Текст книги "Говнари навсегда"

Автор книги: Александр Швецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Красоты Исаакиевской площади, державное течение Невы и ветер, который пах морем, покорили меня навсегда. И я, как многие другие, решил связать свою жизнь с Санкт-Петербургом. Не все сложилось гладко, но я не жалею об этом решении.

И вот, забросив сумки в общагу, мы с Мирошником вышли в город. Просто пройтись по Невскому. С целью ознакомления с будущим ареалом обитания. Ведь поселили нас на Фонтанке, в пяти минутах ходьбы от Гостиного Двора. А какой уралец гуляя по Невскому не зайдет в этот магазин-музей?

В Гостинке было суматошно. Толпа зевак проплывала мимо витрин, а вот покупателей почти не было. Незнакомые люди шли нескончаемым потоком, и вдруг мы столкнулись лицом к лицу с Gorby. И стоило вставать с лавки у Луча, два дня ехать в поезде, чтобы в первый день новой жизни увидеть все того же Сергея Горбачева?

Мы немного поболтали и разошлись. У каждого из нас были свои личные планы и дела. Но весной 1995 года, благодаря судьбоносному стечению обстоятельств, на окраине Петербурга, в общежитии Института Киноинженеров встретились Сергей Горбачев (Gorby), Слава Гармашев (Сизый), Максим Комар (Крамник), Алексей Мозин (Химик) и я ( Шуряй).

Эта случайная встреча явила миру продукт художественного переосмысления окружающей реальности – альбом группы «Весенние Синоптики».

Необходимо сделать ремарку. Петербург тогда уже начал отходить от кислотного бума, но по-прежнему, в каждом уважающем себя общежитии, эта космическая жидкость была доступна за смешные деньги.

И вот, в состоянии сильно расширенного сознания, все присутствующие сели писать альбом. Выглядело это так:

Максим Комар ритмично бил кулаком в картонную коробку и пел скрипучим фальцетом. На заднем плане. Сизый просто поскрипывал дверью в такт, глаза его были устремлены в сияющие дали, Алексей Мозин (тертый калач) играл на бас-домбре, Gorby – на гитаре, а я собирал жемчуг в космических лугах и переводил его в звуки посредством голосовых связок. Удивительно, но получилось очень даже ничего.

И еще одно важное событие произошло в этот день – Сизый потерял стержень. Ему показалось мало, и он пошел к Координатору за новой порцией кислоты и рассказал ему о дисбалансе такого важного, в незаконной фармацевтике, параметра, как «цена-качество». Координатор, привыкший к такого рода монологам, прописал Сизому лекарство от жадности – то есть продал кислоты много, и высокой концентрации. Причем об этом своем меценатстве скромно умолчал…

Сизый потом сидел одетый в куртку на стуле. Иногда вздрагивал, открывал мутные глаза, потирал руки и снова погружался в кошмары небытия. Время от времени открывал рот и жалостливо шептал:

–Шуряй, Шуряй, у меня стержня нету…

Мы уже не знали что делать, но Сизый вдруг встал, и на удивление уверенно переставляя ноги отбыл. Ему даже удалось проникнуть в метро. Правда, со второго раза. Но это уже к музыке отношения не имеет.

Внезапно наступила весна 1996 года. В то время мы довольно часто проводили уик-энды на улице Димитрова, что живописно расположилась на самой окраине Купчино. Там, аж в двухкомнатной квартире, проживали две девочки – Лена Постнова и Ира Кошевая. И у них дома мы обнаружили прибор, который с большой натяжкой можно назвать синтезатором. Yamaha SHS-10. В народе такие приборы называются «расческами».

В те времена всё, что могло хоть как-то извлекать звук, рассматривалось нами как средство для создания новых художественных образов. А тут аж целый синтезатор. Понятное дело, что мы его выпросили на какое-то время, и сразу приступили к разработке концепции будущего альбома. После непродолжительных дебатов, решено было сосредоточить творческую энергию на ядерной физике и связанных с ней процессах. Благо, тоскливые завывания этого инструмента, действительно вызывали в воображении яркие образы апокалипсического будущего нашей планеты. Проект назвали – «Голубые Медиаторы».

Так как фальцет и скрип дверью не гармонировали с концепцией будущего альбома, Максим Комар и Слава Гармашев к участию в записи допущены не были. К тому же Сизый, озабоченный поисками пропавшего стержня, срочно отбыл на Урал.

