355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Мусин » Благодатный огонь, миф или реальность? » Текст книги (страница 1)
Благодатный огонь, миф или реальность?
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 02:12

Текст книги "Благодатный огонь, миф или реальность?"


Автор книги: Александр Мусин


Соавторы: Сергей Бычков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Александр Мусин, Сергей Бычков

БЛАГОДАТНЫЙ ОГОНЬ: МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

Благодатный огонь: миф или реальность? / Сост. С. С. Бычков, А. Е. Мусин. – М., 2007. – 128 с.

© С. С. Бычков. Вступление, составление, 2008 © А. Е. Мусин. Вступление, составление, комментарий к статье Н. Д. Успенского, 2008

Номер страницы после текста на странице.

На с. 43-94 статья Успенского. На с. 95-119 статья Крачковского. На с. 120-123 патр. Фотия тексты.

ПРЕДИСЛОВИЕ

"История бывает трех родов: тупая, принимающая все, гто оставило нам прошлое время с именем исторического материала, чистую монету и лгущая, которая не обманывается сама, но обманывает другие которая из разных практических побуждений представляет белое черным и черное белым, хулит достойное похвалы и хвалит достойное порицания и т.д. и настоящая, которая стремится к тому, чтобы по возможности верно и по возможности обстоятельно узнавать прошлое и потом старается также верно и обстоятельно воспроизводить его.

Е.Е.. Голубинский

Вряд ли в современной России найдется человек, который никогда не слышал о благодатном огне, который чудесным образом возжигается в Великую субботу по юлианскому (православному) календарю в храме Воскресения Христова в Иерусалиме. Ему посвящены книги, фильмы и сайты. Его торжественно привозят из Израиля в Москву, чтобы затем разослать по городам и весям необъятной страны. Телеканалы устраивают прямые трансляции схождения Святого огня и соревнуются в описании физических подробностей этого сверхъестественного явления. Верить в иерусалимский огонь считается признаком настоящей православное™, тогда как неверие рассматривается как страшная ересь. Специальный сайт «Православный поклонник на Святой земле» (http://palomnic.org/) рассказывает о «самом главном чуде православного мира – чуде

3

совершающемся каждый день в таинстве пвлар* жестве приходских храмов на Руси.

Благодатный огонь становится не только знаменем   р славного  фундаментализма,  символом солидарности православных народов и бизнес-проектом православных олигархов. Чтобы привезти иерусалимский огонь в Россию, в Израиль отправляются первые чиновники государства. В 2005 году в Иерусалим ездил министр культуры Александр Соколов, который заявил корреспонденту РИА «Новости», что «схождение Благодатного огня – это откровение для нашего поколения» и что когда его поколение было «детьми», то люди и не знали, «что существует такое». По его утверждению, это «чудо» «способствует духовно-нравственному возрождению нашего общества», а то, что сегодня у россиян появилась возможность стать свидетелями «чуда», поскольку это православное «шоу» транслируется по телевидению, министр культуры рассматривает «как некое причастие». «Через изумление у людей возникает потребность духовного причастия к этому чуду», – пояснил он. Дальше – больше. На Пасху 2007 года на лентах информационных агентств появилось сообщение, что в Воронеже местное отделение партии «Единая Россия» раздавало пенсионером и ветеранам... лампады с «чудесным огнем», привезенным из Иерусалима. Этому массовому психозу, стремлению использовать Христову веру в экономических и политических целях необходимо противопоставить трезвый христианский взгляд на происходящее. Мы считаем, что Благодатный огонь Великой субботы – это не вопрос веры или неверия, а вопрос христианской порядочности и антихристианской бесчестности. Благодаря телевидению миллионы россиян смогли увидеть прямую трансляцию из храма Гроба Господня в Великую субботу. Мно-

