Текст книги "Метаморфозы: таракан"

Автор книги: Александр Турбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Метаморфозы: таракан

Пролог

Черные базальтовые стены. Белые гранитные плиты. Низкий, давящий к полу, потолок.

– Мы шарги. Мы ветер и море. Мы горы и степи. Мы суть земли.

Шесть колонн по числу кланов. Двенадцать кругов на гранитном полу. Шесть для вождей. Три для вестников. Три для изучающих сущее.

– Мы шарги. Мы гроза и буря. Мы пламя и стужа. Мы первый день и последняя ночь на земле.

Двенадцать склоненных голов. Двенадцать преклоненных колен. Двенадцать факелов, чадящих в ночи.

– Мы шарги. Мы приходим, чтобы брать. Мы стоим, когда пали все остальные. Все самые великие победы – наши. Все самые страшные поражения – от нашей руки. Весь мир -наши угодья. Мы суть земли.

Постамент, освещаемый двенадцатью факелами. И голос, рвущий тишину, как дырявую тряпку.

– Мы шарги. Нет никого, кто равен нам. Нет никого, кто может устоять перед лицом нашего гнева.

Ярость и гнев, бушующие в зале. И воин на постаменте, захлопнувший окованную золотом книгу в старом кожаном переплете.

– Так было...

И пронзительная тишина, в которой чуть слышно дыхание присутствующих, в которой кажется величественным даже потрескивание факелов.

– Наша великая сила и великая слава, наша гордость и наша вера стали пылью на дороге времени. Наши победы оказались ничтожны, а прах наших отцов и братьев удобряет поля наших врагов. Мы утратили цель, потеряли корни, забыли вкус крови и звон стали. Так есть...

Воин обвел пронзительным взором зал. Никто не отвел взгляд. Слабых здесь не было. Только сильные духом могли привести его к цели.

– Пришло время, чтобы взять все. Потому что мы все еще шарги – непобедимые воины, бесстрастные судьи, безжалостные палачи. Алифи сильны? Алифи мудры? Их города неприступны? Да. Да. Нет. Их города можно разрушить.

И бешеный взгляд с постамента.

– Их города должны быть разрушены!!! Силой на силу! Хитростью на мудрость! Осадными машинами на неприступные башни! Страстью на хладнокровие! Коварством на расчет! Воины пустынь и степей должны стоять на руинах твердынь Севера! Так должно быть!

Отзвук последней фразы отразился от каменных стен.

– ... должно быть ... должно... быть...

– Я, Великий шаргов клянусь всеми демонами ада, если этого не случится, я взойду на Путевую Скалу и шагну в вечность. Я уйду во Тьму с позором, взяв с собой только один мешок. Там не будет ни ценностей, ни оружия, ни доспехов. Там будет только двенадцать голов. Ваших голов.

– Великий, прости за дерзость, – первый из шести, самый достойный из двенадцати. – Мы увидим руины северных городов. И мы все вместе выйдем на Путевую Скалу в блеске славы и лучах победы.

– Ты – сказал. Я – услышал. Оружие – ждет . Мешок – тоже...

ЧАСТЬ 1
Бегство

Если нельзя -буду.

Если невмочь – смогу.

Если помочь другу,

Значит я помогу.

Если помочь нужно

Не другу – врагу.

Я слегка подожду,

Но потом помогу.

Я кричу ветру.

Я смеюсь назло.

Это мой путь.

И это мне повезло.

Мор. Избранные цитаты. Глава «Alter ego».

День первый. Неделя радости бытия.

Все великие события начинались с чьей-то ошибки.

Мор. Избранные цитаты. Глава «Парадоксы».

Говорят, что описывать прошедшее трудно. Это не совсем правда. Бывают такие мгновения в жизни, которые не забываются никогда. Закрываешь глаза и переживаешь те минуты снова и снова. Они становятся частью тебя, неотделимой от твоей сути. Когда происходили эти события, у меня не было ни времени, ни возможности вести дневник. На тот момент думать о нем было бы глупо. Значительно позже мысль описать, обдумать и взвесить все происходящее все чаще стала приходить мне в голову. Начиная с того что уже было, перейти к тому, что происходит сейчас, ну и возможно оценить то, чему еще только предстоит случиться.

