Текст книги "Львиная охота"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

И вдруг она встала. Словно невидимая рука потянула ее вверх. Словно сила тяжести исчезла, и девочка полетела, оттолкнувшись от стула, и лицо ее вспыхнуло, осветилось изнутри, и я подумал: неужели из-за моих случайных слов? – и пустота подкатила к горлу: неужели мне удалось наконец сказать что-то по-настоящему значительное?.. Оказалось – нет. Просто отъехала вторая дверь, ведущая вглубь бункера. На пороге возникла инвалидная пневмоколяска, в которой помещался некто. Ага, подумал я, сразу поняв, кто он, этот новый гость. Ну, вот и всё, подумал я. Всё! А может, я сказал это вслух? А может даже пропел, пользуясь присутствием публики?

К спинке пневмоколяски была прикреплена стойка с несколькими банками, от которых тянулись к пациенту тонкие гибкие трубки. В банках колыхались разноцветные жидкости. Гость снял с себя ошейник-впрыскиватель, поднялся и сделал шаг, оказавшись по сию сторону двери. Это движение и этот шаг дались ему с исключительным трудом.

– Да что же вы делаете? – дико закричал Скребутан. – Кто вам позволил из лазарета выходить?

– Боюсь, у нас очень мало времени, – прошелестел человек остатками губ.

Легендарный Покойник был жив, определенно жив, однако выглядел он ужасно. Нет, ужасно – не то слово. Биопластырь не мог скрыть увечий. Я содрогнулся, хотя мне всякого довелось повидать.

– Мы и так к вам шли! – опять закричал Скребутан. – Пять минут не подождать?

Гость беззвучно повалился набок. Он повалился точно на кресло, в котором спал бородач, и не избежать бы кому-то из них легких повреждений, если бы я не сиганул прямо через стол. Рефлексы. Разлетелись пластиковые тарелки, грохнули о плитку опрокинутые стулья.

Проснувшийся бородач вскочил, бешено озираясь:

– Об мои ноги, да? Растопырился я тут, простите ради Бога...

Я поймал бессильное тело и спросил:

– Они вас что, Вася, пытали?

Зачем спрашивал, если и так знал? Покойник молчал, прикрыв глаза. Я оглядел публику и приветливо поинтересовался:

– Ну? Так они его пытали?

– Они – это которые? – сварливо осведомился Скребутан.

Темная, концентрированная ярость проникла в мою кровеносную систему, смешавшись с "бухтой Цуруга". Небезопасное сочетание, очень скверно действует на гладкую мускулатуру, покрывающую стенки сосудов. Интоксикация.

– Перестаньте, Максим, какие там у них пытки, – прошептал раненый, словно почувствовал. – Успокойтесь, Максим. Вертолет горел... потом падение в бухту... это да. А пытки... Вы, главное, не волнуйтесь, со мной все в порядке. – Он приподнял голову и посмотрел на Рэй. – Инна, ты тоже здесь? Здравствуй, Инна.

– Познакомься с нашим программистом, – зачем-то сказал мне Стас, указывая на бородача.

Тот пятился к двери и бормотал, потерянно бормотал:

– Растопырился я тут... Растопырился...

Несмотря на изрядный рост, Покойник был ненормально легким – как тряпочная кукла. Покойник был в моих руках маленьким и ненастоящим. Словно выжали человека, гигантскими челюстями пожевали. Рабочий комбинезон с надписью "АХЧ", распоротый почти во всю длину, был ему не по размеру висел складками, мешок мешком, – очевидно, костюм был взят напрокат у кого-то из настоящих мужчин.

– Да положи ты его в кресло! – вышла Рэй из ступора.

Она обогнула стол и медленно встала передо мной на колени...

Передо мной? Что-то дрогнуло в моей груди. Но опять оказалось – не так, все не так! Вовсе не мне предназначалось это проявление чувств: девушка поймала изломанную, безвольно висящую руку и поцеловала ее.

– Ну что ты, – мучительно дернулся Василий.