4

гих зрителей эта трансляция ввела в соблазн – увидев скачущих и кричащих православных арабов в главной святыни православного мира, российские верующие начали задумываться над подлинным смыслом этого шоу. Их поведение напомнило отечественному телезрителю конные бега или концерты популярных рок-групп, где все подчинено законам массового психоза. Дабы приподнять завесу над этим многовековым, но отнюдь не благочестивым мифом, мы решили издать небольшой труд известного петербургского профессора Николая Дмитриевича Успенского (1900-1987), посвященный истории обряда святого огня Великой субботы, а также забытую статью всемирно известного востоковеда академика Игнатия Юлиановича Крачковского (1883-1951) «Благодатный огонь» по рассказу Аль-Бируни и других мусульманских писателей Х-ХШ вв.».

Вначале несколько слов о Николае Дмитриевиче Успенском. Он родился в погосте Поля Демянского уезда Новгородской губернии в семье священника. Сам погост появляется в XVI веке как «выставка», своеобразный филиал Егорьевского Молвотицкого погоста на южных окраинах Новгородской земли, где один из авторов этого текста в течении ряда лет проводил археологические раскопки. В XIV-XV веках Молвотицы были «владычным городком», центром управления земель и людей, входивших в «Дом святой Софии». Примечательно, что эти земли находились в то время под двойным протекторатом – Новгорода и Литвы, представители которых вершили здесь суд, а местное население выплачивало особую подать -«черную куну» – Великому князю Литовскому.

Молвотицы – это место, которое на каждом новом витке истории притягивало к себе исторические события и знаменитых людей. В 1480 году, накануне «стояния на Угре», положившего конец зависимости Руси от Золотой Орды, Молвотицы становятся местом исторических переговоров, предот-

5

вративших гражданскую войну на Руси. Именно здесь посол Ивана III, виднейший богослов своего времени, архиепископ Ростовский Вассиан (Рыло), убедил братьев великого князя Бориса Волоцкого и Андрея Старицкого не выступать против Москвы. Эта граница Новгородской земли – своеобразный передний край русской истории. Поэтому и Николай Дмитриевич тоже всегда был на переднем крае.

Его дедушка был певчим Софии Новгородской, а отец – настолько музыкально одаренным человеком, что сумел на приходе создать крестьянский хор, который исполнял сложные песнопения Д. Бортнянского, А. Архангельского и протоиерея П. Турчанинова. В 1909 году Николай Дмитриевич поступил в духовное училище в городе Старая Русса, а по окончании его -в Новгородскую духовную семинарию. Он любил петь, пел в том же Софийском соборе и в училище был ведущим в партии дисканта. По-настоящему церковный человек, обладающий музыкальными дарованиями, Н. Д. Успенский не только любил петь на клиросе, но и требовал, чтобы это любили все. Он говаривал: «Петух поет, понимаете! Вся страна поет, понимаете! А вы не хотите?!» И горе было тому студенту духовных школ, без слуха и голоса, который мог по неведению ответить, что, дескать, пришел учиться не в консерваторию, а в семинарию.

В годы Гражданской войны он был призван в Красную Армию. После демобилизации в 1922 году продолжил учебу в Петроградском Богословском институте, вскоре преобразованном в Богословские курсы. Окончив их, защитил в 1925 году кандидатскую диссертацию «Происхождение чина агрипнии, или всенощного бдения, и его составные части». Огромную роль в формировании его научных интересов сыграл выдающийся петербургский ученый-литургист профессор Алексей Афанасьевич Дмитриевский. Именно он настоял на том, чтобы молодого ученого оставили при кафедре литургики для науч-

6

ной специализации. Дмитриевский полюбил молодого пытливого исследователя и любовно называл его своим «Вениамином». Вплоть до своей смерти в 1929 году он заботился о своем ученике, сумев воспитать настоящего ученого.

