Текст книги "КГБ: приказано ликвидировать (Спецоперации советских спецслужб 1918-1941)"

Автор книги: Александр Колпакиди

Соавторы: Дмитрий Прохоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Тайны 1925 года

30 декабря 1922 года I съезд Советов СССР принял Декларацию об образовании Союза Советских Социалистических Республик. Тем самым всему миру было продемонстрировано, что новая власть в России установлена окончательно. Кроме того, образование СССР должно было подчеркнуть монолитность правящей партии и поддержку РКП(б) всеми народами, населяющими страну.

Однако действительность, как это часто бывает, была далека от заявленной Декларации. И дело не только в том, что народы России далеко не всегда поддерживали новый строй. Даже в самой коммунистической элите наблюдалось брожение и сомнения в правильности избранного пути. Все это вылилось в «невозвращенчество». При этом невозвращенцами становились не только рядовые партийные и советские функционеры, направленные в командировки за границу, но и лица, приближенные «ко двору».

Так, в 1921 году, будучи направленным в Вену с поручением по линии Коминтерна, бежал в Румынию, прихватив с собой значительную сумму денег, венгерский коммунист Эндре Руднянский. Между тем он с 1918 года являлся председателем федерации иностранных групп РКП(б), принимал участие в основании Коминтерна, был послом Венгерской советской республики в Москве, а затем членом Бюро Исполкома Коминтерна. Правда, в 1926 году он вернулся в СССР, был арестован, осужден на 15 лет и умер в 1943 году. В августе 1923 года по этическим соображениям отказался возвращаться из Лондона в Москву соратник В. Ленина по эмиграции, директор «Аркоса» Георгий Соломон (Исецкий). Что же тут говорить о фигурах помельче, вырвавшихся из нищей страны и увидевших западное изобилие.

В середине 20-х годов невозвращенцами начали становиться и сотрудники спецслужб. Одним из первых был нелегальный резидент Разведупра РККА в Финляндии Андрей Смирнов, бежавший в декабре 1924 года в Бразилию. Побег Смирнова показал руководству спецслужб, что даже их сотрудники, прошедшие многоступенчатые проверки, отнюдь не так надежны, как кажется. Поэтому были приняты многочисленные меры для того, чтобы побег стал невозможен. Впоследствии, 8 июля 1934 года был принят закон, предусматривающий, что в случае бегства за рубеж военнослужащего репрессиям подвергались его родственники. Их высылали в отдаленные районы Сибири даже при условии, что они не знали о намерении родственника бежать. Кроме того, сотрудникам разведки под расписку сообщалось, что если кто-нибудь не вернется в СССР, то его близкие будут лишены свободы сроком до 10 лет. При этом, если сбежавший выдал государственные тайны, его родственники могут быть расстреляны, а он сам подвергнется внесудебному преследованию в любой стране мира. Впрочем, закон 1934 года только подводил правовую базу под давно применяемые на практике репрессивные меры в отношении перебежчиков и их семей. Свидетельство тому – судьба одного из первых невозвращенцев-сотрудников спецслужб Владимира Нестеровича, проходившего в кадрах военной разведки под фамилией Ярославский.

Владимир Степанович Нестерович родился в 1895 году в Белоруссии. Перед Первой мировой войной он работал слесарем в железнодорожных мастерских на станции Гомель, откуда в 1915 году был призван в армию. Во фронтовых окопах Нестерович проявил незаурядную личную храбрость и командирские способности, за что был произведен в офицеры. В 1916 году он окончил ускоренный курс офицерского училища и вскоре получил чин штабс-капитана.