Тогда Рэй, ни секунды не раздумывая, коснулась губами его страшной, босой, изувеченной ступни.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Это было в русском секторе клуба "Self-made man", расположенном на периферии Моря Ленинграда. Молодой Жилов отдыхал в обществе прелестной дамы и в компании незнакомых луностроевцев. Впрочем, почему в компании? Отдельный коврик, отдельный поднос, отдельный ночник. Зато от чужих разговоров никуда было не деться – это вам не ресторан "Москва" с личными ячейками. Выделялся долговязый парень, который был здесь, очевидно, идеологом и вожаком. Он витийствовал на темы справедливого мироустройства и, в частности, способов защиты этого мироустройства. Способы допускались все без исключения. Он говорил с нарочитой громкостью, распуская хвост не столько перед товарищами, сколько перед своей подружкой – девчонкой в красной косынке и со значком "Отличник РУБ" на комбинезоне. У парня тоже был значок: "Победитель смотра отличников РУБ". Убийцы бывают разные, горячо и жестко доказывал он. Откуда у нас, преодолевших смену эпох и достигших зенита нового века, появились эти розовые сопли? Бывают убийцы и бывают герои, вбивал он в аудиторию, размахивая бананом, как саблей; а чистюли, которые ставят тех и других на одну доску, недостойны не то что пули, даже плевка!.. Много раз Жилов слышал нечто подобное, особенно от людей, которые оружие в руках не держали. И его давно уже одолевали сомнения в праве разнообразных героев безнаказанно творить справедливость. Так что слова про чистюль и про плевки Жилов законно отнес на свой личный счет. Он вообще ненавидел коллективное и организованное накопление слюны; а еще он не любил речистых молодежных вожаков, уверенных, что жлобского значка на комбинезоне достаточно, чтобы тебя тоже считали героем. Возвысив голос, оратор подвел итог:

– Вопрос в том, что есть настоящий человек? Так называемая душа, велениям которой нам полагается следовать? Или здоровый, остро заточенный мозг, при помощи которого мы режем мироздание ломтиками? Ни то, ни другое, товарищи! Настоящий человек – это недрожащие руки. Это руки, в которые можно вложить и перо, и винтовку...

Полную ахинею нес человек. Жилов бросил реплику с места:

– Настоящему человеку здоровый мозг вообще необязателен.

Оратор мгновенно вспыхнул:

– Вы про меня?

– Боже упаси, – ответил Жилов. – Вы без мозга споткнетесь и упадете. А вот Владимир Ильич, как известно, был анацефалом, то есть функционировало у него только одно полушарие и, тем не менее, он был гением планетарного масштаба, указавшим человечеству путь.

Защитник мировой справедливости вскочил. И грянула безобразная сцена, вспоминать которую нет смысла. Идеолог, забыв про лицо, полез в бутылку: обидно ему стало за вождя мирового пролетариата, которого, кстати, никто и не думал обижать. Жилов слишком уважал себя, чтобы опуститься до оскорблений в адрес такого титана, как Ленин. А безобидная ирония – она ведь только укрепляет авторитет истинных вождей. Короче говоря, весь общественный пафос, взревевший на высоких оборотах, мог бы уместиться в одном ядовитом выхлопе: "Да кто ты такой, чтобы..."

Кем был тогда Максим? Свежеиспеченным агентом Матки, внедренным в Объединенный Реестр и работавшим при миссии Великого Аудитора – начальником группы технического обеспечения полетов. С другой стороны, кем был, собственно, этот трепливый хлыщ?

– Жилов, – представился чужак клубной публике. – Макс Жилов. А тебя как зовут?

– Не твое дело, – был ему ответ.

– Редкое имя, – приятно удивился чужак, надкусывая яблоко. – Псевдоним такой же красивый?

– Вы что, не знаете, с кем разговариваете?! – возмущенно крикнула "отличница РУБ". – Вы с Василием разговариваете!

И тогда Жилов дружелюбно сказал их именитому лидеру:

– Вот что, Василиса Премудрая. Ты бы не тужилась так, принцесса, а то родишь раньше времени.