Позже, уже в послевоенные годы, Успенский вспоминал об осени 1923 года, когда впервые услышал Дмитриевского: «Преподаватель, весьма пожилой мужчина, брюнет, с седеющей бородой, одетый в черное, от времени полинявшее пальто (в аудитории было довольно прохладно, и некоторые слушатели тоже были одеты в пальто), своим внешним видом напоминал мне скорее провинциального учителя, чем петроградского профессора. Но лекцию он читал, что называлось на языке студентов, «с огоньком» и этим «огоньком» зажигал интерес у своих слушателей. Это был Алексей Афанасьевич. Он излагал историю вечерни Великой пятницы с ее обрядом выноса плащаницы. Я знал хорошо эту службу и по учебникам Литургики, и практически, и мне в голову не приходило, что между Типиконом и общепринятой практикой совершения этой службы так много несоответствия и недоговоренности. После этого дня я посетил еще несколько лекций Алексея Афанасьевича, на которых он продолжал обзор истории служб Страстной седьмицы -службы утрени и литургии Великой субботы. В этих лекциях Алексей Афанасьевич излагал историю богослужебных чино-последований и ярко раскрывал смысл и красоту песнопений и обрядов Страстной Седьмицы. Для меня эти лекции имели решающее значение в смысле выбора предмета для моего кандидатского сочинения. Выбор был сделан». Благодаря Дмитриевскому Успенский овладел латинским и греческим – без этого он вряд ли бы смог стать выдающимся литургистом1.

1 Успенский Н. Д. Из личных воспоминаний об А. А. Дмитриевском // Богословские труды. М, 1968. № 4. С. 85-86.

7

Учась в Богословском институте, Николай Дмитриевич продолжал заниматься музыкальным самообразованием. Он сумел познакомиться с ведущими регентами Петрограда, их хорами и репертуаром. Навещая отца в селе Окуловка, где тот продолжал священническое служение, он сам управлял церковным хором. После закрытия Высших богословских курсов (так с 1925 года именовался Петроградский Богословский институт) в 1928 году Николай Дмитриевич поступил учиться в Ленинградскую академическую капеллу. Во время обучения он управлял церковными хорами Троицкого, Измайловского и Владимирского соборов.

В 1926 году он женился на Наталии Ивановне Шторре, вскоре арестованной и проведшей пять лет в заключении. В 1931-1932 годов. Николай Дмитриевич сам прошел пусть исповедничества. Он отказался отречься от священника-отца, признанного ОГПУ врагом народа, и был обвинен в месте с ним в «хищении» предметов культа из церкви в с. Окуловка и стал «лишенцем» – был лишен избирательных прав, что в то время означало полное бесправие. В результате он был отправлен в «парилку», удушливую камеру ленинградского «Большого дома», где из людей «выпаривали» собственность и честь.

В 1932 году, получив реабилитацию, он поступил в Ленинградскую государственную консерваторию и в 1937 году окончил ее историко-теоретический факультет. Обучаясь в консерватории, он начал преподавательскую музыковедческую деятельность в различных музыкальных школах Ленинграда, а после окончания преподавал в самой консерватории. В эти страшные сталинские годы террора он не оставлял занятий ли-тургикой. Годы блокады, когда от голода и холода умерли десятки тысяч горожан, он провел в Ленинграде. В 1941 году был сильно контужен во время вражеской бомбардировки. В 1946 году он защитил кандидатскую диссертацию «Лады русского

8

Севера». С 1942 по 1946 год управлял хором Ленинградского Николо-Богоявленского кафедрального собора.

В 1946 году, после возрождения ленинградских духовных школ, Николай Дмитриевич был утвержден указом Святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия I доцентом ЛДА по кафедре литургики. В 1947 году Аттестационная комиссия Учебного комитета при Священном Синоде удостоила его, как имеющего две научные степени, звания профессора. А в 1949 году он публично защитил диссертацию по теме «Чин всенощного бдения в греческой и Русской Церкви» и был удостоен степени магистра богословия. В 1957 году защитил диссертацию по теме «История богослужебного пения Русской Церкви (до середины XVII века)» и был удостоен ученой степени доктора церковной истории. Преподавание в духовных школах он успешно совмещал с преподаванием в Ленинградской консерватории и весьма болезненно переживал свой вынужденный уход из нее в 1954 году, после травли его научной деятельности со стороны «маститых коллег», обвинявших его в пропаганде «церковщины».