Восторженно приняв свержение царизма, Нестерович в 1917 году вступил в РСДРП(б), был избран членом солдатского комитета своего полка, а начиная с января 1918 года активно участвовал в Гражданской войне в рядах Красной Армии. В январе-сентябре 1918 года он командовал 1-м Московским революционным полком, в сентябре 1919 – июне 1920 года был командиром бригады 42-й стрелковой дивизии. Проявив себя как способный военачальник, он уже в феврале-августе 1920 года командовал 42-й стрелковой дивизией, а в сентябре-октябре 1920 года – 9-й кавалерийской дивизией. О том, как он воевал, можно судить по приказам о награждении его в 1919 году орденом Красного Знамени и за бои в 1920 году – почетным революционным оружием. Не менее интересно рассказывает о боевом пути Нестеровича другой невозвращенец – Г. Беседовский, знавший его лично:

«Нестерович пошел в Красную Армию в 1918 году, когда Троцкий обратился с призывом к офицерам старой армии идти в ряды Красной Армии. Бригада Нестеровича сражалась на восточном и юго-восточном фронтах Гражданской войны, а в 1920 году, когда махновское повстанческое движение разлилось по Украине и не только угрожало губернским городам, но и самой столице Украины – Харькову, Нестерович был переброшен со своей бригадой на Украину. Он не мог разбить главных сил Махно, которые проходили по Украине со сказочной быстротой, делая в сутки совершенно невероятные рейды в двести-триста километров… Регулярная кавалерия Нестеровича не могла, конечно, угнаться за этими легендарными по быстроте отрядами. Но Нестеровичу удалось все же несколько раз пересечь дорогу Махно и разбить его лучших атаманов, как, например, атамана Щуся, а один раз в Харьковской губернии он настиг главные силы Махно, и только благодаря ловкости махновского штаба им удалось спастись от полного поражения»[72]72
  Беседовский Г. На путях к термидору. М., 1997. С. 54.


[Закрыть].

Впрочем, сам Нестерович, вспоминая о этом времени, говорил: «Порой мне казалось, что я командую гусарами Михельсона, усмиряющими крестьянское восстание Пугачева. С той только разницей, что теперь с обеих сторон бессмысленный бунт»[73]73
  Там же. С. 55.


[Закрыть].

После Гражданской войны Нестерович окончил Военную академию и был направлен на работу в военную разведку РККА. В 1923 году его назначили резидентом в Вену, где он находился в качестве военного атташе под фамилией Ярославский и занимался координацией работы по балканским странам. Поворотным пунктом его карьеры в советской военной разведке стал взрыв в Софийском кафедральном соборе Семи Святых, организованный офицерами из военной секции болгарской коммунистической партии при поддержке Коминтерна. Целью взрыва, произошедшего 17 апреля 1925 года, было убийство главы болгарского правительства Александра Цанкова, пришедшего к власти в результате военного переворота 9 июня 1923 года, и членов его кабинета. По замыслу организаторов этого теракта, после ликвидации членов правительства должны были начаться рабочие вооруженные выступления, неизбежно перерастающие в коммунистическую революцию.

Взрыву в соборе предшествовал ряд терактов. 8 февраля 1925 года в результате нападения на супрефектуру Годеча было убито 4 человека. 11 февраля в Софии был убит депутат Никола Милев (Гео Милев), редактор газеты «Словет» и председатель профсоюза болгарских журналистов. 24 марта был распространен манифест Болгарской компартии, в котором говорилась о неизбежности падения режима Цанкова.

В начале апреля чудом избежал покушения царь Борис III, которого коммунисты называли «Убийца болгар», а 15 апреля от пуль террориста погиб один из приближенных царя, военный губернатор Софии генерал Коста Георгиев. Через день, когда все правительство собралось в Софийском соборе на его похороны, взрыв бомбы обрушил один из куполов. Из-под обломков извлекли более 120 убитых, среди них 3 депутата, 13 генералов, 8 полковников и 8 других высокопоставленных чинов. Но при этом ни Цанков, ни царская семья, ни члены правительства не пострадали.

