Текст книги "Еще вчера была война (СИ)"

Автор книги: Александр Карнишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Наутро Димка не встал с кровати. Он весь горел от высокой температуры, метался по кровати в бреду, скидывая одеяло. Скорая помощь увезла его в больницу. "Крупозное воспаление легких", – качал головой врач.

Приехавшие срочно по вызову родители не находили себе места.

– Моя вина, моя вина, – качала горестно головой бабка. – В степи зимой было так холодно. А он же совсем без зимней одежды!

– Слушай, скажи своей бабке, чтобы успокоилась, а? – кричала на кухне мать. – Какая степь? Какая зима? Она совсем с ума сошла от старости? Пусть она лучше расскажет, чем таким умудрилась напоить ребенка, что у него воспаление легких. Или во льду купала? Откуда у ребенка летом – воспаление легких?

Бабушка пробилась через главврача, сидела теперь по ночам у постели Димки, клала ему на лоб холодные компрессы, и тихонько плакала, слушая его жаркий шепот:

– Нюрка, ты только не бойся! Все будет хорошо! Я точно знаю – все будет хорошо! Наши все равно победят! И папка твой вернется домой! Ты мне верь! Я точно знаю!

Машина времени

– Отто, имейте в виду, фюрер недоволен вами.

– Фюрер говорил обо мне?

– Он вчера весь ужин говорил только о вас. Иногда он даже переставал есть, размахивал руками, волновался, у него краснели щеки и нос…

– У фюрера?

– Отто, вы на грани, понимаете? То, что прекратится финансирование вашей лаборатории – это чепуха. Вы жить хотите? Просто – жить? Вы забылись, дружище. Вы не думаете о нуждах Германии. Вы тут, как выразился фюрер, жиреете в тылу, а пользы от этого нет никакой. И вообще, спросил наш вождь, улыбаясь, мол, в шутку, а не тайный ли враг пожирает ресурсы нации, ослабляя тем самым фронт? И вы знаете, уважаемый профессор и доктор всяческих наук, почти академик наш, вы знаете, что все это записывают? Все, что говорит фюрер – записывают. Все, что им сказано – это руководство к действию.

– Но, мой генерал…

– Молчать! Это я пока – генерал. А завтра по вашей милости я – кто? Но клянусь честью, я не отдам вас гестапо. Нет-нет… И не благодарите меня заранее. Я лично вас порежу на американские бифштексы. Ясно? Лично! Дайте мне результат!

– Прошу прощения, но результат есть, и вы сами наблюдали…

– Что я наблюдал? Что? Полный провал вашей инициативы?

– Но прибор сработал штатно!

– Засуньте его себе в задницу, идиот! Мне не работа прибора нужна, а польза от его работы! А что было?

…

Прибор, созданный профессором Отто Цайтвагеном, занимал целый квартал в промышленном районе Дрездена. Стандартные коробки домов маскировали собой переплетение последних достижений германской науки в физике, химии, оптике, механике, даже в философии, поскольку время тут признавали одновременно философской категорией и физическим процессом. Из трубы специально построенной теплоэлектростанции днем и ночью извергались клубы дыма. Толстые кабели подрагивали в напряжении, пропуская через себя киловольты. Гудели в каждом дворе трансформаторные подстанции, распределяя электроэнергию. Крутились странные и непонятные механизмы, сверкая полированной сталью и красной медью катушек. В напряжении стояли, дублируя автоматику, люди в халатах. В таком же напряжении стояли люди в сером с автоматами и пулеметами на каждом перекрестке. Посторонним там делать было нечего – тут ковалось возможное супероружие империи.

Задача, поставленная перед профессором, которую он считал теоретически выполнимой, было путешествие во времени. Пусть одностороннее, только туда, но обязательно – путешествие во времени. Добровольцы, элита СС, здоровенные белобрысые парни с мышцами, как валуны, проходили медицинские тесты и раз в неделю кто-то из них вставал на платформу. Они должны были попасть в недалекое прошлое, пробраться в Советский Союз, с которым еще были нормальные отношения, и устранить главу большевистской партии. Все политологи считали, что этого должно было хватить для массовой паники и полной дезорганизации руководства этой колоссальной страны. Двадцать лет назад – и все. И Германия оставалась крупнейшей страной в Европе.