В июне 1957 года скончалась его супруга и помощница Наталия. В 1959 году Николай Дмитриевич обвенчался с Верой Георгиевной Успенской – даже фамилию менять не пришлось, которая сумела создать для него плодотворные условия для работы и творчества, за что мы все обязаны ей поклониться до земли. Именно в это время редактируются и издаются многотысячными тиражами основные произведения Николая Дмитриевича: «Древнерусское певческое искусство», «Образцы древнерусского песенного искусства», «Лады Русского Севера»,  «Православная вечерня»,  «Чин Всенощного бдения», «Византийская литургия», «Литургия Преждеосвященных даров»,  «Анафора»,  статьи о  богослужебных отпустах и о евхаристических спорах на Руси в

9

XVII веке, энциклопедические статьи, многочисленные отзывы и рецензии, эпохальный труд о Крещении Руси, который был в 1978 году украден и уничтожен дачными воришками из его дома в поселке Шапки.

Его литургические построения всегда шли от церковной жизни, литургика начиналась на клиросе. Отсюда и практическая ориентированность всего курса его лекций, особенно в семинарии. Любимый прием для проверки студенческих знаний – экзаменуемому вручалась следованная Псалтирь и предлагалось найти, скажем, «Богородичны от меньших» или Па-раклисис. И если студент начинал лихорадочно перелистьюать страницы, открыв книгу не в том месте, то Успенский говорил ему: «Нет, братец, не листал, не листал!». Ему становилось ясно, что семинарист никогда по-настоящему Псалтирь не открывал и оглавления ее не знает.

Вместе с тем эпоха «советской академии», безусловно, оставила на его личности свою печать. Так, к сожалению, Н. Д. Успенский не оставил по себе серьезной литургической школы в Петербурге. С печалью приходится признать, что этому способствовали не только тотальный контроль безбожников над Церковью в советскую эпоху, но и существовавшее среди академической профессуры сознание своей исключительности. Воспитание плеяды талантливых учеников не вписывалось в тогдашние представления об уникальности и незаменимости конкретного профессора. Они были связаны прежде всего, с одной стороны, с инстинктом самосохранения, с другой – с оскудением в послевоенное время притока в духовные школы культурных людей. Это объясняется прежде всего истреблением во время сталинских репрессий российской интеллигенции, а также огромных потерь во время Отечественной войны. Печально, что в наше смутное время, когда руководство Петербургской академии отдано на откуп «новым

10

Константинам Копронимам»2, преподавание литургики низведено до крайне низкого уровня.

Эпоха определила и другую черту, свойственную профессорам «советских академий», – старание дистанцироваться от каких-бы то ни было литургических аллюзий и тем, связанных с имперской идеей в православном богослужении. За этим стояли страхи 1920-х годов быть обвиненным в монархических симпатиях и контрреволюции. На лекциях Н. Д. Успенский предлагал отказываться от чтения так называемых Царских псалмов на вседневной утрени, дабы не вводить в смущение «советских прихожан». Впрочем, это приводило к обратному эффекту. Псаломщики из числа студентов, особенно на дальних приходах, с удовольствием выделяли упоминания «царя» в псалмах, читаемых на кафизмах, и в аллилуариях соответствующих гласов. Один из его учеников, П. Уржум-цев, вспоминал лекции Николая Дмитриевича: «Его громкий голос, немного протяжный и спокойный говор уверенного в себе, своих знаниях человека с добрым, благожелательным взглядом глаз привлекает сразу внимание, а содержательное, интересное изложение предмета окончательно покоряет слушателя. Студент всегда почерпает из его лекции что-то новое, неожиданное, чего он ранее не знал. Это испытывают и все вообще, кто когда-либо обращался к Николаю Дмитриевичу

