Текст книги "Земля мертвых"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ночлег могу устроить…

– Ты чего, издеваешься, Никита? – не выдержал Немеровский. – Мы же военным лагерем стоим! У нас не просто все есть, нас еще и не выкуришь отсюда без долгой драки. Вон, Лехе уже бронежилет прострелили.

– Ну давайте, хоть чего-нибудь сделаю? Не могу же я так просто сесть и уехать! Прямо вижу, делом нужным занимаетесь. Как представитель мэрии хочу поддержать.

– В ополчение записывайся, – предложил Миша. – Мы тут завтра шведов бить собираемся. Тебе бы кирасу поверх ватника, да алебарду в руки – и татары не пройдут!

– А у вас алебарды есть? – мгновенно загорелся Хомяк.

– У меня в машине палица лежит, – задумчиво вспомнил Немеровский. Не по руке оказалась. Могу дать. Да и продать могу, не по руке она. Щитов, правда, лишних нет. Слушай, а может, у тебя дома топорик есть? Топорище здесь вытешем. И переодеть тебя надо попроще, а то шведы не поймут… Ну что, мастер, берем ополченца?

– Почему не взять? – пожал плечами Росин. – Ополченцы нам нужны.

– Слушай, Никита, а магазин у вас в деревне есть? – вспомнил Немеровский.

– Есть, конечно.

– Не подбросишь? А то я уже принял… Я тут пол ящика водки ливонцам проспорил. Отдать отдал, а самим теперь не хватает. И соль еще купить надо, совсем про нее забыл.

– Ты чего, дрался утром? – не понял Росин.

– А чего делать оставалось, мастер? – развел руками Миша. – Вас нет, я один, они приехали. Ну, и вызвал магистра на поединок.

– Сколько хоть продержался, вояка? – вздохнул Росин.

– Минут пять, не меньше.

– Ладно, завтра сочтемся, – махнул рукой мастер. – Авось, получится их на шлюпки посадить.

Костя Немеровскому не поверил ни на йоту. Что бы рубиться в полном доспехе целых пять минут и не свалиться от усталости, нужно быть Карлом Великим, [17]17
  Карл Великий (742–814), франкский король из династии Каролингов, получил свое прозвище именно потому, что мог часами рубиться в полном воинском доспехе без отдыха.


[Закрыть]а не прогуливающим тренировки бизнесменом.

– Так что, поехали? – Никите Хомяку не терпелось переодеться и получить в руки настоящее оружие. Наверняка вечером вылезет на круг драться!

– Поехали, мастер, – предложил Немеровский. – Может, и ты чего нужное в магазине увидишь.

Деревенька Келыма целиком и полностью располагалась на верхушке небольшого продолговатого холма, одной стороной упирающимся в Неву, а другой – в кировское шоссе. По другую сторону шоссе продолжения поселка не имелось – нам начиналась низина, поблескивающая водой сквозь низкую траву. Получалось, за пятьсот лет селению так и не удалось вырасти из размера одной стометровой улицы, упирающейся в большой треугольный навигационный щит. По сторонам от узкой шоссейной дорожки стояло семь домов: два высоких, из красного кирпича, три обычных, но тоже кирпичных, один из сверкающих белизной цилиндрованных бревен, и один старый, темный, чуть покосившийся и изрядно заросший мхом. Рядом со своими соседями он казался неухоженной собачьей будкой с игрушечной телевизионной антенной на крыше и подсвеченными лампой от фонарика пыльными декоративными окнами.

– Видели? – притормаживая рядом с небольшим торговым павильоном, Хомяк кивнул в сторону развалюхи. – Мужик миллионер, между прочим. Я его хорошо знаю, строительством занимается. Спрашиваю, не стыдно ли жить в таком убожестве, а он говорит – что вот-вот новый дом отстроит. Просто сейчас, в данный момент, некогда. И так уже четыре года.

– Это бывает, – согласился Немеровский, выходя из машины и направляясь к павильону. – У меня соседка такая же.

Миша дождался, пока Никита Хомяк и Костя Росин выберутся на улицу и толкнул дверь.

При виде ратника в островерхом теле, в бахтерце с золочеными пластинами и мечом на поясе, дородная девица лет двадцати в синем халате застыла, словно оглянувшаяся на Содом жена Лота. Глаза ее широко распахнулись, а челюсть начала медленно опускаться вниз.

