Текст книги "Смерть краскома (СИ)"

Автор книги: Александр Ягодкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

При нападении на спирто-крахмальный заводик, планировалось продукцией, бывшей повсеместно валютой, разжиться. Но помимо огненной воды наткнулись на складе готовой продукции ещё и на три ящика хозяйственного мыла, которое являлось валютой ещё более конвертируемой – давно уже все в бане только золой пользовались. Разумеется, и эту драгоценность прихватили, перед тем как поджечь стратегическое предприятие. Но в банный день на мыло поступили нарекания – оно не мылилось. Тогда только выяснилось, что очевидно так спиртовиков развели немецкие сапёры, всучив за шнапс очень похожий на мыло новомодный тол.

Добро выкидывать не стали, но отомстить обманщикам душа требовала, и решено было вернуть взврывчатку законным владельцам. Уже названная железка в дневном от нас переходе пересекала речку Джуксте, с приличным мостиком, на нем то и надумали злополучные ящики оставить – поедут старые хозяева на поезде и подберут. Разумеется, тащить груз пришлось, потея, но в той же речке и пот смыли, когда пришлось в студёную воду прыгать. Вагон с ценностями из подорванного поезда как раз в воде оказался, несмотря на половодье, товар почти не подмок. Мануфактура для пошива мундиров годилась и на прочую одёжку и обменивалась на мыло даже лучше спирта. Которым, правда, пришлось немного пожертвовать, прыская на слабо повреждённые вагоны, но иначе те разгораться не хотели. Зато когда занялись, то даже рваться стали – видно там и боеприпасы везли. О том, что заблокированную при аварии теплушку с охраной не поджигали доказывать не стану, но и запор ломать нам было некогда, да и опасно – в рядом расположенном вагоне снаряды могли рвануть. Значит либо выжили германцы, либо смерть приняли лёгкую и быструю.

Только в этот момент операцией руководил уже не я, а младший унтер-офицер Нанай. Меня сильно контузило при взрыве, вновь лично вздумал привязанный к иницирующей тол гранате шнур дёрнуть. Хоть замедление у неё было аж 16 секунд, но добежать до укрытия успел частично, волной и тряхонуло в спину, так, что вырубился. Это сколько ж штук сукна на телегу пришлось не доложить, что бы меня вывезти? Но народ корыстью пренебрёг, хотя и так обозик получался если не золотым, то позолоченным наверняка. Десятину атаманскую мне при дележе добычи не сократили, хоть я продолжал в отрубе пребывать. А ведь между собой ругались ожесточённо даже за оттенки фельдграу достававшегося габардина и молексина.

Привезли меня на базу ни живого, ни мёртвого – дышал, но глаз не открывал. Мазай смастерил наскоро бубен да принялся надо мной шаманить, что странно – результативно, я ожил. Оказалось, что и он дар имел, только его шаман и к ремеслу своему загодя обучал. Я же мало того что объект служения сменил, так и познавал всё эмпирически, в основном в моменты критические. В эту свою кОму моя душа из тела вырвалась и за кромку заглянув, смогла с ещё не растворившимися в биополе земли коллегами разных времён, тела которых смерть в округе приняли, пообщавшись даже опытом и знаниями обменяться.

Это я очень информативно прогулялся – здесь за 1944-1945 года похоронили почти полторы тысячи бойцов одетых в русские гимнастёрки. Майоров, лейтенантов, но больше всего рядовых, самых разных национальностей, среди которых примерно каждый десятый был моим соплеменником. От них я узнал, что теперешняя война перерастёт в Гражданскую и верх в кровавом противостоянии одержат большевики. Но через два десятка лет вновь германцы нападут, и вот уже эта бойня пожрёт десятки миллионов человек. Потому-то готовиться к ней надлежит уже нынче – учиться воевать правильно, оружие хорошее делать, а для всего этого государственный строй поменять. Это всё поведала слившаяся с моей душа капитана-танкиста Паулса, сгоревшего в Курземском котле. Он был сыном служившего под моим же началом разведчика Тука – вот какие в жизни совпадения случаются, ни в какой сказке забористей не придумать. Так же глубоко пообщаться с другими аморфными сущностями не успел – Мазай мою удвоившуюся душу в тело вернул, но покидая, вскользь всё же успел заметить, что это будет уже совсем другая война. Война моторов! Даже аэропланы и лоханки (танки по-английски) той эпохи успел разглядеть.