В результате революция не состоялась, а на коммунистов обрушился шквал репрессий. Два организатора покушения, Минков и Янков, погибли, оказывая сопротивление полиции при аресте. Другой организатор, Марко Фридман, офицер запаса и адвокат, в мае 1925 года на судебном процессе сначала педантично отстаивал идеи и деятельность компартии, но под конец все же дал показания о внутренней организации БКП и ее военного отдела. Однако это его не спасло, и он был повешен вместе с двумя другими участниками покушения. Впрочем, можно сказать, что ему еще повезло – другой террорист, Шаблин, даже не предстал перед судом, поскольку сразу после ареста был живьем сожжен в печи. Удалось бежать в СССР участнику подготовки взрыва французскому коммунисту Эжену Леже, его дальнейшая судьба неизвестна.

Нестерович, прекрасно осведомленный об истинных причинах и руководителях взрыва, решил порвать с Разведупром, и, покинув свой пост в Вене, выехал в Германию, «Взрыв собора произвел на него потрясающее впечатление, – вспоминает Беседовский, одно время занимавший должность заведующего консульским отделом полпредства УССР в Вене. – Он весь как-то изменился, похудел, ходил целыми днями мрачный, небритый. Однажды он исчез из посольства, оставив записку, что больше работать не может, что он совершенно разбит, надорван, что его совесть не позволяет ему больше оставаться на такой работе. Он добавлял, что уходит в частную жизнь, будет работать на заводе и не имеет никакого намерения разоблачать своих вчерашних товарищей по работе»[74]74
  Там же. С. 55.


[Закрыть].

Прибыв в Берлин, Нестерович отправился к французскому консулу и предложил ему некую информацию в обмен на предоставление французского паспорта и беспрепятственного проезда во Францию. Кроме того, опасаясь возможных провокаций со стороны бывших сослуживцев, он просил в случае крайней необходимости зачислить его в Иностранный легион. Выслушав Нестеровича, консул направил его в город Майнц, где располагались части французской оккупационной армии, в казармах которых он и поселился до принятия французами окончательного решения.

Однако вскоре после побега Нестеровича в ОГПУ поступило донесение, в котором говорилось, что находясь в Германии, он связался с представителями английской разведки. Это обстоятельство крайне обеспокоило советское руководство. В результате начальник ИНО ОГПУ М. Трилиссер отдал приказ о ликвидации Нестеровича. И уже 6 августа 1925 года Нестерович был отравлен в одном из кафе Майнца, расположенного недалеко от казарм, где он проживал. Отравили его, подмешав ад в пиво, работники военного аппарата компартии Германии братья Голке. Более того, один из братьев сумел сфотографировать мертвого Нестеровича, а снимок переслать на Лубянку (позднее там же в центральном аппарате ОГПУ работал под фамилией «Розенфельд» Густав Голке – один из трех братьев-коммунистов).

О ликвидации Нестеровича косвенным образом свидетельствуют документы, опубликованные в 20-е годы неким Михаилом Сумароковым, известным также как Якшин и Павлуновский. Этот человек работал в полпредстве УССР в Берлине и 1 августа 1924 года стал невозвращенцем. (Его настоящее имя – Петр Михайлович Карпов, и родился он в 1896 году в Петербурге – авт.) После своего бегства Сумароков утверждал, что до революции он был членом партии эсеров, а после революции служил в органах ВЧК, в частности, на Украине. Позднее он якобы был послан под видом дипломата на зарубежную работу. Однако в архивах России и Украины до сих пор не обнаружено никаких следов службы Сумарокова на Украине, а должности, которые он себе приписывает, занимали совершенно другие люди.

После того, как Сумароков стал невозвращенцем, он быстро сблизился со знаменитым антикоммунистом, руководителем целой организации по изготовлению фальшивых документов Владимиром Орловым и стал его деятельным сотрудником. Документы, которые приведены ниже, помечены 1925 годом, тогда как Сумароков бежал за год до этого. Скорее всего, они являются апокрифом, а вернее, полуапокрифом. Так, во втором документе странным образом переплетены правда и ложь – утверждается, что Сидней Рейли не был убит в перестрелке на границе, а схвачен чекистами (что противоречило официальной советской версии, но являлось правдой), но с другой стороны утверждается, что он был тяжело ранен, что является абсолютной ложью. Однако любая фальшивка должна нести в себе зерна правдивой информации, чтобы ей поверили.