У истории каждого человека есть начало. И далеко не всегда этим началом является день рождения. В моем случае это также верно. Достаточно сказать, что моя история делится на до и после. Бывает так, когда одно событие делит жизнь на то, что было, и то, что стало. Для кого-то таким событием становится свадьба, для кого-то тюрьма, а у кого-то и плевок с верхнего этажа перевернет жизнь вверх тормашками.

Помню, как я в тот день устал на работе. Была пятница, сессия и студенты-задолжники пытались добить меня очередными попытками сдать экзамен. Это оказалось не так просто, как они бы хотели, и не так быстро, как хотел бы я. Приехал домой совсем разбитый, поцеловал жену, спросил дочку "как в школе?" и, не дожидаясь ужина, лег спать. Если бы знать тогда, что шаг в пропасть это и есть легкий сон перед ужином. Увы. Предчувствие беды смолчало, я лег спать, а судьба разбилась в мелкое крошево. Прошлая жизнь закончилась на том сне, а потом началось безумие, которое продолжается и поныне.

Сон был странным. Было такое ощущение, что все время кто-то зовет, то страстно, то угрожающе. Куда-то нужно было идти, но идти совершенно не хотелось. Хотелось отдохнуть где-нибудь на берегу моря, под жарким солнцем, возможно потягивая пиво. Во сне эта мысль показалось особенно заманчивой. Мозг стал разматывать клубок ассоциаций, и захотелось пойти купить билет на ближайший поезд до Симферополя. Не Турция с Египтом, но у сна свои законы и свои предпочтения. Покупку билета не помню, но зато запомнился странный вагон без света, мелькание огней за окном и страшноватая проводница, беспардонно стряхнувшая меня с верхней полки со странным комментарием "уходит". Нахамить ей уже не успел – разбудили.

Разбудила меня не жена, подав кофе в постель, что было бы здорово, не холодный влажный нос собаки, настойчиво предлагающей вывести на прогулку, что было бы похуже, и даже не звонок телефона, что уж совсем ни в какие ворота. Разбудила меня чья-то хитрая рожа, показавшаяся спросонья уродливой, кривой, этакая смесь лошади с крокодилом. Вытянутый лошадиный профиль и крокодилья улыбка на все его далеко не только тридцать два зуба. Рожа была чем-то до безобразия довольной. И цвета такого... мутно-белого. Цвета дешевой стеклянной вазы, которую вроде покрасили, но при этом краски и не потратили. Рожа смотрела на меня, размахивала руками и о чем-то голосила. То, что у физиономии есть руки, обнаружилось сразу, но зафиксировать на них внимание не получалось. Странный товарищ говорил, но смысл слов терялся где то на подступах, так что до меня долетали только отдельные звуки, которые пытались складываться во что-то знакомое, за что-то цеплялись, вызывая смутное узнавание, но пока так и оставались непонятыми. Ощущение неправильности происходящего нахлынуло разом, очистив сознание и наконец-то проявив картинку. Рожа действительно оказалась страшной, чересчур узкой, слишком длинной, только цвет изменился. Вместо мутно-белого стал темно-серым. На слишком длинной и узкой голове незнакомца выделялись пронзительные, огромные, чуть раскосые глаза. Увидев эти глаза, я больше не мог от них оторваться. Они стали апофеозом кошмара и до сих пор для меня остаются символом и целью моей жизни. Символом – поскольку, что бы ни происходило в мире, за этим будут обязательно следить они. А целью... потому что пока есть они, мне есть зачем жить. Все просто – я живу, чтобы их не стало.

