Текст книги "Али-Баба и сорок прогульщиков"

Автор книги: Александр Хорт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Мамины туфли

В шестом «А» сегодня праздник – «Огонёк» по случаю Восьмого марта. Конечно, больше к нему готовились мальчики – купили вскладчину подарки всем учительницам и одноклассницам, сочинили поздравления в стихах, подготовили викторину. После уроков они остались убирать класс. Девочки же сразу разошлись по домам, чтобы отдохнуть и переодеться. В такой день каждой хочется выглядеть понарядней, сегодня будут даже танцы под магнитофон.

Когда Нина Качерина вернулась домой, бабушка накормила её обедом, после чего уехала по своим делам. Оставшись одна, Нина сразу начала прихорашиваться. Она перемерила все свои платья, кофты, блузки, юбки и в конце концов решила надеть сиреневое платьице с кружевным воротником.

Теперь настала очередь выбирать туфли. Все коробки с обувью были сложены в специальном ящике. Нина начала рассматривать одну пару за другой, пока не наткнулась на мамины выходные лодочки – чёрные, лакированные, на высоком каблуке. Мама ходит в них в гости или в театр и всегда такая красивая. «А что, если мне надеть эти туфли? – подумала Нина. – Ведь у нас с мамой одинаковый размер ноги. Все девчонки во время танцев лопнут от зависти».

Она влезла в мамины туфли и застыла перед зеркалом. Вот так красавица – стройная, высокая, волосы чёрные, глаза голубые. Наверняка Женька Варенцов будет танцевать только с ней.

Часы пробили половину третьего. Нина повернулась и вдруг почувствовала, что не может быстро идти – при каждом шаге ноги так и норовили скособочиться. Тогда она сильно сжала коленки. Стоять стало легче. Но ведь идти со сжатыми коленками невозможно. А уже надо торопиться, чтобы успеть к началу «Огонька».

Нина надела плащ и медленно вышла из квартиры. Начала спускаться по лестнице и тут же судорожно схватилась за перила – туловище само по себе вдруг так сильно накренилось вперёд, что она едва не упала. Пришлось ехать со второго этажа на первый в лифте.

Поминутно останавливаясь, чтобы отдышаться и передохнуть, Нина дошла до перекрёстка. Если переходить улицу с такой черепашьей скоростью, то зелёный сигнал светофора сменится запретным красным, стоит ей удалиться от тротуара на два-три метра, не больше. Поэтому Нина проехала одну остановку на автобусе до ближайшего подземного перехода.

Выходя из автобуса, она чуть не подвернула ногу. Хорошо ещё, её вовремя поддержала какая-то старушка.

Подземный переход Нина преодолела со скоростью улитки. На лестницах она мёртвой хваткой цеплялась за перила.

Оказавшись на той стороне улицы, куда так долго стремилась, Нина задумалась – как быть: проехать на автобусе остановку в обратную сторону или пройти её пешком. Ехать, конечно, быстрее, зато при выходе опять придётся спрыгивать с высокой ступеньки и, как знать, чем это закончится, если её никто не поддержит. Вдруг шлёпнется в светлом-то плаще? Нина решила не рисковать и пошла пешком. «Заодно и ноги перед танцами потренирую», – думала она, пускаясь в тяжкий путь.

Когда Нина вошла в класс, викторина уже закончилась и шли последние приготовления к танцам. Не замечая укоризненного взгляда классной руководительницы, мол, опоздала, Нина буквально рухнула на ближайшую парту. Ноги болели. Казалось, она никогда не сможет подняться с этой уютной скамейки.

Весь «Огонёк» Нина просидела на одном месте. Мальчики наперебой приглашали её танцевать. Женька Варенцов тоже пригласил. Она отказывалась. Не танцевать же босиком. А противные туфли она незаметно сняла, чтобы ноги отдыхали.

– Ты почему совсем не танцуешь? – присев рядом с ней, спросила Аня Северина.

– Мне неудобно. Я надела мамины туфли на высоких каблуках.

– Неудобно из-за того, что в них ты получаешься ростом выше мальчишек?

– Да нет, ноги ужасно болят, – уточнила Нина. – Прямо не знаю, как до дома дойду.

– Я тебе помогу, – пообещала Аня и упорхнула к танцующим.