Теория говорила о замещении. То есть, человек, улетевший в прошлое, должен был заместиться тут же человеком из будущего. Тот – следующим. И так дальше по бесконечной цепочке времени, пока где-то там, в бесконечности, не исчезала из виду, не растворялась в бесконечном множестве вариантов, этих параллельных потоков времени.

Не только теория, но и практика уже работала. На тараканах или амебах проверить ничего было нельзя, потому что как отличить таракана настоящего от таракана будущего? А вот с людьми выходило странное. Сначала по исчезновении гиганта фон Цоппе на платформе возник энергетический сгусток наподобие шаровой молнии, разнесший первый вариант установки в клочья. Вместе со всеми страхующими и с дублером того фона.

– Перебор, – объяснил профессор.

То есть, не авария это, а нормальный прыжок в прошлое и замещение из будущего. Только прыжок тот получился, похоже, в миллионы лет. И жизнь на Земле в будущие миллионы перешла в энергетическую фазу.

Построили новую платформу, выбрали время, отградуировали циферблат.

На этот раз в прошлое отправился майор Маслоу, настоящий спец в своем деле, агент абвера в России в довоенные годы. Сеанс прошел штатно. Но опять вышел перелет, похоже. Вместо Маслоу, незаметного худощавого какого-то серого неприятного типа на платформе оказался крепкий мужик с настоящим баварским пивным брюшком, но в красном пиджаке. Ага, хоть и перелет, но по месту, похоже, попали. Красный!

Переводчик подтвердил, что перед исследователями пришелец из будущего, из России, даже из самой Москвы. То есть, можно надеяться, что и Маслоу попал, куда нужно. Вот только время…

– Какой год?

– Он говорит, одна тысяча девятьсот девяносто шестой.

– Перелет… Сталина тогда в Москве еще не было. Можно считать, Маслоу мы уже потеряли. Вот когда возьмем Москву, тогда, может быть, на памятниках, на стенах обнаружим его надписи, его знаки, что был, что живой. Свастику, скорее всего. Чем он еще сможет доказать свое присутствие? И что нам докладывать генералу?

Ресурсы тратились совершенно безбожно. В момент переноса забиралась электроэнергия, которой питался весь город. Маскировалось легко: давали сирену, загоняли жителей в подвалы, и отключали свет – все гнали сюда, к платформе.

Более того, применялся еще одновременный разряд мощных аккумуляторов, которые готовились заранее. Самое плохое, что никакой гарантии успеха так и не было. Ведь для правильного научного использования платформы профессора Цайтвагена требовались тысячи и сотни тысяч переносов. А совершили? Практически, первый успешный.

– А пусть вот этого красного используют, кстати. Вот им, большевикам, привет из будущего, – решил профессор после долгой беседы с Василием с Бирюлево, как тот себя несколько стеснительно назвал.

Генерал долго разговаривал через переводчика, всматривался в глаза Василия, щупал его пиджак, рассматривал деньги. Наконец, дал команду, и команда была исполнена.

Специальный самолет отвез Василия под Сталинград. Оттуда, с аэродрома, танкеткой в центр полуразрушенного города, а потом он загнусавил в микрофон, странно помахивая руками и растопыривая пальцы:

– Пацаны, вы в реале, чо хотите? Тут же Европа, мля! Нах вы воюете? Думать не хотите совсем? Да если вы сейчас сдадитесь спокойно, так мы в будущем будем немецкое пиво пить и рулькой закусывать! Я вам не гон какой чешу, я вам конкретно предлагаю от местного командования, от Пауэрса ихнего…

– Паулюса, – пихнули его в бок.

– Один хер! Что так, что эдак… Главное, пацаны, мля! Вы чо нам всю жизнь портите? Вы кому, нах, верите, своим комиссарам? Да они все давно при деле, а вы как крепостные! Вы про дом Павлова слышали? О! Так и где он? А? Легенду слышали, небось, а Павлов и правда всех вышиб, нах, вычистил дом, охрану выставил, в аренду теперь сдает немцам. За валюту! Вот тут и сижу, в его доме. Я правильно говорю? – обернулся он к окружающим офицерам, напряженно слушающим перевод.

