Текст книги "Посланник смерти"

Автор книги: Александр Косарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ну ладно, продолжим, пожалуй. Вот этот рычажок, по всей видимости, связан с системой вентиляции и обогрева. Видишь, он уходит в сторону двигателя. У меня такой же на старой «Волге» был. А рычаг слева очень похож на привод ручного тормоза. Если сидеть прямо, не особо наклоняясь в стороны, то это и есть все те ручки управления, до которых мог дотянуться водитель со своего места. Теперь, Миш, давай переберемся на другое место, – предложил я, и, привстав, вынул из-под себя табурет. – Вот так. Посмотри, чем можно управлять отсюда. Справа от сиденья есть рычажок. Если его подергать…

Я тут же осуществил свое намерение, и в тишине подземного гаража раздался металлический щелчок.

– Может быть, с его помощью и открывался задний люк? – высказал догадку Михаил.

– Нет, вряд ли, ход у него уж больно маленький. Так, а это что такое? – в этот момент я обратил внимание на небольшой люк слева от себя.

Я подергал за небольшую ручку на дверце шоферского «бардачка».

– Заперто, – констатировал я, – или приржавело.

Михаил вылез из машины и, подняв валявшуюся на полу монтировку, просунул ее под ручку.

– Да простит нас Виктор, – пробормотал он и нажал на инструмент.

После третьего рывка запор «бардачка» не выдержал, и его дверца со скрежетом отскочила. В довольно объемном отсеке лежала только одна вещь, но зато какая!!! Я протянул руку и вытащил небольшой хромированный штурвальчик диаметром сантиметров двадцать. В центре его была приделана трубка с фигурными пазами на ее конце.

– Ключ, – победно воскликнул я, – это точно ключ от нижнего люка! Ура-а-а!

Последующие несколько минут мы с Михаилом, то и дело стукаясь головами, метались по кабине в поисках отверстия, куда можно было бы вставить штурвальчик. Но ни одной дырочки, пригодной для применения своеобразного ключа, мы так и не нашли. Устав от поисков, мы вскоре выбрались наружу.

– Сань, мы с тобой, наверное, ошибаемся, – сказал Михаил. – Может быть, эта кругляшка совершенно случайно там оказалась.

– Нет, не случайно. Это у нас, славян, бывают случайности, а у истинных арийцев на первом месте всегда стояли устав и порядок. Если сказано, что в «бардачке» должен находиться только штурвал, значит, только он и будет в нем лежать. Там ведь больше ничего не было.

– Да, верно. Тогда давай продолжим искать замочную скважину. Она непременно должна где-то быть.

Наконец мы сообразили, что желанное отверстие, скорее всего, находится поблизости от люка. Поэтому-то и нашли его, после того как покинули кабину, буквально в считанные минуты. Михаил первым обратил внимание на небольшую, но явно специально сделанную вмятину как раз посередине заднего бампера.

Подняв с бетонного пола отвертку, я принялся расковыривать засохшую грязь, забившую подозрительное отверстие. Через несколько минут мы убедились, что диаметр найденного отверстия идеально соответствует диаметру штыря в центре штурвала. Покончив с расчисткой своеобразной замочной скважины, я решил залить туда тормозную жидкость, поскольку она разъедает застаревшую ржавчину. Потом мы включили вытяжные вентиляторы и уселись за стол попить чайку. Через несколько минут я вставил ключ в скважину и, напрягая все мускулы, попробовал провернуть его. Однако моя попытка успехом не увенчалась – штурвал не поворачивался ни вправо, ни влево.

– Миш, – попросил я своего напарника, – сходи, пожалуйста, в кабину и попробуй переставить тот самый непонятный рычаг в какое-нибудь иное положение. Пожалуйста, – добавил я, видя, что он не двигается с места.

Михаил очнулся от дум и со всех ног бросился к кабине. Через секунду в чреве броневика что-то щелкнуло, и я вновь налег на хромированный обод. На сей раз штурвал хотя и со скрежетом, но начал поворачиваться.

– Ура, сработало! – радостно завопил мой друг, опускаясь рядом со мной на колени и с любопытством засовывая голову под днище «мерседеса».

Я удвоил усилия. Через несколько секунд мне показалось, что штурвал стал вращаться значительно легче. Из-под машины, кашляя и отплевываясь, выбрался Михаил.

– Тьфу, тьфу, ну и пахнет там, кха, – закашлялся он.

– Это тормозная жидкость такая вонючая, – похлопал я его рукой по спине, – гадость еще та.

Пока он откашливался, я продолжал проворачивать штурвал, ожидая момента, когда со скрипом открывающийся люк упрется в какой-нибудь ограничитель, чтобы мы могли забраться в сейф. Вдруг я услышал странный глухой стук, как будто что-то выпало из машины на пол гаража.

Я повернулся к Михаилу:

– Ты слышал?

Не сговариваясь, мы с ним шлепнулись животами прямо на пол, устремив свои взгляды под днище «мерседеса». На нас, слегка завалившись набок, пустыми глазницами в упор смотрел облепленный бурой речной тиной человеческий череп.

– Ничего себе, находочки, – тихо проговорил Михаил. – Как-то мне совершенно расхотелось туда лезть.

– Это почему еще? – удивился я. – Подумаешь, череп. Ты, что, черепов никогда раньше не видел?

– Нет, – признался Михаил, – не приходилось.

– Ну, как хочешь, – сказал я, отодвинув череп в сторону. – Тогда давай сюда переносную лампу, я сам полезу.

Взяв аккумуляторную лампочку, я прополз немного и начал осторожно приподниматься в люк. Оказавшись внутри стального ящика, я осторожно выпрямился и осмотрелся по сторонам. Мне сразу стало ясно, что передвижной сейф практически пуст. Только на полу, видимо, некогда покрытом деревянным настилом, лежали облепленные тиной части человеческого скелета. Вдоль боковых стен, примерно в полуметре от пола, виднелись остатки нешироких сидений. Полусгнившие куски дерева, перемешанные с грязью и какими-то металлическими обломками, густо покрывали пол. Я повернулся назад. На кормовой стенке сейфа, к которой прижалась откинутая стенка люка, я увидел проржавевшую стойку для оружия, в которой в боевой готовности висели три полусгнивших автомата.

«Вот тебе и мешок с бриллиантами, – уныло подумал я, – раскатал губы».

Собираясь выбраться из душного и сырого помещения, я присел и случайно обратил внимание на небольшой бугорок в дальнем от меня углу сейфа. Осторожно перешагнув через человеческие кости, я стал разгребать небольшую кучку гнили и выкопал плоский, закругленный по углам металлический чемоданчик. Выдрав его из ила, я взвесил его на руках. Нет, судя по его весу, золота в нем не было. Я положил чемоданчик поближе к люку и принялся копаться в обломках дальше. Но все мои дальнейшие усилия были вознаграждены только находкой сильно поврежденного ржавчиной браунинга да массивного золотого кольца, похожего на обручальное. Ясно, что оно некогда принадлежало погибшему и свалилось с его пальца.

– Что ж, с паршивой овцы хоть шерсти клок, – досадливо пробормотал я, подхватывая чемоданчик и продвигаясь к люку.

– Как успехи? – затормошил меня исстрадавшийся в неведении Михаил. – Надеюсь, сокровища падишахов наконец-то найдены?

– Пойдем присядем, – предложил я. – Как видишь, все сокровища при мне. Сейчас ты их увидишь.

Сдвинув в сторону чашки и блюдца, я торжественно положил на стол кольцо, остатки браунинга, а сбоку примостил и чемоданчик. Михаил недоуменно повернулся ко мне:

– Ты хочешь сказать, что это все, что было в броневике?

Я утвердительно кивнул.

– Не может быть! – вскричал он. – Да неужели же из-за этого жалкого барахла погибло столько народа?

Я снова кивнул.

Михаил решительно взялся за алюминиевый чемоданчик. Он легонько встряхнул его, затем перевернул и попытался растащить створки в стороны.

– Сань, а там что-то лежит, слышишь, как гремит.

– Слышу, – равнодушно сказал я, – но вопрос обеда меня сейчас волнует гораздо больше, нежели содержимое ящичка, тем более что он никуда не денется.

– Послушай, а давай прямо сейчас поедем ко мне. Поужинаем, да и чемоданчик заодно распотрошим, – предложил Михаил. – Мама обещала куриную лапшу с грибами приготовить.

Собрав свои находки в спортивную сумку, мы выключили рубильники на электрощитке, заперли двери гаража и, сдав ключи охраннику, двинулись к автобусной остановке…

Мама Михаила, Елена Петровна, встретила нас у дверей их небольшой двухкомнатной квартиры.

– Вот они, гулены наши. Куда вы запропали? Позвони домой, Саша, Таня твоя два раза звонила, тебя разыскивала.

Мы прошли на кухню и, достав из пакета купленную по дороге бутылку «Монастырской избы», разлили вино по стаканам.

– Что ж, – поднял Михаил тост, – давай выпьем за эту неудачу и чтобы в этом году у нас все было хорошо.

– Да ты, Миш, – удивился я, – о какой неудаче ты говоришь?! Конечно, жаль, что ничего путного мы с тобой в «мерседесе» не нашли, зато отдохнули неплохо за счет твоего шефа да и заработали. Считай, по двести сорок долларов с него слупили. На новый цветной телевизор из Кореи тебе вполне хватит. Да еще и кольцо золотое. А кстати, где же оно?

Я встал со своего места и принялся шарить по карманам, пока не обнаружил затерявшееся колечко в заднем кармане брюк.

– Вот, – я положил его на стол перед Михаилом, – а ты говоришь, неудача.

Он отставил недопитый стакан в сторону и взял кольцо.

– Нет, по правде говоря, не на эту безделицу я рассчитывал, – с грустью сказал он, крутя его в пальцах. – Тебе, кстати, колечко не кажется каким-то странным?

– Ну-ка, – взял я протянутое мне кольцо, – сейчас посмотрим. Легковато оно. У Татьяны моей колечко несколько поменьше, но не в пример тяжелее.

– Вот и мне так показалось, – кивнул Михаил, снова забирая у меня кольцо, – да и риски внутри у него какие-то непонятные проточены.

– Стоп, – хлопнул я себя по лбу, – жене позвонить забыл. Подожди минутку.

Успокоив разнервничавшуюся супругу, я вернулся на кухню и застал Михаила за очень интересным занятием. Насадив кольцо на ствол найденного в сейфе пистолета, он, зажав его между колен, натягивал резиновую перчатку на правую руку.

– Ты чего надумал? – спросил я, усаживаясь рядом и берясь за вилку.

– Да вот, хочу одну свою гипотезу проверить. – Он плотно охватил кольцо обрезиненными пальцами, надулся от напряжения и вдруг радостно воскликнул: – Есть!

– Что там такое? – наклонился я к нему.

– Посмотри-ка, – сунул он мне под нос остатки пистолетного ствола. Сняв и отложив в сторону кольцо, он указал на него пальцем: – Видишь, оно внутри граненое! И граней на нем, если мы внимательно их пересчитаем, ровно двенадцать.

– И что же из того?

– Да то, что на стволе нарезаны похожие грани и их тоже двенадцать. Теперь смотри сюда.

Михаил накинул кольцо на срез ствола и подал всю композицию мне.

– Попробуй теперь прокрутить кольцо, пальцы-то у тебя, что клещи.

Я осторожно взялся за остатки браунинга левой рукой, а пальцами правой охватил наружный золотой ободок. Попробовав провернуть его, я ощутил, что наша находка начала раскручиваться.

– Мишка, зажигай еще свет, – воскликнул я, моментально загораясь охотничьим азартом.

Щелкнул выключатель, и мы уткнулись взглядами в кольцо, постепенно распадающееся под моими пальцами на два вполне самостоятельных ювелирных изделия. Наконец резьба окончилась и внутренняя его часть осталась на стволе пистолета, внешняя же оказалась у меня в пальцах.

– Да там внутри какая-то надпись выгравирована! Пойдем-ка, Саня, лучше ко мне в комнату, – предложил Михаил, – у меня там и лупа есть, и лампа настольная помощнее.

Забыв про остывающие на столе котлеты с капустой, мы ринулись в соседнюю комнату. Включив настольную лампу, мы вооружились большой «академической» лупой и стали рассматривать внутреннюю часть кольца.

– Да там явно латинские буквы, – зашептал мне на ухо Михаил, – и, кажется, немецкие.

– Ага, – кивнул я, – идут в два ряда, похоже на послание.

– Давай диктуй, – сунул мне в руку лупу Михаил, – а я буду записывать. Это явно какая-то шифровка!

– Знак «СС», – начал диктовать я буквы верхней строчки, – А, Н, А, Н…

Через минуту обе строчки были переписаны на бумагу, но поскольку ни я, ни Михаил не понимали по-немецки ни слова, мы не приблизились к разгадке надписи ни на миллиметр.

– Миш, – спросил я после непродолжительного раздумья, – может быть, твоя мама учила раньше немецкий или Александр Васильевич что-то помнит?

– Да нет, – оглянулся на дверь Михаил, – шансов никаких. Нет уж, давай я лучше завтра подкачу вечером к одной своей подруге, она дословно все переведет.

– К подруге, говоришь? – заинтересовался я. – Что-то ты мне о ней ничего не рассказывал?

– Да так, – засмущался Михаил, – познакомился на днях.

– Она действительно владеет немецким языком?

– Да она в представительстве немецкой фирмы секретарем работает. Без знания немецкого ей на работе делать было бы нечего.

– В таком случае расшифровку надписи я с удовольствием перепоручаю тебе и предлагаю вплотную заняться содержимым чемоданчика.

Мы переместились на огромный двуспальный диван Михаила и принялись пристально разглядывать наш трофей. Он представлял из себя, образно говоря, большой спичечный коробок толщиной не менее пятнадцати сантиметров и размерами сторон примерно сорок на шестьдесят сантиметров. Состоял он как бы из двух створок, неведомым образом скрепленных друг с другом. На чемодане не было ни ручки, ни места, где она могла бы крепиться ранее. Зато по всему периметру его шла довольно толстая прямоугольная обечайка, в которой имелись четыре небольших круглых отверстия, располагавшихся строго симметрично относительно центра чемоданчика.

– Это что еще за дырки? – заинтересовался Михаил, пытаясь просунуть в одну из них мизинец. – О, да там что-то упругое! – удивился он, разглядывая прилипшее к его ногтю желтоватое вещество.

– Может быть, эти скважины сделаны… для какого-то ключа? – предположил я. – И залиты они… – я размял в пальцах извлеченный им крохотный кусочек, – например, воском или свечным стеарином?

– Думаешь? – недоверчиво произнес Михаил, но тем не менее подставил одно из отверстий под лампу и вновь взялся за лупу.

Насмотревшись вдоволь, он достал скальпель и принялся деловито выковыривать что-то из одного отверстия.

– Нет, – уверенно объявил он через несколько минут, – на замки не похоже, но мне сдается, что там внутри виден винт с крестообразным шлицем. Похоже, под крестовую отвертку сделано.

– Да разве существовали в войну крестовые отвертки? – удивился я.

Михаил пожал плечами и пробормотал:

– Пойду-ка я принесу более подходящие инструменты.

– И машинного масла, – добавил я, – резьбу на всякий случай подмажем.

Воспользовавшись его отсутствием, я тоже осмотрел все четыре отверстия. Сомнений не оставалось, под снятым слоем воска ясно просматривались головки цилиндрических винтов с крестиками шлицев на торцах. Михаил выложил на стол несколько разнокалиберных отверток и пластиковый флакончик масленки. Мы подобрали подходящую по размерам отвертку и принялись вывинчивать винты. Это оказалось довольно легко сделать, так как вязкая, похожая на воск замазка прекрасно предохранила резьбу от коррозии. Вывернув все четыре винта, мы снова принялись трясти чемоданчик, пытаясь разделить его на две половинки, но все было бесполезно.

– Придется все-таки пилить, – решил Михаил, – поскольку иначе его открыть у нас не получается.

– Да подожди ты, не торопись, – сказал я, втайне надеясь приспособить впоследствии чемоданчик для хранения инструментов. – В конце концов, днем раньше или днем позже, но мы все же догадаемся, как его открыть. Сам посуди, зачем же его ломать? Он теперь у нас и никуда больше не денется.

– Ладно, уговорил, – согласился Михаил. – Ты его, кстати, с собой возьмешь, – кивнул он в сторону чемоданчика, – или здесь оставишь?

– Да зачем же его таскать туда-сюда? Пускай полежит у тебя. Только без меня не ковыряй его.

– Не волнуйся, не трону, – пообещал Михаил.

Мы договорились встретиться через три дня, в субботу. Смешно сказать, но именно эта отсрочка позволила нам не только узнать тайну чемоданчика, но и, что самое важное, попросту остаться в живых. И вот как это произошло.

Глава шестая
Печать со свастикой

Поздним вечером в пятницу, как раз накануне нашей встречи, зазвонил телефон.

– Не спишь, Александр? – услышал я голос Михаила. – Послушай, – возбужденно начал он, – я тут совершенно случайно обнаружил интересную штуку, вернее, даже две. Оказывается, в центре каждой крышки чемодана имеются крошечные клейма, и все винты, что мы с тобой вывернули, были вкручены в свои гнезда ровно на пять витков, ни больше ни меньше.

– Ну и что, – не понял я, – при чем здесь клейма какие-то и винты?

– Ах, черт, – с досадой произнес Михаил, – по телефону толком и не объяснишь, но ты попробуй себе представить. На каждой крышке чемодана, причем точно в центре, имеется крохотный оттиск, как на монете. Каждый из них несет на себе весьма своеобразный рисунок: немецкая свастика, а в каждом из ее четырех полуквадратиков выбиты цифры.

– Бог ты мой, – перебил я его, – и здесь, значит, что-то зашифровано?

– Да нет, Сань, цифры самые обычные, от единицы до четверки. Но на одной крышке они читаются по часовой стрелке как один, четыре, два и три, а на другой – как четыре, один, три и два.

– А ты не пробовал их складывать или вычитать? – спросил я.

– Да попробовал, конечно, но ничего путного не получил. Если их сложить, то получается пять тысяч пятьсот пятьдесят пять, а если вычесть, то две тысячи семьсот девять.

– Точно, ерунда какая-то, – сказал я. – Давай-ка отложим обсуждение до завтрашнего дня. Кстати, ту надпись, что была внутри кольца, ты уже перевел?

– Конечно, перевел, и завтра ты все узнаешь, – ответил Михаил, – не по телефону.

Проснулся я на следующий день довольно поздно с больной головой и, наскоро приняв душ, поехал к Воробьеву. Михаил провел меня в свою комнату и усадил в кресло.

– Я сейчас доклад делать буду, – объявил он.

Я замер в ожидании.

– Так вот, – начал он. – Показал я своей знакомой письмена из колечка. Она искоса так взглянула на него, губами пошевелила, видимо, прочитала про себя обе строчки. Смотрю, не поняла. Нахмурилась слегка, взяла листочек, поправила свои очечки и вновь прочитала. Вижу, ни бум-бум, ну просто ни в зуб ногой. Поднимает тут она свои глазки на меня и спрашивает: «Вы что за шараду мне, Михаил Александрович, принесли? Если это тест на сообразительность, то я пас».

«Что ты, – говорю я ей, – какой еще тест? Тут нашел я одну старую книжку, а там, на титульном листе, вот эта самая надпись и была. Просто, говорю, любопытство меня обуяло, и решил у тебя проконсультироваться».

«Нет, Мишечка, – отвечает она мне, – не могу я тебе помочь. Слова действительно немецкие, но что они означают, я даже приблизительно не могу тебе объяснить».

«Может быть, твой шеф в этом вопросе лучше разберется. Он же коренной немец и наверняка в академиях разных обучался».

Она ушла в кабинет начальника, а вскоре вернулась и говорит: надпись эта, Миша, сделана на старогерманском языке и означает примерно следующее: «Личный посланец фюрера. Анненэрбе-2. № 28». Нижняя же строка звучит примерно так: «Нетленный пасынок небес».

– Ну что ж, перевод мы с тобой получили, а вот ясности не прибавилось, – сказал я. – Что такое личный посланец фюрера, мы вполне можем себе представить. Наверное, он был из фельдъегерской службы при ставке Гитлера. И про «Анненэрбе» я тоже слышал. Кажется, был какой-то закрытый институт мистических наук. Но что означает выражение «Нетленный пасынок небес»?

– Погоди, – оборвал Михаил мои рассуждения, – подумаем позже, а теперь давай займемся чемоданчиком.

Он вынул из ящика лупу и предложил посмотреть на обнаруженные им печати. Я пересел на диван и пододвинул алюминиевый коробок к себе. Действительно, на вдавленном внутрь крышки ребре жесткости я быстро отыскал круглое пятнышко с оттиснутой на нем свастикой и крошечными цифрами.

– Так, есть, – обрадовался я, – и циферки видны.

– А теперь переверни его, – попросил Михаил.

Я повиновался. Теперь, зная, где искать, я легко обнаружил еще одно крошечное, чуть больше спичечной головки, отчеканенное изображение свастики.

– Ты смотри, Миш, как они позаботились, чтобы эти крошечные печати сохранились. Мало того, что их специально оттиснули в таком месте, чтобы их случайно не стерли при пользовании контейнером, но их еще и продублировали.

– Вот и я о том же подумал, – сказал Михаил. – Все это сделано явно неспроста, и крестики с циферками имеют некий скрытый от непосвященных смысл. Полдня только об этом и размышлял. И вот до чего я в конце концов додумался.

И, взяв со стола черный фломастер, он подтянул к себе чемоданчик.

– У нас имеется четыре отверстия на ободке чемодана, так же как и четыре цифры на печатях. Предположим на минутку, что каждой дырке соответствует своя цифра. Где тут у нас лупа? Ага, вот она. Гляди. От единицы на свастике мы нарисуем стрелку к левому отверстию, а от четверки – к правому.

И он размашисто прочертил жирную черную линию от ранее нарисованного кружка к одному из отверстий и поставил около нее цифру 1. Разрисовав одну сторону, он перевернул чемодан на другой бок и взялся разрисовывать и его.

– Итак, – принялся он крутить чемоданом из стороны в сторону, – поскольку оттиски представляют собой зеркальное отображение друг друга, то, например, к левой дырке идут и с той и с другой стороны стрелки от цифры 3, а к правой – от цифры 2. Кроме того, мне кажется, что загнутые концы свастик намеренно указывают на направление движения, или, если хочешь, порядок продвижения ключа-отвертки от отверстия к отверстию. Заметь, что на одной крышке крючки свастики загнуты по часовой стрелке, а на другой – против. От единицы к четверке, далее к двойке, тройке и снова к единице. Вот только одного я не пойму: как эти отверстия использовать?

– А по-моему, все ясно, – удивился я его затруднениям, – только винты надо ввинчивать, а не вывинчивать.

– Точно! – воскликнул Михаил. – Вот я дуралей-то. Стоп, а откуда же следует начинать?

– Да откуда угодно, – засмеялся я, – немцы сами все давным-давно нарисовали и даже отштамповали. От тройки к единице, от единице к четверке…

– Верно, верно, – хлопнул себя по лбу Михаил, – действительно, нарисовано!

Вытряхнув из жестяной коробочки необычные винты, он вооружился отверткой и спросил:

– Ну-с, с какого же начать?

– Давай с единицы, – ответил я, – с традиционного начала всех начал.

– А я-то все думал, почему они вкручены были только на треть, – бормотал Михаил, работая отверткой, – а оно вот, оказывается, в чем де…

Внезапно внутри чемодана раздался металлический щелчок, и Михаил замер на полуслове.

– Что это было, Саня? – опасливо скосил он глаза в сторону чемоданчика.

Я недоуменно пожал плечами:

– Что, что, первый замок открылся, вот что.

– Ху-х, – облегченно вздохнул Михаил, вновь берясь за отвертку, – а я уж было испугался. Так, какой там следующий номер, четвертый?

И каждый раз, когда мы вворачивали очередной винт, в чемодане слышался очередной щелчок. Наконец был ввернут последний винт и раздался последний, четвертый, щелчок. Михаил отложил отвертку, и мы посмотрели в глаза друг друга.

– Что теперь делать будем? – неуверенно произнес он.

– Понятия не имею, но, по идее, он уже должен быть открыт и нам осталось только снять с него крышку.

– Так все равно ухватиться не за что, – сказал Михаил.

В чемоданчике что-то еще раз громко лязгнуло, и мы увидели, что его верхняя часть сместилась и замерла в несколько ином положении. Не веря самим себе, мы с Михаилом несмело протянули руки к покосившейся крышке.

– Только потихонечку, – прошептал я.

Поплевав на пальцы для лучшего сцепления с довольно скользкой алюминиевой поверхностью, мы в четыре руки обхватили верхнюю крышку с обеих сторон и, затаив дыхание, начали осторожно ее поднимать. Как только между крышкой и чемоданчиком образовалась крохотная щель, я предостерегающе взглянул на Михаила, и тот послушно замер. Стараясь не менять положения пальцев, я наклонил голову и, неестественно выгнув шею, заглянул под нее. Поскольку никакой веревочки, тянущейся от верхней крышки к вполне возможному подрывному устройству через образовавшуюся щелку не было видно, я решил, что бояться нечего. Отложив снятую крышку в сторону, мы жадно впились глазами в содержимое контейнера. Увидев находившиеся внутри него вещи, я остолбенел. Но не заметивший моего оцепенения Михаил с интересом потянул руки к лежащему на самом верху грязно-серому кожаному мешочку.

Со словами: «Что тут у нас такое?» – он едва не взялся за его затянутую тонким ремешком горловину, но я ухватил его руку и с силой отвел в сторону. Михаил недоуменно взглянул на меня.

– Тихо, Миша, только тихо. Сейчас мы с тобой потихонечку встанем и быстренько, быстренько выйдем на балкон.

Видя, что он не реагирует на мои слова, я схватил друга за руку и буквально силой выволок из комнаты.

– Ты куда меня тащишь? – пытался воспротивиться он.

– Молчи, несчастный, – дернул я его сильнее, – сейчас все расскажу.

– Да что с тобой случилось, Сань? Ты совсем сдурел, что ли? – наконец освободил свою руку Михаил, когда мы с ним оказались на балконе.

– Так ты, что, ничего не заметил?

– Нет, а что такое-то?

– Ты просто прелесть! – истерично захохотал я. – Неужели не видел ни взрывчатки, ни детонаторов?

– Ау, ак, как, дак, – начал заикаться он. – Какую такую взрывчатку? – наконец выговорил он.

– Какую? Пойдем обратно, я ее тебе покажу.

Подкравшись на цыпочках к лежащему на столе чемоданчику, я, используя отвертку вместо указки, принялся показывать ему маленькие хитрости, установленные в его чреве.

– Вот видишь эти грязно-коричневые брусочки, укрепленные на боковых стенках с помощью стальных обрезиненных хомутиков?

– Да, – кивнул Михаил.

– А видишь эти латунные цилиндрики и пружинки, торчащие из коричневых брусочков?

– Вижу.

– Вот это-то и есть две стандартные тротиловые шашки и детонаторы к ним, вставленные сразу с обеих сторон в каждую из них.

– И какова же их мощность, – совсем тихо спросил он, отодвигаясь к двери, – то есть я хотел спросить, если они, не дай Бог…

– Лучше и не спрашивай, – прошептал я в ответ, – но капитальный ремонт вашей квартире уже не поможет.

– В таком случае нельзя ли его, гм, гм, отсюда удалить? – он показал пальцем на чемоданчик.

– Можно. Бери телефон, звони ноль два, вызывай саперов.

– А что, если нам самим попробовать разрядить эту «адскую машину»? – подтолкнул меня в бок Михаил. – Если мои родители узнают, что здесь столько времени бомба хранилась, у них точно с сердцем плохо будет.

– Ты думаешь, если нас здесь в клочки разнесет, то все обойдется? – злобно фыркнул я.

– Нет, конечно, но ведь до сих пор эта штука не сработала, может быть, она давно испортилась?

– Ага, – сказал я, присмотревшись к взрывному устройству, – понятно, почему оно до сих пор не сработало. Видишь, – указал я на штырьки винтов, которыми мы вскрыли дюралевый контейнер, – вот они-то нас и спасли. С одной стороны, винты выступают как своеобразные предохранители, а с другой – как спусковой механизм.

– Создается такое впечатление, Сань, что все эти пластинки и пружинки определенным образом закольцованы, и в определенный момент…

– Точно, точно, – дошло наконец и до меня, – но это означает только одно, что если первый винт мы могли ввинчивать совершенно произвольно…

– То последующий должен либо поставить всю систему на следующий по порядку предохранитель, или же привести мину в действие, – закончил за меня Михаил.

Мы помолчали несколько минут, обдумывая каждый про себя создавшуюся ситуацию.

– Слушай, Миш, давай с тобой определимся прямо сейчас: либо мы все же зовем саперов, либо пытаемся извлечь взрыватели сами.

– А как?

– Пожалуй, потребуется не многое, – успокоил его я. – Достаточно будет найти несколько скрепок и пинцет.

Вскоре все это лежало передо мной. Разогнув пару скрепок, я попросил Михаила на всякий случай зажать пальцами пружины бойков, после чего вставил полученную таким образом проволоку в будто бы специально проделанные отверстия заостренных ударных штырьков. Добившись полного их обездвиживания, я взял пинцет и осторожно, буквально по миллиметру извлек первый детонатор из отверстия в тротиловой шашке. Отложив его подальше, я выдохнул и, успокоив усилием воли непроизвольную дрожь в пальцах, взялся за второй детонатор. В итоге минуты за три нам удалось вполне самостоятельно разрядить эту поистине дьявольскую машину. Завернув в какую-то старую тряпку и выбросив от греха подальше все четыре взрывателя в мусоропровод, мы сделали небольшой перекур и принялись дальше разбирать чемодан.

Первым мы извлекли тот самый мешочек, за которым потянулся Михаил. Был он изготовлен из серой, грубой выделки кожи, и горловина его была перевязана кожаной же тесемкой. Развязав ее, мы осторожно вытряхнули его содержимое на стол. Это были какие-то обломки, шарики и замысловатые части некоего механизма, совершенно непонятного предназначения. Перебрав их и решив, что покрытые патиной времени обломки не стоят ровным счетом ничего, мы отложили их в сторону. Затем взялись за плотный, примерно полуметровой ширины свиток, намотанный на почерневший от времени деревянный стержень. Развернув его на столе, мы обнаружили на нем написанный от руки текст на совершенно незнакомом нам языке. Внутри свитка оказался намотанный на тонкую отполированную палочку примитивный, сотканный вручную коврик. Мы развернули и его. На старой, сплетенной из грубых волокон тряпочке давным-давно выцветшими красками были изображены какие-то концентрические разнокалиберные кружочки, усыпанные крупными черными точками.

– Слушай, Саня, – потряс Михаил передо мной ковриком, – зачем сюда понапихана вся эта белиберда?

– Да оставь ты его, – отмахнулся я, – кажется, мне что-то ценное попалось.

В одном из наполнявших чемоданчик мешочков я нащупал нечто похожее на шкатулку.

– Вот, смотри-ка, – поставил я изящный, тщательно отполированный сундучок на столешницу, – правда, на карельскую березу похоже?

– Похоже, – согласился Михаил, – только та посветлее.

Он взялся за крышку шкатулки и попробовал ее открыть, но у него ничего не получилось.

– Не торопись, – сказал я, – осмотри его более внимательно, там наверняка должно быть какое-то запорное устройство.

Довольно долго мы крутили шкатулку и так и этак, пока не догадались, что бронзовое небольшое колечко посередине крышки и является запором. Совершенно случайно повернув его на девяносто градусов, мы услышали слабый щелчок, и крышка откинулась сама собой. Нашим взорам предстал свернутый в несколько раз кусок отлично выделанной кожи с уже знакомыми письменами; под ним мы обнаружили некое изделие, которое сразу же окрестили «перстнем». Оно и действительно представляло из себя нечто, весьма напоминающее обычное женское украшение. Правда, вместо одного кольца, с помощью которого рядовой перстень держится на пальце, здесь их было два, и весьма толстых. Сама розетка перстня представляла из себя вытянутый пупырчатый овал, сделанный из тусклого металла, в центральном углублении которого сидел невзрачный, конусовидный камешек багрового цвета.