Текст книги "Летний дождь (СИ)"
Автор книги: Александр Дунаенко
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
ВСЁ ЕЩЁ ВПЕРЕДИ…
Им сейчас под шестьдесят.
Вместе уже более пятнадцати лет. Познакомились, когда у обоих были семьи. Возникла взаимная симпатия. Которая потом переросла в близкие отношения. Каждый оставался жить в своей семье, исполнять обычные супружеские обязанности, растить детей. Параллельно стали находиться какие-то резервы свободного времени, которые можно было использовать для совместных встреч.
Не такая уж, из ряда вон, выходящая, история.
Потом от него, ну, пусть он будет Филипп, потом от Филиппа жена ушла. Оказывается, у неё параллельно с семьёй, была ещё одна жизнь. И чаша весов склонилась в сторону этой другой жизни.
С кем не бывает? Да, на каждом шагу!
Сейчас Филипп рассказывает об этом, как о счастливом случае, подаренном ему Судьбой. Не пришлось бросать семью самому, оправдываться, участвовать во всех семейных разборках.
Да и не бросил бы он свою семью никогда. Встречаться на стороне – да, продолжал бы, пока встречалось. А семью бы не бросил. Потому что нужно поднимать, воспитывать детей. И для этого очень нужно, чтобы семья была полной.
А его любимая внебрачная женщина тоже бросила свою семью. У неё тоже чаша весов перевесила в пользу другой, совсем новой, жизни.
Сошлись. Поженились.
Ну, так, о чём это я? О любви. Которая перекраивает человеческие судьбы по своему усмотрению, не считаясь с возрастом, наличием детей, даже – внуков. И не всегда семейные рокировки происходят так, сравнительно, бескровно. Не случайно родилась и не умрёт никогда пословица «на чужом несчастье своего счастья не построишь». Пословицу, конечно, придумали и твердят те, кто остались несчастными. Счастливые-то соединили свои жизни и – живут…
Так вот я – про эту новую семью, Филиппа и Валентины.
Они заново открыли для себя мир.
Они продолжают его открывать.
Пятнадцать лет прошло, а они и в гостях и на прогулках за руку, под руку. И под столом на вечеринках, при удобном случае, касаются друг друга ногами. И Валентина смотрит на своего Филиппа всё время непрерывно, сексуально, зовущее. И ей он отвечает…
Им скоро шестьдесят, но они следят за новинками секс-шопа, разыскивают в глубинах Интернета советы, как доставить любимому человеку в постели наибольшее удовольствие. Они доставляют, они в этом соревнуются!..
Они разрываются между своими прошлыми жизнями и жизнью настоящей: у каждого остались дети-кровиночки. Они уже давно взрослые и по разным городам, с ними нужно разговаривать, встречаться, отдавать им свою родительскую любовь. Которая, в отличие от любви супружеской, даётся один раз и на всю жизнь…
Я женился, когда мне было двадцать лет. Смотрел за свадебным столом на своих родителей, родителей невесты и думал, что – вот у нас жизнь начинается, а у них уже всё закончилось. Им уже по сорок лет. Они уже старые.
Сейчас я прихожу на работу, где в соседнем кабинете руководитель кружка аквалангистов, признанный у нас во Дворце пионеров поэт, Борис Дмитриевич. И, в последнее время, вид у него какой-то отсутствующий, потерянный. На вопросы отвечает невпопад, здоровается по четыре раза, а иногда совсем забывает.
Ему уже за семьдесят. Подниматься на этаж уже, да, трудновато: суставчики. Ничего, потихоньку, с остановочками… Зрение уже тоже ни к чёрту. Очки, лупа.
Пребывающий всё время в каком-то потустороннем мире, Борис Дмитриевич только одним сейчас живёт: он СМС-ки пишет. Получает и пишет. Зрение ни к чёрту, поэтому он, вначале надевает очки, потом берёт в руки толстую лупу и СМС-ки читает, а потом, всё в том же снаряжении, начинает вытыкивать на мобильнике ответное послание. Новые технологии, блин…
Иногда, получив электронную записку, вскакивает и ковыляет к двери.
Его потом видно во дворе, где Борис Дмитриевич, расплывшись в счастливой улыбке, что-то в телефон рассказывает.
