Текст книги "Тамплеры Пролетариата"

Автор книги: Александр Дугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

ФАШИСТЫ ПРИХОДЯТ В ПОЛНОЧЬ

1. Красноречивый страх перед коричневым цветом

Стоит задаться вопросом, который, несмотря на всю его актуальность, по какой-то (весьма странной) причине вообще не ставится. Почему все боятся «фашизма» (как в России, так и в мире)? Почему именно это слово является самым общеупотребительным термином в политической, культурной и бытовой лексике, при том, что полноценного и осознанного политического или идеологического фашизма либо вообще не существует после 1945 года, либо он представляет собой крайне маргинальное явление, достойное не большего внимания со стороны публики, чем общества коллекционеров бабочек или собирателей марок?

Это не может быть случайностью. Следует разобраться в смысловой нагрузке этого выражения в его нынешнем употреблении. Под «фашизмом» мы явно имеем в виду не конкретное политическое явление, а наш глубинный тайный секретный страх, который сближает и националиста, и либерала, и коммуниста, и демократа. Этот страх имеет не политическую и не идеологическую природу, в нем выражено какое-то более общее, более глубокое чувство, равно присущее всем людям независимо от их политической ориентации. Причем, этот "магический фашизм", преследующий наше бессознательное, настолько явно отличен от «фашизма» политического и конкретного, что, если нам представится случай побеседовать с каким-то конкретным неонацистом из маргинальных политических молодежных группировок, то у нас не останется никакого иного чувства, кроме чувства разочарования – "и это все?", "нет, это никакой не фашист!"

В таком случае, чего мы боимся в действительности? Кто такой настоящий «фашист», и что такое настоящий «фашизм» не в исторической, но в психологической, даже психиатрической перспективе?

2. Человеческое человечество

Фашизм, безусловно, совпадает в обыденном сознании с Абсолютным Злом, и единство в понимании этого, независимо от политической ориентации, показывает, что такое отождествление – факт всеобщий и универсальный. Но что может сегодня объединить (пусть по негативному критерию) людей, столь различных между собой по культуре, социальным интересам, вероисповеданию и идеологии?

Только одно – ощущение общей причастности к "человеческому виду", смутный и экзистенциально фоновый гуманизм, который присущ и правым, и левым, и экстремистам, и центристам. Именно гуманизм остается последним якорем для сохранения относительного баланса в цивилизации, раздираемой внутренними и внешними политическими и идеологическими конфликтами, перед лицом глобального культурного, экологического и социального кризиса. Если убрать этот бессознательный гуманистический элемент нынешнего сугубо светского, сугубо человеческого человечества, то оно немедленно падет в бездну помешательства, фанатизма, истерики, надрыва, самоубийства. Современный человек, при всем его цинизме, практичности, прагматизме, индивидуализме и агностицизме, все еще свято верит в последний фетиш – "в человеческий фактор", в "человеческий факт", который, будучи не плохим и не хорошим сам по себе, является общей платформой существования человечества.

Естественно, такое "человеческое человечество" подозревает о возможности катастрофы, т. е. о том, что эта последняя опора, этот «бессознательный» гуманизм могут быть выбиты из-под ног. Причем двумя способами – внешним и внутренним. Ощущение внешней опасности, синдром одержимости «концом» проявился в двух мощных течениях – «экологизме» и «пацифизме». Эта позиция предчувствует, что главная угроза "человеческому человечеству" придет извне: либо окружающая среда, будучи сущностно «внегуманной», "нечеловеческой", разобьет иллюзию человеческой самодостаточности и взорвет человеческую безопасность, либо "злые ястребы" развяжут военный конфликт, который уничтожит человечество. (На этом последнем психологическом факторе была основана в доперестроечные десятилетия «стрессовая» политика западного антикоммунизма).

Но для нас важнее исследовать внутренний путь уничтожения "человеческого человечества". Так как именно такой внутренний взрыв и понимается под «фашизмом» на бессознательном уровне. Некоторые клинические «антифашисты» предложили даже особый термин «психофашизм», а этот термин, несмотря на внешнюю нелепость, весьма красноречиво показывает, что страх перед «фашизмом» имеет сугубо психическую, психиатрическую природу. Итак, «фашизм» есть внутренняя угроза для гуманизированного подсознания современного человечества, предчувствие возможного краха этого подсознания в той форме, в которой оно существует сегодня.