1.4.

С того Света извлекали меня не только из чувства преданности, присутствовала и корысть, ведь придумать способ как вывести отряд из вражеского тыла способен был только мой извращённый разум. От погони после диверсии на мосту налётчики ушли, потому что действовали не традиционно. Недаром же перед операцией всех заставил лодки ладить, а потом их на телегах подвезли и выше по течению в речку спустили. Согласно нормативам, запущенное в первозданный лес отделение сапёров за 8 часов обязано сладить из того что найдёт лодку весом 300 кг и грузоподъёмностью 2 тонны, а спарка превращаясь в катамаран и 5 тонн берёт, либо трёхдюймовку с передком. Долго судно из сырого материала сколоченное не проживёт, но для выполнения поставленной задачи срока его жизни достаточно.

Отряд по течению тихо спустился до моста, снайперы сняли пару его охранников, сапёр подложил ящики под опору, а потом я дёрнул за верёвочку. Далее с чужих слов знаю, что действовали согласно плану, то есть загрузились и подожгли, а потом поплыли дальше. В удобном месте нас ожидали телеги привезшие лодки. Вот почему не смогли собачки следы взять – их на берегу и не имелось. Что уж поделать, если родился у воды и всюду эту стихию использовать старался.

Возвращаться к своим надумал так же водой, по озеру Энгуре. Оно через протоку соединено с Рижским заливом, и как раз там и стоит требуемый нам небольшой, но ставший в войну крайне важным порт Мерсрагс, недавно и вовсе числившийся рыбацкой деревушкой. После занятия германцами Курляндии залив разделился на два враждующих берега и если бы не сопротивляющийся гарнизон Моонзундского архипелага с его крупнокалиберными батареями, как бы затыкающими залив, германский флот давно бы обстреливал Ригу. Но пушки Эзеля простреливали Ирбенский пролив, добивая до курляндского побережья, а вот остававшееся за Россией эстляндское побережье давало нам и союзникам возможность для манёвра и сообщения не только с Петроградом, но и всем миром. Английские субмарины в Рижском порту редкостью не являлись. Даже ночью не могли изрядно коптящие небо германские корабли прокрасться незамеченными – белыми летними ночами дым спрятать не получалось, а в тёмные зимние – вода сковывалась льдом.

С открытием навигации руководство кайзерлихмарине надумало возвратиться в век паруса, ведь хоть мачты на выжимателях ветров и высоки, но всё равно на порядки ниже столбов дыма из труб новомодных судов. Рискнуть решили недавно сошедшей со стапелей бригантиной «Der Salm» со стальным корпусом и вспомогательным стосильным нефтяным двигателем, на мачте которого развевался флаг имперского коммерческого флота. А командовал бригантиной бывший военный офицер, но известно, что офицеры, особенно германские, бывшими не бывают. Точную дату захода парусника в Мерсрагс сообщил мне тамошний большевистский резидент-подпольщик, когда я кое-как очухавшись от контузии, тайно его навестил. Требовалось выправить какой-либо аусвайс для Отто – мы в ответе за тех, кого приручили.