– Йа, йа…

– Так, пацаны, в реале, блин. Замотали вы нас, потомков своих, как нефиг делать. Дайте нам жизни, суки! Дайте нам немецкого пива и шнапса! Кидай, нах, свое железо! Идите все сюда, тут Павлов стол накрывает!

После паузы от противоположной линии домов послышалось такое же, усиленное рупором:

– Вася, а ты покажись, раз наш. Не верим мы как-то фрицам.

– О! Другой разговор!

Вася споро влез на балкон и радостно помахал руками сверху всему городу Сталинграду. Пуля снайпера, носящего по иронии судьбы то же имя, расплескала его мозги по стене, а красный пиджак, зацепившись за арматурину, порвался надвое по шву, и тело Василия из Бирюлева сползло на груды щебня.

…

После долгой подготовки, вызванной в том числе и перерывами в снабжении и финансировании – все-таки траур был в Германии, а потом неудачные годы в войне – приступили к очередному эксперименту.

На этот раз разговор был с генералом четким и простым: плевать, удастся ли перекинуть кого-то к Сталину. Пусть хоть тысячу кидает через платформу – ресурсы будут на один день. Целый день вся Германия будет работать на профессора и его установку. Но пусть среди попаданцев будет хоть один вменяемый человек, который сможет разъяснить этим сумасшедшим русским всю пагубность их политики.

– Тысячу – это вряд ли, – прикинул что-то на логарифмической линейке профессор. – А вот человек десять…

– Гони десять. Но дай результат!

Результат был дан. Из десяти пришельцев из будущего ближе всех по времени оказался назвавшийся либералом и антикоммунистом русский с бородой и в очках.

– Как его?

– Сергей, говорит.

– Еще что говорит?

– Вот запись.

Конспект был написан второпях, но чувствовалась опытная рука. Все было разложено четко и ясно. В пяти листках рукописи красноармейцам сообщали, что их война никому не нужна, что после войны Германия будет жить лучше, чем Россия, что коммунисты продадут страну, разворуют ее недра и разбегутся, растащив все по норкам, что любой, поддерживающий антинародный режим Сталина, является либо полным идиотом, либо предателем, потому что Сталин убил больше, чем все враги России вместе взятые. Красноармейцам предлагалось подумать: чего они боятся? Кто сильнее их самих? Один комиссар на роту? На сто или даже триста мужиков с винтовками? И никакой чекист-особист с пулеметом не сможет заставить дивизию наступать. Пуля – она везде летает…

– Это хорошо, – подчеркнул генерал.

Еще говорилось, что…

Но тут погас свет. Во всем городе. И раздался мерный гул с неба. Огромная воздушная армада англичан и американцев шла почему-то не на Берлин, не на промышленные центры, а на жилые районы Дрездена. Заныли, засвистели бомбы. Взрыв на взрыве, воронка на воронке. Целый район старого города целенаправленно превращался в груду щебня, почти не отличающуюся от Сталинградской. И еще волна, и еще волна. Не выдержали перекрытия, рухнуло бомбоубежище, скрывая в себе профессора и генерала. Начавшиеся пожары уничтожили все записи и всю технику. Погибли охранники и погибли ученые. Погибли в полном составе все те, кто готовился к переходу и все те, кто уже прибыл из будущего…

"Откуда они узнали?" – была последняя мысль Цайтваген.

Откуда, откуда… Теория была совершенно верна. Только не подумал профессор о неразрывной связи пространства и времени. Он понял, как будет действовать переход во времени – бесконечной цепочкой, из будущего, на то же время, на которое его человек перелетит в прошлое. Полное замещение. Но если из будущего в Дрезден прибывают русские. Если они из Москвы или Курска, куда попадали его боевики в прошлое?

Вот и узнали союзники рано или поздно об экспериментах на промышленной окраине старого германского города.

