Текст книги "Добровольцы-интернационалисты"
Автор книги: Александр Родимцев
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
– Бери, бери, камарада, – говорил испанец. – В нашем селе много. Вырастим еще больше… И возьмите с собой моего внука Валентина Розалеса. Смекалистый парень, будет хорошим бойцом.
Мы замялись.
– Может быть, возьмешь к себе подносчиком патронов? – тихо спросил я Мигеля, с которым мы оказались рядом.
Он пожал плечами. Старик настаивал. Положил костлявую руку мне на плечо, умоляюще заглянул в глаза:
– Уважь, камарада. Возьми. Я не могу держать винтовку, он за меня будет мстить врагам.
– Ну ладно, Павлито, давайте его ко мне в расчет, – согласился Мигель.
Валентин Розалес вместе с нами отправился в Мадрид. Дорога, седая, пыльная, отчаянно бросалась под колеса машин. Вот возникли загадочные предметы впереди, можно было подумать, что какой-то шутник воткнул в землю гигантские спички. Когда подъехали ближе, я увидел обыкновенные трубы. Трубы на поверхности, а вся деревня спряталась под землю. Люди жили в темных сырых землянках.
Наш путь близился к концу, когда налетели самолеты противника. Они спикировали на машины и прошили всю колонну пулеметными очередями. Шоферы, выскочив из кабин, бросались врассыпную. Чертыхаясь, выпрыгивали из кузовов пулеметчики, падали на землю. Загорелась головная машина. К счастью на ней не было боеприпасов. И когда самолеты улетели, мы, рассадив «погорельцев» по другим грузовикам, поехали дальше.
Мы забрались в машину вместе с испанцем майором Лопесом. Рядом с нами, сердито отряхивая пыль с френча, сидел грузный французский докер Поль Боде. Докер достал сигарету, сунул такую же мне и блаженно закурил. Огромные руки бережно держали крохотную сигаретку, словно он боялся пропустить хотя бы одну затяжку. Затем он быстро очистил от пыли винтовку, обернул ее в одеяло. На окраине Мадрида, укрепленной окопами, проволочными заграждениями, на дорогу выскочил с ног до головы увешанный гранатами и пулеметными лентами анархист. Револьверным выстрелом остановил колонну, потребовал документы. Он медленно читал наш пропуск. Когда все было изучено и сверено, разрешил ехать дальше.
Едва добрались до места, мой майор Лопес куда-то исчез. Ожидая его, я знакомился с ближними улицами. На углу фашисты только что разбомбили магазин, и возле возник стихийный митинг. Испанцы гневно и темпераментно осуждали фашистов, убивших мирных жителей, стариков, женщин, детей.
Ко мне подошел незнакомец:
– Вы русский?
– Гошес, – сказал я.
– Да, я понимаю, – улыбнулся он. – А меня зовут Миша.
– Где вы учили русский язык?
– С детства знаю.
Разговорились. Родился он в Польше, в районе Волковыска. Мать белоруска, хорошо знала русский язык. Отец – поляк. Сам он приехал в Испанию добровольцем. Служит в интернациональной бригаде артснабженцем. С первых дней на обороне Мадрида.
Не знаю почему, но Миша мне понравился.
– Пойдешь ко мне переводчиком? – спросил я.
– Добре, – быстро согласился парень. Но вспомнил, что он все-таки военный, и добавил: – Доложу своему командиру.
– А кто командир?
– Генерал Вальтер. Тоже наш, поляк. Боевой генерал, хорошо говорит по-русски.
– Ну что ж, попробуем его уговорить. Пообещаем дать ему несколько хороших современных пулеметов с боеприпасами, и он наверняка согласится.
– Конечно, он меня отпустит, если вы дадите пулеметы, – подтвердил Миша.
Он предложил немедленно поехать к генералу. Уверял, что их штаб находится совсем близко, в нескольких километрах от Мадрида. Я объяснил, что пока не могу покинуть команды испанцев, которые приехали со мною. И он недоумевал:
– Что они, маленькие? Подождут!
Едва уговорил его повременить. Тут появился и мой майор Лопес.
– Где вы так долго были? – заметил я ему. – Ничего не сказали, не предупредили…
Но он в ответ только улыбался и повторял:
– Все хорошо, камарада.
