Текст книги "Возвращение последнего атланта (сборник)"

Автор книги: Александр Шалимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Раньше так и делали. Раскапывали и консервировали то, что осталось. Люди, которых все это интересовало, волновало, должны были по фундаментам, по остаткам древней кладки догадываться о целом. Это было не силой, а слабостью науки той эпохи. Человек всегда стремился видеть, узнавать как можно больше. Но возможности реконструкции прошлого были очень ограничены. Теперь мы способны на большее. Мы можем не только найти, понять, объяснить находку, но при желании и реконструировать ее в том виде, в каком она была создана. Вы спрашиваете зачем? Старина всегда была дорога людям, а сейчас, в эпоху стремительных изменений всего окружающего, она просто необходима. Если хотите, в пей заключен особый нравственный витамин. Он укрепляет, делает вечной любовь к местам, где прошло детство, к родной планете; он способен сделать человека гуманнее, чище. Если бы люди поняли это раньше, в истории Земли могло бы не быть многих печальных страниц. Это о памятниках старины в целом… Л архитектура, в лучших своих творениях, тоньше и полнее, чем другие искусства, выражает духовную жизнь безвозвратно ушедших эпох. Чтобы понять ее язык, ее мелодию, руин недостаточно. Нужно видеть творение целиком. И тогда мы даже спустя тысячелетия сможем понять поиски, раздумья, саму атмосферу, окружавшую художника, когда он создавал свои творения, создавал все то, наследниками чего мы себя считаем.

– Вы, конечно, правы, – поклонился Рем, – простите за неумный вопрос.

Дважды прозвучал мелодичный гонг, и тотчас четкий металлический голос автомата объявил, что совершил посадку ракетный лайнер из Кито и через десять минут он отправится дальше, в Коломбо через Сингапур.

– Ну, нам пора, – сказал Ив.

Они вышли из прохладного холла на широкую, залитую полуденным солнцем террасу. Внизу на белом бетонном поле, от которого радиусами разбегались взлетные полосы, стояло несколько машин. Среди них выделялась размерами серебристая сигара только что прибывшею лайнера. Острый, чуть загнутый вперед нос, напоминающий длинный клюв, обтекаемый блестящий корпус, похожий на тело хищной рыбы. На хвосте короткие треугольные крылья-плавники. Между ними конические тела ракетных аппаратов. Вся конструкция опиралась на три колеса: одно, совсем небольшое, впереди на длинной консоли и два сзади, у самых двигателей. Даже на бетоне аэропорта красавец лайнер выглядел устремленным в небо.

– Хорош, – заметил Риш. – Вероятно, новая конструкция. Я еще не видел таких.

– До Сингапура он летит всего один час, – пояснил Ив.

– Ничего себе скорость! – ужаснулась Дари. – А высота?

– Не знаю, – Ив пожал плечами. – Километров восемьдесят?

– Двести, – сказал Рем. – Это совсем новые машины. Их сейчас вводят на дальних широтных линиях. На таком можно облететь вокруг планеты за два-три часа.

Вереница пассажиров, прибывших из Кито, уже плыла вместе с подвижной лентой перрона к зданию аэровокзала.

***

Прощание было кратким. Ив обнял сестру, похлопал по плечу Риша и шагнул на движущуюся ленту перрона. Рем последовал за ним, помахав провожающим рукой. У трапа они оглянулись. Вдали на краю уже опустевшего летного поля неподвижно стояли две фигуры в белом. Та, что была поменьше, подняла руку и помахала им вслед.

– Счастливо, сестренка! – шепнул Ив и нырнул вслед за Ремом в прохладный сумрак пассажирского салона межконтинентального ракетного корабля.

Путь до Коломбо показался им очень коротким. Они устроились в соседних креслах и всю дорогу говорили об «антарктическом броске», как называл это Рем. Ив время от времени поглядывал в круглый иллюминатор. Там было фиолетово-черное небо с яркими неподвижными звездами, а далеко внизу – голубовато-белые спирали облаков над экваториальной областью Тихого океана. В Сингапуре они вышли на несколько минут на мокрый после недавнего дождя бетон. Влажный горячий ветер гнал совсем низко над летным полем тяжелые, напитанные дождем клубы серых облаков. Невдалеке просвечивало солнце, и в перламутровой мгле неясно проступали контуры небоскребов города. Снова брызнул дождь, и они вернулись в лайнер.

