Текст книги "Львиная охота"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Покойник выбрал именно тебя, – доверительно сказал Эдгар, почти дословно повторив мысль Вивьена Дрды. – Большая удача. Впервые есть кто-то, на кого всерьез можно рассчитывать. Несмотря на наши прошлые разногласия...

Он уже не сидел на краешке скамейки. Оказалось, он придвинулся ко мне на расстояние пощечины, и тогда я стряхнул с себя очарование чужого бреда. Видеть себя в третьем лице, думать о себе в третьем лице – привилегия вождей и шизофреников.

– Во-первых, не "ты", а "вы", – напомнил я, восстанавливая дистанцию. (Он тут же отодвинулся). – Во-вторых, откуда вам все это известно?

– Данные точны, – ответил Шугарбуш уклончиво. – Тебе что... Вам что, имена и псевдонимы агентов назвать?

– Боже упаси, – сказал я. – Просто супержмурь внеземного происхождения – это как-то непривычно. Я, собственно, спросил не о том, каким образом вы узнали о ее существовании. Если машинка еще не собрана, с чего вы взяли, что обязательно получится супержмурь, а не, положим, стереопроектор?

Эдгар пригладил жидкие волосенки на голове. Веснушчатое лицо его стало абсолютно непроницаемым.

– Значит, вы все-таки знаете, – произнес он с без выражения.

– Что я знаю?

Он погрозил пальцем.

– "Машинка не собрана". Проговорились. Да, надеюсь, эта дьявольская штука и вправду еще не собрана, потому что когда они найдут третье звено, будет поздно.

Ага, подумал я. Раз, два, три, солнышко гори. До трех мы считать умеем. Нечто, состоящее из трех (или более?) деталей, в настоящий момент расчленено и закопано где-то в Эдеме, и злые дяди носятся по саду с саперными лопатами, мечтая сложить эту головоломку, а другие злые дяди пытаются схватить и допросить главного змия-хранителя, прибывшего с далеких звезд, и попутно все крушат друг друга. Увлекательный роман. Третья деталь не найдена, но где в таком случае остальные две? И что в действительности зарыто в камерах хранения? И причем здесь турист Жилов, который ничего толком не знает? И что нужно было от Жилова тому русскоязычному чудотворцу, который умолял: "Пойди и возьми"?

Какая дичь, говорил в таких случаях один охотник.

– Кстати, Эмма – родом из этих мест, – зачем-то сообщил мне Шугарбуш. – Сногсшибательная карьера вашего стратега начиналась с депутатства от этой республики. Вы знали?

– Ну и что с того? – сказал я.

– Фактор прошлого оказался решающим, вот что. Странные совпадения, уходящие корнями в биографии наших противников, иногда меня просто пугают. Мелкие невезения складываются в большую закономерность, Максим. Появляется идиотское чувство, будто вся природа вдруг встала против нас.

Напарник, запертый в моем черепе, исступленно колотил ногами в кость: нельзя верить! Это же Эдгар, вопил он. Нельзя верить им всем, прилизанным и опрятным. И холодным, как межпланетное пространство. Хотя, зачем обижать космос такими сопоставлениями? Я бросил наугад:

– А что у вас с Рэй? Опять у кого-то нервы сдали?

Эдгар неловко взмахнул ресницами. По лицу его скользнула досада словно юркая змейка проползла.

– В каком смысле?

– Я не знал, что Инна – счастливый отец. Потому и спросил.

Эдгар закаменел.

– Счастливый отец, – повторил он. – Когда лучший сотрудник оказывается предателем, не хочется вспоминать про его отца. Скорее про мать.