Это был вызов. Вызовы в клубе "Self-made man" разрешались предельно просто: есть ринг, есть перчатки. Выходи и заканчивай спор – на глазах у всех секторов, не только русского. Ринг располагался в центре круглого зала, на высоком помосте и вдобавок был окружен водой, чтобы эффектнее выглядели падения с него. Не прошло и пяти минут, как все было готово: включилась подсветка, а спорщики были заброшены при помощи специальных трамплинов на помост. Правила астробокса изумительно примитивны и целиком связаны с малой силой тяжести на Луне. Достаточно одного удара и даже хорошего толчка, чтобы соперника выбросило за канаты – вниз, в воду. Так что раунд ведется до первого же купания, а весь бой длится два или три раунда (до двух купаний). Боксерские перчатки здесь с особыми амортизаторами, позволяющими, во-первых, гасить чужие удары, и во-вторых, самому оставаться на ринге в случае удачной атаки. И тактика боя здесь совершенно особая, основанная на предельной осторожности... Соперники пошли выписывать круги по квадратной площадке – глаза в глаза, растворившись друг в друге. Высокий, нескладный с виду Василий на ринге преобразился. Азартен он был, как ни странно, и не только в речах – необычное качество для профессионального карьериста. Что касается осторожности, то с этим как раз у него был порядок. Однако поединок длился недолго, ведь Жилова всю его сознательную жизнь вынуждали драться, сначала в интернате, потом в разведшколе, а нынешний его соперник, судя по всему, был правильным мальчиком из хорошей семьи. Всего на долю мгновения отвлекся Василий, поймав взглядом красную косынку в русском секторе, но этого хватило. Прощально лягнув воздух резиновыми копытами, он перелетел через низкие канаты, и взметнулись роскошные брызги – высоко-высоко, до прозрачного потолка, – а победитель первого раунда остался на площадке, едва удержавшись на противоположном краю, чтобы закончить спор во втором и последнем раунде. Однако самоуверенный трепач, как выяснилось, не умел держать удары. (Перо ему в недрожащую руку, винтовку!) Случилась новая безобразная сцена, украшенная мелодраматическим воплем:

– Я задолжал тебе раунд, Жилов! Я верну тебе долг!

После чего бой переместился на ковер Великого Аудитора...

Так и состоялось это знакомство. Жилов вернулся к своей даме, которая испуганно спросила его: кто, мол, этот ваш Владимир Ильич, из-за которого столько криков и брызг? Она прибыла на Луну с острова Фиджи и плохо знала российскую историю. Что было затем? Кузмин сослал племянника на пояс астероидов, а тут вдруг и Матка решила подправить биографию одному из своих секретных чад, так что полетели на "Хрущеве" оба недруга вместе, один – в качестве системотехника, второй – в качестве пассажира. И за месяц совместного полета незаметно для себя они перестали быть недругами. "Товарищ Племянник" оказался вовсе не таким дерьмом, каким пытался выглядеть, – вовсе не отличником отличников со сплюснутыми мозгами. Короче, большая шишка из него не выросла (в отличие от дяди), так и остался парень вечным адъюнктом. Главным же было то, что Владимира Ильича он и вправду любил – глубоко, искренне, – любил больше, чем себя. А Жилов, к обоюдному удовольствию, очень высоко ценил все искреннее.

Но как же странно обошлось время с этим незамысловатым сюжетом! Один герой постарел, второй – возмужал; одного женщины скрытно фотографируют в спальне, перед другим становятся на колени и целуют ему ноги. Наконец, один за столько лет так и не обзавелся хоть какой-нибудь кличкой, тогда как второй... обидно же, ей богу!

*******

Я не дождался от Васи ни единого стона, пока усаживал его в освободившееся кресло. Неужели он и вправду не чувствовал боль? Потом я втащил коляску в комнату, нахально устроился в ней, стараясь ничего не сломать, и спросил:

– Что они все от вас хотят?

Вместо него ответил Стас:

– Они – не мы, Жилов, а мы – не они... Правда, каждый из них тоже хотел, как лучше. И горе-жрецы, и ревнители света, и даже, не поверишь, охранные отряды Службы Контроля.

– Все хотят, как лучше, – отчетливо пробормотал Вася. – Беда в том, что безнравственные средства, применяемые в качестве исключений, имеют свойство становиться правилом...