Тащить верного немца в русский плен, значило его предать, а ведь мужик явно через себя переступал, стреляя в недавних соратников. Немцы, поляки, евреи, шведы в Курляндии жили уже сотни лет и потому за коренного жителя при наличии документа сойти ему было не трудно. А для получения бумажки кому подмазать в управе (слава Богу, имелось чем) указали. И как бы мелкий торговец – то ли из остзейцев, то ли шведов этнических, с зашитым в подкладку сюртука письмом для моего папули потрусил в потрёпанной повозке набитой нужным в хозяйстве барахлом. Просил я родителя скромные мои дары принять, предупредив, что обе кобылки в упряжке уже покрыты очень хорошим жеребцом. Ещё просил при случае переправить человека по фамилии Янсон хотя бы на Готланд, но лучше довезти до самой Хьюскварны, на переиначенный недавно в А/О «Гускварна» бывший государственный ружейный завод. В дорогу трофейных марок для немца мешок набрался, но и расходы предстояли у него не малые. Прежде всего, следовало ему обжиться и срочно найти стряпчего для оформления привилегии на буквально свалившуюся нам с неба автоматическую пушку. Пока истинные авторы в секретность играли и о роялти не думали, я успел сделать чертежи орудия и описание принципа действия, инженер то почти дипломированный. В Риге, не смотря на войну, достать можно было и тушь китайскую, и ватман с голубым отливом. Появление такого оружия в Скандинавии выглядело естественным продолжением традиций, незадолго до этого там же инженер Шёгрен изобрел самозарядное охотничье ружьё. Только идиоты откажутся от предложения начать в военное время производство необходимой фронтам как воздух и принципиально новой «Янсон кэнон-мэшин» в самых разных модификациях. Но это частность, а главной целью готовящейся операции явился наш по пиратски наглый захват судна противника буквально в первую же ночь после его прибытия. Подплыв незаметно на лодках почти до порта, отряд пристал к брошенному рыбацкому причалу и, сойдя на берег стройной колонной промаршировал к бригантине. Вахтенный с борта не то что окликнуть, но и вякнуть не успел. Пока на нас пялился, с противоположенного борта подплывший Нанай, подкрался как ниньдзя и насадил лопуха на клинок. Потом уж по сходням весь отряд тихонько поднялся и повторил с экипажем исторический сюжет именуемый ночью святого Варфоломея. Вышло всё легко и просто по причине того, что «резидент» тремя часами ранее ну очень дёшево продал этому вахтенному большую флягу разведённого спирта. А тот, перед тем как передать напиток камарадам, и сам продегустировал местный шнапс. Считая, что имеет право слегка расслабиться после рискованного перехода, ведь и их кэп наверняка сойдя на берег не целомудренно кофейком в полевом борделе баловался. Обитатели же кубрика расслабились сверх меры, ведь пол-литра водки для немца – почти смертельная доза. Так что им было без разницы, от чего помирать; от спирта или от наших кинжалов.

Ярким доказательством того что пьянство убивает, а трезвый образ жизни продлевает жизнь явилась судьба оберматрозе Фельда. Будучи убеждённым трезвенником, он в общей пьянке участия не принимал. Потому его сон в отличие от прочих был более чуток и, заслышав возню, проснулся. А так как трезвенником он был по причине разумности, то по этой же причине шустро сообразил, что происходит и сделал «хенде хох». Хоть его о том никто не просил, но в отличие от германцев, которым латыши не сдавались в плен зная что будут там расстреляны (фактов это доказывающих накопилось не мало), кара-виры сдавшимся жизнь оставляли, и увидеть когда-нибудь свой Фатерлянд у оберматрозе шанс появился.

Но шанс и право понятия различны, потому сообразительный дойч тут же залепетал какой он ценный специалист и никто лучше него не разбирается как в трюмном движке, так и вообще в любом моторе внутреннего и внешнего сгорания. Это был уже серьёзный аргумент, ибо ставить прямое парусное вооружение требовался специально подготовленный экипаж и даже я по вантам и реям не карабкался, шхуна брата являлась гафельной. На захваченной бригантине я разобраться мог только с третьей мачтой – бизанью, так как она одна так же имела косой парус. Да и отчалить по тихому (урчанье движка в трюме не в счёт) хотелось сразу же после перегрузки с лодок «подарков от благодарного противника». А что не влезло – раздали по окружным хуторам ещё более благодарному населению.