Ребята перестали приглашать Нину. Не хочет танцевать с ними – ну и не надо. Задавака. Однако ей было не до того, что думают мальчишки. Голову сверлила ужасная мысль – вскоре предстоит обратная дорога домой. Чем сможет помочь ей маленькая и хрупкая Анечка? Не понесёт же её на руках. А самой в этих туфлях не дойти.

Нина позвонила домой и попросила маму принести в школу её коричневые туфли.

Подождав, пока все разойдутся, Нина кое-как спустилась на первый этаж. Мама уже ждала её возле раздевалки и держала в руках самые замечательные туфли на свете – коричневые, со шнурочками, а главное – без всяких каблуков. Нина надела их, и жизнь опять стала прекрасной.

Всю дорогу Нина шла рядом с мамой вприпрыжку. Идти было легко и чудесно. Возле самого дома она сказала:

– Всё-таки в сказках пишут ’ сплошные выдумки.

– Что это ты ни с того, ни с сего? – удивилась мама. – Какую сказку вспомнила?

– Про Золушку, – сказала Нина и, заметив на мамином лице недоумение, объяснила: – Разве могла она танцевать с принцем до полуночи в туфельках на высоких каблуках?

Незнакомые слова

Честно говоря, Олег Запольский из-за своей лени учится скверно – в основном на троечки, четвёрки попадаются гораздо реже. О пятёрках всерьёз вовсе говорить не приходится, о них можно только мечтать. Чаще увидишь солнечное затмение, чем пятёрку в дневнике Олега. Лишь английский даётся ему довольно легко.

Англичанка Алевтина Ивановна сказала на родительском собрании, что у мальчика большие способности к языку – он прочно запоминает новые слова, у него хорошее произношение. Поэтому, когда в шестом «А» был объявлен тест по разговорной речи, мама Олега ничуть не сомневалась, что он получит пятёрку. Утром, провожая сына в школу, пожелала ему ни пуха ни пера. Олег, как принято, вежливо ответил: «К чёрту!».

Днём мама жарила на кухне любимые котлеты сыночка, представляя, что Олежек скоро вернётся из школы в хорошем настроении. А он пришёл домой хмурый, сердитый. С размаха швырнул портфель в угол и, усевшись за стол, потребовал:

– Дай поесть.

– Что рычишь-то? – спросила мама. – Чем ты огорчён?

– Чем надо, тем и огорчён.

– Ну а всё же? Сегодня, кажется, была контрольная по английскому. Что ты получил?

– Что получил, то и получил, – опять огрызнулся сын.

– Ты должен был получить пятёрку. Тем более что у тебя есть способности к языку.

– Способности есть, – согласился Олег. – Только влепили мне пару. Меня училка засыпала.

– Сам посуди, зачем же ей тебя засыпать?

– Я-то откуда знаю зачем? Только Алевтина придумала хитрый способ, чтобы меня завалить.

И Олег стал объяснять коварный замысел учительницы:

– Понимаешь, она велела, чтобы каждый ученик заучивал те слова, которыми пользуется в разговоре дома или во дворе. Нужно было их искать в словаре и запоминать. Я так и делал. Такие слова заучил, каких, кроме меня, никто не знал.

– Например?

– Я могу сказать по-английски «Цыц, козявка, брысь под лавку!», «Сейчас по шее схлопочешь!» или «Катись отсюда, мелюзга!». Таких выражений даже в словарях нет. Мне их перевёл брат Альки Будкина, который работает барменом на теплоходе. Он весь мир объездил, английский как родной знает. Я старался, говорил на контрольной с хорошим произношением, думал, мне обломится пятёрка. А Алевтина вдруг возьми да спроси, как будет по-английски «спасибо», «пожалуйста», «извините».

– И ты не ответил?!

– Конечно, нет. Откуда мне знать такие слова, которыми я сроду не пользовался?!

Ноль внимания, фунт презрения

Однажды Димка Скорлупкин, балуясь, сорвал цветок кактуса, который рос в их классе.

Надо сказать, колючие кактусы цветут крайне редко – раз в несколько лет, и один такой экзотический гость оказался в шестом «А». Поэтому, когда на колючем шарике появился маленький розовый цветок, все – особенно девочки – прямо не могли на него налюбоваться.