В Сингапуре полупустой салон лайнера, в котором летели Ив и Рем, заполнился. Среди пассажиров оказалось много журналистов с разных континентов. Судя по репликам, они тоже летели в Антарктиду, чтобы присутствовать при запуске «ледяной горы».

– Мне кажется, – осторожно заметил Ив, – что вся эта публика там ни к чему. Тем более что наблюдать эксперимент в непосредственной близости едва ли возможно.

– Разумеется, – кивнул Рем, – управление «броском» дистанционное, с расстояния около ста километров. Могу вас заверить, что вся эта шумная братия не проникнет дальше Моусона. А от Моусона до экспериментального полигона, как вы знаете, более двух тысяч километров.

– Зачем же они едут?

Рем пожал плечами:

– Мы любим повторять, что успешно преодолеваем пережитки прошлого в нашем сознании. Насколько успешно в целом, судить не берусь. Но вот вам пример «преодоления» одного из них… Средства массовой информации где-нибудь в провинциальной глуши – в центре Азии, Африки или на севере Америки, – захлебываясь, будут твердить, что их собственный корреспондент при сем присутствовал, собственными глазами видел и так далее и тому подобное. А в действительности «собственный корреспондент» попивал коктейли в одном из баров Моусона и «собственными глазами» видел ровно столько, сколько видели все по центральным каналам видеоинформации. Дешевый снобизм, не более, оставшийся в наследство всей системе массовой информации от прошлого века.

– Так почему это не прекратят? – спросил Ив.

– Зачем? Вреда от этого нет, а человечество достаточно богато, чтобы позволить небольшой группе своих сограждан, – Рем указал глазами на соседей, обвешанных видеофонами, съемочными камерами и биноклями, – делать вид, будто они заняты общественно полезным делом. Не забывайте, мы кормим и снабжаем всем необходимым гораздо большие сообщества, не участвующие активно ни в одной из сфер общественно полезной деятельности. Отказавшись от методов принуждения, мы, без сомнения, поступили гуманно и мудро, но оставили и себе, и будущим поколениям нелегкую проблему для решения. Вы знаете, сколько сейчас на нашей планете «иждивенцев цивилизации»? Более сорока миллионов.

– Но они живут собственным трудом, – возразил Ив. – Отказавшись от технической цивилизации и вернувшись к природе, они своими руками возделывают землю и создают почти все, что им необходимо…

– Вот именно, «почти все», – саркастически усмехнулся Рем. – А когда им чего-то не хватает, они обращаются к отвергнутой ими технической цивилизации, ничего не давая взамен. Нет-нет, не думайте, что я против этой системы… Люди рождались и продолжают рождаться разными. Каждый вправе выбрать путь, который его более устраивает. Я вспомнил об «иждивенцах Цивилизации» только в связи с нашими попутчиками.

– Неужели вы хотите провести знак равенства?…

– В определенной степени – да, – твердо сказал Рем. – На Земле, увы, еще существует огромное количество ненужных профессий, давно изживших себя. В то же время в ряде важнейших отраслей и направлений людей не хватает.

Мысленно Ив готов был согласиться. В Ковосе постоянно ощущался недостаток инженеров и техников. И все же откровенный практицизм Рема чем-то отталкивал. Полная свобода выбора жизненного пути считалась одним из величайших достижений коммунистической эры. В целом она себя оправдала; таких, кто совершенно отказывался трудиться, было ничтожно мало. Отказ от труда диагностировался как психическое заболевание. Этих людей лечили и, как правило, вылечивали. Однако недостаток людских ресурсов давал себя чувствовать, и попытки покрыть его за счет резерва, как именовали «иждивенцев цивилизации» социологи, успеха не имели. Вилен даже утверждал, что число «иждивенцев» растет. Впрочем, Ковос никогда не пытался искать недостающие кадры среди «иждивенцев цивилизации». Вилен и другие члены президиума Ко-воса делали ставку только на молодежь.