Потому механик-моторист занялся своим делом, а я встал к штурвалу и с рассветом, нас уже с берега не могло достать ни одно орудие. Вздохнув с облегчением, смог сменить, наконец, полувоенный кайзеровский стяг на Андреевский, наспех сотворённый их простыни и нашитых на неё синих лент. Даже под одним гафелем переход ожидался не долгим, а успеть следовало много и прежде всего, сделать приборку. Если не убрать кровь сразу, то потом смердящий дух мертвечины вытравить будет невозможно, хоть тотально перекрашивай всё. Так же хотелось выяснить характер груза, который парусник так и не успел разгрузить в порту. Вскоре на борт заявятся царские мытари, и, разумеется, попытаются наложить лапу на всё. Ведь мы как бы военнослужащие и каперской лицензии не имели. Но с другой стороны, не имея собственного судна её бы и не дали нам, да и последний раз Россия сии разрешения на грабёж предлагала в Крымскую войну. Отдать вынудят много, сколько б с властями не гавкался. Но какой бы крестик-орденок не сулили и чем бы не угрожали,дальше передовой не сошлют. А если в рядовые разжалуют – так только спасибо скажу. Всю найденную оптику и патроны не отдам (даже тысчонка унитаров к 2-см пушечке обнаружилась), а остальным пусть ворьё тыловое подавится. Разве что само судно постараюсь для брата хоть заарендовать, на правах первой руки – совсем новое ведь. И грузоподъёмность против шхуны вчетверо – хоть через Атлантику ходи.

Поскольку насос был подключён к движку, а воды за бортом хватало, вскоре, вытекающая через шпинаты жидкость потеряла даже розовые оттенки. Надетая одежонка у всех подлежала только утилизации, да и в фельдграу оставаться становилось уже рискованным, вскрыли ставшие бесхозными рундуки, и чистые тельники с матросскими костюмчиками нашлись на каждого. Даже пуговицы на бушлатах оказались не орлёными, а с нейтральными якорьками, так что на национальную принадлежность в одеянии ничто не указывало. Царь и кайзер до войны дружили и сдирали друг у друга, то фасон фуражки, то ещё какую мелочь, теперь послужившую нам. Весь отряд со мной в том числе, переоблачился «по-морскому», но так думали только мы. На траверзе Болдераи подбежала к бригантине миноноска, пообщались мы с её капитаном. С того момента прилипла ко мне кликуха «корсар» очевидно по причине происхождения их КОРСИ, хорошо ещё что не «пират».

1.5.

Очень вовремя подоспела миноноска, ибо подавлять недолеченную контузию в организме у меня закончились все силы, и я просто вырубился. Взяли нас на буксир и притащили в устье Даугавы к построенной ещё Орденом крепости Дюнамунде, ныне прозываемой Усть-Двинской. Именно здесь началось формирование латышских батальонов, а самый первый из них стал именоваться Усть-Двинским. Латыши и нынче составляли основную часть гарнизона крепости, и её русский начальник – генерал Гончаренко, превосходно с ними ладил. Из «своего» руководства застал хорошего знакомца, буквально на днях получившего чин полковника Карлиса Гоппера и это очень помогло в разрешении бюрократических вопросов. Он тут же телефонировал моему брату и тот примчался ближайшим же поездом. Причём не один, а в компании репортёров пары рижских газет, которым уже сам позвонил и сообщил жареную новость об очередной победе русского оружия в латышских руках. Справедливости ради, стоит добавить, что оружием мы пользовались германским, а в моём отряде преобладали велироссы. Сам я давать интервью был не в силах, но кассеты с фотоплёнкой запечатлевшей наши подвиги передал, а уж что мои ребята наболтали, не знаю. Хорошо, что пока в силах ещё находился, всем успел блоки в сознании поставить, что бы лишнего не трепали.