Наверное, у многих в такой ситуации промелькнула бы мысль о сумасшествии или, по крайней мере, о легком помутнении сознания. Я в этом даже не сомневался. Засыпал у себя на диване, а проснулся в каком-то зале, при свечах, с дядькой-конем темно-серой масти на пару. Зал был большой, с высоким стрельчатым потолком, украшенным какой-то росписью. Разглядеть детали не получалось, в зале было довольно темно, его освещали только несколько десятков свечей, стоящих на постаментах. В пределах видимости ни окон, ни дверей не наблюдалось. Впрочем, моего дивана, на котором я так неудачно прикорнул, здесь тоже не было. Зато были колонны, к одной из которых, как оказалось, я был привязан. Колонны стояли по кругу, колонны себе и колонны, ближайшие ко мне ничем не примечательные, однако с той стороны зала на нескольких колоннах смутно угадывались силуэты. Никаких цепей, крюков и прочего пыточного антуража не было, хотя даже цепи меня бы не удивили – в бреду и не такое может привидеться. Проскочила шальная мысль, что может вот этот длиннорожий и есть санитар. Присмотревшись, подумал, что на коня этот мужик тоже походил как-то не очень, а вот на продукт белой горячки – вполне. И еще появилось параноидальное предположение о роли студентов и чае, так неосмотрительно выпитом в столовой университета. Мысль показалась настолько забавной, что я, несмотря на собственное не самое завидное положение, усмехнулся. Последствия не заставили себя ждать. Санитар подошел, положил руку мне на лоб, заглянул мне в глаза, и мне сразу стало не до смеха.

Ладонь незнакомца была огнем, прожигавшим мою кожу, кости и плоть. От жара горели волосы, тело выгнуло дугой и каждую клетку обожгло нестерпимой болью. Наверное, я кричал, было бы странным, если бы было иначе. Наверное, я рвался из пут пытаясь спастись – не помню. Помню только жуткие огромные глаза того невероятно зеленого цвета, который бывает только у молодых листьев после утреннего дождя. Что-то в глазах тоже было неправильным. Взгляд пронизывал насквозь, весь мир съежился до размеров двух отблесков свечи в вертикальных зрачках мучителя. Отвернуться не получалось, тело сжигаемое огнем, искореженное болью отказывалось подчиняться. Сначала ушел страх, потом ушло чувство собственного тела, потом желание бороться, последней стала расплываться и исчезать сама боль. Остался взгляд, подчиняющий волю и чистая, ничем не замутненная ненависть. Тогда я впервые в жизни узнал, что могу так ненавидеть. Время остановилось. Сознание растворилось в этих бездонных глазах и последнее, что сохранилось в памяти – уверенность, что я отплачу. Это был мой первый счет в жизни, который я не согласился бы простить. Тогда я еще не смог бы назвать это местью. Темнота обрушилась много позже.

***

Он был стар, очень, очень стар. Он постарел задолго до того, как родился его собеседник. И даже по меркам долгоживущих Алифи ему уже давно пришла пора раствориться в лучах заходящего солнца. Но еще не сейчас, не тогда, когда на кону стоит так много. Иначе что он скажет там, своим братьям, друзьям, соратникам, ушедшим задолго до него и наблюдающим сейчас за мирскими делами с высоты Утерянной Звезды? Энгелар улыбнулся своим мыслям. К чему обманывать себя? До этой самой Утерянной Звезды ему его ушедшие многие годы назад полузабытые друзья, и незадачливые соратники. Ему просто нравилось жить. Жить долго ему нравилось еще больше.

– Милорд... Простите, что беспокою, милорд. Но Вы просили, сразу же, как только...

Энгелар Хрустальный Родник обернулся и кивнул вошедшему. После чего не спеша прошел к креслу и, устроился поудобнее. Пусть ждет. В конце концов, кто здесь милорд? Вечер пах приятной прохладой, речными брызгами и почему-то неприятностями. И складывалось стойкое ощущение, что неприятности – они вот перед ним, нерешительно ковыряют носком сапога мраморную плиту. Дырку он там проковырять что ли хочет?

– Рассказывай, Надоедливый наш.

Он любил придумывать прозвища своим собеседникам, чем выводил многих из себя, но статус, да и возраст давали ему такую возможность. Долгая жизнь накладывает свой неизгладимый отпечаток на всех. Уходит страсть, умирает любовь, притупляется ненависть. Чувства размываются временем, и остается только усталость. Не гордыня. Не тщеславие. Нет. Только усталость. Энгелар боролся со своей усталостью как умел, иногда это получалось достаточно неплохо.