Он познакомил меня с офицерами и девушкой, пришедшими с ним. Совсем молодая, низкого роста, одетая в военную форму, она первая протянула мне руку:
– Энкарнасион Фернандес Луна.
– О, какое красивое имя! – растерялся я.
– А вы кто?
– Павлито.
– Превосходно, будем знакомы. Мне поручено принять от вас пулеметный взвод. Остальные направляются в Овиедо. Это командир батальона в пятом полку.
«Значит, удастся побывать на передовой, – подумал я, – посмотреть, как воюют наши ученики, вооруженные «максимами». Записал в блокнот, как найти Овиедо, и пошел передавать пулеметы.
Сержант-испанец принял оружие по списку. Теперь можно было поехать с Мишей.
Шофер, черноволосый, немного сутуловатый от большого роста, испанец Пепе со смелостью мотогонщика нажимал акселератор, и автомобиль стремительно несся по дороге. Удивительный народ испанские шоферы. Неважно, широкая ли это автострада или крутая горная дорога – энергия и темпераментность, присущие испанцу, у водителя почему-то удваиваются, утраиваются.
Пролетели тридцать километров. Впереди появилась зеленая оливковая роща, в ней два дома. Штаб генерала Вальтера оказался неподалеку от монастыря. Он разместился на территории какого-то родового поместья.
Как только машина подъехала к ажурным, металлическим воротам, появился веселый молодой парень. Он весело подмигнул Мише и, перекинувшись с ним парой фраз, пропустил машину в ворота.
– Минуточку подождите, – попросил Миша. – Пойду узнаю, дома ли генерал.
Из казармы то и дело выходили люди. Чуть дальше на плацу унтер обучал новичков владеть винтовкой. Добродушный толстячок неуклюже приставлял приклад к плечу, долго прицеливался, потом снова опускал винтовку и, смахнув пот со лба, начинал процедуру заново. Слышался рассерженный бас унтера:
– Легче Вислу наперстком вычерпать, чем тебя научить стрелять.
– Так я ведь портной, – виновато оправдывался толстяк.
– Бартош – скрипач, а смотри, как стреляет!
Вернулся Миша: генерал Вальтер приглашал к себе. Мы поднялись на второй этаж. Навстречу вышел человек среднего роста, плечистый, в испанской генеральской форме. Он поздоровался, предложил сесть. Во всех его движениях, в словах, рукопожатии чувствовались удивительная простота и искренность.
– Очень рад видеть вас, товарищ Павлито, – улыбнулся генерал. – Не удивляйтесь, что называю вас так. Звонил Петрович, просил помочь вам, но, честно говоря, мы даже не знали, где искать вас. Вот командировал Мишу на поиски. Вы везете пулеметы, а это для нас ценный «товар».
Он сделал паузу, отпил из стакана апельсиновый сок.
«Вот чертяга, этот Миша, – подумал я. – Сделал вид, что встретился случайно, согласился перейти ко мне переводчиком, а сам доставил меня прямо к Вальтеру».
Я был недоволен собою. С таким же успехом меня могли привезти и в другое, совсем неподходящее место. Забыл о бдительности, осторожности, о которой предупреждал меня еще в Москве комдив.
– Ну-ну, не расстраивайтесь, камарада. – Генерал подсел рядом и стал рассказывать о положении на фронте. Обстановка в Мадриде, по его мнению, складывалась тревожная. В городе действовала «пятая колонна» – контрреволюционная группа троцкистов, предателей всех мастей, шпионов и диверсантов. Фашисты, наступавшие на Мадрид четырьмя колоннами, считали эту контрреволюционную группу своей агентурой в столице. Это выражение с тех пор стало нарицательным для обозначения предателей, изменников, находящихся на содержании у враждебных государств и используемых ими для диверсий и разложения тыла той или иной страны.
Провокаторы сеяли панику не только среди жителей, но и среди бойцов республиканской армии. Имея в столице большую разведывательную сеть, фашисты, были хорошо осведомлены о действиях командования республиканских войск. Получая от своих агентов оперативные, сугубо секретные данные, они умело использовали их в своих целях.
Кроме того, в республиканской армии воевали люди разных политических взглядов: коммунисты, анархисты, радикалы и другие. Это нередко вносило разногласия в действия командования. Да, пожалуй, и темпераментность, порывистость, откровенность испанцев мешали им хранить военную тайну. Еще не научились.