Супероружие

– …Все у нас сегодня наперекосяк из-за этого грузина!

– Да-а, сейчас-то на Сталина чего только не понавешали. Всех собак – на Сталина. Сказал бы ты это в раньшие-то времена!

– Причем здесь Сталин? О Берии! О Лаврентий Палыче, так его и переразэтак!

Пиво с мужиками за столиком во дворе под раскинувшим толстые ветви старым тополем. В жаркую погоду. После работы, которая отняла, казалось, последние силы в конце недели. Ну, и разговоры, как положено. Пить пиво и молчать – это можно и просто из-под крана хлебать водицу. А если не молчать, то о чем говорят мужики жарким летним вечером, сидя вокруг запотевшей трехлитровой банки с пивом? Вот женщины выдумывают себе разное, что, мол, меряются мужики там всем подряд или девок своих обсуждают, и потому всегда они стремятся подслушать хоть краем уха мужские разговоры. А мужики, может, вовсе о литературе рассуждают. Или еще о политике. Ну, и об истории, конечно. Потому что как же без истории, если вся наша политика и вся наша жизнь – оттуда?

А если об истории начинают, так обязательно и обстоятельно пройдутся по всем фактам с древних времен, поговорят о варягах и о крещении, поругают слегка Калиту за Тверь и насчет татаро-монголов поспорят… А потом непременно упрутся в ту историю, что была совсем недавно – ста лет не прошло. И конечно, каждый принесет по трехлитровой банке янтарного напитка, играющего на солнце солнечным же цветом, из соседнего ларька с громкой надписью "Живое пиво из кегов".

– Не, ну, по Берии сейчас разное говорят… Это в детстве, помню, песенки разные и страшилки. В самом раннем детстве. И в кино всегда он такой страшный был. Змея в пенсне.

– Какие разговоры? О чем ты? Я лично занимался вопросом, я – лично! Только без лишнего базара, мужики. А то мало ли что… Ну, вы же понимаете?

Пиво на улице пьют из пластиковых больших стаканов, не из кружек фирменных. Если бы кружки поллитровые – то после четвертой начинается замедление процесса потребления и вставания постоянные. А стаканы эти полными не налить – гнутся и мнутся, как в том анекдоте. Вот и подливают раз за разом без счету. Первая банка давно уже обсыхает, отставленная на песочек под дерево. Разговор только разгорается.

Кузьмич в этом дворе, наверное, из самых старых. Никто сейчас и не вспомнит, когда он сюда приехал. Но приехал – это точно. Он и сам говорит всегда, что владимирский. И родня у него там где-то была раньше. Пиво он не сегодня покупал, но зато вынес самодельных черных чесночных сухариков с солью и кулек семечек на заедки.

– Ты в КГБ, что ли, работал, Кузьмич? Это по нашим временам не в плюс тебе, далеко не в плюс…

– Дураки вы все малограмотные. И кроме КГБ были у нас органы. И до КГБ, кстати, тоже. И мы там делом занимались, а не туфтой разной.

– Ты дураками-то полегче кидайся. А то не посмотрим на возраст…

– Тю, Лёша, не трогай дедушку! Пусть расскажет лучше, что он тут нам про Лаврентий Палыча втыкал. Интересно же!

– Давай, давай, дед, про Лаврентия. Рассказывай, что начал.

***

– Разрешите, товарищ полковник? Прибыл я.

– Ну-ну. Прибыл он…

Поле армии он долго привыкал к отсутствию погон и запрету тянуться и прищелкивать каблуками. Начальство, учили, надо знать в лицо. А не по звездам на погонах. А отсюда: кого ты не знаешь лично, тот тебе не начальник. Свой же начальник требует не чинопочитания, а работы.

Алексей закончил войну майором. Служба была разная. Начинал он в батальонной разведке, быстро вырос до дивизионной. А там уже его начальник штаба армии перетащил к себе, усмотрев главный козырь молодого орденоносца не в кулаках и не в бесшумной походке, а в голове.

– Аналитик ты от бога, Лёша. Нам как раз такие нужны. И не спорь, потому что это приказ.

Вот на этом и остановился его карьерный рост. Операторы сидят в штабе. А штаб сидит в тылу. Под конец войны случаев таких, чтобы с автоматами отбиваться от гитлеровцев, практически не стало. Хотя, оружие по-прежнему чистили, смазывали, снова чистили, и иногда постреливали в роще в установленные ростовые фигуры – чтобы навык не потерять.

А когда война закончилась долгожданной победой, а потом вслед за своими союзниками и японцы запросили пардону, началось сокращение. Ну, это же понятно было с самого начала. Ладно, пусть не всем понятно, но Алексей давно все рассчитал в голове и уже ждал приказа об увольнении в запас в связи с окончанием боевых действий. Однако пришел совсем другой приказ, и его служба продолжилась практически по военной специальности – разведчик, аналитик. Только теперь в Москве, в столице нашей Родины. И комнату в коммуналке выделили практически сразу. Тогда в Москве много было жилья свободного. Многие въехали в него как раз в те годы.

Новая служба была еще тем хороша, что никакого отношения не имела к НКВД, который потом переименовали в МВД. Алексей, обдумывая будущее, сразу решил для себя, что куда угодно, но не в милицию. А вообще-то можно было и на завод – все лучше, чем в окопы. Или вспомнить старое, посидеть над учебниками, получить, наконец, диплом, и пойти в школу, учителем, как отец. А вышло вон как. Само, практически. Ну, или почти само – наверняка начальник штаба руку приложил к трудоустройству майора Синицына, кавалера ордена Красной звезды и медали "За отвагу". Награды были и еще, но Алексей считал боевыми, "трудовыми", только эти две. И мог долго рассказывать, как со своими разведчиками ходил за линию фронта, как собирал сведения, как брал языка. Как с ними вместе отбивался от прорывающихся из окружения немцев. Вот за это – боевые. А остальные награды – за бумажную штабную работу. Сколько ни твердил ему начальник, что от его труда больше фрицев загнется, чем от автоматной пули, но все равно как-то привык, что в тылу – это не на фронте.

Полковник Иванов, больше похожий на грузина, чем на русского, и тем иногда играющий специально, взял его в свой отдел и быстро начал давать поручения, которые никому другому было дать просто нельзя. Алексей был удобен своей военной выучкой, везучестью, без которой разведчика не бывает, а главное, полным отсутствием родни и знакомых в Москве. То есть, можно было его использовать хоть в ночь – за полночь, хоть вовсе без выходных. И еще – на самых секретных делах.

Такое, секретное, получалось и в этот раз.

– Ты присягу помнишь еще, Синицын?

– Проверяете?

– Интересуюсь, – полковник в штатском встал со своего стула и сделал несколько шагов влево и вправо, разминая ноги. – Интересуюсь, не забыл ли ты, майор, на кого служишь. И какова цель твоей службы. И всех нас – какова цель.

– Ну… Защита завоеваний социализма, это раз. И второе – обеспечение возможности построения коммунистического общества.

– Подкованный. А теперь, садись и слушай сюда. Блокнот убери от греха. Никаких записей!

Был сигнал, оказывается – копать под Берию. Сигнал был только по своим. Вот, мы, выходит, свои. Опять же не в тех структурах, где у Лаврентия есть люди. То есть, можно работать, не ожидая никакой подлянки. А работать надо над тем, чтобы точно выяснить, в чем и как товарищ Лаврентий нарушил присягу и действовал не в интересах социалистической Родины.

– Копаешь то, что скрыто. Ясно? В первую очередь, военные годы. Это по нашему профилю. Сам понимаешь, раз есть сигнал оттуда, – Иванов показал со значением пальцем в потолок, – значит, неспроста. В общем, время – ограничено. Средства – без ограничения в пределах разумного. Силы – только свои. Никого привлекать права не даю. Пользуйся положением, но ни-ко-го. Все сам. И докладывать – никому, кроме меня. Понял?

– Так точно! – вытянулся майор Синицын, подбираясь внутренне, как перед первым походом за линию фронта. И радостно за доверие оказанное, гордость такая вроде распирает, и страшно – на такое замахнуться!