Нет, это не Вася сказал. Это сказал вовсе не мой старый знакомый, сопливый максималист, возмужавший и прозревший, не бывший комиссарчик с налитыми кровью глазами – это Покойник сказал. Комиссар, даже потерявший зубы в боях за справедливость, не мог такого произнести. Покойник смотрел на Стаса. И наступило молчание. Стас взял трезвой рукой новую бутылку, вбил одним ударом пробку внутрь, но взгляд его при этом сосредоточенно искал что-то на столе, не в силах подняться выше, и мне стало жаль человека, потому что стрелу пустили явно в него, это были отголоски какого-то спора, отзвуки отшумевшей бури, и Стас ответил – с пугающей резкостью:

– Кто же знал, что они сами себя сожгут?

– То, что эти люди невменяемы, вы знали хорошо, – поморщился Покойник. – А также то, что они стали такими не по своей воле.

– Наш моралист считает, что мы не должны были его вытаскивать, – в отчаянии объяснил мне Стас. – Из того подвала. Роскошный такой подвал, защищенный от всех видов излучений. Ковер на полу во всю ширь... Ты думаешь, Мак, эти "невменяемые" бросили своего полубога на больничное ложе, под капельницу? Scheisse! Даже не на ковер. Просто на пол, а ковер в этом уголке бункера откинули, чтобы в крови не запачкался. Брезгливые они, Мак. Ковер пожалели...

Стас яростно взмахнул бутылкой, потом вдруг закричал на Рэй, сидящую на корточках возле кресла: "Ты-то чего молчишь?", – но все это не имело смысла. Я почему-то вспомнил о "Генераторах поллюций" в широких штанинах командировочного, и я подумал, что когда пасьянс почти разложен, от тебя не зависит, куда положить последнюю карту. Не нужно делать выбор, карта ляжет сама, и пасьянс сойдется. Или не сойдется. Бывают ситуации, когда у тебя нет выбора – это и про Стаса с его налетом на "Новый Теотиуакан".

А может, не бывает таких ситуаций?..

Все хорошее закончилось, когда погас светящийся потолок.

– О-ля-ля, – сказала Рэй.

Аварийное освещение включилось мгновенно, без пауз. В подземелье теперь горели только узкие полоски на стенах. Полуголый программист телепортировался к дисплею, спикировав на клавиатуру, Рэй тут же оказалась у него за плечом, и через секунду они дуэтом объявили:

– Подстанция.

– Пора на капитанский мостик, – гадливо сказал Стас.

– Что случилось? – спросил я его.

– Выбили подстанцию, которая питает район Академии, – ответил он мне. – Но мы, как видишь, готовы к таким сюрпризам...

Они были готовы. Сбой в питании никак не отразился на работе аппаратуры, а личный состав встретил неприятности со спокойным презрением.

– Жилов, ты со мной? – позвал босс уже на бегу.

– Подождите, Максим, – донесся из полумрака голос Покойника. Минуточку... Кто-нибудь кроме вас брал камни в руки?

Стас приостановился. Рэй медленно обернулась. Плоские лица призрачно белели, отражая мертвенный свет аварийки. Стас выразил вслух совместное удивление:

– Какие камни?

Калека растерянно молчал, моргая веками без ресниц.

– Эй, ребятушки, не отвлекайтесь по пустякам, – помог я им всем. Жилов без вас разберется, какие камни.

Стас раздраженно махнул рукой и исчез в мониторной. Рэй, показав мне язык, вернулась к контролю за телеметрией... Товарищ Жилов знает, какие камни, подумал я. Что же у вас со зрением, друзья мои, почему вы не видите того, что видит старый, уставший от неправды обманщик...

– Их брал в руки Эдгар Шугарбуш, – тихо сообщил я Покойнику, испытывая нелепое чувство вины. – Случайно, ей-богу. Почему-то он решил, что я таскаю с собой антикварный "люгер". Наш пай-мальчик любит игрушки.

– Тогда все эти меры бесполезны. Все эти приготовления к подвигам, как и сами подвиги... -Покойник обвел пространство темной высохшей рукой.

– Почему? – наивно поинтересовался я.