Yamaha SHS-10 похож на синтезатор только на картинке, на самом деле он очень маленький, почти игрушечный. И клавиши тоже далеко не полноразмерные. И вот мы с Gorby, мешая друг-другу, в четыре руки пытались что-то наиграть. А ведь лажать при записи было нельзя, это вам не цифра, дорогие друзья, потом не отредактируешь. Несколько дней мы напряженно репетировали, пока в один из вечеров прослушивание записанного материала не принесло нам, наконец, эстетического удовлетворения.

Дальше дело пошло веселей. Приноровившись к инструменту, мы стали импровизировать и даже применять спецэффекты. К примеру, имитация космических бурь была сделана при помощи шипения баллончика дезодоранта. С первого дубля была записана моя любимая композиция «Ромалэ Вселенной». В честь нее, 15 лет спустя, назвали общество любителей фантастики. В Тюмени.

Примерно через неделю, альбом проекта «Голубые Медиаторы» под названием «Ядерная зима», был готов. И он, как ни странно, сохранился. Правда качество записи оставляет желать лучшего. Интересны колебания, которые оставила «Ядерная зима» в юниверсуме.  Некоторые люди, ковавшие ядерный щит, роняли скупую мужскую слезу при его прослушивании. Да что там! По слухам, сам Вова Синий дал «Ядерной зиме» сдержанную позитивную оценку.

В 1997 году я купил свой первый компьютер. Жесткий диск 120 Мб, процессор 40 Мгц и 8 Мб оперативной памяти. Несколько месяцев вникал в этот программно-аппаратный комплекс, а когда немного освоил, то поставил программу для создания музыки – Impulse Tracker.

Интерфейс, в котором проходил процесс написания музыки, выглядел как колонки с буквами и цифрами. Программа была написана в Ассемблере. И как я только в этом разобрался? В этой чудесной программе я наваял некоторое количество треков. Вспоминая их сейчас, я понимаю, что художественная ценность продукта стремилась к нулю. Но на музыку это было немного похоже. Как настоящий говнарь я страдал оттого, что музыка есть, а спеть под нее – нельзя. Не позволяли технические возможности. Но решение-таки было найдено.

Тем летом меня, Надежду Резникову и Gorby отправили в поселок Волосово для прохождения практики. Православие этот населенный пункт почти не задело. Большинство общественных мест называлось в честь Богов древнерусского языческого пантеона: парк Велес, площадь Перуна, магазин Ярило. Процветали народные промыслы, всякие берестяные и деревянные изделия. Хор жителей Волосово с упоением исполнял гимн своей малой Родины:

Где-то есть поля и горы,

Где-то климат потеплей,

Волосовские просторы

Мне милее и родней!

Прилетевший дождь с Байкала

Оросил мое лицо,

Ну а мне байкала мало-

Подавайте мне Дольцо!

Да и от статуса города поселок успешно уклонялся – люди не хотели терять льготы положенные жителям деревни. Но цивилизация все-таки пришла и сюда. Мы с Gorby столкнулись с ней купив турецких жевательных конфет Кукла-Мукла и литр водки «Спецназ». В горлышко бутылки была вставлена невиданная нами ранее пластмассовая фигня, которая препятствовала вытеканию жидкости. Мы ее долго выковыривали ножом. Ну не суть.

Природа, местный колорит и грудь загорающей топлесс О. Николаевой, которая приехала с нами пленять хореографическими изысками местных жителей, подвигли нас с Gorby на создание нового вида искусства. Мы решили объединить литературу и музыку в единый, невиданный доселе жанр. Музыка уже была, а в качестве литературной составляющей, под каждый из треков были написаны короткие новеллы: Копченый Лев, Архангел Тенгиз, Батыры и другие. И все вместе это называлось «The Fryied Lion» – Копченый Лев.

Творческому процессу не смог помешать даже печальный случай, который приключился с Сергеем. На местном сельском рынке Сережа купил сметаны. Около литра. И в одно лицо сожрал всю банку. Его ошибка заключалась в том, что он не сделал поправку на жирность поглощаемого продукта. Та сметана была желтого цвета, как масло. К вечеру ему поплохело… Gorby терпел часов до трех ночи, а потом в панике позвонил в скорую. Бригада, которую в поселке среди ночи вызывали крайне редко, да и то к людям, которые находились на грани жизни и смерти, примчалась минут через двадцать. Из соседнего населенного пункта. Операция по спасению Gorby закончилась рекомендацией не есть жирного в таких количествах, и выписанным рецептом для покупки Альмагеля.

А что касается нашего литературно-музыкального концепта, то он, к сожалению (а может быть и к счастью), не сохранился. Если не считать любительского видеоклипа на одну из композиций, который был снят все на той же окраине Купчино – улице Димитрова.

Но на этом музыкальные события 1997 года еще не закончились. В августе все того же 1997 года мы с Сергеем Горбачевым приехали на берега Синары. Отдохнуть от жизни в мегаполисе и подкормиться. Родной город изменился. И изменился он в худшую сторону. Вместо слова «репа» (репетиция) все чаще стало звучать слово «дербан» (незаконный сбор мака на дачных участках).

Из ларьков доносилось пение Михаила Круга, рокеров в джинсовых куртках сменили пацаны в спортивных костюмах. Тех, кто «рамсы попутал» – резали. Женя Галченко и Слава Гвоздь отбывали. Новым романтикам пришли на смену металлисты, которые коряво переигрывали Арию, и были этим творческим подвигом весьма довольны.

Только дворец пионеров им. Комарова оставался оплотом истинного искусства. Бациллам металла и блатной романтики в одиночку противостоял коллектив Славы Зверева и Джано – Тенгиза Зурабовича Гогоберидзе. Джано был и остается художественным руководителем нескольких музыкальных ансамблей, и просто талантливым педагогом.

И вот, однажды утром, мы с Gorby пришли к Славе Звереву домой, где и решили дать отпор тлетворному влиянию новых веяний. Для этого мы создали псевдо-шансонный коллектив, который назвали «Буби-Козыри». В тот же день, совместными усилиями, было написано несколько песен. Мы использовали новые, доселе невиданные методы построения строфы. Например, «Наварили с батей холодца мы» рифмовалось с «Батя был в подъезде самый-самый». Листки с текстами щедро покрывали следы от слез. Слез радости – было очень смешно. Отчасти такому настроению поспособствовали зеленые листья какого-то растения.

Итак, материал был готов, оставалось его только записать. В записи приняли участие: Вячеслав Зверев, Сергей Горбачев, Алексей Нажипов, Роман Воронов, Студень (Андрей Дудник) и я. Студень, правда, присутствовал только в самом начале, потом его полностью захватило такое увлекательное занятие, как сбор мака. Впрочем, в качестве вокалиста, его более чем успешно заменил Gorby.

Тенгиз Зурабович Гогоберидзе, приверженец более традиционных музыкальных форм, смотрел на процесс неодобрительно. Мне кажется, он мечтал поскорее избавить себя от вынужденного прослушивания плодов нашего творчества.

Иногда появлялся Студень, но петь не мог. Он засыпал стоя, как лошадь. А когда просыпался, то голос у него отсутствовал. Но как бы то ни было, запись мы в конце-концов завершили. Наступала осень, пришла пора уезжать. Дворец пионеров вздохнул с облегчением и грустью. Но эхо той записи не растворилось бесследно в унылых осенних буднях, Вячеслав Зверев, измученный сотрудничеством с нами, с новыми силами и идеями рьяно взялся за реализацию собственных музыкальных планов, результатом был записанный альбом «Коламбиа кокэйн» в стиле фанк.

Наступил январь 1998 года. В ту пору центр альтернативного искусства переместился в пригород Снежинска, так называемый Поселок. Перестройка с плюрализмом и гласностью проходила, и руководство города, на всякий случай, переместило «бунтарей-рокеров» на окраину. Чтобы глаза не мозолили.

Когда-то, в эпоху брюк клёш и вырезанных на гитарах пиковых тузов, городские гопники часто выясняли отношения с поселковскими. Легенды о длинноволосых богатырях описывали масштабные битвы с применением колов и велосипедных цепей. Но ко времени описываемых событий, Поселок перестал быть чем-то обособленным. Высотные дома окружили его со всех сторон. Строились дачи горожан. Короче произошла смычка города и деревни.

Так вот, в Поселке находился клуб с незатейливым названием «Дружба». Небольшое двухэтажное здание с актовым залом. Там-то и проходили почти все музыкальные события того времени. Как раз в январе намечался очередной сейшн с участием группы СД и каких-то подростков натужно косящих под Арию. И чтобы внести в это унылое действо искру юмора и свежих идей, мы решили в нем поучаствовать. Как ансамбль «Голубые Медиаторы».

Программа будущего выступления была создана очень быстро. Мы не стали вступать в долгие дебаты относительно ее художественной составляющей, и сразу начали репетировать. Что получится, то и получится. Раза три съездили в Поселок, в общих чертах что-то наиграли. И решили, что сойдет и так. Полагаясь на авось и Славу Зверева – нашего художественного руководителя.