– Ты что такой бледный? Надо чаще на улицу выходить, а то совсем зачахнешь в своих подвалах. Может мои подвалы тебе подойдут больше? – Энгелар пристально взглянул на приземистого, худого и сутулого Алифи.

– Милорд. Мы провели обряд встречи. Окно закрылось...

Видеть, как Валлор переминается с ноги на ногу, не хватало ни сил, ни желания. Есть и более занятные зрелища, хотя..., нет, в другой раз. Энгелар жестом указал на небольшой стул рядом с собой.

– Значит, ты пришел порадовать старика?

Судя по виду, радовать Валлор был не в состоянии – он изо всех сил старался не смотреть в глаза, ерзал на краю стула и излучал откровенное беспокойство.

– Милорд. Обряд прошел успешно. Все получилось,

– Отлично. Видишь? Все получилось. Только хотелось бы узнать подробности. Ты не против?

Валлор был против, но высказать это не решился, втянул свою худую шею в плечи и продолжил.

– Милорд, полный отчет еще не готов. Мы еще изучаем результаты. Если в общих чертах, то мы смогли сделать это.

Интерес начал угасать в глазах Владыки, сменяясь привычным раздражением.

– Что "это", Надоедливый наш?

– Мы смогли призвать демонов предыдущего мира, – и Валлор боязливо перевел взгляд в пол. – Троих.

– Мне не послышалось? Ты сказал трое? Не десять? Не пять, только трое? – голос Владыки набирал силу. – Ты знаешь, чего это мне стоило? Ты хоть понимаешь, что стоит на кону?

Голос разорвал в клочья безмятежность пустого тронного зала, грозным гулом отдаваясь в стрельчатых перекрытиях потолка, и коротким эхом вновь обрушился на поникшие плечи Валлора. Энгелар прервался, чтобы лучше прочувствовать красоту момента. Чистые эмоции бежали по его старому телу, разжигая огонь из чуть тлеющих углей. Это было хорошо. Ради этого тоже стоит жить.

– Рассказывай.

Быстрая смена настроения, чередующиеся вспышки гнева и приступы сарказма Владыки уже перестали удивлять кого-либо из подчиненных. Да и самого Энгелара они уже давно не удивляли.

– Милорд. Мы сделали все что могли. Мы даже воспользовались Вашим разрешением и пригласили мастеров из Лаорисса. Двоих. В том смысле, что мастеров двоих. Провели все обряды лучшим образом. Идеально. Исполнили ритуал призыва, но только трое. В том смысле, что призвались трое. Остальные мертвы. Такая вот беда.

Энгелар кивал в такт словам и думал. Еще пару десятков лет назад он бы нежно обнял тонкую шею мастера заклинаний, ласково провел бы длинным когтем вдоль и поперек, а потом с грустью смотрел бы на алую кровь, заливающую черные плиты пола. Да, было время, когда ему нравилось видеть красное на черном.

– Милорд, – продолжил Валлор, вжимаясь в спинку стула. – Это еще не все. Мастер Дарровер... Он умер, милорд. Он был очень стар. Не выдержало сердце.

Энгелар непонимающе смотрел на собеседника. Дарровер? Толстый, неуклюжий, забавный старина Дарр? Умер? Дыхание с хрипом вырвалось из горла Владыки. Мир потускнел. Каменные колонны зала, высокие окна, вечно подтянутые хмурые гвардейцы раздались в стороны и уплыли куда-то вдаль. Остались только он, да этот неказистый, потрепанный и жалкий хмырь, принесший ему черные вести. Алое на черном, вновь алое на черном.

Валлор приподнялся со стула и попятился из зала. Властный окрик остановил несостоявшееся бегство.

– Стой. Стой, если не хочешь отправиться вслед за Дарром. Старый, говоришь, был? Он был младше меня и явно достойнее тебя. Как это произошло?