В этой сложной обстановке Коммунистическая партия Испании делала очень многое для обороны Мадрида. На улицах города сооружались баррикады, в каждом доме, в каждом квартале создавались комитеты обороны из трудового народа. В армию со всех концов страны записывались добровольцы. Но, к сожалению, не хватало оружия. В некоторых частях бойцы получали винтовки только после того, как их товарищи отправлялись в госпиталь. Да и то возникали споры: раненые не желали расставаться с винтовкой даже на носилках.
Мы долго беседовали с генералом Вальтером.
Вальтер с любовью вспоминал Москву, где жил последнее время.
– Может быть, моя Катя сейчас в Большой театр пошла, – размечтался и я.
Он сразу вернул меня к действительности:
– А нам скоро снова в бой. Франкисты готовят большое наступление.
Вальтер начал подробно расспрашивать о пулеметах, которые мы привезли в Мадрид, о людях, прошедших подготовку в Альбасете. Я рассказал, что все добровольцы направлены в пулеметный батальон капитана Овиедо.
– Лучше бы их к Листеру, – добавил я, жалуясь.
Но Вальтер в ответ только улыбнулся:
– Да, правда: Листер храбрый и умный командир. Но ты напрасно волнуешься за своих питомцев. Если их командир – коммунист да еще из пятого полка – не сомневайся: пулеметчики попали в надежные руки. Овиедо – это уже у Листера.
Затем я набрался храбрости и попросил генерала отпустить со мной Мишу.
– Согласен, – улыбнулся он. – Но придется взять большой, так сказать, калым. Часть пулеметов, которые привезли, остаются у меня.
Я, конечно, понял, что он шутит и что о пулеметах он договорился с Петровичем. Да это и понятно. В руках интербригадцев, умеющих хорошо обращаться с автоматическим оружием, наши «максимы» принесут большую пользу. Тем более если соединением командует такой опытный генерал, как Кароль Сверчевский, воевавший в Испании под именем Вальтера[1]1
Кароль Сверчевский (1897—1947) родился в Варшаве, в рабочей семье, был рабочим-металлистом. Во время первой мировой войны эвакуировался в глубь России. В 1917 году вступил в Красную гвардию, принимал участие в Октябрьской революции, в гражданскую войну сражался в рядах Красной Армии. В 1927 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе.
В Испании генерал Сверчевский, известный под именем бесстрашного генерала Вальтера, командовал 14-й интернациональной бригадой добровольцев, потом 35-й интернациональной дивизией, в которую входила и 13-я польская бригада имени Я. Домбровского. Участвовал в обороне Мадрида, руководил наступлением республиканских войск на реке Эбро.
В дни Великой Отечественной войны Сверчевский – в рядах Советской Армии, а после возникновения в 1943 году Союза польских патриотов принял активное участие в организации Польской армии в СССР. Был заместителем командующего 1-м корпусом, затем заместителем командующего 1-й Польской армией, а с 1944 года командующим 2-й армией Войска Польского. После войны генерал Сверчевский был заместителем министра обороны Народной Польши, 28 марта 1947 года предательски убит фашистскими агентами империализма.
[Закрыть].
– Согласен. Берите пулеметы, – ответил я в тон ему. За окном сгущались сумерки. Я поглядел на часы.
– Оставайтесь ночевать, – предложил Вальтер.
– Честно говоря, я еще не договорился о ночлеге.
– Считайте, что апартаменты вам найдены.
После ужина Вальтер предложил сыграть в шахматы:
– Часто проигрываю, но почему-то всегда тянет снова к ним. Злюсь на проигрыш, а сам играю. Шахматы – это и отдых, и учение, и спорт, и искусство.
– Плохо играю, – пытался я отказаться.
– Тем лучше, значит, я наверняка выиграю на этот раз. – И Вальтер принялся расставлять фигуры.
– Какими желаете начинать?
– Мне безразлично.
– Тогда уступите мне белые: я тут один дебютик разучил. Может, удастся.
Фигуры расставлены. Вальтер сделал ход пешкой. Я двинул пешку навстречу. Он быстро выставил правого коня:
– Как вам нравится?
– Ничего страшного. – Я парировал аналогичным ходом.
– Быть может, вас заставит задуматься вот этот выпад? – Он пустил в действие второго коня.
Я ответил тем же.
– Что же вы ходы повторяете? – удивился он.
– Так ведь я второй раз только за шахматной доской.
– Опять я не смог применить свою новинку. Хотите, научу этому дебюту?
И он принялся втолковывать мне шахматные азы. Спать легли за полночь.
На рассвете Миша разбудил меня. Генерал Вальтер пригласил выпить чашку кофе. Провожал он нас до машины и все время шутил:
– Кончится война, приезжайте в Варшаву. Там я уж вас обязательно обыграю в шахматы. Ну, желаю удачи!..
Машина резко взяла с места. Миша задумчиво забился в угол. Я следил за убегающей дорогой и, чтобы прервать неожиданно воцарившееся молчание, спросил своего нового переводчика:
– Где ты выучил испанский язык?
– А кто тебе сказал, что я его знаю? – улыбнулся он.
– Не шути.
– Я говорю по-французски, да и то не в совершенстве.
– Не может быть, – только и вымолвил я. – Как же объяснялся там, при мне, в Мадриде?
– Говорил по-французски.
И мы оба расхохотались.
– Какой же ты помощник? – проворчал я. – Впрочем, делать нечего: приобрел кота в мешке – молчи.
– Да ты не волнуйся, – успокаивал Миша. – Разберемся.
Итак, Овиедо, Листер.
Штаб и больше половины личного состава бригады Энрике Листера располагались бивуаком на окраине заброшенной деревушки. Несколько обшарпанных домов, сильно пострадавших от артиллерийских снарядов. Окна выбиты, крыши снесены.
Отправились искать самого Листера. Наткнулись на группу отдыхающих испанцев. На небольшой зеленой лужайке тесным кружком полулежали, полусидели бойцы и пели тягучую, хватающую за душу песню. Среди них мы и увидели Листера. Коренастый, смуглый. Высокий, выпуклый лоб, черные, с коричневатым отливом волосы, длинные, выгоревшие на концах и небрежно откинутые назад. Он улыбнулся, и на щеках появились ямочки, придававшие лицу добродушное, почти детское выражение. По-русски, с небольшим акцентом, сказал:
– Здравствуйте, Павлито. Давно жду. Еще с утра звонили, что вы выехали. Спасибо за пулеметчиков.
Он познакомил со своим комиссаром, начальником штаба, с офицерами. Все они сердечно трясли мою руку, хлопали по плечу, протягивали сигареты. Мне даже показалось, что они все владеют русским языком. Позже выяснилось, что это было всего несколько слов: «Идите сюда», «Хотите кофе?», «Курите»… Но это не помешало нам стать искренними друзьями.
Энрике Листер говорил много, охотно и темпераментно. Иногда делал короткую паузу, словно собирал силы, и продолжал с еще большей энергией. А под конец полушепотом предупредил меня, чтобы я был осторожен: среди солдат и офицеров есть люди «пятой колонны».
Потом по секрету сказал мне, что завтра утром бригада пойдет в бой:
– Надо захватить монастырь Серро-де-лос-Анхелес. По данным разведчиков, туда вчера вошел франкистский отряд. У них пять итальянских пулеметов, двести человек солдат и офицеров. – Рассказал мне план атаки и спросил: – Как, Павлито, выйдет у нас или нет?
– Выйдет, – говорю. – Только надо во всех деталях ознакомить офицеров на местности: кто, что и когда будет делать. А будет артиллерийская подготовка?
– Нет, не будет, – грустно ответил он. – У нас нет ни одного орудия. Поддержим пулеметным огнем. Атаковать будем на рассвете, когда противник еще спит.
Вечером мы вышли на рекогносцировку местности. Чтобы не привлекать внимания противника, все переоделись в крестьянскую одежду. Ползком вылезли на высоту в полукилометре от монастыря. Листер показал, где и сколько пулеметов поставить, с каким сектором обстрела, посоветовал, где расположить разведывательные группы. Ротам первого эшелона – когда и где взять исходное положение, по какому сигналу и в каком направлении наступать, что атаковать. Были отданы распоряжения и второму эшелону и резерву. Командиры уточнили свои задачи.
Я сказал Листеру уверенно:
– Должны быть хорошие результаты.
Он скептически щелкнул языком:
– Если агенты «пятой колонны» не узнают наш план действий, то песенка неприятеля спета и мы быстро с ним расправимся. Но если узнают… Впрочем, им все равно крышка.
В штаб вернулись поздно ночью. Солдат уже кормили легким завтраком. Выдавали патроны и ручные гранаты. Листер приказал без опозданий выйти в исходный район для атаки. Командиры и комиссары были отпущены в подразделения, я забежал в комнату, отведенную мне. Волнуясь, кое-как поел и прилег чуть-чуть отдохнуть. Но тут раздался осторожный стук в окно. Я встал, погасил свет и, крадучись, подошел к окну. На дворе была темень, южная густая темень.
Я распахнул дверь и, встав у косяка, сказал:
– Кто там? Входи.
– Павлито, – услышал я знакомый голос.
– Мигель? – радостно крикнул я и бросился навстречу.
– Ох и силен же ты, Павлито! – пытался вырваться Мигель из объятий. – Как медведь…
Мигель, оказалось, служит в бригаде Листера. Был уже в бою. Товарищи в батальоне хорошие, надежные, «максимы» действуют безотказно.
– А Франческа где? Ты что-нибудь о ней знаешь?
– Воюет. Вот сегодня получил… – Он быстро достал из кармана френча конвертик. – На, почитай. Почему не хочешь читать?
– Я же по-испански читать не умею.
Мигель начал читать сам, стараясь перевести поподробнее:
– «Дорогой мой и любимый, здравствуй!.. Дела у меня идут хорошо… Жаль вот, в бою еще настоящем ни разу не была. А очень хочется испытать себя, попробовать свои силы. Пока учу пулеметному делу других. Все мои воспитанники тоже рвутся в бой. Мы должны отстоять республику… Нас теперь много. Нам помогают все честные люди мира, и особенно советские добровольцы… Очень прошу, напиши, как у тебя дела. Здоров ли ты, участвовал ли в боях? Напиши обо всем. Может быть, ты слышал что-нибудь о нашем Павлито? Я очень жду письма. Твоя Франческа…»
Вскоре за мной пришел адъютант Листера, и мы отправились на наблюдательный пункт командира бригады, на небольшой высотке. Там были две наспех вырытые ямы. Испанцы не любят зарываться в землю, считая это признаком трусости. Вместо бруствера – мешки с землей, между ними телефонный аппарат – провод к начальнику штаба. От каждого батальона были посыльные: один офицер и два-три солдата, они сидели за скатами высоты.
В назначенное время начали. Видимость была плохая. Послышались ружейная стрельба и взрывы гранат: очевидно, приступили к работе разведчики. Но прошло вполне достаточно времени, чтобы расправиться с охраной, а сигнала от разведчиков не было. Стрельба усиливалась, раздались пулеметные очереди противника. Охрана фашистов, по-видимому, сумела предупредить спящий гарнизон.
Наконец взвились белая и красная ракеты разведчиков – значит, охрану-то они перебили, но и сами себя обнаружили и отходят в намеченное раньше укрытие. Листер дал три красные ракеты в сторону монастыря. Все наши пулеметы открыли шквальный огонь по противнику, а пехота встала в рост и, стреляя, с криком «ура», пошла вперед. Листер поднялся, тоже закричал что-то на испанском языке (я только понял «вива» и «камарада») и под пулями противника побежал вперед, увлекая за собой бойцов.
И вот мы уже на высотке в ста – ста пятидесяти метрах от монастыря. Видно, как гарнизон врага в панике бросал оружие и бежал – кто в чем был. Но бежать противнику некуда. Листер предусмотрел все детали боя. Когда солдаты и офицеры мятежников выскакивали из помещений, они попадали под губительный пулеметный огонь.
Комендант гарнизона, несколько офицеров захвачены в нижнем белье. На допросе комендант спросил:
– Откуда у вас возможности для ночной атаки? Нам говорили, что регулярных войск у республиканцев нет, только разрозненные отряды. Когда началась перестрелка, я оставался в постели. И только когда услышал сильный огонь ваших пулеметов совсем близко, понял, что дело плохо, но было уже поздно. Мне оставалось только поднять руки. Жаль, что я в таком виде…
Пленных увели.
Я не удержался, заметил Листеру:
– Так нехорошо. Какая-нибудь шальная пуля ранит вас и выведет из строя на долгое время, а вам ни одного дня нельзя быть в госпитале. Да и партия не позволит так действовать. Следовало бы поднять всех солдат и офицеров, пусть личным примером, чтобы увидели, что их командир не трус. Но потом – взять все управление в свои руки и руководить боем. Вы читали книгу Фурманова о Чапаеве?
– Нет, но видел фильм. Знаю, знаю: Чапаев показывал на картошках, где и когда должен быть командир во время боя. – И он виновато обнял меня.
Самое главное качество этого человека – высокое чувство ответственности за людей, которые идут вместе с ним в бой, и за порученное ему дело. У него своеобразная манера говорить. Если он кем-то недоволен, расходится во взглядах по принципиальным вопросам, то не скрывает этого. Губы кривятся в усмешке – сейчас начнет переубеждать собеседника. И до тех пор, пока тот не поймет его.
Энрике Листер был очень молод, но его биография удивляла и восхищала каждого, кто с ней знакомился. В 1931 году, когда Испания стала республикой, его, рабочего-каменотеса, избирают председателем профсоюза, он вступает в ряды Коммунистической партии Испании. Монархия была свергнута, но буржуазия по-прежнему наступала на интересы рабочих, борьба продолжалась. После очередной стачки Листеру пришлось скрываться от жандармов. Ищейки следовали по пятам, и ему пришлось покинуть родину. Он приехал в СССР, учился военному делу, работал проходчиком на строительстве первых линий Московского метрополитена, занимался самообразованием.
Домой он возвратился лишь в 1935-м и с головой ушел в партийную работу. В первые же дни фашистского мятежа, в июле 1936 года, Листер отправляется на фронт Сьерры Гвадаррамы рядовым бойцом, дружинником народной милиции. Когда положение стало особенно тяжелым, он сформировал из разбитых групп роту. За храбрость и находчивость ему присвоили звание младшего лейтенанта. Потом произвели в капитаны. А в августе 1936 года за боевые заслуги на Гвадарраме – в майоры.
Таков командир 5-го коммунистического полка, ставший командиром бригады, затем дивизии, корпуса. Исключительная сила воли. Безграничный авторитет у солдат, офицеров, гражданских жителей. И огромное личное обаяние – общительность, веселый характер.
После боя за монастырь бригада перебрасывалась на другой участок фронта. Подготовка, марш-бросок, короткая рекогносцировка – и подразделения снова в бою. Началось тяжелое, изнурительное сражение за Мадрид. Франко, несмотря на потери, рвался к столице, стремился любыми средствами взять ее. Используя преимущества в технике и живой силе, мятежники бросали все новые и новые резервы. Франкистская авиация висела над Мадридом, нанося мощные удары не столько по военным объектам, сколько по жилым кварталам.
Энрике Листер день и ночь был на ногах. Его видели в самых опасных местах. Он появлялся в критические моменты боя и своим примером воодушевлял солдат. И главное – он не ждал, когда его подчиненные приобретут боевой опыт, а делал все, чтобы как можно скорее научить их военному искусству. И строго взыскивал с тех, кто ленился учиться.
Помню такой случай. Во время короткой передышки мы сразу организовали учебу. Листер строго следил за тем, чтобы все офицеры посещали занятия. И однажды на тактические учения из пятидесяти двух офицеров на занятия приехало двадцать.
– Отменять? – спросил дежурный офицер.
– Будем проводить занятия, – громко сказал Листер, чтобы все слышали. – Мы с начальником штаба тоже будем учиться. – И он прилежно стал выполнять все указания.
По условиям предстояло форсировать быструю и глубокую реку. По команде все бросились сколачивать из подручных средств плотики. В ход пошли бочки, доски от старого дома. Офицеры переправлялись на другой берег и там штурмовали «неприятельские» позиции. А одна группа кое-как сколотила хилый, невзрачный плотик, надеясь, что в воду лезть не придется. Ожидания их не оправдались: им, как и всем, приказали. На середине реки, там, где течение особенно быстрое и часто встречаются водовороты, плотик стал расползаться под незадачливыми офицерами. Через несколько секунд бревна стремительно неслись по течению, а оказавшиеся в воде стали кричать:
– Спасите, помогите!..
Я уже собрался было кинуться к ним, но Листер остановил:
– Пусть выбираются сами. Это для них урок.
Те едва не утонули, с огромным трудом им удалось добраться до берега.
Разбор проведенных занятий делал сам Листер.
– «Тяжело в ученье – легко в бою», говорил великий полководец Суворов, – напомнил он своим подчиненным.
На следующий день всех офицеров, которые не явились на занятия, Листер отчислил в резерв. Попросту – выгнал.
– Кто воспитал этих болтунов, тот пусть с ними и воюет, – объяснил он свой приказ.
Положение на участке бригады вскоре снова осложнилось. Я направился в пулеметное подразделение, которое держало оборону в Университетском городке, у моста на реке Мансанарес. Много раз фашисты пытались штурмом взять его, но пулеметчики стойко оборонялись. Особенно мужественно действовал расчет моего приятеля Мигеля. Мигель сильно переживал трагедию своей Испании. Он верил в победу республиканцев, но одно его постоянно тревожило.
– Как ты думаешь, Павлито? – обратился он ко мне. – Ведь плохо, что силы республики распылены? Анархисты, радикалы, социалисты – у всех своя платформа. Конечно, мы считаемся единым фронтом, но не действуем еще по-настоящему едино. Вот взять хотя бы анархистов. Конечно, есть у них части, которые воюют просто здорово, командир Дурутти настоящий патриот, жизни не пожалеет за Испанию. Что правда, то правда. Но их идеология… Посмотри: Франческа на что уж была убежденная анархистка, а что мне пишет…
Мигель показал письмо. Франческа с горечью писала о мародерстве анархистов в освобожденной ими деревне: «Они дискредитируют своими действиями мечту простых тружеников о социализме… По теории выходит – так и надо… Что-то не все правильно у наших теоретиков… Надо будет в этом еще разобраться…»
– Я уверен, что она в этом скоро разберется, – грустно улыбнулся Мигель. – Это будет мой самый счастливый день.
Нашу беседу прервала команда: «К бою!» Мигель бросился к пулемету. Я – на наблюдательный пункт, достал бинокль. Перед нами цепью наступала марокканская пехота мятежников. Высокие шапки, белые шаровары с широким поясом, огромные кинжалы, дикие крики – все производило удручающее впечатление. Подвыпившие, они скачками приближались к мосту. Семьсот, пятьсот, триста метров – Мигель открыл огонь.
Он стрелял короткими очередями по первой шеренге, потом по последней. Десятки трупов легли на дороге к мосту. На мгновение марокканцы растерялись и залегли. Но сбоку по нашим ударил тяжелый крупнокалиберный пулемет врага. Помощник Мигеля уткнулся головой в землю. Потом со стороны противника стала бить пушка, и третий снаряд разорвался рядом с пулеметом. Ранило Мигеля. Он пытался приподняться, но потерял сознание. Пулемет молчал. Подбежавший к нему испанец никак не мог исправить «максим», и марокканцы снова поднялись в атаку.
До моста им оставалось совсем немного. Республиканский солдат, отчаявшись наладить пулемет, взялся за винтовку. Вот уже первый вражеский пехотинец показался в створе моста. Я бросился с наблюдательного пункта нашей группы к пулемету. Ленту заело, перекос. Я с силой ударил ладонью по рукоятке – и лента встала на место. В прорезь прицела увидел набегавших марокканцев, они что-то воинственно кричали. Нажал на пуговку – один марокканец ткнулся в настил моста. Еще одна короткая очередь!.. Это вам за Мигеля. «Максим» работал безотказно. На мосту образовалась свалка: первые ряды марокканцев отпрянули и столкнулись с задними. Некоторые, спасаясь, стали без раздумий прыгать в реку.
Ко мне подполз раненый Мигель. Левая рука висела, по щеке струилась кровь. С трудом опираясь, он стал снаряжать ленты, стараясь помочь мне.
– Полежи! – крикнул я ему.
– Ничего… Мы не должны отдать мост… Мансанарес наша… – процедил сквозь боль Мигель и продолжал готовить запасные ленты.
Марокканцы отступили, и мы получили короткую передышку. В отряд пришло пополнение. Молодые веселые бойцы, присланные Листером, деловито занимали боевые позиции, окапывались, устанавливали на флангах два дополнительных пулемета. Я достал из кармана бинт, перевязал Мигелю руку, обтер рану на щеке. Прибежал санитар – огромный испанец с большими руками.
– Собирайся, рыцарь, – поднял он Мигеля. – Подлечим тебя немножко в госпитале, а там снова можешь воевать.
Подоспел второй санитар – Мигеля положили на носилки: оказалось, что он ранен и в ногу.
– Поправляйся скорей, – успокаивал я друга. – До скорого свидания.
Мигеля унесли, и мы услышали стон на мосту. Три наших бойца поползли туда и быстро нашли раненого марокканца. Он лежал у перил и прижимал сумку. В ней оказались денежные знаки различных государств. Наемник! Он пришел в Испанию не ради какой-нибудь идеи, он не был движим высоким чувством. Когда санитары стали класть его на носилки, он беспокоился о сумке с деньгами больше, чем о своих перебитых ногах.
– Это все мое состояние. Если умру, пошлите домой, у меня жена и трое детей, – стонал он.
– Плохой ты выбрал способ заработать на жизнь, – проворчал санитар и положил сумку ему под голову.
Глубокой ночью ко мне подполз посыльный от Листера. Комбриг вызывал меня в штаб. Я оставил своих товарищей, продолжавших держать оборону, и отправился. Листер уже знал о бое у моста и приветствовал меня:
– Вива Русия!.. Молодец!. О твоей работе скажу Петровичу…
Позже я узнал, что за боевые действия у моста на реке Мансанарес меня наградили первым орденом – Красного Знамени. Родина чутко следила за своими добровольцами.
В штабе бригады Листер ознакомил меня с обстановкой на фронте, показал донесения из частей, приказы командования корпуса. Неделя этих боев была удачной для республиканских войск. На многих участках наступление франкистов удалось приостановить. А кое-где республиканцы решительным контрударом отбросили мятежников на несколько километров от предместий Мадрида.
Листер по секрету сообщил, что готовится крупная наступательная операция республиканских войск, подтягиваются резервы. Мы договорились, что разработаем детальный план подготовки к наступательным боям и начнем немедленно осуществлять его. Вскоре нашу бригаду перевели на другой участок фронта. Мы получили новое пополнение, вооружение.
Бесконечные напряженные бои под Мадридом. Частые передислокации. Неотложные дела…
Но однажды утром Энрике Листер вызвал меня и спросил:
– Хочешь поехать в Мадрид?
– Если надо… – начал было я.
– Надо, – коротко подтвердил Листер. – Поедем на митинг, который состоится в театре. А потом полдня в твоем распоряжении. У тебя же друг там, в госпитале.
– Но ведь время горячее.
– Знаю, знаю, дорогой Павлито! – Листер погрустнел. – И у меня тоже есть друзья, которых я еще не смог навестить. Словом, едем. Собирайся.
Час быстрой езды – и шофер Хосе Мартинес торжественно произнес:
– Вот он, наш красавец Мадрид.
Когда мы подъехали к зданию кинотеатра «Монументаль», шум и гам вокруг стоял невероятный. Сотни людей толкались возле подъезда, все что-то кричали, пытались приступом взять дверь.
– Как же мы пройдем? – изумился я.
Листер махнул рукой: мол, не беда, пошли.
Мы двинулись. И толпа, узнав Листера, приветливо расступилась, образовав живой коридор. Пройдя вестибюль, мы очутились в просторном зале театра. На трибуне кто-то выступал.
И тут по залу приглушенной волной пробежал шепот: «Листер! Энрике Листер!..» Эта волна все нарастала, пока шум не перерос в мощный рокот. Захлопали сиденья откидных кресел. Большинство присутствующих встали. Бурные аплодисменты. Овация. Зал скандировал: «Ви-ва, Листер! Ви-ва, Листер!»
Энрике, с поднятыми руками, сцепив пальцы, выражал свою признательность неистовавшим в восторге соотечественникам. Крики не смолкали до тех пор, пока Листер не подошел к столу президиума, куда его пригласили, и сел.
Выступало много делегатов: анархисты, левые республиканцы, коммунисты, члены социалистической партии. Каждая речь бурно комментировалась залом, и председатель каждый раз подолгу призывал аудиторию к порядку.