Текст книги "Россия. История успеха. После потопа"

Автор книги: Александр Горянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

3. Разжигание страстей

Люди, запутавшиеся в событиях, обожают объяснения-афоризмы – чтобы одна фраза объяла всю суть сложного явления и ломать голову больше не требовалось. Подобный спрос всегда рождает предложение. Афоризм именно такого рода, притом достаточно высокомерный, пустил бывший разведчик и практикующий остроумец Леонид Шебаршин. Звучит это так: «Особенно много дала перестройка азербайджанскому и армянскому народам. Под гнетом царской монархии и сталинской диктатуры, в удушливой атмосфере застоя они не могли и мечтать об освободительной войне друг против друга». Дескать, есть такие народы, которые нельзя предоставлять самим себе, обязательно передерутся.

Обсуждение процессов в «советских республиках» в период 1985–1993 гг. выходит за пределы задачи, которую я себе поставил, но совсем их не коснуться нельзя.

Строго говоря, в 1985 г. на национальных окраинах царила обманчивая (а может быть, и не обманчивая) тишина. Да и в течение почти всего следующего года поверхностный взгляд не увидел бы там заметного оживления. Разве что зазвучали голоса в пользу идеи «регионального хозрасчета», т. е. более высокого уровня экономической самостоятельности. Попытки настоящих диссидентов выйти из подполья на Украине, в Молдавии, Прибалтике, Закавказье жестко пресекались: «двойной идеологический гнет» не был выдумкой «антисоветчиков».

При всем разнообразии национально-освободительных движений они схожи в главном. В каждом из таких движений есть люди, предпочитающие даже в борьбе с режимом не выходить за рамки режима, и есть стихийные силы, управлению поддающиеся мало. Стоит вечной мерзлоте слегка подтаять, эти силы обязательно заявят о себе. Межэтническая напряженность вырывалась наружу даже в советское время, когда это гарантированно вело на лагерные нары. Когда же дотоле безжалостная власть вдруг слабеет, жди серьезных событий.

Первый раз рвануло там, где меньше всего можно было ожидать: в идиллической и полностью русскоязычной Алма-Ате в декабре 1986 г. студенты-казахи предприняли попытку «русского погрома». Беспорядки были подавлены с привычной, казалось бы, советской свирепостью, но внимательные люди заметили разницу. Во-первых, дело не было полностью замолчано – оно пусть и акварельно, но обсуждалось в газетах. И во-вторых, самое главное, в этом обсуждении проскальзывали обороты типа «вместе с тем», «но надо признать и то, что».

Пессимисты настроились, что следом немедленно полыхнет и в других местах – но нет: 1987-й прошел, как многим тогда показалось, под знаком энергичного общедемократического пробуждения. Из событий года сколько-нибудь ярко национально окрашенными оказались лишь выступления крымских татар, требовавших организованного и за счет властей возвращения их в Крым и обустройства там. Некоторые мудрецы со Старой площади решили, что национальные вопросы и впредь останутся на обочине шоссе, ведущего в «обновленный СССР». А между тем именно в 1987 г. больше чем в половине республик возникли ядра организаций, из которых год спустя сформируются «народные фронты» и им подобные движения. Эти «фронты» поведут затем свои республики к независимости.

Настоящая бомба рванула в первых числах января 1988 г. на Кавказе. В Кафанском и Мегринском районах Армении вооруженные группы выгоняют местных азербайджанцев из их домов. Несколько сот (по другим данным, тысяч) человек с детьми бредут пешком в стужу через перевалы в Азербайджан. Их размещают в Сумгаите, где 27 февраля начинается армянская резня. Так разгорелся конфликт, столь изящно описанный Л. Шебаршиным. Этот конфликт длится уже больше 20 лет.