– Да, милорд, конечно. Он вел одного из призванных. Очень далеко и очень долго. Ему нужно было отпустить душу демона и бросить бороться. Любой бы бросил, но Вы же знаете Дарровера. В смысле, знали. Он был очень упрям, милорд. И силен, смог закончить ритуал, привязать демона к телу. Только сил не хватило. А призванный этот, с ним теперь не оберешься проблем. Контроль над призванным был утерян слишком рано. Обряд "приветствие" был сорван, и я не знаю, как это скажется на человеке. Мы готовим его к обряду "хозяин"...

Энгелар закрыл глаза. Жизнь уходит. Он лишь лист на осеннем ветру, отказывающийся слететь под ноги неумолимому времени. Теперь – последний. Дарр. Нелепый мальчишка, грезящий не битвами, а обрядами и заклинаниями. Нескладный юноша, отказавшийся идти в рыцари Света по стопам отца и отдавший всю свою молодость изучению рукописей. Единственный, не согласившийся преклонить колени, когда Энгелара возвели на трон Куарана, и оттого проведший многие годы в изгнании. Дарровер Первый Вестник, толстяк со смешным именем, за всю жизнь так и не давший ответ, почему его назвали именно так. Первый Вестник. Старый недруг. Последний соратник.

Когда Энгелар открыл глаза, Валлора в зале уже не было. Жаль. Хотя это и к лучшему...

***

Владыка Фольмар Яркий любил свой город – огромный, бескрайний, величественный, многоликий. Но хотелось большего. Еще большего. Чего? Никому, никогда Владыка не рассказывал о своих желаниях. Он слишком хорошо помнил истории великих правителей, историю их славы и гибели. Лоэмар Дерзкий из Куарана, разбивший Рорка и присоединивший юго-восточные земли, единодушным решением Совета Владык приговоренный к смерти. Тойверт из Иллариэла, последний из сильных правителей этого, теперь захолустного и никчемного удела, погибший от руки подосланного убийцы. Комоэн, презиравший врагов, поправший устои и покоривший мир, тихо павший от яда, нанесенного на обруч его же короны. Правители прошлого были могучи, безгранично отчаянны и смелы. Правители настоящего должны быть умны, хитры и осторожны.

– Меня тошнит от одного его вида, – гость стоял рядом, но был равнодушен к красотам города. – Не говоря уж о его бредовых идеях.

– Вы там на Востоке все слегка со странностями, опасное соседство сказывается.

– Не скажите. У нас есть вполне нормальные Алифи, с которыми вполне можно договариваться. Есть те, кто еще ценит помощь, – гость сделал многозначительную паузу. – Проблема только в том, что сам Энгелар – старый маразматик. Все-таки годы забирают ум, хотя он и раньше-то...

Они стояли на открытой площадке, которая словно капля дождя нависла над городскими улицами. Далеко внизу вход в башню Владыки охраняли гвардейцы, куда-то спешили жители, вяло переругивались немногочисленные торговцы. Жизнь там, внизу бурлила, играла красками. Однако с высоты смотровой площадки все это больше напоминало блики солнечного света на стекле, танец морской пены на гребне волны, ненужное и суетное движение. Казалось, что достаточно легкого ветра, чтобы прогнать этих мошек внизу и вернуть, пусть на время, ощущение безмятежности и покоя.

Фольмар нахмурился. Долгая жизнь научила Владыку быть осторожным к друзьям и уважительным к врагам. Энгелар Хрустальный Родник глуп? Нет, он не станет разубеждать гостя в обратном. Он не напомнит о том, что даже в самые смутные времена правитель Куарана полностью оправдывал свое прозвище. Хрустальный Родник, источник силы, дающий надежду, возвращающий веру. Один из немногих, вставших между Фольмаром и его мечтой.

– Мы стоим на пороге изменений. Здесь, в самом центре мира это почти не чувствуется, но перемены грядут. Причем скоро. Каким бы ни был ваш правитель, он не может этого не видеть.

– Он видит драконов там, где летают одни мухи, – гость фыркнул. – Но ладно, мерещится ему что-то и пусть мерещится дальше. Но он же не просто фантазер. Он вводит в заблуждение Совет. Он смущает умы и развращает души. Он готов перекроить все мироустройство в угоду своим фантазиям. И он требует этого от других. Старый дурак, возомнивший, что былые заслуги дают ему право...

