Текст книги "Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков. Антология"

Автор книги: Александр Жолковский

Трагедия в пяти действиях

II, 1

 
              Ольга:
        О Волга! На твоих брегах
Как жизнь моя прелестно расцветала,
Как сладко я о будущем мечтала,
Как мало думала о горе и бедах!
С ним было сладко все: среди дубрав скитаться,
        Внимать их сладостным певцам;
Иль грозно плещущим волнам
На легком челноке вверяться;
С ним быть, речам его внимать,
Встречать всечасно взор его прекрасный,
И в нем любовь его читать,
И блеск души, как небо, ясной…
        (Вздыхает.)
Но все навек прошло! Ермак, Ермак!
 

1825–1826

34. Реплика персонажа построена как самостоятельное элегическое ст-ие, четко выделенное из окружающего текста – размером и рифмовкой (Я4/5/6; два четверостишия с опоясывающей рифмой, одно с перекрестной; собеседница – вне цитируемого куска – говорит белым Я5); незарифмована лишь последняя строка-восклицание (вполне в элегическом духе). Два последние четверостишия заняты длинной зависимой чисто сочинительной ИС 7, ностальгически воскрешающей «иное» – былые любовные свидания, в частности, передвижения (скитаться), в т. ч. с помощью транспортного средства.

 
Хотел бы я разлиться в мире,
Хотел бы с солнцем в небе течь,
Звездою в сумрачном эфире
Ночной светильник свой зажечь.
Хотел бы зыбию стеклянной
Играть в бездонной глубине
Или лучом зари румяной
Скользить по плещущей волне.
Хотел бы с тучами скитаться,
Туманом виться вкруг холмов
Иль буйным ветром разыграться
В седых изгибах облаков;
Жить ласточкой под небесами,
К цветам ласкаться мотыльком
Или над дикими скалами
Носиться дерзостным орлом.
Как сладко было бы в природе
То жизнь и радость разливать,
То в громах, вихрях, непогоде
Пространство неба обтекать!
 

1827

35. Пять четверостиший (Я4жм) с четырьмя анафорическими личными Хотел бы: двумя в I строфе, управляющими соответственно одним и двумя инфинитивами; одним во II, управляющим двумя; и одним на следующие 8 строк, управляющим ИС 6. Период замыкается синонимической заменой личного главного сказуемого (Хотел бы) на безличное (Как сладко было бы), управляющее двумя инфинитивами. Перволичное я при хотел бы исчезает после 1-й строки. Анафорические повторы, длина серий и общее обилие инфинитивов (ИС 1+2+2+6+2), разнообразие их позиций в стихе, множественность явлений природы, с которыми мыслится контакт и метаморфное слияние (ср. № 8; см. Ж-2003а), и интенсивность пространственных передвижений – все это работает на романтическую тему творческой мощи субъекта. Синтаксис довольно однообразный (пространственные предлоги, совместный предлог с и тв. п. превращения), сугубо сочинительный (бессоюзный и с союзами или и то); нет ни причастных, ни деепричастных оборотов, ни разветвленных конструкций.

Не исключено влияние позднего ст-ия Гёте «Одно и всё» («Eins und Alles»; 1821), с его более глубокой темой круговорота бытия и небытия и более разветвленным ИП (благодаря свободной номинализации инфинитивов в нем. яз), см., напр. I и IV строфы:

ИС 2+5+4+(1-1): Im Grenzenlosen sich zu finden, Wird gern der einzelne verschwinden, Da löst sich aller Überdruß; Statt heißem Wünschen, wildem Wollen, Statt lästigem Fordern, strengem Sollen, Sich aufzugeben ist Genuß. <…> Es soll sich regen, schaffend handeln, Erst sich gestalten, dann verwandeln; Nur scheinbar steht’s Momente still. Das Ewige regt sich fort in allen: Denn alles muß in Nichts zerfallen, Wenn es im Sein beharren will. [Ср. буквальный перевод строк 3-5: *Вместо горячего хотеть, дикого желать, Вместо тягостного требовать, строгого долженствовать, Отказаться от себя – удовольствие.]