«Сов. секретно.

Письмо лит. „ПЛ“.

29 августа 1925 г.

Уважаемый товарищ!

Ваше сообщение об исполнении поручения в Майнце получили. Необходимо устранить свидетелей. Особенно дочь владельца ресторана.

Нами установлено, что Ярославский имел связи с каким-то англичанином, приехавшим из Америки в Париж, и к нему он и порывался ехать.

Об установлении его личности нами сообщено в Париж.

Требовать от французских товарищей возвращения излишков не следует.

С комприветом М. Трилиссер».

«Сов. секретно.

Письмо лит. „ПЛ“.

1 октября 1925 г.

Уважаемый товарищ!

29 сентября с. г. во время перехода границы был задержан англичанин Сидней Георгиевич Рейли, проникший в Ленинград из Финляндии под подложным паспортом Николая Михайловича Штейнберга; его два товарища во время перестрелки были убиты. Рейли тяжело ранен.

При расследовании оказалось, что Ярославский находился с Рейли в давних тайных отношениях, и Ярославский поручил ему вывезти его ценности, спрятанные в Ленинграде. Рейли с этими ценностями и был захвачен.

Необходимо установить:

1. Когда начались связи Ярославского с Рейли.

2. Через кого и где осуществлялись связи.

3. Что мог Ярославский в Вене, Берлине или Москве сообщить англичанам и американцам через Рейли.

4. Кто были спутники Рейли и какое они имели отношение к Ярославскому.

5. Обследовать и выяснить план действий и связи Рейли, жены Сиднея Рейли.

Поручаем настоящую задачу выполнить вне очереди.

С комприветом М. Трилиссер»[75]75
  ВЧК-ГПУ. Документы и материалы. Сост. Ю. Фельштинский. М.,1995. С. 260–261.


[Закрыть].

Судьба другого невозвращенца 1925 года Игнатия Дзевалтовского во многом схожа с судьбой Владимира Нестеровича. Оба они участвовали в боях Первой мировой войны, оба после революции встали на сторону большевиков, оба находились на нелегальной работе за границей, оба стали невозвращенцами и оба погибли при неясных обстоятельствах.

Игнаций Людвигович-Марианович Дзевалтовский-Гинтовт (он же Дзевалтовский, Юрин-Дзевалтовский, Игнатий Львович Юрин, Игнаций Гинтовт-Дзевялтовский, Игнатий Львович Дзевялтовский) родился 14 июля 1888 года в городке Плекишки Виленского уезда в дворянской семье. Среди его родственников – офицеры, два генерала русской армии, Могилевский архиепископ римско-католической церкви в России.

Игнатий Дзевалтовский окончил Виленское реальное училище, два курса Львовского Политехнического института, четыре курса естественного факультета Психоневрологического института в Петербурге, после чего занялся педагогической деятельностью. В это же время он, как и многие другие представители интеллигенции, увлекся учением Маркса и с 1903 года активно включился в революционное движение в Литве, Латвии, Польше и Петербурге. А в 1907 году он становиться членом ППС, фракции Пилсудского.

В 1907–1908 годах Дзевалтовский продолжил обучение в Австро-Венгрии, но перед началом Первой мировой войны вернулся в Россию и 29 сентября 1914 года был зачислен в Павловское военное училище юнкером на правах вольноопределяющегося 1-го разряда. По окончании ускоренного 4-месячного курса военного времени он 1 февраля 1915 года был произведен в прапорщики лейб-гвардии гренадерского полка и продолжил службу в запасном батальоне этого же полка. А в августе того же года он был направлен в действующую армию командиром 14-й роты. В боях Дзевалтовский проявил себя храбрым офицером и поэтому в марте 1917 года, будучи штабс-капитаном, был избран председателем полкового комитета и членом армейского комитета 11-й армии. В апреле 1917 года он вступил в РСДРП(б) и до июля был председателем солдатского комитета запасного батальона гренадерского полка. В июле 1917 года за отказ идти в наступление Дзевалтовский в Киеве был отдан под суд, но оправдан.