Фольмар хмуро смотрел на город. Гость не должен видеть, как поднимается душная волна предвкушения, как под натиском жажды безграничной власти, заточенной в самых глубоких подвалах души Владыки, трещат старые скрепы.

– Ну, былые заслуги, действительно кое-что значат в нашем мире.

– Какие былые заслуги? Какова цена былым заслугам, милорд? – резкий голос гостя странно контрастировал с его непроницаемым выражением лица. Таким, как он, больше подошел бы голос мягкий и обволакивающий, голос кинжалов в спину и запретных удовольствий, голос тех, кто привык скрывать свои эмоции и поступки. – Вы хорошо знаете, зачем я здесь. Можем ли мы надеяться на Вашу помощь в трудную минуту?

– Надежда – это маленькое окошко в лучшее будущее, но открывает его всегда кто-то другой.

Гость озадаченно посмотрел на Владыку.

– Что делать, если другого нет?

– Искать дверь, мой друг, и открывать самому. Подумай над этим. А надеяться, конечно, ты можешь. Особенно, если в трудную минуту.

День пятый. Неделя радости бытия.

Доктор, я слышу голоса. И вижу докторов.

Мор. Избранные цитаты. Глава «Диалоги».

Мы сильные, мы смелые, мы лучшие. Если нас спросить, то мы всегда самые замечательные. И как далеко то, что мы говорим от реальности. Потому что когда судьба ударит под дых, мы слишком часто оказываемся трусами, ничтожествами, мы унижаемся и предаем, мы выживаем, за тем редким исключением, когда нам просто не дают такой возможности.

Темнота стала домом, тело пропало, растворилось где-то в клубах наркотического дурмана, частое дыхание стало обыденным, словно всю жизнь только так и дышал. Боль превратилась в привычную муку, терпеть которую нет сил, но без которой не представляешь свое существование. Боль рождалась и умирала, проявлялась вспышкой и растворялась. Сполохи боли вместо пульса и часов одновременно. Болело все тело, каждая частичка и каждая клетка. Но не боль, а Голос стал единственной ниточкой соединяющей с внешним миром. Его хотелось слушать, слышать, ему хотелось подчиниться. Укор стыда за то что не понимаю слов, паника , когда он прерывался даже на секунду, всплеск радости, когда он появлялся вновь. Голос стал единственной радостью и последним смыслом жизни. Понять, сделать. Загадка, решение которой несло не спасение, но покой.

Мыслей почти не было, да и думать было мучительно сложно. Фраза тяжелые мысли неожиданно обрела не только метафорический смысл. Мысли обрели вес и форму. Мысли о доме и прошлой жизни – тяжелые кроваво красные булыжники, которые не поднять не надорвавшись. Мозг не пробовал забыть, он просто боялся вспоминать. Думать о прошлом было нельзя. Мысли о происходящем воспринимались как куски липкой красной глины, странные, бесформенные, отвратительные. Эти мысли вызывали оторопь, мозг отказывался понимать и принимать происходящее. Думать о настоящем было слишком противно и больно. Мысли о быстрой смерти как речная галька, красивая, укатанная волнами и так и просящаяся в руку. Такие мысли хотелось собирать как особо ценный дар, изучать и лелеять, они грели душу. Думать о таком будущем было здорово.

Увы, мы не всегда выбираем легкие пути, пусть знатоки человеческой натуры и утверждают обратное. Иногда мы сознательно лезем в грязь, когда рядом лежит хорошая дорога, а потом ругаемся, вызываем службу спасения и пытаемся оправдаться. Мол, хотели доказать. Что доказать? Кому и зачем? Эти вопросы в таком случае уже совершенно не важны. По крайней мере, я из таких. Бессмысленно деятельная натура. Живущий по принципу назло врагам, даже если ни одного настоящего врага до этого так и не нажил...

Тело купалось в волнах боли, легкие молились на каждый глоток воздуха, бессознательное Я стремилось окончательно слиться в экстазе с голосами извне, а мозг, затравленный болью, бестолково искал причинно-следственные связи. Профессиональная привычка, как-никак. Цепочки причина – следствие из прошлого в настоящее строить не получалось. Связь настоящего с будущим вызывала вялый интерес.