Ходит из конца в конец по двору, прижав к уху мобильник, даже хромать забывает.
Мы люди взрослые, глядя на Бориса Дмитриевича со стороны, без всякой лупы понимаем, что длинные разговоры, на которые он безжалостно расходует свою пенсию – явно не о судьбах России.
А я ещё думаю: вот, сорок, пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лет…
Со стороны тем, кто на два – три десятка лет моложе, все эти причуды пожилых людей, кажутся аномалией, болезненным отклонением. Потому что с ними будто бы происходит то, чего уже давно не должно происходить.
Но нет того предела где этот Господень подарок – Любовь – может застигнуть человека.
И им, тем, кто моложе, хочется сказать: – Подождите… Время летит быстро…
И всё это ещё у вас впереди…
ПОБЕГ
«Наказывай сына своего, и он даст тебе покой, и доставит радость душе твоей».
Книга Притчей Соломоновых.
Мне понадобилась Библия. Не знаю, куда задевал свой экземпляр, искать было лень, я зашёл к маме, испросить у неё книгу на пару минут.
Мама моему визиту обрадовалась. Скучно ей. Поговорить не с кем. Я раньше наведывался чаще, но, когда разговор заходил про сноху, говорил, что мне это не интересно, извинялся и сбегал. А беседа, если с чего и начиналась, всегда сваливалась к наболевшей «про сноху» теме.
Ну и – грешен, конечно – редко я заходил к маме, чтобы «просто так».
В общем, зашёл я к маме, и разговор, к случаю, зашёл о Библии.
– Вот, сколько читать ни берусь, не интересно мне, – делится своими впечатлениями мама.
– Ну, знаете, это же книга не художественная. Это – скорее учебник. Конечно, совсем не интересно сесть на досуге и читать учебник физики, или по высшей математике. Библия – это учебник жизни. Тоже – правила, формулы…
– Вот я Джека Лондона читаю…
– Конечно, Джек Лондон позанимательней.
– А вот в Библии правильно написано, что родителей надо уважать…
Я хватаю Библию, целую маму и тихонько пячусь к двери: сейчас начнётся «про сноху».
Листаю книгу, ищу нужное мне место. В «Притчах Соломоновых» наталкиваюсь на стихи, подчёркнутые шариковой ручкой. Это мама работала с текстом.
Первое, на что упал взгляд: «Наказывай сына своего, и он даст тебе покой, и доставит радость душе твоей»…
Ну, что ещё могло более приглянуться моей маме в «Книге книг»? Конечно, тема воспитания. Тем более, так внятно, понятно раскрытая всего в нескольких строчках.
В детстве мама меня воспитывала «лозиной». Ну, это, кто не знает – гибкий такой прутик из ивового кустарника, талы. Ещё его называют «талинкой».
«Талинка» – это было мамино «ноу хау». Как она с готовностью объясняла непосвящённым, «талинка» – весьма гуманный предмет для воспитания детей, особенно, своих. Ежели ею хлестать по любимому чаду, то, ввиду хилости инструмента, органа никакого ему не повредишь, а в детское сознание проникнешь. Причем, по какому бы месту ему ни попал, цель воспитательная обычно бывает достигнута: ребёнок вину свою осознаёт, туда, куда не надо, больше не лазит, то, чего ему сколько раз говорили не делать – не делает.
Или – уже искуснее всё это старается от маменьки скрыть.
Талинка всегда лежала у нас над дверью, концами на двух гвоздиках, как меч самурая.
Я уже не помню, что, но однажды я опять где-то что-то нашкодил. Преступление моё было очевидно, требовало наказания. То, что наказание неотвратимо, я, как можно догадаться, впитал, чуть ли не с молоком матери. Мама произносила обвинительную речь. Она помогала ей в таких ситуациях проникнуться чувством справедливого гнева. С каждой новой фразой она убеждалась сама, и убеждала меня, что, пусть не кровью, но – чистосердечным страданием вину свою я должен искупить.
Во время всего воспитательного процесса я должен был стоять и слушать маму. И ждать, когда она своими словами рассердит себя до того, что схватит с гвоздиков лозинку и начнёт меня хлестать.
