нахмурился, услышав мой вопрос.

– Смелков, ты не по адресу. Если честно, мне их игры детские по барабану. Просто Зема мне корифан. Я ему обмолвился, что ты карты Шмоляру подписывать теперь станешь, он и решил тебя припахать насчет своей карты. Но, я в их клады не верю.

– А как же монеты?

– Да я понятия не имею, где они их взяли. В каких-то развалинах. Потом наслушались от кого-то про заброшенные дацаны. Ну, эти монастыри буддийские. Их же после Октября порушили почти все. Вроде, пацаны вздумали по дацанам порыскать при случае.

«Заброшенный дацан – это нечто более реальное на предмет поиска кладов, нежели белые бескрайние холмы, – подумал я.– В заброшенный дацан и зимой, вероятно, пробраться можно».

– У них, наверное, был план, который требовалось соотнести с картой?

– Ну, был какой-то. Только я его не видел, понял? Если они и вправду поехали клад искать, придурки, так ты, Смелков, помалкивай лучше, пока все не прояснится. И молись, чтобы карту твою не нашли, когда этих кладоискателей поймают. Про карту сходу скумекают, кто ее сработал. Как минимум, на губу отправишься… Пусть вернутся, да получат свои порции на орехи. Кипеш из-за них поднялся! А пока помалкивать будем.

Я не стал говорить Ермаку, что знаю еще кое-что: про Татьяну из архива, про майора. Кто он – майор?.. Очевидно, Ермака данная тема не интересовала.

Прошел еще день. Взвод обеспечения своих пропавших так и не нашел. Нарастала тревога. Командование приняло решение искать всем миром. Задействовать имеющийся подвижной состав. Зону поиска разделили на сектора. На своей «бээмпэшке» мы тоже отправились на поиски. Ехали довольно долго. Видимо, Сенин принял решение обследовать дальние подступы к лесу. Бугров вдруг резко остановил движение. Развернулся на девяносто градусов и двинул прямиком в рощу. Очевидно, Сенин подал ему команду, что-то увидев. Еле проползли между деревьями, все углубляясь в лесной массив. – Я слышал, как терлись бортом о стволы. «Бээмпэшка» почти уперлась в задок того самого «Зила», который мы искали и вот, нашли! Ермак и Сенин были уже возле кабины автомобиля, когда я выбрался наружу. Со стороны своего борта видел Ермака. Тот открыл водительскую дверь и замер. Глаза на его кукольном лице сделались неподвижны. Я все понял. Подошел, тоже заглянул в кабину. Встретился глазами с Сениным, который смотрел с другой стороны. Между мной и Сениным в кабине находились два неподвижных тела. Ближний к нам, Валера, скрючился за рулем, подтянув ноги под себя. Очевидно, до последнего пытался согреться. Другой, Ашот, наоборот, откинулся на сидении так, словно ему было жарко. Глаза закрыты, рот широко открыт. Возможно, у него от холода случилось помутнение рассудка? Видел себя на пляже, под солнцем? Уже не расскажет.

– Вот и вся история, – сказал Сенин, глядя на неживых бойцов. В голосе прозвучала досада.

Я же, будучи в шоке от вида двух окоченевших трупов людей, которых помнил живыми, полными энергии и всяких планов, мысленно не согласился с капитаном: «История далеко не вся. Она вообще только начинается!»

Сенин приказал закрыть двери грузовика и всем вернуться к своей «кашээмке». Стал вызывать по рации Сто первого. Это был позывной Шмоляра, руководившего поисками.

Лично у меня, когда малость пришел в себя, стали возникать вопросы. Отчасти услышал на них ответы от собравшихся вечером офицеров, когда топил печку. На месте гибели сержантов к этому времени уже побывали все, кому положено в таких случаях, включая прокуратуру. Вывод пока был сделан таков, что пацаны замерзли не потому, что в баке топливо закончилось, топлива было достаточно. Очевидно, машина просто заглохла и больше не завелась. Нашли причину, отчего не завелась: отлетел провод массы. Допустим. Но, почему в кузове, под тентом, не оказалось дров? Они же за дровами поехали? Следствие на этот вопрос дает ответ: не успели. Буран помешал. Но, я-то знал, они успели бы. Буран все-таки позже начался. Хоть пару стволов да смахнули бы! Иное дело, если они сначала поехали не за дровами, а дрова рассчитывали запасти уже на обратном пути.