В крепости отряд и разместили, туда же и выгрузили содержимое трюма парусника, после чего брату дозволили перегнать судно к месту стоянки нашей фамильной шхуны и начать процедуру переоформления движимой собственности. Начальство крепости по моей просьбе «не заметило» оберматрозе Фельда, оформив его как беспаспорточного беженца-остзейца, а брат вскоре забрал моториста к себе в команду для работы того по специальности на старом месте. Трезвенник, да ещё с руками, являлся находкой. А меня вновь отвезли в хорошо уже знакомый Военный госпиталь на Брассе, и повторилась история посещения героя с фруктами и чтением стихов. Но теперь безотлучно со мной дежурила моя супруга, дабы никто более не посмел смутить мой пока не стойкий дух. Бумагу и карандаш доктор выдать дозволил и принялся я зарисовывать и записывать всё то что увидела душа посещая «будущее» захоронение в Джуксте. Хоть далеко от тела она отлучиться не могла, но и на небольшой площади, нематериальной сущности инженера повезло набрести на единицу бронетехники, две единицы авто и три оружия. Как я понял по пояснениям души погибшего Паулса все образцы довольно массовые и характерные для будущей войны. Винтовки Мосина и Маузера меня не удивили, их я и так знал превосходно, но вот пистолет-пулемёт Судаева поразил своей простотой и технологичностью. И его я, лёжа на госпитальной койке, постарался изобразить со всем тщанием, а затем отправил материал Даниле для творческого изучения. Оказывается без работы и со мной, и без меня он не скучал. Купил у хуторянина сухое грушевое дерево и с помощью добровольного помощника-стрелка, на гражданке работавшего краснодеревщиком, выстругал точную копию полюбившейся ему автоматической пушечки. Пусть теперь проделает то же по моим чертежам автоматического ружьеца. Гораздо больше трудов и времени потребовалось для документального оформления транспорта и лоханки из «воспоминаний о будущем» и тут супруга дала добро на привлечение помощников. Репортёр одной из газет вставил в заметке, что героя после контузии осенило, как улучшить виденный некогда «Вездеход» Пороховщикова. Но физически, из-за ранения, пока не имеет он возможности встать к кульману. На следующий же день толпилась в палате группа патриотически настроенных студентов и чертёжниц, готовых бесплатно работать на благо Победы. Начальник госпиталя сделал исключение, и палата превратилась в КБ с парой втиснутых чертёжных досок. Остальные волонтёры, «амбулаторно» посещая мед.учереждение, работали на дому по моим заданиям. А их сыпалось из меня столько, что в жене неожиданно проснулся неплохой организатор, и работы она упорядочила, разбив «бюро» на две группы, а потом их на подгруппы, дабы они уже сами варились в своём соку и мелкие вопросы решали, учителя не тревожа. Технический гуру (то есть я) в полубреду изрекал основные постулаты и направления поиска, а ученики работали над увековеченьем моих мыслей.

Я не стал «вспоминать» ГАЗ-овскую полуторку, а напрягся только над попавшими так же в ареал витания духа, подбитым ещё в начале войны, и случайно немцами забытым чешским танком Lt vz 38. Да ещё, по словам Паулса очень популярным в Красной Армии американским грузовиком Studebaker. Особенно тщательно «вспоминал» двигатель последнего, неприхотливый 95-сильный Hercules, отлитый из чугуна и вполне доступный для производства технологиям начала века. Слух о моём чудесном техническом бреде по Риге разбежался скоро и дошёл до руководства начинавшего эвакуироваться Руссо-Балта, где студентом я практиковаться имел удовольствие. Генеральный конструктор завода остзеец Эрих Валентайн слинял в Фатерлянд ещё в 1914-ом, но общался то я больше с его замом – Дмитрием Бондаревым, и он так же навестил нашу палату-КБ, как бы по старой памяти. Он то и придал движению снизу ускорение сверху – тут же загоревшись от всего увиденного.

Очень не ко времени оказалась эвакуация оборудования завода , но для многого из, уже оформленного, особенно на начальном этапе, хватало. Модельщики сходу приступили строгать блок цилиндров двигателя и его головку. Ведь весил он как ныне производимый РБВЗ-6, скопированный с Мерседеса, а мощью его превосходил в разы. Самые сильные германские моторы Круппа-Даймлера для тягачей, равные «нашему» по силе, весили тонны.