– «Синопскую» будем брать, мастер? – оглянулся Немеровский. – Или «Пшеничную»?

– Соль, главное, не забудь, – безразлично пожал плечами Росин. – Соль у вас есть, девушка?

Продавщица медленно покачала головой из стороны в сторону.

– Да вон же, на полке стоит, Рая! – возмутился Никита. – Рая, ты чего?

– И водка на полке есть, – на всякий случай предупредил Немеровский. – Я видел.

– А… А вы кто? – ухитрилась спросить девушка не закрывая рта.

– Рая, ты чего, меня не узнаешь? – удивился Хомяк. – Это я, Никита, из пятого дома.

– Никита…

– Мы из Ленфильма, – произнес Росин волшебную фразу. – Мы тут кино снимаем.

– Ах кино… – мир, перевернувшийся в сознании продавщицы, начал медленно возвращаться в нормальное положение. – Понятно, кино…

Она наконец-то закрыла рот и оглянулась на полки.

– А соль у меня есть, мелкая, крупная и йодированная.

– Йодированной, – решил Немеровский. – Наверное, давайте сразу ящик. И водки «Синопской» ящик.

– На меня запиши, Рая, – подал голос Хомяк. – Как обычно.

– Тогда два ящика, – обрадовался Миша. – А я за второй заплачу.

– Оба запиши, Рая.

– Тогда я…

– Стоп! – оборвал их состязание мастер. – Двух ящиков хватит за глаза и за уши. Нам еще шведов завтра бить, не забывайте. Два ящика водки и ящик соли. Все.

«Додж» Хомяка был перегорожен на два отсека, и если спереди помимо водительского и пассажирского сидения имелся самый настоящий раскладной полутораспальный диван, то сзади – обширный грузовой отсек. Три ящика просто потерялись в его утробе – Никита деловито захлопнул дверь и указал на дом напротив павильона:

– Это мой.

Внутри двухэтажный кирпичный особняк выглядел отнюдь не так роскошно: голые оштукатуренные стены, груды досок, сложенные на полу обширного холла, лестница без перил и циркулярная пила под ней.

– Сам, что ли строишь? – понятливо огляделся Немеровский.

– Нет, кладку я заказывал, – покачал головой детина, отпуская узел галстука. – Ну, а уж пол настелить или перила поставить и сам смогу. Что я, прямо безрукий что ли?

– Это отлично, – поднял палец Миша. – Значит, у тебя наверняка есть рабочая роба. Брезентовые штаны, там, и ватник. И сапоги кирзовые.

– Кирзачи есть, – признал Хомяк, – я в них за брусникой хожу. А спецовка прямо грязная, олифой я ее замарал.

– Будем считать, что смолой сосновой, – тут же подкорректировал «легенду» Немеровский. – Ремень широкий кожаный имеется? Топор за него заткнешь, нож на пояс повесишь, и получится обычный вепский ополченец. Или ты думаешь, они во фраках ходили? Считай себя вышедшим на войну лесорубом. А это что?

Миша указал на небольшую металлическую гирьку, подвешенную на тонкий тросик.

– Отвес, – поднял его с пола Хомяк. – Трос от спидометра, «квадрат» стерся. Ну, я его и приспособил.

– Ты не прав, Никита, – погрозил пальцем Немеровский. – Это классический кистень. Любимое вепское оружие. Есть все-таки в тебе нечто такое… Генетически заложенное… А косоворотки у тебя нет?

– Сорочка от Версачи, – рассмеялся Хомяк.

– Не пойдет. Проще нужно быть. Фланелевая рубашка, полотняные портки. Ватник прихвати, если есть. Не броня, конечно, но и не так больно будет, если удар пропустишь.

– Ладно, сейчас, – Никита вышел в низкую дверь, ведущую то ли в гараж, то ли в подвал. Минут через десять он вернулся в потертых кирзовых сапогах. В высокие черные голенища были заправлены штанины выцветших хлопчатобумажных армейских штанов, украшенных пятнами черной краски. Поверх он накинул короткую потертую дубленку, перепоясанную толстым кожаным армейским же ремнем, за который был заткнуть обычный плотницкий топор. Хомяк подобрал отвес, свернул его кольцами и тоже всунул за ремень: – Ну как?

– Вылитый вепс! – пьяно махнул рукой Немеровский. – Настоящий ополченец.

– С тулупом ты хорошо придумал, – кивнул Росин. – Только упаришься в нем быстро. А так – в глаза ничего особенно не бросается. В общей сече никто и внимания не обратит. Правда, топор тяжеловат.

– А чего в нем тяжелого? – детина выдернул инструмент из-за пояса, подкинул в руке. – Обычный топор.

В его руке килограммовая железяка и вправду казалась невесомой.

– Нормально, – отмахнулся Миша. – Просто топорище надо длиннее сделать. Ну, да я тебе булаву дам. Поехали.

В машине Хомяк дубленку все-таки снял, оставшись в мягкой фланелевой рубашке, завел двигатель и через минуту доставил новых знакомых обратно на поляну.

Здесь появилось пять новых палаток – приехал клуб «Глаз Одина». За время отсутствия начальства они успели не только поставить лагерь, но и устроить драку с ливонцами. Сеча шла, скорее всего, из-за женщин в длинных рубахах и замшевых костюмах с множеством кисточек, столпившихся неподалеку. Викинги явно одолевали: все они, обнажившись до пояса, изображали берсерков, и ливонцы, даром что все изрядно выпили, наносить им удары железным оружием побаивались. Зато викинги старались вовсю – только искры от рыцарских доспехов летели.

Впрочем, победа победой, а все тетки минут через десять опять переберутся в лагерь «Ливонского креста». У них там вечно происходят какие-то события в стиле Айвенго и рыцарей Круглого стола: дуэли, турниры, прекрасные дамы. Умели все-таки европейцы бабам головы охмурять! Как павлины: ни летать толком, ни драться не умеют, зато хвост – на три метра в диаметре.

Милицейский наряд, рассевшись на заготовленных для кухни чурбаках, с интересом наблюдал за побоищем, даже не пытаясь вмешаться. Похоже, они собирались дождаться конца схватки, чтобы собрать трупы и арестовать победителей.

От утонувшего в сумерках индейского стойбища донеслись звуки гитары. Зазвенели струны и у костра ополченцев, бросающего на дрожащую поверхность Невы красные отблески.

– Пошли, мужики, отметим знакомство, – оттащив ящик с солью к полевой кухне, Немеровский вернулся с упаковкой тархуна. – Водку из багажника прихватите.

В палатке на столе стоял большой казан с еще горячей пшенной кашей – догадался кто-то мастеру несколько порций принести. Тарелок, по крестьянскому обычаю, никому не полагалось – только ложки. А вот низкие пластмассовые стаканчики правила фестиваля разрешали – как предмета, без которого существование цивилизации невозможно.

– Ну, мужики, – предложил Немеровский, разлив по стаканам первую бутылку, – за Великую Русь.

Выпив, мужчины взялись за ложки и навалились на кашу, временами вспоминая армейское прошлое:

– Представляете, полгода каждый день: каша, каша, каша. Мы все мечтали: хоть бы картошечки дали! Потом подходит осень, дают картофельное пюре, – улыбнулся один из патрульных. – Все орут: ура! Потом на следующий день картошка, и на следующий, и на следующий. Через два месяца все начинают скулить: хоть бы кашу дали!

– А нас на Ангаре одной капустой кормили, – с придыханием сообщил Миша. – Я ее до сих пор видеть не могу!

– Нас из Ахтубинска несколько раз на уборку арбузов возили, – не удержался от своей истории Костя Росин. – Местные сказали: ешьте, сколько сможете. Мы так обожрались, что ходить не могли!

– Счастливчики, – откликнулся Никита Хомяк. – А у нас под Мурманском кроме мха ничего не росло.

– Мужики, – Немеровский откупорил следующую бутылку. – Думаю, нам нужно выпить за бескрайние просторы нашей земли, что лежат от полюса почти до Индийского океана, от Тихого океана и до Атлантического.

– Это ты загнул, Миша – рассмеялся один из милиционеров. – Откуда Атлантический океан взялся?

– Может, чуть меньше, – не стал спорить ратник. – Но не на много.

– Ладно, – согласился патрульный, – за нашу землю!

К тому времени, когда ложки застучали по дну казана, мужчины успели приговорить четыре бутылки, а разговоры ушли в чистую науку: считать Черное море частью Атлантического океана, или нет?

Внезапно все звуки перекрыл чистый и ясный женский голос:

 
Матушка родимая, дай воды напиться,
Сердце мое, ох бросает в жар.
Долго гуляла в темном я саду,
Думала на улицу век не поду!
Теперь же под вечер аж пятки горят!
Ноженьки стройные в пляску хотят!
Я пойду на улицу, к девкам я пойду,
Голосом звонким я им подпою!
 

Вот уж что-что, а голос был действительно звонкий. От таких лопаются хрустальные бокалы и рассыпаются люстры. Росин поднялся из-за стола, оставив остальных спорить о географических терминах, вышел на воздух.

На Неве зажглись бакены, бросая во мрак алые огоньки, на том берегу и на острове четко пропечатывались прямоугольники освещенных окон. Несколько горящих на поляне костров не могли справиться с ночной мглой, и лишь придавали окружающему миру ощущение обжитости.

Песня растекалась от костра на берегу, и мастер спустился к своим дружинникам.

 
Выйду на улицу – солнца нэма,
Парни молодые свели меня с ума!
Выйду на улицу, гляну на село,
Девки гуляют и мне весело!
 

Пела, оказывается, та самая девушка в коротком алом платье, еще днем обратившая на себя внимание мастера. Пела легко, без напряжения, сидя на чьей-то стеганке и прикрыв ноги выделенной кем-то курткой.

– Знакомьтесь, мастер, – прижав ладонью струны гитары, окликнул Росина Игорь Картышов, бывший танкист, прошедший Афганистан и Чечню, горевший и на чужбине и на родине, но тем не менее при первом же сокращении отправленный в запас. Лицо его после ожогов выглядело устрашающе, но характер оставался спокойным до флегматичности. – Племянница моя, Инга. Учится в Москве, в Гнесина, приехала отдохнуть. Хотела познакомиться с принцем, вот я ее с собой и взял.

Вокруг костра засмеялись.

– А вы что, принц? – встрепенулась Инга.

– Предположим, я князь, – сел на траву Костя. – Устраивает?

– Нет, Игорь обещал, что настоящий принц будет, без обмана.

– Ну, не знаю, – покачал головой Росин. – У славян только князья были, у ливонцев демократия, у викингов ярлы. Даже не знаю, что и предложить.

– Так шведы завтра приедут! – вспомнил один из дружинников. – У них конунг, то есть король. А где король, там и маленькие принцы плодятся.

– Это мысль, – кивнул Костя. – Вот только порубим мы их всех в капусту.

– Зачем? – удивилась певица.

– Чтобы не приезжали. Земля-то наша!

– Вас послушать, так всех туристов на столбах нужно вешать, – поморщилась Инга. – Чтобы в чужие страны не ездили.

Вокруг костра снова взорвался смех.

– Так что, Инга, – предложил Росин, – если всех принцев порубаем, на князя согласишься? У меня княжны нет…

– Много вас таких, умных, – хмыкнула девушка и отвернулась к дядюшке: – Ты «Лето» помнишь?

Игорь кивнул и ударил по струнам:

 
Холодные тучи по небу плывут,
На крыльях печали разлуку несут
Еще одно лето простилось со мной,
Взмахнув на прощанье косынкой цветной
Зачем это лето в снегах я ждала,
Зачем это лето рябиной цвела…
 

Хотя темп песни был весьма бодрым и веселым, Росин почувствовал, как у него слипаются глаза. Сегодняшний день получился долгим и трудным, выпитая пополам с «тархуном» водка оказалась последним штрихом, уже неподъемной для организма тяжестью.

– Как хочешь, – с деланной обидой поднялся на ноги мастер, ушел в свою палатку и, не обращая внимания на продолжающийся за столом спор, рухнул на незастеленную раскладушку.

Кельмимаа

Шея болела так, словно ему свернули голову, и в первый миг Леша подумал, что он умер, и его бездыханное тело лежит на сырой земле. Правда, уже в следующее мгновение он осознал полную несуразность этой мысли: если он умер, то кто ее думает? Именно поэтому младший сержант Алексей Рубкин, сотрудник кировского РУВД, оперся руками о влажную от росы траву, оторвал голову от корня и осторожно выпрямился. Вывернутую из-за неудобной опоры голову удалось благополучно вернуть в обычное положение, милиционер попытался оглядеться, и сознание захлестнуло новым испугом: ослеп! Все вокруг словно задернула матово-белая пелена, сквозь которую не удавалось разглядеть ничего дальше трех-четырех метров. Младший сержант далеко не сразу осознал, что туман вокруг самый настоящий, природный, сочный и густой; свидетельствующей о наступлении теплого солнечного дня. За прошедшие секунды Рубкин раз пять успел дать себе слово насухо завязать с выпивкой, если с глазами все обойдется и на этот раз. Такое обещание он давал себе довольно часто – но выполнить его все как-то не удавалось.