Настал день концерта. В гримерной, за сценой, собрался снежинский бомонд. Презрев уральский холод и свои недюжинные амбиции, пришел сам Вова Синий. Якобы послушать живую музыку, а на самом деле – нахаляву выпить. А что появляется перед концертом, в помещении, где собираются приятные, творческие люди? Конечно же водка.

Место свадебного генерала за столом занял Вова Синий. Начали разливать. Я выпил, раз, другой, третий, и только вступил в интересные дебаты на какую-то околомузыкальную тему, как настала наша очередь играть. Мы вышли на сцену. Подразумевалось, что я должен был барабанить, но под воздействием горячих лучей софитов водка неожиданно взыграла. Я героически пытался держать себя в руках.

Тем временем Максим Комар, своим знаменитым скрипучим фальцетом, читал по бумажке стихи Charles Baudelaire (Бодлера). Его лосины атмосферу бодлеровского декаданса не подчеркивали, скорее наоборот. Но этот диссонанс создавал какие-то невообразимые ассоциации.

Я с ужасом ждал начала. И мои худшие опасения полностью подтвердились. Барабанить я не мог, руки не слушались, ногу сводило. Из последних сил я пытался что-то изобразить. О сбивках не шло и речи. Попасть бы в такт. Но даже это случалось редко. Если исключить меня из общего звучания, то выглядело все достаточно прилично и свежо:

Комар и Гольский в лосинах подпевали, Слава Зверев играл на гитаре в своей фанковой манере, Gorby в ядовито-салатной водолазке скакал у микрофона, Леха Нажипов играл на басу.

Мы закончили. Наш художественный руководитель обрушился на меня с заслуженной критикой. Вы не поверите, но мне стыдно до сих пор. Друзья, не пейте водку перед выступлением! На выходе я встретил барабанщика Devilry Михаила Марычева:

– Ровно играл, – сказал он мне в утешение. Спасибо, Михаил.

Я ждал разгромной прессы, но городская газета, как ни странно, написала что «происходившее на сцене завораживало и потрясало». Правда, коллектив наш был назван «Голубые Педиатры», что, как вы понимаете, уже напрямую проводило кощунственные параллели с гомосятиной. Движимые человеколюбием подавать в суд на газету мы не стали.

Да, этот лайв прошел не совсем так как задумывалось, но не опускать же руки. И этой же зимой увидел свет проект «The Крестьяне». По моим задумкам это должны были быть электронные каверы на песни культовой группы ДК. Но локальную популярность принес трек собственного сочинения «Я потею». Позже какие-то ребята сняли клип на этот трек, за что я им премного благодарен.

В записи принимали участие: Владимир Мирошник со своим фирменным козлетоном, и в качестве бэк-вокалистов – я и Сергей Горбачев. Gorby как раз провалил в этот день экзамен по языкознанию.

В этот урожайный год должно было произойти еще одно музыкальное событие, но, к сожалению, не сложилось. Испытывая давнюю нелюбовь к бардовской песне, мы с Сергеем Горбачевым, хотели проникнуть в самое логово этих небритых авторов-исполнителей – поехать на фестиваль бардовской песни. Сочинили несколько текстов, отрывок для примера:

Песни, танцы, пляски у костра,

Рядом молодая медсестра…

Но художественный совет, заподозрив в стихах глумление над своей водочно-палаточной культурой, отказал нам в этом маленьком развлечении.

Когда я был маленьким, на праздновании одного из Новых Годов мы с друзьями представляли себя в 2000-м. Ничего хорошего не нафантазировали. Возраст аж в целых 29 лет казался невыносимо большим. Я представлял себя неудобно лежащим в постели с какой-то женщиной. И это пугало. Ни повернуться, ни, извиняюсь, пукнуть. Короче не жизнь, а издевательство. И вот, миллениум настал, а песок из жопы не посыпался. Это радует.

Поджарь, поджарь мне, мама, отбивную

Из самой юной молодой свиньи.

Уходит сын твой завтра в жизнь большую,

В последний раз, мамаша, накорми

(С) Народ

Будучи с Сергеем Горбачевым дипломированными режиссерами массовых гуляний и праздников, мы решили поставить спектакль. Понятное дело, что не Вишневый сад. Под влиянием великого мыслителя Леонардо да Винчи, который изучая кровеносную систему человека тренировался на свинках, задумали постановку о поросятах. Главного героя звали Поросеныш. Написали сценарий. Жанр его можно было охарактеризовать как бурлеск. Но только в прозе. Придумали костюмы. Казалось бы, что стоило Мариинскому театру распахнуть свои двери перед молодыми и талантливыми режиссерами? Ан нет, не распахнули. Ну и как всегда пришлось прибегнуть к кустарному методу художественного переосмысления действительности. А именно – снять фильм-спектакль в домашних условиях. Но судьба нанесла коварный удар. Имеющаяся у Иры видеокамера перестала существовать. То ли сломалась, то ли папа забрал. Идею со спектаклем пришлось похоронить. Но саундтрек к несостоявшейся громкой премьере, тем не менее принес много радости. Особенно запомнился заглавный трек. Под динамичную музыку Сергей Горбачев неимоверной высоты фальцетом пронзительно визжал:

– Привет, друзья! Меня зовут Порросеныш!