Так же к отправке в самую крайнюю очередь приговорили небольшой токарно-слесарный участок. Его переориентировали на выточку запальных свечей, которые я «придумал», а на расположенном в Московском форштадте фарфоровом заводе Кузнецова заказали изоляторы к ним. Более того, так как изначально двигатель афишировался как для бронеавтомобиля, то с моей подачи с передовой был отозван Данила и приставлен в статусе военпреда к этому участку, с наказом, чтобы учил матчасть, пригодится. Ну и попутно справил ему в прифронтовом городе по случаю почти не липовую справку о среднем образовании, лишней не будет. Проходя, случайно заметил, как эвакуируемое Екатерининское высшее народное училище жгло во дворе свои архивы, и занимавшийся столь важным делом дворник за пузырь вынес мне не заполненный, но уже скреплённый печатью Аттестат. Вручать документ Даньке сразу не стал, пусть у меня в планшете пока полежит, кто знает, как судьба повернётся.

Но до этого угораздило его подвиг совершить. Ещё когда навещал он меня в Усть-Двинской крепости, в обратный путь нагрузил я здоровяка парой ящиков с 2-х сантиметровыми снарядиками для зенитки. Так вышло, что на той же неделе произошёл налёт на наши окопы германских Альбатросов и одного из них удалось ружейному мастеру угостить германским же гостинцем. Что хохлу хорошо, то немцу буквально смерть. Даньке действительно сделали хорошо – получил за самоотверженный поступок аж вторую Георгиевскую медаль.

Впрочем, наград удостоились по моему представлению и все члены нашего партизанского отряда. Оказывается, не столь важны, оказались уничтоженная батарея или шорох в Тукуме и Мерсрагсе, сколько взорванный мост в Джуксте. Снаряды в эшелоне везли под Нарчинск, где левый фланг Северного фронта в компании с соседями пытались наступать. Но хотели как лучше, а получилось как всегда, ибо в марте обычно распутица случается, что ну очень движению не способствует. Потери русской армии и так в десятки тысяч, могли оказаться значительней, окажись у германца боеприпасов вдосталь. Обделавшегося командующего 12-й армией сменили. Прибывший на замену генерал от инфантерии Радко-Дмитриев лично, в окружении свиты и журналистов, под магний фотовспышек вручил мне за героизм офицерского Георгия IV-й степени. Настроение в тот день было в коллективе игривое, и в знак благодарности я со «своим КБ» исполнил хором (водится за латышами такой маленький бздык) «Катюшу». Как то за работой напел всплывший в памяти Паулса мотив, который пожелали сразу же спеть все присутствующие – «нам песня строить и жить помогает» разучили немного раньше, и пение действительно не мешало.

Пресса кинулась записывать слова шлягера, а генерал, наконец, обратил внимание на толпившихся в уголке «моих» добровольных помощников и чертёжные доски. Когда узнал, что тут на коленке ведутся секретные разработки, изволил даже прогневаться. Непорядок разрешился мгновенно, студентов тут же призвали на военную службу с присуждением званий подпрапорщик и жалованьем 28 рублей 50 копеек, а так же взятием подписки о неразглашении. Барышень оформили вольнонаёмными служащими с таким же окладом, но плюс пайковые, квартирные, приварочные и ещё что-то. И разумеется так же с подпиской. Командиршей над ними установили мою супружницу, по совместительству взвалив не неё и секретную часть. Которую устроили в специально оборудованном помещении в уже знакомых казармах, где я помогал Пороховщикову делать «Вездеход». Лечение надлежало мне проходить по новому месту службы, ибо до полного выздоровления я назначался начальником вновь образованного Бюро конструирования (шарашка – по «понятиям» Паулса). Петь нам на новом месте разрешалось при прохождении строем в солдатскую столовую и обратно, а так же при вечерней прогулке перед сном. Кстати, котловое довольствие в полку было вполне сносным, и госпитальному не уступало. Удружил я новым своим помощникам или наоборот – вопрос спорный, но с продуктами в городе становилось всё хуже и хуже, а тут в пайке не ограничивались и даже в котелках барышням щи да кашу таскали.