2 Напомним читателю, что с 1996 года духовными школами в Петербурге «заправляет» епископ Тихвинский Константин (в миру – Олег Го-рянов), известный созданием в академии лагерного режима, разгоном профессорско-преподавательской корпорации и скандальной хиротонией, во время которой вопреки каноническому праву и мнению преподавателей и студентов, церковной общины духовных школ рукоположил своего клеврета Игнатия (Тарасова) под несмолкавшие возгласы «Анаксиос». Византийский император-иконоборец Константин V (741-775) получил свое прозвище от иконопочитателей. В Древней Руси оно переводилось как «мотылоименный». «Мотыло» в переводе с церковнославянского – «кал».

11

за разъяснением литургических вопросов. Необычайная его осведомленность в вопросах исторической литургики, прекрасное знакомство с источниками, содержание которых он рассказывает на память, часто цитируя в речи, поражают всякого слушателя»3.

Публикуемый текст Н. Д. Успенского ни разу не издавался. Он и не предназначался для печати. 43 страницы машинописи, включая научный аппарат, – это доклад, произнесенный на «годичном акте» в Ленинградских духовных академии и семинарии на осенний праздник святого апостола Иоанна Богослова в 1949 году. Этот текст был известен как профессорско-преподавательской корпорации духовных школ, так и учащимся. Более 50 лет он ходил по рукам, зачитывался до дыр, горячо, иногда до хрипоты обсуждался «сторонниками» и «противниками» «чудесного огня». В последние 15 лет, в эпоху ксерокса и свободы, неоднократно копировался, расходясь по всей Русской Церкви. Благодаря диакону Андрей Платонову даже появился в Интернете (http://www.golubinski.ru/ecclesia/ogon.htm). Одной из таких копий, отразившей собственноручную правку текста самим Н. Д. Успенским и сохранившей внесенные им греческие термины, воспользовались издатели текста. Впрочем, один из авторов предисловия использовал этот текст в докладе об археологии древнерусского паломничества в Святую землю4.

Как явствует из актовой речи, ее тема была избрана автором и одобрена Советом Академии на заседании 31 августа

3 Уржумцев П. Профессор Николай Дмитриевич Успенский. К 50-летию научной деятельности // Богословские труды. М. 1975. № XIII. С. 17.

4  Доклад был прочитан на конференции в ОВЦС 15-16 апреля 1997 года, посвященной 150-летию Русской Духовной миссии в Иерусалиме, и опубликован в издании московской патриархии. Мусин А.Е. Археология древнерусского паломничества в Святую Землю в XII-XV веках // Богословские труды. К 150-летию Русской Духовной миссии в Иерусалиме (1847-1997). М., 1999. Сб. 35. С. 92-110. См.: прим.

12

1949 года, который и поручил Н. Д. Успенскому «сделать таковой доклад в настоящем торжественном собрании». По аналогии с академической практикой разумно предположить, что тема была предложена и сформулирована на заседании Совета: председательствующий традиционно поставил вопрос о том, кто и на какую тему мог бы выступить с актовой речью на осеннем празднике. Обычно члены Совета вызываются сами или предлагают кандидатуры и направление мысли. Очевидно, выбор пал на Николая Дмитриевича, который предложил сделать соответствующий доклад. Месяц на подготовку – срок невеликий, даже учитывая работоспособность профессора Успенского. Следовательно, эта тема вызревала в нем давно, живо интересовала исследователя, о чем он косвенно свидетельствует в своей речи. К тому же современная ему церковная жизнь с ее настроениями определенно подсказывала такой выбор.