Октябрьская революция застала Дзевалтовского в Петрограде. Он принимал активное участие во взятии Зимнего дворца, а 26 октября 1917 года был назначен его комиссаром (комендантом). Впрочем, в то время на одной должности долго не засиживались. Не был исключением и Дзевалтовский. Так, с 27 октября он – один из четырех комиссаров ВРК в штабе Петроградского военного округа, с 1 ноября 1917 года – член штаба ВРК, с ноября 1917 года – член ВЦИК, с 16 ноября 1917 по 7 октября 1919 года – главный комиссар военно-учебных заведений Республики. Одновременно с 24 июня 1918 года по 13 мая 1919 года он был военным комиссаром Всероссийского главного штаба, а с 25 декабря 1918 года – председателем центральной временной комиссии по борьбе с дезертирством.

Затем судьба забросила Дзевалтовского на Украину. Он был членом РВС 12-й армии, потом заместителем наркома по военным делам Украины, а с 6 августа 1919 года, меньше чем за месяц до полного захвата белой армией всей Украины, – наркомом по военным делам УССР. В октябре 1919 года Дзевалтовский был назначен помощником командующего Восточным фронтом. А когда была образована Дальневосточная республика (ДВР) – временно исполнял должность ее военного министра.

Однако летом 1920 года карьера Дзевалтовского резко меняется. Он переходит на дипломатическую работу, и с июня 1920 года по ноябрь 1921 года под фамилией Юрин находится в Пекине во главе дипломатической миссии ДВР. После возвращения из Китая он был назначен наркомом иностранных дел Дальневосточной республики, но пробыл на этом посту всего около года. В 1922-23 году он – уполномоченный наркомата рабоче-крестьянской инспекции в Ростове, а затем с августа 1923 по январь 1924 года – заместитель председателя Общества «Добролет».

В мае 1924 года Дзевалтовского направляют на работу в Коминтерн, что было неудивительно, учитывая его национальность и знание иностранных языков. Почти сразу же его командировали в Вену, откуда велась вся работа на Балканах. В это время он был известен под псевдонимом «Мариан» и принимал самое активное участие в подготовке коммунистической революции в Болгарии. Об этом свидетельствуют его доклады из Болгарии, хранящиеся в Москве в РГАСПИ в фонде Коминтерна[76]76
  РЦХИДНИ. Ф. 146. Оп. 1. Д. 180.


[Закрыть].

В конце 1924 года Дзевалтовского из Болгарии направляют в Грецию, но там он так и не появляется, после чего его следы теряются. Впрочем, существует документ, опубликованный уже упоминавшимся Сумароковым, из которого следует, что Дзевалтовский стал невозвращенцем и попросил защиты у польских властей.

«Сов. секретно.

Письмо лит. „ПК“.

2 ноября 1925 года.

Уважаемый товарищ!

В марте месяце с/г был командирован в Прибалтику т. Дзевалтовский, который бежал в Польшу и был укрыт польскими властями. Последние широко пользуются его сведениями и проваливают наших ответственных работников. Дзевалтовский с собой захватил 300.000 червонцев.

Ввиду того, что Дзевалтовский предложил свои услуги французам и может проехать через Германию, надлежит принять меры для задержания его в Германии впредь до особого распоряжения.

С комприветом М. Трилиссер»[77]77
  ВЧК-ГПУ. Документы и материалы. С. 261.


[Закрыть].

Как и в случае с Нестеровичем нет никакой уверенности в подлинности этого документа. Однако в ноябре 1925 года, ровно через год после исчезновения Дзевалтовского, в ряде эмигрантских газет появилась информация о его обращении к польским властям с просьбой о предоставлении ему политического убежища. Это подтверждает и протокол допроса бывшего царского генерала Свечина, ставшего комдивом РККА и арестованного НКВД в 1938 году, в котором он подтвердил факт бегства Дзевалтовского в Польшу. А в фонде Бурцева, хранящемся в ГАРФе, есть запись относительно Дзевалтовского. По информации Бурцева он был отравлен женщиной-агентом, подосланной ИНО ОГПУ[78]78
  ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 1.