– Ваш Эдгар непременно добьется, чего хочет.

Словно диагноз поставил. Смертельный диагноз.

– А чего Эдгар хочет? – опять спросил я.

– К счастью, фантазия у лучших представителей Службы Контроля очень бедная, – сказал он. – Получить меня – этого им достаточно. Значит, они меня получат.

– По-вашему, "они" – это Служба Контроля? – уточнил я. – А вам не кажется, милый адъюнкт, что есть все-таки предел подлости, на которую способны тайные слуги человечества?

– Нет такого предела.

– У меня другое мнение, но это не важно. Я хотел спросить про астероид.

– А что астероид? – вяло сказал Василий. – Километров двадцать в поперечнике. Название – Владилена... Вам говорит что-нибудь это название?

– Шутите, – не поверил я.

– Если и шучу, то не я. Судьба умеет веселиться почище нас с вами.

– Что, есть такой астероид? – спросил я, лихорадочно листая свой мысленный каталог. Стыдно, коммунист Жилов! С другой стороны, малых планет в Солнечной системе – несколько тысяч, разве упомнишь их все...

– Регистрационный номер 852, – на миг оживился он. – Открыт в 1916-м году неким Белявским, сотрудником обсерватории в Симеизе. А в 1923-м, ко дню рождения вождя, астероид был назван Владиленой. Вы, конечно, поняли, в честь кого получено это имя?

– Не лаптем щи хлебаем, – обиделся я. – И в чудеса не очень верим.

Опять мой Вася увял.

– Напрасно не верите, – сказал он. – В апреле 23-го года, если вы помните, Ленин был совсем плох, врачи не давали ему и двух месяцев. Но вдруг болезнь отступила и дело быстро пошло на поправку. К январю 24-го Владимир Ильич уже мог собственноручно писАть и даже самостоятельно передвигаться по даче, о чем всего полгода назад и помыслить не могли. Как вы понимаете, Максим, никакого "вдруг" не было. Ситуация изменилась, когда малая планета под номером 852 обрела свое имя. Этому совпадению почему-то не придали значения, больше удивляясь тем изменениям во взглядах вождя, которые произошли после его воскрешения... именно воскрешения, ведь прогрессирующий паралич в те времена был неизлечим... что это, если не чудо?

– Не смешите меня, все равно не засмеюсь, – ответил я ему, и тогда он сказал тоскливо:

– Идите, Максим, идите. Вам же интереснее быть там, а не со мной. Идите.

Я ушел.

Я появился в мониторной как раз в самое время, успел к началу. Господин Скребутан, раздав подчиненным злые команды, уже замолчал, он сидел на полу в центре зала, скрестив по-турецки ноги, и смотрел наверх, в бездонное белое небо. Операторы застыли кто где, и тоже, все как один, дружно задрали головы. Была немая сцена. Из жаркого полуденного марева, заслонив своей тушей солнце, прямо на нас спускался мощный десантный вертолет.

Не на нас, конечно. Винтокрылое чудовище, подкравшись со стороны кампуса, зависло над холмом, выбирая место для посадки. Иллюзия была потрясающей, как-то забывалось, что над нами – толща бетона и песка. Только звука не было, цветное безмолвие. Акустическая защита вертолета не могла давать такого эффекта, значит, хранители подземелий просто любили смотреть кино без звука. А люди на поверхности земли ничуть не беспокоились стояли, как и мы, задравши головы к небу, прикрываясь от солнца, некоторые даже приветливо махали руками. "Вампиры" поснимали свои пиратские повязки, охотники понежиться на травке дисциплинированно расхватали свои пожитки. На брюхе вертолета мигали внушающие трепет буквы "SS", что означало "Security Service", служба безопасности.