Вспыхнуло стартовое табло, и стюардесса, появившись на видеоэкране, обратилась к пассажирам с обычными словами приветствия и кратким инструктажем. Пассажиры торопливо занимали места. Ив помог соседу впереди справиться с поясами безопасности и погрузился в эластичное сиденье своего кресла. Стюардесса пожелала приятного полета и исчезла. Стартовое табло полыхнуло серией цифр, кресла наклонились, заняв почти горизонтальное положение, лайнер незаметно двинулся с места и тотчас взлетел, стремительно набирая скорость. Через несколько секунд салон залило ярким солнечным светом. Лайнер вынырнул из облаков и, все увеличивая скорость, устремился в стратосферу. Небо в иллюминаторах на глазах меняло окраску: из голубого стало густо-синим, приобрело фиолетовый оттенок, затем потемнело. Проступили звезды, и солнечный свет словно растворился в фиолетовой черноте, сквозь которую стремительно и беззвучно плыл межконтинентальный корабль.

Аэропорт Коломбо встретил проливным дождем. Лайнер подрулил к цилиндрической башне аэровокзала. По телескопическому мосту-коридору, выдвинувшемуся навстречу кораблю, пассажиры прямо из салона лайнера перешли в залы аэровокзала. Тут кто-то из журналистов узнал Рема Арно… Его тотчас окружили плотным кольцом. Зажурчали механизмы съемочных камер. Оставив Рема отвечать на вопросы корреспондентов, Ив отправился узнать подробности дальнейшего пути на Кергелен. Оказалось, что авион с Кергелена еще не прибыл. Его ждут через несколько минут. Обратно он полетит через полчаса. Когда Ив возвратился с этим известием в зал, где покинул Рема Арно, импровизированная пресс-конференция еще продолжалась. Кольцо любопытных вокруг Рема стало даже шире и плотнее. Ив не без труда проник внутрь кольца. Рем, присев на спинку кресла, невозмутимо отвечал на очередной вопрос:

– …Нет, мы не предполагаем полностью освобождать Антарктиду от ледяного панциря. Более того, мы надеемся, что антарктический ледник с течением времени затянет раны, которые наш эксперимент нанесет ледниковому щиту. Уничтожение и даже резкое сокращение запасов льда в Антарктиде чревато серьезными последствиями для климата Земли. Антарктида – кухня погоды южного полушария. Кроме того, вам, конечно, известно, что антарктический лед – ценное полезное ископаемое, гигантский источник пресной воды, источник водорода – основы нашей энергетики. Да вот, кстати, – продолжал Рем, заметив вернувшегося Ива, – чтобы наш эксперимент не привел к нежелательным последствиям для Земли, Ковос послал в Антарктиду своих контролеров. Вот один из них – Ив Маклай. В случае каких-либо осложнений он может наложить вето на весь эксперимент. Еще неизвестно, состоится ли что-нибудь. Поэтому не советую торопиться в Моусон…,

Взгляды присутствующих обратились в сторону Ива.

– Создается странное впечатление, – заметила одна из корреспонденток, с некоторым высокомерием глядя в упор на Ива поверх больших темных очков, – что Ковос начинает ставить себя выше остальных организаций, как планирующих, так и реализующих планы. Вот вы назвали цифры, – она повернулась к Рему, – подготовка антарктического эксперимента стоила безумно дорого. И вдруг появится кто-то, – она кивнула в сторону Ива, – и все отменит… Ничего себе плановое хозяйство в масштабе планеты!