Наверное, метил он в том числе и в меня. Измена, как известно, не имеет срока давности. Мне были безразличны кипящие в нем чувства, которым не дозволялось выплескиваться наружу (впрочем, в ипостаси большого начальника Эдгар растерял изрядную часть своей выдержки), но зато мне не было безразлично все, что касалось Рэй. Личность известная в определенных кругах, почти легендарная, хоть и очень, очень молодая. Вундеркинд, можно сказать. Именно усилиями этого агента, на тот момент стажера Службы Контроля, была остановлена крупная контрабанда сингонических метаморфоров из каторжной тюрьмы на Протее-2. Преступная группа состояла из офицеров надзорсостава и их жен. Алмазные капли, которые добывали на астероиде Протей-2, были вовсе не тем, из-за чего месторождения не могли быть закрыты ни при каких условиях. Все дело было в так называемой звездной плесени, в которой словно выпачканы были алмазы. Эта якобы грязь содержала астроуглерод, он же сингонит. Уникальный минерал, легко меняющий свою кристаллическую модификацию в зависимости от плотности окружающей среды от графита (слоеная форма решетки) или лонсдейлита (гексагональные сингонии), до совершенно немыслимых образцов. Его открытие позволило не только перевернуть лазерные технологии, создав первые образцы промышленных бластеров, но и, что было главным, измельченный сингонит резко замедлял деформацию кристаллической решетки плазменных ловушек. А без плазменных ловушек, сами понимаете, по космосу не полетаешь. Иначе говоря, закрытие месторождений означало для человечества потерю парка светоходов и уход из межпланетного пространства, потому что Протей-2 оставался пока единственным местом в Солнечной системе, где обнаружились подобные метаморфоры. Этот астероид, кстати, весьма необычен. Из числа крупных, однако открыт недавно, в начале века. Оттого стал в свое время маленькой сенсацией. Характер его движения резко отличается от нормы и похож на мудреные странствия какой-нибудь короткопериодической кометы. Пересекая орбиты нескольких планет, в том числе Марса, Земли и Венеры, в перигелии он заходит аж за орбиту Меркурия (жара на приисках в этот период – в буквальном смысле адская). Поначалу думали, что Протей-2 и вправду кометное ядро, исчерпавшее запас газов, но когда долетели до него... впрочем, это совершенно другая сказка, как писал Ганс Христиан Андерсен. Каторжная тюрьма, возможно, не самый гуманный способ поддерживать режим секретности, зато самый радикальный. Так что мириться с контрабандой астроуглерода и прочими шалостями деловых мерзавцев было никак невозможно... После той истории, насколько я знаю, агента-вундеркинда внедрили уже непосредственно в главный офис Реестра, в результате чего было предотвращено покушение на директора, вызревшее, как ни странно, в недрах службы личной охраны, а нашего героя вынесло в число самых приближенных к директору лиц. Я много чего знал про агента по имени Рэй, за исключением того факта, увы, что Рэй – это подлинное имя...

– Отчего ж сразу предатель-то? – вознегодовал я. – Может, человек просто захотел жить иначе. Перестать лгать.

Эдгар сказал ровным голосом:

– Это вы для Инны оставьте, утешьте старика. Совершена кража. Из подземного хранилища, подчиненного лично директору Реестра, исчез экспонат, назначение которого долгое время оставалось загадкой. Лет пятнадцать назад, во времена мятежа на Ганимеде, этот предмет был обнаружен на одном из астероидов. Но теперь мы знаем, что это такое. Это было звено метажмури. Улыбаетесь? Зря. (Я вовсе не улыбался.) Украденный экспонат доставили сюда – специально для вашего друга Покойника, так что два звена от машинки ими уже собраны. И все благодаря Рэй. Не понимаю...

Вновь что-то человеческое, что-то мелкое проступило в лице большого босса Шугарбуша (обида? растерянность? страх?), но лишь на мгновение, на короткое мгновение слабости.

– Что это, если не предательство? – поинтересовался он.– Так и передайте Рэй. Кстати, Максим, я даю вам столько закрытой информации, что хочется самого себя под суд отдать.