Прежде всего Н. Д. Успенский выступил как продолжатель богословско-публицистической традиции, свойственной России. Начальные этапы паломничества русичей в Иерусалим должны быть отнесены к первой половине – середине XI века, как об этом свидетельствуют Киево-Печерский патерик и житие преподобного Феодосия Печерского5. «Хожение» игумена Даниила (1104-1108) принесло на Русь первый опыт описания Святой земли, своеобразный дневник паломника, дошедший до нас в списках не ранее XV века. К сожалению, несмотря на длительную традицию изучения памятника и выделение нескольких редакций, его научного издания, включающего критический текст, до сих пор не существует. Однако уже в этом тексте «благодатный огонь» становится «знамением пререкае-мым»: кто-то из современников считал, что лампады зажига-

5 Житие прп. Феодосия Печерского // Успенский сборник ХП-ХШ вв. М., 1971. С. 77-79.

13

ются Святым Духом, который в виде голубя сходит на Гроб Господень, кто-то полагал, что огонь появляется в виде молнии. Сам Даниил утверждал, что эти мнения есть «ложь и неправда», ибо огонь невидимо сходит с неба благодатью Божию. Примечательные   для   средневекового общества плюрализм мнений и своеобразная толерантность! Очевидно, эти разногласия      отразились на каменной иконке начала XIII века, выполненной на Руси византийским мастером, которая неоднократно издавалась6. На ней представлен храм с большим куполом византийского типа с расположенными по окружности арочными проемами окон, который имеет открытый верх. Над куполом – поясное изображение Господа с воздетыми руками в окружении двух ангелов, что должно соответствовать упоминаемому у игумена Даниила написанному «мусиею» «горе верху» образу «Вознесения Господня». Правда, трансены7 Гроба Господня здесь изображены в количестве не трех, как свидетельствует Даниил, а восьми. Кувуклия на иконке не представлена или же ее изображение сливается с куполом и столпами храма. Однако своеобразным эквивалентом

6  Николаева Т. В. Древнерусская мелкая пластика из камня XI-XV вв. // САИ. El-60. M. 1983. № 13. Таб. 2, 10.

7 Трансены – круглые отверстия в раке с реликвиями, сквозь которые паломники могли прикладываться к святыне.

14

кувуклии Гроба является сходящая от Христа плетеная дуга, в которой мы видим процесс «схождения» Святого Огня, как он представлялся паломникам. Началу этой дуги дают исходящие от Христа параллельные лучи, которыми обычно изображается схождение Святого Духа. Все это соответствует словам игумена о том, что благодать Божия сходит невидимо, а не в виде молнии или голубя. Впоследствии формы лампад, в которых паломники переносили иерусалимский огонь, повлияли как на материальную культуру европейского христианства, так и на формы храмовой архитектуры.

Массовые паломничества в Палестину на Руси относятся к XII веку, о чем существует ряд письменных свидетельств. Так, в середине XII века иеродиакон Кирик в канонических вопросах архиепископу Новгородскому Нифонту (1130-1156) ставит пастырскую проблему о духовной пользе паломничеств в Святую Землю: «идут в сторону в Иерусалим, к святым, а другым аз бороню, не велю ити, еде велю доброму ему быти.... Велми рече, добро твориши, да того деля идет, дабы порозну ходяче ясти и пити, а то ино зло борони, рече»8.

Понимая «порозну» как «праздно»9, вы видим в этом противопоставление паломничеству нравственного христианского совершенствования на том месте, куда христианина поставил Господь. «Сде велю доброму ему быти» – длительное путешествие и пребывание в праздности могло отрицательно сказаться на неокрепшей христианской душе.) Возможно, в связи с этой же проблемой паломничества возник вопрос Кирика и ответ архиепископа Нифонта о Кресте Господнем: «Где есть крест честный? Тако поведают нам: яко недошед Царьграда, егда об-

8 Памятники древнерусского канонического права (памятники XI-XV вв.). Ч. 1 // Русская Историческая Библиотека. СПб., 1880. Т. 6. Ст. 27.

9 Именно такое чтение дается в обоих Кормчих Троице-Сергиевой лавры XVI века.