Бежать никуда было нельзя. Маму всегда нужно было слушать и слушаться.
Ну, а тут я что-то не выдержал. Мальчиком я рос в целом послушным, но не железным.
Улучив моментик, когда мама, устремив куда-то вдаль, наполненные слезами и горечью, глаза, произносила заключительные фразы, (музыканты называют это кодой) я бросился к двери и уже через мгновение был на улице.
Чувство страха и восторга захлёстывало меня. Я впервые перескочил за флажки, через запрет. Я ещё не знал, догонит ли меня всемогущая и вездесущая мама, но сейчас я был на свободе, и меня так никто и не начал бить.
На моём пути попался маленький сарайчик, куда каждую осень складывали уголь для медпункта. Я чувствовал, что справедливая мама со своим хлыстиком бежит за мной по пятам. Она большая и, конечно, вот-вот меня настигнет.
Я кинулся в сарай, увидел у двери деревянную бочку с песком, наклонил её, развернул и плотно забаррикадировался.
И очень даже вовремя.
Потому что тут же в дверь толкнулась мама.
Несколько раз – с силой, ещё вся в образе – толкнула ещё. А дверь чуть приоткрылась, а дальше – никак. Бочка с песком была тяжёлая. Не знаю, откуда у меня взялись силы её вообще с места сдвинуть.
Потыкалась мама в дверь, потолкалась – ничего не получается.
И возникла у нас через дверь политическая тишина. Я почувствовал себя в безопасности. И увидел, как это хорошо.
Мама почувствовала, что теряет своё педагогическое лицо. Пытаясь скрыть угрожающие нотки в голосе, мама ласково сказала: «Саша, открой!». Но Саша сто раз слышал по радио сказку про волка и семерых козлят. Он знал, каким голосом говорят, когда хотят накормить, и когда – скушать.
И я, хотя это было, наверное, и не по-сыновнему, в просьбе маме отказал.
Внутренний голос мне подсказывал, что критический момент нужно переждать, а там что-нибудь, глядишь, уже и переменится.
Я пару часов просидел в сарае. Не скажу, что скучал, и что было мне это как-то в тягость. Я так думаю, что человек, только что избежавший отрубания головы, тоже какое-то время не расположен к общению, хочется ему побыть одному…
Прав был внутренний голос. Кураж у мамы прошёл. Может, я и заслуживал наказания, но всё это так, с наскоку не делается. Процедура приведения приговора в домашней обстановке требует определённых условий.
Во-первых, действовать нужно по горячим следам.
Если момент упущен, то трудно себя потом разозлить заново. А, если не разозлить, то и удовлетворения от наказания никакого не получится. Ну, побил ребёнка – и всё.
В общем, вышел я из сарайчика через два часа, и с мамой мы помирились.
Разговаривали сначала на определённой дистанции. Я уже знал, что могу убежать, и мама меня не догонит. И мама тоже это узнала. Что поделаешь – растёт мальчик.
Мне впоследствии попадалась в Библии эта фраза про то, что сына нужно наказывать, и он потом подарит радость.
Когда я стал взрослым, во многом сказанное в Библии, подтвердилось. Почти всё у меня сложилось так, что мама на меня не могла нарадоваться. И выучился я, и по телевизору меня показывали каждый вечер, и мама могла, даже если я и не приезжал к ней подолгу, через экран со мной разговаривать.
Но были в жизни моменты, которые её по-прежнему огорчали. Когда я издал книжку своих рассказов, она обрадовалась. Это же, как здорово! Сынок не только журналист, а ещё и писатель!
Мама взяла свежую книжку и ушла к себе в комнату получать удовольствие.
Она не смогла дочитать её до конца. Она не дошла даже до середины… Она неуверенно сказала: – Я тут не всё понимаю… – Потом добавила: – Откуда у тебя всё это?..
Сейчас я знаю, откуда.
Воспитывала меня мама, наверное, правильно, по Библии. Но временами выходили осечки. Убегать мне понравилось. Случались ещё, и не раз, удачные побеги от заслуженного наказания. И после этого – ведь никакого раскаяния, одно только счастье.
В общем, не получил я всего, что было мне положено, избежал. Курс оказался неполным.