Мне не понравились его намеки. Мне вообще не нравится, когда делают вид, что играют в открытую, держа в каждом из карманов по запасной колоде, поэтому я глянул на часы и встал, решительно сказавши: мне пора, мне еще переодеться надо успеть. Эдгар тоже встал. Еще пару минут, попросил он, никуда ваши Пшеховские не денутся. Ему было отлично известно, где и во сколько меня сегодня вечером ждут – это мне уже совсем не понравилось. Он застегнулся на все пуговицы, тщательно уложив зеленый галстук под пиджак, и произнес завершающий спич. Вы боролись с психоблокадой, а получили Суперблокаду, сказал он, вы яростно топтали жмурь и не заметили в ослеплении, как на взрыхленной вашими ботинками почве выросла Метажмурь. Не пора ли успокоиться и осмотреться? Мы не призываем вас занять нашу сторону, воскликнул он, очаровывая меня тусклыми бесцветными глазками, мы вообще не хотим, чтобы вы занимали чью-нибудь сторону. Оставайтесь таким же независимым и самостоятельным, каким вы стали в пору борьбы со жмурью. Эмма рвется к власти: мы это знаем, и вы это знаете. Нам вы не доверяете – ваше право. Поэтому мы просим: если вы всех опередите, что вполне вероятно, то подумайте десять раз, прежде чем мчаться с находкой к Эмме. Отдайте ЭТО нет, не Службе Контроля! – всему человечеству. В любой приемлемой для вас форме...

– Перестаньте за мной подглядывать, – зло ответил я. – И подслушивать. Я не кинозвезда, на "Оскар" не претендую.

– Наблюдение снято, – тут же и очень убежденно сказал он. – Слово офицера.

Эдгар Шугарбуш всегда был уверен в том, что говорит, даже если через минуту менял свое решение.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Коттедж был оформлен в скандинавском стиле, ничего лишнего. Стены, покрытые тонированной штукатуркой цвета топленого молока. Настоящая деревянная мебель, не какая-то там. Пол и потолок обшиты мореным дубом (красивое дерево, с зеленоватым отливом). По словам хозяев, этот материал специально заказали из-под Твери, с родины Татьяны. Дороговато, конечно, но семья могла себе такое позволить.

Ровно в девять включили видеоприемник, так уж было заведено в этой семье. Святое время, время открывать окно в большой мир. Одна из привычек, складывающихся годами. Чета Пшеховских была из истинных интеллигентов, за что я и любил их. Видеоприемник у них был объемного изображения: в прозрачной цилиндрической склянке, заполненной инертным газом, жили аккуратные, гладенькие фигурки людей, похожие на великолепно анимированные куклы. Хозяева включили новости, наивно полагая, что сдобренный картинками бубнеж не слишком обременит наше общение. O, sancta simplicitas10! Уродцы мои милые...

– Ну и дела, – оторопело сказал Анджей после минуты общего молчания.

Новости были сплошь местными. Одновременно в двух точках, в аэропорту и на морском вокзале, неизвестные злоумышленники совершили на редкость дерзкую акцию. Устройства управления камерами хранения были переключены в режим "Аварийный сброс". Мало кто знает, что такой режим существует, и уж, тем более, им никогда здесь не приходилось пользоваться. Эта возможность в обязательном порядке закладывалась в программы еще со времен борьбы с терроризмом, из соображений безопасности, когда экстремисты представляли серьезную угрозу, но с тех пор минуло слишком много лет. Обслуживающий персонал размяк, раздобрел и потерял память. Грустно было слышать детский лепет этих оболтусов, смотреть на их слюни и сопли. Программная имитация чрезвычайных обстоятельств привела к тому, что все до единого боксы в камерах хранения раскрылись, наплевав на всякие там права личной собственности, после чего шустрые ребята, очень кстати оказавшиеся поблизости, без лишнего шума собрали урожай, погрузились и разъехались в разные стороны. Эта схема действий сработала безотказно – и в аэропорту, и на морском вокзале. Одновременно. Полиция, судя по ее заверениям, была готова к нападению, но внешнему – с воздуха, с моря, из-под земли. Увы, вместо наглой атаки был предложен мягкий, культурный вариант. Свидетелей не тронули, пострадала только негласная охрана в залах с боксами, в количестве шести агентов. Их безошибочно вычислили и усыпили... Жалко было Дрду, не везет ему сегодня.