– Уверяю вас, – без улыбки ответствовал Рем, – что все происходит именно в строжайшем соответствии с планами. Не забывайте, Ковос – Комитет восстановления и охраны среды – высшая инстанция, ответственная за то, чтобы в нашем с вами доме – на нашей планете – можно было жить… Жить и нам с вами, и нашим потомкам. Мы подчас не отдаем себе отчета, что сделали инженеры Ковоса за несколько десятков лет. В конце прошлого века только заводы и энергетические установки планеты ежегодно выбрасывали в атмосферу полтора миллиарда тонн золы и около полумиллиона тонн сернистого газа… Содержание кислорода катастрофически уменьшалось. Большие города были на грани агонии. А сейчас!… Если бы не Ковос, мы с вами не имели бы возможности провести сегодня эту милую встречу. Наше поколение просто не родилось бы… Я один из авторов Антарктического проекта, но, уверяю вас, если мои молодой друг, – он снова указал на Ива, – или кто-либо из его коллег наложит вето, я не стану протестовать. Их вето будет лишь означать, что эксперимент надо подготовить более тщательно, сделать более безопасным для людей Земли. Любой эксперимент был и остается всего лишь экспериментом.

– И вы не испытаете горечи, досады, если кто-нибудь захочет помешать осуществлению вашего проекта? – снова спросила корреспондентка в темных очках.

– Если кто-то из Ковоса – нет, – твердо сказал Рем.

– О, они тоже ошибаются и уж во всяком случае склонны к перестраховкам, – заметила другая корреспондентка. – Недавно кто-то из инспекторов Ковоса закрыл пляжи на острове Гуам. Чистейшая вода, а пляжи закрыты. Нельзя плавать… Почему? – она посмотрела на Ива.

О закрытии пляжей Гуама Ив не знал. Это известие неприятно поразило его. Значит, Вилен не сказал всего. Значит, то было не туманное предположение…

Так как все умолкли и теперь смотрели на Ива, он вынужден был что-то ответить.

– К сожалению, ничего не могу сказать относительно пляжей Гуама, – начал он, – я впервые слышу, что они закрыты. Без сомнения, на то есть какая-то важная причина. В последние годы Ковос редко прибегает к подобным мерам. Что же касается Антарктического эксперимента…

– Оставьте вы эту многозначительную таинственность! – крикнул кто-то сзади. – «Впервые слышит…» Сотрудник Ковоса, обладающий правом наложить вето на Антарктический эксперимент, не знает, что происходит под носом Главной Базы Ковоса? Кто поверит в такую наивность?

– Но я действительно не знаю, что вы имеете в виду, – тихо сказал Ив. – По-моему, у вас нет оснований не верить мне. Простите, я не знаю, с кем имею удовольствие говорить…

– А, неважно, – невидимый собеседник рассмеялся. – Не знаете – ваше дело… Захотите – узнаете без труда.

Теперь общее внимание приковал невидимый оппонент Ива. Все начали тесниться к нему, и кольцо, окружавшее Рема, распалось.

Рем поднялся и взял Ива под руку.

– Пойдемте, – сказал он, – их интересы уже переключились на другое. Не удивлюсь, если многие из них вместо Моусона отправятся завтра на остров Гуам.

Проходя вслед за Ремом сквозь толпу журналистов, Ив услышал:

– …Пустячок! Какая-нибудь подводная свалка с контейнерами старинных ядов… Запасик такой, что может отравить все население Тихоокеанской области. Так вот они работают… – голос был тот же.

Ив не позволил себе оглянуться.

***

Через час они с Ремом уже летели из Коломбо на юг. Небольшой авион шел на высоте всего лишь десяти километров. Внизу расстилалась сплошная пелена облаков, по которой быстро скользила косая крестообразная тень авиона. Под облаками катились тяжелые валы Индийского океана. Его пустынная поверхность медленно перемещалась на экране в передней части салона. Приближались «ревущие сороковые» – зона вечного непокоя в воздушной оболочке планеты; ледяное дыхание Антарктики сталкивалось здесь с теплыми влажными ветрами тропических широт.

В салоне, который вмещал около тридцати человек. Рем и Ив были единственными пассажирами. Архипелаг Кергелен и в конце XXI века продолжал оставаться одним из самых суровых и малонаселенных уголков южного полушария. Вулканическая энергоцентраль, атомная электростанция, обслуживающая установки опреснения воды, региональная база Ковоса на центральный антарктический сектор – вот, кажется и все, ради чего люди приезжали на этот пустынный клочок земли, названный кем-то из мореплавателей далекого прошлого островами Отчаяния. Конечно, условия жизни и работы на Кергелене теперь уже не те, что пятьдесят-сто лет назад, и все же «постоянных» обитателей там насчитывалось немного. Редко у кого хватало сил и мужества провести на этой суровой земле более двух лет.