Вдруг Димка взял и сорвал. Сорвал просто так – баловства ради, смотрите, мол, до чего я храбрый, не боюсь девчачьего гнева. На переменке побегал с ним, засунув за ухо, а потом выбросил.

Придя на урок, ботаничка Лидия Дмитриевна сразу заметила следы катастрофы и грозно спросила:

– Кто сломал цветок?

Все ребята притихли, словно воды в рот набрали. Димка тоже промолчал, спрятавшись за спину впередисидящего Гришки Кочкина. Учительница терпеливо ждала, урок не начинался. В классе – полная тишина. Наконец поднялась со своего места классная поливальщица Люська Тищенко и сказала, что цветок сорвал Скорлупкин. Лидия Дмитриевна как следует отчитала Димку и за сорванный цветок и – главное – за то, что побоялся признаться.

Люськин донос переполнил чашу Димкиного терпения. Каждый раз эти девчонки ябедничают! Был случай, когда он кинул мокрой тряпкой в Зойку Бобровскую да нечаянно промахнулся, отчего на стене появилось грязное пятно. Потом Зойка наябедничала классной руководительнице Ирине Сергеевне. А когда однажды перед контрольной по математике Димка, к общему удовольствию, натёр доску свечкой, чтобы мел писал плохо, девчонки тоже его выдали.

Короче говоря, Димке нестерпимо захотелось отомстить всем этим ябедам, и он твёрдо решил не разговаривать с ними. Никогда в жизни.

«С завтрашнего дня буду обращать на девчонок ноль внимания, фунт презрения» – пообещал себе Димка.

Так и сделал. На уроке молчал, хотя так и тянуло поболтать. На первой переменке тоже молчал. Все ребята собрались вокруг Зойки Бобровской и, знай себе, хохочут – она какие-то новые загадки загадывает. Димка тоже любит загадки, но ведь Зойка девчонка, значит, ябеда. Он на них с сегодняшнего дня – ноль внимания, фунт презрения. Слонялся всю переменку по коридору один, потому что остальные мальчишки слушали Зойкины загадки.

На литературе опять ни с кем из девчонок не разговаривал. А на второй переменке произошло вот что. Димка играл с мальчишками в догонялки, споткнулся и упал. Падая, он зацепился за торчащий из стены железный штырёк и разорвал брюки. С такой брючиной неудобно людям показываться, вдобавок на улице холодно. Как потом домой пойдёшь?! Нужно её срочно зашить.

Когда он спросил ребят, есть ли у кого-нибудь иголка с ниткой, мальчишки от смеха за животики схватились. Что они, девчонки, что ли, иголки с собой носить? А у девчонок Димке просить нельзя, он же теперь на них ноль внимания, фунт презрения.

– Возьми у кого-нибудь из девчонок иголку с ниткой, – обратился он к Юрке Зрачкову.

– Что я тебе – слуга, что ли? – не согласился Юрка. – Сам попроси.

– Сам не могу, – объяснил Димка. – Все девчонки – ябеды. Я теперь с ними не разговариваю и не хочу иметь ничего общего.

– Как же ты будешь шить их иголкой?

– Шить-то я буду в сторонке, разговаривать с ними всё равно не придётся. Будь другом, попроси. Только не говори для кого. А то в рваных брюках ходить противно.

Как верный товарищ Юрка попросил у Ани Севериной иголку с ниткой. Правда, та дала белую нитку. Она же не знала, что нужно зашивать тёмно-синие брюки. Но Димке было не до цвета, главное – дырку заделать.

Начал он зашивать брючину, а она не зашивается. Исколол всю правую ногу и левую руку чуть ли не до крови, зашить же не может. Вот уже звонок, уже география началась, Димка же по-прежнему над шитьём бьётся, как орлица над орлёнком. И тут Антон Петрович вызывает его к карте. В тот день Димка всё хорошо знал, но ведь неприлично выходить в порванных брюках. Пришлось сказать учителю, что не выучил урока. Таким образом, Димка ни за что ни про что схлопотал двойку.

На следующей переменке он продолжил своё рукоделие. Шил прямо до изнеможения, чуть голова не закружилась. Вроде бы часть дырки уже заделал, да оказалось, что пришил брюки к носку. Пришлось одно от другого отрывать.

В это время в класс заглянул Юрка и спросил:

– Готовы брюки?

– Нет. Иди сюда. Помоги мне. А то, согнувшись, шить неудобно.

– Что я тебе – портной, что ли? Я и разогнувшись шить не могу, – сказал Юрка. – Попроси кого-нибудь из девчонок.

– Не согласятся.

– С чего это вдруг?

– Они обиделись на меня за то, что я перестал с ними разговаривать.

– А вдруг ещё не успели обидеться? Ты же совсем мало с ними не разговариваешь.

Тут в класс вошла Люся Тищенко полить цветы.

– Люсь, – обратился к ней Юрка, – ты обиделась на Скорлупку за то, что он совсем перестал разговаривать с девчонками?

– Разве он перестал? Я и не знала.

Теперь обиделся сам Димка.

– Ещё как перестал, – подтвердил он. – С самого утра ни с одной девчонкой ни слова. Обиделась?

– Нет, не обиделась.

– Тогда зашей, пожалуйста, ему дырку на брюках, – попросил Юрка.

– Зашью. Только сначала мне цветы полить надо. А ты на, держи синюю нитку. Вдень её.

Безразличие Люськи к бойкоту задело Димку за живое. Когда Юрка, вдев нитку, вышел из класса, он спросил:

– А если бы я не разговаривал с вами целую неделю, ты обиделась бы?

– Да хоть год не разговаривай. Нам от этого ни холодно ни жарко.

– Как это – «ни холодно ни жарко»? – опешил Димка. – Вдруг вы захотите меня о чём-нибудь попросить, а я не отвечу.

Люська фыркнула:

– Ты сам только и делаешь, что просишь девчонок – то списать, то подсказать, то помочь. А тебя о чём просить? Что ты умеешь?

– Я… – начал было Димка и тут же осёкся – он, действительно, не знал, что умеет делать лучше девчонок.

– Ты чего молчишь? Опять перестал разговаривать?

– Подожди, сейчас скажу, – пробурчал Димка.

– Ладно, мне не к спеху. Я буду брючину зашивать, а ты вспоминай, что умеешь делать. Вспомнишь – скажешь.

Брюки она зашила ему в полной тишине.

Первопроходец

В конце последнего урока классная руководительница объявила:

– Сейчас, ребята, мы с вами пойдём на экскурсию в музей истории нашего края, расположенный в крепости тринадцатого века. Пусть звеньевые соберут по десять рублей на билеты.

Когда звеньевой подошёл к Сашке Еланскому, тот прищурился и сказал:

– Не дам я тебе десять рублей. Я и так пройду, без билета.

– Посмотрим, – хмыкнул звеньевой.

…Старая крепость стоит на вершине скалы, нависающей над морем. Поплевав на руки, Сашка начал подъём по отвесной стене.

С каждым метром ползти становилось всё труднее и труднее: ноги соскальзывали, пот застилал глаза. На середине пути Сашка сел, было, передохнуть в орлином гнезде, но тут, как назло, вернулся домой орёл, и мальчик ещё шустрее рванул вверх…

– Со стороны моря, ребята, крепость совершенно неприступна, – рассказывал тем временем экскурсовод ученикам пятого «Б». – Здесь даже не выставлялись сторожевые посты. Немало смельчаков пытались безрезультатно штурмовать крепость.

И вдруг над каменной стеной показалась растрёпанная Сашкина голова. Экскурсовод стоял к нему спиной, и Сашка незаметно пристроился к ребятам. Гид же продолжал свой рассказ:

– …Самые храбрые воины шли на риск ради победы, командование сулило им большие награды. Однако все они падали и разбивались о подножие утёса.

Не только девочки, но и мальчики дрогнули в страхе, представив себе всю степень Сашкиного риска. Сам же Сашка бодро прошептал:

– Подумаешь, тоже мне крепость…

– А теперь, ребята, – сказал экскурсовод, – мы сядем на катер и поедем осматривать арсенальный остров. Пусть звеньевые соберут по десять рублей на билет.

Когда звеньевой прошёл мимо Сашки Еланского, тот дёрнул его за рукав.

– Ты почему с меня денег не берёшь?

– Я думал, ты захочешь добраться до острова вплавь, – ответил звеньевой.