3. Кнут и кинжал де Сада

Часто с термином «фашизм» автоматически ассоциируется иной термин «садизм», и это не случайно. Фактически, главные персонажи романов де Сада воплощают в себе кристалльные образы того, чего больше всего страшится «гуманистическое» подсознание, грядущее тотальное распространение которого де Сад гениально уловил и осознал еще в конце 18 века. Герои де Сада являются людьми, которые, принимая вызов либеральной идеологии, ставящей во главу угла принцип максимальной индивидуальной свободы, доводят эти тенденции до их логического предела, взрывая и уничтожая ограничения «индивидуальности», сохранившиеся в «демократическом» и «просвещенном» обществе как наследие «темных», «нелиберальных» времен, как «пережиток теократии, этатизма и морали». Политические идеи де Сада, ясно и последовательно изложенные в «Философии в будуаре», являются математическим применением либеральных догм к самым интимным сторонам человеческой жизни, связанным с эротическими комплексами, глубинными ингибициями и вегетативными психологическими реакциями (причем все описано с удивительным «черным юмором», отличающим все работы де Сада). Де Сад не борется с «гуманизмом» и нарождающейся «психологией гуманизма», он просто доводит их линию до логического конца, не останавливаясь на полдороге, как это имело место в случае его наивно-оптимистических современников, видящих «либерализм» и «гуманизм» в восторженных тонах. Де Сад – это внутренний предел движения общества к либеральной модели, и не случайно его идеи и Запад понял только в начале XX века, когда пророческий дар де Сада обнаружил себя во всей своей полноте и достоверности, когда его тексты открылись как предвосхищение Киркьегора, Ницше, Бакунина, Фрейда, сюрреалистов и т. д. Но следуя либеральным, «республиканским» принципам, де Сад рисует такую страшную картину бесконечных преступлений и извращений, которую сами либералы вряд ли могли бы признать за идеал своего общества.

Почему? Лишь потому, что их сознание не способно охватить всего идеологического пространства собственной позиции, а их «предрассудки» мешают им легализировать всю полноту криминальных и извращенческих версий, которые они предпочитают «признавать» и «принимать» постепенно и последовательно одну за другой. Де Сад предлагал легализовать воровство (это, фактически, сделано при переходе к капиталистической модели общества, основанной именно на нем). Он считал необходимым разрешить все виды половых извращений, и в первую очередь, гомосексуализм (современное либеральное общество так и поступило). Он настаивал на отмене смертной казни за самые страшные преступления (борьба за такой закон увенчалась успехом во многих развитых странах).

Единственный аспект, который мешает де Саду стать истинным архитектором, классиком современного либерализма, это тот комплекс, который получил в психологии его имя – «садизм». Именно этот аспект менее всего готовы принять либералы и «гуманисты», именно в нем содержится камень преткновения перед интеграцией де Сада в пантеон верховных либеральных идеологов.

Дело в том, что последовательный и предельно честный де Сад пройдя весь путь по отрицанию ценностей традиционного общества – от отрицания церкви и монархии, до отрицания государства, морали и этики – столкнулся с важнейшей метафизической проблемой: кто именно будет являться субъектом свободы, завоеванной в результате последовательного и тотального уничтожения «старого» мира? Морис Бланшо в своей книге о Саде правильно замечает, что, как только какой-то герой де Сада перестает идти по пути все более страшных и разрушительных преступлений, он сам немедленно становится жертвой более последовательного «либерала». Ницше говорил о том же самом в притче о "бледном преступнике": "бледный преступник склонился; он убил, но еще и украл".

Для Ницше «кража» является снижением чистого преступления, заключенного в прямом акте немотивированного убийства. Субъектом освобождения, таким образом, становится у де Сада не просто обычный человек, но человек особый, «обособленный», героический, который не просто ясно осознает (чего никогда не делают умеренные либералы), что увеличение свободы одного возможно только за счет уменьшения свободы другого, но и стремится последовательно довести свою личную свободу до максимума и сократить свободу окружающих до минимума. Именно такой выведенный де Садом тип «садиста» и стал постепенно фигурой, которая преследует коллективное бессознательное современного человечества.

Почему? Потому что появление такого персонажа является не просто случайностью, но необходимым следствием гуманистического «развития» человечества по пути либерализма и просвещения! Именно такой садистский субъект неявно присутствует в «гуманистическом подсознании» людей, лишенных сакральных ориентиров традиционной цивилизации. Он – это «темный двойник», в котором постепенно копится коллективный счет человечества за его свободу и его «человечность». На дне «гуманного» подсознания человечества шевелятся тени героев «Жюстины» и «Жюльетты». Они грозят кнутом и острым кинжалом тем, кто трусливо остановился на пути «освобождения» человечества на полдороге.