Вот и сложился в моей биографии неизбежный от этого перелом: с телевидения выгнали.
Пишу поганые рассказы.
ПОДЛЕЦЫ И НЕГОДЯИ
Да, мужики – они подлецы и сволочи. Ах, нет – негодяи. Дурют они белых и пушистых женщин.
Вот ходит томная, чисто-непорочная женщина, а тут подкрадывается к ней такое мерзопакостное создание природы. На лицо доброе, а внутри ужасное. И начинает доверчивой женщине вешать лапшу на уши: «Я, мол, русалка, всё пойму, и с дитём тибе возьму…». Ну, или, там что-то в этом роде: «Жену оставлю». Если ещё не женат – «Женюсь!». И всё для достижения одной, гнусной цели – овладеть телом, насладиться. А потом уже – как получится. Сбежать ли, попользоваться ещё…
В основном у этих мужиков всё зиждется на обмане, в угоду их низменным инстинктам.
Даже, если женится, то при случае налево свернёт, обманет зазевавшуюся девчушку – и обратно. Или не обманет любовницу, а обманет жену. И бросит жену.
Вот такая у них, у этих мужиков, природа. Их можно классифицировать на виды, подвиды, определяя вектор порочности. Чтобы потом уже встречать врага во всеоружии.
Кто предупреждён – тот уже вооружён.
Вот так – изучить все повадки этих мерзавцев, а потом отдаваться им расчётливо и хладнокровно: «Бери, подлюга! Но я тебя всё равно насквозь вижу!..».
Как-то… Ничего нового…
Обычное швыряние камнями из женского лагеря в мужской.
А откуда, всё-таки, эти негодяи, эти подлецы, берутся?
Вот вертится женщина перед зеркалом. – «Для кого ты так стараешься, красишься, выбираешь бельё, верхнюю одежду?». – «Для себя».
Конечно, «для себя». Особенно удачное оформления себя «для себя» может уже от подъезда собрать шлейф особей мужского пола. А, при особом старании, если у женщины получится изобрести себе уж очень радикальный кутюр, то какая-то особь уже и не сможет себя сдержать, решится на насилие.
Ах! Как много несчастных одиноких женщин, которые тайно живут с женатыми мужчинами. Как это унизительно – жить во лжи. А годы проходят, всё лучшие годы…
Но – обратимся к истокам: была определённая точка отсчёта, с чего это всё началось.
Каждая женщина от природы оснащена набором средств, которые должны притягивать к ней мужчин. И природа позаботилась о том, чтобы средства эти действовали безотказно. Иначе зачахнет род людской, вымрет. Природе наплевать – женат кто – разведён? Мужчина должен встретиться с женщиной, с ней совокупиться, чтобы она родила ребёночка. Поэтому у женщины – специальный запах, который воздействует на подсознание мужчины, у неё определённые нотки в голосе, которые доводят его до дрожи. Она одевается так, чтобы обратить внимание мужчины, привлечь его к себе, возле себя задержать.
И что – строить из этого выводы, что женщины коварны и – порочны? Пытаться их классифицировать, делить на подвиды?
Порочна ли кошка, приглашая кота на рандеву?
В конечном счёте, ей нужен не кот, а котята.
Отнимите у неё котят, и кошка снова будет искать кота.
Как вы думаете – как он узнаёт о том, что понадобился? А – просто – когда кот нужен кошке, у неё появляется особенный запах, она по-особенному мурлычет, она надолго задерживается возле какого-то ободранного Васьки, сидит, будто бы просто так, из желания поговорить о погоде.
Если кот кошке не нужен – он не будет соваться к ней со своими услугами.
«Кобель не вскочит, если сучка не захочет». Народная мудрость. Нравственность кобеля целиком зависит от желаний сучки. Не будет он её ни обманывать, ни обещать, чтобы добиться своего, золотые горы, если она сама его не заставит это делать.
Быки в стаде ведут себя спокойно, пока какой-нибудь корове не пришло время в очередной раз забеременеть.
И тут – всё мужское население стада приходит в движение. Коровка, которая ни сном, ни духом, которая ни о чём таком даже не помышляла, которая из себя вся смирение и добродетель – бежит крупной рысью из стада к посёлку. За ней – десять-пятнадцать претендентов на её копыто и сердце.