[Закрыть].

Трудно сказать, насколько это соответствует действительности. Однако несомненно то, что Дзевалтовский был связан по работе в Вене с Нестеровичем. Также несомненно, что в его биографии было много сомнительных эпизодов. Первый – это то, что до революции он состоял в той фракции Польской социалистической партии (ППС), которой руководил Пилсудский. Второй – в 1918 году его жена была арестована в Москве за то, что вербовала офицеров для отправки их на Юг к Корнилову. Третий – будучи руководителем военно-учебных заведений республики, Дзевалтовский оказался замешанным в деятельности разоблаченной чекистами заговорщической организации белых офицеров «Национальный центр». Поэтому версия об отравлении Дзевалтовского по приказу М. Трилиссера выглядит вполне обоснованной, особенно если учесть, что он очень много знал о деятельности советских спецслужб и Коминтерна на Балканах по подготовке вооруженных выступлений местных коммунистов.

Запоздалое прозрение атамана Анненкова

Впрочем, ликвидаций перебежчиков не была основной задачей проводимых советскими спецслужбами в середине 20-х годов зарубежных операций. Гораздо более важной продолжала оставаться нейтрализация руководителей вооруженных отрядов эмигрантов, которые могли не только осуществлять акты террора и диверсии на советской территории, но и совершать вылазки в приграничные области, дестабилизируя и без того неспокойную там обстановку. К середине 20-х годов после ликвидации организации генерала Покровского и захвата атамана Тютюнника на западных границах СССР практически не осталось серьезных сил, могущих вести открытую вооруженную борьбу против советской власти. Однако на востоке страны дело обстояло совершенно иначе. На советские республики Средней Азии из Афганистана непрерывно совершали набеги отряды басмачей, а граница с Китаем постоянно находилась под угрозой со стороны базировавшихся в Маньчжурии и Синьцзяне вооруженных отрядов белоэмигрантов.

Дело в том, что после ликвидации в 1921—22 годах генералов Дутова, Бакича, Унгерна и ряда других белых офицеров, деятельность белоэмигрантов в Китае, направленная против СССР, не стала менее активной. Наоборот, в короткий срок ими было создан ряд организаций, таких как монархическое «Богоявленское братство» (глава Д. Казаков), «Комитет защиты прав и интересов эмигрантов» (руководители генерал Ф. Глебов и полковник Н. Колесников), «Мушкетеры», «Черное кольцо», «Голубое кольцо» (все три возглавлял бывший секретарь российского посольства в Пекине Н. Остроухое) и т. д. Кроме того, продолжали существовать военизированные формирования – отряды Анненкова, Глебова, Меркулова, Нечаева, Семенова, Шильникова и других, ставившие своей целью вооруженную борьбу с советским государством, не гнушавшиеся при этом получать помощь от японской и других иностранных разведок. Поэтому устранение лидеров белой эмиграции, способных эту борьбу возглавить, стала одной из основных задач советских спецслужб в Китае.

Операции против белоэмигрантов в Поднебесной вели как ИНО ГПУ-ОГПУ и Разведупр РККА, так и местные органы госбезопасности. В частности, большую работу по белой эмиграции в 20-е годы проводила харбинская резидентура ИНО ОГПУ. В 1922 году ее сотрудники завербовали подполковника Белой армии Сергея Филиппова, который поставлял информацию об антисоветской деятельности военного отдела Харбинского монархического центра. Во главе этого центра стояли, бывший царский генерал Кузьмин и профессиональный контрразведчик полковник Жадвойн. С помощью Филиппова дальневосточные чекисты смогли разгромить несколько белогвардейских отрядов, пытавшихся проникнуть на территорию СССР. Также ими был ликвидирован так называемый «Таежный штаб» – подпольная белогвардейская организация в Приморье, которая проводила террористические акты по заданиям военного отдела Харбинского монархического центра и японской разведки.