Многое произошло в том – 1988-м – году. Самым неприятным оказалось явление, предвидеть которое сумели немногие: заглушая демократов, в нескольких республиках стали все громче звучать голоса «историков», сливаясь в ликующий ослиный хор. Если бы Старая площадь, еще не совсем утратившая власть, уделила больше внимания материалам, которыми стали все гуще заполняться журналы и газеты (многие из них были органами местных ЦК КП!), а также телеэкраны в республиках, это, возможно, привело бы ее в чувство, но Старая площадь была занята чем-то другим. Мелькнул, чтобы куда-то немедленно сгинуть, Закон от 2 апреля 1990 г. «Об усилении ответственности за посягательство на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории СССР».

Профессиональные психопатологи когда-нибудь разберутся с феноменом детской безответственности ученых и журналистов, разжигавших национальную вражду. Они обрушили на голову малоподготовленного, мягко говоря, читателя и зрителя самые дикие открытия. Оказывается, сосед, прикидывающийся приличным человеком, уже семьсот, или триста, или тысячу лет пьет нашу кровь, он коварен и всегда наносит удар в спину. Этнос, представляемый автором открытия, самый древний на свете, а есть нации-выродки. Академик открыл это давно, но Москва трусливо засекретила его находку. И так далее.

Первые же сенсации такого рода открыли шлюзы массового безумия. Украинский кинорежиссер выступил с требованием раз и навсегда запретить все межнациональные браки, а уже заключенные – насильственно расторгнуть. По тбилисскому телевидению прозвучал призыв немедленно крестить всех аджарцев-мусульман. Можно не продолжать.

С приходом гласности печатному слову и телевизору начали свято верить. Правда, мудрецы разных наций утверждали разное, в связи с чем ученые диспуты завязывались уже между простыми людьми, перерастая в столкновения. В исторические споры на Кавказе, Западной Украине, в Молдавии вступали даже крестьяне, как метко заметил кто-то, «мучительно закладывая мозолистые пальцы в страницы».

На национально-заточенной интеллигенции конфликтных регионов лежит огромная вина за пролившуюся вскоре кровь – в первую очередь на писателях и журналистах. Отдавая должное их роли в демонтаже тоталитарных структур, нельзя забывать и об этом. В середине 90-х они начали оправдываться: «Не журналисты начинали войны». Верно, просто они делали их неизбежными. Мы помним, как разгорались армяно-азербайджанский и грузино-абхазский конфликты. Будоража память о давних исторических счетах, кавказские СМИ произвели эмоциональную артподготовку настоящих войн. Взвинтив людей до предела, они сделали все, чтобы раздались выстрелы.

Я пишу это еще и для того, чтобы лишний раз напомнить о здоровой толстокожести российских СМИ, ни разу до распада СССР не ввязавшихся в обмен ядовитыми стрелами с русофобами в будущем ближнем зарубежье. И не потому, что их стрелы не долетали до России. Знаю редакции, где подобного рода материалы вечно валялись на столах для желающих. Не знаю, была ли у журналистов России договоренность не реагировать или консенсус сложился сам собой, только они не реагировали.

В те опасные годы мудрость была проявлена, но в наши дни она иссякла. Сегодня почтенные авторы выдают в Сети перлы такого рода: «Нациствующие чухонские племена, шумные табуны защитников украинской незалежности… провинциальные комары», «…вступая в диалог «дурак – сам дурак» с Польшей, Латвией и Грузией, Москва показывает, что находится в мировой политике на уровне этих ничтожеств»… Ничтожества, чухонские племена, «незалежность» в качестве слова строго для иронического употребления – и это пишут интеллигенты, наследники благородного русского универсализма!

Вообще градус раздражения, когда речь идет о Прибалтике (чего стоит хотя бы Альфред Кох со своей статьей «Еще один член семьи цивилизованных народов») или о Грузии, просто удивителен. Допустимо ли забывать, что грузины – братский православный народ и что отношения с Грузией для России многократно важнее, чем, например, с Канадой или Испанией, совершенно не желая обидеть последние? Или что в Латвии живет 2 млн 300 тыс. прекрасных людей, и претензии к нескольким конкретным уродам – совсем не повод для разжигания неприязни к этой стране. Странно, что приходится напоминать: ненависть к любой нации – признак серьезной умственной слабости.