Однако гостей здесь ждали. Бронированная туша внезапно содрогнулась, словно на стеклопластик наткнулась, застыла на миг, и начала крениться, мучительно теряя равновесие. Триумфального сошествия с небес не получилось. Пилот, рисковый малый, попытался взлететь, сложив лопасти и включив пневмоускоритель, но не успел. Силы инерции уже опрокинули летательный аппарат на бок, оба ротора натужно месили что-то густое, вязкое, и машину от этого дополнительного толчка страшно крутануло в воздухе. Посадка превратилась в падение. Вертолет слепо покатился вниз – как с горки, как с крыши гигантского шатра, – ускоряясь и ускоряясь, подпрыгивая, цепляясь стабилизаторами за пустоту, и лишь за оградой Академии его позорный путь закончился. Пилот сбросил баки с горючим, чтобы избежать при ударе взрыва; десант катапультировался...

Жалкое зрелище.

– Стучаться надо, господа, – раздался голос в тишине. Это Стас пошутил.

– Один-ноль, – добавил селектор голосом Рэй.

– Это вам не камеры хранения чистить, – злорадно сказал кто-то из операторов.

– Спасибо, Инна! – крикнул Стас, сложив руки рупором. – Что бы мы без тебя делали?

На экране селектора возник Анджей Пшеховски.

– Служба границ, – доложил Анджей взволнованно. – Кажется, начался штурм.

– Им кажется, – отчетливо сказала Рэй. – Почему эти кретины без шлемов?

– Почему без шлемов?! – заревел Стас. – Пограничники хреновы... Шандор, включи-ка мне общую. Эй, все! – опять заревел он. – Надеть шлемы, юнги! Головы ваши свинцовые!

В подземелье пришел внешний звук. Было хорошо слышно: эхо благородного бешенства разнеслось над аллеями и газонами.

– Пше проше, пани воспитательница – сказал Анджей с вызовом. Он браво сорвал со спины рюкзачок, запустил туда промасленные руки и вытащил шлем антилучевой защиты. – Без панамок не гуляем, на дорогу не выбегаем, следим за шнурками... – он ушел со связи.

Больше я его не видел.

Роскошная панорама, покоряясь командам операторов, превратилась во множество укрупненых фрагментов, и стали видны подробности. Люди по эту сторону ограды в большинстве своем были одеты в комбинезоны с надписью "АХЧ". АХЧ – это административно-хозяйственная часть. Более нелепую униформу для воинов трудно придумать. Уродцы мои милые, какие из вас воины? Антилучевые шлемы были дружно изъяты из рюкзачков и натянуты на головы, а сами рюкзачки остались за спинами, скрывая от глаз переносные блоки питания.

Безликие штурмовые группы больше не прятались по кустам и мусорницам. Бойцы с той стороны ограды были в точно таких же шлемах, только комбинезоны у них оказались куда как солиднее – военного образца... Штурм, тоскливо подумал я. Черные и белые фигурки. Шарм-Эль-Шейх. Зачем? Кто вас расставил на этой доске, чья рука двигает вами? С доски больно падать, если сделан ты не из дерева, а из костей и нервов... Все было не так – неправильно, бездарно, глупо.

– Вы думаете, "чалма джинна" вам поможет? – с трудом сдерживаясь, сказал я. – Вы думаете, колпак защитит ваши лбы от чугунной сковородки? Бодрецы!

– Чего орешь? – осведомился Стас.

– Что за идиотская самодеятельность? – продолжал я. – Где ваш ректор? Почему не он, а ты командуешь полками, почему он не свяжется с Госсоветом, с национальной гвардией, с интерполом, почему ваш департамент иностранных дел не забьет в барабаны и бубны? Или Эдгар Шугарбуш теперь руководит этим городом и страной?

– Ректор под арестом, – сказал Стас. – Ночью пришли и арестовали. За нарушение алкогольной монополии. Он с женой, понимаешь, хмель выращивает под видом декоративного растения и тайно варит пиво. Вот и думай, Мак, кто у нас чем руководит.

– Сюрреализм, – сказал я. – Ну, а ты сам что же? Гордость не позволяет на помощь позвать? У вас же черт знает что творится!

– Я никому не верю, – сказал он, неподвижно глядя мне в лицо. – В том числе твоему Верховному Совету. Ты на эту помощь намекаешь? Вы, коммунисты, умеете совершать сделки не хуже, чем мы, банкиры, и если меня до сих пор не нашли, то только потому, что я нос отсюда не высовываю.