– Не ори. В общем, если есть что – ты должен найти. А нет – считай, плановая проверка. И еще имей в виду: время уже тикает. Времени нет. Все. План – в голове. Мне – ни слова до первого результата. Если засыплешься – выкручивайся сам, как сможешь, и к нашим только в самом крайнем случае обращайся. Нечего тут в мирное время устраивать всякое… Поножовщину всякую. В общем, иди, разведчик.

И разведчик пошел.

***

– Нет, ребята, вам сегодня не понять, как это – в своей стране, после войны, в орденах и с погонами на парадном кителе – таиться от всех и действовать, как в чужом тылу. Кому довериться? С чего начать? А может, это просто проверка такая? Может, снова, как после Николая Ивановича, чистка органов начинается? Может, сам товарищ Маршал Советского Союза приказ получил, и теперь смотрит, что и как без него натворили?

– Какой маршал?

– Так Берия, Лаврентий Павлович, чистый маршал, согласно указу.

– А ты-то где служил, Кузьмич? Что-то не понятно рассказываешь. Это кому же в советское время поручения давали против МВД копать? Если не КГБ?

– Не против МВД. Лаврентий тогда не министром был. На хозяйстве сидел, наукой занимался и атомной бомбой. И мне поручили не милицию отслеживать, а его самого проанализировать. А как он свои функции несет? А все ли он делает правильно и вовремя? А? А вот комитета тогда еще не было. А мы – были!

– Ты пей, пей, Кузьмич. Пей и рассказывай дальше. Интересно же!

***

Военное время, значит. Алексей сидел дома с большой жестяной кружкой чая и рисовал рожицы в блокноте. Рожицы были кудрявые и с улыбчивыми ртами до ушей. Уши лопухами. Ну, не художник он!

Первое: центральная печать. Лучше "Правда". Там все официально сообщали.

Второе: сводки с фронтов.

Третье: передвижение – это тоже можно по газетам вычислить чуть не по минутам.

Четвертое: чем занимался, и что из этого получалось.

Пятое…

Пятое – когда в одиночку всем этим заниматься?

Через неделю листания газет – он специально, то в своей районной библиотеке сидел, то в Ленинку ездил, а то и в Историческую садился, чтобы не подряд в одном месте несколько дней – начались разъезды по стране и беседы с людьми. Вот тут-то и вспомнил о запрете вести записи. Записывать было что, было… Сейчас бы такое опубликовать. Не книга – бомба!

Стали постепенно проявляться странности в истории. Вроде, раньше внимания не обращал, а теперь, присмотревшись, делал в памяти очередную зарубку. Вот, например, Московское сражение. Ведь уже Сокол видели немцы. Уже к Голицыно подходили. Уже… И – бац, назад. Да как назад – бегом, бегом. Почему? Сибирские дивизии, говорите? Так сколько их там было – дивизий? Ну, называй по памяти! Полосухинская? Она до наступления в оборону встала и потом отступала еще до декабря. Белобородовская? Тоже самое. Ага, еще панфиловцев вспомни, триста шестнадцатую. Эти вовсе из Казахстана, молодежь необстрелянная. Нет, похоже, тут все гораздо таинственнее было, чем нам объясняли.

Алексей откладывал в темный угол своей памяти пакет информации о сражении под Москвой, и читал дальше. Сталинград? Вот ведь, до того – шло общее наступление. Начали давить немца, гнать. Уже и Харьков на горизонте. Уже и Крым скоро освободим. И силы накоплены, вроде. И что? Полный пшик. Опять немцы клиньями и окружениями. Да так, что наши даже не бежали – некуда бежать. Все в окружении, все разбиты, все, кто выжил, в плену. И опять войск у нас нет. Фашисты к Волге вышли, по левому берегу лупят. В самом Сталинграде наши под кручей, под берегом отсиживаются в песке. И вдруг… Именно, что вдруг. Как вышло? В тайне глубокой подготовились и устроили такие же клинья и окружение? А немцы, выходит, смотрели и ждали? Раньше наши так не могли, а теперь вдруг – смогли? Странно, странно…

А после – бывало ли такое? Такое, чтобы как под Москвой – нет никого в обороне. Нет резервов. Нет снарядов и патронов – и вдруг погнали. Как под Сталинградом – последние сталинградцы в пещерках под кручей. Немцы на Мамаевом кургане. Немцы во всех домах. И вдруг…

А ведь больше не было такого? И что же там Лаврентий Павлович?