В комнату вплыла Татьяна, заняв своими габаритами половину помещения (первую половину занимали мы с Анджеем). Стенка, разделявшая коттедж надвое, имела сквозное отверстие, этакое окошко, в котором и размещалась склянка видеоприемника, так что наблюдать за раскрывающими рты кукольными головами можно было и отсюда, и оттуда. Хозяйка поставила на стол кувшин с чем-то прозрачным, искрящимся, и подсела к нам.

– Чер-те что на свете творится, – тихо произнесла она. – Еще и Стас пропал.

У нее был низкий голос, под стать ей самой. Когда она говорила громко, дребезжали стаканы на столе.

– Как это – пропал? – не понял я.

– Мы пытались позвать его в гости, – сказал Анджей, – сюрприз тебе хотели сделать. Целый день разыскивали...

– Всем спокойно, – объявил я. – С большими людьми это бывает.

Мне вовсе не было спокойно, и напоминание о Стасе только всколыхнуло муть, осевшую на дне сознания. Мой друг занимал такое положение, которое просто не могло не вовлечь его в события. А события, судя по новостям, не стояли на месте. Единственное, что если не радовало в этой ситуации, то хотя бы вызывало пошлое злорадство, было вот что: утром, в камерах хранения железнодорожного вокзала, явно ничего не нашли, раз уж пошли на новое нападение.

– Что сидишь? – толкнула Татьяна мужа. – Разливай.

Жидкость из графина переместилась в рюмки.

– Что это? – нехорошо возбудился я, распробовав.

– Капо, самогон из фиников, – подмигнул мне Анджей. – Домашний, без аналептических нейтрализаторов.

– Финиковая водка – это арака, – сказал я, блаженствуя. – Не путайте меня.

– Это на Востоке арака, – обиделся Анджей. – А у нас – капо.

Я вспомнил Вячеславина.

– А на вынос можно?

– Дадим, дадим, не ерзай.

– Я вез вам всем "Скифскую", – признался я, – но пограничная стража лютует. Что же вы, ребята? Говорили, весь мир должен быть открыт, говорили, что страна с охраняемыми границами – тюрьма...

– Остров, – подсказал Анджей.

– Ну, остров. Быстро же вам надоела свобода.

– Главным препятствием был не государственный режим, а наши традиции, – возразил он. – Ты же знаешь, чем мы занялись перво-наперво. Причина вырождения была в обособленности. Чтобы страна перестала гнить, понадобилась новая кровь, новые люди, и они сюда приехали. А вы всё набрасываетесь да набрасываетесь на бедного генерала Брига.

– Кто таков?

– Начальник Службы Границ. Товарищ Аза Бриг. Нормальный дядька, честно делает свое дело.

Фамилия показалась мне смутно знакомой.

– По-моему, мы отвлеклись, – строго сказала Татьяна, звякнув ложечкой о рюмку. – Давайте-ка за встречу.

– Некая С.Бриг случаем не его родственница? – спросил я. Ваятельница.

Анджей затруднился с ответом, и тогда я опрокинул в себя обжигающее рот зелье, а потом схватил что-то с ближайшей тарелки. Это оказался кусок фасолевого торта.

– Почему в вашем городе не разрешают пить капо? Хмельной-то сон лучше, чем никакой, – блеснул я остроумием. – А утром опохмелиться для гармонии.

Супруги Пшеховски переглянулись. Очевидно, я выразился неуклюже. Русский медведь, тоже мне. Алкоголь стремительно всасывался в кровь, наполняя жизнь иллюзией смысла.

– Раз в год все можно, Максик – сказала Татьяна, будто тяжелобольного утешала. – Норму свою только знай. В конце концов, постоянно сдерживаться тоже вредно для здоровья. Попробуй, пожалуйста, вот этот пирог.

Я попробовал. Чтобы понять, из чего это сделано, одного куска оказалось мало. Хозяйка довольно улыбнулась.

– Мука из морской капусты, – открыла она страшную тайну. – Внутри одуванчики на меду.

– Запить, – простонал я, хватая воздух пальцами. – Отравили.

Странный шум раздался за спиной, и я оглянулся. Из соседней комнаты задом выползал некто в коротких штанишках и фланелевой маечке, сосредоточенно таща за собой на редкость диковинное сооружение.