Иву приходилось бывать на Кергеленской базе Ковоса, и теперь он рассказывал об островах Рему, который летел туда впервые.

– Когда-то – в начале прошлого столетия и еще раньше – в водах кергеленского сектора Антарктики жило множество китов, а на прибрежных скалах были лежбища морских слонов, котиков, гнездились миллионы птиц. К середине двадцатого века все это было почти полностью истреблено. Биологам удалось восстановить часть фауны сектора. Они работали в тесном контакте с нашей базой… Интересно, что киты и дельфины долгое время избегали кергеленский сектор. Даже молодые дельфины, воспитанные в дельфинариях Кергелена, покидали эту акваторию, едва их выпускали на свободу. Биологи долгое время не догадывались о причинах. Указали ее сами дельфины. Молодая косатка, выращенная в дельфинарии и отпущенная на свободу, несколько раз возвращалась на станцию и условным сигналом поднимала тревогу. Вначале ее не могли понять, но потом догадались, что она зовет следовать за ней. Направили исследовательскую подводную лодку, и косатка привела ее в квадрат, расположенный в нескольких десятках миль к югу от архипелага. Там косатка стала нырять, указывая место погружения. Лодка погрузилась, и биологи обнаружили на дне настоящую пустыню. Все живое было уничтожено на огромной площади. В центре этого «кладбища» находились останки корабля, глубоко ушедшего в ил. Так и не удалось установить – был ли корабль торпедирован во время последней войны или специально затоплен, чтобы похоронить на дне океана страшный груз, который в нем находился. Работы по ликвидации «подарка» из прошлого века продолжались много лет. Погибло несколько инженеров Ковоса, погибла и косатка, указавшая затопленный корабль смерти. Всем им людям и киту – воздвигнут памятник в городке биологов на южном берегу Главного острова. Если хотите, можем завтра посмотреть его.

– Да, обязательно побываю там, – задумчиво сказал Рем. – Теперь припоминаю: я слышал об этой истории. Это было довольно давно.

– Около сорока лет назад.

– Я еще учился в школе, – Рем усмехнулся, чуть смущенно. – Я ведь гораздо старше вас, Ив.

– Мне двадцать девять, – сказал Ив и тоже почему-то смутился.

– Ну, вот видите: почти в два раза. Немного завидую вам…

Некоторое время они молчали, следя за маленькой тенью авиона, стремительно скользящей по бескрайней пелене облачного слоя.

– Словно уже началась Антарктика, – тихо заметил Ив.

– До нее еще далеко. А до Кергелена?

Ив бросил взгляд на часы:

– Еще часа два полета…

– Столько же, сколько летели до Коломбо.

– Мы быстро привыкаем ко все большим скоростям, – сказал Ив. – Скорости вчерашнего дня начинают казаться слишком малыми. А ведь этот авион летит быстрее звука.

– Нашим потомкам и скорость света покажется недостаточной.

– Если они отправятся к другим галактикам…

– Они обязательно полетят туда, – кивнул Рем. – Только это будет особый полет. Они найдут способ сжимать пространство.

– Трудно представить…

– Представить вообще невозможно – наш мозг настроен на трехмерные категории. Однако обосновать математически уже можно. Остается развернуть формулы в проект особого аппарата, а дальше – дело технологии.

– Проект фотонного корабля существует почти двести лет, – возразил Ив. – Тем не менее такой корабль еще не построен.

– Не построен, главным образом, потому, что в нем нет большой надобности. Одному поколению на нем звезд не достигнуть. А внутри Солнечной системы мы успешно обходимся без него. Фотонные корабли, вероятно, будут созданы, но революцию в космических перелетах они не совершат. Думаю, что человечество вступит на звездные трассы с принципиально новыми типами аппаратов. Но это наступит не раньше второй половины будущего века, после того как наши внуки приведут в порядок Землю и освоят ближний космос.