Тогда же активно проводили спецоперации на территории Китая сотрудники Забайкальского губернского отдела ОГПУ в Чите, под руководством начальника отдела В.С. Корженко (эти события описал в своей недавно изданной книге «Тревожные будни забайкальской контрразведки» бывший сотрудник УКГБ по Читинской области, полковник в отставке А.В. Соловьев). Захар Иванович Гордеев, бывший казачий офицер, участвовал в гражданской войне против большевиков, сперва служил вместе с атаманом Г.М. Семеновым, но в 1920 году отошел от него. В 1921 году он был избран депутатом Народного собрания Дальневосточной республики. В мае 1922 года во главе вооруженного отряда (численностью в 40–50 человек) Гордеев выступил против большевиков. Он неоднократно совершал вооруженные рейды из Маньчжурии в Монголию и Советскую Россию, нападая на небольшие населенные пункты. В Харбине Гордеев установил контакт о монархическими организациями, в том числе с представителями «местоблюстителя престола» великого князя Николая Николаевича.

В ночь с 12 на 13 апреля 1925 года в гостинице города Маньчжурия Гордеев был похищен чекистами, переодетыми в форму китайских полицейских, и переправлен на автомобиле через границу в Читу, где после обстоятельного следствия расстрелян по приговору коллегии ОГПУ в январе 1926 года.

Меньше чем через месяц, 1 мая 1925 года, при точно таких же обстоятельствах, переодетыми в китайскую военную форму забайкальскими чекистами из гостиницы в Харбине были похищены коммерсанты 3. Форшмидт и Н. Матлин, занимавшиеся подделкой советских денежных знаков. В следующем году фальшивомонетчики были расстреляны.

Начальник читинских чекистов также пострадал за чересчур инициативную работу и допущенные нарушения законности (бессудные расстрелы наркоманов, больных венерическими болезнями проституток). Василий Саввич Корженко был смещен с поста и исключен из партии (эти данные недавно были введены в научный оборот исследователем истории советских спецслужб полковником О.Б. Мозохиным). В дальнейшем Корженко был восстановлен в партии и «органах», и в 1937 году, будучи майором госбезопасности и заместителем начальника Сталинградского управления НКВД, по предложению наркома Ежова был назначен управляющим делами Наркоминдела СССР (в мае 1939 года арестован, в январе 1940 года расстрелян, в 1956 году реабилитирован).

Однако, как уже говорилось выше, главной задачей была нейтрализация тех из белоэмигрантских лидеров, которые могли бы объединить и возглавить все действующие в Китае организации. Таким лидером в середине 20-х годов многим казался атаман Анненков, который и стал мишенью очередной спецоперации советских спецслужб.

Борис Владимирович Анненков родился в 1889 году в Волынской губернии. Его отец, отставной полковник, был потомком Ивана Александровича Анненкова, поручика кавалергардского полка, члена петербургского отделения Южного тайного общества декабристов, который сейчас более известен своей романтической женитьбой на дочери французского эмигранта Полине Гебль, получившей разрешение выйти замуж за ссыльнокаторжного и обвенчавшейся с ним в Сибири.

В 1906 году Анненков окончил Одесский кадетский корпус и поступил по вакансии в Московское Александровское военное училище, где проучился два года и был выпущен в чине хорунжего. После окончания училища его в 1908 году направили сначала командиром сотни в 1-й Сибирский полк, а затем перевели в туркестанский город Кокчетав в казачий полк. Во время Первой мировой войны Анненков воевал в рядах 4-го Сибирского полка в должности командира «партизанского» отряда, был награжден Георгиевским оружием и Георгиевским крестом, а также французским орденом Почетного легиона и английской золотой медалью «За храбрость», получил чин сначала есаула, а потом войскового старшины.