Заметим – корова к быкам не пристаёт. Она им не подмигивает и не принимает развратных поз. Никаких внешних признаков, которые могли бы уличить её в легкомыслии.
А быки – как сдурели.
День-два и всё заканчивается. Бычье семя попало в корову, укоренилось. И быки о ней сразу забыли.
Никто уже не подходит к ней, не спрашивает, который час, любит ли она Ахматову и что делает в ближайшие выходные.
Корова выключила свою систему воздействия на быков. И они снова стали тихими и целомудренными.
Так, о чём это я?
Говорят, на базаре два дурака – один продавец, другой – покупатель.
Нужно ли упрекать женщин, за то, что они женщины, а мужчин, за то, что они мужчины?
Мужчины, пока живы, будут обращать внимание на женщин, будут к ним приставать. Женатые ли, холостые… К замужним, разведённым, девушкам и чьим-то невестам. Будут им врать, делать подарки, говорить комплименты. Природа наделила их своим арсеналом оружия, чтобы воздействовать на женщин с оптимальным результатом. Программа всё та же – продолжение рода.
Если люди пытаются сопротивляться – надевают презервативы, делают аборты – у них не пропадает желание искушать, соблазнять, обманывать.
Чтобы опять встретиться, чтобы женщина одним взглядом заставляла землю уходить из-под ног мужчины, а он в ответ ей что-нибудь красиво и безбожно врал…
У ЛЮБВИ РАЗНЫЕ ЛИЦА…
Поговорил с Ларой Галль:
«– Августин, скажи, если погибла не она, а я, то почему я до сих пор чувствую такую любовь?..». Фильм "Сиеста" с Элен Баркин.
Наверное, это не к месту. Ну, да ладно.
Вначале я хотел сказать, что отношения мужчины и женщины – это всё-таки отношения трёх равноправных субъектов – Он, Она и – Любовь. Любовь, как и все люди, родится, живёт, умирает. Можно любить человека. Можно любить свою к нему Любовь.
И вот тут возникает ещё поправка: Любви бывает две. Одна, своя – у мужчины. Другая, которая может быть совсем не похожей – у женщины. В определённый момент две разные любви принимаются партнёрами за одну, они не замечают никаких различий. Потом что-то случается – и разница начинает давать о себе знать: "Почему твоя не такая, как моя?.. Моя правильная, а твоя – какая-то не такая…".
Сравнивая свою большую, красивую, чистую Любовь собственно, с Предметом, вдруг замечаешь вопиющее несоответствие. И – чем дальше – тем большее. И, думаешь тогда:"Чего это я свою, такую хорошую, Любовь, трачу, чёрт знает, на кого?..". Её забираешь и ищешь уже человека, более достойного.
Но вот второй вариант, о котором ты, Лара, сказала, подразумевает и ещё другой, новый поворот в отношениях, который обусловлен Любвями, совершенно разными. К одному человеку – одна. К другому – совсем иная. К одному – стыдливо-плотская, к другому – духовно-возышенная. Ну, и тогда, раз уж их на всякую жизненную ситуацию свой экземпляр, своя версия, то почему бы и, действительно, не разлюбить, не бросить какую-то свою, ну, не совсем Любовь удачную. От которой одни неприятности. Или – опять-таки – один только стыд и переживания…
Разлюбить, или даже сделать аборт… Чтобы не дать ей родиться…
Из комментариев в ЖЖ: Эл, Алекс, и т.п – elvrett: часто вот то вспоминаю в таких случаях:
" Тебя очень прошу, не говори мне про любовь.
Я слышать про твою любовь не могу.
Пойми уже, наконец, когда ты говоришь: "Я тебя люблю", так ты в эти слова один смысл вкладываешь, а я совсем другой смысл из них извлекаю.
Как будто ты кладёшь в шляпу апельсин, а я из неё достаю кролика.
А ты меня потом спрашиваешь: ну как, вкусно?
И я сразу в ужасе: мне что, его убить нужно?
И съесть?
А я его, наоборот, морковкой кормлю, и у него нос шевелится, и уши розовые просвечивают на солнце.
А ты, ну так, между прочим, предлагаешь: давай я тебе его почищу.
Я это себе представляю, и мне сразу дурно делается.
Тошнит, голова кружится…
Ну ладно, говорю, почисть…
И ухожу из дома, чтобы этого не видеть.
Возвращаюсь через час, а ты сидишь в кресле, весь пол в апельсиновых шкурках, а кролика нет нигде.
Ты мне вкладываешь в рот дольку апельсина, и меня немедленно рвёт от вкуса свежей крови.
Я думаю: убийца.
Ты думаешь: истеричка. "
____________________
увы, не помню кто автор
СТУПЕНИ ВОЗРАСТА
Встречаемся как-то с другом Петей, и он мне сообщает радостную новость: – Знаешь, с такой женщиной познакомился! Красивая, одинокая, со своей квартирой. Сын в армии.
Время – Советский Союз. Нам по двадцать пять. В Советском Союзе одна из главных задач для решения интимных потребностей – это иметь какой-то угол. И не просто угол панельной пятиэтажки с её внешней стороны, а – угол, пусть той самой пятиэтажки, но со стороны внутренней. И желательно с обогревом в зимнее время. Квартира – это вообще была мечта. А, если в этой квартире ещё и не путалось под ногами никакого постороннего населения, то мечта превращалась в прижизненный коммунизм. Когда каждому по потребностям. И – столько этому каждому, сколько он хочет.
Братья по мужскому оружию рассказывали всякие экзотические истории о сексе в жиденьких кустиках сквера, в подвалах, на крышах домов, возле люка мусоропровода. Приходилось делить территорию с исконно кошачьими владениями.
Друг детства Толик Зубко рассказывал, как он лишал невинности девушку зимой в подъезде, посадив её на батарею. Глухая ночь. Слабый свет электрической лампочки. Мороз. Запах кошачье-человечьей мочи. Кровищи было! Слёзы! Первая любовь… Наш адрес, блин – Советский Союз… Сейчас говорят – хорошо тогда было. Кому?..
И вот Петя рассказывает мне про такую жизненную удачу: красивая женщина с квартирой! А у неё, наверняка, есть подруга. И… сын в армии…
Когда тебе двадцать пять, представление об окружающих тебя людях вполне определённое. Например, если у женщины, даже у самой красивой, сын в армии, то сразу думаешь: а передвигается ли ещё она по комнате без посторонней помощи? Представляешь в глубоких морщинах лицо, отвисшие груди… И на фиг тогда эта её отдельная квартира? Лучше уж в подъезд, на батарею, с девятнадцатилетней…
А вот когда было пятнадцать, то совсем взрослыми выглядели девчонки, которым исполнилось восемнадцать. Казалось, что они такие взрослые и уже всё знают…
Да, Бог с ними, с девчонками. Фильмы нашего детства, юности. Штирлиц-Тихонов не пожилой, но очень взрослый мужчина. Зрелого возраста Высоцкий. Леонов. Табаков…
Проходят десятки лет, ты снова смотришь фильмы с любимыми актёрами и думаешь: – Господи! А ведь Владимир Семёнович-то совсем мальчишка!.. И Мимино-Кикабидзе, почти подросток, пристаёт к стюардессе– старшекласснице Прокловой. И Леонов… Какой же он старик! Мужчина в расцвете лет!
Идёшь летом по городской улице и видишь прекрасных, одетых со вкусом, по последней моде, женщин, про которых говорят, что им пятьдесят, но почему-то ты не замечаешь у них, ни морщин, ни каких-то других, казалось бы, свойственных возрасту, изъянов.
Распрямляешься сам, подтягиваешь живот, делаешь обаятельную улыбку. И, как тебе кажется, у тебя загораются глаза.
А женщина, в лучшем случае, проходит мимо, просто тебя не заметив.
В худшем – думает: – Живой ещё дедушка. И передвигается ещё без посторонней помощи. Только вот лицо у него что-то перекосило (это про мою обаятельную улыбку).
– Дедушка, вам плохо? Может, вызвать врача?..
Самое подходящее, что можно в этом случае ответить, так это поддакнуть, согласиться: – Спасибо, дочка, я как раз в полуклинику… Я сам… Тут недалече…