4. Победа юридизма

Возвращаюсь к bon mot Л. Шебаршина. Ни одна настоящая империя не допустит войны своих подданных друг против друга. Но автор афоризма, как человек просвещенный, не может не знать, что настоящая империя и не проводит государственные границы внутри самой себя. Квазиимперия, которая это делает, обречена с наступлением кризиса на распад по этим границам. И скорее всего, на последующие военные действия за их переделку.

Сохранив внутри себя квазигосударственные границы, СССР сделал свой будущий распад вопросом времени. При подготовке союзного договора 1922 г. тогдашний председатель Совнаркома Украины Христиан Раковский (родом болгарин и румынский подданный, сын помещика) сумел склонить Ленина к принятию такой модели Союза, куда РСФСР вошел бы «вместе и наравне» с прочими республиками. В основу этой идеи были доверчиво взяты обсуждавшиеся еще до 1914 г. прожекты австрийских марксистов об устройстве будущей социалистической Австро-Венгрии. Такая конструкция, не исключено, могла бы работать, развиваясь с самого начала на добровольных и демократических принципах. Но сразу же зажатая со всех сторон множеством тисков, она оказалась неспособна устоять при их ослаблении – так у человека, много лет проведшего в гипсовом корсете, атрофируются целые группы мышц. Точка зрения генсека ЦК ВКП(б) Сталина и секретаря ЦК КП(б) Украины Мануильского о том, что все государственные образования, возникшие на территории Российской империи, должны стать максимум автономиями РСФСР, была отвергнута. В то время в большевистской верхушке еще шла совсем нешуточная борьба.

Но вот что интересно. Из путаного и не вполне грамотного текста первой Конституции РСФСР[45]45
  О том, как писались первые советские законы, дает представление глава «Законодатель» в воспоминаниях Владислава Ходасевича (Собрание сочинений в 4 томах. – М., 1997. Т. 4).


[Закрыть] (принятой 10 июля 1918 г.) вытекало, что автономные образования имеют право на выход из РСФСР: статья 49 наделяла Всероссийский съезд Советов и ВЦИК Советов правом на «принятие в состав РСФСР новых сочленов и признание выхода из Российской Федерации отдельных частей ее». А статья 8 предоставляла «рабочим и крестьянам каждой нации [Российской Федерации] принять самостоятельное решение на своем собственном полномочном Советском съезде, желают ли они и на каких основаниях участвовать в федеральном правительстве».

После же создания Союза ССР речь о праве «отдельных частей» РСФСР на выход из нее уже не шла. То есть, когда СССР формально стал договорной федерацией, РСФСР перестал быть таковой. Право на выход было сохранено лишь за союзными республиками, да и то почти семьдесят лет считалось, что это пустые слова. Но, внесенные в торжественные документы, эти слова ждали своего часа. Неразрешимая, казалось бы, задача бескровного роспуска Союза ССР была решена с их помощью.

И наоборот, отсутствие таких слов не дало отделиться российским автономиям, хотя местные элиты в ряде случаев уже были готовы ринуться в этом направлении. За четыре месяца 1990 г. вслед за союзными республиками провозгласили свой суверенитет девять из одиннадцати автономий, граничивших с иностранными государствами или имевших выход к морю (исключение составили Таймырский национальный округ и Еврейская автономная область), причем национальные округа вдобавок требовали предоставить им статус автономной республики. Вот они: Карелия (граничит с Финляндией) – 10 августа; Якутия (выходит к Северному Ледовитому океану) – 27 сентября; Чукотский округ (выходит к Северному Ледовитому и Тихому океанам, граничит по морю с США) – 29 сентября; Бурятия (граничит с Монголией) – 7 октября; Корякский округ (выходит к Тихому океану) – 9 октября; Ямало-Ненецкий округ (выходит к Северному Ледовитому океану) – 17 октября; Калмыкия (выходит к Каспийскому морю) – 19 октября; Горно-Алтайский округ, ныне Республика Алтай (граничит с Монголией и Китаем) – 25 октября; Тува (граничит с Монголией) – 11 декабря. Трудно поверить, что это не были первые ходы в задуманных многоходовках. Вернее, в двух-, трехходовках. В 1990–1991 гг. многим казалось, что дело уже в шляпе. Продолжение не последовало из-за событий, связанных с самой решительной из автономий, Чечней. А еще – благодаря ельцинскому призыву: «Берите столько суверенитета, сколько осилите». Если «сколько угодно», зачем искать приключений, причем немедленно, как Чечня?