Переговоры

После второго урока на большой перемене ученики, как правило, проводили время на школьном дворе.

Изогнувшись всем телом, чтобы солнце попадало в лупу, долговязый Колька Бурмистров из третьего «Б» кончал выжигать на расчёске своё прозвище Штанга, когда краем глаза заметил, что перед ним остановились два незнакомых пацана.

– Здорово, Штанга, – начал один из них. – У нас к тебе серьёзное предложение.

– Какое ещё предложение? – лениво отозвался Колька.

– Предложение такое: переходи учиться в наш класс – нам хороший вратарь позарез нужен. Без вратаря, сам понимаешь, у третьего «В» не выиграть. Переходи.

Колька задумался, почесал пятернёй затылок, после чего спросил:

– А что я с этого буду иметь?

– Машину получишь! – выкрикнул кучерявый мальчик.

– Небось, заводную подсунете?

– Что ты, что ты! – испугались ребята. – Дадим настоящую, на батарейках.

– На батарейках – это ничего, ничего, – милостиво улыбнулся Колька, – это годится.

– Переходишь?

– Подумать надо. Ну, положим, перейду. А что мне это даёт? С нашим классом я смогу столько стран повидать, сколько вам и не снилось, – нашему капитану отец из Африки диски привёз.

– Подумаешь, картинки. У нас ты весь свет можешь по-настоящему увидеть – Юркина мать в обсерватории работает. Она даст глянуть в телескоп.

– Годится.

– Переходишь?

– Погоди. Надо прикинуть, что я буду иметь.

– Ну хочешь, после игры медаль дадим? – предложил кучерявый. – Наша овчарка их много завоевала. Я сниму одну потихонечку.

– Годится.

– Переходишь?

– Не суетись. Сперва надо обдумать, что я буду иметь. От физкультуры освободят?

– Конечно, освободят, раз ты за класс в футбол играешь.

– А от пения?

– От пения не освободят. У нас певичка строгая.

– Не освободят? – произнёс разочарованным голосом Штанга и тут же разразился сардоническим смехом: – Ну, знаете ли, господа, тогда я предпочитаю остаться в родном коллективе.

– Значит, отказываешься переходить? – вздохнули парламентёры.

– Отказываюсь! – жёстко отрезал Колька.

Ребята уныло побрели прочь, а к Штанге обратился наблюдавший за переговорами первоклассник:

– Слушай, зачем ты так много просишь?

Колька снисходительно улыбнулся:

– Эх ты, мелкаш! У меня же отец настоящий футболист. Вот я и знаю, как нужно переходить. Ясно?

Потолочная формула

Каждый раз, когда Харитона вызывают на математике к доске и он подолгу задумывается, Галина Евгеньевна говорит ему:

– Что ты смотришь на потолок, Суглинский? На нём ничего не написано.

А у Харитона просто такая привычка. Когда он чего-нибудь не знает, то обязательно закатывает глаза кверху и делает вид, что глубоко задумался. Харитон считает, что учительница должна понять, что он сосредоточился в поиске ответа и вот-вот всё вспомнит.

Однажды он и Петька Задорожный возвращались из школы в плохом настроении. Харитон схлопотал очередную двойку по математике. А Петьку в тот день не вызывали, он грустил за компанию с другом.

По пути Харитон всё время о чём-то думал. Думал нормально, не закатывая глаза. Не на уроке ведь, не перед учительницей.

Потом он сказал:

– Галина Евгеньевна всё время шутит надо мной. Что ты смотришь на потолок, Суглинский, на нём ничего не написано… А давай возьмём и напишем.

– Что напишем? – не понял Петька.

– Что задано, то и напишем. Всякие формулы. Посмотришь наверх, будто думаешь, и увидишь там нужную формулу. Это же здорово! Мы с тобой в два счёта станем отличниками.

От радости, от того, что они с Петькой скоро выбьются в отличники по математике, Харитон запрыгал на одной ножке, напевая: «Мы с тобой влюблены, ты в картошку, я – в блины…». Однако Петька шёл по-прежнему как в воду опущенный.

Наконец он спросил:

– Как мы их напишем? Надо же до потолка дотянуться.

– Очень просто. Поставим на учительский стол стул. Я на него залезу и напишу.