– Леонид Андреевич Пшеховский, – с гордостью представила Татьяна третьего члена семьи, сделав это почему-то на русский манер.

Мальчик, впрочем, не обратил на нас никакого внимания, поскольку был чрезвычайно занят. Улегшись на бок, он подправлял что-то в своей игрушке, напоминающей то ли кишку, то ли жуткого кибернетического червя. Кишка медленно и беззвучно перемещалась по полу, а другой ее конец (привратник желудка? задний проход?) тянулся в соседнюю комнату, понимался по лестнице на второй этаж и там терялся. Мальчику было лет шесть-семь на вид. Надо полагать, ровесник революции. Что ж, мои поздравления, хоть и сильно запоздавшие.

– Почему Андреевич? – поинтересовался я.

– Не "Анджеевич" же! – фыркнула Татьяна.

– А что муж? Не обижается?

Она по-матерински обняла меня за плечи и поднесла к моему лицу огромный натруженный кулак.

– Мужья у нас вот где, – по секрету сообщила она. – Я, кстати, рожала в Торжке, когда мы с Анджеем к моему отцу ездили. Леню в честь отца и назвали...

Кулак ее мог потягаться размерами с моим, будто и вправду там внутри кто-то находился. Анджей только улыбался, поглядывая на супругу; был он очень спокойным, медитативным человеком.

– Андрюша, зайчик, – сказала она вдруг совершенно другим тоном. Спустись в погреб, достань Максику бутыль, пока помним.

Тот послушно встал. "Зайчик". Анджей не был компактным мужчиной, скорее наоборот, но рядом с женой не мог казаться иным. Татьяна разжала хватку, выпустив меня из рук, и я смог снова оглянуться на мальчика.

– Пан Леонид, – позвал я – Что мы такое перемещаем?

– Это нуль-фуникулер, – оскорбился он, так и не повернувшись. – Сам себя перемещает, разве не видно?

– Ух ты, – сказал я. – Мгновенно?

– В природе нет ничего мгновенного. Сначала нужно соединить транспортным каналом один телепортал с другим, – откликнулся он после паузы. Очень увлечен был делом, некогда ему было языком молоть. Но я не отставал:

– Как насчет безопасности для природы?

– Это же фитопластик, – объяснил он мне, несмышленышу. – Квазиживая система. Насыщает воздух отрицательно заряженными ионами и поддерживает баланс углекислого газа. Большая польза планете.

Нешуточный попался собеседник.

– Вообще-то я о мироздании беспокоюсь, а не о планете, – возразил я с максимальной осторожностью.

– Все, что хорошо для Земли, хорошо и для мироздания.

– Прекрати валяться на полу! – вдруг прикрикнула Татьяна на сына. Сколько можно просить! Вечно он валяется, – пожаловалась женщина. – Нет, чтобы вел себя, как человек. Либо носится, либо лежит перечницей в небо.

Вернулся Анджей, прижимая к груди стеклянную емкость внушительных размеров. Очевидно, подарок для гостя. В глазах его светилась гордая уверенность, что по крайней мере до завтра гостю этого хватит. Татьяна посмотрела на часы и решила:

– Пора в кровать. Ты не против, Леонид Андреевич?

Она встала и легко вскинула детеныша себе на плечо (тот укоризненно вякнул: "Ну, мама!"). Кишка нуль-фуникулера, оставшись без хозяина, тут же замерла...