В 70-летней истории с «союзными» и «автономными» вообще не все ясно. Если Сталин был такой провидец и унитарист (еще в апреле 1918 г. он, нарком по делам национальностей, говорил: «Федерализму в России суждено, как и в Америке и Швейцарии, сыграть переходную роль к унитаризму – к будущему социалистическому унитаризму»), вынужденно уступивший Ленину в 1922 г., почему же он в 1936 г., обладая уже всей полнотой власти, пошел на превращение Казахстана[46]46
  Напомню заодно, что Казахстан вышел из состава СССР и провозгласил независимость последним, 16 декабря 1991 г., через восемь дней после того, как в Беловежской Пуще было объявлено, что «Союз ССР, как субъект международного права и геополитическая реальность, прекращает свое существование». А что еще Казахстану оставалось делать?


[Закрыть] и Киргизии из автономных республик в составе РСФСР в союзные?

А вот Хрущев, наоборот, поступил в 1956 г. как ранний Сталин. В тот год Карело-Финская ССР (о ней сегодня напоминает только шестнадцатая позолоченная девушка фонтана «Дружба народов» московского ВВЦ) была им «волюнтаристски» разжалована в Карельскую АССР в составе РСФСР. Если бы не это решение Хрущева, сегодня Мурманская область была бы такой же эксклавной территорией, как Калининградская: в 1991 г. Карело-Финская ССР обязательно провозгласила бы независимость – чем она хуже прочих ССР? Причем эта утрата оказалась бы посерьезнее утраты Крыма.

Уход республик произошел так спокойно в первую очередь потому (странно, что мыслители, отрицающие способность нашего народа к правовому мышлению, не обратили внимания на данный факт), что в глазах большинства все было по закону. Пусть не на сто процентов по закону, главное – не по понятиям. Самые простые люди говорили, вздыхая: «Ничего не поделаешь, имеют право. По конституции!»

Это был железный довод. Такой же железный, как и отсутствие права на независимость у автономий: нельзя по конституции! Юридизм победил в данном случае не только на государственном уровне, но и на уровне массового сознания.

Хотя кто-то и напоминал с экрана, что лишь по чистой случайности созданная в 1921 г. Горская автономная республика, объединявшая осетин, кабардинцев, балкарцев, карачаевцев, чеченцев, ингушей и часть казаков, со столицей во Владикавказе, не стала союзной. Такие проекты были, республика вполне «тянула» на союзную – во всяком случае, территориально превышая Белоруссию, какой та была на момент создания СССР (а состояла она тогда из шести уездов бывшей Минской губернии). Повернулось так, а могло повернуться иначе.

Скажу заодно и о следующем. Как ни стараются сегодня в странах Восточной Европы об этом забыть, каждая из них избавилась от коммунизма не сама по себе, она была избавлена от коммунизма Москвой, вплоть до прямой режиссуры событий: «бархатными революциями» здесь скрытно (и не очень) руководили из посольств СССР. Причем, чтобы запустить процесс, оказалось достаточно урезать субсидии этим режимам – и прямые, и скрытые, в виде возможности реэкспорта советских поставок. Лишь про Польшу можно сказать, пишет французский политолог Ален Безансон, что она «отчасти освободилась собственными силами» («Русская мысль», 27 апреля 2000 г.). Разумеется, ни слова, ни вздоха благодарности Россия ни от одной из этих стран (исключая бывшую ГДР) не дождалась. Дождалась прямо противоположного.