– Вы сумасшедшие, – сказал я. – Вас давно нашли. Они же вас на два счета выкурят, а кто не захочет выйти сам, того – по счету три. Скважины в холме пробурят – и ваш знаменитый фикус вам же на голову.

В груди моей что-то болело и плакало – то ли душа культового писателя, то ли переломанные ребра бывшего агента. Вмешайся! – требовала душа, метаясь над рехнувшимся миром. Сколько штурмов ты в своей жизни отразил, Жилов, во скольких участвовал? А сколько планировал? Однако сегодня... Мощи культового писателя, покинутые душой, насмешливо оскалились. Разве ты можешь хоть кому-то помочь, наблюдатель? Да, я всего лишь наблюдатель, согласился бывший космолаз Жилов, закрывая за собой крышку люка. Я не подведу Учителя. Только бы не было жертв, подумал бывший космолаз. Только бы не было жертв...

– Я же тебе говорила, Стас, – вновь возник голос Рэй. – Зря мы Жилова привели, вытаскивай теперь его отсюда.

– Нет, но чего он орет? – обиженно спросил Стас. – Когда у нас все под контролем... У нас все под контролем, Мак! – крикнул он мне. – Отставить панику!

Очень неубедительно это прозвучало.

Столбы, врытые в землю вдоль всей ограды (я обратил на них внимание еще при входе), вдруг полопались – все разом. На их месте стремительно вспухли, раздулись, оформились большущие шары метра по три в поперечнике. Были они ярких привлекательных цветов, словно из миметопластика сделанные. Детский аттракцион. Распухли и сомкнулись, образовав второй эшелон обороны. Они не были статичны, эти шары, они колыхались, дышали, жили своей жизнью; игрушечность их была ох как обманчива.

Тележки с баллонами тоже ожили, дружно нацелившись в небо.

Верхушки мобильных антенн, поддерживающие "чалму джинна", по-прежнему были окружены сияющими нимбами.

Игра началась.

– Босс, в катакомбах какое-то шевеление, – объявил комендант Забытого Убежища, заняв своими усами весь селектор.

– Под землей?! – взвился Стас.

– Нет-нет, снаружи. Мы на всякий случай прервали расчистку.

– Много успели расчистить?

– Километр с хвостиком.

У господина Скребутана стал жалкий вид. Он снял очки, помассировал брови и сказал:

– Взорвите. Это приказ.

– "Чалма" неустойчива, – озабоченно произнесла Рэй. – По всей границе. Они в наши генераторы внедряются, черви.

– Вы собирались удрать через катакомбы? – бросил я реплику.

– Мы? – рассеянно спросил Стас. – Не мы им нужны, Мак. Ты что, до сих пор не понял? На кой черт мы им сдались... Слушай, Хилари, как вообще там у вас, в Убежище?

– У нас райская благодать, – ответил комендант. – В парке пусто, хоть в перископы пялься, хоть по радарам пальцем води.

– Выманивают?

– За дураков считают.

– Значит, с эвакуацией – всё? – спокойно уточнил Стас.

– Ау, ребята! – звонко позвала Рэй. – Блок-поля больше нет, волновой код вскрыт.

– Конечная остановка, – обреченно сказал кто-то из молодых.

Этого следовало ожидать. "Чалму джинна" сорвали с заигравшихся ребятишек, и начался настоящий штурм. Первыми пали мобильные антенны, с помощью которых территория Академии была накрыта геомагнитным колпаком. Красивые радужные капли, сгустившись вроде бы из воздуха, неудержимо рванулись в цель, и стальные мачты беззвучно рассыпались в прах. Ураганная коррозия. Инженеры в страхе повыскакивали из шатров, хотя для людей эта дрянь была совершенно безопасной; где-то там суетился и мой доблестный Анджей... Потом замолчали чайки. Птиц над Академией вообще вдруг не стало. Надсадно завыла одинокая псина... А потом на осажденную территорию опустился Пресс.