Было хорошо, тепло, спокойно. То ли обстановка тому способствовала, то ли финиковая водка, просочившаяся агенту Жилову в мозги. Что говорят в Академии о сегодняшних событиях, вполголоса спросил я Анджея, пользуясь моментом. В Академии не до разговоров, невесело усмехнулся он, потому что ректор объявил мобилизацию. Мобилизацию? – не понял я. В каком смысле мобилизацию? В прямом смысле, как в старые добрые времена. Уже сформированы бригады добровольцев, уже составлен график круглосуточных дежурств, уже готовятся разнообразные сюрпризы для незваных гостей – и по периметру, и в воздухе над Академией. Оружие? Тоже есть. Из домов несем, у каждого что-то осталось. А моя смена, тяжело вздохнул Анджей, с шести утра. Ясно было, что ему до смерти не хочется снова превращаться из солдата науки просто в солдата. От кого защищаемся, братцы, спросил я, потрясенный до глубины души. От всей Земли, конечно, пошутил он. Бог вам в помощь, пошутил я в ответ, одолеваемый мрачными подозрениями, что насчет всей Земли – сказано всерьез. Значит, на холм ваш знаменитый путь теперь закрыт, вдруг сообразил я, бесконечно огорчившись. Анджей ужаснулся. Разве можно не пустить кого-то на холм?! Святые места на то и святые, что людям без них никак. Ты пей, пей, напомнил он, подливая мне еще, бери от жизни все, друг, пока здоровым не стал – как в старые добрые времена...

Под спаржу с сухарями молча помянули старые добрые времена. Ручеек воспоминаний юркнул под воротник рубашки (или это капелька пота была?), вызвав секундный озноб. Совет решил ударить ночью, с упреждением на сутки, обведя вокруг пальца шпиков Канцелярии. Стас, помнится, сказал, гордясь удачно найденной формулой: "Вчера было бы рано, а завтра – поздно", а я жестоко разочаровал его: "Где-то мы это уже слышали, дружок". Уродцы не хотели стычек и крови, даже революции, собственно, не хотели, их единственной мишенью была жмурь. Через антенны Академии (мощная всеволновая станция) запустили генератор "бурого шума", опрокинув помеху на спящий город, – и закрутилась машина истории...

При чем здесь радиопомеха? Вот и профессора с доцентами не сразу приняли идею явившегося к ним чужака. Только побродив с пеленгаторами по ночным улицам, а затем проведя несколько успешных опытов – поверили в успех; и только тогда уродцы сняли с себя шутовские оболочки, чтобы заняться настоящим делом. Как выяснилось, помимо ураганного биохимического развала организма, жмурь оказывала на человека еще одно побочное действие. Жертва начинала еле заметно излучать в спектре радиочастот, превращаясь на время транса в маломощный передатчик. Все жмурики вещали в сверхвысокочастотном диапазоне, на гигагерцах, – это диапазон космической связи, – каждый на своей частоте, и никто их них не вклинивался в уже занятые частоты. Как будто Кто-то Большой, имея на руках полный список служебных и частных каналов, специально организовывал дело так, чтобы живые передатчики никому не мешали и никем не были замечены... Полный список частот, используемых в космической связи, имел и Покойник – в дополнение ко всей прочей информации по жмури. Загадочный чужак вообще всё принес в готовом виде: например, фильтр, который формирует сигнал с гребенчатым спектром. В этом и состояла идея Покойника – заглушить всех жмуриков разом, не выводя при этом из строя городскую связь. Непростая задача, учитывая необходимость маскИровать большое количество полезных сигналов. Для этого и понадобилась помеха с гребенчатым спектром – так называемый бурый шум. Фильтр описывается системой уравнений не ниже седьмого порядка. Только Покойник и мог за столь короткий срок разработать эту систему. Кому, как не изобретателю жмури, искать средство для ее нейтрализации? Вот такой, бляха-муха, казус... "Об этом анекдоты слагать будут! – брызгал я слюной в лицо ректору. – Отравителя ставят научным руководителем проекта по спасению его же бесчисленных жертв! Герострата назначают шефом пожарной команды для тушения храма Артемиды!.." Невозмутимый очкарик отвечал, утираясь: "А нам плевать, кто накидал все это дерьмо. Нам главное – кто его разгребет". "Ну так проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека!" – ползал я на брюхе, как есенинский Хлопуша, а ректор делал вид, что забыл русский язык и не понимает, о чем вообще речь... Кстати, жутковатую кличку свою, согласно легенде, пришелец тоже принес с собой (а легенды про него начали гулять по домам и по умам уродцев очень скоро – как иначе бы я узнал о его существовании?). Этот парень будто бы так и представился сотрудникам электродинамической лаборатории: мол, не ошибетесь, если назовете меня Покойником. Согласно другой легенде, Покойником его стали поддразнивать оттого, что был он внешне похож на портрет Великого Аудитора, изображенный на мозаичном панно. Якобы одно лицо. Увы, провал в памяти не позволяет мне оценить эту версию, однако в некоторых вопросах уродцы и впрямь были простодушны, как дети. Многие из них полагали, что мемориалы ставят только мертвым героям. Василия Кузмина увековечили в мраморе еще при жизни (чтобы затем взорвать память о нем при помощи заряда гектона), так выпьем же за то, что есть люди, которые живучее мрамора!.. А еще болтали, будто Покойника убивали несколько раз, и всегда неудачно. Точно, как сегодня. Мне бы такую кличку, чтоб хранила от плазменных сгущателей и вакуум-арбалетов...