15

в Иерусалиме, оказалось, что огонь, получаемый с Гроба Господня в Великую субботу, есть огонь не благодатный, а зажигаемый, как зажигается огонь всякий. Этому паше вздумалось удостовериться, действительно ли внезапно и чудесно является огонь на крышке Гроба Христова или зажигается серною спичкою. Что же он сделал? Объявил наместникам патриарха, что ему угодно сидеть в самой кувуклии во время получения огня и зорко смотреть, как он является, и присовокупил, что в случае правды будут даны им 5000 пунгов (2 500 000 пиастров), а в случае лжи, пусть они отдадут ему все деньги, собранные с обманываемых поклонников, и что он напечатает во всех газетах Европы о мерзком подлоге. Наместники петроаравийский Ми-саил, и назаретский митрополит Даниил, и филадельфийский епископ Дионисий (нынешний Вифлеемский) сошлись посоветоваться, что делать. В минуты совещаний Мисаил признался, что он в кувуклии зажигает огонь от лампады, сокрытой за движущейся мраморной иконою Воскресения Христова, что у самого Гроба Господня13. После этого признания решено было смиренно просить Ибрагима, чтобы он не вмешивался в религиозные дела и послан был к нему драгоман Святогробской обители, который и поставил ему на вид, что для его светлости нет никакой пользы открывать тайны христианского богослужения и что русский император Николай будет весьма недоволен обнаружением сих тайн. Ибрагим паша, выслушав это, махнул рукою и замолчал. Но с этой поры святогробское

13 Не эта ли самая икона, изображения которой мы воспроизодим в настоящем издании, приведена в работе Мартина Биддла, посвященной архитектурной истории храма Воскресения Христова в Иерусалиме (Biddle M. The Tomb of Christ. Thrupp – Stroud: Sutton Publishing, 1999. P. 131-132. Fig. 95, 96,97). Правда, на этих фотографиях изображена икона Божией Матери, а не Воскресения, которая, впрочем, также служит дверцей для потайной ниши в стене кувуклии Гроба Господня.

18

Внутренний вид Кувуклии в храме Гроба Господня. Слева от ложа, на котором был погребен Иисус, икона, за которой скрыта ниша

19

духовенство уже не верит в чудесное явление огня. Рассказавши все это, митрополит домолвил, что от одного Бога ожидается прекращение (нашей) благочестивой лжи. Как Он ведает и может, так и успокоит народы, верующие теперь в огненное чудо Великой субботы. А нам и начать нельзя сего переворота в умах, нас растерзают у самой часовни Св. Гроба. Мы, – продолжал он, уведомили патриарха Афанасия, жившего тогда в Царьграде, о домогательстве Ибрагима паши, но в своем послании к нему написали вместо «святый свет», – «освященный огонь». Удивленный этой переменою, блаженнейший старец спросил нас: «почему вы иначе стали называть святый огонь?». Мы открыли ему сущую правду, но прибавили, что огонь, зажигаемый на Гробе Господнем от скрытой лампады все-таки есть огонь священный, получаемый с места священного»14.

Взявшись за тему «благодатного огня», Н. Д. Успенский выступил как глас церковной совести, продолжая дело его славного однофамильца, епископа Порфирия, и И. Ю. Крач-ковского. Однако этот вопрос был ему интересен не только с точки зрения христианской правды: он вписывался в его историко-литургические интересы, поскольку тема возжжения огня как элемента богослужения была ему важна в связи с изучением истории вечерни и всенощного бдения. Именно с этим светильничным благодарением Н. Д. и увязывает появление обряда Великой субботы.

Основные положения доклада Н. Д. Успенского сводятся к следующему:

1) самые ранние свидетельства о «святом огне» восходят к IX веку, а в церковной письменности предшествующего времени ни о каком чуде речи нет и в помине;

14 Порфирий {Успенский), епископ. Книга бытия моего. Дневники и автобиографические заметки епископа Порфирия (Успенского). Т. III. С 1 января 1846 по 20 марта 1850. Под ред. П. А. Сырку. СПб., 1896. С. 299-301.