Мерзавцам хватило ума не применять депрессионное излучение: это была всего лишь онейроидная атака. "Сонный герц", как шутили юнцы в разведшколе. Все, кто не смог укрыть свой мозг шлемом антилучевой защиты, ощутили неодолимую потребность прилечь и отдохнуть. Мирные туристы и горожане, виноватые только в том, что волей случая оказались в центре этого вселенского позора, повалились на землю. Кто-то пытался сопротивляться, ничего не понимая, кто-то сразу затих. Очень гуманное средство. Вот разве что некоторые гадят под себя, это унизительное ощущение невозможно забыть, нужно потом психологическую реабилитацию проходить. Так или иначе, когда операция закончится, всех упавших подберут, приведут в чувство и принесут официальные извинения – и пусть им позавидуют те, кого взяли со шлемом на голове...

А потом всё, что устояло на ногах, пришло в движение. Кругленькие пятнистые фигурки бросились на приступ; они ни в коем случае не приближались к цветной игрушечной ограде, не стреляли в нее, не пытались пробить базуками, Боже упаси – знали, чем это чревато! – они попросту перепрыгнули препятствие. Современные спецсредства из любого дерьма сделают супермена. Были фантастические, неправдоподобно высокие прыжки. Выверенные траектории, точные приземления. Смешные человечки по нашу сторону крепостной стены, хранившие верность своей крошечной земле, забегали вокруг тележек с баллонами. И баллоны щедро плюнули во врага противной зеленоватой слюной, сразив большинство пришельцев еще в воздухе. Клейкая пена моментально обездвижила пойманную добычу, освободиться было никак невозможно, а хозяева продолжали и продолжали заливать газоны слюноподобной пакостью, устроив гостям ловушку шириной в полста метров и высотой в человеческий рост... И штурмующие временно отступили, бросив товарищей перевариваться в этом гигантском желудке. Зато с неба, из самого центра раскаленной белой воронки, пришли новые вертолеты; два тяжеловеса, нашпигованные спецсредствами и спецлюдьми – снижались они в районе кампуса и делали это с большой опаской. Хотя чего было опасаться? Волновые коды вскрыты, система мобильных антенн уничтожена... Но не зря пилоты медлили с посадкой. Обнаружились резервные антенны, замаскированные под кипарисы, приятный сюрприз любителям природы, – и вновь ожили генераторы блок-поля, всего на долю секунды, но этого хватило. Летательные аппараты чудом уцелели. Свечкой ушли в зенит, радуя глаз поврежденными посадочными опорами...

– Ich sheisse auf dich, – изрек господин Скребутан удовлетворенно.

– Два-один, – откликнулась Рэй.

Все происходило очень быстро. Взгляд наблюдателя (мой взгляд) лишь фрагменты фиксировал, лишь вехи приближавшейся катастрофы. Вот мой знакомый пограничник, стороживший главные ворота, носится между турникетами, не позволяя врагам войти под арку – с легкостью уходит от разрядников, скачет, как кенгуру, и боксирует не хуже. Он неуловим, как разъяренная макака. И впрямь феномен. Бедняга отрезан от своих товарищей, ведь его пост расположен с внешней стороны защитный порядков, так что выбор у него небольшой: либо снимай шлем и смиренно ложись на мрамор, либо дерись. Похоже, парень просто обезумел... правда, вход пока атакуют малыми силами... а вот и третий вертолет! – удалось пробиться, значит, следом налетят и другие, – зависает как раз над руинами зАмка... группа десантируется с малой высоты, и гостей встречают с честью: мускулистые сотрудники археологической экспедиции демонстрируют высший класс рукопашного боя... не так уж просты они, мои уродцы!.. "Verdammte Schweinerei, – стонет Стас, – зачем вам замок? Откуда вы про замок знаете?.." А вот и клейкому болоту приходит конец: лопаются гранаты с затвердителем, набрасываются гати, завязываются отчаянные драки уже вдоль всего периметра... коллективное безумие, невозможно смотреть... студенты в этом тоже участвуют, надо же, а потом отряд десантников, преследуя юных партизан, отработанно вступает в рощу и весь целиком запутывается в паутине, натянутой между деревьями – э-э, парни, из ловушки так просто не выберешься... а потом какой-то кретин-попрыгунчик, не рассчитав, еще в прыжке всаживает гарпун парализатора в ограду, точно в макушку шара, и защитная система наконец активизируется...