Лучше всех об этом сказал Солженицын (интервью «Шпигелю» 23.07.2007): «Они [политики посткоммунистических стран] готовы предъявлять претензии и обвинения – и самой удобной для себя мишенью выбирают сегодняшнюю Москву. Как будто они героически освободили себя сами и вот живут новой жизнью, а Москва осталась коммунистической». Боюсь, нам скоро начнут рассказывать, что «бархатные революции» совершались под огнем советских (даже нет: русских) танков[47]47
  Восточная Европа дает замечательный материал для психолога, изучающего коллективное «вытеснение» нежеланных воспоминаний. «В 1989–1990 гг. демонстранты в Праге, Восточном Берлине, Варшаве выкрикивали имя Горбачева, выражая желание избавиться от своих коммунистических вождей и веря, что он поможет». (М. Геллер, А. Некрич. История России. 1917–1995. В 4 т. Т. 3. – М., 1996).


[Закрыть].

5. Кто первым вышел из СССР?

Мы уже привыкли, что ельцинскую эпоху обзывают «потерянными годами», самого же Ельцина – «царем Борисом», который был одержим «патологической жаждой власти», «совершил беловежское предательство» и «расстрелял парламент». Понятно, когда такое слышишь от коммунистов, но когда то же самое твердят либералы, начинаешь сомневаться в их политическом здравии.

Нечаянно опрокинувший коммунизм Горбачев в кормчие плавания к вольному берегу – смертельно опасного плавания – никак не годился. Он сделал свое великое дело и должен был уйти. Стране требовался другой лидер. Страшно представить себе: ведь он мог не найтись в нужный миг. Но он нашелся.

Поначалу Ельцин многим внушал страх. Секретарь обкома, снес Ипатьевский дом, популист… А уж манеры! Но когда он швырнул свой партбилет, народ сразу понял, что это поступок не оппортуниста, а решительного человека. Массы инстинктивно поверили ему. В переходные времена, когда чувства обострены, инстинкты играют замечательную роль. Поступок Ельцина помог миллионам разочаровавшихся в утопии преодолеть психологический порог и поступить так же.

Ельцин сделал все для принятия Декларации о суверенитете РСФСР, но не был ее отцом. Съезд народных депутатов, до того расколотый на два непримиримых лагеря – российских коммунистов и демократов, – обнаружил 12 июня 1990 г. неслыханное единение: за суверенитет было отдано 907 голосов из 929. Каждый лагерь голосовал по своей причине. Демократы строили планы быстрой и радикальной экономической реформы и не хотели, чтобы союзное законодательство стало ей помехой. Коммунисты же (во главе с тов. Полозковым) хотели избавиться от «перестроечного» руководства Горбачева.

Идея покинуть СССР витала в России уже не первый год. Шестого июня 1989 г. на Съезде народных депутатов ее наконец публично озвучил писатель Валентин Распутин, задавший такой вопрос: почему бы России не выйти из состава СССР, зачем нам такой балласт? Не только элиты республик хотели убежать от так называемого Центра (который для них и был Россией), но и элиты России хотели убежать от республик. Правительство Ивана Силаева (разумеется, с ведома Ельцина) начиная с июня 1990 г. начало сокращать выплаты в союзный бюджет, сознательно ускоряя процесс всеобщего тихого расползания: у дотационных регионов вроде Таджикистана или Прибалтики исчезал последний мотив оставаться в СССР. Что касается россиян, они, естественно, приветствовали идею, что Россия будет меньше отдавать другим. Сакральная тема единства СССР была опущена на уровень денежных взаиморасчетов.