Темнота. Ослеп? Чушь. Не верю. Не со мной. Зачем?? Не дать что-то увидеть? Чепуха. Я уже видел. Мужик, зал, свечи. Что мне с того? Чему зрение мешало? Чем меньше раздражителей, тем лучше? Откуда это? Что это значит? Может отсутствие возможности видеть должно обострять другие чувства, например слух? Может именно в этом задача? А может, темнота нужна, чтобы усилить страх, создать панику? Голос? Зачем голос? Голос, как единственная связь с внешним миром? Голос как надежда?

Даже думать о нем без придыхания было невозможно. Всплыла незначительная деталь. Когда голос замолкал, пусть на краткие мгновения, боль усиливалась и наоборот, когда он возникал вновь, боль не пропадала, увы, но, по крайней мере, отступала ненадолго. Голос менялся, и менялась боль. Голос хотелось слушать. На голос хотелось молиться. Если бы я умел, наверное так бы и сделал. Но я не умел, или делал не так, и что-то стало меняться. Тело хотело бежать на голос, но внутри уже зарождалось чувство дикой ярости. Бешенство, затопившее мозг, полыхнувшее алыми кругами в полной темноте, унесшее чужие голоса и оставившее после себя одно желание – дождаться. Что это еще не конец сомнений не было.

***

– Звезда моя? Ты избегаешь меня вот уже три дня, мне что, каждый раз посылать за тобой персонально? Я недоволен, – Владыка Энгелар устало указал вошедшему Валлору на деревянное кресло напротив. – Ты не оставляешь мне выбора. На должность главного заклинателя у меня еще одна хорошая кандидатура, а вот тебе найдется и лучшее применение. Скажем, комендант крепости. Например, форт Капысь, что на берегу Ледяного моря. Что может быть прекраснее льда и снега? Ты не хочешь на север? Увы, мой друг, что же я могу сделать? Мне ведь нужны конкретные результаты, причем не завтра, ни тем более через год. Сегодня. Понимаешь? Сейчас. Мне нужны хорошие новости. Ты же не станешь меня расстраивать еще раз?

Энгелар поймал себя на мысли, что к концу жизненного пути он стал слишком мягок в решениях и действиях. Был бы он молод... Да что говорить, еще сотню лет назад, во время Беллорского кризиса он был совсем другим. Быстрым, жестким, бескомпромиссным. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что город тогда стоял на грани, город качался на этой грани, и только чудо могло не дать ему рухнуть в пропасть. Энгелар и был тем чудом. Но сейчас его словам катастрофически не хватало остроты, силы, опасности.

– Милорд! Как вы можете так говорить? Неужели Бравин? Он конечно неплох, но милорд, он же не занимался этой программой! Милорд, не надо меня отсылать в Капысь. Кто название то такое придумал?

Собеседник был еще молод. Молод, мал и тщедушен. Юркий когда надо, в меру способный, в меру скользкий. Правда – умный. Пришла пора именно таких, маленьких, юрких, скользких. А ум лишь маленькое дополнение, причем абсолютно необязательное.

– Ты считаешь себя вправе судить о разумности моих решений?

– Нет, милорд, Капысь, наверное, отличное место. Но здесь я пригожусь больше. Я не разочарую вас снова, милорд.

Все, как обычно. Владыке нравилось пугать Валлора, и оба это знали. Энгелара уговорили принять на должность мастера заклинаний этого недомерка, но никто не помешает ему получать от этого удовольствие.

– Я надеюсь, Звезда моя. Докладывай, что у нас с призванными?

– Конечно, милорд. Они разные. Сначала по тем двоим, у которых уже установлены блоки. Образец первый. Мужчина. Он у нас в теле бывшего солдата. Помните эту историю, с сержантом дезертиром? У него были отличные данные, вот пригодились. Сам призванный тоже не плох. Прирожденный лидер. Уверен в себе, презирает других.

– Герой, значит.

– В смысле? Наверное. К тому же легко внушаемый. Все Ритуалы прошел великолепно. Память о своем мире почти утеряна, то, что осталось пытаемся записать и систематизировать. Если честно, пока получается не очень, но пробовать стоит.