20

Вид открытой ниши, в которую накануне Великой субботы ставилась зажженная лампада

2) данные литургических рукописей VIII-ХП веков позволяют прийти к выводу, что иерусалимский обряд возник из обычая омовения лампад в Великую субботу и вожжения в них нового пасхального света, что было характерно для богослужебного обряда и других христианских Церквей, а в латинской традиции этот обряд сохранился до сих пор; в целом же это связано с ежедневным ритуалом вожжения вечерней лампады;

21

3)  придание вполне естественному богослужебному действию сверхъестественного характера связано с особенностью многострадальной судьбы Святой Земли и психологией ее населения, связанной с потребностью в чудесном и необходимости доказательств превосходства своей веры в условиях поликонфессиональности;

4) несмотря на то, что вожжение нового огня на Пасху не является чем-то сверхъестественным, пасхальный огонь, зажженный в главном храме «матери всех Церквей» – Иерусалиме – вещь для православных священная.

Тот факт, что речь была произнесена именно в 1949 году, представляется не случайным. Именно внешние обстоятельства позволили публично произнести то, что для некоторых явилось камнем преткновения. Напомним, что с 8 по 18 июля 1948 года в Москве проходили церковные торжества по случаю «500-летия автокефалии Русской Православной Церкви», к которому было приурочено Совещание глав и представителей автокефальных Православных Церквей. Данное мероприятие, несомненно, было одной из составляющих имперской внешней политики Сталина и большевистского режима. Кремль планировал создать в лице Московской патриархии центр мирового православия, одновременно противопоставив его Ватикану, что было актуально в контексте уничтожения Греко-Католической униатской церкви на Западной Украине. Сталин планировал отнять первенствующую роль у Вселенского патриархата и прочих греческих церквей на территории Восточного Средиземноморья, который уже тогда тяготел к НАТО. К этому же направлению политики стоит отнести и советизацию православных Церквей стран Варшавского договора, которым в спешном порядке Москва предоставляла автокефалию, а Сталин давал своих митрополитов. Так, советские граждане митрополит Елевферий (Воронцов) и Макарий

22

(Оксиюк) возглавили соответственно Церкви в Чехословакии и Польше, точно так же, как «красный маршал» Рокоссовский стал министром обороны Польской народной республики.

Но совещание 1948 года провалилось. Греки, почувствовав политическую подоплеку, в массовом порядке проигнорировали его. 500-летие автокефалии РПЦ не могло объединить православие и стало для Вселенского патриархата лишь дополнительным раздражителем. Позже Сталин разочаровался в необходимости патриархии как важного инструмента своей внешней политики: «собирание» православной эмиграции вокруг новой имперской идеи, как и создание широкой анти-Ватиканской коалиции, не состоялись.

Однако в 1949 году инерция церковной политики давала себя знать. Грекам, в том числе и из Иерусалима, «матери всех Церквей», нужно было указать их место в православном мире, где РПЦ, будучи самой многочисленной православной церковью, к тому же поддерживаемой советским режимом, претендовала на доминирующее положение. Именно разоблачению «греческой лести» (вспомним фразу древнейшей русской летописи – «Повести временных лет»: «И суть греци льстиви и до сего дне»), разоблачению изящному, не оскорбительному, но по-христиански принципиальному, и был посвящен труд Н. Д. Успенского. Как в свое время Константин Великий утверждал, что христиане в своем календаре и пасхалии не зависят от иудейской традиции, как позднее Иван Грозный утверждал, что «греки нам не Евангелие», так и тогда устами русской богословской науки утверждалась духовная независимость российского православия от греческих легенд и обрядов. Не случайно в речи выделены слова русского духовного писателя XIX века А. Н. Муравьева, которому безобразия, происходящие вокруг Гроба Господня, напомнили «слова Спасителя, что настало время, когда истинные поклонники


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю