Текст книги "Звезда корабельная"

Автор книги: Александр Дорофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Осень – время дорожное

Растет корабль на Соломбальской верфи. Вот уж и кормщик для него найден. Да ведь нужна и команда умелая – не хуже, чем на заморских кораблях. Здешние мореходы, хоть и опытны, а военного дела не знают.

Решил Петр выучить своих солдат корабельной науке. Чтобы была настоящая морская гвардия, способная русские моря защищать.

Но для такого дела одного корабля, конечно, мало. Видно, придется за границей покупать.

И не откладывая, заказал Петр построить в Голландии фрегат сорокачетырехпушечный. К следующей весне будут два корабля во флоте русском. Да яхта впридачу. Можно и маневры учинить для солдатского обучения.

Вообще-то ох, как не по душе Петру начатые дела на потом оставлять. Да уж больно погода в здешних местах неприветлива. В августе уже утренники морозные. Ветры с моря туманы нагоняют – конец весла не разглядеть. Дожди долгие, холодные. А то вдруг ветер-полуночник дождь на снег переменит. И затихает строительство на верфи.

Гагары да гуси, утки да лебеди двинулись стаями на юг. Звери норы ищут. Совсем замирает жизнь осенью. Люди-то, конечно, не помирают дружно, как причитал Ермолай-да-Тимофей. Однако солнце все реже и реже показывается. Будто и впрямь при смерти. Ночи стоят длинные, черные. Дни – серые, коротенькие.

Собрался Петр с товарищами в обратную дорогу. Перед самым отъездом заглянул на Соломбалу, попрощался с кораблем до будущей весны.

Отошли карбасы царские от Архангельска. Быстро исчез Город в тумане. Только на башне крепостной посверкивал огонь – маяк корабельный. Шевелился огонек, как живой, пробиваясь сквозь туман, подмигивая. И Петр, сам от себя не ожидая, низко вдруг ему поклонился.

Часть 2
Путь наш далек

Телегу готовят зимой

В Москве Петр сразу же принялся готовить новый поход к Белому морю.

Вроде бы достаточно времени до весны. Да ведь как много успеть нужно!

Собирался теперь Петр не просто поглядеть на море, а начатое дело закончить. Оснастить, вооружить первые русские корабли, на воду спустить.

Для начала провел смотр всем полкам. Отбирал лучших солдат для морской гвардии.

– Ни о чем другом, кроме кораблестроения, и думать не могу, – говорил он. – Одна и есть на сей день забота! Хочу, чтобы и вы, товарищи мои, полюбили море да службу корабельную, чтобы к водному пути смелыми были. А путь, нами избранный, долог!

Назначил Петр и командующих флотом. Ромодановский – адмирал. Бутурлин – вице-адмирал. Гордон – контр-адмирал.

Себе тоже взял звание – шкипер, то есть просто капитан корабельный. И велел только так и величать отныне.

– По умению и знаниям своим – шкипер я. Не более. Ну да, может, еще выучусь флотом управлять…

Действительно, много Петр читал книг о воинской и морской науке, об артиллерии, карты морские постигал. Немало времени просиживал шкипер за бумагами. Придумывал и сам морские сигналы, чтобы корабли могли в пути переговариваться, чтоб понимали друг друга капитаны на расстоянии во время похода или битвы с неприятелем. Строго определил, когда в барабаны бить, когда флаг поднимать, когда и сколько раз из пушек палить.

Потом устроил допрос своим адмиралам.

– Что будешь делать, Федор Юрьевич, – спрашивал Ромодановского, – если ночью надобно с якоря сниматься? Какой сигнал подашь остальным судам?

– В барабаны велю ударить, господин шкипер. На фок-мачте фонарь с огнем выставлю.

– А пушки будут стрелять? – прищурился Петр.

– Нет, господин шкипер, пушки в таком случае молчаливы, – отвечал Ромодановский.

– Верно запомнил, адмирал, – кивал Петр и обращался к Гордону, – А ты, Петр Иванович, что делать будешь, когда всех капитанов потребуется для совета на твой корабль созвать?

– От того зависит, господин шкипер, – улыбнулся Гордон, – идем ли мы по морю или на якоре стоим…

– Ну, пусть на ходу дело подоспело.

– Тогда белое знамя поднять велю и дважды из пушек выстрелить.

– Правильно говорите, начальники мои корабельные, – вздохнул Петр. – Верю – прикажете точно. А сможете, коли придется, из пушки выстрелить, огонь на грот-мачте зажечь, парус по ветру поставить? Адмирал на корабле все уметь должен!

Сам шкипер, похоже, со всяким делом управлялся. В селе Преображенском, в токарне, точил специальные блоки, чтобы канаты по ним ходили плавно, не перетирались. Таких блоков штук сто смастерил. Отливал и пушки корабельные – немало их нужно военному судну. Вычерчивал планы будущих маневров: куда кораблям идти, где якорь бросать, какие команды выполнять.

Меж тем беспокоило его, как там дела в Архангельске подвигаются. Письма отправлял, торопя корабельщиков.

«Чтоб к весне все готово было! – писал. – Ждите нас большой компанией – человек в триста!»

На всякий случай послал в Архангельск двух людей верных, в корабельном деле сведущих, – Николаса и Яна – чтобы приглядели, все ли споро, нет ли каких заминок, хватает ли железа да леса строевого. А вместе с ними переправил полтораста шапок меховых и столько же пар башмаков для команд корабельных.

Да, уже везли, везли к Белому морю по зимним дорогам всякое снаряжение. Шли подводы, груженные ружьями и порохом, блоками точеными и пушками литыми.

– Берегите пуще глаза своего добро корабельное, – наказывал Петр. – В нем теперь сила наша и слава.

В таких заботах быстро зима пролетела, и весна подошла. К концу апреля все успели подготовить к отъезду.

Путь лежал не близкий. Но дорога уже хорошо знакома. Торная дорога к славному Городу.

Петр собрался выехать раньше прочих.

– Мир тебе, господин шкипер, в дороге! – желали адмиралы.

– Спасибо, ваши превосходительства, государи милостивые, – усмехнулся Петр. – Да только по нашему пути вряд ли с миром пройдешь. Путь-то наш – не дорога! По местам нерасчищенным, по бездорожью лежит. Пожелайте лучше – не сбиться с него, в сторону не свернуть!

Двадцать два карбаса

Первого мая Петр отбыл из Москвы.

Под городом уже все леса зелены – весна в разгаре. Но чем дальше на север, тем скромнее весна глядела. Почки на деревьях едва начинали раскрываться, в оврагах снег белел.

Хотелось Петру озеро Плещеево навестить, на первые свои корабли поглядеть. Да ведь некогда! Нужно в Вологду спешить – все ли там приготовлено к речной дороге.

Не мешкая, добрался до Вологды. Придирчиво осматривал карбасы. Иные нужно было проконопатить, оснастку поправить, да и пушками вооружить, чтобы уже на реке подавать сигналы друг другу.

Наконец прибыли подводы. Даже Петр изумился – сколько набралось скарба, всяких вещей, необходимых для дела корабельного!

– Государь-то наш, похоже, на ярмарку едет, – переговаривались меж собой купцы. – Видно, торговать надумал…

Передали Петру эти разговоры.

– Да не бойтесь, торговые люди, не отобью у вас покупателей. Товар-то наш не на продажу, а на дело – большое и славное.

Начали грузить имущество – карбасов не хватает.

– Только дельные вещи возьмем в дорогу! – приказал Петр.

Но как же в путь далекий идти без кухни, без посуды, без хлебных запасов и аптеки? Как ни поджимались, а загрузили доверху целых двадцать два карбаса.

Готов караван к отплытию. Выстроились карбасы один за другим. Отсалютовали Вологде из пушек, и пошли чередой под парусами. Шкипер Петр на носу одиннадцатого карбаса стоит. Костюм на нем капитанский – синяя куртка-безрукавка с серебряными пуговицами и штаны черные бархатные. На плечи суконный кафтан накинут.

Идут карбасы к северу, и душа радуется, как прежде.

– Скучал я по городу Архангельску, по морю Белому, – говорит Петр. – Славные люди поморские. Да и заморские мореходы мне по душе. Многому можно у них научиться.

– Эх, государь-батюшко, – горестно вздохнул подвернувшийся тут Ермолай-да-Тимофей, – Сердце твое доверчиво к инородцам. А те хитры, как черти рогатые, так и норовят облапошить. Только свою корысть знают: чем нам хуже, тем им лучше! Не люби ты, государь, чужеземного племени. Да гони…

Не закончил, полетел за борт Ермолай-да-Тимофей, как мешок с песком. Тяжелая у Петра рука!

Вынырнул шут и, отфыркиваясь, запричитал:

– Ой, тягостна твоя десница, батюшко! Ой, совсем угнетла!

Вытащил его Петр из воды:

– Ах ты, курица мокрая! О каком племени говоришь? Нету племен дурных, а есть люди дурные. Гордон и Тиммерман иного роду-племени, а верны, надежны. А ты, дурья башка, одного со мною племени, да ведь шут балаганный, мешок пустой!

Зарыдал шут во весь голос:

– То за меня Ермолай говорил, не подумавши! Тимофей же с ним совсем не согласен! Ой, все-е-е народы любит, как родню-ю-ю родимую…

– Так-то! – прикрикнул Петр. – Шути да не завирайся, а то пущу и Ермолая и Тимофея обоих по морю без лодки гулять!

Громок гневный голос Петра. На всех двадцати двух баркасах его слыхать, как сигнал и наказ каждому.

Как быть со страхом?

Весело и быстро двигался караван к морю. Реки полны весенней водой. Можно свободно идти, не остерегаясь мелей.

Осип Зверев был тогда с Петром на одном карбасе.

– Скучаешь, Оська по морю Белому? Хочется волны под килем испытать?

– Честно скажу, Петр Алексеевич, вовсе я не тосковал. И волны мне не милы. Нездоров от них делаюсь. По мне, так хорошо море с берегу.

– Эх ты, Оська! – воскликнул Петр. – Не думал я, не гадал, что море тебе постыло. Боишься что ли его?

– Побаиваюсь, – согласился Осип. – Но, говорят, и ты, государь, прежде сильно воды боялся.

Петр нахмурился, окинул товарища взглядом.

– Ко мне ли ты с такими чинами обращаешься? Сомневаюсь, что ко мне! Я всего-то шкипер, и больших чинов не люблю. А более всего не жалую пустых разговоров. Видел ли ты сам, Оська, чтобы я чего боялся? Что ж об этом болтать зря?! Ну а коли боишься, и страх одолеешь – славен будешь во сто крат!

И будто в подтверждение слов этих, трижды выстрелила пушка с адмиральского карбаса. Ромодановский давал сигнал к остановке – бросай, мол, якоря!

– Хорошо устав исполняют! – обрадовался Петр, глядя, как на всех карбасах тут же отдали якоря.

С радостью узнавал он берега, мимо которых проходил прошлым летом. Дни теперь стояли долгие под солнцем ясным. Пели в прибрежных лесах соловьи. Кукушки как сумасшедшие твердили одно и то же. Журавли да гуси возвращались на север, будто на ярмарку спешили. А в камышах у берега плескались, терлись щуки.

Как-то на стоянке Оська Зверев изловчился и поймал здоровенную полосатую щучищу голыми руками. Принес ее, держа под жабры, Петру.

– Не гневись на меня, господин шкипер, не помни глупого слова. До смерти я щук боялся, а вот пересилил себя – словил! Прими в подарок. Да верь – не подведу я на службе морской.

Сигналы корабельные

Часто грохотали над рекой пушечные выстрелы, далеко эхо раскатывалось. То адмирал Ромодановский сигналит стоянку, то капитанов на совет созывает. К обеду – залп. К ужину – пальба. А то все пушки разом грохнут, когда караван мимо города проходит. Под Тотьмой изо всех орудий – пли! Под Устюгом Великим – сызнова. Только леса окрестные содрогаются.

Петра уже не радовала эта канонада. «Шуму-то как много! Из пушек палить – немудреное дело. Впереди серьезное ждет. А мы уж, как победители, разважничались…»

Подошли карбасы к Холмогорам. Хотел адмирал по уставу дать залп, да шкипер запретил:

– Сколько пороха на салюты извели! Пригодится еще. Ударьте в барабаны погромче – сразу видно будет, что сила наша не только в пушках, но и в руках крепких.

Так и миновали Холмогоры с барабанным боем. Совсем недалеко осталось до Архангельска.

Как вдруг раздались на реке крики. Это что за сигнал? Или решили не только порох, но и барабаны приберечь?

Бросили якоря, все оглядываются. Что случилось?! Беда какая?!

И тут видят: плывут вниз по реке, по течению, тарелки, ложки деревянные, еще кое-какая утварь. Братины гордо покачиваются, как маленькие ладьи. Опрокинулся последний, двадцать второй карбас с посудой. Лови теперь тарелки да ложки!

Потешаются корабельщики, шутят, кто во что горазд.

– Вот стыда не оберешься! – кричит Якимка Воронин, – когда тарелки вперед каравана к Архангельску прибудут!

– Наскучило им – все позади да позади! – вторит Оська Зверев.

– А ты, Якимка, прыгай в лохань! – смеется Лука Хабаров. – Только парус поставь, живо в океан вынесет.

– Гляди, Лукашка, не проворонь – похлебка уплывает!

Повеселился было и Петр, но вскоре и нахмурился.

– Эх, товарищи мои, смешно, да не очень! Что же за мастера мы такие, если на речке ровной опрокидываемся? Слывем только мастерами, а дело от нас хромает!

Кончилось веселье. И Петр остаток пути мрачен был. За полночь подошел караван к Городу. Замаячил огонь на крепостной башне.

– Знакомый старый! – обрадовался Петр сигнальному огню. – Поднимай, адмирал все флаги! Прикажи в барабаны бить да палить из пушек! Видишь, какая звезда при встрече светит? Звезда корабельная!

Первый морской посланник

Остановился Петр, как и в прошлый год, на Мосеевом острове. И сразу поутру отправился на Соломбалу – на свидание с кораблем.

Сердце волновалось, когда подходил на шлюпке к острову. В письмах-то сообщали, что корабль почти готов к спуску на воду. Да так ли это? Неужели и правда над тем самым бревном сосновым, что выбрал Петр для киля, поднялся целый дом для хождения по морям-океанам? Хочется верить, да боязно…

Но вот показались уже три мачты корабельные – фок-мачта, грот-мачта и бизань-мачта.

Высоко поднимаются они над островом. А сам-то корабль как огромен! Стоит на деревянных подпорах над берегом. Сверху донизу видимый глазом, кажется он величиной с палаты царские. Ах, как красив! Дух обмирает! Плавно, а потом все круче расходятся от киля деревянные бока, крашенные зеленью, белилами да багрянцем. Медью окованные борта сияют на солнце. И горит золотом имя корабельное – «Апостол Павел».

– Апостол – значит посланник! – воскликнул Петр. – Первый наш посланник морской в иноземные государства!

Обошел он кругом корабля и взбежал по сходням на палубу. Все надобно оглядеть, проверить. Ладно ли борта просмолены, проконопачены? Есть ли помпа в трюме – воду откачивать? Хорошо ли печка сложена? Прочно ли дубовые гвозди-нагели обшивку держат? Тяжелы ли и цепки якоря?

Все крепко устроено! Не на год – на век корабль собран!

Да только не снаряжен для праздничного выхода в море. Не оснащен покуда: такелаж не протянут, паруса не поставлены, пушек нет. Пустоват корабль, как дом без хозяйственной утвари.

– Месяц даю, корабельщики, на оснастку и вооружение, – указывает Петр. – Да чтобы такелаж завели по-богатому – из четырехпрядной чесаной пеньки! Да паруса отбеленного полотна наипрочнейшего!

А пока стоит новорожденный корабль-посланник, еще морской водой не обласканный. Не терпится Петру поглядеть, каков он в деле, хотя бы на реке.

– Пир готовьте, товарищи мои! Сего дня спускаем судно на воду!

Накрыли стол прямо на палубе. Со всякой всячиной, с пирогами да медом.

Выбрал Петр топор по руке. Поклонился в пояс мостильщикам дела корабельного. И подрубили подпоры, державшие судно на берегу.

Треск раздался. Дрогнул корабль, будто пробудился. И ступил в двинскую воду.

Кто на палубе был, попадали. А корабль-то уж на реке – качнулся раз-другой, выровнялся. Стоит как ни в чем не бывало, привычно, точно сто лет уже по водам ходил.

А Петр смотрит на корабль с берега. Наглядеться не может, глаз отвести, точно родного сына после долгой разлуки повстречал.

Шторм

Один корабль оснастить требуется. Другой, в Голландии заказанный, еще, видно, в дороге. На берегу что ли сидеть, дожидаться?

Да ведь яхта есть верная, на которой Петр в прошлом году с Белым морем повстречался. Призвал он команду надежную. Лоцманом, конечно, Антипку Тимофеева. Да еще бояр, офицеров сухопутных – пусть поглядят, как поморские мореходы с судном управляются. И шут Ермолай-да-Тимофей в поход напросился.

Снялась яхта с якоря в последний день мая.

Ветерок был слабый, а вскоре и вовсе умер. Целые сутки, как и год назад, простояла яхта в устье Двины. Но наконец поднялся крепкий ветер – шалоник.

– Шалоник – на море разбойник, – сказал Антипка Тимофеев. – Гляди, шкипер, беды бы не было!

– Гей! Отворяй паруса береговому ветру! – приказал Петр. – Веди нас, Антипка, в Белое море!

Кормщик встал у руля и провел яхту точно меж отмелей песчаных. По морю барашки белые бегут, часто и гулко в борта бьют.

– Вот и снова свиделись мы, морюшко-морище, – беседовал с ним Петр. – Что ты беспокойно сегодня?

Море и впрямь набрало силу – вроде захотело показать себя во всей красе. Уже не барашки, а львы белогривые грозно рокотали.

А Петр подставлял лицо ветру-шалонику, радуясь:

– Что там рели-качели переславские! Вот уж море да покачает! Славную дорожку сегодня вымостило. Право слово – торный путь!

Бодро бежит яхта. Солнце уже присело на воду, а день не уходит. И волны-ветер не стихают. Белые ночи стоят, и не спится морю Белому. Все больше ярится, кипит белоснежной пеной. И правда – белое-белое море. Белее паруса корабельного.

Швыряют волны яхту, как малую тарелочку. Петр стоит рядом с Антипкой у штурвала.

– Господин штурман, не гляди, что солнце в небе! Так и будет по волнам прыгать до самого восхода. А уж время-то – спать…

– Сам подумай, Антипка, какой тут сон, когда море, как на свадьбе пляшет, – отвечал Петр. – Вот помрем, так выспимся!

Шумит море, дикая у него пляска. То поднимет яхту выше солнца, то уронит в пучину.

Бояре, офицеры ходят по палубе бледные, прямо белые. За канаты цепляются. Неужели конец настал?

Да, кажется, у всякого путешествия есть начало. Должен и конец быть. Но Петр в это верить никак не хотел. Если путь далек и славен – нет и не может быть ему конца скорого!

Но у моря, видно, свои мысли – разыгралось не на шутку. Будто от самого дна волны поднимаются и растут каждую минуту, хлещут через борта.

Почернело небо, тучи навалились. Ветер матерый, береговой, дождем сечет. Убрали паруса, чтоб не разорвала их буря. Беззащитна яхта, и не важно ветру и волнам, что на ней сам государь русский.

– Ах ты, полуночный разбойник! – ругает Антипка ветер. – Мокряк поганый! Верно говорят: не море топит корабли, а ветер…

 
– Лодочка от одного берега отстала,
А ко другому не пристала! —
 

раздался пронзительный голосок, и подполз на четвереньках Ермолай-да-Тимофей.

– Будет тебе плакать! – прикрикнул Петр. – Одолеем бурю!

Но уже не только шут да бояре, но и сами корабельщики-поморы, судном управлявшие, ожидали верной гибели, неизбежного крушения. Сквозь рев вол и свист ветра доносились крики:

– Прощай, город Архангельск! Прощай, матушка-Двина!

Лишь Антипка помалкивал, крепко держа штурвал. Рядом стоял Петр, и цеплялся за ногу государеву, как за грот-мачту, Ермолай-да-Тимофей.

Стонала яхта под ветром и ударами волн. Вот-вот не устоит, развалится, канет в пучину.

Страшный ураган бушует. Не разобрать уже – где море, где небо, где день, где ночь.

– Держись, держись, Антипка! – кричал Петр. – Нельзя судно без руля оставить!

Он тоже было взялся за штурвал – помочь кормщику.

– Эй, шкипер, отойди, пожалуй! – заорал Антипка. – Больше твоего ведаю, куда править! Негоже в таком деле мешать!

И Петр послушно отступил.

– Нам бы в Унскую губу войти! Одна надежда! Иначе сгинем!

– Ты – кормщик! – откликнулся Петр. – Веди!

Уже показалась Унская губа – небольшой залив при впадении реки Уны в море. Близко спасение. Да не легко его достигнуть! Рогата Унская губа – далеко в море уходят два ряда подводных камней. Тесен, извилист проход меж этими рогами. И в тихую погоду не просто их миновать. А тут волны бьют то справа, то слева. Кипят на черных камнях. Того и гляди швырнут яхту на скалы.

– Право, право руля! – не стерпел Петр.

Но Антипка и ухом не повел. Держит штурвал в побелевших руках. Шапку ветром унесло. Губами шевелит, да только и слова ветер уносит.

Зажмурился Петр на миг. Неужели и правда конец пути настал и сгинуть придется на рогах треклятых? Открыл глаза – а море-то вроде угомонилось. Упустили яхту волны огромные и ветер стремительный. Куда как тише в Унской губе – не достать уже буре корабельщиков.

Слышно стало, как приговаривает Антипка:

– Не сгуби нас, губа, а спаси! Не сгуби, губа! Спаси!

Да вот уж и к берегу подошли, якорь бросили. Но кормщик к штурвалу будто прирос. А Ермолай-да-Тимофей ногу государеву никак не отпускает.

Оттащил Петр Антипку от штурвала и шута отпихивает – хватит, мол, цепляться, миновала беда.

– Что же ты, Ермолай-да-Тимофей, опоры надежней не сыскал?

– Э-эх, батюшко-о-о, – покачал головою шут. Я же тебя, государь, спасал. Так крепко держал, чтобы ветром не сдуло, чтобы волна не унесла!

– Понятно, – усмехнулся Петр. – Ты меня берег, а кормщик наш, видать, больше всего о штурвале заботился – как бы в море не смыло…

Высадилась команда, и рухнули люди на землю. Сколько времени в море были – никто не знает. День сейчас или ночь? Плачут да смеются. Вспоминают, кто за что держался, спасаясь от шторма.

– По всему видно, крепче других опора у кормщика была, – сказал Петр. – За свои умение да мастерство Антипка держался. И нам помощь сумел подать!

Подозвал кормщика и спрашивает сурово:

– А вот как посмел с государем говорить дерзко?! Государь – он и в бурю великую государем остается!

Упал Антипка на колени:

– Помилуй! Сам ведь говорил, что шкипер ты, не боле того. Значит, забота твоя – шкиперская. А двух кормщиков на одном судне быть никак не должно. Иначе – беда!

– Верные слова, – кивнул Петр. – Когда двое у руля – дело гиблое. Да ты с коленей-то поднимись! Мне труды твои и здоровье дороги, а не поклоны бесполезные. – Поднял сам Антипку и расцеловал. – Где шапка-то? Надень уже.

– Ветры дули – шапку сдули, – махнул Антипка рукой. – Хорошо, голова цела!

Петр живо снял куртку с серебряными пуговицами, отдал кормщику. И шапку свою ему нахлобучил. Антипка аж присел:

– Ой, тяжела шапка государева! Да и прочна, чую. В свой век никак не сношу – детям, внукам, правнукам донашивать…

Море за Унской губой, ничуть не утихая, бушевало-бушевало. Вроде досадовало, что выпустило яхту из объятий своих.

Петр глядел, как бесится оно на скалах-рогах, и думал:

«А еще в беде надобно крепко держаться за веру, что нет конца пути нашему. Вот тогда никакие штормы, пожалуй, не одолеют!»

Только через три дня открыло море корабельщикам дорогу к дому.