Да, но зачем было глушить жмуриков "бурым шумом", почему идея сработала? Ну, излучают они свои гигагерцы, так при чем здесь кайф! Потому что они не просто излучали – это была передача. Сигнал модулировался сложным образом, то есть нес на своих волнах какую-то информацию. Что из жмуриков выходило в моменты их вселенского счастья? Время их сгорало, жизнь сгорала... так что же они теряли? Ответа, разумеется, не было и нет. Важен другой вопрос: растворялась ли эта информация в электромагнитном хаосе, созданном цивилизацией, или ее собирал по крохам Кто-то Большой, кто-то невидимый и непознанный? Иначе говоря, существовал ли приемник?

Проблему приемника уродцы и решали своим заслоном из помех. В одну катастрофическую ночь заработали глушилки, и были оборваны ниточки, связавшие жмуриков с гипотетическим супер-вампиром. Впрочем, даже если никакого вампира не было – был результат. Придуманная жизнь вдруг покинула стареющие в креслах тела, и никакие часы марки "Ракета" уже не способны были вернуть несчастным их утраченные фантазии. "Ломка" у жмуриков протекала в форме психозов с бредовыми состояниями, которые сопровождались жутким двигательным возбуждением. Миры, в которых они прятались, вторглись в реальную жизнь, безумцы вышли на улицы, и обнаружилось среди них большое количество родственников местного начальства, да и само начальство было представлено, как говорится, в полный рост, и ситуация мгновенно вышла из-под контроля... Причину всех бед Канцелярия нашла без труда. Осадили Академию, разбомбили передающую антенну. Тогда уродцы захватили телецентр. Воевать, как выяснилось, они умели и ничего больше не боялись. К ним присоединились банды расстегаев, что, конечно, не удивительно, однако самым неожиданным итогом противостояния было то, что уродцев поддержали многие другие, казалось бы, субтильные организации: Новый Храм Афродиты, Патруль Чести, Цветы и Порядок, все без исключения Клубы Трезвых Мыслей – и так далее. И даже, что особенно странно, яростно соперничавшие меж собой спортивные сообщества "Пляжных демонов" и "Морских дьяволов". Национальная гвардия нанесла удар по телецентру и заодно – по всей Академии целиком. Таким образом, гражданский конфликт вступил в новую фазу... Как ни назови эту ситуацию: бунт, переворот, революция, результат был один – страна разделилась. Одни взяли верх над другими. Канцлер бежал в метрополию, панически боясь расправы, и уже оттуда воззвал к Великому Аудитору, вновь пытаясь натравить этого зверя на своих врагов, однако Василий Николаевич тогда был занят переездом с Луны обратно на Землю (из Моря Ленинграда – в московский Кремль) и отвлекаться на пустяки не пожелал...