Декларация 12 июня 1990 г. была поддержана не только съездом, но и тогдашним российским обществом. Последовавший полтора года спустя распад СССР поставил в глазах многих летописателей позитивный смысл той акции под сомнение, и напрасно. Максим Соколов справедливо пишет, что Декларацию о суверенитете у нас постепенно стали рассматривать «скорее как неприличный случай в благородном семействе, притом что к ней восходит в конечном счете вся нынешняя российская государственность. И апологетов, и беспощадных критиков роднит восприятие этого документа как фантастического, противоречащего всем известным историческим закономерностям. Ведь суть его в том, что главная, становая имперская нация объявила о фактическом выходе из империи, в которой она занимала главенствующее положение. Декларировалась, что РСФСР – Россия первична, а СССР – постольку-поскольку. Первой от империи отложилась самая большая и самая главная ее часть, инородческие провинции лишь последовали примеру».

Соколов, как обычно, пишет в расчете на людей просвещенных и памятливых. Те же, кто будет изучать события по разного рода самодельным «хроникам» (их полно в Сети), могут удивиться: разве первой «отложилась самая главная часть империи»? Ведь к 12 июня 1990 г. уже приняли законы о суверенитете Латвия (27.08.89), Азербайджан (23.09.89), Грузия (9.03.90), Литва (11.03.90) и даже Нахичеванская АССР (19.01.90). Но все это еще было частью того торга с Москвой, который вели местные коммунистические верхи. Чтобы остаться у власти, они пошли на союз с национальными движениями, это прочитывалось даже по газетам. Так, Коммунистическая партия Латвии, вслед за принятием в республике закона о суверенитете, публикует в своем печатном органе «Программу действий «По пути суверенитета Латвии»»[48]48
  Советская Латвия. 5 сентября 1989 г.


[Закрыть]. Приняв законы о суверенитете, республики не решались в одностороннем порядке объявить о выходе из СССР. 99, 9 % союзных законов оставались на их территориях в силе. 4 мая 1990 г. Верховный Совет Латвии сделал важный шаг, объявив о начале «переходного периода» к независимости. Но переходный период – дело долгое. Между августом 1989-го и августом 1991-го я часто бывал в Риге и особых перемен не видел. Чтобы попасть в хорошую гостиницу, по-прежнему требовался звонок «из горкома».

Суверенитет России был явлением совершенно иным, он принципиально изменил ситуацию – за понятием СССР сразу исчезла реальная сила, дверь наружу распахнулась. Уже в следующем году через эту дверь вышли остальные 14 республик: Литва объявила об этом 11 февраля 1991 г., Грузия – 9 апреля, остальные двенадцать – после августовского путча, причем все они приняли по такому случаю специальные законы или декларации[49]49
  Поразительно, но и после формального выхода из СССР все 14 центральных банков отложившихся государств продолжали выдавать безналичные кредиты в советских рублях. Благодаря этому значительная доля валового внутреннего продукта России 1992 г. просто утекла за новые рубежи. Только в конце июля 1993 г. советские рубли были объявлены недействительными.


[Закрыть]. Характерно, что лишь Россия не принимала никаких дополнительных актов, справедливо посчитав, что Декларации 12 июня 1990 г. достаточно. Таким образом, можно согласиться с утверждением М. Соколова, что Россия покинула Союз ССР первой.

К близкому, по сути, объяснению распада СССР пришел довольно проницательный автор Войцех Зайончковский, несколько лет проработавший в польском посольстве в Москве. Соглашаясь в своей книге «Россия и ее народы» (Wojciech Zajaczkowski. Rosja i narody. – Warszawa, 2009) с тем, что экономический кризис и сепаратистские настроения сыграли свою роль в распаде СССР, главной причиной происшедшего он называет, тем не менее, «национальный эгоизм русских», которые пришли в конце 80-х к убеждению, что национальные республики – экономическое бремя для России и что «единственный способ преодолеть кризис – сбросить с себя ярмо полиэтничности».