На земле всхрапнули – это Никита Хомяк наслаждался объятиями Морфея, подложив под голову туго свернутый тулуп, и накрывшись куском потертого брезента. При взгляде на собутыльника немедленно прорезалась острая головная боль, и Леша стал пробираться к реке, чтобы засунуть башку в прохладные воды.

Сориентироваться в тумане оказалось не так-то просто. Вскоре патрульный обнаружил, что идет вдоль берега – сперва он наткнулся на загородку рыцарского поля для поединков, а чуть дальше – на спящего на надувном матрасе под шерстяным пледом ливонца. Рядом с ландскнехтом лежали короткий широкий меч и бутылка «Тархуна». Милиционер подобрал и то, и другое, откупорил бутылку и выпил ее в несколько глотков. На душе стало немного легче – Леша воткнул меч в землю рядом с головой безмятежно спящего воина и двинулся дальше, приняв значительно левее.

Однако вскоре со стороны стоящего на взгорке поселка ему померещились странные звуки: какие-то стуки, испуганные и торжествующие выкрики, трудно различимые из-за расстояния. И вряд ли в пять часов утра это были звуки от строительных работ. После короткого колебания Рыбкин быстрым шагом направился на звук. Но когда он миновал индейские вигвамы и стал продираться сквозь неожиданно густые заросли кустарника, впереди раздался самый настоящий жалобный бабий вой – и патрульный рванулся вперед. Несколько десятков шагов – он пробежал мимо плетня и низкого сарайчика, на углах которого плясали языки пламени и увидел четверых одетых в доспехи бородатых мужчин. Они разложили прямо на низкой стоптанной траве жалобно скулящую обнаженную девушку. Двое держали ее за руки – точнее, просто наступили на руки около запястий, один деловито насиловал, а еще один молча наблюдал за этим зрелищем.

– От блин, – тяжело ругнулся Алексей, расстегивая кобуру и доставая своего «Макарова». – Значит, на подвиги все-таки потянуло? Ну-ка, бросьте свои железяги и поднимите руки.

Наблюдавший за сценой насилия воин повернул голову на голос, хмыкнул и двинулся навстречу милиционеру, неторопливо вытаскивая из ножен меч. Одежду его составляла длинная кожаная куртка с большими сверкающими дисками на груди и несколькими металлическими пластинами на подоле. Ноги до колен прикрывали серые сапоги, а выше белела голая кожа. Нечесаная голова насильника настолько поросла волосами, что из черных кудрей выглядывали только кончик носа на лице, да сверкали глубоко посаженные узкие глаза.

– Стоять! Руки вверх, – повысил голос Рубкин и передернул затвор. – Стой, брось оружие! Стрелять буду!!!

Воин все равно приближался, играя узким, чуть изогнутым обнаженным клинком. Патрульный поднял пистолет над головой и выстрелил. Мужчина недоуменно остановился, потом двинулся дальше. Леша выстрелил еще раз. Мужчина опять остановился, вглядываясь в странное оружие, а потом рывком метнулся вперед, вскидывая саблю. Рубкин торопливо выстрелил ему в грудь два раза подряд. От сильных ударов воина откачнуло – но он удержал равновесие и снова тронулся в наступление. Алексей направил оружие на него и принялся давить на спусковой крючок, пока боек сухо не щелкнул в пустое место.

От каждого выстрела мужчину откидывало на шаг, еще на шаг, и в конце концов он все-таки упал на спину, широко раскинув руки. Алексей, видя как двое удерживающих девушку насильников сошли с ее ног, торопливо поменял обойму, передернул затвор:

– Лежать, лицом вниз! – и, не дожидаясь ответа, сделал несколько выстрелов им по ногам.

Оба врага повалились, а последний, сильным ударом в лицо сбив девушку на землю, поднялся, вынул саблю, небрежным движением вспорол обесчещенной жертве живот и повернулся к Рубкину. В этот миг в голове того и вспыхнули слова местного «мастера»: «В голову стрелять надо!».

Милиционер, раздвинув ноги, словно на тренировке, вкинул пистолет, поймал на мушку переносицу убийцы, и плавно нажал на спусковой крючок.

Тах! От головы в стороны полетели кровавые ошметки, а насильник медленно осел вниз.

– Вот так! – Рубкин спрятал оружие, оглянулся на вовсю полыхающий сарай, но в первую очередь подошел к раненым бандитам и, грубо перевернув их на живот, быстро завел заскорузлые руки за спину и сковал наручниками. – Сказал бы я вам про ваши права, но вы их теперь не имеете.

Послышался топот – патрульный повернул голову на звук и увидел еще одного бандита, в металлическом шлеме, кольчуге из больших плоских колец и обмотках. В руках преступник сжимал точно такую же прямую саблю, как и предыдущие.

– В магазине они их что ли покупали? – пробормотал Рубкин, доставая штатное оружие.

Из-за полыхающего сарая на дорожку выскочило двое пареньков в замшевых штанах и куртках. С тем же презрением к человеческой жизни, что и предыдущий бандит, этот полосонул ближайшего мальчишку своим клинком. Бедолага, так и не успев понять, в чем дело, схватился за горло и рухнул в пыль. Его друг, ловко извернувшись, с разворота ударил воина пяткой в голову. Тот небрежно подставил под удар железную шапку, после чего с силой рубанул поднятую ногу клинком. Второй индеец упал на землю рядом с предыдущим.

Алексей, не дожидаясь продолжения, вскинул «Макарова» и с пяти метров несколько раз выстрелил бандиту в лицо. После третьего выстрела тот взмахнул руками и свалился поверх своих жертв.

– Сколько же тут этих сумасшедших? – милиционер извлек обойму. В ней оставалось два патрона. Еще один в стволе. Рубкину стало по-настоящему страшно.

Близкие выстрелы разбудили в лагере далеко не всех. Из палатки выскочили милиционеры, принялись крутиться, пытаясь понять в тумане, куда бежать и что происходит. Следом за ними вышел сонный Росин. Поднял голову с тулупа Хомяк. Кто-то зашевелился у костра на берегу, поднялись несколько человек в стане ливонцев. От индейских вигвамов доносился шорох кустов – встревоженные мужчины лезли на холм.

Еще несколько выстрелов разорвали утренний покой. Все одновременно повернули головы в сторону холма.

– Пожар!!! – откинул брезент Никита и со всех ног кинулся к своему дому.

Следом устремились патрульные. Костя чуть поотстал, доставая телефон и пытаясь вызвать пожарных – но сотовый почему-то никак не хотел подключаться к линии.

Туман продолжал стелиться по поляне и реке, но верхушку холма не скрывал – короткая схватка индейцев с чужим латником произошла фактически у всех на глазах.

– Серый, Мишку и Вареника убили! – заорали со склона индейцы, начисто забыв, что их вождя зовут Длинное Перо. – Насмерть!

– Черт! – Росин убрал телефон и кинулся догонять ментов.

Из сарайчика высунулось двое бородатых мужчин.

– Стоять! – скомандовал Рубкин, вскинув пистолет. Неизвестные не подчинились и теперь, после трех совершенных у него на глазах убийств, патрульный выстрелил без малейших колебаний.

Тах! – один из бандитов осел вниз. В дверном проеме стал виден испуганно мечущийся в сарайчике поросенок. Тах! – второй, опять же, не поднял руки, а побежал с топором на Алексея. Патрульный выждал, тщательно прицеливаясь, и нажал на спуск: тах! Воин споткнулся и упал. Все, патроны кончились.

Распахнулась дверь избы, на улицу выскочило сразу трое бандитов – все бородатые, в округлых металлических шлемах. Двое в доспехах, один в бордовом ватнике. Эти тоже были с топорами.

– Вот и все, – понял Рубкин, убрал бесполезный пистолет в кобуру и машинально застегнул.

Разбойники, похоже, считали, что кроме них и Алексея в деревне больше никого нет – а потому пробравшиеся вдоль дома индейцы, сняв с плетней длинные слеги, смогли подкрасться сзади и нанести удары по головам двум бандитам. Третий развернулся навстречу к новому врагу – индейцы кинулись бежать. Разбойник попытался их догнать – но навстречу ему поднималось сразу двое вооруженных мужчин, причем один – в пластинчатых доспехах.

Леша кинулся к плетню и схватил с него тяжелую слегу.

– Никита, брось топор, – посоветовал мастер, глядя, как заметался попавшийся в ловушку враг. – Топорище у тебя короткое, не достанешь. А он тебя срежет. Кистень возьми. Да меться в руку, каску ты ему не пробьешь.

– А-а! – бандит кинулся на Хомяка, но милиционер метнул ему в ноги слегу, и сбил врага с ног. Все трое навалились на взбесившегося участника фестиваля, прижали к земле. Рубкин застегнул наручники:

– Все! Вот только что с теми двумя делать? – он кивнул на оглушенных слегами грабителей. – У меня «браслетов» больше нет.

– У индейцев ремешки спроси.

Со стороны реки послышалась беспорядочная стрельба. Все трое кинулись на звук, но их помощь уже не потребовалась – перед двумя милиционерами валялись еще трое бандитов, причем двое подавали признаки жизни.

– Степа, дай наручники, – попросил Леша. – У меня там еще двое лежат.

Патрульный с лычками сержанта молча протянул подчиненному блестящие «браслеты», а сам повернулся к Росину:

– Ну и как вы все это объясните, гражданин мастер?

– Это не наши ратники, не наш клуб, – покачал головой Костя. – Я не знаю, что им в голову втемяшилось.

– Как это не ваш, если они и при доспехах, и с мечами?

– Это палаши. [18]18
  Палаш – в дословном переводе с польского: то ли меч, то ли кинжал. Рубящее и колющее холодное оружие с прямым длинным клинком. Может иметь двустороннюю, одностороннюю и полуторную заточку. Длина клинка – до 85 см.


[Закрыть]

– Эй подождите, – растеряно толкнул мастера Никита Хомяк. – А где моя деревня?

В самом деле, в горячке схватки никто не обратил внимание на то, что на холме, в окружении сараев, стояло всего лишь две грубо рубленные и крытые дранкой [19]19
  Дранка – деревянные пластины для кровли. Изготавливаются так: берется деревянный чурбачок и аккуратно расслаивается вдоль волокон на деревянные пластины толщиной от сантиметра до трех. Затем получившаяся «черепица» укладывается на крышу. Дранка использовалась для любых домов – от бедняцкой хижины до царского дворца или церковного купола. Хозяева побогаче украшали нижний край деревянных пластин, видимый снаружи, разнообразной резьбой.
  Соломенные или иные кровли использовались только в южных, бедных лесом землях Руси.


[Закрыть]избы.

Росин растеряно зажевал губу.

– Может, мы заблудились? – с надеждой поинтересовался Хомяк.

– Где? – развел руками Костя, но на всякий случай оглянулся на лагерь. Нет, лагерь был здесь на месте. А вот деревня на холме – нет.

Никита, глядя ему за спину, округлил глаза.

– Постойте-постойте… – порыв ветра опять разорвал туманную пелену над водой. – Смотрите!

– Что там?

– Бакенов нет на реке! И щитов навигационных тоже. А еще на острове и на том берегу дачи стояли. А сейчас сплошной лес колышется.

– Ничего, в прокуратуре разберутся, – пообещал сержант. – Пойдемте со мной, понятыми вас пока запишу. А ты Стас, – обратился он к другому своему напарнику, – иди в центральную сообщи, пусть бригаду присылают.

– Ага, понял, – патрульный с погонами рядового ушел в сторону просыпающегося лагеря, а оставшиеся люди двинулись в сторону домов.

– Ничего не понимаю, – крутил головой Хомяк. – Вот здесь, вместо этих столбов с сетями, стояла хибара буржуя. Рядом Лупаска дом, сруб кирпичом обложенный. Дальше мельничий двор, магазин. Вы же сами магазин видели! Это что шутка, да? Костя, перестань!

– Никита, ты за кого меня принимаешь? За Коперфильда? Куда я, по-твоему, кирпичные дома деть могу?

– Пошли, пошли, не отставайте! – поторопил их сержант, поднимаясь на приступку перед дверью дома.

– Смотрите! – Росин указал на деревянные петли, на которых держалась дощатая дверь. В бревнах был вырезан небольшой паз, туда вставлен деревянный штырь. На штыри и одевались торчащие из двери деревянные «лапки» со сквозными дырами. – Ч-черт, первый раз такое вижу.

– Давай, зубы мне не заговаривай, – Степан вошел в дверь и издал возмущенный стон. Росин и Хомяк сунулись следом.

Темная изба с затянутыми чем-то, напоминающим пергамент, окнами состояла из одного помещения, в центре которого стояла сложенная из крупных камней большая прямоугольная печь, заваленная сверху грудой тряпья. А на полу лежали мертвые тела: двое мужчин в полотняных рубашках, залитых кровью; женщина, отрубленная голова которой продолжала покачиваться рядом с плечами и, что самое страшное – дети. Четверо детей в возрасте примерно от трех до десяти лет.

– Кто это сделал?! – повернулся сержант к Росину, хватаясь за кобуру. – Кто это сделал, мастер хренов?!

– Что ты на меня орешь?! – повысил голос Костя. – Я тебе что, моххабит недорезанный, детей убивать?!

– Твои это! С придурью! Мечами поиграть захотелось!

– С ума сошел?! Не могут русские таким заниматься! Да я им сам глотки перегрызу, тварям! На улице они лежат, забыл?

Люди все вместе выскочили на пыльную утоптанную землю. Сержант остановился рядом с закованным в наручники бандитом, несколько раз пнул его ботинком в бок:

– Ты кто такой? Откуда? – но пленник тихо рычал, что дикий зверь.

– А вот здесь, – Хомяк указал на догорающий сарай, – стоял мой дом. С подземным гаражом, два этажа. Три машины кирпича заказывал, не считая фундамента.

Ситуация казалась настолько бредовой, что Никита даже не проявлял беспокойства. Ну куда могла исчезнуть целая деревня в несколько дворов? И если ее снесло некое стихийное бедствие, украли инопланетяне, разбомбила авиация НАТО – то кто аккуратно разровнял землю, засадил травой и поставил вместо каменных деревянные дома?

– Мастер, вы здесь? – поднялся со стороны реки Игорь Картышов. – Идите ко мне, посмотрите.

– Стоп, без меня никуда не ходить! – предупредил сержант, направился ко второму дому, заглянул внутрь и испуганно шарахнулся назад. – Гдатская сила, и здесь тоже… А что у реки?

– Пошли, посмотрим, – позвал Игорь, спускаясь обратно к воде.

У самого берега, привязанная с толстой березе, покачивалась большая лодка – метров десять в длину, трех в ширину, с высокой мачтой. Никаких надстроек-кают на ней не имелось, но перед мачтой стоял небольшой парусиновый навес. Росин сразу обратил внимание на толстые пеньковые канаты, полотняный парус, на прицепленные к бортам круглые щиты, на лежащие на дне две граненые пищали. Похоже, это судно собирали по всем правилам в каком-то реконструкторском клубе.

– Неужели новгородские ушкуйники? – покачал он головой. – Они что, белены объелись?

– Кто-кто? – навострил уши сержант.

– Утром несколько лодок должно было из Новгорода подойти, – пояснил Росин. – Шведскую высадку изображать. Вот что мы сделаем: Игорь, иди к стоянке «Глаза Одина», попроси их взглянуть на этот кораблик. Может, признают, видели на каком-нибудь сборище. И скажи, пусть все в лагере доспехи оденут. Мало ли еще какие психи объявятся…

– Здесь я отдаю приказы! – повысил голос сержант.

Игорь кивнул и побежал в сторону поляны.

– Ну… – запнулся милиционер, потом зло сплюнул и пошел следом.

Лагерь просыпался. Кое-кто еще только потягивался, брел к реке, умываться, предвкушая веселый интересный день, но многие уже знали о случившихся поутру убийствах и озабоченно обсуждали случившееся. Совет надеть доспехи был воспринят как сигнал явной и вполне реальной опасности – впрочем, совершенно правильно.

– Степа, центральная не отвечает, – кинулся навстречу командиру патрульный. – Кажется, рация накрылась: вообще ничего не слышно, только треск.

– Гдатская сила, этого только не хватает! – выругался сержант. – Ну-ка, дай я попробую…

Пока начальник патруля орал в микрофон рации, Росин достал свой сотовый, попытался набрать номер, но телефон упрямо не подключался к линии. Тогда Костя отошел к палатке, потряс за плечо спящего там на раскладушке Немеровского:

– Миша, у тебя «труба» с собой?

– А-а, мастер? – продрал глаза тот. – С собой. А что?

– Вызови «скорую». Скажи, есть раненые. С огнестрельными ранениями.