Ольга-Акулина привезла в казарму свой «Зингер», а я заказал со склада Усть-Двинской крепости свои законные трофеи – рулоны офицерского сукна. Красилен в городе имелось в достатке и фельдграу превратилось в добротный чёрный габардин. А уж тот, благодаря умелым ручкам и смекалке моей жёнушки в галифе, под цвет так же трофейной моей кожанки. В голове витали воспоминания, о каких то эффектных чёрных мундирах войск SS, но было не до красоты пока. Более актуальными оказались «вспомнившиеся» комбезы для работы. Из самой дешёвой, но прочной ткани именуемой «джинс». Даня станочек для кнопок сотворив, обеспечил Олю фурнитурой, получив в ответ удобную рабочую одежду. А ещё «придумался» ребристый головной убор танкиста, и мою фантазию сообразительная жена воплотила в танкошлем.

1.6.

Но на этом её дизайнерское творчество стало только набирать обороты. Не мытьём так катаньем, но выпотрошила умелая во ВСЁМ жена из глубин моего сознания более подробные «воспоминания» Паулса о созданной через десятилетия талантливыми кутюрье Хуго Боссом и Карлом Дибичем форме SS. Сделанные на бумаге наброски, загоревшаяся жаждой славы женщина тут же восприняла как инструкции к действию. Уже через неделю явилась внезапно взошедшая звезда-кутюрьерша на работу воплотив образ белокурой эс-эс-овской стервы. В строгом чёрном мундире при галстуке и кокетливо смотрящейся пилотке, хорошо ещё, что в юбке, и фурнитуры в виде адамовой головы или свастики не имела под рукой. Но и без этого, стиль милитари ей ужасно подходил, как очевидно и к любой женщине – форму они умеют носить на много эффектней мужиков. Хотя формально, «её» дизайнерская разработка на тот момент являлась не формой, а скорее чем то из разряда охотничьих костюмов в тут же зародившемся Югенд-стиле.

Что сулили ей коллежанки или чем расплачивались, не знаю, но вскоре весь женский персонал щеголял по бюро в деловых чёрных творениях дизайнерского дома «Ольга-Акулина». Не смотря на страшно завышенные расценки и требование оплаты только золотом, очередь «со стороны» на новомодное одеяние через месяц напоминала хвост анаконды. Поскольку находились мы на казарменном положении, жена нашу квартиру окончательно лишила спальни ради швальни. Выкинув супружеское ложе, полностью превратила жилище в модное ателье-мастерскую, купив ещё три швейные машинки и наняв на работу закройщиц и швей. Навещая собственное предприятие только для порядка, ибо процесс шёл и без неё. Но закусившая удила дизайнерша остановиться уже не могла, и, дополнив мои чёрные галифе так же чёрным мундиром, создала мужской вариант «охотничьего костюма», на глазах превращаясь в законодательницу моды. Когда в этом одеянии увидел меня Данилка, то прямо на колени перед Оленькой бухнулся, прося, что бы она и ему такой же пошила и даже плащ из чёрной телячьей кожи, что снял с авиатора подбитого им «Альбатроса», в качестве предоплаты сразу же предложил. Построила и этому великовозрастному ребёнку костюмчик моя сердобольная супруга, но когда подогнала по своей фигуре лётный плащ, то мгновенно превратилась в лёд и пламень. СЭКСИ!!! (со всех больших букв). Пусть в разгаре Мировая война, но женскую натуру не меняет ни что!

И как тут танкостроением заниматься? А может наоборот, это как раз и стимулирует? Ибо свет в конце тоннеля, не смотря на все трудности, всё же забрезжил. Перебравшийся в Москву директор Руссо-Балта Михаил Шидловский, не щадя себя и людей развил на новом месте деятельность сверхэнергичную, а ведь это так не просто в машиностроении, механические молоты и прессы требуют очень прочных фундаментов (во всех смыслах этого слова). Но заявленные в проекте параметры впечатляли. Только одна колёсная формула создаваемого самоходного аппарата 6Х6 казалась немыслимой. Пионерами в бронировании автомобилей мы не являлись, Мгебров уже создал нечто слегка пулеотталкивающее на базе «Рено», а Поплавко на базе «Джеффери». На Путиловском заводе клепали «Русский Остин», а самой удачной моделью считалась «Фиат-Ижора», имевшая радиатор сзади. Но одна ведущая ось при слабеньком моторчике превращала броневички в детские коляски. По этой причине и авантюра Черчиля по захвату Дарданелл совсем недавно окончилась кровавым разгромом – не проехало по Галиполлийским ухабам огневое сопровождение пехоты, даже, несмотря на то, что инженерные войска под пулями пыталось колёсному транспорту дороги ладить. Да и нас в этой войне накопленный горький военный опыт должен был многому научить. Например брошенная в Восточной Пруссии у Маркграбово в январе 1915 года колонна из 50 новых авто по причине того, что снег выпал.

Хождение по протоптанной тропе и помогает, и мешает. Так как наш проект не являлся амбициозным, и шапкозакидательских идей не носил, власти делать Руссо-Балту то, что он и раньше производил особо не мешали, но приглядывали. Прознав про новый движок, заявились два студента Императорского технического училища Саша Микулин и Боря Стечкин, племянники профессора от авиастроения Николая Егоровича Жуковского. К нему в начале войны привел за руку князь Львов пронырливого капитана с Кавказа Николая Лебеденко. Конструктором или инженером был тот никаким, но связями обладал. Глядя на арбы горцев, идеей он проникся создать на огромных колёсах бронированную конструкцию высотой с пятиэтажку при пушках и пулемётах. Да вот в математике горазд, не оказался и профессор для расчётов племянников ему в помощь выделил. Получив от них проект, Львов капитана Николаю II представил и денег на авантюру выхлопотал. Колёса ладили в Дмитрове и на каждый по мотору Майбах в 240 сил ( от сбитого Цепеллина) установили, а потом специальный танковый полигон под городом построили. Царь-танк хоть и весил 45 тонн, но броню имел жестяную, всего 5 мм. Такая разве от пистолетной пули спасёт. Громадину студенты тут же окрестили «Нетопырем». Но гордость российского танкостроения завязла в лесу, как только сошла со сборочного настила. Виноватыми вначале сделали управлявших «мамонтом» студентов, а потом им же приказали придумать мотор посильней. Вот и искали ребята пути спасения себя и проекта, но наш мотор их не устроил – масштаб не тот. Студентов попользовали втёмную и оставили крайними, озлобив. А реальный виновник, кто обязан был безграмотного авантюриста раскусить, остался из-за своего княжеского титула чистеньким. Ещё более грязная история произошла с бесполезными «противогазными масками принца Ольденбургского», не пускавшими в производство уже разработанные и эффективные противогазы Зелинского-Куммана, в тот момент лучшие в мире. Ну не получилось на этот раз «по щучьему велению», значит, будем у англичан дрянные танки и противогазы за золото покупать. На бронесилы в Империи средства распределяли сообразно связям, к примеру, Одесским железнодорожным мастерским отвалили за один мотоброневагон 141 тысячу рублей. Но в то же время лётчику и ИНЖЕНЕРУ Пороховщикову на принципиально новый «Вездеход» менее чем 10 тыс. рублей выделили. Истратив 18 и не получив мгновенного прикладного выхода он остался казне должен по гроб жизни. А в Германии армия только за серийный тягач готова была по 70 тысяч марок платить Круппу-Даймлеру. Разница же между серией и разработкой огромна, и как при таких бездарях у власти можно бы было, что-то более крупномасштабное создавать? Только если из пушки на Луну. И раз зашла речь о БеПо, то ж/д дорога от Риги до Двинска, являлась классической рокадной и просто взывала к бронепоездам. А на всю империю имелось их всего 15, на нашем же Северном фронте один, да и то вооруженный трёхдюймовыми горными окурками, выплёвывающими снаряды под нос себе. Но зачем пушки, когда вдоволь пушечного мяса?