– А когда напишем? – продолжал допытываться Петька.

– Когда угодно. Придём в школу до уроков и напишем.

Тут Петька бурно запротестовал:

– Нетушки! Лучше двойку иметь, чем в такую рань вставать. Давай после уроков останемся.

– Дело говоришь, старина, – не стал спорить Харитон. – После уроков удобней. Вдобавок по свежим следам.

– По каким следам?

– По свежим. Ещё не успеем забыть, где записали домашнее задание.

На следующий день после уроков друзья остались в классе. Вернее, сначала они вместе со всеми учениками вышли из кабинета математики, а потом незаметно вернулись.

Харитон поставил на учительский стол стул, забрался на него с карандашом наготове и сообщил Петьке:

– Не достаю до потолка. Нужно на стул ещё что-нибудь положить.

Оглядевшись по сторонам, Петька снял с подставки цветочный горшок и водрузил её на стул.

Подставка только с виду крепкая, на самом же деле оказалась хлипкой и рассохшейся. Когда Харитон забирался на неё, она под ним ходуном ходила. Того и жди, рассыплется.

Харитон сказал:

– Держи подставку крепко-крепко. Иначе тут шею сломать можно.

Петька вцепился в подставку изо всех сил. Харитон с грехом пополам залез на неё, примерился и говорит:

– Еле-еле достаю. Но писать можно.

– Ну и пиши на здоровье, – буркнул Петька. А сам мёртвой хваткой вцепился в подставку.

– Что писать-то? – спросил Харитон.

– Формулу пиши, которую на завтра задали. Кажется, бином Ньютона.

– Откуда мне её знать?! Как же я напишу без учебника?

– Ах да! Мы про учебник совсем забыли. Сейчас я его тебе подам.

Петька дёрнулся, было, за учебником, как Харитон истошно завопил:

– Куда?! Дай я сперва слезу, а то упаду.

И он спустился на стол.

Отдохнув, Харитон снова забрался на верхотуру. Петька раскрыл учебник на нужном месте и передал ему.

Стоит Харитон, балансирует, словно канатоходец в цирке. В одной руке держит учебник, другой с карандашом тянется вверх. Чувствует себя очень неустойчиво, боится грохнуться.

– Я тебе не жонглёр какой-нибудь, чтобы стоять под потолком с занятыми руками, – не выдержал Харитон и приказал Петьке: – Возьми книгу и диктуй мне эту формулу. Так оно проще будет.

Харитон передал учебник другу.

Теперь тому пришлось делать сразу несколько дел. Петька придерживал подставку, смотрел в раскрытый учебник, который лежал на ней, диктовал и следил за тем, как пишет Харитон. Вдруг он закричал:

– Ошибка! Не игрек в степени эн, а после игрека скобка.

Харитон покорно зачеркнул карандашом игрек в степени эн.

Петька опять поправил:

– Нужно убрать только степень. Сам игрек зачёркивать не надо.

Харитон снова начал что-то черкать, вконец запутался и сказал:

– Сейчас слезу, сам посмотрю, как выглядит эта формула. Без твоих подсказок обойдусь. Иначе потолок будет грязнее тетради.

Спустившись, он уселся за парту и долго читал параграф про бином Ньютона. Петька уже измучился его ждать. Наконец Харитон захлопнул учебник и бодро сказал:

– У матросов нет вопросов. Понял я этот бином.

– Тогда полезай на потолок.

– Чего ради?

– Как это «чего ради»? – Петька от удивления вытаращил глаза. – Формулу написать.

– Да зачем она мне нужна на потолке, если я её уже наизусть знаю?

– Ты знаешь, а другие – нет. Я, например. Для меня написать надо. Зря, что ли, я твою подставку целый час держал?!

Петьке стало обидно до слёз. Он насупился и даже отвернулся от Харитона. Но тот подошёл к другу, хлопнул по плечу и примирительно улыбнулся:

– Знаешь что, Петушок, лучше тоже выучи формулу наизусть. Это намного быстрее и совсем безопасно. По крайней мере, руки-ноги останутся целы.

Петька сразу перестал сердиться на друга. Понял, что тот дело говорит.

Ребята вернули подставку на место, водрузили на неё цветочный горшок, сняли со стола стул и ушли с чувством хорошо выполненного долга.