Возможно, я являлся жертвой собственного воображения, но, мне казалось, что от парней просто избавились. Почему? Ну, скажем, они действительно нашли клад, и главный кладоискатель – неведомый майор – решил, что делиться не стоит.

Интересно, кто еще знает о найденном реальном кладе? Знает ли, например, та Татьяна из архива? Быть может, ей тоже грозит опасность?

Другое предположение – наказали Ашота. Чем плохая версия? Вот, только Валеру за что? С другой стороны, Валерик был поверенным а амурных делах Ашота. Можно сказать – сообщником. Ведь получается, что подруга Татьяны, которая крутила с Ашотом, и есть жена Бохана? Заметим, майора Бохана. А Татьяна и в этом случае находится в опасности как наперсница изменницы.

«То, что Ермак теперь отрицает общее с кладоискателями увлечение, понятно, – думал я. – Может, и вправду все так, как он говорит, – не вникал особо в их дела, а, может, сдрейфил».

Лагерь вернулся к прежней жизни. Но, это был уже другой лагерь. Никто не мог забыть того, что случилось. Я держал ухо востро всякий раз, когда у Сенина собиралась офицерская компания. Зуд Шерлока Холмса…

– Шмоляр что говорит, – поведал Сенин, вернувшийся в этот день из казарм вместе с подполковником. – Шороха не будет, как боялись. Ара-то, оказывается, щеки надувал только! Врал он про то, что генерал Абовян – его отец. Однофамилец! Если и родственник, то очень дальний. А командир уже с кем надо, в Москве, советовался, что делать? Такая беда, генеральского сынка не уберегли…

Присутствующие разом загалдели, меня же, честно говоря, покоробило от того, что офицеров волнует лишь то, как отразится чепе на их карьере.

– Бохану повезло, – еще более цинично высказался Гарбузов. – С любвеобильным Абовяном все решилось… Не тем будь помянут, конечно.

«Бохан устроил засаду на любовника своей жены? – кипел мой разум возмущенный. – Правда, никто пока не говорит, что Абовяна и Землячко убили. Где следы насилия? Просто замерзли. Машина поломалась. Забайкалье, суровая зима. Бывает».

«Как Бохан узнал бы, что кладоискатели именно в этот день и в этот час поехали за дровами? – продолжил я сам с собою рассуждать. – В лагере его не было. Если только он – тот самый майор, который был с ребятками в деле! Но, разве такое может быть – в деле с любовником своей жены? Ну, а если Бохан для того только и покровительствовал кладоискателям, чтобы разделаться с ними?.. А клад? Клад есть, или нет? Может, Бохан – сразу двух зайцев одним выстрелом? И клад забрал, и с любовником жены расквитался?»

Бохан мне с первого взгляда показался человеком умным и решительным, способным на поступок».

«На серьезное расследование рассчитывать вряд ли стоит, – строил я дальше свои умозаключения. – Ясен пень, командир части сделает все, чтобы не выносить сор из избы. Местная военная прокуратура, мне думается, не станет копать. Вынесет вердикт – роковое стечение обстоятельств. Тем более что прокуратура не знает ни про кладоискателей, ни про неверную жену Бохана. Про жену-то, может, донесут, а вот про кладоискателей… Или, мне самому следует подать сигнал?.. Интересно, обнаружили ли мою карту у погибших сержантов, или ее изъял тот, кто каким-то образом «помог» бойцам замерзнуть?»

Пожалуй, мне стоит пока помолчать, заключил. А вот подсобрать информации ничто не мешает. Поговорить еще раз с Ирой Малышевой, с Павликом. На закуску оставить Татьяну из архива. А главная изюминка – это жена майора Бохана.

Я вдруг будто проснулся и удивился собственным мыслям. Я что, решил расследование вести? С какого перепуга?!

Пока Сенин был в очередном отъезде, в Кяхте, – не больно ему, видно, нравилось в будке спать, – я успел разок сходить в караул, а также побывать… на дне рождения! К моему, то бишь Сенинскому, кунгу подошел спасенный мною морозной ночью от замполита солдатик Берестов. С ним был еще Бугров для массовки. Делегация! Тоном заговорщика Берестенок сказал:

– Олег, есть разговор. Тут такое дело… День варенья у меня. Хочу проставиться. Бабки есть. Ермак с пастухом-бурятом насчет водки договорится. Ехать некому. Мы – на виду. Ты не смог бы? Сенина -то твоего нет пока.

Окинув взором снежную целину за офицерскими кунгами, припомнил песенку Кола Бельды, неизменного участника всех больших концертов на телевидении:

– Паровоз – хорошо, пароход – хорошо, самолет – ничего, а олени лучше… Только у меня даже собачей упряжки нету. Ехать на чем?

– Почтальон на «уазике» тебя прихватит, – озвучил план Берестов.

– Главное, чтобы меня за этим делом кто другой за что-нибудь не прихватил, – не смог не прицепиться к слову я.

– Не-ет, – заверил именинник. – Почтальон же тебя и отмажет, если что. Скажет, попросил тебя помочь. Посылок, мол, много и тому подобное. Как? Сможешь, да? Пойдем к Ермаку тогда. Он тебе все объяснит.

«Все-то у этого Ермака схвачено! Каптерщик крученный!», – думал я, шагая вслед за однополчанами по росту дураков. Первым – маленький Берестов, следом – пухляк Бугров (здоровеет, – из армии вернется, в деревне девки не узнают), третьим – большой я. Мне расти уже некуда, только над собой.

– Что, согласен, стало быть? – встретил меня в палатке вопросом Ермачев. Он сидел на корточках перед буржуйкой, подкладывал дрова. В печке весело горел огонь.

– Поспоришь с вами! – пробурчал я. – Потом скажете, общественное мероприятие сорвал.

– Тогда жди сигнала. Почтальон, Валя Гудок, поедет в Кяхту, тебя возьмет на борт. Заедете с ним к Пастуху-Буряту. Ты его так и можешь называть, «Пастух», или «Бурят». Он откликается. Скажешь, от Ермака. Я с ним еще по «молодости» контакт наладил. Он водкой торгует. Видно, прихват в Кяхте имеет, жучара. Двойную цену, правда, ломит, гад. А в праздники – вообще тройную! Но, как говорится, хочешь – бери, не хочешь – проходи мимо. Еще не каждому продаст… Финансирование – за именинником. – Ермак посмотрел на Берестова. Тот кивнул.

– Договорились, – сказал я. – Зовите. Пойду пока Сенину печку протоплю. Бог знает, когда явится. Чтобы кунг совсем не заледенел, пока меня не будет…

Валя Гудок оказался длинным, задумчивым малым с недовольным лицом. Может, это общее у всех водителей?.. Ермак, подсаживая меня к нему, представил как гонца. Куда ехать, Вале объяснять не требовалось. Ему, видать, не впервой.

Конечно, Гудок был не только почтальоном. Прежде всего – водителем замполита, Гарбузова. Поскольку замполиту, по совести говоря, ездить мало куда требовалось, только по ушам, то Валю у него «одалживали» все, кому не лень. Я припомнил, что в злосчастный день своего появления в Кяхте ехал вместе с Боханом и Пашей к сгоревшей мастерской на этом же уазике, и Валя рулил.

Пока катили к Пастуху по заснеженным холмам, Валя нудел про свою нелегкую жизнь, которую можно было бы охарактеризовать кратко: «Загоняли». С добавлением бранного слова, само собой.

Издали, с возвышенности, пастушье хозяйство показалось набором игрушечных домиков, сарайчиков, изгородей на фоне бескрайней холмистой степи. Однако вблизи оно произвело иное впечатление. Круглая юрта Бурята оказалась не «палаткой» – каркасом, обтянутым войлоком, как я ожидал, а добротным срубом. Плюс хозяйственные постройки, тоже из дерева. Кошара была заперта, овцы сидели «дома». Просторный загон пустовал, не считая собаки. Лохматый, черный с подпалинами, монгольский волкодав посмотрел на меня устало-добродушно. Поднялся, и не спеша побрел знакомиться. Его спокойствием я решил на всякий случай не обольщаться. Кто знает, сколько волков на счету этой милой собачки, помимо лис и сусликов..? Пес замер, глядя, что буду делать. Стоило приблизиться вплотную к забору, он гавкнул пару раз, припав на передние лапы. Получилось забавно, однако я прекрасно понял, что лучше оставаться со своей стороны забора. Конечно, в бушлате и ватных штанах своих я мог бы некоторое время продержаться в роли «нарушителя» для натаски служебной собаки. Только зашивать одежду потом придется ведь своими личными руками. Припомнилась песенка, которую распевали девчонки в институтской общаге, когда счет тостам бывал потерян:

Была я белошвейкой и шила гладью,

Теперь я – в политехе. И стала… ла-ла.

Парам-пам-пам. Парам-пампам-пампам!

На лай волкодава открылась дверь овчарни, и на свет вышел бородатый мужик с раскосыми глазами в толстом и, чувствовалось, очень теплом халате, похожем на длинную не по росту солдатскую шинель. Обратила на себя внимание эта его бородища – густая, как у абрека. Обычно у бурят и монголов я наблюдал три волосинки в два ряда… Пастух пошел ко мне. Один глаз его казался «подкрашен» сильнее другого из-за небольшой родинки у виска, на том месте, где ресницы сходились. Художника-портретиста во мне и забайкальскому холоду не убить!

– Здравствуйте! – поздоровался с хозяином овчарни. Он по-свойски поднял руку в знак приветствия, будто приятели с ним.

– Я от Ермака, – назвал ему пароль, понизив голос, словно кто-то меня слышать мог. – Нам бы водочки. Две. – Я изобразил пальцами рогатку. – День рождения у приятеля.

Пастух внимательно посмотрел на меня. Точно пытался определить, можно ли мне доверять? Понятно, статью за спекуляцию никто не отменял. Видимо, осмотр гонца по каким-то признакам удовлетворил спекулянта. Отвернулся, ушел в юрту. Какое-то время его не было, – видать, полез в закрома. Его собака тем временем все так же сидела передо мной по ту сторону забора, стерегла.

– Да не нужны мне ваши овцы! – сказал лохматому сторожу. Пес прислушался, приподняв уши.

Бурят вернулся с матерчатой сумкой в руках. Протянул ему деньги. Он сунул их в карман. Лег грудью на жердину забора, раскрыл сумку. Я извлек из нее, одну за другой, две поллитровки «Русской» – точь в точь такие же, как в нашем с Пашей тайнике, розлива Улан-Удэ, как определил потом. Рассовал добычу по глубоким карманам штанов, поблагодарил Бурята, сказал: «До свидания», – и пошел к машине. Пастух так же, как при встрече, лишь поднял руку. Какой-то странный осадок остался у меня от этого акта купли-продажи. Не сразу, но все же понял, в чем дело. Не услышал голоса Пастуха. Одни жесты. Может, немой?

– Готово дело, – доложил Вале. – Едем обратно?

– Ну, сейчас! – чему-то обрадовался Гудок. – Хочешь, чтобы нас спалили на ровном месте, что даром по степи бензин жжем? Едем в Кяхту за почтой. Потом кое-что в часть завезем и тогда уже – обратно, в лагерь.

«Ну, покатаемся, – подумал я. – Отчего бы не покататься? Конечно, на оленях было бы лучше…»

К вечеру благополучно вернулись в лагерь.

– Ну как тебе Бурят? – спросил меня Ермак, пока Берестов ныкал водку.

– Карабас-Барабас, – ответил я.

– Да, – согласился Ермачев. – Бородища у него знатная.

– Обычно, у местных такой не бывает, – заметил ему. Ермак как-то странно-внимательно на меня посмотрел, но ничего не сказал.

После отбоя разогрели на печурке ужин, принесенный с походной кухни, и подняли тост за именинника. Потом проговорили до полуночи. Сенин, слава богу, по-прежнему отсутствовал. Ермак был нынче в роли тамады. Я при нем как-то больше помалкивал. Видел, что маленький сержант просто влюбил в себя и молодого дурачка-Берестова, и хмурого водителя Бугрова, и остальные его слушали, раскрыв рот. Правда, он мало что рассказывал о себе, зато помнил кучу приколов о сослуживцах. Ермак собирался оставаться на сверхсрочную, по собственному признанию. Правильно. Что ему делать на своем Дальнем Востоке? Для него наша Бурятия – шаг ближе к центру. Стать профессиональным военным у него, чувствовалось, очень даже получится. Мне он, в общем-то, лишь одним был не по душе – тем, что держал дистанцию. По возрасту я этого «старослужащего» старше года на три буду, а он передо мной все «деда» включает!..

Я всегда умел замечать в людях красивое. Оставаясь при этом реалистом, хотелось бы надеяться, поскольку некрасивое видел тоже. Только старался на последнем не зацикливаться. Для злословия ума много не требуется.

Полевой выезд закончился. К сожалению, нельзя было сказать, что без потерь… «Крылья сложили палатки, их кончен полет…», – машинально напевал про себя Визборовское «Солнышко лесное» под бледным бурятским солнцем. На складывание «крыльев», снятие фонарей, смотку кабелей, разбор каркасов и полов ушло некоторое время. Колонна двинулась в Кяхту, в свои красные казармы.

Сдав все лишнее Ермаку, который теперь вновь выступал в роли каптерщика, прибыл на пункт управления начальника ПВО. На меня сразу напал с расспросами Хотабин.

– Ну что, Смелков, стряслось там у вас, рассказывай…

Я стал рассказывать про чепе, акцентируя внимание на странностях: почему сержанты поехали за дровами без молодых? Почему – невзирая на буран? И дрова-то во взводе обеспечения, как выяснилось, в запасе еще были.

Мне хотелось возбудить интерес у будущего прокурора, что оказалось несложно, поскольку Хотабин итак уже проявлял любопытство, – видно было.

– Моим друзьям в прокуратуре сигнал был, – рассказал мне взводный, – что Абовян – не простой солдат, а родственник кое-кого. Дескать, работайте на полную катушку. Есть шанс отличиться и продвинуться по службе. Однако ребята понимают: если история дойдет наверх в самом неприглядном виде, командир части на своем посту может не устоять. А полковник Санкин – настоящий офицер. И, полковник Санкин тоже не лыком шит, – заверил Хотабыч меня. Как понял, он не раз уже лично общался с командиром части напрямую, прыгая через головы своих начальников рангом пониже – Сенина, Шмоляра. Возможно, сам командир слегка поощрял данное нарушение субординации, потому что ему тоже нужна была информация из «низов». Свои, так сказать, источники. Это была моя гипотеза.

– Санкин поднял свои связи в Москве, – продолжал хвалить командира части Хотабин. – Выяснилось, что Абовян брехал насчет того, что сын генерала, прикинь, Смелков!..

Я не стал говорить, что уже знаю это, поскольку пришлось бы объяснять, откуда…

– …Однако это все равно хреново, поскольку имени генерала Абовяна все же коснулось. Командиру из Москвы пальчиком погрозили. Но, такого эффекта, какой мог выйти, не получилось…

«В лице Хотабина у меня появился в среде офицеров друг по интересам, – порадовался мысленно я. – Теперь Хотабина можно будет расспрашивать о новостях без лишних объяснений, зачем интересуюсь?»

