Текст книги "В списках спасенных нет"

Автор книги: Александр Пак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

5

«Евпаторию» поставили в док на ремонт. Теперь у Полковского было много свободного времени. Он советовал Вере переехать на дачу в Аркадию; но Вера напомнила, что пока не решится дело с Птахой, нельзя покидать городскую квартиру.

– Да и далеко тебе будет на завод, в библиотеки.

Полковского тронули участие жены и забота, которой она окружала его.

– Зачем же ты будешь сама томиться и томить детей в городе?

Вера подошла к нему и взъерошила его волосы.

– С тобой томиться?

– Спасибо, Вера, – ответил он, сжав ее руки.

Полковский не стал ждать случая, который помог бы ему примирить молодых людей. На следующее утро он пошел в пароходство и, не заходя к Мезенцеву, направился к начальнику конструкторского отдела, своему старому приятелю Петру Акимовичу, отличному инженеру-кораблестроителю.

Тепло поздоровавшись, рассказав о рейсе, о ремонте «Евпатории», Полковский заговорил о том, что его интересовало.

– Мне нужен конструктор. У меня есть идея, хочу ее разработать, но дело упирается в расчеты.

– А я не в силах сделать это? – с обидой спросил Петр Акимович.

– Зачем я буду отрывать тебя по пустякам? Простой расчет, который любой инженер может сделать, – сказал Андрей.

– Кого же тебе дать? – в раздумье произнес Петр Акимович, положив палец на губу и глядя на выключатель.

Полковский с любопытством смотрел на белое лицо Петра Акимовича с острым, как клюв, носом и думал, что за своим столом, заваленным чертежами, Петр Акимович кажется совеем другим, чем у него в доме. При виде Веры в его глазах появлялось что-то доброе, робкое. Он начинал говорить о литературе; убеждал, например, что Эдгар По лучше Анатоля Франса. Под конец выяснялось, что он имел в виду не Франса, а Киплинга. Потом Петр Акимович вовсе запутывался и спрашивал:

– Вам не скучно, Вера Ивановна?

Подавляя зевок, Вера уверяла, что нет, а он конфузился, краснел и умолкал. Полковский жалел его и старался переводить разговор на проектирование кораблей.

У себя в кабинете он казался уверенным, спокойным.

Полковский вдруг подумал: «А что если он назовет не Лору? Вот так история будет!» – и поглядел на, него с легким беспокойством.

Петр Акимович рассуждал вслух:

– Старова? Ничего, способная девушка, хороший конструктор.

Полковский пристально смотрел в его лицо, ожидая решения; и когда Петр Акимович сказал: «Можно Лору Старову», – Андрей покраснел; ему стало неловко и показалось, что он надул своего ничего не подозревающего товарища. Андрей хотел сказать «хорошо», но произнес «безразлично».

Петр Акимович нажал кнопку и, когда в дверях показался секретарь, велел пригласить Старову.

Минуты через три вошла высокая стройная девушка с красивыми темно-каштановыми волосами, большими глазами и ямочкой на подбородке.

Она слегка кивнула Полковскому и вопросительно взглянула на Петра Акимовича.

– Лора, вы знакомы, надеюсь? Капитану Полковскому нужен помощник. Ведь вы знаете, что у него всегда на судне что-то изобретают.

– Пожалуйста, я к вашим услугам, – серьезно ответила девушка.

Полковский немного замялся, потом сказал:

– Не зайдете ли вы ко мне домой завтра в час дня? Я вам расскажу и покажу в чем дело.

Он боялся, что она откажется, что ее удивит предложение, но девушка согласилась.

Поговорив еще немного с Петром Акимовичем и пригласив его в воскресенье на дачу, Полковский поехал на завод. Он проверил работы на судне, затем предложил Птахе завтра в час дня явиться к нему домой вместе с чертежами и расчетом замены стрелы. Покончив с этим, он отобрал в библиотеке книги для работы над лоцией, намереваясь в пятницу все же переехать на дачу, чтобы не томить Веру и детей в городе.

Дома он рассказал Вере, что завтра у них будут новые гости.

Ровно в час дня пришла Старова, Полковский провел ее в гостиную.

Проходя мимо трюмо, Лора взглянула на себя, поправила на затылке волосы. Она проделала это так быстро и естественно, что Полковский подумал, что ей не свойственно кокетство и она, должно быть, серьезная девушка.