В пер. Н. Н. Вильмонта [Гёте 1975, 464–465]:

ИС 2+(1-1)+1+1: В безбрежном море раствориться, С собой навеки распроститься В ущерб не будет никому. Не знать страстей, горячей боли, Всевластия суровой воли – Людскому ль не мечтать уму? <…> Пусть длятся древние боренья! Возникновенья, измененья – Лишь нам порой не уследить. Повсюду вечность шевелится, И все к небытию стремится, Чтоб бытию причастным быть (Отметим утрату по сравнению с оригиналом четырех инфинитивов в IV строфе).

Три десятка лет спустя ст-ие 23-летнего Х. вызвало пародию Козьмы Пруткова: «Желания поэта» [вар.: Желанье поэта]» (оп. 1854; об авторстве В. М. Жемчужникова, см. Прутков 1965: 430):

Хотел бы я тюльпаном быть; Парить орлом по поднебесью; Из тучи ливнем воду лить; Иль волком выть по перелесью. Хотел бы сделаться сосною; Былинкой в воздухе летать; Иль солнцем землю греть весною; Иль в роще иволгой свистать . Хотел бы я звездой теплиться; Взирать с небес на дольний мир; В потемках по небу скатиться; Блистать , как яхонт иль сапфир. Гнездо, как пташка, вить высоко; В саду резвиться стрекозой; Кричать совою одиноко; Греметь в ушах ночной грозой… Как сладко было б на свободе Свой образ часто так менять И, век скитаясь по природе, То утешать , то устрашать! [Прутков 1965, 68–69]

В пародии сказуемые-анафоры и управляемые ими ИС образуют более ровный рисунок нарастания – ИС 4+4+8, а металитературный финал (ИС 3), вводимый формулой Как сладко было б на свободе, эффектно обнажает самый топос метаморфозы.

Степан Петрович Шевырев (1806–1864)

У Ш. примечательна «Русская разбойничья песня» (1827; обработка того же народного источника, что и в «Свадьбе» А. В. Тимофеева, 1834, знаменитой благодаря музыке Даргомыжского, 1835), с ИП фольклорного типа. Атаман разбойников отвечает на вопросы сына:

«Я учил тебя добру: Зверем жить под землей, Рыбой плыть под водой, Птицей в воздухе летать. На коне в огонь скакать <…> Мне сказала ворожейка, Лихая злодейка: Что тебе венчаться С матерью твоей, Что тебе ласкаться У песчаных грудей».

ИС 4+2; характерен мотив передвижения; «иное» представлено фольклорностью, разбоем и зооморфной метафорикой (ср. № 330).

[Шевырев 1939]

 
Что в море купаться, то Данта читать:
Стихи его тверды и полны,
Как моря упругие волны!
Как сладко их смелым умом разбивать!
Как дивно над речью глубокой
Всплываешь ты мыслью высокой:
Что в море купаться, то Данта читать.
 

1830

36. Обрамляющий повтор приравненных друг другу инфинитивов – частный случай дефиниционных приравниваний (ср. №№ 12, 15), как правило, безличных и, значит, абсолютных; изъявительное 2-е лицо в 6-й строке (всплываешь ты…) неопределенно-лично. Общая структура: ИС (1=1)+1+(1=1). Мотивы передвижения (в частности, по воде), любования волнами и поэтического творчества (здесь под углом читательской рецепции) типичны для ИП, а ассоциация плавания с чтением (вызвавшая упрек Белинского в натянутости) оригинальна и родственна другим метапоэтическим применениям ИП.

Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807–1873)

У Б. более двух десятков ст-ий с ИС, часто длинными, но не абсолютными и не покрывающими бóльшую часть текста, – свидетельство укоренения ИП как принятого ресурса романтической поэзии.

Особенно охотно разрабатывал Б. тему женщины как проблемного иного, пришедшую на смену сатирическому харáктерному иному XVIII в. Ср.:

ИС (3-1)+(14-1)+4 в ст-ии «К женщине» (1839):

Должна от света ты зависеть , Склоняться, падать перед ним, Чтоб, может быть, его возвысить Паденьем горестным твоим; Должна и мучиться и мучить, Сливаться с бренностью вещей, Чтоб тяжесть мира улетучить Эфирной легкостью твоей; Не постигая вдохновенья, Его собой воспламенять, И строгий хлад благоговенья Слезой сердечной заменять; Порою, на груди безверца Быть всем, быть верой для него, Порою там, где нету сердца, Его создать из ничего, Бездарному быть божьим даром Уму надменному назло, Отринув ум, с безумным жаром Лобзать безумное чело; Порой быть жертвою обмана, Мольбы и вопли отвергать, Венчать любовью истукана И камень к сердцу прижимать. <…> Тебе дано его покоить, Судьбу и жизнь его делить, Его все радости удвоить, Его печали раздвоить [Бенедиктов 1939, 115];