Вечером отпросился у «друга по интересам» сгонять в казарму. Имелись у меня некоторые вопросы к своему однокашнику из учебки, Павлику. Он же теперь – главный столяр и главный слесарь стал. Решил к Павлику клинья подбить.

Паша рассказал мне, что обустраивает мастерскую по новой. Вставил окна, пол настелил. Станки, верстаки только привезли, а надо для стрельб кучу всего готовить. Зашивается!

Оговорив все новости скучным голосом, Павлик спросил:

– Что там с арой и Земой произошло?

Я понял, у Павлика тоже подозрения имеются, что дело нечисто. Пожал плечами с деланным равнодушием:

– Замерзли. Был буран…

– Все не так, Олег. – Он понизил голос. – Помнишь, ты обратил внимание на странность гибели Длинного? Так вот. Эти тоже странно погибли. Странно быстро вслед за ним!

– Они какие-то общие дела имели? – Я не хотел ни о чем его расспрашивать прямо, в лоб, из осторожности, но пришлось поддерживать разговор. Конечно, меньше знаешь – лучше спишь. Больше знаешь – хуже спят другие… Но, лучше уж я буду знать все то же, что знает Паша, чем надо мной, его приятелем, повиснет угроза пострадать от руки неведомых злодеев ни за что ни про что. Так хоть есть шанс что-то предпринять.

– Хочу тебе рассказать кое-что, – понизил голос мой однокашник. – Понимаешь, у нас тут, в Кяхте, золотая лихорадка.

– В смысле?! – разыграл неосведомленность я. – В речке «Кяхта» золото нашли? – с усмешкой спросил. Иру Малышеву решил не палить, что она мне уже все рассказала.

– Не золото, не песок, не камни. Буржуйские клады! А также ценности буддистов.

Выслушав его, я понял, информацию они с Ирой черпали из одного источника. От покойного Длинного, да все той же Татьяны из архива. От кого же еще?

– Что теперь ты обо всем этом думаешь? – спросил Паша.

– Что думаю? Мы с тобой однокашники, Паша. То, что ты мне это рассказал, нормально. А больше никому не говори и от разговоров на эту тему уходи вообще. Со смертью людей пусть военная прокуратура разбирается. Это ее дело. А мы давай будем заниматься своими делами. Ты говоришь, что зашиваешься с подготовкой к стрельбам? Подойди к начальству, попроси меня в помощники. Опыт у меня имеется. Я у себя в Горьком, в кинотеатре, подрабатывал оформителем, пока студентом был. Заказы большие был, и в смысле размеров тоже. Афишу возле кинотеатра представь!

– Да?! Ладно, я попробую. Здорово было бы! Вдвоем быстро станки установим, все запустим… А тебя с Пункта управления отпустят?

– У нас сейчас дежурств нет пока. Зенитно-ракетный полк соседний дежурства несет.

«Ермак будет счастлив, когда его опять на Пункт посадят, – подумал, уходя от Павлика, – но, думаю, переживет».

– Хочет от нас в столярку свинтить! – радостно объявил другим днем Шмоляр обо мне Сенину и Хотабину, присутствовавшим на Пункте. – Что, здесь плохо? – спросил меня.

– Никак нет, товарищ подполковник! Да, я и не рвусь… – изобразил равнодушие. – Однокашник сказал, работы много. Ну, я ему и предложил по доброте душевной: «Договоришься с начальством, помогу».

– Ладно, Смелков. Отправляйся. Выдайте ему жетон, – сказал Шмоляр Сенину с Хотабиным. – И быстрее там управляйтесь! – чуть повысил голос подполковник на меня. – Стрельбы на носу. Будем «Иглу» запускать, – объявил он так, будто речь шла о старте межпланетного космического корабля.