И после этих слов академично вступали скрипки. Было очень смешно. Увы, ни музыка, ни сценарий не сохранились, в отличие от трудов того же Леонардо да Винчи. Через несколько лет я пытался по памяти восстановить песню Поросеныша, получалось похоже, но не то. Бледная тень. Я редко жалею об утерянном материале, но Поросеныша мне искренне жаль.

Прошло некоторое время, и мы с Gorby познакомились с Лехой Пяткиным. Леха, в отличие от нас, был музыкантом настоящим. Он играл на гитаре в группе Торба-на-круче и это приносило ему деньги. Не такие, конечно, как великому Маргулису или там Александру Ф. Скляру, но на жизнь хватало. Алексея, как человека творческого, тяготило однообразие выступлений. Накатанная программа – одно и тоже, много раз, хоть и за деньги. И мы с Сергеем предложили Лехе записать совместный альбом. И он не смог отказать.

Мы все уже трудились, зарабатывали на пропитание. Времени не было. Но оставалась ночь. И вот, однажды вечером, мы втроем собрались у меня в коммуналке на Итальянской. Из инструментов была Лехина гитара, Ирина самоиграйка Yamaha SHS-10 и маленький микшерский пульт с эффектами. Я достал тетрадь со стихами, и мы приступили.

Пяткин крутил ручки эффектов на пульте и одновременно играл на гитаре, Gorby пел, я тыкал пальцем в самоиграйку. Закончили запись под утро. Со слезящимися от табачного дыма глазами, уставшие, но довольные мы пошли на работу.

И уже вечером обрели первых поклонников. Мы собрались в магазине компакт-дисков в переходе у метро Гостиный Двор. Поставили кассету, и вышли покурить. У колонки, откуда лились прекрасные звуки нашего альбома, собралась группа молодых людей. Несколько минут они внимали искусству, а потом спросили:

– Скажите пожалуйста, а что это играет?

– Это мы… – Скромно ответил я.

Парни оказались музыкантами из Риги, и пригласили нас в Латвию на фестиваль регги-музыки. Мы не поехали в итоге, ведь ни паспортов, ни виз у нас тогда не было. Альбом, увы, не сохранился. И об этой утрате я жалею тоже.

В 21 веке наши пути разошлись окончательно. Людей, с которыми мы вместе музицировали, если это можно так назвать, разнесло по просторам необъятной нашей страны. Это в лучшем случае, многих уже нет в живых.

Сергей Горбачев на три года уехал на Урал для поправления здоровья. Как человек ушлый, он лег в одну из самых лучших больниц области – Кыштымский ПТД № 13 – в народе Ближняя дача. Пока он наслаждался обществом чахоточных уголовников, я создал свой лейбл. Назывался он The Last Agony Of Youth. И на свои, и без того скудные, средства начал издавать компакт-диски различных понравившихся мне музыкантов. Сугубо альтернативной направленности. Кроме убытков эта деятельность ничего мне не принесла. Но зато я познакомился со многими интересными людьми: Smooth Tobaccos, Poluse, ZZA и другими. Тем временем Gorby, покинув гостеприимный Кыштым в котором провел полтора года, собрал в Снежинске музыкантов, которые играли с Гвоздем. До его гибели. Так образовался коллектив под названием Олимпиада-80.

В 2007 году на The Last Agony Of Youth вышла их пластинка под названием «На трибунах становится тише». Музыка в лучших традициях неоромантизма. Она была выпущена на деньги петербургского бизнесмена и мецената Валерия Самодахова, который был в восторге от песни «Герда»:

Параллельно с продюсерской деятельностью я занимался и своими музыкальными проектами – Che-Back – The king a monkey, Zebra-TV – Again a failure и другими.

Это конец повествования посвященного снежинской рок-музыке. Не всей, конечно, а той ее части, которую мы видели своими глазами.

Мы, это Александр Швецов, собственно автор, и Сергей Горбачев – память и энциклопедия событий, дат и имен.

Комедия ля фенит…