Не узнаем ли мы в де Саде и его героях знакомого призрака? Не источают ли его герои тревожный аромат «фашизма», конечно, не исторического и конкретного, но «психического», пресловутого и пугающего "психофашизма"?

4. Они пришли

Либеральное подсознание современного человека носит в себе свой собственный приговор, свое собственное отрицание, свою собственную смерть. На предельной грани темных энергий души современного человека живет страшное существо – «магический фашист», призрак, обретший плоть, персонаж маркиза де Сада, ворвавшийся в вашу квартиру… У Оруэлла в «1984» есть очень важное место, свидетельствующее о довольно глубоком понимании законов человеческой психологии: в последней и самой страшной камере пыток, куда попадает герой, с ним случается то, чего он больше всего страшился на протяжении своей жизни, в снах, грезах, тревожных видениях. Крысы начинают грызть его лицо. Если современное общество, шире, современное человечество страшно боится «фашиста», и если эта фигура соответствует определенному глубиннейшему пласту «коллективного бессознательного», то такой «фашист» обязательно появится. Конечно, не в форме политического движения, сходного с итальянским или немецким прецедентном. Исторические фашизм и нацизм почти ничего общего не имели с тем «психическим фашизмом», который является внутренней, психической угрозой человечеству сейчас. Новый «фашизм» возникнет по иной логике и на основании иных законов. Скорее всего он будет намного страшнее предшествующего, так как он будет качественно другим. Он возникнет не как спасение от либерализма (попыткой чего были предшествующие версии фашизма), но как наказание за либерализм, и родится он не вне, а внутри либерального общества. Как последняя точка его истории, как его закономерный конец. Но поскольку человечество, фактически, отождествило сегодня свою судьбу с «гуманизмом» и «либерализмом», есть все основания полагать, что это будет одновременно и концом человечества.

"Фашист" понятие внутреннее. Тот, кто не поймет необходимости взять на себя всю полноту кошмара, свойственного внутреннему миру героев де Сада, кто не сможет принять на себя трагическую и дикую миссию «садиста», с необходимостью станет «жертвой». В этом жанре законы очень жестоки, как жестоки на практике либеральные реформы и их результаты. Конечно, у самых радикальных либералов уже можно разглядеть многие «фашистские» и «садистские» черты. Но по сравнению с истинными «садистами» это лишь первые шаги «гуманистического» детсада. Вряд ли сами либералы найдут в себе силы двинуться к идеалу Сен-Фона, Мальдорора или Сверхчеловека. Для этого их гуманизм остается слишком «теплым» (не горячим и не холодным). А следовательно, они станут "жертвами".

А если это так, то фашизм придет к ним в роли палача. Нет, не на митингах и съездах националистов, не в среде преступных авторитетов увидим мы настоящих «психофашистов», грозных героев современного подсознания. По ту сторону коллективистских идеологий и банального криминала, в полночный час надевают они свои темные маски, вооружаются острыми ножами и кожаными плетками и тихо скользят по темным улицам в поисках жертвы. Они появляются неожиданно и внезапно, как черные, ночные призраки, вызванные нашим непрекращающимся ужасом, нашим психозом. Они анонимны и бесчисленны. Они терзают и мучают нас в долгих постперестроечных снах. Они медленно продвигаются к власти – но не политической, ограниченной и компромиссной. К власти абсолютной, основанной на тотальном господстве «садиста» над трусливой и трепещущей массой обреченных жертв, "антифашистов".

Фашисты не злы и не жестоки сами по себе. Их насилие спокойно и холодно, почти ритуально. Мы своим страхом, своей вовлеченностью в либеральные нормативы современного одиночества сами провоцируют их тайное ночное посещение. Тихое посещение без всяких угроз и политических требований. "Каждый пустой орех хочет быть расколот". Такой колкой и занимается «фашист», страшный персонаж заката либеральной цивилизации, обретающий сейчас свое грозное физическое рождение.

Все, кто поверили в "человеческое достоинство" и "человеческую свободу" в секуляризированном мире без Традиции и сакральности, заплатят строго по счетам. За себя и за своих предшественников.

Фашисты в городе. Они повсюду. Они в нас.

Их бритвы остры. Они не откажутся от предоставленной им «суверенности», но мы заплатим им за ее бремя и ее трагизм. Фашисты придут. Обязательно. И начнут свои пытки, и не остановятся до тех пор, пока не прочтут в наших глазах первые признаки понимания того, в какой реальности мы находимся, и что мы в ней должны были бы делать. Если же наши глаза останутся такими же, как сейчас, грозные призраки цивилизационной полночи заведомо снимают с себя ответственность за печальный исход.

Рано или поздно, но наглая вера наивного человечества в "добрый конец" будет опровергнута печальным и страшным эпилогом "тщеты добродетели".

Вы помните, что стало, в конце концов, с Жюстиной?

Cтатья написана в 1994 г., впервые опубликована в 1994 в «Московской Правде» (приложение «Новый Взгляд»)

РЕЖИМ ВОДЫ

1. Чтобы стать королем

В магической практике принцип Воды соответствует первой стадии внутренней реализации. Данная операция часто называется герметическим термином «диссолюция», «растворение», т. е. действие, которое вода оказывает на плотные предметы. Чтобы понять режим Воды, предпримем краткий экскурс в сферу магического понимания мира. С точки зрения магической теории, человек занимает в настоящее время в мире не то место, которое ему отведено законами Бытия. Изначально и принципиально человек сотворен как центральная фигура своего уровня существования, предназначенная для королевского и полновластного господства на этом уровне – на уровне земли. (Отсюда обязательная апелляция к королевским символам во всех магических доктринах). Но на практике дело обстоит иначе – человек является не субъектом материального, фиксированного мира, но объектом, подверженным влияниям окружающих его внешних сил – как человеческих, так и природных, как социальных, так и политических.

Таким образом, "плотный мир", с которым изначально имеет дело человек, ставший на путь магической реализации, является «порочным», "враждебным", требующим радикального преобразования. Структуры и законы этого мира, фиксированные в природных законах и социальных кодексах, – коль скоро они подтверждают статус кво нецентральной позиции мага, – подлежат разрушению, отмене, размыванию, чтобы потом, по ту сторону "ложной кристаллизации", маг-субъект смог бы создать иной мир, иную землю, упорядоченную исходя из принципа центральной позиции посвященного. Именно этой цели – растворению "ложной кристаллизации" – и служит режим Воды, «растворение». Очевидно, что у обычного начинающего практиканта магии нет средств для прямого материального воздействия на окружающий его материальный мир, нет достаточных инструментов для того, чтобы "стать королем", попрать законы природы и реорганизовать социально-политическую реальность по своему усмотрению. Попытки получить материальный "универсальный растворитель" материальными же средствами – хотя они и предпринимались и, видимо, будут предприниматься (поиск "абсолютного оружия" и т. д.) – в подавляющем числе случаев никакого серьезного эффекта не дают. Более того, такая зависимость от материального мира только отдаляет мага от его реализации. Значит, в своем пути «растворения» маг должен искать иные, нематериальные средства. Самым простым и самым доступным средством является "мир сновидений".

2. Личность сновидений

Погружение в «мир сновидений», «утопание» в нем – это первый этап магического «растворения» реальности. На этой стадии часто используют самые различные средства, провоцирующие деформацию внешнего мира для практиканта – от наркотиков-галлюциногенов до простого алкоголя[10]10
  Алистер Кроули, впрочем, считал, что ценность алкоголя крайне ограничена, и что наркотики гораздо предпочтительней. Единственное исключение он делал для «абсента», который называл «зеленой богиней».


[Закрыть]. Иногда упорные упражнения по стремлению «спать бодрствуя» дают аналогичный результат. Смысл этой операции заключается в самых общих чертах в том, чтобы постоянно «расплавлять» восприятие внешнего мира, размывая как его материальные, предметные, так и социальные связи. В состоянии сновидения человек человек пребывает в мире «жидких образов», которые непосредственно проистекают из его собственного психического организма – зависимость «внешнего» от «внутреннего» в сновидении совершенно очевидна для психики. Точно так же следует воспринимать магу, работающему в режиме Воды, и «состояние бодрствования». Следует «растягивать» границы окружающих предметов и существ, предполагая в любом «внешнем» объекте возможность неопределенно широкого изменения – по качеству, количеству, форме. Вода магов – «универсальный растворитель» не прекращающегося сновидения – должна отменить «отдельность» вещей как друг от друга, так и от существа мага. К примеру, вы смотрите за окно на улицу. В режиме Земли, в нормальном состоянии бодрствования все возможные комбинации разворачивающихся за окном сцен строго лимитированы и заранее предполагаются. Если вы взгляните за окно в режиме Воды, вы можете увидеть там такое, что обычного человека мгновенно превратило бы в буйно-помешанного. Несколько солнц, гигантские черные статуи, медленно двигающиеся над крышами самых высоких зданий, скользящие вдоль стен ярко красные фигуры с расплывчатыми контурами… Режим Воды – это как бы искусственное и добровольное схождение с ума, но единственное отличие от настоящего безумия состоит в том, что практикующий маг хранит дистанцию по отношению к «освобожденном» тонкому миру, включаясь в паранормальную ситуацию не до конца, с внутренней иронией и отстраненностью. Как обычный человек в повседневной жизни довольно легко учится отделять важное от второстепенного – и соответственно считать большинство событий и вещей привычной тривиальностью – так же маг в режиме Воды быстро обучается будничному отношению к пластичному переливанию причудливых форм – как правило все происходящее на тонком уровне не более важно, чем повседневные события ординарного мира.

3. Кто мы? Где мы?

Переход к режиму Воды для мага не самоцель, а привыкание к «текучей» реальности – вообще только первый, подготовительный этап работы в этой стихии. Важнее всего в этом процессе, что практикант растворяет заданность своего природного и социального окружения, покидает тюремные стены физического и общественного определения его объектного и фиксированного места в объектной и фиксированной реальности. Конечно, в режиме Воды маг еще очень далек от того, чтобы стать субъектом, «королем вещей», но в то же время он больше не является и рабом вещей. Режим Воды размывает и прежнюю уверенность относительно его «я». НА этом этапе начинающий маг часто задает себе странный вопрос: «Кто я?» или в некоторых случаях – «А не являюсь ли я тем-то и тем-то?»[11]11
  Реинкарнационистские теории основываются именно на эксплуатации этого магического состояния «растворенности я», но они стремятся подменить истинную и спонтанную королевскую фиксацию магического триумфа обретения Имени обращением к истории, к прошлому (есть ли в мире Воды прошлое?) и психическим элементам мертвецов и «бродячих влияний», сохраняющимся на тонком плане.


[Закрыть]. Первая форма вопроса – «Кто я?» – является является, безусловно, предпочтительной, так как попытки определить свое мистическое имя (к примеру, «я – Агриппа Нетесгеймский» или «я – инкарнация Будды» и т. д. ведет лишь к ложной кристаллизации и часто кончается банальным психическим заболеванием («я – Наполеон»). Как бы то ни было, маг теряет оковы определенности, становится «неизвестной», «переменной» величиной, в первую очередь, для самого себя. Лучше в этот период магической работы менять привычную остановку, знакомое окружение. Важно, чтобы люди и вещи не очень настаивали на отношении к практикующему как к давно известной им личности. Если это невозможно, маг должен симулировать для привычного окружения собственное умственное «заболевание» («маска одержимого») – либо наркоманию, либо алкоголизм, либо раздвоение личности. Только в таком случае окружающий мир допустит и признает за практикантом «законное право на странность».

Дальнейшее развитие режима Воды должно быть ориентировано на то, чтобы закрепиться в "текучем мире", освоиться в нем, фиксировать «водно-психическую» стихию как "горизонтальный план", чьи качественные принципы должны стать столь же очевидными магу, как качественные границы материального, «грубого» плана. Если "личность сновидения" будет столь же четко оформлена, столь же дискретна, столь же мобильна в отношении психического пейзажа, как человеческое тело в отношении физической реальности, если эта личность досконально освоит все правила и закономерности «тонкого» уровня – как ребенок постепенно осваивает закономерности мира взрослых – можно считать, что режим Воды в целом освоен, и маг родился и повзрослел в «водных» пространствах потустороннего. Пределом и концом режима Воды является "обретение Имени", которое маг узнает о осознает на тонком плане. «Имя» означает качественную оценку "личности сновидения", «расовое», "кастовое", «социальное» положение мага в мире сна. Собственно говоря, конечная фиксация «я» мага на тонком уровне и есть его «коронация» и восхождение к центру вещей. Освободившись от цепей материальности, маг принадлежит к уровню, санкция которого необходима для любого явления в мире материальном – как в природе, так и в обществе. Власть, которую дает практиканту укрощенный, освоенный мир сновидений, огромна. Знание, получаемое в реализации режима Воды, бесценно. Единственным препятствием, которое остается перед магом в материальной сфере, является тонкий импульс воли других магов, так же, как и он сам, «проснувшихся» по ту сторону «грубого» плана. Если маг не может осуществить чего-то в сфере плотных вещей и телесных существ, значит ему противодействует другой персонаж, прошедший режим Воды. Подобное сталкивается с подобным. Но важно заметить, что противодействующая воля не обязательно исходит от человека-мага – тонкий мир населен кроме "людей сновидения" еще черт знает кем. Впрочем, маг в режиме Воды научится ориентироваться и быстро сможет распознавать невидимых соперников.