Алексей снова лез в газеты. Центральная печать сообщала, что член Государственного Комитета обороны генеральный комиссар госбезопасности товарищ Берия занимался боеприпасами, вооружением и всякой военной наукой. А куда ездил в то время товарищ Берия – неизвестно. Секрет. Хотя, это не имеет большого значения, потому что не сам же он на фронта выезжал. Его дело – вооружение, боеприпасы, наука…

Пришлось самому ехать на места сражений.

***

– Ну, Кузьмич, не тяни! Что нашел-то?

– Вы только не шумите, ребята. В общем, нашел я страшное. Документов никаких, естественно. Работали чисто. Свидетелей – никаких. Все косвенно, все на домыслах и анализе. Но логично же до невозможности! Было оно у нас, было! Супероружие, сверхоружие! Был образец еще в конце сорок первого. Вот его и применили под Москвой, так, что немец валом побежал – догонять не успевали. А реальное оружие включили под Сталинградом. Вот там никто и не убежал.

Что это было? То ли инфразвук мощный, доводящий до кровоизлияния, а в недостаточной мощности – к панике и бегству с поля боя. Фотографии видели в учебниках? Фильмы про битву под Москвой? Колоннами стоит немецкая техника. Колоннами! А где враг? Врага конница догнать не может! Так драпают, что наши по тем же дорогам догнать не могут! А под Сталинградом страшнее. Там на полную мощность врубили. А может, не инфразвук, а что-то еще… Сейчас же не скажешь. Но поля были усеяны мертвыми. Это потом сказали, что мороз мол, они не выдержали. Наши выдержали, понимаешь, а они – нет. В общем, убедился я – было оно, оружие, навроде "лучей смерти" из книжек. И действовало. Но потом сразу его не стало и опять большой кровью стали побеждать. Начал копать дальше…

– И что?

– И – ничего. Понимаете? Ничего! Ни изобретателя, ни заводов подземных, ни бумажки – ни-че-го! Все уничтожено. Все!

– Да как же? Кто же позволил-то?

– Не позволил, а приказал. И я так думаю, что и тех расстреляли, кто изобретателя убирал и следы подчищал. А потом и тех, кто расстреливал. Лаврентий Павлович – он порядок знал.

– И что потом?

– А потом умер Сталин, и никто уже не мог защитить Лаврентия. Ему атаковать надо было, а он промедлил. Опоздал на неделю, примерно. Так я думаю.

***

Лаврентий Берия стоял у окна второго этажа в своем доме на Малой Никитской. Время обеда давно прошло, но ехать на работу не хотелось. Это было странно и это было непривычно. Он стоял и прислушивался к своим ощущениям. Отравили? Нет, не похоже. Все вместе ели. Все живы-здоровы и не жалуются. Что-то не так было в Кремле. Не по правилам как-то. Кто-то копал под него. Кто? Никита? Этот вряд ли. Что он может иметь против товарища Берии?

Лаврентий Павлович усмехнулся, снял с переносицы знаменитое пенсне, протер аккуратно свежим носовым платком. У него с военных лет вошло в привычку называть себя в третьем лице во время раздумий. Вот сейчас товарищ Берия раздумывал, ехать ли ему в Кремль. Ехать не хотелось. Хотелось отойти в сторону и сделать передышку, посмотреть на мелких пауков, как они начнут грызть друг друга, кусать, впрыскивать яд. Это же он всех сегодня сдерживает! Его боятся, потому и порядок поддерживается! Но кто же копает? В МВД еще не все в порядке. Кадры не успел сменить. А надо было сразу, как метлой. Теперь же, как на контурной карте – очертания министерства-монстра есть, а вот что внутри расшифровке поддается лишь на память, примерно. Как оно было раньше. А как на самом деле теперь?