ср. тж. ст-ие «Напрасно» (1842; «Напрасно, дева, бурю спрятать.…»), с ИС 6;

и «Лестный отказ» (1844), с ИС 5 в прямой речи женщины, т. е. с перевоплощением лирического субъекта в «иной» пол [Бенедиктов 1939, 177]:

«<…> Я не хочу обманом искушать Поэта жар и стих покорной И полунежностью притворной Тебя коварно вдохновлять, Внушать страдальцу песнопенья И звукам, вырванным из сердца глубины, Рассеянно внимать с улыбкой одобренья И спрашивать: кому они посвящены? <…>»;

а также квазилермонтовское «Смейтесь!» (1850–1856) с несколькими ИФ.

Длинные ИС есть и в других стихах Б., ср., например, квазиабсолютную ИC 5 в «Послании о визитах (К М. Ф. Ш<такеншнейдер>)» (1856), описывающем в 1-м лице стандартное поведение современного светского человека, уподобляемого в его передвижениях по городу великим мореплавателям (транспортный мотив из репертуара ИП), не в сатирическом, а автоироническом ключе (ср. послания поэтов пушкинской поры):

<…> Открыть среди таких прогулок Иль неизвестный закоулок, Иль безымянный островок; Полузнакомого припомня, Что там у Покрова живет, Узнать, что самая Коломня Есть остров средь канавных вод, – Открыть полярных стран границы, Забраться в Индию столицы, Сто раз проехать вверх и вниз Через Надежды Доброй мыс [Бенедиктов 1983, 380–381].

 
О, как быстра твоих очей
Огнем напитанная влага!
В них все – и тысячи смертей,
И море жизненного блага.
Они, одетые черно,
Горят во мраке сей одежды;
Сей траур им носить дано
По тем, которым суждено
От них погибнуть без надежды.
Быть может, в сумраке земном
Их пламя для того явилось,
Чтоб небо звезд своих огнем
Перед землею не гордилось,
Или оттоль, где звезд ряды
Крестят эфир лучей браздами,
Упали белых две звезды
И стали черными звездами.
Порой, в таинственной тени,
Слегка склоненные, они,
Роняя трепетные взгляды,
Сияньем теплятся святым,
Как две глубокие лампады,
Елеем полные густым, —
И укротив желаний битву
И бурю помыслов земных,
Поклонник в трепете при них
Становит сердце на молитву.
Порой в них страсть: ограждены
Двойными иглами ресницы,
Они на мир наведены
И смотрят ужасом темницы,
Где через эти два окна
Чернеет страшно глубина, —
И поглотить мир целый хочет
Та всеобъемлющая мгла,
И там кипящая клокочет
Густая черная смола;
Там ад; – но муки роковые
Рад каждый взять себе на часть,
Чтоб только в этот ад попасть,
Проникнуть в бездны огневые,
Отдаться демонам во власть,
Истратить разом жизни силы,
Перекипеть, перегореть,
Кончаясь, трепетать и млеть,
И, как в бездонных две могилы,
Всё в те глаза смотреть – смотреть.
 

1842–1850

[Бенедиктов 1939, 150–151]

37. Длинное ст-ие Я4 завершает длинная двухэтажная ИС 1-10, с разнообразным положением инфинитивов в строках, развивающая тему мощи (ср. № 35), повернутой по-новому – применительно к демонической любовной страсти. Заглавие отсылает к более раннему ст-ию Б. «Черные очи» (оп. 1835), кончающемуся ИС 4 [Бенедиктов 1939, 39]:

Не довольно ль любоваться На тебя, краса любви, И очами погружаться В очи черные твои, Проницат ь в их мглу густую И  высматривать в тиши Неба искру золотую, Блестку ангельской души?

«Черные очи», вкупе с двумя ст-ями – неинфинитивным «К черноокой» (оп. 1835 под названием «К Аделаиде») и отчасти инфинитивным «Кудри» [оп. 1836; Бенедиктов 1939, 51–52]:

Кудри девы-чародейки, <…> «Кто-то будет эти волны Черпать жадною рукой? Кто из нас, друзья-страдальцы, Будет амвру их впивать, Навивать их шелк на пальцы, Поцелуем припекать, Мять и спутывать любовью И во тьме по изголовью Беззаветно рассыпать?» (ИС 1+6), —

считаются источником романтического (хотя и неинфинитивного) ст-ия Некрасова «Турчанка» (1839). Это примечательно в свете более поздней некрасовской пародии на Б., высмеивающей ст-ие «Три искушения» (1846):

Та черная коса, те локоны густые, И волны, пряди их и кольца смоляные, Когда б раскинуть их, казалось бы, могли Опутать , окружить, обвить весь шар земли, и т. д. [Бенедиктов 1939, 205]

Некрасов создает мощный образец ИП, пародируя более ранние стихи Б.:

Те кудри черные… когда б отрезать их, Преступно посягнув на их несокрушимость… Соткать на них чехол из тканей дорогих – В нем бешеных кудрей сковать необозримость. И, взбив перину ту в длину и ширину, Чрез степи жаркие, чрез влажную волну, Чрез горы и леса постлать ее по миру, – Всё человечество могло б на них заснуть ; В душистом их пуху блаженно утонуть , И – гордо близостью к надзвездному эфиру –  Увидеть райские, пленительные сны Про кудри черные, про думы Сатаны, Как ковы зависти, про очи огневые, Про радугу бровей и перси наливные… («Те кудри черные… когда б отрезать их…»; <1846>) [Русская пародия, 467].

Сравнительно скромную ИС 1-3 бенедиктовского оригинала Некрасов развертывает в более длинную ИС 3-4, увешанную распространяющими конструкциями и однородными существительными и покрывающую весь текст – и «весь мир». Некрасов хорошо уловил пристрастие Б. к крупному плану деталей женской внешности, проявляющееся у него как в инфинитивных, так и неинфинитивных фрагментах.

Посв<ящено>

Антонине Христиановне Лавровой

 
Мне ваш совет невыразимо дорог, —
И хоть тяжел он сердцу моему,
Но должен я, скрепясь, без отговорок
Его принять и следовать ему.
 
 
Согласен я: чтоб тщетно не терзаться,
Спокойно жить, бесплодно не страдать —
Не надобно прекрасным увлекаться,
Когда нельзя прекрасным обладать.
 
 
Зачем смотреть с восторженной любовью
На лилию чужого цветника,
Где от нее не суждено судьбою
Мне оторвать ни одного цветка?
 
 
И для чего пленяться мне картиной,
Когда она – чужая, не моя,
Иль трепетать от песни соловьиной,
Где я поймать не в силах соловья?
 
 
Зачем зарей я любоваться стану,
Когда она сияет надо мной, —
И знаю я, что снизу не достану
Ее лучей завистливой рукой?
 
 
Зачем мечтам напрасным предаваться?
Не лучше ли рассудку место дать?
О, да! к чему прекрасным увлекаться,
Когда – увы! – нельзя им обладать?
 

1857?

[Бенедиктов 1983, 449–450]

38. А. Х. Лаврова (1823–1865) – жена ученого, в дальнейшем революционера-народника, П. Л. Лаврова; Б. был особенно дружен с ними в 1857 г. Ст-ие содержит 17 инфинитивов, почти полностью покрывающих текст, но разбитых на короткие ИФ 2+(1-3/1)+(1-1)+(2-1)+1+1+1+(1-1), даваемые под вопросами и отрицаниями и при полном отсутствии обычно обильной метафорики. Эта деконструкция ИП радикальнее типичных для романтической манеры Б. парадоксов, типа амбивалентной инфинитивной ностальгии в «Прежде и теперь» (1850–1856) [Бенедиктов 1983, 348–349]:

Я не люблю воспоминаний – нет! <…> Готов сказать: «Как это было глупо!» А для чего желал бы я забыть Минувшее? – Чтоб сердцем стать моложе И в будущем возобновить всё то же, Все глупости былые повторить, – Растратить вновь святые упованья, И, опытов хватая барыши, За них продать и девственность незнанья, И светлое ребячество души (ИС 1+(1-5)).

Каролина Карловна Павлова (Яниш, 1807–1893)

У П. более десятка ИС, не абсолютных, часто повествовательных, представляющих женское «иное» как социальный тип – от имени поэта-женщины и от лица женщины-персонажа, или трактующих другие темы в духе трезвого размышления-послания, без иронической стилизации, хотя и с сохранением романтической идеализации сельского уединения (как еще одного традиционного для жанра посланий «иного»), например, «К С. К. Н.» (1848; оп. 1863):

Хочу не слушать крик и спор; Не  спрашивать про сейм немецкий, <…> Не знать о вспышке этой детской, С которой справился Радецкий; О всем, что близко и вдали; О нам уж свойственной холере, О всех страданиях земли, О Ламартине, Коссидьере, О каждой радостной химере, Которой мы не сберегли. Хочу я ныне жить невеждой, И, ставя помыслам черту, Далекой тешиться надеждой, Хранить любимую мечту; И, пропуская без вниманья Национального собранья Ошибки, ссоры и грехи, Забыв, что есть иная треба, Хочу глядеть на бездну неба, Скакать верхом, читать стихи.

Здесь ИС 3+3+3, объединенная анафорическими Хочу, покрывает большой отрезок текста благодаря сочетанию с длинной серией однородных косвенных дополнений к не знать. Ср. тж. ИФ в «Laterna magica. Вступление» (1850) и «Не пора!» (1858).

Тема «женских историй», заданная в «Трех душах» (№№ 39-40), получила мощное развитие в длинной поэме «Кадриль (1844–1859); две из четырех составляющих ее историй содержат значительные ИФ, напр. в «Рассказе Лизы» (1851), с ИС 6-(1-1):

И вела жизнь тягостную эту <…> Вскакивала в продолженье часа Двадцать раз – то чтоб поднять платок, То чтобы принесть бутылку кваса, То чтоб снять подушку тетке с ног, То чтобы велеть сказать ребенку На дворе, чтоб он не смел кричать , То чтоб вынести за дверь болонку, То чтобы впустить ее опять…

Ср. в «Рассказе Ольги» (1859):

Молчанье прервала Надина <…> «Затем-то мы, решась удало На роль опасную свою, Должны, как рыцари в бою, Не  поднимать с лица забрала, Не  дать из рук упасть копью, Не  оплошать , во что б ни стало, Не  предаваться забытью, Не  охмелеть от мадригала И, жизнь поняв уже с начала, В ней зачеркнуть любви статью» (ИС 6-1).

[Павлова 1964]

[1]

 
Одной из них судило провиденье
Впервые там увидеть дольный мир,
Где, воцарясь, земное просвещенье
Устроило свой Валфазарский пир.
Ей пал удел познать неволи светской
Всю лютую и пагубную власть,
Ей с первых лет велели стих свой детской
К ногам толпы смиренной данью класть;
Свои нести моления и пени
В житейский гул, на площадь людных зал,
Потехою служить холодной лени,
Быть жертвою бессмысленных похвал.
И с пошлостью привычной, безотлучной
Сроднилася и ужилась она,
Заветный дар ей стал гремушкой звучной,
Заглохли в ней святые семена.
О днях благих, о прежней ясной думе
Она теперь не помнит и во сне;
И тратит жизнь в безумном светском шуме,
Своей судьбой довольная вполне.
 

[2]

 
Другую бросил бог далеко
В американские леса;
Велел ей слушать одиноко
Пустынь святые голоса;
Велел бороться ей с нуждою,
Противодействовать судьбе,
Всё отгадать самой собою,
Всё заключить в самой себе.
В груди, испытанной страданьем,
Хранить восторга фимиам;
Быть верной тщетным упованьям
И неисполненным мечтам.
И с данным ей тяжелым благом
Она пошла, как бог судил,
Бесстрашной волью, твердым шагом,
До истощенья юных сил.
И с высоты, как ангел веры,
Сияет в сумраке ночном
Звезда не нашей полусферы
Над гробовым ее крестом.
 

1845

39–40. Эта сравнительно ранняя, короткая, но программная, полиметрическая поэма состоит из вступления и трех историй женщин. Приводятся первая история, с ИС 1+1+4 в начальной и средней части, и вторая, с аналогичным повествованием, синтаксисом и ИС 1+6. Третья написана в индикативе, но заканчивается подчеркнуто альтернативным ИФ 2: Может, лучше было ей Обезуметь в жизни вздорной Иль угаснуть средь степей…

Алексей Васильевич Кольцов (1809–1842)

У К. есть полтора десятка ст-ий с ИС, почти всегда зависимыми, иногда длинными, часто с фольклорного типа повтором управляющих слов; народная стилистика проявляется и в выборе соответствующих размеров, нерифмованного стиха или смежной рифмовки, часто инфинитивной. Ср. довольно раннее ст-ие «Неизменимость» (1830), с интересной конструкцией, охватывающей альтернативу яви и сна переходом (после вопросительного знака) от одинарного ИФ к эллиптичной и потому квазиабсолютной ИС 1+(4-1):

Иль на роду уж дано мне Любить любезную во сне? А наяву – в тоске, в мученьи С тобою быть , подле сидеть И  лобызать тебя не сметь ; И в ожиданье, и в сомненьи, И дни и ночи проводить !.. и далее с длинной квазиабсолютной ИС 5, вводимой анафорическими как(ою) и постепенно опускающей личное нам: И как укрыться нам от взора Недоброхотливых людей! Как неизбежного дозора Нам избежать во тьме ночей! И как завистников тиранов Иль отклонить, иль обмануть? Какою силой талисманов Их очи зоркие сомкнуть?

«Глаза» (1835) примечательны переходом от белого стиха к грамматической – инфинитивной – рифмовке в заключительной строфе:

Мучьте жаждой любви; Я горю, и в жару Бесконечно хочу Оживать , умирать, Чтобы, черны глаза, Вас с любовью встречать, И опять, и опять Горевать и страдать (ИС 2-3).

Панорама крестьянского труда в длинном (27 строф) ст-ии «Урожай» (1835) содержит несколько ИФ (2+1+2+3) белого народного стиха с инфинитивами-эпифорами:

Дума первая: Хлеб из закрома Насыпать в мешки, Убирать воза; А вторая их Была думушка: Из села гужом В пору выехать. <…> Чем-свет по полю Все разъехались – И пошли гулять Друг за дружкою, Горстью полною Хлеб раскидывать; И давай пахать Землю плугами, Да кривой сохой Перепахивать, Бороны зубьем Порасчесывать.

Ст-ие с программным названием «Путь» (1839) разрабатывает – в фольклорном духе и размере (Ан2мм, в основном с перекрестной рифмовкой (в части строф нечетные строки не рифмованы) – тему экзистенциального маршрута (ср. №№ 9, 15, 33, 35).

Путь широкий давно Предо мною лежит; Да нельзя мне по нем Ни  летать , ни ходить <…> Да на путь – по душе – Крепкой воли мне нет, Чтоб в чужой стороне, На людей поглядеть; Чтоб порой пред бедой За себя постоять, Под грозой роковой Назад шагу не дать; И чтоб с горем, в пиру, Быть с веселым лицом; На погибель итти – Песни петь соловьем!

ИС 2+(5-1) завершается метапоэтическим петь, данным, как и весь путь, под знаком минорной резиньяции; заметим, что это петь, однородное остальным членам ИС, эллиптично управляет условным идти: «…чтобы, когда придется идти на погибель, быть в состоянии петь песни».

Негативная трактовка маршрутной темы развивается и в «Перепутье» (1840):

В чужих людях век домаять ли? Сидя дома ли, состариться? По людям ходить , за море плыть  – Надо кровь опять горячую, <…> Сидеть дома, ботеть, стариться, С стариком-отцом вновь ссориться, Работать, с женой хозяйничать, Ребятишкам сказки сказывать… Хоть не так оно – не выгодно; Но, положим – делать нечего <…>

Это белый Х4 (точнее, пеон третий), с характерными «фольклорными» пропусками ударений. Из трех ИФ (2+2+7) последняя, длинная ИС – квазиабсолютная (ретроспективно соотносящаяся с резюмирующим оно), к которой примыкает идиома делать нечего с ее полустертым инфинитивом.

Более позитивна, с виртуальностью в форме предвкушаемых воспоминаний, нерифмованная «Сельская песня» (1841), с ИС (3-1):

Только дум, заботы У царя-головки: Погулять по свету, Пожить нараспашке; Свою удаль-силку Попытать на людях, – Чтоб не стыдно вспомнить Молодое время.

[Кольцов 1939]