– Звезда моя, зачем ты меня мучаешь этой чушью. Уверенный, внушаемый. Ты лучше скажи, пригоден ли он для наших целей?

Валлор запнулся и отчего-то почесал шею.

– Милорд, я не знаю. То есть этого никто не знает. Пока рано судить. Я ведь ученый, а не предсказатель. Пока даже магический потенциал оценить невозможно. Воздействие на окружающих людей тоже. Надо ждать. Я лучше про женщину расскажу. Это образец второй. В теле жены деревенского старосты. Того за воровство на рудники сослали, а у жены его тело было подходящее, вот и оставили. Неуравновешенна, но неагрессивна. Память о прежней жизни – отсутствует. Знания проявляются спорадически, и то чушь какая-то. Я думаю, что она бесполезна. То есть мы все так думаем. Но на всякий случай тоже начали закладку поведенческих психограмм.

Валлор говорил достаточно бодро, видно готовился долго и упорно. Было у него такое качество, сопутствующее к наличию связей. Лучше бы расстановкой глаголов озаботился. Владыка слушал доклад и чувствовал, как у него начинают ныть зубы. Повысился, понизился, уровень, потенциал, тестирования да психограммы – как это слушать-то можно? Нормальные слова закончились? Энгелару иногда казалось, что мастер заклинаний и не знает нормальных слов. Но приходилось терпеть.

– Ясно. Одна минус. Про кого ты забыл мне рассказать, Звезда моя?

Мастер заклинаний передернул плечами и нерешительно спросил:

– Милорд, а может нам двоих достаточно? Нет? Ладно, справимся. С этим третьим пока проблемы. Но это только пока. Дайте пару дней.

Владыка демонстративно поднял бровь и добавил требовательности в голос:

– Подробнее.

– Конечно, милорд. Образец третий – мужчина, в теле бывшего гвардейца. Тот после очередной попойки совсем умом тронулся. Лечить – долго, а так и польза от бестолочи.

– Алкоголик? Ты допустил, чтобы в эксперимент включили пьяницу?

– Милорд...

– Молчи. Тысячи, десятки тысяч людей вокруг, и кого ты выбрал в столь важный момент? Алкоголика? Жену деревенского старосты? Ладно, с этим мы еще разберемся, и можешь мне поверить, эта ошибка дорого тебе будет стоить. Продолжай, что с этим третьим.

– Беда с ним. Обряд "приветствие" провели впустую. Очнулся во время ритуала, потом начался какой-то припадок, бился головой, пена изо рта, едва к жизни вернули. Начали программу "хозяин". Все как всегда – создали болевой фон, перешли к воздействию на психику. Добавили песню спасения – реакции нет. На песни славы и долга – тоже. На песню поиска – слабый отклик. Получили сильную ответную реакцию только на песню дома. Приступили к установке ментальных блоков, однако довести до конца не удалось, чрезвычайное сопротивление, потом снова припадок. В том смысле, что посыпались наши блоки, милорд. Мозг работает, но контакта нет. В настоящее время программа "хозяин" остановлена, наблюдается отторжение заложенных императивов.

Энгелар скрипнул зубами. Уволить и отправить вслед за отторгнутыми императивами? Учить язык? Идея была интересной, она приятно разнообразила процесс общения с Мастером. Нет, новость, конечно, и сама по себе не слишком радостная. Но тьма с ними, с ценностями и императивами. Постаравшись максимально сократить время аудиенции, Энгелар перешел сразу к делу.

– Установленных ограничений точно не достаточно?

– Милорд, это не наш тип. Вообще не понятно, как он принял зов. Это все Дарровер, в том смысле, что виноват он – умер раньше времени. Наша группа уверена, что шансов на успех в случае продолжения просто нет. Вероятнее всего экземпляр будет потерян.

Опять. Нет, страх – лучшее средство убеждения. Страх, да еще вот такое преднамеренное издевательство, выводящее собеседника из себя. Или все-таки взять в руку меч и одарить от души? Чтобы алое на черном. Энгелар с сожалением отогнал приятные видения.