После этого – что случилось после? Каким образом удалось за столь короткий срок преодолеть глубокий общественный раскол? И какова роль Национального банка, вытеснившего с местного финансового рынка всех мировых конкурентов? Загадки... Да и со жмурью не все обстояло просто. Едва настал хрупкий мир, страну захлестнул наплыв туристов – не иммигрантов, рвущихся строить новую жизнь, а именно туристов, желающих хорошенько отдохнуть, несмотря на возможные беспорядки, несмотря на вопиющий развал системы обслуживания. В чем дело, сразу не разобрались и, тем более, не воспрепятствовали процессу. "Туристы – это наше всё", как сказал кто-то из местных любителей поэзии, читавший, видимо, Аполлона Григорьева в подлиннике. При чем здесь жмурь? А притом, что совершенно неожиданно открылось очередное по счету свойство этого колдовского зелья. Во всех других городах и странах классическая схема жмури работала как психоделик. Не больше того! Пусть чудовищно сильный, вызывающий почти мгновенную зависимость, но все-таки обычный психоделик. И только в одном месте планеты наркотический сон взлетал до божественных высот. Только находясь в этом городе ты мог погрузить ненужное тебе тело в кресло и создать собственную Реальность, ставшую для тебя единственной. Реальность, в которой ты Бог. Только в этом городе... Вот чем объяснялось нашествие любителей острых ощущений, торопившихся попробовать настоящую жмурь до того, как ее задавят окончательно. Еще одна загадка в ряду прочих. Или Эдгар Шугарбуш с товарищами сумели найти разгадку? Не зря же он упоминал про деньги, которые теряют некие свойства при пересечении границ – в точности, как семь лет назад это было со жмурью... Что касается простых и понятных вещей, то часы "Ракета" сняли с производства. Заодно и все остальные марки тактильных будильников. Строжайший запрет, за нарушение которого – срок на Протее-2. Была организована служба антиволнового контроля – в том числе для того, чтобы пеленговать и вылавливать новых жмуриков, буде таковые появятся...

Соленые капли воспоминаний высохли, оставив на душе едкий след. Я неожиданно для себя расчихался – верный симптом того, что с рюмками на сегодня пора кончать, иначе следующими симптомами вполне могли стать фортеля со зрением, с ногами, с желудком.

– Аполлон – красивое имя, – сказал я, уткнув нос в платок. – Ахиллес, Харон, Артемида...

Анджей оторвал голову от стола и глянул на меня одним глазом. Сидел он сгорбленный, обмякший, положивши голову на локти; вспоминал что-то свое, что-то невозвратимо хорошее.

– Предположим, назовем мы этаким заковыристым именем обычного, ничем не примечательного работягу, каких тысячи вокруг нас, – продолжил я, увлекаясь. – Аполлон Иванов. Аполлон Джонс. Станет ли он после этого античным героем? Или хотя бы героем романа?

Если кто-то с моими физическими данными начинает заговариваться и вести себя неадекватно выпитому – это страшно. Но вдруг оказалось, что Татьяна уже вернулась, уложив ребенка спать, что она плотно сидит сбоку от меня, подперев подбородок кулаком, сочувственно заглядывает мне в лицо, и я пояснил обоим хозяевам свою мысль:

– Я, собственно, о том, что туристы – это ваше всё. Не спорю, раньше так и было. А что есть "ваше всё" теперь, горожане?

Анджея, похоже, тоже повело. Он заявил, поблескивая учеными глазками:

– Исправлять взаимоотношения человека с мирозданием! Потому что это главное, малыши, без этого невозможно не только вернуть здоровье, но и сохранить его. Если ты отвергаешь мировой порядок вещей, то и мироздание неизбежно отвергнет тебя, мало того, чем искреннее ты недоволен своей жизнью, тем нездоровее будет твоя жизнь, это ведь спираль, по которой наше подсознание гоняет нас до самой могилы. И вот тут-то отчаявшемуся, глупому или просто ленивому человеку приходят на помощь психокорректоры. Не какие-то там вульгарные психомагнетики, производимые на уральском гиганте "Дриммаш", а тончайшие, естественные средства, не лекарства, упаси Боже, а система, смысл которой в том, чтобы приоткрыть разум...

– Снизить критику? – удачно поддел я оратора. Он отмахнулся:

– ...и тогда в образовавшуюся щелочку войдут специальные тексты, примеры которых повсюду – в виде лозунгов, газет, случайных разговоров, таким образом, весь город приобретает свойства огромного психокорректора, и качество туризма теперь совершенно иное, это ведь невооруженным глазом видно, малыши...