После Февральской революции отряд Анненкова был передан в распоряжение штаба Первой армии, где нес комендантскую службу. Когда же к власти пришли большевики, Анненков получил приказ следовать с оружием и амуницией в Омск, где его отряд должен был быть расформирован. Но по прибытию в Омск Анненков и его люди отказались выполнять приказ местного Совета рабочих и солдатских депутатов сдать оружие и разойтись по домам. В своей автобиографии Анненков объясняет это следующими причинами:

«Офицерство оказалось в затруднительном положении. Большинство военных прежде честно служили России, отдавали этому делу свои жизни. С упразднением чинов, званий, с расформированием армии офицеры лишились всяких средств к существованию. Им просто некуда было идти, а потому каждый готов был предложить себя любому, кто давал хоть какую-то возможность служить. Другого ремесла они просто не знали. На этой почве у офицерства усиливалось недовольство Советской властью, и они стали организовываться для борьбы за восстановление своего былого положения»[79]79
  Бобренев В., Заика Л. Атаман Анненков // Военно-исторический журнал. 1991. № 3.


[Закрыть].

Как бы там ни было, но Анненков с января 1918 года открыто выступил против советской власти, создав в Омске казачью «Организацию тринадцати», получившую свое название по числу казачьих офицеров, составивших ее ядро. Перейдя на нелегальное положение, он до февраля скрывался в станице Захламино под Омском, а затем со своим отрядом, со временем выросшим до дивизии, воевал в армии Омского правительства адмирала Колчака, который произвел его в чин генерал-майора. Но при этом Анненков всегда сохранял «партизанскую» самостоятельность и часто не подчинялся приказам. Об этом прямо говорит генерал П. Краснов, утверждавший, что отряд Анненкова «шарил по Семиречью, не столько помогая, сколько вредя адмиралу Колчаку»[80]80
  Балакшин П. Финал в Китае. Сан-Франциско, Париж, Нью-Йорк, 1958. С. 275.


[Закрыть].

В частях Анненкова были свои, «атаманские» порядки. Так, вместо обращения «Ваше благородие» было введено слово «брат» (например, брат-атаман, брат-ротный, брат-вахмистр). А вновь прибывшие офицеры первоначально служили нижними чинами, и лишь со временем, достойно показав себя в боях, получали (да и то не всегда) командные должности. Каждый полк Анненкова имел свои отличительные цвета: черные гусары, голубые уланы, атаманский полк, личный конвой, кирасиры и т. д. А на отрядном знамени был изображен череп с костями и надпись: «С нами Бог». Удивляться такому «маскараду» не стоит, поскольку и сам Анненков любил хорошо приодеться, для чего возил за собой большой гардероб и часто появлялся в новом мундире: один день в кирасирском, другой – в лейб-атаманском, на третий – в гусарском или уланском. Кроме того, у него был специальный костюм для приема гражданских лиц.

Действия Анненкова и его подчиненных в отношении большевиков и сочувствующего им местного населения отличались крайней жестокостью. Так, при подавлении антиколчаковского выступления в сентябре 1918 года в Славгородском уезде Омской губернии части под командованием Анненкова только за один день (11 сентября) казнили около 500 человек. А захваченных в селе Черный Дол делегатов созванного восставшими крестьянского уездного съезда (87 человек) и членов созданного этим съездом военно-революционного комитета анненковцы изрубили на площади напротив Народного дома и тут же закопали.

После падения колчаковского правительства Анненков возглавил белогвардейскую Семиречинскую армию, а после поражения последней с небольшим отрядом (около 4 тысяч человек) в марте 1920 года ушел в Синьцзян. Но перед этим он приказал расстрелять тех, кто отказался последовать за ним в эмиграцию. Чтобы ни у кого из читателей не возникло сомнений относительно этого «подвига» Анненкова и его подчиненных, есть смысл процитировать воспоминания белогвардейского офицера А. Новокрещенкова, которые он написал, находясь в Китае: