Текст книги "В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора"

Автор книги: Александр Косарев

Соавторы: Евгений Сотсков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

И понятно теперь, чего ждал император французов в безвестной деревеньке Жашково, которую не на всякой карте и разглядишь. Он ждал того момента, когда благодаря предпринятым им усилиям все же удастся вытащить бесценный обоз из-под проклятых Рыбок и доставить их под свое крыло. И план его был осуществлен именно с 4-го на 5-е. Трудились над спасением "Третьего золотого", не покладая рук. Прятали одно и перегоняли другое в более защищенное место. То-то наши "партизаны" были удивлены столь интенсивным движением обозов.

Маршал Ней буквально своей грудью прикрывал все эти меркантильные маневры. 5-го числа он все еще стоял при Сем-леве. Выставил пушки на плотину, перекрывавшую ручей при въезде в село, и огнем из всех калибров не давал возможности Платову перейти речку Семлевку. Когда у него кончились боеприпасы, маршал свернул позицию и, переправившись по Протасову мосту, вступил в громадный лес, тянувшийся до самого Славково. Основная задача, поставленная ему императором, была выполнена – обозы Евгения Богарне успели подтянуться к основным силам армии.

Транспортная сеть в той местности была такова, что теперь уже Платову никак не удалось бы достичь ускользнувших обозников, не обогнав Нея. А обогнать его нельзя было никаким другим образом. Был, разумеется, кружной путь, но столь длинный и затратный по времени, что смысла сворачивать туда не было. Никакого выигрыша ни по времени, ни по расстоянию Платов получить не мог. Но основная игра только начиналась, и игроки в лице Наполеона и Кутузова внимательно наблюдали друг за другом, стараясь использовать малейший промах друг друга.

"5 ноября. Избегнув столь очевидной опасности, армия моя продолжала отступление к Смоленску. Оно становилось со дня на день затруднительнее. Запасы, взятые в Москве, истощились, лошади нуждались в фураже, гибли целыми запряжками, и мы принуждены были бросить (читай спрятать) множество артиллерии. Зима сменила, наконец, прекраснейшую осень, необыкновенную в этих суровых странах".

Это пишет сам Наполеон. Судя по тому, что он не потерял способности оценивать достоинства золотой российской осени, с восприятием реальности у него все в полном порядке. И та опасность, о которой он упоминает, была опасность почти неминуемого окружения и потери корпусов Богарне и Нея вместе со всем вооружением и, самое главное, бесценным обозом. Но этого не случилось, император отделался достаточно малыми потерями.

Впрочем, из всей этой истории и мы должны сделать для себя весьма определенный вывод. Районы Жашковской и Чоботовской плотин на левом берегу реки Костря наиболее благоприятны с точки зрения вероятности обнаружения брошенного французами многотонного имущества. Песчаная почва, глубокие водоемы с удобным подъездом, старинные плотины в качестве местных ориентиров идеально подходят для такого рода дел. Пушки, излишнее вооружение и значительная часть малоценных трофеев с высочайшей степенью вероятности спрятаны именно здесь, в крайне глухих и совершенно заброшенных людьми местах.

Как же расположились столь счастливо избежавшие катастрофы французы? Корпус Жюно прошел Дорогобуж и встал в деревне Михалевка. Чуть отставшая "молодая" гвардия заняла позиции на опушке леса за рекой Ужа. Кавалерийские корпуса, "старая" гвардия и главная квартира императора с известным комфортом расположились в Дорогобуже. Все остальные войска: Понятовского, Богарне, Даву и изрядно потрепанный за последние дни арьергард Нея тянулись от Чоботово через Славково и чуть не до самого Дорогобужа.

Причем все последующие войсковые колонны предпочитали останавливаться именно там, где отдыхали их предшественники. Выгода такого поведения очевидна. Оборудованные кострища, запасы дров и брошенных повозок, и среди всего этого хаоса кучи соломы или лапника. В таких нечеловеческих условиях не приходилось пренебрегать ничем. Дрова в огонь, конину в котелки, а неподъемные ценности и излишнее оружие куда девать? В землю, конечно же. То есть многочисленные стоянки, оборудованные еще более многочисленными колоннами французской армии, использовались всеми, кто хотел спрятать то, что было уже не увезти. И все они делали это примерно в одних и тех же местах, а именно на ночных бивуаках, которые нетрудно вычислить, используя описанные выше географические ориентиры.

Именно путь в 32 версты от Чоботово до Дорогобужа оказался крайне неудобен и тяжел именно для обозных лошадей и артиллерийских упряжек. Генерал Дедем в своих мемуарах так описывает этот отрезок пути:

"Нам то и дело приходилось взбираться и спускаться с маленьких холмов, на которых подъем вследствие заморозков был весьма скользкий. Французы, несмотря на все сделанные им предостережения, не позаботились подковать лошадей на шипах: это было одною из главных причин, вследствие которых мы потеряли значительную часть артиллерии. Вид всех этих экипажей, скучившихся в общей толпе, был ужасен: приходилось еле двигаться гуськом, и горе тем, которые вдруг останавливались – их моментально опрокидывали".

Дело здесь было вот в чем. Подковы русского образца имели два выступающих шипа, которые разбивали лед и позволяли лошади использовать всю силу ног. Подковы французские были совершенно плоские и просто предохраняли копыта от стачивания на каменных французских дорогах. Подковы такого вида не мешали двигаться и в грязи, но как только на дорогах появился лед, то лошади тут же стали скользить как на коньках. Дело доходило до того, что возницы срывали негодные подковы с лошадиных копыт палашами и тесаками.

Кроме того, на пути к городу Дорогобужу было и несколько тяжелых переправ. Первая – через реку Костря, перед деревней Васино, а вторая – через реку Осьма, весьма разлившуюся с того места, где ее проезжали по Протасову мосту. Узкие деревянные мосты неизбежно сужали человеческий поток, задерживали движение, и перед ними скапливалось большое количество повозок. К тому же сразу за Васино дорога вновь шла через большой дремучий лес, и поэтому повозки загораживали путь артиллерии, те – кавалерии, а те, в свою очередь, – пехоте.

Насмотревшись на то, что творилось на этом участке дороги, уже известный нам Роберт Вильсон писал из Зарубежа (примерно 40 верст от Вязьмы) лорду Каткарту:

"Сегодня (5 ноября) видел я сцену ужаса, каковую редко встретить можно в новейших войнах. 2000 человек нагих, мертвых или умирающих, и несколько сот мертвых лошадей, кои по большей части пали от голода, несколько сот несчастных раненых, ползущих из лесов, прибегают к милосердию даже раздраженных крестьян, коих мстительные выстрелы слышны со всех сторон. 200 фур, взлетевших на воздух, каждое жилище в пламени, остатки всякого рода военной амуниции, валявшееся по дороге, и суровая зимняя атмосфера – все это представляет на сей дороге зрелище, которое точно изобразить невозможно. Казаки отняли вчера у уланов французской гвардии два штандарта, а также неприятель вынужден был оставить гаубицу генералу Милорадовичу".

Раскрываем карту Смоленской области и высматриваем современное Зарубежье. Оно находится в 5 км восточнее Чо-ботова. Это там Вильсон наткнулся на тысячи отставших от своих частей, ослабевших от недостатка пищи солдат, которые не смогли удержаться за стремительно откатывающимся на запад арьергард Нея. Раненых в боях тоже не на чем было вывозить. Повозки, разумеется, были в изобилии, но вот лошади… Их в первую очередь впрягали в пушки и фургоны с золотом. Раненые должны были выбираться сами.

Кстати, Вильсон почти ничего не пишет о захваченных русскими войсками трофеях. Два штандарта, одна гаубица (и та была вытащена из воды) да какой-то мусор на дороге… и это все. А голые трупы, так неприятно поразившие его, так это оттого, что крестьяне раздевали убитых, пока те были еще живы, т. е. не закоченели совершенно. Ему-то все равно помирать, а в небогатом крестьянском хозяйстве всякая тряпка сгодится.

Да, несомненно, 5 ноября было воистину черным днем для отступающих вояк "Великой армии", но тогда в какие же черные краски можно окрасить следующий день – 6 ноября? Утром ударил сильнейший мороз, разом прекративший мучения сотен раненых и ослабевших солдат. От ураганного, совершенно ледяного ветра сковало жидкую грязь, вся дорога покрылась толстой коркой льда.

Общая диспозиция противоборствующих сторон в тот момент была такова. Основные обозы с ценностями, охраняемые "старой" гвардией, с 8 часов утра покидали Дорогобуж. Маршал Ней, непрерывно теряющий людей и боевую технику, откатывался за Болдин монастырь. Ней взрывал ненужные повозки с боеприпасами и уже не подбирал отставших солдат, ему просто было не до того. По пятам, буквально на расстоянии орудийного выстрела за ним шла кавалерия Милорадовича, боевой пыл которых сдерживали в основном не французские ружья, а отсутствие нормальных дорог. Что примечательно, они останавливались на ночлег там же, где накануне ночевали наполеоновские войска, выбирая места для бивуаков по тем же самым причинам. Спали среди сотен окоченевших трупов.

Из письма Вильсона, направленного им 7 ноября в Петербург Александру I:

"Французская армия идет на Смоленск, тяжелая артиллерия, экипажи и прочие направляются к Духовщине. Та же печальная картина, которую я принялся было описывать во вчерашнем письме моем, продолжалась до здешнего города (Дорогобужа). Она сделалась даже поразительнее. Нельзя изобразить с точностью всей картины бедствия, один взгляд на 10 000 мертвых лошадей, отчасти обезображенных и изувеченных, поражает ужасом. Не менее 4000 человек умирающих и мертвых покрывают дорогу от Вязьмы до сего города".

Здесь английский резидент немного преувеличил, но, в общем и целом, его сообщение объективно отражало реальный ход событий. 6 ноября был вообще днем скверных известий для Наполеона. В этот день были приняты крайне важные решения, именно одно из его распоряжений от 6 ноября вскоре привело к трагической утрате того самого обоза, который мы назвали "3-й золотой".

Какие же скверные новости заставили Наполеона внезапно совершить этот поступок? Первая новость заключалась в том, что в Париже был раскрыт направленный против Наполеона заговор, возглавляемый Мале. Вторая новость касалась отхода с позиций его свежих корпусов, прежде стоящих на Западной Двине. Ну и, конечно же, сообщения об оглушительных потерях в людях и лошадях, понесенных армией за последние два дня.

Западная Двина уже близко и тут император действует энергично, отправляя депешу маршалу Виктору, герцогу Беллунскому, с приказом вновь занять Полоцк. Следующий приказ был несколько странным. Он повелевает сплоченной до той минуты армии разделиться! Все прочие корпуса и отдельные части должны идти прямо на Смоленск, но корпусу вице-короля предписывается срочно повернуть направо и двигаться в направлении на Духовщину! Удивительное решение! Совершенно непонятный маневр! Явно он имел под собой какую-то тайную подоплеку!

Может быть, император надеялся, что Богарне найдет на этом направлении свежих лошадей или как минимум больше фуража для оставшихся животных? Может, он надеялся на то, что казаки будут двигаться за ним и оставят Богарне в покое. Или рассчитывал, что такой хитрый маневр поможет "Третьему золотому" обозу быстрее достичь Орши или Витебска. Вопросов и ответов здесь может быть множество, но факт есть факт, и такой приказ Евгению Богарне был отдан.

И вот настало 7 ноября. Ранним утром кавалерия Мило-радовича набрасывается на войска маршала Нея, которые, затыкая своей массой переправу на реке Осьма, мешали выйти русским частям к Дорогобужу. Они с такой живостью начали теснить противника у деревни Горки, что вызвали в рядах арьергарда настоящую панику. Бросая все, французы поспешили отойти на левый берег реки. А в это время корпус Богарне, отягощенный тяжелой артиллерией и громадным обозом, в том числе и "Третьим золотым", сворачивает с большой дороги на второстепенную трассу, и насколько хватает прыти, движется к деревне Бизюково и далее на деревню Засижье, которая значилась как конечный пункт для дневного перехода.

Вначале в порядках отступающих все шло как обычно. Но затем начались крупные неприятности. Передаю слово очевидцам.

Капитан Франсуа, Золишенский полк бригады Бонами:

"Покидая Дороюбуж, генерал Бонами теряет несколько пушек и более сотни повозок. Истощенные лошади, то и дело скользящие по льду, не могут перебраться через овраги, пересекающие дорогу, и мы принуждены заклепать свои орудия и покинуть большую часть обоза".

Лабом (служил при штабе вице-короля):

"7 ноября, как раз напротив города Дорогобужа, мы на плотах переправились через Днепр. Дороги обледенели, и запряженным лошадям приходилось очень трудно. Измученные животные не могли больше везти повозок, и часто несколько пар лошадей были не в силах везти только одну пушку на самую незначительную возвышенность. Мы хотели в тот день дойти до Засижья, но дорога была так плоха, что даже к утру следующего дня (8 ноября) наши экипажи не достигли еще назначенного места. Масса лошадей и муниционных повозок были покинуты. В эту ночь солдаты без зазрения совести грабили фургоны и повозки. Вся земля кругом была покрыта чемоданами, платьем и бумагой. Масса вещей, вывезенных из Москвы и до сих пор припрятанных, появилась на свет Божий. Ночью около замка в Засижье повторились сцены, виденные нами накануне. Несчастные лошади, которые мучимые жаждой били по земле копытами, стараясь пробить ледяную кору, чтобы под ней найти хоть немного воды.

Наш багаж был настолько велик, что, несмотря на грабеж, у нас его все-таки осталось много".

Какие выводы мы можем сделать из этих небольших отрывков. Их несколько. Вывод первый – лошади и люди находятся на крайней степени истощения, и малейшая более или менее серьезная преграда может привести к самым нежелательным последствиям. Вывод второй – едва корпус освободился от недреманного ока своего императора, как тут же в войсках происходит бунт, сопровождающийся повальным грабежом своих же сослуживцев и даже трофейных ценностей, принадлежащих государству Вывод третий – количество перевозимых трофеев все еще очень велико, и масса их превышает возможности дальнейшей транспортировки. Ясно, что развязка уже близка. Ощущение неминуемой катастрофы буквально висит над корпусом Богарне.

Колонна двигалась довольно медленно, растянувшись на 8 (!) верст. Скорость продвижения сдерживалась еще и тем, что по приказу маршала Бертье пехотные колонны были удалены с дороги и шли по бездорожью, справа и слева от трассы. Таким образом, они являлись живой (но еле бредущей) защитой для обозных повозок, прикрывая их от возможного нападения казаков. А граф Платов особо и не спешил. Получив донесение от разведчиков, он потянулся вслед за Богарне, с нетерпением ожидая того момента, когда противник вообще не сможет передвигаться. Он на 100 процентов был уверен в том, что еще день, от силы два, и отколовшийся корпус замрет, даже не дойдя до реки Вопь, и там, уткнувшись в разрушенные переправы, потеряет всякую способность к активному сопротивлению. Более мобильные войска русских (без обозов, легкие пушки поставлены на сани, вся конница с шипованными подковами) постоянно теребили еле ползущих французов.

Весь ужас своего положения вполне понимал и сам Богарне. Добравшись к 6 часам вечера до Засижья, он срочно пишет письмо в главный штаб. Это письмо просто необходимо привести в полном объеме.

"Я имею честь дать отчет Вашему Высочеству, что я отправился в путь из Дорогобужа в 4 часа утра 7 ноября, но естественные препятствия и гололед явились помехой марша моего 4-го армейского корпуса, что единственная головная часть смогла прибыть сюда (в Засижье) в 6 вечера, а хвост колонны только смог занять позицию в двух лье (8,5 верст) позади. С двух часов дня до пяти вечера враг оказался на правой стороне. Он атаковал в одно и то же время головную часть, центр и хвост (колонны) с помощью артиллерии, казаков и драгун. В головной части он нашел слабое место, чем и воспользовался, чтобы закричать "ура" и взять приступом 2 полковых орудия (6-фунтовые пушки), которые находились на очень крутом и отдаленном склоне. Враг выстрелил в арьергард из четырех пушечных орудий, и генерал Ориано полагал, без подтверждения, что видел пехоту. На каждом из других опорных пунктов было по 2 орудия.

Ваше Высочество легко решит, что поставленный в затруднительное положение моим громоздким транспортом, который мне доставили, и многочисленной артиллерией, более 400 лошадей, которые без преувеличения сейчас пали, мое положение довольно критическое. Тем не менее я буду продолжать мое движение очень ранним утром завтра, чтобы прибыть в Пологи.

Оттуда я отправлю новости и сообразно с тем, что мне сообщат, я приму решение отправляться в Духовщину или Пне-во. Я не должен скрывать от Вашего Высочества, что, использовав все способы (к продвижению вперед), я лишаю себя возможности использовать мою артиллерию и что она должна приготовиться в этом отношении к очень большим жертвам. Уже сейчас многие орудия заклепаны и врыты в землю.

Я повторяю Вашему Высочеству заверения во всех своих чувствах".

Как видим, артиллерия им уже обречена на уничтожение. А ведь только она одна и была способна несколько сдерживать ретивость рвущихся к французским обозам казаков. Но иного выхода у вице-короля нет. Серебро и золото, буквально навязанное ему в Дорогобуже, он бросать не имеет права (император не велел делать этого ни в коем случае), лошадей же на подмену нет. А ведь планы у него в письме заявлены серьезные. На следующий день он планирует добраться до селения Пологи, то есть форсировать Вопь и продвинуться еще как минимум на 4 версты. Но как это сделать, если войска безмерно растянулись, а на завтра предстояло пройти еще 25 верст? И все по такой же ужасной, перерезанной во многих местах оврагами дороге.

И тут напрашивается одно соображение. Если Евгений Богарне был столь уверен в своем завтрашнем ускоренном марше, то не потому ли, что закопал львиную часть обременявших его тяжестей прямо на месте своей стоянки, т. е. в Засижье? Очень даже может быть. Причем он мог зарыть не только пушки, но и солидную часть "Третьего золотого"!

Где именно? Ответа на этот вопрос пока нет. Но есть одна интересная фраза из письма Лабома. Помните? "Ночью около замка в Засижье повторились сцены, виденные нами накануне". Вряд ли он имел в виду сцены массового падежа лошадей. Мы полагаем, что Лабом пишет о грабежах, вторично случившихся как раз в ночь с 7-го на 8-е. Раз кто-то закапывал большие ценности, то у многих опять могло возникнуть непреодолимое желание пограбить во время этого процесса, так сказать "под шумок".

А где же, в самом деле, французы могли зарыть какие-либо ценности? Ответ напрашивается сам собой. Там же, где и грабили, около некоего "замка". Что же это был за "замок", непонятным образом оказавшийся в деревне со столь неблагозвучным названием? По сохранившейся до нашего времени гравюре видно, что это был очень приличный, двухэтажный господский дом. Четыре колонны парадного входа, симметричные флигели, и даже площадь, на которой могло стоять сразу несколько конных экипажей. При таком солидном доме наверняка был и обширный сад, либо даже настоящий парк. Там, скорее всего, французы и зарывали награбленные ценности. Правда, с того времени прошло очень много лет. От той блестящей усадьбы к настоящему времени почти ничего не осталось, и доживают свой век лишь несколько вековых деревьев, которые шумом своей листвы напоминают нам о былом великолепии этого примечательного исторического места.

Но это было соображение самого общего порядка. В действительности все могло быть совсем и не так. Ведь вблизи Засижья есть несколько днепровских стариц (превратившиеся в замкнутые озера части древнего русла), и что-то утопить в них было проще простого. Лед на них был уже вполне приличный, как и на всех стоячих водоемах, потому было совершенно нетрудно за ночь сгрузить в эти старицы даже сотню груженых телег.

Одному из авторов довелось побывать в современном Засижье. На месте выяснилось, что почти все здесь сохранилось, пусть и не полностью. Разумеется, от господского дома осталась лишь небольшая часть, но зато почти в неизменном виде сохранился приусадебный парк, украшенный великолепными трехсотлетними дубами, липами и елями и охраняемый государством. Обнаружилось в данном парке несколько весьма подозрительных подземных аномалий, которые, увы, так и остались нетронутыми, по недостатку времени. Особое внимание привлекло удивительное земляное сооружение, назначение которого так и осталось полной загадкой. Те из поисковиков, которые когда-либо доберутся до указанного места, будут вполне вознаграждены за свои усилия одним видом данного сооружения. Впрочем, не будем отвлекаться на мелочи, пора возвращаться в 1812 год.

За перечисленными выше заботами случились у вице-короля и более приятные известия. На следующий день ему доложили, что отрезанная накануне казаками хвостовая часть колонны смогла сориентироваться в ночной мгле и к утру подтянуться к головной, самой боеспособной части его войск. Это подбодрило Богарне, и в 5 часов утра он спешно выступил из Засижья и направился к Уховой Слободе, до которой было 18 верст. И тут надо сказать, что от данного селения дорога вначале идет под уклон, в овражек, после чего выходит на своеобразное плато. Но через пару верст дорога вновь спускается в уже довольно глубокий овраг. По дну оврага протекает ручей, а справа, за плотиной, в 1812 году расстилалось довольно обширное озеро. От плотины озера дорога очень круто поднимается вверх, к деревне Клемятино.

По дошедшим до нас преданиям, в районе этой деревни после ухода французов было найдено множество нательных крестов и другой мелкой церковной утвари. Отсюда возникла гипотеза о том, что именно в этом озере была затоплена значительная по массе часть "Третьего золотого". Почему именно здесь? Да просто потому, что фургоны из-за сильнейшей наледи просто не могли подняться на противоположный склон оврага, и вице-король, попав в безвыходное положение, принял решение избавиться от сковывавшего его чересчур массивного груза. А валяющаяся на земле серебряная и медная "мелочь" явилась лишь следствием того, что перед затоплением тщательно упакованных ящиков их "малость порастрясли". Искали грабители, разумеется, вовсе не ценности, а продукты питания и теплую одежду, поскольку именно этого "товара" крайне не хватало голодным и замерзающим солдатам.

По поводу данного эпизода у нас имеется собственное мнение, которое мы не решаемся вынести на страницы этой книги. Оно подкрепляется только тем, что в данном озере не обнаружено никакой подозрительной аномалии, указывающей на наличие под толстым слоем ила какого-либо металла.

Но вот многочасовой марш закончен. Головная часть 4-го корпуса, несмотря на все усилия, так и не смогла добраться до назначенных накануне рубежей. Вице-король подсчитывает ущерб и пишет очередное донесение:

"Ваше Высочество, подвергшись внезапному нападению противника, не могу не дать Вам знать, что нахожусь еще около Вопи. Я с меньшим отрядом покинул Засижье в 5 утра, но дорога так пересечена оврагами, что даже усиленным маршем не достиг места (селения Пологи).

Жестокая необходимость принуждает меня с сожалением признаться в тех потерях, которые мы потерпели, желая ускорить наше движение. Вчера умерло 400 лошадей, а сегодня может быть вдвое не считая тех, которые я велел прикалывать из военных и частных повозок. Целые упряжки издыхали в одно время.

Последние три дня страданий так подавили дух в солдатах, что я не думаю, чтобы они были в состоянии сделать теперь какое-нибудь усилие. Много людей умерло от голода и стужи, другие, отчаявшись, сами сдались неприятелю. (В тот день Платову действительно сдалось в плен порядка 3000 человек.)

Сегодня головная часть корпуса армии была спокойна на марше. Появились какие-то казаки без артиллерии, это, оказывается, явились местные жители. Если верить донесениям стрелков, это является предвестником грабежа. Они следуют за колоннами пехоты, артиллерии и кавалерии, следуют сами, говорят, что к Духовщине.

Этой ночью отправлена сильная разведка на Духовщину, от которой я завтра получу подробный отчет о противоположном береге и неприятеле. Но не одно сопротивление противника важно для нас. Потому я во второй раз не скрываю от Вашего Высочества, что эти три дня страданий так изнурили дух солдат, что я не верю в этот момент в то, что мы избрали достаточно хороший способ доставки. Необходимо сделать какие-то дополнительные усилия. Корпус армии в последние три дня потерял две трети артиллерии. Я повторяю Вашему Высочеству заверение во всех моих чувствах.

Ульхова Слобода. На пути к Вопи. 8 ноября, 9 вечера. Е. Богарне".

Какое странное письмо. Путаное, противоречивое, полное каких-то недомолвок и неясностей. Давайте разберемся в нем немного подробнее. И начнем с его окончания. Не с чувств Евгения Богарне, разумеется, а с пушек и лошадей. Вице-король пишет, что уже потерял 1200 лошадей. Запомним это число. До реки Вопь он все же доволок 35 орудий. Следовательно, потерял он за два дня не менее 70 пушек. Каждую такую пушку тащило минимум по 12 лошадей. Значит, всего на перевозку этих пушек потребовалось бы минимально 840 лошадей. Кроме того, артиллеристы бросали и ненужные ящики со снарядами (не менее двухсот). Каждую такую повозку везли по 4 лошади. Значит, и на их транспортировку тоже требовалось 800 лошадей.

Результат получается такой. Потери лошадей составили всего 1200, пусть даже 1500. А это означает, что от повозок с трофеями не было взято ни одной лошади! То есть все триста повозок с ценностями с 8 на 9 ноября, скорее всего, были на ходу. А если ранее из них что-то и было закопано либо утоплено, то оставшиеся в распоряжении Богарне фургоны были исправны и обеспечены лошадьми. Заметьте, в своем докладе он четко различает тех лошадей, которые обеспечивают ему выполнение основной задачи, и всех прочих, которых он велел прикалывать. И еще эта неопределенная фраза, в самом конце письма: "что я не верю в этот момент в то, что мы избрали достаточно хороший способ доставки".

О доставке чего именно пишет Евгений Богарне? Во что он не верит? В то, что ему все же удастся сохранить пушки или боеприпасы? Да он их щедро бросает при первой возможности, нимало не сожалея! Только на безвестном ручье Жерновка, что неподалеку от еще более безвестной деревеньки Войновка, казаки Платова взяли 62 брошенные вице-королем пушки. И искать не нужно было, они в рядок стояли. Нет, как минимум 200, а то и 250 фургонов с ценностями Евгений Богарне сохранил. Затем и разведку на переправы через Вопь послал. Очень ему интересно выяснить, удастся ли ему без проблем перескочить на другой берег, или же, придется прорываться с боями. А как воевать, если даже идти не по силам". Однако оставим его на время со своими невеселыми мыслями и посмотрим, что в тот момент происходит в стане русских войск.

8 ноября в районе деревень Марково и Мантрово казаки Платова взяли в плен 2800 человек солдат и 109 офицеров. На почтовом тракте у Войновки наши кавалеристы захватили 62 пушки и 64 ящика с боеприпасами. Кроме того, в скоротечных боях и кратковременных стычках убито еще порядка 1600 французов. Казаки довольны. Еще бы. Только успевай подбирать трофеи. Да и французы все чаще начинают сдаваться в плен.

Стараниями собирателей устного народного творчества сохранился рассказ крестьянина по имени Кирей, из деревни Плоское, Копыревщинской волости, о событиях происходивших в районе Ярцево 7–8 ноября 1812 года.

"Мне было тогда 25 лет, когда французы шли к Москве. Тогда их у нас в деревне Плоское тьма была: большак ведь от нас в 4-х верстах напрямик. Они забирали все наши стада и угоняли. Станешь просить – они часть себе оставят, а часть отдадут. Когда же их назад гнали, то их с дороги не спускали: как сойдут которые, то казаки, которые ехали по сторонам (только по одной стороне, слева от дороги), закалывали сейчас: да мужики многих перебили, которые ходили грабить по 5–8 человек. Казаки Платова ночевали у нас, а он сам в Пушкине, у священника. Церковь видна недалеко из дому.

Казаки, выходя утром 8-го ноября из деревни, сказали нам: "Ну, ребята, ступайте к Ярцеву, там Вам пожива будет". Мы и отправились и все видели. Французов, как переправилась их часть через Вопь, казаки на них и налетели, да всех и захватили: кого побили, кто в реке утонул, кого в полон (плен) взяли. И начали все брать. А добра-то, добра! Видимо-невидимо! И нам сказали: "Берите". Как сами уже набрали, и девать было некуда. Прежде много было на лошадях, а теперь лошади насилу шли, так на них навалили, навьючили. Платов в 3-х верстах велел у казаков все отобрать, у них уже лошади были попорчены, сбиты. Собрал Платов в кучу все добро, да и попалил (сжег), а казаков послал догонять французов и бить, и сам поехал за ними. А мы как бросились на добро, со всех сторон набежали мужики, как на ярмонку (ярмарку) о Светлую – и глаза разбегаются: не знаем, что брать. Наберем, наберем – брать некуда. Как опять казакам попадутся французы, они лучшее отберут себе, лучшее в кусты спрячем и опять за добром. А многие были догадливы: с возами туда (к реке Вопь) приехали, со товарищами. Да, набрав на воз, за кустами положат: один останется караулить, а другой таскает. Иные куды много набрали, да дорогих вещей!"

Сцены грабежа рассказаны очень достоверно. Вот только нет ни одного упоминания о том, что казаками или крестьянами были найдены и захвачены церковные ценности. Вполне понятно, что сжег Платов – носильные и бытовые вещи, предметы сервировки и рядовые украшения. И не стоит обращать внимание на слова "дорогих вещей". Для обычного крестьянина Смоленской губернии даже обычное пальто представляло собой невиданную ценность.

Однако вернемся к письму вице-короля. Он пишет, что достиг Ульховой Слободы (ныне Ольхово). Причем двигался ускоренным маршем, бросив на произвол судьбы основную массу своих солдат. Теперь прикладываем линейку к карте и легко подсчитываем, что от Засижья до Ульховой Слободы всего-то 21 километр. Двигаясь обычным шагом, налегке, это расстояние легко можно преодолеть всего за 5 часов. А ведь Богарне вышел из Засижья в 5 утра. Следовательно, не встречая на пути никакого сопротивления (казаки еще почивали), он уже к 10 часам утра мог добраться до Слободы. Ему ничего не стоило потратить еще 2 часа и выйти на берег Вопи.

Тут возникает законный вопрос. Почему Богарне выдвинулся так рано, в столь жуткий мороз? (В ту ночь заживо замерзло 300 человек.) Почему при этой спешке он двигался так медленно, если очень торопился и его ничего не сковывало на марше? Ведь усредненная скорость отходящих войск не превышала в действительности полутора (!) верст в час. Значит, даже продвигаясь "ускоренным маршем", основная колонна Богарне больше стояла, нежели шагала. Совершенно непонятно, что мешало ему прибавить ходу? В отсутствие реально противодействующего противника мешать более быстрому движению могло только одно – наличие в головной части его колонны достаточно массивного обоза, продвигать который в тех конкретных условиях было совсем нелегко. Взглянем еще раз на карту. От Засижья до места его следующей стоянки войскам Евгения Богарне пришлось преодолеть как минимум 3 мощные естественные преграды.