Вера уже ждала Лору, но, следуя совету Андрея, притворилась равнодушной и сидела за книгой спиной к двери до тех пор, пока не раздался над ней голос Андрея:

– Верочка, знакомься.

Она отложила книгу и вяло протянула руку. Большие черные глаза с любопытством взглянули на нее, потом маленькие губы разжались и блеснули зубы:

– Лора Старова.

– Я очень рада. Вера Полковская, – ответила Вера с улыбкой, почувствовав к юной гостье симпатию.

Все ее напускное равнодушие мигом исчезло. Она встала и с той обаятельной улыбкой, которая одинаково трогала мужчин и женщин, усадила Лору на свой стул.

– Вы знаете, – сказала Лора, – я почему-то думала, что жена у Андрея Сергеевича маленькая брюнетка. А вы…

– Кто же я? Гренадер? – рассмеялась Вера, – А почему вы так думали?

– В пароходстве говорят, что жена Полковского очень добрая, а мне казалось, что добрыми бывают только маленькие женщины.

– Вы тоже «большая», – заметила Вера. – Разве вы не добрая?

Лора потупила глаза и потрогала складку на коленях.

– Не знаю, – помолчав, ответила она и, подняв глаза, уже без улыбки, добавила: – Думаю, что не очень.

Полковский наблюдал, слушал обеих женщин и любовался ими. Он теперь понимал, как велики мученья Птахи.

Женщины между тем продолжали непринужденно говорить.

– Я давно хотела познакомиться с вами, – призналась Лора.

– Я тоже, – вырвалось у Веры, но тотчас она спохватилась и виновато взглянула на мужа.

Полковского рассмешил ее взгляд, говоривший: «Что я наделала! Выручи».

– Я говорил жене о вас, – пояснил Андрей.

– Обо мне? – удивилась Лора, чуть приподняв брови, отчего ее глаза сделались еще больше. – Что обо мне можно сказать?

– То, что вы выручите меня. Я хотел просить вас помочь в одном деле. В пароходстве мне не хотелось говорить об этом.

– Буду рада вам помочь, – сказала Лора, приготовившись слушать.

– Дело в том, что мой третий штурман, чрезвычайно способный человек, сделал, так сказать, открытие. Носовая лебедка по паспорту – пять тонн, а поднимает только три. Мы все думали, что в паспорте ошибка, и в пароходстве тоже так думают. А мой штурман «открыл», что лебедка действительно пятитонная, но вылет стрелы мал. Я хочу проверить расчетом. Просить пароходство – начнутся комиссии, протоколы, совещания. Бог с ними! Сделаете ли вы это?

– Конечно, с удовольствием, – ответила Лора.

– Видишь, Вера: я знал, что Лора выручит!

Вера ласково посмотрела на мужа и подумала, что у него все так просто получается. «Какой ты милый!» – говорили ее глаза.

Тем временем из школы вернулся Витя, проснулась Иринка. Детей представили гостье.

– А наш Барс еще спит, – сказала Иринка, доверчиво ласкаясь к Лоре.

В это время затрещал звонок. Няня Даша выплыла из кухни и, на ходу кивнув Лоре, пошла открывать дверь.

– Это, наверно, Володя, – сказала Иринка.

Полковский спохватился, будто что-то вспомнил:

– Даша, я сам открою.

Скоро он вернулся в сопровождении Птахи и просто сказал:

– Знакомьтесь, мой третий штурман.

Птаха, увидев Лору, побледнел и раскрыл рот. А у Лоры дрогнули ресницы и краска залила лицо.

С минуту юноша не мог двинуться с места, а девушка не смела поднять глаза. Полковский и Вера молча наблюдали эту сцену. Даже дети притихли, почувствовав, что происходит что-то необычное. Вере стало неловко и, тихо сказав: «Простите, я на минутку», – она увела детей.

Полковский уже сомневался, правильно ли он поступил, вторгаясь в чужую жизнь, но в следующую минуту он облегченно вздохнул и подумал: «Славные, славные вы мои».

Лора метнула взгляд в сторону Птахи и тотчас отвела его. Полковский понял, что девушка любит юношу.

Птаха уже овладел собою и протянул руку, к которой Лора едва прикоснулась. Оба смотрели себе под ноги и молчали.

– Вы захватили с собой чертеж и расчет? – спросил Полковский.

– Какой? Ах да!

Птаха торопливо полез в карман и вынул сверток бумаги.

– Объясните товарищу Старовой.

Птаха облизнул губы и молчал. Он снова растерялся, сердце у него сильно стучало, он не знал, как начать.

– Расскажите, как возникла мысль, – подсказал Полковский.

– Я… я… – начал Птаха и посмотрел на Полковского, точно ища у него поддержки.

Полковский кивнул с таким видом, будто хотел сказать: «Смелее, смелее».

Лора, казалось, уже преодолела смущение и, положив локти на стол, склонилась над чертежом.

– Понимаю, понимаю, – начала она, не поднимая головы. – Мысль правильная… Вы…

Ее голос вдруг задрожал, и она взглянула на плечо Птахи. Ее глаза не в силах были подняться выше.

– Вы… берете относительно стрелы…

– Да, Лора, – сказал Птаха.

И это прозвучало у него так нежно и тепло, что все поняли его чувства.

Наступило молчание. Лора свернула эскиз в трубочку и встала:

– Хорошо, я дома сделаю. Теперь я пойду.

Полковский уловил в ее голосе нотки неуверенности; ему показалось, что ей не хочется уходить.

– Нет, вы никуда не пойдете, останетесь обедать у нас, – сказал он.

– У меня времени нет.

– Ничего, для обеда найдется.

– Если уж настаиваете…

Она села на краешек стула и, чтобы скрыть смущение, развернула чертеж.

Птаха вдруг встал и, так же, как и Лора, нерешительно сказал:

– Ну, мне пора.

– Это еще что за мода? – деланно рассердился Полковский. – Без обеда не отпущу.

Птаха тоже сел на краешек стула и стал рассматривать свои ногти.

Полковский чувствовал, что молодые люди рвутся друг к другу и достаточно пустякового повода, чтобы была сметена незримая преграда, разделяющая их.

Вошла Вера, потом Витя и Ира с Барсом.

Лора завладела Иринкой и Барсом, а Птаха – Витей. Сидя в противоположных концах гостиной, оба, казалось, совсем не обращали друг на друга внимания и были целиком поглощены лепетом детей. Иринка рассказывала про Барса, а Витя про букашек, успев притащить сюда весь свой «зверинец», помещавшийся в коробках и банках.

Но вот случайно взгляды Птахи и Лоры встретились и в ту же секунду разошлись. От Полковского не ускользало ни одно их движение; и он уже думал, что дурной порок его штурмана исчезнет как сон.

Няня Даша принесла стопку тарелок и, расстелив скатерть, звонко положила вилки, ножи. Когда Даша расставила приборы, Вера пригласила к столу.

Как-то получилось так, что стул Птахи очутился напротив Лоры.

Полковский налил в бокалы вина и предложил тост.

– Выпьем за дружбу, – сказал он и посмотрел на Лору, потом на Птаху.

– Хорошо, – добавила Вера. – За наших новых друзей, Юру и Лору! – и она храбро поднесла бокал к губам.

– Нет, нет, стойте, – остановил Полковский, – чокнемся.

Лора нерешительно протянула бокал, он зазвенел, ударившись о бокал Птахи; и взгляды их, снова встретившись, на этот раз задержались подольше.

«Слава богу, – подумал Полковский, – еще в двух сердцах наступает мир и счастье», – а вслух сказал:

– Жаль, что Володи нет.

В ту же минуту в дверях показался Володя, встреченный радостным лаем Барса.

– Без меня пить вино? – возмутился он. – Не знал, что в этом доме таится предательство. Верочка, мне немного оставьте!

Володя как близкий друг, не ожидая приглашения, сел подле Веры, налил себе вина, сделал бутерброд Барсу, бросил ему, крикнул: «На место, Барс!» – и, подняв бокал, весело произнес:

– Ну, выпьем за молодых людей, что равносильно за любовь, если не в настоящем, так потом. Без этого не обойдется.

Заметив, как покраснели Лора и Птаха, он шутливо добавил:

– Э-э, дети мои, с вами можно пить за настоящее.

– Вы невозможны, Володя! – притворно рассердилась Вера. – Пейте лучше за луну!

– Это из той же оперы, – сказал Володя и лихим жестом заправского пьяницы опрокинул в рот бокал, потом причмокнул губами и зажмурился от удовольствия.

6

После обеда, когда Лора прощалась, Полковский сказал:

– Юрий Васильевич, проводите, пожалуйста, Лору и договоритесь, какую конструкцию стрелы надо выбрать.

– Хорошо, – сказал Птаха, и на мгновение в его глазах блеснуло что-то похожее на восторг.

Девушка и юноша вышли из дома вместе. Когда Даша закрыла за ними дверь, Полковский в раздумье произнес:

– Кажется, у меня снова будет полноценный штурман.

– А мне кажется, что в нашем доме появятся еще два преданных сердца, – серьезно сказал Володя и тотчас же шутливо обратился к Вите: – Ну, студент (он называл его студентом), как у тебя дела? Цирк твой в порядке? – и, не слушая ответ мальчика, утверждавшего, что жучки, стрекозы и пауки это не звери, он с таинственным видом вышел в переднюю, где остался его плащ, и вернулся, держа руки за спиной.

– Сегодня, господа хорошие, я буду угощать. Сегодня мой день.

Его таинственный вид, многозначительные ужимки подзадорили Веру и Андрея.

– Володя, не томите, что такое? – спросила Вера.

Володя крикнул няню; и когда она, испуганная, пришла на его крик, он с торжественной миной произнес:

– Если вы хотите хоть на минуту побывать в раю – мигом на стол апельсины и яблоки.

– Фу ты, батюшка, напугал, – отмахнулась няня.

Полковского разбирало любопытство, он никогда не мог предугадать очередного чудачества Володи.

– В чем дело, Володя? – спросил он.

– Вы знаете, что такое «Аврора»?

– Да-а, – протянул Андрей.

– Ну, что это?

– Судно.

– А точнее?

– Большое океанское пассажирское судно.

– А кто на нем первый штурман?

– Ты! – в один голос воскликнули Вера и Андрей. Оба встали и обняли его.

– Стойте, стойте! – отстранился Володя. – А что у меня позади?

– Шампанское, – всплеснула руками Вера.

– Нет, она таки догадливая дамочка, – сказал Володя, ставя на стол две запотевшие бутылки шампанского.

Няня Даша принесла вазу с очищенными апельсинами и яблоками и повернулась, чтобы уйти. Володя уцепился за ее фартук.

– Стойте, няня Даша!

Налив ей стакан шампанского, он сказал:

– Выпейте за первого штурмана «Авроры».

Зажмурившись, няня выпила, закусила апельсином, поднесенным ей Полковским, и, отмахиваясь и смеясь, сказала:

– Ох, уморите старуху, грех, грех.

– Постойте, няня, а что вы сделали? – спросил Володя.

Озадаченное, немного испуганное лицо няни, собиравшей со стола плоские тарелки, вызвало новую вспышку веселья.

Володя поднял палец и торжественно сказал, смотря на потолок:

– Вы две минуты пребывали в раю.

Потом он наполнил бокалы Веры, Андрея и, выторговав разрешение, чуть-чуть налил «студенту» и Ире.

После полушутливого, полуцеремонного тоста Вера окунула губы в искристую пенящуюся влагу и с наслаждением выпила бокал до дна.

Потом, наморщив лоб, спросила:

– Почему оно такое холодное?

– Только что со льда, – ответил Володя.

– Как, вы с ведром пришли? – воскликнула Вера.

– Нет.

– А где же лед?

– В карманах. Ведь плащ мой непромокаемый.

– Вы сумасшедший, Володя! – засмеялась Вера.

Настроения Володи были всегда неожиданны и непостижимы для Андрея и Веры. Вот и сейчас он вдруг погрузился в глубокую задумчивость. Его пальцы бессознательно сжимали апельсин, и сок капал на скатерть и манжеты.

– Что случилось, Володя? – испугался Андрей.

– Да, у меня блестящая идея, – Володя швырнул в тарелку выжатый апельсин. И лицо его уже было восторженным.

– Вы невозможный, Володя, – засмеялась Вера, устало прикрывая веки. – Я думала, что вы в обморок упадете.

– Давай соревноваться с «Авророй», Андрей, а?

Глаза его весело и вызывающе блестели. Андрея душил смех, но он сдерживался, боясь обидеть друга. Губы его дрожали.

– Ты еще ни разу не был на палубе «Авроры», – произнес Андрей, – а уже соревноваться.

– Через два месяца «Аврора» возьмет первенство. Или я не Володя!

7

Мысль, так неожиданно высказанная Володей, получила самое строгое оформление; и через три дня между экипажами судов «Евпатория» и «Аврора» был заключен социалистический договор. Володя торжествовал и всех уверял, что на Черном море восходит новая звезда – «Аврора».

– Хвастунишка, хвастунишка, – дразнила его Вера.

– Хвастунишка, хвастунишка, – тихо, чтобы мать не слышала, повторяла Иринка.

Володя поймал ее в коридоре, прижал к стене и спросил, напустив на себя грозный вид:

– Ты кого это?

– Витьку, Витьку, – нашлась Иринка, потом хохотала до слез.

Полковский говорил, что от души желает успеха авроровцам.

Во вторник «Аврора» назначалась в рейс.

Вера и Андрей решили устроить вечер у себя на даче в ознаменование назначения Володи на «Аврору» и ухода его в море. Полковский объяснял друзьям, что поводом к вечеру послужило заключение социалистического договора, присуждение «Евпатории» первой премии, завоеванной экипажем в социалистическом соревновании черноморских моряков.

– Может быть, это в последний раз, – с улыбкой добавлял Андрей. – Володя сказал, что отнимет первенство.

Веским основанием для устройства вечера служило также удачное разрешение конструкции стрелы, чертеж которой Лора передала Птахе без всякого посредничества.

Словом, поводов нашлось много. Вера пригласила всех друзей и знакомых Полковского и своих; Лоре и Птахе были посланы отдельные приглашения.

Полковский условился, что до вечера субботы он будет работать в городе над лоцией, а затем поедет в Аркадию и там будет писать лоцию, купаться и отдыхать, пока судно не выйдет из ремонта.

В пятницу перебрались на дачу. Грузовая машина с вещами, няней Дашей и, детьми выехала рано утром. Вслед за ней Мезенцев прислал свой легковой ЗИС, наполненный продуктами и винами.

В субботу поздно ночью Полковский приехал вместе с Мезенцевым, Володей и Петром Акимовичем. Остальных гостей ждали завтра к обеду.

Воскресное утро было чудесным: глубокое синее небо, бирюзовое спокойное море, три рыбачьих паруса, белеющих на горизонте, и чуть-чуть солоноватый воздух. Жара еще не распалила землю.

Утром мужчины побрились, надели белые кители и фуражки и собрались на пляж. Жена Мезенцева, полная женщина, страдающая одышкой, не захотела купаться и, увлеченная приготовлениями к вечеру, с рассвета хлопотала на кухне вместе с няней Дашей и Верой.

– Верочка, а вы пойдите с детьми, – уговаривала она Веру.

Для приличия Вера отказывалась, хотя ей очень хотелось купаться.

Мезенцева настояла; и Вера, надев легкое шифоновое платье без рукавов и с большим декольте и туфли ни босу ногу, взяла детей и пошла впереди мужчин.

На их даче, сейчас же за верандой, начинались длинные клумбы цветов, а вдоль ограды тянулся густой кустарник. У калитки стояло огромное шелковичное дерево. Первой жертвой его коварства стал Володя: шелковица упала ему на плечо, и на белом кителе расплылось темное пятно. Володя стал проклинать день своего рождения, утверждая, что среди неудачников он слывет самым несчастным.

Как только спустились с горы, открылся пляж, заполненный сотнями людей в пестрых купальниках, розовыми зонтиками, под которыми иногда прятались от солнца.

Как всегда, при виде купающейся толпы Вере захотелось уплыть далеко, далеко в море. Она взяла руку мужа и сказала:

– Андрюша, будешь учить плавать?

– Конечно, – ответил Андрей, слегка иронически поглядев на жену. – Сегодня ты уже научишься.

– Не смейся, вот увидишь.

Она уже три года училась плавать и никак не могла научиться.

– Эврика! – вдруг крикнул Володя, опередивший всех. – Сюда, сюда!

Вера и мужчины осторожно обходили разморенные солнцем тела людей, томно лежащих на песке раскинув руки или пряча лица в изгибе локтя.

Володя уже поджидал их в одних трусах, готовый прыгнуть в море с мыса, где скала нависала над песком и образовывала грот.

– Как хорошо здесь! – воскликнула Вера и вошла в грот.

Через минуту она вернулась в купальнике. Петр Акимович невольно взглянул на ее стройные ноги, смуглую от загара шею, смутился и опустил глаза, чтобы больше не смотреть.

Вера с шутливой повелительностью приказала мужчинам ждать, пока она искупает детей.

– Скорей же, Верочка, – торопил ее Володя, которому не терпелось окунуться в воду, заплыть далеко, далеко, вон к тем еле виднеющимся парусникам.

Когда минут через пятнадцать Вера вернулась, она сказала:

– Скорей, вода чудесная! А вы, Володя, посидите с детьми: вам можно доверить.

– Конечно, – грустно улыбнулся он, – я идеальная нянька. – И лег на песок вместе с детьми.

Опираясь на руку мужа, Вера погружалась в воду, потом безбоязненно легла на спину. Теплая вода окутала ее волосы, ноги, все тело; только лицо оставалось над морем. От физического наслаждения и ослепительного солнца она закрыла глаза и вообразила, что она где-то одна, не то в облаках не то на луне, что сильные руки мужа, поддерживающие ее, – это крылья, а легкая волна, поднимающая тело, – это парение в воздухе. Ей было легко, невыразимо хорошо.

Она открыла глаза и увидела лицо мужа.

– Андрюша, – улыбнулась она и снова закрыла глаза, погружаясь в это блаженное состояние.

Полковский, стоя в воде по грудь, бережно держал жену, смотрел на ее лицо, потемневшие от воды волосы и думал, что в ней заключена его жизнь.

Ему казалось, что он мог бы простоять так целую вечность.

Вера хотела подняться и нечаянно окунула лицо в воду, фыркнула и уцепилась за его шею.

Он поднял ее на руки и пошел в глубь моря. Она доверчиво, как ребенок, прижалась к его груди; с ним ей ничто не казалось страшным.

– Теперь будем плавать.

– В другой раз, Андрюша. Мне так хорошо!

Вдруг налетел легкий ветерок, повеяло холодом. Андрей взглянул на небо, на котором две тучи мчались друг другу навстречу, и озабоченно сказал:

– Вернемся.

Вскоре ветер поднял бумагу и песок, а небо быстро затягивалось тучами; барашки стали чаще набегать на берег. Пестрая толпа пришла в движение. Пляж быстро пустел.

Длинная цепочка людей в белом, голубом, красном торопливо тянулась на гору, а у трамвайной остановки возле парка и трехэтажной водолечебницы с парадными, как у фешенебельной гостиницы, уже теснились толпы народа.

Полковский с Иринкой на руках шел впереди, а Вера, с еще влажными на затылке волосами, крепко держала за руку Витю и еле поспевала за Андреем, который изредка останавливался, поджидая ее. Петр Акимович замыкал шествие и смотрел на затылок Веры, на ее потемневшие волосы; и выражение доброты и покоя разливалось по его лицу. Он не замечал ни ветра, ни тревоги, охватившей природу и людей.

Вдруг ветер утих и воздух застыл. Трава, деревья и кустарники, казалось, насторожились, готовясь к чему-то. Упали первые капли дождя. Но Полковский и его гости уже достигли дачи.

– Теперь мы в безопасности, – вздохнула Веря, открывая калитку и ступая под свод шелковичного дерева, листья которого оцепенели.

На террасе в плетеном кресле сидел Птаха и читал «Огонек». Увидев хозяев, он с радостью пошел им навстречу. Глаза его кого-то искали и, не находя, постепенно тускнели, а лицо принимало выражение разочарованности.

– Лора приехала? – спросил Полковский, опуская Иринку на землю.

– Нет. А разве…

Птаха с беспокойством посмотрел на опустевшую полянку и дорогу, расстилавшуюся за дачей.

На террасе уж был накрыт длинный стол человек на двенадцать, приготовлены вина и закуски.

Снова налетел холодный порыв ветра, всколыхнув листья и траву; и когда он утих, упали первые капли дождя, потом они стали падать чаще, чаще; и вскоре все покрылось пеленой, загудело, зашумело. Стало темно.

– Ну, это до утра, – проворчал Мезенцев.

Вера с грустью посмотрела на стол и подумала, что никто уже не приедет, что вечер, к которому она так много готовилась и которого так ждала, сорвется.

– Не огорчайся, родная, – угадав ее мысли, сказал Полковский. – Ведь мы с тобой.

Она посмотрела на мужа, и подумала, что ей собственно больше никто не нужен, и улыбнулась:

– Я не огорчаюсь.

Стало совсем холодно, дождь забирался и на веранду. Стол перенесли в комнату, закрыли окна и, хотя было всего три часа дня, зажгли свет.

Обед долго не начинался, все ждали: может быть, еще кто-нибудь придет.

Два или три раза стучали, и Вера вскакивала встречать, а Птаха вздрагивал и напряженно ждал.

– Ну, теперь уж никто не придет, – сказала Вера, глядя в мокрое окно, по которому барабанил дождь, застилая все кругом серой пеленой.

– Да, да, Вера Ивановна, – улыбаясь и покачивая головой, согласился Петр Акимович.

Володя иронически посмотрел на него, потом сказал:

– А может: нет, нет?

Петр Акимович поморщился, перестал улыбаться; и лицо его выражало одну мысль: «Чего ты хочешь? Оставь меня». Но он ничего не говорил, боясь шуток Володи.

Пока ждали гостей, Петр Акимович сообщил, что он прочитал «Монахиню» Дидро и стал пересказывать содержание. Говорил он вяло, длинно и краснел.

– Не скучно, Вера Ивановна? – конфузясь, спросил он.

– Очень весело, плакать хочется, – ответил Володя.

Петр Акимович умолк и сердито посмотрел на него. Нос его стал острее.

А Володя спрашивал себя, неужели и он станет таким же глупым, когда влюбится.

Птаха молчал и посматривал то на Володю, то на дверь; потом вдруг говорил, что ему душно в комнате, и выходил на террасу.

Мезенцев положил конец томлению, сказав, что надо обедать.

Когда валили первые бокалы вина, чокнулись и стали есть, – все повеселели. Кто-то со стороны террасы опять постучал.

– Наверное, торт принесли, – сказала Вера и пошла открывать.

Это была Лора. Она промокла до нитки. Птаха вскочил, потом сел, он мигом преобразился; и пока Вера в другой комнате переодевала Лору, он ерзал на стуле и что-то говорил о море. Видно было, что он счастлив. Когда женщины вернулись, Лора была в белом Верином платье, которое пришлось ей впору.

Мезенцев пил и ел много, с удовольствием и позволял жене непрерывно подкладывать к себе в тарелку то салату, то икры, то крабов.

А Петр Акимович, наоборот, ел мало и молчал. Настроение у него было испорчено.

О непришедших гостях стали уже забывать.

После обеда Лора играла на гитаре и пела, а Мезенцев, расстегнув китель, развалился в соломенном кресле и после каждого спетого романса говорил:

– А я не знал, какие у меня в пароходстве таланты! Ай да Лора! За душу хватает!

Птаха пристально смотрел на Лору; и когда их взгляды встречались, Лора опускала глаза. Потом Володя завел патефон и танцевал с Верой, легко, весело, шаржируя танго из «Петера».

Птаха, наконец, осмелился пригласить Лору; и когда она, покраснев, согласилась, он смутился и минуты две простоял, не улавливая такта, потом повел ее осторожно. Лицо его сияло.

Все устали и снова сели за стол. За окном уже было совсем темно и по-прежнему шумел дождь. Дети спали. Няня Даша принесла кофе, ром, торты. Хвалили вино и восточные пряности, потом мирно говорили о театре, гастролях Марины Козолуповой; а Мезенцев, Полковский и Володя рассуждали о лоции, которую писал Полковский, о будущем соревновании двух судов. Птаха теперь уже не испытывал никакой робости и когда говорил, то смело смотрел в глаза Лоре.

Оттого что за окном было темно и дождь стучал по крыше, а над столом ярко светилась лампа и на никелированном кофейнике и на бутылках с вином сверкали белые блики, в комнате казалось очень уютно, хорошо, радостно.