– Жаль, что так нескоро…

– Вы доживете, Ив.

Ив не ответил. Он вдруг снова вспомнил сцену в аэропорту Коломбо… «Подводная свалка с контейнерами старинных ядов…», «Так они работают…». Чувство горечи и тревоги, охватившее его тогда, не проходило. Интересно, кто этот человек? Ив так и не видел его лица. Наверно, его можно узнать по голосу, если они когда-нибудь встретятся. Человек говорил на американском сленге, но с заметным акцентом. Голос был высокий, резкий, с каким-то поскрипыванием, а тон – высокомерный, даже враждебный. К сотрудникам Ковоса многие жители Земли, особенно из производственных зон, как ни странно, относились с предубеждением, иногда иронически, не упускали случая подчеркнуть свое превосходство, но с таким откровенным недружелюбием Иву еще не приходилось сталкиваться.

По мере того как работы Ковоса превращались в серию процедур по текущей очистке и контролю за состоянием атмосферы и вод планеты, интерес к ним со стороны основной массы жителей Земли постепенно угасал. Строгие правила, которыми руководствовались контролеры Ковоса, все чаще вызывали обиды, раздражение, даже сопротивление со стороны тех, чьи планы и дела Ковос обязан был контролировать. Об этом знал Высший Совет Экономики, знала Всемирная Академия Наук, знал Высший Совет Планирования Будущего – орган наивысшей координации в масштабе всей планеты, верховный «рулевой» космического корабля – Земли. В соответствии со старинным статутом, Ковос был контрольным органом этой последней – верховной инстанции, занимавшей самую высокую ступень иерархической лестницы, сосредоточившей в себе все организации, которым народы Земли доверили управление планетой. Но Ковос, расходуя огромные средства, казалось, ничего не давать взамен, – ведь чистота воздуха и прозрачность вод стали привычными и естественными для новых поколений. Океаны, подернутые маслянистой нефтяной пленкой, дымное удушающее марево смога над городами были для жителей Земли атрибутами истории – почти такими же, как костры инквизиции и войны… Чего не случалось в минувшие времена, пока человечество не вышло на рубеж новой эры!

«Мы – как кондиционер в жилом помещении, – часто повторял Вилен, – пока исправен, его просто не замечают». Конечно, рядом с теми, кто трудится на переднем крае науки, кто производит материальные ценности, создает моря энергии, мусорщики планеты мало заметны. И все-таки…

– О чем задумались, Ив? – голос Рема прозвучал необычно мягко. – Уж не о вашем ли оппоненте из Коломбо?

Ив даже вздрогнул от неожиданности… «Мысли, что ли, читает?» Он удивленно взглянул на своего соседа:

– Угадали, об этом тоже.

– Не стоит сохранять в памяти. Пройдет еще немало времени, прежде чем мудрость станет достоянием всех людей Земли. Мудрость, а с ней – подлинный такт и гармония в отношениях каждого к каждому… Это будет величайшим достижением эпохи, в которую мы едва вступили. Но, думаю, даже и спустя столетия отдельные «аномалии» в человеческих взаимоотношениях все же будут возникать. Каждый из нас слишком сложен, и, вероятно, это не так уж плохо.

– Конечно, вы правы, – задумчиво сказал Ив. – И все же… В школах этим вопросам уделяют столько внимания.

– Уделяют… Тем не менее во всех случаях серьезных испытаний – ответственных исследований, работ на внеземных станциях – члены будущих творческих коллективов проходят проверку психологической совместимости. Повторяю, интеллект каждого из нас – великое неведомое, бесконечность, к тому же таящая в себе в каких-то формах и опыт бесчисленных минувших поколений с его положительными и отрицательными сторонами… Радикально перестроить все это, создать надежный заслон реминисценциям прошлого одной системой школьного воспитания – пусть даже очень совершенной – за короткий срок жизни нескольких поколений невозможно.

– Вы не очень высоко оцениваете нравственные качества нынешнего поколения, Рем?