Вот еще наука его военная… Грамоту вручили, Почетным гражданином объявили, премию дали, звезду опять же. А ведь сделали-то не оружие. Нельзя такими бомбами кидаться. Идиоты эти американцы. Нашумели… Теперь уже поздно – расползлось по всему свету, и все знают, как оно будет, если кинуть бомбу. А если бомба посовременнее будет? Если раз в тысячу мощнее? Япония просто переломится и затонет. Америки не станет. А что будет с миром? Нет, тут ничего не поделать, жаль.

Американцы сами виноваты. Держать надо было в глубокой тайне, на самый крайний случай. А еще лучше, как в сорок третьем. Всех к стенке, лаборатории взорвать. Ученых расстрелять. Расстрельщиков уничтожить. Вот самый верный способ спасти все человечество, а не только верхушку советского народа. Ведь можем же, можем, когда хотим и понимаем, а, товарищ Берия? Да, применили пару раз, убедились, что можем производить в промышленных масштабах. А что дальше?

Представить себе установки, смонтированные на танковом шасси. По штуке на армию – уже хватит. И вперед, на Берлин. Уже в сорок четвертом бы там оказались. А потом сразу на Францию, на Испанию с Италией, на Великобританию. Америка… Богатые, сволочи. Бомбу кинули бы? Да хоть десять. Все равно наши потери были бы несоизмеримо меньше. И – по Америке. Плацдарм захватить, потом оборудование перетащить – и вперед. Там дороги хорошие, народ дисциплинированный. Да-а-а… И что? Был бы коммунизм? Его у нас-то нет. Хозяин и то понимал. А эти, начетчики, кроме Маркса ничего не знают. Время-то меняется! Все меняется! Нет, нельзя было то оружие давать в руки даже сейчас. Вот сейчас бы с таким оружием Никита… Кстати, Никита?

Лаврентий Берия подошел к телефону:

– Соедините с Хрущевым. Что значит – нет связи? С Хрущевым нет связи? Как, совсем нет связи?

Ах, черт! Чувствовал ведь, что опаздывает!

– Охрана, к бою!

Да, какая тут с ним охрана. Что он смогут? Один пулемет, шестеро мужиков. Ах, как все не вовремя. И не вызвать никого, не отбиться, не дождаться дзержинцев. Придут ведь сейчас и спросят. И ведь расскажешь все, что знаешь. Запоешь буквально. Есть такие средства – все расскажешь, до последней запятой. Даже если думал, что забыл – помогут вспомнить.

А ученые у нас хорошие. Им только тему дай, направь по правильной дорожке – за год ведь восстановят. Вон, бомбу с ноля сделали, только толчок понадобился и немного информации… Нет, информацию они от меня не получат!

***

– Так его же судили?

– Кого?

– Да Берию!

– Ты мне это будешь рассказывать? Мне? Я был на первом бронетранспортере, который снес ворота. Потом раздолбали чердак, с которого бил пулемет. Потом разведчики пошли в дом. А там уже никого живого. И Берию при мне выносили на носилках. Бегом несли, торопились. А толку-то! Он же в голову стрелялся – тут никакая медицина не поможет. Голова – это же вам не компьютер… Информацию не поднять.

– Ох, ты… Это же какая история могла быть!

– Вот я о том вам и говорю. Вы подумайте, какая история! И все коту под хвост. И кто? Берия, так его и распротак и распроэтак. Сколько жизней погубили зря. Какие потери в войне! И какой в итоге государство просрали… А ведь мог бы быть, представьте, сейчас мог бы быть Союз Советских Социалистических Республик Мира! И до коммунизма тогда – рукой подать! Эх…

Кузьмич выполз из-за стола, махнул дрожащей рукой честной компании – мол, пошел я, пора мне уже – и медленно потащился через двор.

– Ты веришь ему?

– А хрен его знает. Как проверить, если сам говорит, что все уничтожено? Но по ощущению общему – могло такое быть. И дед так правдиво все описывал.

– Да где он служить-то мог в то время?