– Оцениваю так, как они того заслуживают… Я реалист и не верю в чудеса. Было бы странно ожидать, что за сто с небольшим лет на Земле возникнет новая генерация, идеальная во всех отношениях. В этом направлении сделано немало, но предстоит сделать неизмеримо больше. Я работал со многими людьми и хорошо представляю, как далеки были некоторые из них от этого идеала, на который ориентировано нынешнее школьное воспитание. Разумеется, все это не в меньшей степени относится и ко мне самому.

– А где вы работали до Антарктического проекта, Рем? Знаю, что участвовали в экспедициях на Марс…

– Это еще во времена далекой молодости, – он усмехнулся. – Я окончил одну из старейших горных академий Земли – в Ленинграде. Потом несколько лет стажировался как геофизик в Новой Зеландии. Там меня заинтересовала глубинная энергетика планет, которая и стала моей основной специальностью. Работал в большинстве районов, где были действующие вулканы, – на Камчатке, в Японии, на острове Ява, на Сицилии. «Гасил» вулканы… Участвовал в строительстве геотермических электростанций – в Сибири, в Тибете, на Огненной Земле. Год провел на Луне; был в двух марсианских экспедициях. Вот память о второй из них, – он провел широкой ладонью по своему лицу. – Обморожено. Но геотермическая станция на Марсе до некоторой степени и мое детище. Последние годы – во Всемирной Академии Наук: работа над Антарктическим проектом, еще над одним проектом, который мы скоро представим на утверждение Высшего Совета Планирования Будущего…

– А что за проект? – Ив повернулся к своему спутнику, потому что Рем вдруг резко оборвал рассказ.

– Что-то произошло, – сказал Рем, прислушиваясь. – Это моторы. Их не было слышно.

– Вероятно, началось торможение, и шум моторов догоняет нас. Скоро Кергелен…

– Но почему нет сигнала на табло?

Однако в тот же момент табло осветилось: обычное предупреждение о посадке, метеосводка, информация о ближайших рейсах из аэропорта Кергелен.

– Капитан авиона включил табло с опозданием по крайней мере на полминуты, – покачал головой Рем.

– Вы водили авион? – поинтересовался Ив.

– Да. И космические корабли – тоже. Но вы спросили о последнем проекте… Он для будущего века. А возможно, и для более далекого времени. Если быть предельно кратким, это проект использования глубинной энергии планеты для исправления кое-каких географических «ошибок». Как вам, конечно, хорошо известно, Ив, на некоторой глубине от земной поверхности находится особая пластичная зона; мы ее называем астеносферой. Процессы, которые там происходят, ответственны за рост гор. за образование впадин морей. Если доберемся до этой зоны сверхглубокими скважинами и шахтами, мы получим в руки ключи от горообразования. Представляете? Можно будет ускорить поднятие одних территорий и погружение других. Например, в короткий срок осушить значительные участки шельфа мелководных отмелей, опоясывающих континенты, и таким образом значительно увеличить полезную площадь суши. Можно будет без труда менять направление стока крупных рек, можно погрузить часть пустынного пояса Земли и создать там неглубокие внутренние моря. Словом, реализация этого проекта даст людям неисчерпаемые возможности при всякого рода перестройках лика планеты. А будущие поколения неминуемо столкнутся с необходимостью таких перестроек. Возьмите хотя бы Сахару. За сто лет люди отвоевали едва ли десять процентов ее площади. Все остальное – по-прежнему пустыня, где нелегко работать и трудно жить. А если создать в центре Сахары море… Кстати, об этом писали еще в двадцатом веке.

– Да… Но тут и Ковосу есть над чем призадуматься, – заметил Ив.

– Знаю… Знаю и то, что академик Вилен не будет в числе сторонников скорой реализации подобного проекта.

– Вы считаете нас консерваторами?

– Отнюдь… Но последствия таких преобразований слишком серьезны. Кроме бесчисленных плюсов, наверняка будут и минусы. Все это надо учесть, взвесить, обсудить. Кроме того, материальные затраты, огромный расход энергии. Земных источников пока недостаточно… Повторяю: это работа для будущих поколений. Для многих поколений…

В салоне потемнело. Авион нырнул в облака, закрывающие небо над Кергеленом десять месяцев в году.